Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Теоретические основы сопоставительного исследования метафоры в художественной картине мира 14
1.1. Природа и функции метафоры 14
1.2. Метафорическое моделирование действительности в свете теории концептуальной метафоры и теории регулярной многозначности 33
1.3. Технические метафоры в художественной картине мира 42
Выводы по первой главе 49
Глава II. Общая характеристика метафорической модели «общество (человек) — это механизм» и динамика ее развития в немецкой прозе XX века
2.1. Структура метафорической модели «общество (человек) — это механизм» (на материале немецкой прозы xx века) 51
2.2. Метафоры, созданные в период третьего рейха 59
2.3. Метафоры, созданные в период строительства социализма 94
2.4. Метафоры, созданные в обществе с рыночной экономикой .121
Выводы по второй главе 141
Глава III. Закономерности перевода технической метафоры с немецкого языка на русский 144
3.1. Теоретические проблемы перевода метафоры 145
3.2. Перевод с сохранением и трансформацией внутренней формы метафоры 153
3.3. Перевод фразеологических единиц с немецкого языка на русский 167
Выводы по третьей главе 175
Заключение 179
Библиографический список
- Метафорическое моделирование действительности в свете теории концептуальной метафоры и теории регулярной многозначности
- Технические метафоры в художественной картине мира
- Метафоры, созданные в период третьего рейха
- Перевод с сохранением и трансформацией внутренней формы метафоры
Метафорическое моделирование действительности в свете теории концептуальной метафоры и теории регулярной многозначности
Среди других типов отношений, которые гораздо реже сохраняются инвариантными при метафорическом переносе, Дж. Карбонелл выделяет: функциональные атрибуты, порядок следования по времени, естественные тенденции, социальные роли, структурные отношения, конкретные характеристики, конкретные объекты {Петров, 1990: 139—140]. Предложенная Дж. Карбонеллом когнитивная модель метафорического переноса позволила сформулировать принципы отбора переносимых характеристик в виде последовательной иерархии инвариантности. Это несомненно, значительный результат, особенно в сравнении с семантическими моделями метафоры, где поиски таких закономерностей переноса не были столь удачными. Но есть одно допущение, которое облегчило задачу Дж. Карбонелла, — метафорический перенос в рамках когнитивной модели рассматривается только как перенос знаний, то есть без учета «языкового оформления» самой метафоры. Кроме того, следует учитывать, что подход Дж. Карбонелла предполагает перенос определенных свойств от одних четко структированных областей знаний к другим. При этом сам метафорический перенос рассматривается как одно из эффективных средств решения проблем вообще. Трудно не согласиться с таким подходом, быть может, за исключением того, что мы далеко не всегда воспринимаем реальность в виде четко структурированных проблем, предполагающих оптимальные стратегии решения. И, следовательно, метафорический перенос в таких «идеальных» условиях, которые формулирует Дж. Карбонелл, — не единственный тип переноса, где может быть полезна метафора. Модель Дж. Карбонелла не включает также и такой важный элемент метафорообразования, как представление структуры исходного метафорического выражения. В рамках семантической модели, опирающейся на концепцию значения, обсуждение именно этой проблемы выявило наибольшие трудности. С позиции когнитивного подхода данная проблема кажется гораздо менее значимой. Общепризнанная идея состоит в том, что между метафорой и аналогией нет существенных различий, поскольку они выступают в качестве концептуальных средств, обеспечивающих перенос знаний. И поэтому результаты, полученные относительно внутренней структуры аналогий, могут быть использованы и для представления структуры метафор. В соответствии с одной из наиболее известных концепций, позволяющей прояснить внутреннюю структуру метафоры, выделяются следующие характеристики аналогий: 1) определенность базовой системы — степень нашего знания исходной содержательной области. Предполагается, что чем глубже мы знаем исходную область, тем легче нам определить, какие отношения считать важными при переносе; 2) ясность — степень точности задания соответствия между сопоставляемыми областями; 3) насыщенность— число переносимых предикатов; 4) широта охвата [Гентнер, 1983; 1986].
