Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Философский текст и категория персональности 10
1.1. Философский текст в общей типологии текстов 10
1.2. Обобщенность содержания как свойство научного философского текста
1.3. Философские тексты И. Канта 29
1.4. Определение категории персональности в работах современных лингвистов
1.5. Категория персональности в философских текстах И. Канта 49
Выводы 61
Глава 2. Проблемы перевода на русский язык неопределенно-личных и безличных конструкций в философских текстах И. Канта
2.1. Эквивалентность и адекватность при переводе грамматических конструкций
2.2. Перевод неопределенно-личных предложений 76
2.3. Перевод безличных предложений 103
2.4. Прагматическая равнозначность эквивалентов неопределенно-личных и безличных предложений в текстах переводов работ И. Канта
на русский язык различными переводчиками 113
Выводы 123
Заключение 126
Библиография 130
Приложение 147
- Философский текст в общей типологии текстов
- Обобщенность содержания как свойство научного философского текста
- Эквивалентность и адекватность при переводе грамматических конструкций
- Перевод неопределенно-личных предложений
Введение к работе
Сегодня многие ученые предпринимают теоретические изыскания, в которых глубокому и разностороннему анализу подвергаются текст и его языковые особенности. Поскольку язык существует для человеческого общения, а общение происходит посредством порождаемых говорящими текстов, лингвистика приближается к признанию текста основным своим объектом и к пониманию различных категорий как текстовых категорий.
Превращение текста из материала в объект исследования, ознаменовавшее собой качественный поворот в лингвистике, тем не менее, находится еще в стадии становления и развития, о чем свидетельствует, в частности, неопределенность самого понятия "текст". Такая ситуация порождена отсутствием четких критериев, дающих основание характеризовать то или иное языковое или коммуникативное явление как текст, то есть "критериев текстуальности" (Филиппов 1989; Кухаренко 1998 и др.).
Также наблюдаемое разнообразие и известная противоречивость представлений о тексте как предмете лингвистического изучения в известной степени отражают наметившуюся принципиальную смену парадигмы научных изысканий от господствовавшей до недавнего времени системно-структурной концепции языка к функциональной парадигме, построенной на принципе актуальности, предполагающей анализ не столько языкового материала как такового, сколько факторов, определяющих его порождение и восприятие, его роль в социальной и коммуникативной ситуации, его место в процессе накопления общественных знаний и его функцию в адекватном отражении материальной и идеальной действительности.
В этой связи развитие лингвистических исследований последних лет характеризуется изучением языка с учетом его реального функционирования в любых его конкретных проявлениях, поскольку недифференцированный и неконкретный подход к тексту в теории текста ведет к широкой схематизации языка и минимальному вниманию к его конкретным свойствам (Рожде-
з ственский 1979: 17). Именно поэтому основная задача лингвистики текста сегодня состоит в типологическом описании текстов.
В данной работе речь идет о философском тексте, который является разновидностью научного текста. В современной науке философский текст с позиций лингвистики изучали Г.-Х. Гадамер (1991), И. С. Алексеева (2001), И.В.Цветкова (2002), М. Мамардашвили (2001) и др. Для философского текста, как и для любого другого научного текста, характерны эксплицитный способ выражения информации, высокая степень диалогичности и логический принцип изложения материала. В то же время, стиль изложения философского текста имеет принципиальные отличия от стиля изложения научного текста вообще. Текст философский обладает большой информативно-когнитивной емкостью, и часто переводчику бывает сложно уловить все оттенки мысли автора и тем более отразить их в тексте перевода.
Особый интерес в этой связи представляют тексты И.Канта. И. Кант является основоположником немецкой классической философии и его творчество уже на протяжении двух столетий продолжает вызывать огромный интерес читателей. Секрет силы философии Канта заключается в системности и научной утонченности. Деятельность этого ученого приходится на конец XVIII века. В это время в целом завершается период урегулирования синтаксических норм немецкого языка и идет формирование единого национального литературного немецкого языка. Поэтому тексты И. Канта демон-стрируют лишь незначительные расхождения с нормами современного немецкого языка, и эти расхождения (в основном в области правописания) никоим образом не влияют на передачу научного смысла, заложенного в этих работах. Кроме того, большое количество переводов произведений этого великого ученого на русский язык позволяет провести наиболее полный анализ способов перевода различных конструкций, встречающихся в текстах И. Канта, с немецкого языка на русский и установить степень смысловой адекватности текстов оригинала и перевода. Все это и обусловило выбор текстов И. Канта в качестве материала исследования.
