Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. К вопросу о происхождении эссе. У истоков грузинского эссе 8
ГЛАВА II. Вопрос о жанровой специфике эссе . 28
ГЛАВА II. Особенности грузинского эссе 20-х годов XX века 43
Национальная культура, безукоризненно застегнутая 45
В огне подобно хлебу выпеченному . 53
Весельем окрашенное мучение 57
Бессмертная актерская душа 62
Свет пепла 66
Европа или Азия?... Синтез?! 72
ГЛАВА ІV. Литературно-эстетический идеал в грузинском эссе 20-х годов XX века 83
Добротные богатые мысли 84
Переломленный хребет поэзии (Валериан Гаприндашвили) 92
Поэзия - улыбка Джиоконды - вечная загадка (Сандро Цирекидзе, Али Арсенишвили) 111
Великое " Я " 137
Искусство - рай . 146
Заключение 159
Литература 164
- Вопрос о жанровой специфике эссе
- Национальная культура, безукоризненно застегнутая
- Бессмертная актерская душа
- Переломленный хребет поэзии (Валериан Гаприндашвили)
Введение к работе
Рассматривая современную советскую литературную критику, следует отметить возросший интерес к эссеистическому жанру. В грузинской советской литературе возрастание интереса к эссе выражается не только в количественном увеличении произведений данного жанра, но и в противоречиях при его рассмотрении по сути,в разнообразных его оценках в прессе, на литературно-критических дискуссиях и т.д. Вслед за другими советскими литераторами одна часть современных грузинских литераторов признает эссе естественной и реально существующей литературнрй формой, другая рассматривает его как недопустимое для науки, вредное своеволие, третья, отождествляя эссеистические произведения с очерком, зарисовкой или эскизом, очитает вообще излишним существование самого термина "эссе" в литературоведении.
Несмотря на такое различие во взглядах, в современной грузинской литературе успешно развивается литературный жанр, который в силу своей специфики, характерных черт следует, по нашему убеждению, назвать эссеистическим.
С 20-х годов нашего столетия по сей день с жанром эссе связаны такие известные писатели, без всестороннего изучения творчества которых было бы затруднительно судить о характере и природе, о некоторых тенденциях новейшей грузинской литературы, реально оценить значение грузинской литературно-эстетической мысли для духовной жизни народа.
Для истории грузинской литературы представляет интерес -каким неповторимым взором, под каким самостоятельным углом (в отличие от других форм) освещает грузинское эссе те социальные
- A ' -
политические или культурные явления, которые в те годы имели ме^-сто в стране. Эссе - это ведь свободное, непринужденное суждение; это - своеобразная, исходящая из авторской концепции попытка по-знания предмета. Следовательно, есть два основных момента,предопределяющие интерес к нему:
эссе, чистосердечное до интимности, с точки зрения истинности отображения, может выявить многие интересные штрихи данного явления;
поскольку суждение (касающееся любого вопроса) происходит с позиции авторского творческого "Я" и в эссе главный акцент приходится на поиски и выражение духовных пластов автора по отношению к этим вопросам, то эссе может указать на многие значительные признаки творческого мира писателя.
Грузинское литературное эссе прошло интересный путь развития, хотя этот процесс и по сей день не завершен - эссе и сейчас развивается, в известном смысле совершенствуется, образовывается.
Эссеистическое творчество наших дней является по-своему переосмысленным продолжением литературно-научных традиций,созданных П.йнгороква, К.Гамсахурдиа, Г.Кикодзе, В.Гаприндашвили, Т. Табидзе, С.Цирекидзе, П.Яшвили, К.Капанели, Д.Шенгелая, Л.Киа-чели, Г.Табидзе, В.Барнова, Ак.Гацерелия. Со своей стороны,происхождение эссеистических произведений этих писателей имело определенные мировоззренческие, культурные, социально-политические предпосылки.
Весь этот процесс подразумевает много значительных моментов истории грузинской литературы. Руководствуясь азбучной истиной, что полноценное исследование грузинской советской литерату-
_ 5 -
'ры требует равного научного изучения всех литературных школ и направлений, всех жанров, характерных для процесса ее развития, более или менее повлиявших на ее становление, становится совершенно ясной целесообразность более полного изучения грузинского эссе.
Как было указано выше, некоторые грузинские и русские советские литературоведы отрицают существование жанра эссе, а соответственно и надобность изучения эссеистической литературы. Это, в некоторой степени, обусловлено трудной задачей установления его жанровой специфики.
Отказ от эссе, как от жанра, и отождествление его с другими литературными жанрами (очерк,...) нам кажется уклонением от проблемы, но не его решением. Строгая дефиниция эссеистического жанра весьма трудное дело. В разных энциклопедиях и словарях эссе часто характеризуется взаимоисключающими компонентами,хотя эта трудность вызвана рядом причин. Эти причины, равно как и другие вопросы жанровой специфики эссе, требуют исследования, а не уклонения от них.
Н.Глушков пишет: "Эссей ("эссе") и "очерк" - разноязычные наименования одного жанра. Их противопоставление по формальным признакам почти бессмысленно. ...Идейно-художественные структуры произведений эссеистов соответствуют нашей очерковой форме, которая в России была названа более точным, чем "эссей", термином "очерк"(73-153/ 15, 12). Следует отметить, что трудность точной дефиниции жанровой специфики эссе вызвана не только трудноуловимой природой, экспериментальным характером. В современном литературоведении также остро стоит вопрос и дефиниции других жанров. Известно, что при определении жанровой специфики романа,
рассказа, новеллы и поэмы нет единодушия среди исследователей.
И.В.Рыбинцев пишет, что,согласно существующему в научной-литературе одному из соображений, "очерк не обладает жанровой спецификой, которая делала бы его отличным от традиционно художественных жанров - рассказа, повести, романа. Например,литературовед С.А.Максимов заявляет: определять жанровую специфику очерка - "... занятие в высшей степени бессмысленное".Отмахнуться от решения проблемы легче всего. Однако возникает вопрос: мы говорим о жанровой специфике романа, поэмы, басни, но почему же не желаем разобраться в жанровой природе очерка?" (/3-172/ II).
Н.Глушков идентифицирует эссе и очерк, отрицает жанровую специфику первого и требует "не усложнять проблему введением в обиход термина "эссей"... наряду с термином "очерк" (/3-I53/I5). Однако, С.Мансимов отрицает и жанровую специфику очерка, заявляя, что отграничение очерка от рассказа, новеллы и романа однозначными жанровыми компонентами является невозможным. Мы перефразируем слова й.Рыбинцева об очерке, но в применении эссе: Если возможен разговор о жанровой специфике романа, поэмы,очерка, то почему же не исследовать жанровую характеристику эссе? Считаем, что такая задача стоит в литературоведении.
В диссертационной работе вопросу о грузинском эссе предшествует небольшой экскурс в историю происхождения жанра. Это облегчило нам задачу изучения происхождения грузинской эссеисти-ки. Вслед за этим мы рассмотрели жанровую специфику эссе, его характер, попытались определить те признаки, которые отграничивают его от других жанров, после чего и стал вопрос о разграничении собственно грузинских ассеистических и других литературно-критических произведений, тем более что сами грузинские авторы
крайне редко называют свои эссе этим именем. Чаще употребляемся то "литературная статья", то "зарисовка" или "портрет". Изредка бывает наоборот - произведения, названные "эссе", не являются эссеистическими. Такое несоответствие встречается не
г только в грузинской или русской литературах. То же можно наблюдать и г зарубежной литературе: это имеет свои причины, о них ниже.
Начальными задачами нашей работы, как уже было сказано,мы считаем исторический обзор эссеистического жанра и, вслед за ним, попытку установления жанровой сущности.