Большое значение метафоре уделяется в работе Д. Лакоффа и М. Джонсона «Метафоры, которыми мы живем» (1980). Авторы описывают способность метафоры задавать структурирование событий и процессов реальности. Согласно Лакоффу и Джонсону, мы постоянно имеем дело с метафорами, которые представляют собой осмысление и переживание явлений одного рода в терминах другого рода. По их мнению, объект (событие, действие) является структурированным целым. Метафорическое значение основывается на проекции одной структуры в другую. В результате данной проекции появляется образ, который и определяет наше сознание, мышление и язык.
Согласно теории Лакоффа и Джонсона, метафора является средством организации наших концептуальных структур. Именно от метафоры зависит выбор определенной категоризации той или иной предметной области. Метафоре принадлежит также роль изменения и переструктурирования нашего опыта.
Такое внимание к феномену метафоры с точки зрения когнитивных наук объясняется тем, что «метафора пронизывает всю нашу повседневную жизнь и проявляется не только в языке, но и в мышлении и в действии. Наша обыденная понятийная система, в рамках которой мы мыслим и действуем, метафорична по самой своей сути, метафора не ограничива 25 ется одной лишь сферой языка, то есть сферой слова: сами процессы мышления человека в значительной степени метафоричны» [Лакофф, Длсонсон, 1990: 387—389]. Метафоры «существуют как вполне обычный творческий процесс человеческого познания, который объединяет понятия, в норме не связанные, для более глубокого проникновения в суть дела» [МакКормак, 1990: 373].
Дж. Лакофф и М. Джонсон отмечают, что языковые средства выражения эмоций в высшей степени метафоричны. Эмоция практически никогда не выражается прямо, но всегда уподобляется чему-то. Поэтому наиболее адекватным лингвистическим описанием эмоций авторы считают описание через метафоры, в которых эти эмоции концептуализируются в языке. Например, эмоции счастье (happy) и грусть (sad) в английском языке противопоставлены как Верх и Низ. Этой метафоре дается, с одной стороны, физическая мотивировка— человек поднимает голову, когда радуется, и опускает, когда грустит. С другой стороны, предлагается языковая мотивировка: данная метафора является частным случаем метафоры вида хорошее — верх, плохое — низ. Таким образом, у Дж. Лакоффа и М. Джонсона описание строится в виде иерархий метафор, в которых метафоры низшего порядка наследуют структуру метафор — «предков» [Лакофф, Джонсон, 1980].
Безусловное достоинство этого подхода состоит в том, что он дает возможность отразить внутреннюю семантическую компаративность слов, обозначающих эмоции, и ввести в описание, помимо самих этих слов, большие группы связанных с ними метафорических выражений.
Недостаток состоит в том, что метафора принимается за конечный продукт лингвистического анализа, и собственно семантическая мотивация того, почему та или иная метафора ассоциируется с определенной эмоцией, отсутствует. Между физической мотивацией и самой метафорой отсутствует языковое, семантическое звено.
Технические метафоры в художественной картине мира
В. Клемперер следующим образом характеризует интенсивную экспансию технических метафор в эпоху фашизма: «Национал-социализм... превращает личность в механизм: каждый должен быть роботом в руках командира и фюрера и вместе с тем нажимать на кнопки подчиненных ему роботов. LTI стремится лишить отдельного человека его индивидуальности, оглушить его как личность, превратить его в безмозглую и безвольную единицу стада, которое подхлестывают и гонят в определенном направлении, сделать его частицей катящейся каменной глыбы. С этой структурой, которая маскирует все проникающее порабощение и обезличивание людей, и связан тот факт, что львиная доля выражений LTI, масса механизирующих слов заимствована из области техники» [Клемперер, 1983:35].