Объектом нашего исследования являются различные языковые средст-
< ва выражения категории персональности в философском тексте, а непосред-
ственный предмет исследования составляют неопределенно-личные и без-личные конструкции (в дальнейшем НЛК и БК), служащие для выражения категории персональности в философских текстах И.Канта, и способы пере-вода этих конструкции с немецкого языка на русский.
Актуальность данной работы обусловлена рядом факторов. Во-
первых, исследование проводится на стыке гуманитарных наук: лингвистики
текста, дискурс-анализа, переводоведения, грамматики, а также философии,
л филологии и других. Таким образом, исследование включается в общую па-
радигму гуманитарных исследований, направленных на изучение человека,
его языка и мышления. Во-вторых, философский текст, несмотря на его по
стоянную актуальность и вневременную ценность, постоянное функциониро-
, вание в научном обиходе, является недостаточно описанным в современной
лингвистике. В-третьих, точность перевода философского текста и точность
его понимания интерпретаторами особенно важны, так как они влияют на
"'"> формирование научного знания в целом.
Целью диссертационного исследования является изучение неопре
деленно-личных и безличных конструкций как основных способов представ
ления категории персональности в философских текстах И. Канта и особен
ностей перевода этих конструкций с немецкого языка на русский.
« Основная цель предполагает решение следующих задач:
1) выявление лингвистических особенностей текстов И. Канта и факторов,
определяющих специфику данных текстов;
( 2) проведение анализа основных языковых средств выражения категории
персональности в текстах И. Канта и установление наиболее значимых из них для текста оригинала и перевода; 3) определение прагматических функций неопределенно-личных и безлич-ных конструкций в текстах оригинала и перевода;
проведение анализа способов перевода неопределенно-личных и безличных конструкций в текстах И. Канта с немецкого языка на русский и выявление особенностей перевода данных конструкций различными переводчиками;
установление степени смысловой адекватности текстов перевода и исходных текстов.
Научная новизна работы нам видится в следующем:
— впервые предпринимается попытка изучения философских текстов
И.Канта и их особенностей с позиций лингвистики текста;
— до сих пор не подвергались изучению с точки зрения типологии неопре
деленно-личные и безличные конструкции в научно-философском тексте
И.Канта.
В качестве материала исследования взяты монографии немецкого философа И. Канта "Kritik der reinen Vernunft"/ «Критика чистого разума», "Kritik der Urteilskraft"/ «Критика способности суждения», "Prolegomena"/ «Пролегомены» объемом 1200 страниц и их переводы на русский язык, выполненные М. Владиславлевым, Н.М. Соколовым, Ю.Н. Поповым, М. Левиной, Н.В. Мотрошиловой.
Методы исследования. Для достижения поставленной цели в процессе работы над диссертацией был применен комплекс методов и исследовательских приемов. В качестве основного использовался сопоставительный метод. Для решения конкретных задач были также привлечены метод компонентного анализа, метод сплошной выборки, метод трансформации и другие.
Теоретическая значимость исследования состоит в рассмотрении и анализе различных способов представления категории персональности в философском тексте.
Практическая ценность данной работы вытекает из возможности использования ее основных положений и результатов при теоретическом и практическом анализе научно-философского текста, в курсах по общему языкозна-
нию, курсах по лингвистике и интерпретации текста, теории и практике перевода, спецсеминарах, при написании диссертационных, дипломных и курсовых работ.
*
Диссертационное исследование состоит из введения, двух глав, заключения, библиографического списка и приложения.
Во введении определяется основная цель и задачи работы, излагается ме
тодология и частные методы исследования, раскрывается его новизна, практи-
ческая ценность и теоретическая значимость, формулируются положения, выно-
> симые на защиту.
В первой главе обосновывается выбор научно-философского текста как материала исследования; дается определение категории персональности; рассматриваются основные средства выражения этой категории в философских текстах И.Канта, главными из которых являются неопределенно-личные и безличные конструкции.
л Во второй главе изучаются различные подходы к определению понятий
эквивалентности и адекватности в переводе; производится анализ неопределенно-личных и безличных конструкций, встречающихся в текстах И.Канта и их русских переводах, с целью установления степени адекватности исходного текста и текста перевода.
* В заключении обобщаются результаты проведенного исследования и на-
мечаются перспективы дальнейших исследований в данной области.
Апробация работы. Результаты исследования были апробированы на международных научно-практических конференциях (Челябинск 2003, 2004, 2005; Екатеринбург 2003), а также на заседаниях кафедры общей лингвистики Южно-Уральского государственного университета и кафедры социально-политических и гуманитарных наук филиала Южно-Уральского государственного университета в г. Златоусте.
Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:
Серебрякова А.Ю. Эквивалентность и адекватность в переводе /Теория и методика преподавания языков в ВУЗе: Тезисы докладов Международной научно-практической конференции. Отв. редактор Е.Н. Яро-славова. — Челябинск: Изд-во ЮУрГУ, 2003. — С. 74-75.
Серебрякова А.Ю. Эквивалентность в переводе и различные подходы к ее определению / Перевод и межкультурная коммуникация / Материалы VI международной научно-практической конференции / Институт международных связей. — Екатеринбург: Издательство АМБ, 2003. — С. 63-67.
Серебрякова А.Ю. Полная эквивалентность исходного и переводного текста: иллюзия или реальность? /Актуальные проблемы языкознания, страноведения и методики обучения иностранным языкам: Материалы VI межвузовской научно-практической конференции 15-16 апреля 2004 г. / Науч. Ред. В.М. Мошкович. — Челябинск: Изд-во ГОУ ВПО «ЧГПУ», 2004. — С. 122-124.
Серебрякова А.Ю. Категории научно-философского текста / Коммуникативно- функциональное описание языка: Сборник научных статей. Часть П. — Уфа: РИО БашГУ, 2004. — С. 187-192.
Серебрякова А.Ю. Философский текст в общей типологии текстов / Вестник ЮУрГУ 7 (36) 2004. Серия «Лингвистика». Вып.1. — Челябинск: Изд-во ЮУрГУ, 2004. — С. 34-36.
Серебрякова А.Ю. Проблемы перевода философских текстов И. Канта /Язык. Культура. Коммуникация: Материалы второй международной научной конференции. Челябинск, 26 февраля 2005 г./ Отв. редактор Нестеров А.П. — Челябинск, 2005. — С. 280-282.
На защиту выносятся следующие положения:
Философские тексты И. Канта имеют определенные отличительные черты, которые обусловлены характером эпохи, стилевой принадлежностью этих текстов и индивидуальными особенностями и предпочтениями автора. Этими чертами являются: а) сложность и разнообразие синтаксических структур; б) обилие языковых средств выражения основного свойства философского текста — обобщенности; в) специфика употребления терминологического аппарата, которая заключается в нетрадиционном употреблении уже существующих понятий и введении новых терминов.
Обобщенность как основное свойство философского текста коррелирует с наиболее значимой его категорией - категорией персональности. Данная категория представлена в текстах И. Канта и их переводах на русский язык комплексом морфологических, синтаксических, интонационно-синтаксических, лексико-синтаксических и лексических средств. При этом из всех средств ее выражения наиболее значимыми для текста оригинала и перевода являются неопределенно-личные и безличные предложения, поскольку именно они одновременно выступают средством выражения обобщенности.
С целью придания высказыванию оттенка обобщенности ГОЖ и БК выполняют в текстах И. Канта и их переводах на русский язык следующие прагматические функции: 1) функцию объективации говорящим собственного мнения; 2) функцию устранения конкретного субъекта.
В качестве синтаксических эквивалентов НЛК и БК в текстах переводов произведений И. Канта выступают личные, неопределенно-личные, обобщенно-личные, пассивные и безличные конструкции, объединенные способностью выражать обобщенность. Из личных конструкций используются лишь те, которые в силу своей семантики, включающей третье (логическое - объективирующее, обобщающее) лицо, способны передавать значение обобщенности.
5. В целом переводы текстов И. Канта на русский язык можно признать адекватными. Существующие расхождения переводов с текстами оригиналов наблюдаются лишь на нижнем уровне адекватности и не затрагивают жанро-во-стилистический и прагматический параметры нормативной оценки адекватности перевода.
—
Философский текст в общей типологии текстов
Текст как языковой феномен возникает с появлением языка, но долгое время рассматривается лишь как объект литературоведения и остается за рамками лингвистических исследований. Лишь во второй половине XX века с появлением работ В.Я. Проппа (1969), ММ. Бахтина (1979), В.В. Виноградова (1961, 1963) и других текст осознается уже как объект лингвистического изучения, и лингвистика текста начинает свое бурное развитие.