Г Л А В A I К ВОПРОСУ О ПРОИСХОЖДЕНИИ ЭССЕ. У ИСТОКОВ ГРУЗИНСКОГО ЭССЕ
Основоположником эссеистического жанра повсеместно считается великий французский мыслитель ХУІ века Мишель Монтень (1553-1592). Однако некоторые значительные моменты,характерные для эссе, в чаотности задатки эссеистического стиля, приемы эссеистического подхода к теме, мы встречаем задолго до Монтеня, еще в диалогах Платона. Вспомним приемы мышления, к которым прибегал Платон: автор рассуждает о понятии или предмете, высказывает мысль, думает, полемизирует с самим собой, и эти рассуждения не заканчиваются, не подытоживаются в виде каких-либо заключений, они прерываются , чтобы перейти к новым рассуждениям. Каждое эссе, со своей стороны,имеет качества диалога. Элементы, характерные для эссеистического жанра, встречаются в произведениях Сенеки, Плутарха. Там,где на первом плане стоит личность автора и, рассуждая о предмете, автор путем самоанализа выражает индивидуальное "я", уже ясно можно увидеть зачатки эссе. Однако, здесь же следует отметить,что в античном мире "самость" мыслится специфически / 3-158 / и самопознание Платона, Сенеки или Плутарха проделало значительное, мировоззренческое изменение до самопознания Монтеня.Именно поэтому мы связываем античные произведения и "Опыты" Монтеня только лишь внешними, формальными признаками. Великий английский мыслитель, один из первых ценителей Монтеньевских эссе, Френсиа Бекон писал: "Лишь слово это (эссе. - М.Х.) является новым,само явление старое" (/ 4-182 / 716).
Но сколько бы элементов не открыть эссеистического харак-
- 9 -тера в домонтенъевской литературе и как бы значительны они ни > были, все равно они будут лишь частицами, но не целым» штрихом, но не системой, пока Мишель Монтень не основал независимый жанр под единым названием - "эссе". Лишь после этого обрели все характерные черты эссе статус жанровых компонентов.
Говоря об истории эссеистического жанра, нельзя специально не отметить, что в раннем средневековье в странах Дальнего Востока - Китае, Корее, Японии -уже существовала эссеистичес-кая литература, к тому же не в виде отдельных элементов, а как целостная форма в жанровом отношении1.
Эта форма дальневосточной литературы по своей тематической и проблемной ориентации своеобразным принципом рассмотрения ("подхода") темы или проблемы совершенно совпадает с монтеньев-ской тематикой и формами разработки темы. Японский жанр "дзуи-хицу", так же как китайский "суиби" (название "дзуихицу" происходит от китайского "суиби" и означает "вслед за пером"), и корейский "пхесоль", подобно монтеньевскому "эссе", являются произведением смешанного содержания. Как отмечает акад. Н.Конрад, здесь главная роль отводится авторским рассуждениям. Каждый отревок - описательный или наративный - загружен авторскими рассуждениями. Они в основном лиричны, ибо передают эмоции писателя (/ 3-І6І / 303). (Вспомним характеристику эссе, которая дается в КЛЭ - "лирическо-эпический жанр").
В произведении этого жанра с первого взгляда бессистемно, хаотически располагаются параграфы разностилевые и разного размера. Да и внутри параграфа мысль не всегда последовательна
I. Наше рассуждение об эссеистической литературе дальневосточных стран основывается на исследовании В.Н.Горегляда / 3-154 /.
(на это указывает и название - "вслед за пером"). Строгая логика, стройный стиль часто перебивается ассоциативным суждением, скачкообразным переходом. Однако, как у Монтеня, и здесь эта бессистемность и мозаичность произведения и его отдельных частей являются не недостатками, а одним из характерных признаков дзуихицу (/ 3-154 / 347), (/ 3-156 / 48). Эссе, подобно дзуихи-цу, как раз своей мозаичностью,незаконченностью является целым, законченным в самом себе произведением, так как внешняя незаконченность является одним из проявлений жанровой специфики.
Крайне интересно, что в Японии эстетика незаконченного распространяется и на другие отрасли культуры. Она связана с японской архитектурой, искусством садоводства и живописью. Вот что пишет японский эссеист сравнительно позднего времени Кенко Хо-си: "Интересно, когда что-либо оставлено незаконченным, это вызывает ощущение, будто жизнь течет спокойно и долго... Даже при строительстве императорского дворца одно место специально оставили недостроенным" (/ 3-154 / 346).Часть целого, деталь, мимолетное переживание - для японца является вечной ценностью. Танка, японская гравюра - подтверждение тому. Происхождению в Японии дзуихицу - мозаичного, незаконченного жанра - вместе с другими способствовал и этот фактор.
Особенно интересными для нас являются те моменты, которые не объясняются спецификой восточного мироощущения.
Независимо друг от друга, в странах с различными традициями и мироощущением, в Японии X века и во Франции конца ХУІ века созрели типологические схожие виды литературы. Что же является тем общим признаком, условием, которые проявились в обоих местах при зарождении жанра?!
- II -
О происхождении эссеистической литературы интересную мысль высказывает английский эссеист Александр Смит в своем произведении "О том, как пишется эссе":
"Обычно эссеист не появляется на раннем этапе литературного развития страны. Его приход, естественно, происходит после поэта и историка. Его мышлению привычны раскрепощенность, свобода и досуг. Страстные импульсы, стресс, напряжение - не являются причинами творчества эссеиста. Он не создает материал, но ком-ментирует уже существующий материал. Для него существенно, чтобы книги уже были написаны и, более того, эти книги так или иначе были прочитаны и переработаны читателем. Ведь эссе полно всяких намеков. Ну, а читатель должен их понять" (/ 4-185 / 3).
Следовательно, по мнению А.Смита: I) эссе не может зародиться на раннем этапе развития национальной литературы. Это предопределяет одно из его стилистических своеобразий, которое основывается на взаимопонимании между читателем и писателем высококультурной страны - в эссе часто встречаются намеки; 2) порождение эссеиотической литературы не нуждается в "стрессах", "страстных импульсах". Это связывается со вторым его своеобразием - эссе представляет собой свободное, досужее (здесь и ве-зде в положительном понимании) рассуждение о предмете.
С условиями, выдвигаемыми А.Смитом, можно согласиться, но лишь отчасти, ибо они требуют в известном смысле уточнения.
Если предусмотрим смысловой и тематический состав эссе (ведь эссе - это рассуждение о философских, социальных, политических, культурных, бытовых вопросах) и его специфическую форму выражения (рассуждения в эссе, подобно законам лирики, являются выражающими индивидуально-личностную позицию автора, его твор-
— 12 -веского "я"), то станет ясно, что оно не могло появиться на ран- , нем этапе развития культуры. Для того, чтобы автор сумел с характерным для эссе легким стилем, в рамках одного произведения свободно, вольно рассуждать о философских, социально-политических или других вопросах, ему должны предшествовать и определенные навыки научного познания действительности и высокие литературные традиции.
Начиная с УШ в. для японской культуры навыки рассуждений об историко-политических, социально-этнических вопросах не были чужды. Да и литературными традициями тогдашняя Япония не была бедна (/ 3-160 /78). К тому времени, когда было создано первое эссеистическое произведение (Сэй-сёнагон в 993-1001 гг.)» японская литература заинтересована духовным миром человека. Каждая мысль, каждое переживание - предмет чуткого, утонченного анализа для писателя. Этот процесс настолько силен в Японии, что он, по словам Н.И.Конрада, предопределил рождение уникального явления в доренессансной средневековой мировой литературе - романа (/ 3-160 / 93).