Далее В. Клемперер отмечает: «В эпоху Веймарской республики лишь два оборота перешагнули границы технической терминологии и вошли в повседневный язык: модными были в то время словечки verankern (ставить на якорь; привязать; увязать, в значении — скрепить, закрепить, укрепить) и ankurbeln (заводить; накручивать; раскручивать). Употреблялись они настолько неумеренно, что скоро сделались объектом насмешки, стали использоваться для сатирического изображения малосимпатичных современников» [Там же: 197].
Утверждение В. Клемперера о чрезмерном употреблении технических терминов в самых разных сферах социальной и общественной жизни основывалось на его анализе выступлений, статей, листовок национал-социалистических лидеров (Гитлера, Геббельса и других). Но процесс активизации технической метафоры не мог не коснуться художественной литературы, в том числе такой, авторов которой невозможно заподозрить в симпатиях к фашизму. Можно предположить, что техническая метафора стала активно использоваться в немецкой речи 20-х годов прошлого века в связи с общим повышением роли техники в жизни общества и уверенностью в том, что именно технический прогресс поможет сделать людей счастливыми (подобные процессы характерны и для развития русского языка). А фашисты лишь воспользовались этой тенденцией развития языка в интересах своей пропаганды. Подтверждением справедливости этого положения является тот факт, что техническая метафора в 20—3 0-х годах прошлого века активно использовалась и писателями-антифашистами.
Для исследования закономерностей употребления технической метафоры в немецком языке в период развития фашизма и его господства в Германии мы использовали художественные произведения хорошо известных немецких писателей: Л. Фейхтвангера— «Erfolg», 1930 («Успех»), «Die Geschwister Oppermann», 1933 («Семья Опперман»), «Die Fiichse im Weinberg», 1947 («Лисы в винограднике»); Э. М. Ремарка — «Drei Kameraden», 1938 («Три товарища») «Im Westen nichts Neues», 1929 («На западном фронте без перемен»), В. Бределя «Die Priifung», 1934 («Испытание»), Я. Петерсена «Yvonne» («Ивонна»), «Und rungs schweigen» («Вокруг нас молчание»), 1934.
Важно подчеркнуть, что названные писатели являлись лишь свидетелями господства идей национал-социализма, но вовсе не его сторонниками.
Э. М. Ремарк и Л. Фейхтвангер являются писателями антифашистской эмиграции. В 1933 году, когда Гитлер пришел к власти, на площадях многих немецких городов было устроено массовое сожжение книг прогрессивных писателей. Началось преследование передовых деятелей немецкой культуры.
В знак протеста против фашистского варварства Германию покинули около 250 наиболее крупных деятелей литературы и искусства, в том числе и Л. Фейхтвангер. Э. М. Ремарк был вынужден покинуть Германию раньше, в 1932 году после выхода романа «На Западном фронте без перемен», который навлек на писателя гнев милитаристских и реваншистских кругов.
Всю жестокость нового режима испытал на себе В. Бредель. Он находился 13 месяцев в концентрационном лагере. В 1934 году он бежит из лагеря, эмигрирует и по свежим следам событий пишет роман «Испытание» («Die Priifung», 1934). В основу романа легли подлинные события. Повествование Бределя о концентрационном лагере показывает в миниатюре наиболее характерные существенные черты «Третьей империи», которая вся превратилась в огромный концлагерь.
Но некоторые писатели остались в Германии, ушли в нелегальную оппозицию, чтобы пером и словом бороться с реакционным режимом. Ярким представителем подпольной литературы был Я. Петерсен. В своих произведениях он рассказывает о возрастающем терроре фашистов в Германии. Он ставил перед собой задачу «показать истинное лицо Третьего рейха» («...das wahre Gesicht des Dritten Reiches zeigen») [Deutsche Literaurgeschichte, 1989: 398]. В рассказах данного сборника ощущается та мрачная, гнетущая атмосфера фашистского Берлина 1933/1934 годов. Писателю не нужно было ничего придумывать, все, о чем он писал, он пережил сам.