Все существующие сегодня подходы к определению текста могут быть сведены, на наш взгляд, к двум основным — структурному и функциональному или, другими словами, подход с точки зрения лингвистики текста, ориентированной на систему языка, и с точки зрения коммуникативно направленной лингвистики текста. Первая объединяет в понятии текст принятую до сих пор иерархию языковых единиц (фонем, морфем/слов, фраз и предложений) и придерживается мнения, что «не только слово и предложение, а и сам текст (его организация) основывается на системе правил языка и на закономерностях, которые могут быть объяснены только с позиции языка как системы» (Бринкер 1997: 14). Таким образом, текст определяется как «когерентная последовательность предложений» (Бринкер 1997: 14), а центральное понятие лингвистики текста — когерентность — рассматривается сугубо с грамматической точки зрения. Второе направление лингвистики текста можно обозначить как коммуникативно направленное. Представители этого направления выступают против изучения текста с позиций языка как системы. Они обращают наше внимание на то, что «тексты всегда оказываются вовлеченными в какую-то коммуникативную ситуацию, в которой говорящий и слушатель, или другими словами автор и читатель с их социальными и ситуативными предпосылками и отношениями являются самыми главными факторами» (Бринкер 1997: 15). Это второе направление уже не рассматривает текст исключительно как когерентную последовательность предложений, а как более или менее комплексную речевую деятельность. Целью анализа текста с этих позиций является определение коммуникативной функции определенного текста.
Мы склонны считать, что коммуникативный подход к определению текста в большей степени соответствует самой природе текста. И, вслед за такими отечественными и зарубежными учеными, как М.М. Бахтин, Р. де Бо-гранд, И.Р.Гальперин, Т.ван Дейк, Т.М. Дридзе, О.Л. Каменская, Г.В. Кол-шанский, А.А.Леонтьев, Г.Г. Матвеева, З.Я. Тураева будем рассматривать текст уже не только как «цепочку предложений и, вследствие этого, как языковую единицу», а, с учетом прагматического аспекта, и как «коммуникативную единицу» (Бусман 1990: 779).
Философский текст с позиций лингвистики изучали Г.-Х. Гадамер (1991), И. С. Алексеева (2001), И. В. Цветкова (2000), М. Мамардашвили (2001) и др.
И.С. Алексеева считает, что содержание любого философского текста представляет собой авторскую (индивидуальную) версию предельно обобщенного описания устройства мира, но подается и оформляется эта версия как объективная. Коммуникативное задание философского текста, таким образом, заключается в том, чтобы представить читателю авторскую картину мира, убедив его в объективности этой картины логическим путем, средствами научного описания и доказательства.
Автор философского текста выступает одновременно и как индивидуальность и как последователь опыта, накопленного его предшественниками и единомышленниками. Реципиентом может быть любой взрослый читатель, но чем выше его компетентность в области философии, тем легче и полнее он воспримет заложенную в тексте информацию. Основной функцией философского текста является объяснение наиболее общих законов устройства мира (Алексеева 2001: 117).
И.В. Цветкова различает философский текст и философское произведение. Философский текст она определяет как способ объективации структуры идей, а под философским произведением понимает систему философских ка тегорий (Цветкова 2000: 67). Значение философского текста проявляется в том, что он фиксирует взаимосвязи между элементами философской позиции личности, выделяя определенные стадии ее формирования в процессе образования. Роль философского текста состоит также в сопоставлении различных философских позиций.
М. Мамардашвили трактует понятие «оригинальный философский текст» достаточно широко. В него включаются тексты, созданные на языке автора, имеющие непосредственное отношение к философскому творчеству. А также письма, биографические заметки очевидцев. Подобный подход к определению текста основывается на его рассмотрении как свидетельства, записи «опыта бытия», приобретенного философом (Мамардашвили 2001: 17).
Г.-Х. Гадамер подчеркивает значимость герменевтического подхода в изучении текстов и рассматривает философский текст в виде своеобразного «посредника» между эпохами и народами, отдаленными временной дистанцией. Поскольку язык подвержен изменениям, то тексты, созданные в прежние эпохи требуют определенных усилий для их понимания последующими поколениями (Гадамер 1991: 259).
Развитие лингвистических исследований последних лет характеризуется изучением языка с учетом его реального функционирования в любых его конкретных проявлениях. Уже давно известно, что тексты, находящиеся в разных сферах коммуникации, представляют собой принципиально разные структуры и получают в речи свое особое, специфическое для данного текста построение (Виноградов 1963: 202; Кацнельсон 1972: 97; Рождественский 1979:16). Того же мнения придерживается и Н.А. Купина, указывая, что «реально текст воплощается как речевое произведение определенного функционального стиля и жанра» (Купина 1995: 49).
Основной задачей лингвистики текста является сегодня типологическое описание текстов, дифференциация которых выкристаллизовалась в ре зультате специфических функций различных сфер общения (Гальперин 1980: 5).