Кроме культурных предпосылок, характер произведений жанра дзуихицу определили также явления конкретной социально-исторической атмосферы. Создание "Записок у изголовья" происходило в трудный и напряженный исторический момент. Сэй-сёнагон, попавшая между двумя враждебно настроенными политическими группировками, своими чистосердечными мыслями укрылась в свое же произведение. Это произведение, состоящее из ее личных переживаний, субъективных взглядов и рассуждений - больше "друг", "убежище", чем что-либо иное. Этим объясняется предсказание автора - дескать,широкие слои общества не заинтересуются произведением. Вот, что пишет СэЙ-сёна-
- ІЗ -
гон, основатель дзуихицу, о своем опусе: "В эту тетрадь я записывала в те дни, когда я скучала вдали от двора, все, что я видела, и все, что я думала, вполне уверенная, что навряд ли ею кто-либо заинтересуется... Стараясь заполнить это совершенно неисчерпаемое количество листов разными удивительными историями, старинными преданиями и тому подобного рода вещами, я написала там, должно быть, немало пустяков" (/ 3-154 /102).
"Записки у изголовья" Сэй-сёнагона, несмотря на свой досужий характер, не то что по предсказанию автора "никого не заинтереоовали", но как описание человеческой природы стали одним из блестящих эталонов "золотой эпохи" японской литературы, эпохи Хейяна. Кроме того, был дан почин новому литературному жанру, дзуихицу, который в течение веков обогатил японскую литературу многими интересными и значительными произведениями.
Через пять веков после рождения дзуихицу, во Франции, в 1580 году, было создано первое эссе. Это явление дало начало развитию эссеистического жанра во всей Европе. Автор, Мишель Мон-тень писал в обращении к читателю: "Это искренняя книга, читатель. Она с самого начала предуведомляет тебя, что я не ставил себе никаких иных целей, кроме семейных и частных. Я нисколько не помышлял ни о твоей пользе, ни о своей славе. Силы мои недостаточны для подобной задачи. Назначение этой книги - доставить своеобразное удовольствие моей родне и друзьям: потеряв меня ... они смогут разыскать в ней кое-какие следы моего характера и моих мыслей и, благодаря этому, восполнить и оживить то представление, которое у них создалось обо мне. Если бы я писал эту книгу, чтобы снискать благоволение света, я бы принарядился и показал себя в полном параде. Но я хочу, чтобы меня видели в моем
простом, естественном и обыденном виде, непринужденным и безыс- і кусственным, ибо я рисую не кого-нибудь иного, а себя самого.Мои недостатки предстанут здесь как живые, и весь облик мой таким, каков он в действительности, насколько, разумеется, это совместимо с моим уважением к публике. Если бы я жил между тех племен, которые, как говорят, и посейчас еще наслаждаются сладостной свободой изначальных законов природы, уверяю тебя, читатель,я с величайшей охотою нарисовал бы себя во весь рост, и притом нагишом. Таким рбразом, содержание моей книги - я сам, а это отнюдь не причина, чтобы ты отдавал свой досуг предмету столь легковесному и ничтожному" (/ 3-165 / 3).
В этом предисловии ясно проступает досужее отношение автора к предмету. Это тот "истинный досуг (oUaw. ) ..,, который восходит к Цицерону и... который следует рассматривать не как простой "досуг", "порочный досуг", "ленивый досуг",но как досуг для размышления. Для него чужда бессмысленная поспешность. Он подразумевает созерцание истинного". Этот досуг является больше уединением, выявлением самого себя, он "близок к тому, что современные социологи называют сферой "свободного времени", т.е. не такого времени, когда человек непременно бездельничает, а когда он принадлежит только себе и занят тем, чем ему хочется заниматься, а не тем, чего от него требуют внешние обстоятельства (/ 3-150 / 24, 25). Это тот досуг, о котором грузинский деятель Давид Батонишвили писал своему брату: "Высочайшее желание и досуг для познания ... стали качествами твоей души"(/ 2-12 /74). И, наконец, это тот досуг, который Руставели считал обязательным качеством влюбленного.
Вопреки замыслу Монтеня, его произведение вышло за рамки
интересов "узкого круга". Книга отобразила не только дух и по-= рыв эпохи, она стала одним из примечательных произведений мировой литературы и, что самое главное, дала начало эссеистическо-му жанру в Европе. Знаменательны слова исследователя Ф.А.Когана-Бернштейна, издателя книги Монтеня на русском языке: "Если бы "Опыты" были, как сообщал в предисловии автор, только книгой о нем самом, то и тогда они представляли бы один из интереснейших человеческих документов по полноте и правдивости изображения такой своеобразной и недюжинной фигуры, как Монтень. Но в действительности "Опыты" далеко вышли за пределы этой любопытной,но все же частной темы. Непрестанно следя за собой и изучая себя, сравнивая результаты этого самоанализа с наблюдениями над окружающими людьми, над происходящими событиями, с почерпнутой из книг мудростью, Монтень пришел к выводам общего порядка,сдедавшим его "Опыты" книгой о человеке ... человеке вообще. Ибо всякий человек, заявляет Монтень, воплощает в себе всю человеческую природу" (/3-165/333).
Произведение Мишеля Монтеня было создано в весьма интересной, трудной и напряженной культурно-исторической атмосфере. ХУІ век „признан периодом возрождения в истории французского искусства. Этот период характеризуется повышенным интересом к античному искусству, развитием французского языка и национальной литературы, многими переломными и переходящими моментами. В произведениях гуманистов начала и середины века - Доле, Деперье, Ронсара, а также самого значительного среди них Франсуа Рабле (І494--І553), Человек - существо гармоничное, безукоризненное, идеальное.По их убеждению) для проявления такой природы человека нужно лишь правильное поведение, правильное воспитание. В таких условиях Чело-
-16.-
век и для себя и для всей вселенной будет приносить лишь счастье (/ 3-174 / 387-390). Во второй половине ХУІ века сложные исторические обстоятельства дали возможность Мишелю Монтеню, в отличие от предшественников-гуманистов, рассмотреть человеческую сущность с иной позиции - он скептически настроился по отношению к безукоризненной человеческой природе и вместо этого более реалистически, глубоко, многосторонне начал изучать ее. Этот период известен как последняя ступенька французского ренессанса, период его развала. Типичное для эпохи мировоззрение выявилось в "Опытах" Мишеля Монтеня. в формировании такого мировоззрения и характера произведения, как уже было сказано, огромную роль сыграли исторические условия.
Сыновья Генриха П (1559-1589) после смерти отца не сумели управлять страной. Екатерина Медичи (I5I9-I589) в течение некоторого времени пыталась защитить позиции абсолютизма от нападок
феодалов, но положение этим не облегчилось. Страна, ослабленная
і от итальянских войн, еще более слабела от столкновения феодалов,
сгруппировавшихся в два лагеря - католиков и гугенотов. Еще более осложнилось дело тем, что католики обратились за помощью к испанцам, а гугеноты - к англичанам. Этот этап занончился бедствием, известным как массовое уничтожение гугенотов 24 августа 1572 года - Варфоломеевской ночью (/ 3-І5І / 224-225).
В то время Монтень сначала на посту советника парламента, затем его избирают мэром города Бордо. Он прекрасно характеризует себя в этой ситуации: "На меня посыпались неприятности, которые при всяких общественных неустройствах выпадают на долю людей умеренных. Притесняли меня со всех сторон: гибеллин считал,меня гвельфом, гвельф - гибеллином"(/ 3-166 / 246).