В 1929 году вышел в свет роман Э М. Ремарка «Im Westen nichts Neues» («На Западном фронте без перемен»). Еще четыре года оставалось до провозглашения фашистской диктатуры, но уже тогда все «плавало в коричневом соусе» [Клемперер, 1983: 21]. Этот роман — попытка рассказать о поколении, которое погубила первая мировая война, о тех, кто стал ее жертвой, даже если спасся от ее снарядов. После войны это поколение назвали «потерянным». Утратив иллюзии, оно не обрело ничего, кроме фронтового товарищества. Эта же тема нашла свое отражение в другом романе Э. М. Ремарка «Drei Kameraden» («Три товарища»), вышедшего в свет в 1938 году. Война кончилась, а борьба за существование продолжалась. Время от времени все еще случались насильственные смерти: одного героя погубил отчаянный страх перед неминуемой безработицей, другая героиня стала жертвой болезни, третий — был убит фашистским молодчиком из-за угла.
Л. Фейхтвангер был одним из первых крупных писателей Европы, который увидел опасность фашизма в Германии и выступил с гневным осуждением его в своем романе. Тема романа — политический «Успех» национал-социалистов, который стал возможным в результате поддержки некоторых крупных промышленников и мелкой буржуазии. Сюжетную основу романа составляет история борьбы за освобождение из тюрьмы несправедливо посаженного в нее искусствоведа Мартина Крюгера. Частный случай нарушения права давал писателю возможность показать разложение буржуазно-демократического государства, в котором на смену закона пришли произвол и беззаконие. Так началась постепенная фашизация Германии, связанная с попранием элементарных правовых норм и утверждением культа насилия.
Метафоры, созданные в период третьего рейха
Рассматриваемые метафорические образования объединяются представлением отдельного человека в виде струны виолончели в момент ее натяжения. Метафора устанавливает связь на основе сходства душевного состояния человека в стрессовых ситуациях и физического состояния струны. Фрейм 4. «Работа механизмов» Сами вопросы не просто решают, а их нужно «провентилировать», прежде чем принять какое-либо решение: I «...Wenn man die Sachen richtig betrachtet, Genossen, die ihr hier sitzt, wenn man die Fragen scharfventiliert, so muJ3 man doch sagen, Genossen, man mu[3 monieren» [Там же: 229]. «... Если правильно взглянуть на вещи, если так сказать, хорошенько провентилировать вопросы, то надо будет признать, товарищи, что критиковать тоже надо» [Там же: 200]. Метафоры данного фрейма обозначают во вторичных значениях состояние человека: seine Stimme klirrt ... (klirren — дребезжать), .. .anbla[3en wie der Blasebald das Feuer (anblassen — раздувать); значимость чего-либо: knallen wie Schiisse (knallen — щелкать); мыслительную деятельность человека: treiben das Mtihlrad (treiben — приводить в действие); решение каких-нибудь вопросов: die Fragen ventilieren (ventilieren — провентилировать), iiberrollen (наезжать, здесь: давить гусеницами); качество работы: dreschen (работать как молотилка); интеллектуальную деятельность: rammen StutzpMile (забивать сваи); боль за судьбу страны: es bohrt in seiner Brust (bohren — сверлить); действие какого— либо объекта: die Rute federt (federn — пружинить).