В современной лингвистической науке наблюдается большое разнообразие подходов к проблеме типологии текстов, что связано с разностью критериев, положенных в основу классификаций. Так, например, главным критерием классификации текстов по К. Бринкеру является функция текста. Основываясь на этом, он выделяет следующие типы текстов: информационный, обращение, обязательство, контактный текст, заявление.
Под типами текста К. Бринкер понимает условно существующие образцы речевой деятельности, которые могут быть описаны как совокупность контекстуальных (ситуативных), коммуникативных и структурных (грамматических и тематических) свойств (Brinker 1997: 132).
Обобщенность содержания как свойство научного философского текста
Философский текст относится к научному стилю. Именно принадлежность текста к какому-либо стилю и жанру определяет в целом набор его основных свойств и признаков.
Действительно, стиль теснейшим образом связан с текстом. Все стилистические явления обнаруживают себя в высказываниях, в тексте (устном или письменном). Но все-таки понятие стиля и текста нельзя отождествлять, так как текст является лишь материалом, откуда извлекается стиль и в котором стиль реализуется. Стилистическими оказываются те свойства организации текста, которые преследуют (и достигают) цели целесообразности, эффективности высказывания в соответствии с комплексом его экстралингвистических основ, включая содержание. Тем самым текст — это своего рода «место приложения» стиля.
М.Н.Кожина утверждает, что «текстовая «ткань», единицы и категории текста (от приемов, сверхфразовых единств до вариантов композиции и функционально-смысловых типов речи) являются — как, впрочем, и единицы других уровней языковой системы — лишь средствами реализации стиля» (Кожина 1996: 20).
О том, как многообразно понятие стиля, в своих работах по стилистике неоднократно писали В.В. Виноградов, А.И.Ефимов, М.П. Брандес и другие. По-видимому, не одно, а, по крайней мере, два или даже три различных определения стиля — явление оправданное, нужно только всегда строго различать, о каком аспекте исследований идет речь.
М.Н. Кожина делает акцент на коммуникативную, лингвистическую сущность стиля, которая состоит в том, что он существует не сам для себя, а в расчете на воспринимающего речь и характерным для него является «не просто коммуникация (двусторонняя связь), для которой, скажем, достаточно логико-понятийного «уровня» отношений, но «оформление» этой коммуникации наилучшим образом» (Кожина 1996: 45).
М. Н. Кожина дает следующее определение стиля: «стиль — это свойства, признаки, своеобразия содержательного — вообще экстралингвистического — плана, получающие реализацию через своеобразное построение (систему) материальных элементов» (Кожина 1996: 45).
Ряд таких лингвистов, как В.З. Панфилов, Г.О. Винокур связывают понятие стиля с понятием языка. Наиболее важным в этой связи им представляется тезис а двуаспектности языка, а именно различение системы языка (в терминологии В. Гумбольдта — ergon, кладовая, продукт, совокупность языковых единиц) и его функционирования, динамической стороны (energeia, употребление яыка, узус). Такое понимание языка позволило М.П. Сенкевичу заявить, что «все стилистико-смысловые оттенки, выразительность, стилистические эффекты, уместность, целесообразность языковых средств, становятся реальными именно при функционировании языка. Тем самым стилистическое в языке, его стилистический феномен— функциональной природы» (Сенкевич 1967: 14). М.П. Сенкевич связывает стиль с качествами речи, ее экспрессивностью, маркировкой, с наиболее целесообразными по задачам общения в той или иной сфере и ситуации средствами выражения и организацией речи. Поскольку эти ситуации повторяются, а сферы типизируются, то стиль указывает и на наиболее типичные средства выражения и характер речи в этих сферах и ситуациях, способствующих эффективности общения. Таким образом, стиль формулируется М.П. Сенкевичем в самом общем смысле как характерологическое свойство (и способность) языка-речи, обусловленное задачами общения и призванное наилучшим образом реализовать эти задачи (Сенкевич 1967: 17).
М.Ю. Скребнев рассматривает стиль как специфическую область субъязыка. «Различие между сферами общения,— пишет он,— есть различие функциональное (определяемое целями и условиями речеобразования). Различия между субъязыками, обслуживающими эти сферы, могут быть охарак теризованы как различия стилистические. Субъязыки — это подсистемы, в конечном счете различающиеся между собой, и, таким образом, понятие «субъязык» в принципе соотносительно с традиционным понятием «стиль» (Скребнев 1975: 36). Но далеко не все могущие быть выделенными субъязыки соответствуют традиционно выделяемым стилям. Каждый субъязык содержит как абсолютно специфические единицы, свойственные лишь данному языку, так и неспецифические единицы — общие для всех потенциальных субъязыков данного языка.