Положение Монтеня усугубляло то, что он был в хороших отношениях с предводителем гугенотов Генрихом Бурбоном и в то же время высоко ценил предводителя католиков Генриха Навварского. Эта его позиция была проявлением не политической беспринципности и неимения собственной веры, а позиция большого философа,которому чуждо фанатическое преклонение страстям, у которого мышление здоровое, рассудок строгий и острый. Он одинаково замечает отрицательные черты как друга, так и врага, и это проявление поиска вечных ценностей, философской иотины. Монтень,стоящий посреди политической смуты, думает, рассуждает, не склоняется ник одной из враждующих группировок, наблюдает за явлениями, людьми, самим собой, пытается из неразберихи вычленить личность, ибо,по его убеждению, разумный человек не потерял ничего, пока он владеет собой. "Самая великая вещь на свете - это владеть собой" (/3-165 / 219).
Монтень вырос на гуманистических идеалах ХУІ века. Но исторические явления выработали у него некий скептицизм по отношению к этим высоким идеалам, что и предопределило реалистическое видение человеческой природы в его произведениях. Предпосылками. "Опытов" Монтеня являются ренессансный индивидуализм и постренессансный релятивизм и скептицизм. К.Маркс писал, что философский метод Монтеня теоретически подорвал схоластику, "подготовив тем самым почву для усвоения материализма и философии здравого смысла во Франции" (/ 1-2 / 141).
По Монтеню, человеческая природа сложна, трудно разгадуема, в ней наравне могут присутствовать рыцарство и трусость, гордыня и простота, ум и безрассудность; становление и выражение этих качеств происходит не только из-за принципов правильного или не-
правильного воспитания, или же в силу хороших или плохих поступков, а определены многими неясными и недефинируемыми факторами.
Подобное мировоззрение, характерное для позднего ренессанса, предопределило размышляющую, ищущую, недогматическую и свободную от дидактизма природу произведения Монтеня. Вот как характеризует А.Ф.Лосев эстетику Монтеня: "Мы ... не станем навязывать Монтеню признания каких-нибудь категорических абсолютов. Это тонко текучее самочувствие, для которого всегда характерна реалистическая оценка действительности, и есть подлинная эстетика Монтеня" (/ 3-164 / 597).
"Опыты" Монтеня для многих стран стали импульсом, началом развития эссеистической литературы. В течение веков этот вид литературы претерпел некоторые изменения. В частности,если у Монтеня рассуждения на разные темы - социальную, историческую, этнографическую, искусствоведческую и, особенно, философскую -собраны в рамках одного произведения, то со временем, в'зависимости от заданной темы, образовались отдельные -философское, литературное, музыкальное, театральное, социальное, психологическое, историческое - эссе. В каждом из них, независимо от темы, подобноОпытам" Монтеня рассуждения исходят из авторской индивидуальной позиции.
Рассмотрение причин зарождения японской и французской эссеистической литературы дает основание уяснить некоторые моменты во взглядах А.Смита. Рассмотренные нами материалы показали, что зарождение эссеистического жанра происходит не в мирное и спокойное время, как предполагал английский писатель и эссеист, а наоборот, ему (зарождению) дают толчок социальные, историко-по-литические сдвиги. Правда,в эссе происходит свободное рассужде-
ниє вопроса, эссе является досужим (вспомним слова авторов: Сэй-сёнагон - "В эту тетрадь я записывала в те дни,когда я скучала вдали от двора, все, что я видела, и все, что я думала"; Монтень - "Я нисколько не помышлял ни о твоей пользе, ни о своей славе" ...), это только "чистосердечная книга" по поводу разных вопросов, произведение, передающее авторское "Я", однако немало примеров истории мировой литературы подтверждают, что подобное интроспективное рассмотрение предметов "индивидуально-личностное начало обычно усиливается в переломные, кризисные эпохи, когда индивид вынужден в самом себе искать ответы на новые вопросы, перед которыми бессильна традиционная идеология" (/ 3-159 / 141).
Эссеистический жанр - детище скепсиса, релятивизма, критицизма, крушения идеалов, "сильных бурь".
Только спустя несколько веков после создания произведения Монтеня (1580), в первой половине XX в. появилась в нашей стране эссеистическая литература. Распространению, переходу жанра эссе из Франции в Англию и Германию, в странах примерно одинакового культурного уровня и почти общей исторической судьбы, по словам А.Смита условия "особых страстей, импульсов и стрессов" не понадобились; все произошло на фоне тесных связей,без особых усилий и в кратчайший срок. В нашей же стране, при сравнительно независимых культурных, исторических, социально-психических условиях развития, это произошло не так безболезненно и быстро. Зарождение ассеистической литературы у нас, как и во Франции и Японии, произошло в период, насыщенный большими переменами. Созреванию жанра, появлению мышления такого типа обусловил ряд литературно-культурных, социально-политических предпосылок.
Проанализированные материалы показали, что эссеистическая литература появляется на определенном этапе культурного развития страны, в частности там, где существует традиция научного познания и в то же время традиция художественно-литературная. Только параллельно с этими традициями возможно появление эссе-истичесних произведений. Эссе подразумевает определенно высокий уровень развития науки и литературы. Кроме того, эссе - детище процессов, характерных для последней ступени ренессанса; оно появилось вследствие ломки ренессансных идеалов - веры в человеческий титанизм, совершенство, гармоничность. Эссе появилось из-за смены "артистического, красивого индивидуализма" (/ 3-164 / 598) реалистическим, ищущим индивидуализмом.
Грузинское литературное эссе появилось в 20-х годах XX века, и это явление обусловлено единством литературно-культурных, социально-политических, исторических факторов.
По одному из соображений, высказанных в современном грузинском литературоведении, для грузинских писателей с древних пор был близок и естественен эстетический образ мышления, платоновская свободная спекуляция (/ 2-II8 / 72-73).
В книге английских ученых Р.Шоулса и К.Клауса "Элементы эссе" читаем: "Образец искусства в течение веков сохраняет Прекрасное. Прекрасное же написанного бывает двух видов: I) формальное совершенство и 2) то, что Платон называет "сиянием истинного". Одним из элементов эссе английские исследователи признают именно это, идущее от Платона, качество - в эссе эстетической природой наделен сам путь, образ поиска истинного, а не только его внешняя, формальная сторона (/ 4-184 /5, 6).
С этой позиции можно будет назвать из древнегрузинской лите-
ріатурн произведения, содержащие эссеиотические элементы. В пер-* вую очередь это произведение Николоза Гулаберидзе - автора эпохи царицы Тамары. Здесь автор свободно, с позиции сильного и честного сына отечества с вольностью, искренностью рассуждает, характеризует отрицательные черты грузинов. Он не боится посмотреть в глаза собственным изъянам (/ 2-63 /).
Однако, эссеистическое самопознание в корне, мировоззренчески отличается от самопознания, которое встречаем в христианской литературе. Там автор человека, самого себя, равно как целый народ, мыслит в связи и в отношении только с одним - богом.Только из-за этого и для этого интересует его все, в том числе национальное или индивидуальное самопознание. С утверждением божественного всесилия связана и "вольность" Николоза Гулаберидзе, когда он характеризует грузинский народ и бесстрашно отмечает его теневые черты. Николозу, вызванному из Иерусалима сразу при короновании царицы Тамары, виймалось в обязанность упорядочение церковных дел. В своем произведении, для утверждения божественной силы, он привел в качестве аргумента то, что грузинам, дикому народу, бог для обращения в христианскую веру послал не сильного и несгибаемого мужчину, а слабую, нежную женщину (/ 2--81 / 319). Самопознание Н.Гулаберидзе, если использовать выражение И.С.Кона, "предопределено теологически" (/ 3-159 / 182). Поэтому в основе неправильно искать там эссеиотические элементы, хотя чисто внешне, с точки зрения формы, данное произведение все же интересно для нас.