При строительстве социализма не все так ладилось, возникало много проблем, которые не всегда решались или решались только частично в силу разных причин, а отсюда многие люди были недовольны сложившейся ситуацией. В таких непростых условиях руководству завода приходилось решать производственные вопросы. И такое положение дел автор сравнивает с работой кузнеца: «разогнуть, как кузнец, железо» (biegen, wie der Schmied ein Eisen). I «Dasselbe Kreisrund, dachte er, das wir auseinanderbiegen ітшрЧеп vor so-undso viel Jahren, als ich zum erstenmal herkam. Sie stemmen sich immer noch. Nicht alle. Aber sehr viele. Immer noch mu(3 ich s auseinander biegen, wie der Schmied ein Eisen» [Seghers, 1975: 303]. I «Тот же самый прочный круг, думал он, который нам надо было прорвать много лет назад, когда я впервые сюда приехал. Они все еще артачатся. Не все. Но очень многие. И я должен этот круг разогнуть, как кузнец железо» [Зегерс, 1969: 260]. Таким образом, в данном разделе описаны наиболее активные фреймы варианта рассматриваемой метафорической модели с исходными понятийными сферами «Механизмы», «Транспорт», «Детали механизма»,
«Работа механизмов», «Люди, работающие с механизмами». Все метафорические образования, составляющие данные фреймы, объединяет то, что в них отмечены аналогии между социальными и механическими устройствами. Отдельно взятый человек может выступать в роли активного участника, но может оказаться и винтиком (или какой-то деталью) в государственной машине.
Обращает на себя внимание повышенная частотность метафорических словоупотреблений из области мыслительной деятельности человека: мысли — маленькие кораблики; жернова мыслей; воспоминания — бесконечные рельсы; проблеск воспоминаний будет золотом светиться; его речевой деятельности: слова, будто пила; похожий на скрип часовой пружины голос; щелкают, как выстрел, слова; проскрипел голосом часовой пружины; голоса — как орган. Интересно представлена реакция человека на те или иные явления: взгляды скрещиваются, как клинки; сплетни — это словно силки на воробьев; перепалка — запальный шнур; все истории можно смотать, словно лестницу, словно канат; советы стариков — это зонтики, вышедшие из моды; весть о смерти железными когтями сжала его сердце.
Страна переживает переход от одной социально-экономической системы к другой, невозможно скрыть тяжелое материальное положение большинства простых граждан, значительная часть граждан успела потерять всякие надежды. Общество живет надеждами на светлое будущее. Да и вся жизнь была ожиданием парохода. Кто-то уже успел достигнуть определенных успехов на том или ином поприще и об этом зазвонили колокола партийной славы.
Перевод с сохранением и трансформацией внутренней формы метафоры
Этот механизм можно рассмотреть на конкретном примере: Ь «Geschichte, Gesellschaftsordnung, alle Dinge ringsum, suchte man sie nach den bisherigen Kategorien zu erklaren, waren sinnlos geblieben. In dem Augenblick, als er die Prinzipien des wissenschaftlichen Marxismus daranwandte, ordneten sie sich wie von selbst; Ursachen zeigten sich, — Wirkungen; Rader driften ineinander. Es war, als habe er bisher ein Auto mit Ziigel und Peitsche lenken wollen und es nicht von der Stelle bringen konnen, jetzt aber kenne er die Mechanik» [Feuchtwanger, 1973: 384]. I «Вся история человеческого общества, всё его устройство начисто лишены смысла, если подходить к ним с мерками старых философских теорий. Но стоило Преклю применить принципы научного марксизма — ив мгновение ока всё стало на свои места, причины и следствия прояснились, механизм пришёл в движение. Ощущение было такое, будто до той поры он кнутом и вожжами понукал упрямо стоящий на месте автомобиль, а потом вдруг уразумел устройство автомобильного двигателя» [Фейхтвангер, 1988: 376]. В данном примере соотношение эксплицитного и имплицитного смысла в оригинале и переводе изменилось за счет эксплицирования им-пликационала. Контекст условно можно разделить на две части. При чтении первой части с начала и до «...и в мгновение ока...» понятно, что речь идет только об истории человеческого общества. Вторая часть примера со слов «... и в мгновение ока ...» и до конца повествует о работе механизма. И только, соединив обе части, становится понятно, что речь идет об одном и том же объекте, а именно, об истории человеческого общества, которое уподобляется механизму.
Таким образом, данный контекст представляет собой единое целое. При чтении его по частям утрачивается основной смысл, вложенный в него автором.