Тем не менее, несмотря на разность подходов к определению понятия стиль, традиционно выделяют пять функциональных стилей: разговорный, официально-деловой, публицистический, научный и художественный. Для данного исследования особый интерес представляет научный стиль, так как к нему относится подлежащий нашему анализу философский текст.
Функциональный научный стиль обуславливает способы коммуникации, их речевое и языковое оформление в сфере науки и техники.
Несмотря на то, что к научному стилю могут относиться работы из совершенно различных отраслей знания, М. П. Сенкевич считает, что «закономерно повторяющиеся языковые черты, присущие научным работам по всем отраслям (разумеется, речь может идти лишь о частоте употребления определенных форм, конструкций, категорий слов, которые составляют специфику научного стиля, т. е. о месте, пропорционально большем, чем в других стилях, данных языковых единиц в научном стиле, а также о пропорционально большем или меньшем их месте в различных видах научной литературы), позволяют говорить о едином стиле научного изложения как о функциональном стиле, представляющем собой определенную систему» (Сенкевич 1967: 12).
Научный стиль охватывает следующие типы научных документов, существующих в письменно-монологической форме: собственно научный; научно-информативный; научно-реферативный; научно-справочный; учебно-научный. В зависимости от степени обобщения.научных сведений можно выделить первичные научные документы и вторичные.
Целевое назначение первичных научных документов состоит в передаче первичных научных сведений, получаемых в процессе научных исследований. В отличие от них вторичные научные документы содержат только конечные результаты аналитико-синтетической переработки первичных научных документов (Брандес 2004: 171).
Каждый из вышеназванных типов научных документов, типов текста реализуется в соответствующей системе речевых жанров, которые наряду со стилем являются другим важным текстообразующим фактором. «Отправным моментом анализа продуцирования текста и конечным моментом его интерпретации, — считает Н.А. Купина, — выступает авторский замысел, осуществляющийся в выборе определенной жанровой формы, которая в значительной степени детерминирует тип смысловой системы текста, как и особенности его поверхностно-речевой организации» (Купина 1988: 46-53; 1993). Речевые жанры объективируют конкретные прагматические функции в рамках общей функции научного стиля — «объяснения».
Эквивалентность и адекватность при переводе грамматических конструкций
В современном языкознании уже сложилась определенная теория перевода, основанная на лингвистических методах исследования. Эта теория представлена в трудах многих отечественных и зарубежных лингвистов А.В. Федорова (1968), Я.И. Рецкера (1950, 1974), В.Н. Комиссарова (1973, 1980, 1990), Д.С.Бархударова (1975), А.Д. Швейцера (1988), Дж. Кэтфорда (1965), К. Райе (1984) и других. Исследования данных ученых направлены на общую теорию перевода и практическое применение этой теории при переводе различных видов текста (в том числе и научных). Ключевыми понятиями в теории перевода являются эквивалентность и адекватность текстов — исходного и конечного. Рассмотрим некоторые существующие сегодня подходы к определению этих понятий.
Эквивалентность трактуется учеными по-разному. Так, в теории закономерных соответствий Я.И. Рецкера, понятие эквивалентности распространяется лишь на отношения между микроединицами текста, но не на межтекстовые отношения. При этом эквивалент понимается как постоянное равнозначное соответствие, как правило, не зависящее от контекста (Рецкер 1974:10-11).
Сходный семантический подход к эквивалентности обнаруживает Дж. Кэтфорд. Согласно его определению текстовый переводческий эквивалент — это любая форма языка перевода (текст или часть текста), которая эквивалентна данной форме исходного языка (тексту или части текста) (Catford 1965: 20).
В выдвинутой Ю. Найдой концепции «динамической эквивалентности» делается попытка преодолеть ограниченность чисто семантического подхода к эквивалентности. Наличие семантического подобия между двумя текстами не рассматривается более как достаточное условие эквивалентности. «Динамическая эквивалентность» определяется как качество перевода, при котором смысловое содержание оригинала передается на языке-рецепторе таким образом, что реакция (response) рецептора перевода в основном подобна реакции исходных рецепторов (Nida, Taber 1969: 202). Таким образом, в определение эквивалентности вводится прагматическое измерение — установка на рецептора. Понятие «динамическая эквивалентность» противопоставляется понятию «формальное соответствие», т.е. тому качеству перевода, при котором признаки формы исходного текста механически воспроизводятся в языке-рецепторе, внося искажения в смысл сообщения и приводя к его неправильному восприятию.