То же самое можно сказать о проповедях древних грузинских ораторов (Сулхан-Саба, Антон Цагарели-ЧкондидскиЙ, Габриел Кико-дзе). По мнению, высказанному в специальной литературе, основой
эссе признают ораторскую традицию. Аргументы и приемы эссе часто' совпадают с ораторскими. Эссеист, подобно оратору, должен чувствовать, когда прибегнуть к логике, когда призвать авторитеты и когда привести в действие эмоции аудитории (/ 4--I84- / б). Вышеуказанные грузинские ораторы, авторы проповедей простотой эссеис-тического жанра, ясно и глубоко эмоционально, с интеллектуальной нагруженностью рассуждают об общих или конкретных вопросах.Попеки эссеистических элементов у них также было бы принципиально неправильным, так как релятивизм, скепсис, "заземление" идеала в человеческой сущности, без которых невозможно представить эссеис-тический жанр, здесь, конечно же, исключаются. Однако, с другой стороны, если подтвердить некоторое стилистическое сходство между эссеистическим жанром и ораторным искусством (для нас это сходство решено положительно), то речи грузинских ораторов внешне, безусловно являются заслуживающими внимания для данной проблемы.
Говоря о предпосылках грузинского эссе, с точки зрения формы нелишне было бы вспомнить "Калмасоба" Иоанна Батонишвили хотя бы из-за его диалогичности. Информация в этом произведении разбавлена авторско-личностными рассуждениями и взглядами. Писатель предстает перед читателем двумя., разными позициями по поводу одного и того же явления. Так ищет он истину.
С точки зрения культурных взаимоотношений и культурной атмосферы благоприятные условия для развития эссе в Грузии начинаются с ХУІ века. С этого периода "в Грузии появилось сильное культурно-просветительное движение... Расширился ареал международных отношений грузинов" (/ 2-12 /69). В начале XIX века одиночные личности "испили воду Терека и принесли в Грузию волнующие эпоху
идеи... Грузинская молодежь эти новые мысли и воззрения приносила в Грузию и занималась их усиленной пропагандой как литературной деятельностью, так и ежедневной практикой (/ 2-12 / 28-29). В это время пишутся философские и политические трактаты Александра Амилахвари, Давида Батонишвили, Давида Цицишвили и др. Переводятся философские, политические и литературные произведения французских и других европейских мыслителей. Не случайно переводит Давид Батонишвили "Эстетические размышления" Ансильона,французского деятеля, литератора и философа. Все это создавало выгодную культурную атмосферу для зарождения эссеистической литературы.
Мировоззренческие предпосылки эссеистического жанра прослеживаются в XIX веке. В творчестве романтиков самопознание,размышление о сущности человека, его назначении принимают психологический оттенок. Почему "зовемся детьми этого мира", кто мы и кем должны быть, как должен себя вести сам царь, "чтобы в последующее время не бранили имя его потомки" (Н.Бараташвили "Раздумья у берегов Куры", подстрочный перевод наш. - М.Х.) - эти вопросы занимают поэта-романтика уже не в связи с богом. Человека, так же как нацию ("Судьба Грузии"), он познает в естественных, земных измерениях. Тезис романтиков таков: "... Природа в искусстве должна быть идеальной, а идеал естественным" (/ 3-177 / 124). Поиски идеала происходят "здесь же", на земле - в природе и человеке.
В грузинской литературе этому следует своеобразное, новое осмысление сущности человека, его возможностей, морально-этических ценностей, взаимоотношения личности и общества. В произведениях Важа Пшавела "Алуда Кетелаури", "Гость и хозяин","Гоготур и Апшина"г "Змееед" рассмотрены до того неизведанные для грузинской
литературы сферы духовного мира человека. Сам Важа Пшавела в одном своем письме пишет: "Разве можно верить простодушному летописцу,который все несчастья страны относил к божьему провидению; голод, болезни или разбой страны врагами принесли грехи наши, -писали они и вполне довольные тем, что они нашли причину, клали на отдых перо гусиное и сердце их тоже отдыхало. Не было сомнений у святых отцов, не думали о том, что другая причина возможна там же, близко на нашей грешной земле и не стоило зря сетовать на всевышнего" (/ 2-25 /98).
Совершенно закономерно звучит в грузинской литературе XIX века критицизм И.Чавчавадзе. Его принцип - "несокрытие порока" -хорошо проявляет мировоззренческое кредо, которое стало затем одним из определяющих качеств эссеистического жанра. Вспомним слова И.Чавчавадзе из стихотворения "Мое перо":
"Про меня говорят: "Он про зло, что в грузине, рассказывает, не прячет плохое, это же явная ненависть!" - то говорят дураки, но доброе сердце сразу разгадает -сколько любви в той ненависти" (подстрочный перевод наш. - М.Х.).
Стремление писателей XIX века к объективному самопознанию, дух критицизма, которым пронизано их творчество, неуемное желание к созданию высшего идеала - представляют собой мировоззренческие предпосылки эссеистического жанра.
Редко бывали за короткий период такие исторические катаклизмы, какие претерпела наша отрана в первые годы XX века: революция 1905 года, ее поражение, черная реакция последующих лет,которая яростно билась с остатками революции, включение страны в первую мировую войну и тем большее усиление политического кризиса, февраль 1917 года, через несколько месяцев Октябрьская
- m -
революция, установление советской власти в Грузии в 1921 году -искусство не могло оставаться равнодушным к таким бурям.
В первой четверти XX в. грузинские писатели оказались перед разными проблемами: надо было стать достойным продолжателем богатого литературного наследия XIX века; пришлось быть путеводителем в крайне сложных социально-политических событиях, на долю литературы досталось пребывание в рядах борцов за новую жизнь, за создание "нового человека", за правильную ориентацию на историческом перепутье.
На каждый переходный период, на каждую эпоху исторических катаклизмов литература откликается борьбой эмоций и мыслей, процессом интенсивных поисков, шедеврами и абсурдами. Таким был отклик и на этот раз. В.И.Ленин отмечал, что психика развивается сравнительно медленными темпами. "Было бы глубочайшей утопией думать, что это можно сделать немедленно" (/ 1-І / 449).
Новые переживания, рушение рутинной жизни предопределили с разных позиций, с разных точек зрения подход к идеалам. К единой цели шли разные пути. Достойная оценка ценностей прошлого, объективное отображение современности, правильный выбор будущих путей, естественно, всем не казались одинаковыми. Появилось несколько, иногда взаимоисключающих, позиций. Эти позиции, отличные друг от друга, соответственно отобразились в тех литературных группировках и школах, которые создались в 20-х годах в Грузии. Каждая из этих группировок предлагала свой собственный идеал новому миру и не только предлагала, но и горячо, страстно, иногда жестоко боролась за его претворение в жизнь.
Естественно и то, что "на том же перепутье установился образ раздвоенного человека, характер которого, в отличие от других ге-
)?оев, образовывался в борьбе именно этих взаимоисключающих ценностей" (/ 2-77 / 12). "Невозможно было идти устаревшими путями, не видно было нового первопроходчика. Было нелегко освободиться от влияния Ильи и Акакия. В годы реакции умножилось число эпигонов, бездарных подражателей" (/ 2-4 / 36).
Цельной личности И.Чавчавадзе, его целенаправленному,рациональному мышлению, активному характеру пришел на замену ищущий идеал, раздвоенный, сомневающийся, иногда крайне активный, а иногда крайне интимный творческий мир грузинских писателей.
Перешедший по наследству из XIX века критицизм, влекомый к истине характер и, о другой стороны, дух эпохи - кризисный, переходный, переломный - стали наилучшей почвой для происхождения эссеистического жанра.