Обращает на себя внимание перевод немецкого слова «die Mechanik» на русский язык. В русском тексте мы читаем: «устройство автомобильного двигателя», хотя в принципе суть передана, верно. Слово «Механика» в буквальном переводе с греческого языка Ъзначает «искусство построения машин». Видимо переводчик решил интерпретировать слово «Механика» в русском переводе.
Такая связь импликационала высказывания с его языковым содержанием приводит к более частым изменениям структуры оригинала при переводе. В любом случае переводчику приходится решать, достаточно ли полно воспроизведение языкового содержания оригинала обеспечивает и передачу подразумеваемого смысла. Иначе обстоит дело с импликацией, связанной с семантикой отдельного слова. В разных языках соотношение эксплицитного и имплицитного смысла в высказывании может быть различным. В этом отношении немецкие высказывания часто оказываются более имплицитными, чем русские, и то, что в оригинале подразумевается, в переводе должно быть эксплицитно выражено [Комиссаров, 1999: 127].
Известно, что в значении слова обобщены не все признаки обозначаемого класса объектов, а лишь некоторые из них, позволяющие отграничить данные объекты от всех других. В то же время наименования конкретных объектов связаны в сознании коммуникантов с целостными представлениями об этих объектах, охватывающими и те признаки, которые не включены в семантику самих наименований. Отражение в сознании подобных признаков может рассматриваться как своего рода импликация слова, то есть элемента смысла, имплицитно связанного со значением слова. На базе такого импликационала может возникнуть новое образное употребление слова [Там же: 54]. Это можно проследить на следующих примерах:
Ь (1) «Keine Verzagtheit bei den Leuten der Neuen Bauerngemeinschaft. Seht Kapitan Ole! Wie er dasteht in schwerer Seenotl «[Strittmatter, 1977: 212]. I «Ни малейшего упадка духа у людей из нового крестьянского содружества. Взгляните на капитана Оле! Как мужественно он отстоял свой корабль во время буриї» [Штритматтер, 1984: 188]. Ь (2) «Und wer vermag es mit Vernunftgriinden zu erklaren, dap Robert Is-wall nach immerhin mehr als zwei Jahren straff kontrollierten Neigung, nach einer navigatorisch meisterhaften Kreuzfahrt vorbei an Felsen, auf denen sich Backerstochter rekelten, und vorbei an einer Bucht, von deren Landseite es nach gekochtem Rindfleisch roch, wer kann es...» [Kant, 1974:431]. I «И кто может разумно объяснить, почему Роберт Исваль после двух лет строгого контроля над своими склонностями, после того, как он провел свой корабль мимо скал, на которых возлежали пухленькие девчонки, и мимо залива, где с берега тянуло ароматом вареной говядины, кто может объяснить? ...» [Кант, 1987: 330]. Так в словосочетании «in schwerer Seenot» исходного текста возникло упоминание образа корабля в тексте перевода (1) на основе семантики. То же самое можно сказать и о втором примере: словосочетание «nach einer navigatorisch meisterhaften Kreuzfahrt vorbei an Felsen, auf denen sich Backerstochter rekelten, und vorbei an einer Bucht» не содержит явного названия «корабль», но подразумевает возможность наличия такового. Из данных примеров можно предположить, что образование любой метафоры проходит через стадию импликационала. При дальнейшем анализе обращают на себя внимание те примеры, где техническая метафора появляется в тексте перевода в составе идиоматических выражений. I «Es war ein richtiger Straup1, und Trullesand sagte, der sei ganz entzuckend, und er bitte, die Sprachlosigkeit seines Freundes zu entschuldigen, der sei ein bi/3chen durcheinander» [Kant, 1974: 331]. I «Это был настоящий букет. Трулезанд сказал, что он просто восхитителен и попросил извинить молчаливость его друга — тот, мол, совершенно выбит из колеи» [Кант, 1987: 259]. I (2) «Sie gehen weiter in den Park hinaus. Bei jeder Bank versucht sie inn