Понятие динамической эквивалентности в определении Ю. Найды учитывает еще один существенный компонент перевода — коммуникативную ситуацию. Если для Дж. Кэтфорда решающим критерием эквивалентности является семантический критерий соотнесенности с предметной ситуацией, то у Ю. Найды на первый план выдвигается наличие в процессе перевода двух коммуникативных ситуаций и необходимость согласованности вторичной коммуникативной ситуации с первичной.
Недостатком предложенной Ю. Найдой дефиниции эквивалентности является, на наш взгляд, невозможность определить степень эквивалентности исходного и переводного текстов. В работах других авторов основной акцент делается на вариативность понятия «эквивалентность», на существование ее различных видов и аспектов, что позволяет учитывать многомерность и многогранность процесса перевода. Так, например, В. Коллер различает следующие пять видов эквивалентности: 1) денотативную, предусмотривающую сохранение предметного содержания текста (в переводческой литературе оно именуется «содержательной инвариантностью» или «инвариантностью плана содержания»: 2) коннотативную, предусматривающую передачу коннотаций текста путем целенаправленного выбора синонимичных языковых средств (в переводоведческой литературе обычно относится к стилистической эквивалентности); 3) текстуально-нормативную, ориентированную на жанровые признаки текста, на речевые и языковые нормы (в переводческой литературе также часто фигурирует под рубрикой «стилистической эквивалентности»), 4) прагматическую, предусматривающую определенную установку на получателя (в переводоведческой литературе также именуется «коммуникативной эквивалентностью»), 5) формальную, ориентированную на передачу художественно-эстетических, каламбурных, индивидуализирующих и других формальных признаков оригинала (Kol 1ег 1983: 186-191).
В отличие от В. Коллера В.Н. Комиссаров различает следующие уровни (типы) эквивалентности, понимаемой как разные степени смысловой общности между переводом и оригиналом: 1) цели коммуникации, 2) идентификации ситуации, 3) «способа описания ситуаций», 4) значения синтаксических структур и 5) словесных знаков (Комиссаров 1980: 59—100). Если у В. Коллера все виды эквивалентности выстраиваются в одной плоскости, то у В.Н. Комиссарова они образуют иерархическую структуру.
К рассмотренной выше иерархической модели эквивалентности близко примыкает схема В.Г. Гака и Ю.И. Львин, в которой различаются три вида эквивалентности: формальная, смысловая и ситуационная.
При формальной эквивалентности наблюдается подобие слов и форм при подобии значений. Различия средств выражения проявляются лишь в общих структурных различиях двух языков.
При смысловой эквивалентности совокупность сем, составляющих общий смысл обеих фаз, одинакова. Варьируются лишь языковые формы их выражения. При ситуационной эквивалентности прослеживаются различия в наборе сем, описывающих одну и ту же ситуацию (Гак, Львин 1970: 10).
По сути дела, все три категории эквивалентности представляют собой результат различных переводческих операций: в первом случае речь идет о простейшей из этих операций — субституции, т.е. о подстановке знаков языка перевода вместо знаков исходного языка, а во втором и в третьем — об операциях более сложного типа — так называемых переводческих трансформациях.
Перевод неопределенно-личных предложений
При переводе безличных предложений на русский язык наблюдаются и сложные лексико-грамматические преобразования, затрагивающие не только синтаксическую матрицу высказывания, но и ее лексико-семантическое наполнение.
Основной причиной таких трансформаций является то, что А.В. Бондарко характеризует как избирательность языка по отношению к явлениям вне-языкового мира (Бондарко 1996: 14). Сказанное относится не только к лексическим системам двух языков, но и к их грамматическим системам, также отражающим выделение различных признаков и различное членение внеязыко-вой действительности. В различиях исторически сложившихся грамматических значений находят свое проявление те модификации понятийной основы содержания, которые являются одним аспектом семантической интерпретации внеязыковой действительности. В качестве примера можно привести оппозицию форм совершенного и несовершенного вида, основанную на наличии или отсутствии такого признака, как достижение предела действия, устранение представления о его длительности. Несводимость этих двух различных способов членения действительности друг к другу требует в отдельных случаях использования лексических компенсирующих средств при переводе текстов.
Здесь ситуация в переводе отражается с помощью близких, логически связанных, но не всегда идентичных признаков (перевод конструкции als es hier geschieht und geschehen muss вместо как это здесь происходит и должно происходить , как в каком он представлен здесь и должен быть представлен .) На наш взгляд, в этом примере переводчик намеренно вводит второй раз глагол представлять. Если в произведении какого-либо другого стиля (например, художественного), повторное использование этого глагола не отвечало бы стилистическим требованиям, то в научно-философском тексте этот прием помогает избежать неточности, недопонимания, которое могло бы возникнуть, если бы перевод оказался дословным. Таким образом, данная лексико-семантическая трансформация в полной мере отвечает требованиям научного стиля.