Невозможно не назвать непосредственной предпосылкой эссеистического жанра творчество Киты Абашидзе, а также Арчила Джорджа-дзе. Статьи этих деятелей во многом предопределили формальную и тематическую сущность грузинских эссеистов. Правда, по отношению ко многим вопросам эссеисты 20-х годов выразили своеобразное отношение, но сам круг проблем и образ рассуждений во многом зависимы от литературно-критического творчества 10-х годов.Особенно это заметно по письмам Арчила Джорджадзе. Размышления о философии, религии, общекультурных вопросах, о назначении искусства, глубокие раздумья о наболевших вопросах грузинской литературы, изучение ее отдельных конкретных участков - все это в произведениях Арчила Джорджадзе часто ведется законами и принципами эссе (/ 2-67, 68, 69, 70 /).
Первые грузинские литературно-эссеистические произведения принадлежат перу Павле йнгороква, Геронтия Кикодзе, Константина
Гамсахурдиа, Демны Шенгелая, Вахтанга Котетишвили, Лео Киачели, Галактиона Табидзе, Константина Капанели. Велик удел в эссеисти-ческой литературе грузинских символистов: Валериана Гаприндашви-ли, Сандро Цирекидзе, Али Арсенишвили, Георгия Леонидзе, Тициана Табидзе, Серго Клдиашвили, Шалвы Апхаидзе. Эти писатели путем самовыражения и самоанализа попытались нарисовать образ духовного мира человека своего времени. К наследию прошлого, проблемам современности и идеалам будущего они подошли с позиции творческого "Я" и, с точки зрения характеристики эпохи, оставили если не безошибочное, то во многом ценное и искреннее наследие. Предметом нашего исследования является жанр литературы, основанный ими и развитый в последующие годы.
Эссеистическое мышление не закончилось творчеством 20-х годов. С годами оно развилось, усовершенствовалось, образовалось и обогатило грузинскую литературу выдающимися образцами. Эссе и сегодня, в современной грузинской литературе, являет собой интересный, сильный жанр. Все это дает возможность сказать,что рождение эссеистического жанра в 1-Й четверти XX в. в Грузии было естественным, закономерным явлением.
Вопрос о жанровой специфике эссе
До начала рассуждения о природе эссе хотелось бы, в первую очередь, отметить главный его признак, без которого не имело бы смысла говорить об остальных характеристиках этого жанра. Основным признаком эссе, как указывает его наименование (эссе - опыт), следует признать его непокорность категорическому определению, неуловимость, внутреннее влечение к неожиданному. Эссе - жанр, соответствующий непосредственному процессу мышления - не является ни специальным художественным познанием и ни специальным научным рассуждением. Это ни упорядоченный, условно говоря ни профилированный, а нечлененный, естественный и целостный жанр.
"Мы знаем, чего надо ждать от стихотворения, поэзии, хорошо знаем, чего ожидать от трагедии, зато никогда не знаем, с чем встретимся в произведении, которое называется "эссе". Эта крайняя безопределенность в чем-то имплицитна для природы данного предмета: ведь этимологически слово "эссе" связано с какой-то попыткой, с каким-то опытом. Именно в силу этого эластичного термина имеет некоторое оправдание концепция незаконченности жанра, неимения системы" (/ 4-185 / 2). Словами философа Адорно "каждое настоящее эссе - эксперимент" (/ 3-162 / 100). Поэтому наши рассуждения при характеристике специфики эссе не могут и не будут иметь претензии категоричности или полноты. Эти рассуй ждения, исходя из природы жанра, всегда имеют возможность отступления, исключения, неожиданного видоизменения. Однако, несмотря на подобную, внутренне неуловимую природу, раз эссе - литературный жанр, оно должно иметь такие характерные черты, по которым станет возможным отграничение эссеистического произведения ОТ произведений других жанров.
Свое произведение, как было указано выше, великий французский мыслитель Мишель Монтень назвал " es 550,1$ », что означает "опыты". Подопытным своих"опытов" был сам автор.Изучение сущности человека он предложил нам трудным путем самоанализа и самопознания. Вот что пишет Монтень:
"Другие творят человека; я не только рассказываю о нем и изображаю личность... будь у меня возможность вылепить ее заново, я бы создал ее, говоря по правде, совсем иною. Но дело сделано, и теперь поздно думать об этом. Штрихи моего наброска нисколько не искажают истины, хотя они все время меняются, и эти изменения необычайно разнообразны. Ведь мир - это вечные качели. Все, что он в себе заключает, непрерывно качается... Я беру его таким, каков он предо мной в то мгновение, когда занимает меня... Я рисую его в движении... Нужно помнить о том, что мое повествование относится к определенному часу. Я могу вскоре перемениться, и не только непроизвольно, но и намеренно. Эти мои писания - не более чем протокол, регистрирующие ... неопределенные, а иногда и противоречащие друг другу фантазии, то ли потому, что я сам становлюсь другим, то ли потому, что постигаю предметы при других обстоятельствах и с других точек зрения. Вот и получается, что иногда я противоречу себе самому, но истине ...никогда" (/ 3-166 / 18, 19).
Значит, по словам Монтеня: I) предмет его познания - человек, о природе которого он рассуждает, наблюдая самого себя; 2) человек, как и все на этом свете, понятие изменчивое и преходящее; 3) целью эссеиста является обрисовать, познать человека в изменений, в динамике, в своем непостоянстве.
Чтобы ни рассматривал Монтень и к какому бы авторитету он не обращался, рассуждения, мышление он подытоживает, следуя собственной вере. Однако, следует отметить, что его позиция дается не как нечто обязательное и бесспорное, а как индивидуальное воззрение (показываю не то, во что следует верить, а то, во что верю) І/ 3-165 / 138).. Таким путем эссеист предлагает духовный мир индивида. "Эссеист так рисует все, как сам воспринимает... Следовательно, он прокладывает путь(Коммуникации с миром одному из типов человеческой природы" (/ 4-182 / 716).
Самым удачным методом познания человеческой сущности Монтень считает интроспекцию, ибо, по его мнению, никто не сможет точнее познавающего познать собственный духовный мир. "Только вам одному известно, подлы ли вы и жестокосердны или честны и благочестивы; другие вас вовсе не видят; они составляют себе о вас представление на основании внутренних догадок; они видят не столько вашу природу, сколько ваше умение вести себя среди людей". (/ 3-166 / 22). Именно поэтому Мишель Монтень человеческую сущность познает интроспективно.
Этот признак - самопознание и самовыражение - стал одним из характерных для эссеистического жанра. К какому бы объекту ни относилось эссе (по объектам интереса же эссе, кроме изучаемого нами литературного эссе, выделяют философское, социальное, политическое, историческое, музыкальное, этнографическое и другие эссе . По энциклопедии Xoaowse -а, эссеистическое мышление захватывает и такие облаоти, как физика, химия, биология, география, астрономия и т.д. (/ 4-183 / 940), о чем бы ни шло эссеис тическое рассуждение, в нем несомненно ведущую роль имеют личные взгляды, характеристики, вытекающие из индивидуальных ка-честв, позиция, кредо, выражения индивидуальной творческой потенции. "На эссе лежит отпечаток образа художника и мыслителя (автора). Эссе - высший уровень самовыражения... даже специальные проблемы (автор) освещает, как правило, не с присущей им спецификой, а как свое личное переживание" (Бруно Бергер) (/ 3-162 / 100). Познание конкретного вопроса для эссеиста в то же время есть и познание самого себя. Следовательно, разговор о другом художнике, для эссеиста-литератора, одновременно подразумевает некое отношение к собственному творческому кредо, выявляет идеал эссеиста, его вкусы. Вспомним известные эссе Поля Валери о Леонардо да Винчи, где внутренний мир творца, его личные качества, принципы для автора являются неким толчком, поводом, первопричиной для рассуждения собственных идей. Вот как заключает одно из своих эссе Поль Валери:
Национальная культура, безукоризненно застегнутая
В эссеистике 20-х годов первым долгом следует обратить внимание на суждения, связанные с обязательным требованием самопознания общественно-национального характера. Еще в начале века призывал Акакий Церетели своих соотечественников ничего не перенимать с других культур слепо и безрассудно, даже если с первого взгляда это будет животворным процессом для родной культуры.Прививанию чужого на родную почву нужен большой такт; надо безукоризненно знать себя, свое собственное, чтобы решить - "Нужна ли прививка?... У литературы- родное одеяние, так нужно ли пересаживать недостающее" (/ 2-133 / N 103).