Одним их основных факторов, влияющих на семантические трансформации, является сочетаемость. Последняя нередко принимает форму так называемого семантического согласования, определяемого В.Г. Гаком как наличие одного и того же семантического компонента в двух членах синтагмы и являющегося формальным средством организации высказывания (Гак 1977: 25). В ходе работы нам удалось выяснить, что предложения с man и es в текстах И. Канта могут переводиться на русский язык с помощью неопределенно-личных, безличных, личных и пассивных конструкций. Для настоящего исследования представляется важным установить, являются ли данные конструкции равнозначными в плане прагматической адекватности текстов оригинала и переводов. Чтобы определить это, нами был проведен анализ пе-реводов работы И. Канта «Критика способности суждения» на русский язык различными переводчиками.
Первое свободное изложение «Критики способности суждения» под названием «Начертание Естетики, извлеченное из кантовой «Критики есте-тического суждения», сделанное В.Г.Анастасевичем, появляется в журнале «Улей» в 1812 г. В.Г. Анастасевич попытался донести до читателей смысл нововведений Канта в области эстетики и познакомить с ее основными понятиями. Часть текста представляла собой перевод третьей «Критики». Подобная публикация была важным шагом в ознакомлении российской публики с идеями Канта, хотя кроме слишком вольного перевода и пересказа «Критики способности суждения» к недостаткам изложения надо отнести использование множества архаичных и вскоре вышедших из употребления выражений и оборотов. На примере перевода 1812 г. видно, с какими трудностями происходит становление русскоязычной эстетической терминологии. Понятия «прекрасного» и «возвышенного» именуются пока «изящным» и «высоким».
Позднее появляются и другие подробные изложения «Критики способности суждения» с переводом отдельных фрагментов, выполненные Н. Гротом, И. Панаевым и др. Первый полный перевод «Критики способности суждения» был сделан Н.М. Соколовым в 1898 г. Ему присущи многие достоинства: основные принципы третьей кантовской «Критики» были поняты и изложены верно; переводчик внедрил в сознание русского читателя точные и очень близкие кантовскому звучанию термины. Благодаря этой трудной переводческой деятельности последнее критическое сочинение немецкого мыслителя начинает приобретать глубокое влияние на умы русских мыслителей. Во многом этому способствовало нахождение адекватно передающих смысл кантовского текста благозвучных русских выражений и слов.
Почти до середины 60-х годов XX века перевод Н. М. Соколова продолжал оставаться единственным. Новый перевод «Критики способности суждения» был осуществлен и опубликован в 1966г. в V томе сочинений Им. Канта в шести томах. Огромной заслугой издателей и редакторов — Т.И. Ой-зермана, А.В. Гулыги, В.Ф. Асмуса, Ц.Г. Арзаканьяна, М.И. Иткина, Е.Я. Васина — явилось стремление сделать текст современно звучащим и точным.
Еще одна заслуга издателей состоит в публикации первого введения к «Критике способности суждения», отсутствовавшего в немецком издании 1790 г. и других годов и впервые появившегося на немецком языке лишь в 1914 г. в издании Э. Кассирера. Перевод введения был сделан Ю.Н. Поповым. Этот перевод такхже имеет ряд недостатков. Во-первых, был утрачен присущий XVIII веку старомодный и многословный способ подачи материала; фразы стали более короткими, что не соответствовало неторопливой манере кантовского повествования. Во-вторых, ряд важных, но различных для самого Канта понятий "Wohlgefallen", "Lust" и "Vergniigen" переведен одинаково как «удовлетворение».
Перевод М. Левиной, опубликованный в 1994 г. — сначала отдельным томом в издательстве «Искусство», а затем в V томе восьмитомного юбилейного издания под редакцией А. Гулыги — это высокопрофессиональный и во многих отношениях более точный перевод.
И последний по времени вариант перевода «Критики способности суждения» был осуществлен Н.В. Мотрошиловой в IV томе сочинений И. Канта в 2001 г.
Нами были проанализированы переводы «Критики способности суждения», сделанные Н.М. Соколовым, Ю.Н. Поповым, М. Левиной и Н.В. Мотрошиловой. Сравнивая эти переводы, мы попытались выявить, какие конструкции предпочитает каждый из авторов в качестве эквивалентов НЛК и БК в текстах русских переводов работ И. Кантами являются ли эти конструкции равнозначными в плане прагматической адекватности. Полученные данные мы оформили в виде таблицы (см. таблицу № 7 в приложении).