Эта, казалось, простая истина была весьма животрепещущей в то время, ибо в тогдашней Грузии все шире открывались двери для европейской культуры. Ее приход, принятие или непринятие требовали готовности позиции, правильной точки зрения. В противном случае было бы лишним говорить о развитии грузинской культуры, ее качественной, внутренней цельности. Первейшим условием для этого грузинские деятели считали постижение, познание сути национального характера, собственного внутреннего мира.
Ту же проблему рассматривает Иполитэ Вартагава в письме "Наше национальное самосознание". Он, подобно Акакию Церетели, требует усиления, углубления народного самосознания. "Теряются и развращаются наши народные песни, в которые вплетена вся духовная жизнь народа... Мы не пытаемся собрать и сохранить их.И это все оттого, что у нас нет национального самосознания" (/ 2-26 / №128).
Невозможно не вспомнить эти слова А.Церетели и И.Вартагава при прочтении эссе Тициана Табидзе "С голубыми рогами", написанного в 1916 году.
Влечение к углубленному национальному самопознанию тем более следует отметить в эссе Т.Табидзе, что это произведение известно, как"фактический манифест" грузинского символизма (/2-4/ 44). Символизм же поэзию рассматривал свободной от национального и гражданственного чувств. "Чистое искусство", по принципу символизма, стояло выше гражданственных, политических и социальных вопросов. Естественно, в "Манифесте" такого литературного направления был неожиданным разговор о национальных чувствах и переживаниях. Однако, нам кажется, автором больше (может быть, бессознательно) двигало желание не укоренения теории символизма, показа его ортодоксальных принципов, а другое: то было стремление поэта устоять, с одной стороны, перед внешними влияниями, а с другой - сохранить творческую самобытность в конфронтации с довлеющими местными авторитетами (противопоставление с "творчеством" эпигонов Акания Церетели создавало личностный аспект этого настроения). Это было стремление к созданию собственного, отличного от предыдущего художественно-эстетического общекультур-ного идеала. Условиями удачного выполнения данной задачи были, с одной стороны, символизм и с другой - обостренное внимание к национальному характеру. Поэтому естественными следует считать слова одного из основоположников грузинского символизма Тициана Табидзе: "Европа откроет наши двери,и это время мы должны встретить во всеоружии национального познания, национальной культурой, безукоризненно застегнутой, чтобы существовал главный стебель, который обрастет новыми идеями" (/ 2-130 / Ш 2).
По словам Т.Табидзе, грузинский литературный мир ожидает резко"вошедшую в дверь" Европу. Чувствуется, что для автора это желанный гость. К тому же,видна и та правильная позиция,которой следует встречать все извне пришедшее. Надо знать самого себя -это "главный стебель"; надо по возможности знать каждый укромный уголок собственной души; желанного гостя надо встретить "национальной культурой, безукоризненно застегнутой", только "безукоризненно застегнутой" и упорядоченной, тем более что "гость" интересен и несет с собой много головокружительных новшеств в твою обитель.
Несмотря на эту изначальную правильную умеренную позицию, в последующие, особенно в 1922-1923 годы общество раздражало чрезмерное влечение "голубороговцев" к французской литературе, раздражало также свободное и излишне вольное отношение к национальным традициям и авторитетам. И вот диалог грузинских писателей с "голубороговцами", проникнутыми подобными настроениями, породил несколько крайне интересных эссе.
К числу таких эссе относится произведение Демна Шенгелая "На родной земле", напечатанное в газете "Ломиси". Тут же следует отметить размышляющий, спокойный, эмотивный, но в то же время разговорный, настоящий эссеистический стиль этого произведения. В подтверждение этому вспомним статьи, написанные в совершенно другой манере, где общественные деятели и писатели яростно нападали на грузинских символистов. Например, К.Гамсахурдиа называл их "агентами зарубежной культуры".""Даже если бы они были не то что поэтами, а обитателями Олимпа, эти "враги Грузии" недостойны простого рукопожатия", - писал он (/ 2-38 / № 107).
Демна Шенгелая рассуждает без резких интонаций, будто думает вслух. Его не удовлетворяет тезис грузинских символистов, по которому грузинский поэт "только лишь фактом своего рождения уже является патриотом" (газ."Баррикад", 1922, № 4).
Подобное отношение к родной литературе эссеист, рассматривает как поверхностное, несерьезное. Д.Шенгелая, подобно другим прогрессивно мыслящим деятелям 20-х годов, ратует за создание нового идеала. Однако, по его мнению, это требует большого такта, осторожности и знания. Всего несколько лет прошло, как Тициан Табидзе проповедовал необходимость "главного стебля - вооружения национальным познанием". Д.Шенгелая как будто бы повторяет ту же мысль, но уже на услышание самих "голубороговцев".
Бессмертная актерская душа
Тициан Табидзе писал: "В грузинском народе живет бессмертная актерская душа. Она постоянно хочет быть другой, она любит театрализацию жизни" (/ 2-130 / Ш 2).Одним из качеств грузинского характера писатель считает артистизм.Заслуживает внимания последующая фраза Тициана Табидзе: "Грузинский народ любит маску, символизм именно философия этой маски". Этим как будто бы освещается подтекст предыдущего тезиса. Видимо, поэт-голубороговец хочет доказать,что символизм для грузинской действительности естественное и закономерное явление.Раз это направление"философия маски", а маска,театрализация изначально "живет" в нас,то символизм является близким и приемлемым для грузинского характера... Однако,с другой стороны, было бы глубокой ошибкой интерпретировать весь смысл вышеприведенного тезиса только так; не следует отказываться от прямого, нескрытого смысла, игнорировать искренность автора. Т.Табидзе действительно видит в грузинском характере артистизм, эстетику сцены, позы, перевоплощения (разве нет своеобразного артистизма в замеченном им "весельем окрашенном мучении"?!). Не то, что отдельный человек, сама Грузия, по словам Т.Табидзе, - исполнитель чрезвычайной роли в мире, осмысленном как театр, она - "актер". В эссе читаем:
"Что такое вся история Грузии , как не роковая дуэль. В огромном театре бога, в стране-цирке стояла Грузия как бессмертный гладиатор. Чело его было в ранах и сверкало пурпурными порезами, но она стояла и боролась. Чем сильнее и многочисленнее был враг, тем более героической и жестокой была битва... Только ранами исполосованный гладиатор стоял, не покидая арены... слишком коротки были антракты, века пролетали усталыми крыльями, и в ложах менялись зрители, раскрашенные гетеры, невозмутимые матроны, прекрасные жены цезарей и ханумы в чадрах...
Создатель же, величайший и жестокий режиссер, смотрел и упивался красотой борьбы, и может в этом была причина бессмертия гладиатора, причина вечного мучения, весельем окрашенного мучения... Грузин понял, что он избранный актер всевышнего..." (/ 2-I2I / Ш 126). Следовательно, "актерство", по убеждению Т.Табидзе, глубокое и серьезное, почти божественного происхождения качество,даже рок грузина.
С духом эссе Т.Табидзе созвучен "Грузинский мессианизм" Георгия Леонидзе. И здесь историческое прошлое Грузии показано в виде большого театрального представления, интересного и богатого спектакля: "Капризы нашего придворного этикета, головокружительные церемониалы и еще более необычные персонажи грузинской истории, ослепительные порфиры - с кровью, с изменами и с загс-ворами. Царицы-амазонки, цари с выбитыми глазами, придворные сети подобны паутине, кровью истекшие сердца, интриги изменников и сумашедший пафос борьбы - все это делает из Грузии летучий карнавал. Вспомните того грузинского князя, который удивлял флорентийское собрание не только благовеличием и царственностью, но и костюмом. Это особенно внимательно отмечают в католических хрониках; это не было сумашествием, когда царь Теймураз для семисот всадников оковал лошадей золотом, потратив всю казну, и так вошел в Константинополь..." (/ 2-I0I /12).
Здесь также вся история Грузии, сама Грузия представлена в виде театра. Это ее сущность, по убеждению Г.Леонидзе, и люди совершенно ясно, совершенно ненасильственно, даже в критические моменты, выступают как безупречные актеры. Заслуживает внимания интерес "голубороговцев" к личности Георгия Саакадзе. Он, по их мнению - большой актер, выдающийся владелец маски - национальное явление.
В творчестве грузинских символиотов весьма заметны постоянное внимание и размышления о нем. "Проблема Георгия Саакадзе", (/ 2-122 / № 10), "... Наша плоть и кровь..., в которой свертываются два духа: дух Руставели и Саакадзе..." (/ 2-I0I / № 2), "свой среди чужих и чужой среди своих", фигура Саакадзе не дает покоя "голубороговцам", подобно необычным загадкам Иванэ Мачабе-ли, Цицамури, могилы царицы Тамары.
Если Тициан Табидзе и Георгий Леонидзе "бессмертную актерскую душу" представляют с некоторой любовью и положительно оценивают ее, то Паоло Яшвили, наоборот, считает это качество выразителем безхарактернооти грузина. Вообще Паоло Яшвили выделяется от других эссеистов бунтарским духом, влечением к объективности, ренессансной раскрепощенностью, самобытностью, тенденцией самоутверждения. Мы выше упомянули его эссе "Поэт в Грузии Ч В том же произведении автор выступает против грузинского актерского характера. По мнению П.Яшвили, то, что грузин всегда стремится быть другим, пытается разукрасить свое настоящее лицо, облагородить себя, - показатель легкомыслия, основа отрицательных явлений в жизни народа. Грузину нельзя поверить ни в глубокой любви, ни в глубокой ненависти. "И то и другое в нем театральны" (/ 2-75 / № I),- объявляет он. Подобное легкомыслие, по словам писателя, доводит до крайней беспечности, лживости. Трудно,почти невозможно найти искренность в такой ситуации. Общество развратилось, не существует правдивой мысли, анализа, существует лишь суррогат всего этого.
"... Казалось, грузинский народ беспредельно любил Акакия. Его юбилей был похож на праздник Дионисия и его похороны - на похороны королевы Виктории, но вспомните его жизнь... Вряд ли кто, подобно Акакию, завоюет сердце грузина, но посмотрите, какова цена этого завоевания".
Переломленный хребет поэзии (Валериан Гаприндашвили)
В этой подглаве мы представили одну сторону, вернее, мысли защитников одной иэ позиций в "диалоге" о сущности искусства и творца, его назначения. Эта паметка конечно же условна. Даже из представленного здесь материала ясно, что литературный процесс -живой процесс.Невозможно какие-либо явления здесь определить однозначно. Мы уже удостоверились в существовании внутреннего Диалога" у некоторых представителей эссеистов "диалога". Диалог в диалоге хорошо отображает пафос сложной эпохи, дух поиска.
Хочется особо подчеркнуть искания Т.Табидзе и Г.Леонидзе в этом направлении. Следует считать весьма важным их сомнения,легкоразличимый след раздумий, неоднозначное и непрямолинейное решение данной проблемы, ибо эти писатели, душа и сердце, активные члены "братства голубороговцев" и символическое кредо им предлагало совершенно недвусмысленный ответ на заданный вопрос. Трудно не согласиться с Г.Кикодзе , что грузинская литература всегда характеризовалась традицией высокогражданственности. Проявлением этого служит внезапно, случайно промелькнувшая и поэтому более искренняя интонация восторга "голубороговцев" перед гражданственным долгом, который для ортодоксального символизма считался позорным и бранным.
"Переломленный хребет поэзии" (Валериан Гаприндашвили) В эссе 20-х годов XX века с особой силой проявилась другая позиция - позиция утверждения идеи "чистого искусства". Правда, со своей стороны и такие произведения не абсолютно свободны от гражданственного мотива, но все-таки то, что отличает литературу указанной эпохи от других, является превышенным стремлением к эстетизму.
Сильнее всего данная тенденция проявилась в творчестве грузинских символистов. По их мнению, искусство - первейший идол.Он не только не должен быть принесенным в жертву какому-нибудь высокому чистому идеалу, но и поручить ему какую-либо миссию было бы богохульством. Следовательно, искусство, если и должно служить кому или чему-нибудь, то только самому себе. Всякий иной подход был объявлен позорным прагматизмом. Истинное искусство, по мнению грузинских символистов, "голубороговцев", далеко от примитивного и для всех доступного, пригодного для масс лжеискусства. Чем более утонченнее и высокоранговее творчество, тем более оно божественно, непривычно, труднодоступно, тайно, сложно и непознаваемо.
Утверждение собственного эстетического кредо они начинали с выражением неудовлетворенности существующим, с отрицательным к нему отношением. "Грузинские стихотворцы сегодня не показывают оригинальности, у них нет "собственной песни"... Для них чужд поиск образа, огня и "тайного..." (/ 2-104- / Ш 217), - пишет Г.Леонидзе, и даже в этих нескольких строках можно вычитать I) недовольство современным положением в литературе, в частности в поэзии; 2) желание создать такую литературу, которая была бы национально самобытной и отвечала бы требованиям дня; 3) жажда, недостаточность в современной литературе тайного и невидимого. Тициан Табидзе в 1916 году пишет: "Грузинская литература наших дней похожа на одеяло, которое старушка из одного этюда Н.Лордкипанидзе шьет из разных лоскутов. "В одном лоскутке "блеск шелка", случайно лоскут - кусок ковра исторического багдадского халифа, третий лоскут - грубошерсть и "америка", который воняет словно портянка нищего. Есть красивые, восторженные строки, но только строки... Эскизы, этюды будущего большого полотна... Ш.Дадиани, М.Адамашвили, И.Гришашвили, Т.Та-бидзе, Г.Кучишвили, Шалва Амираджиби... Боже, сколько обещаний, сколько возможностей и как мало достигнутое точки зрения бессмертного, конечно..." (/ 2-126 / № 3, 5). Здесь также можно различить неудовлетворение талантливыми, но фрагментарными писательскими проблесками, отдельными "красивыми, восторженными строками"; присутствует желание увидеть великое народное искусство. Паоло Яшвили, автор манифеста "голубороговцев" - "Первого слова", в эссе "Поэт в Грузии" - принципиально ставит вопрос: "... Отрадно, что Илья Чавчавадзе до конца жизни стоял на богатырских ногах, но разве кровью поэзии были полны эти ноги?... Если Грузию называли страной поэтов, сколько их было - настоящих поэтов?" (/ 2-75 / Ш I). И там же продолжает: "Мерани" Бараташвили уже устал от пятидесятилетней скачки, сейчас это старая, ободранная и изношенная кобыла, и кого она может удивить? Ее седло проела моль, да и всадник изогнутый ожидает последнего отдыха. "Мать Грузии" иссохла, ее груди висят на посиневшей ткани, подобно двум железным лопаткам, и даже дети боятся их приласкать. Наш век не ответит на "тайное письмо"и "хождение в гору" было таким медлен ным, что, не достигнув вершины, на четверти пути старость догнала благородного путника и он сладко заснул на Мамадавити".
