Содержание к диссертации
Введение
Глава І. Формирование эпопеи в русской литературе XX века как литературоведческая проблема 18.
1. "Всеобщее эпическое состояние мира" - историческая предпосылка и предмет изображения в эпопее 19.
2. Кризис традиционного понимания всеобщего эпического состояния мира 48.
3. Эпопейный потенциал исторической ситуации, сложившейся в период первой мировой войны 72.
Глава III. Начало в произведениях о первой мировой войне 20-х годов .
1. Жанровая динамика записок: истоки, структура, художественные возможности 92.
2. Жанровое своеобразие романа о первой мировой войне 135.
Заключение 177.
Список использованной литературы 186.
- "Всеобщее эпическое состояние мира" - историческая предпосылка и предмет изображения в эпопее
- Эпопейный потенциал исторической ситуации, сложившейся в период первой мировой войны
- Жанровая динамика записок: истоки, структура, художественные возможности
- Жанровое своеобразие романа о первой мировой войне
"Всеобщее эпическое состояние мира" - историческая предпосылка и предмет изображения в эпопее
Исходным моментом для современного понимания жанра является вопрос: возможна ли эпопея за границами древности. Отношению к эпопее как жанру мертвому, исчерпавшему свои художественные возможности, противостоит представление о ней как развивающейся форме, обладающей собственной "жанровой памятью". Наиболее последовательно отрицательное отношение к эпопее нового типа выражено в известной работе М.М.Бахтина "Эпос и роман" (1941). Опираясь на гегелевское учение об эпопее, исследователь проводит резкую грань между древней эпопеей и романом (античным). Названные им три конститутивные черты эпопеи исключают всякую возможность функционирования данного жанра в новой литературе: "I) предметом эпопеи служит национальное эпическое прошлое, "абсолютное прошлое", по терминологии Гете и Шиллера; 2) источником эпопеи служит национальное предание, а не личный опыт и вырас- тающий на его основе свободный вымысел; 3) эпический мир отделен от современности, то есть от времени певца (автора и его слушателей) абсолютной эпической дистанцией" . Для М.М.Бахтина эпопея "совершенно готовый", "даже застывший" и "почти омерт вевший жанр", функции его в новой литературе выполняет роман.
Выдвинутая А.В.Чичериным в 50-е годы концепция романа-эпопеи, несмотря на определенные отличия, в сущности оказывается близкой взглядам М.М.Бахтина, ибо ее автор, хотя и говорит об эпопейной форме за пределеми древности, однако настаивает на романном происхождении ее. Допуская, в общем, древнюю эпопею в качестве прообраза нового жанра, он вместе с тем настойчиво отрицает мысль о "восстановлении древнего эпоса" в литературе нового времени: "...подлинная эпопея в XIX и XX веках не может быть восстановлением античного жанра со всеми его существенными и несущественными признаками. (...) В этом смысле и эпопея социалистической эпохи не приблизилась и не приблизится в "Илиа т В предисловии ко второму изданию монографии "Возникновение романа-эпопеи" (1975) А.В.Чичерин специально оговаривал романное происхождение рассматриваемого жанра: "Самое серьезное сомнение вызывает при этом прямое происхождение эпопеи нашего времени от древней эпопей. . А.В.Чичерин полагал, что роман-эпопея - "это развитие жанра романа, это продление линии - рассказ, повесть, роман. Раздавшийся внутренне и внешне, роман приобретает некоторые черты эпопеи, но многих других черт может и не приобретать. Термин роман-эпопея, безусловный в своей певой части, во второй своей части несколько условен . С завершением периода "детства человечества", по мнению А.В.Чичерина, эпопейное начало трансформируется в романное, развитие жанрового содержания древней эпопеи происходило через роман, в резуль 21. тате чего и стало возможным появление романа-эпопеи - своеобразного художественного итога данного развития, высшей формы романа.
В последующие десятилетия идея романа-эпопеи как высшей формы романа не только не получила своего развития, но неоднократно подвергалась критике, однако представления об эпопейных формах неизменно связывались с романом. И до сих пор, не видя "принципиальных препятствий" для появления эпопеи, ряд литературоведов констатирует отсутствие ее в новой литературе: "Модель (...) эпопеи пока что можно лишь прогнозировать. Если же вернуться на реальную почву сегодняшнего дня литературного процесса, то следует, вероятно, говорить не об эпопее, а об эпическом романе, жанровой форме, близкой к эпопее по своим родовым признакам, но все же ей не адекватной".
В современном литературоведении существует и принципиально иное отношение к роману, содержащему в себе эпопейное начало. Качественная новизна позиции, пафос ее видится в термине "эпопея-роман". Смещение акцента не случайно. В крупных эпических полотнах с мощной эпопейной тенденцией усматривается не романный тип, а самостоятельная жанровая модификация эпопеи, именуемая эпопеей нового типа. Истоки такого понимания содержатся в работе А.И.Белецкого "Судьбы большой эпической формы в русской литературе 19-20 веков" (1948). Изучая советскую прозу 20-30-х годов, ученый пришел к выводу о возрождении в ней эпопейного начала. "Тихий Дон", "Железный поток" и другие произведения, по его мнению, "сохраняя привычную форму романов и повестей (..), созданную классиками русского критического ре 22. ализма, (...) по значительности своего действия и по отношению в них общего к частному заставляют вновь обратиться к термину "эпопея" . Будущее жанра он связывал с последующим (послевоенным) развитием литературы, полагая, что советская эпопея не будет простым повторением гомеровской, ибо "вырастет не из мифологии, а из новой практики миллионов людей, преодолевающих все препятствия коллективной волей и творческой силой разума" .
Позднее эта идея получила свое развитие в работах И.К.Кузь-мичева, П.В.Бекедина, Р.М.Самарина, В.М.Пискунова, П.И.Ивинско-го и других. Однако среди них (среди тех, кто считает эпопею реальной за пределами "века героев") нет единого мнения в понимании природы данного жанрового образования. В решение этого вопроса вмешиваются взгляды на жанр в целом, на отношение жанра и рода, на механизм жанровой эволюции, а также, что, конечно, особенно важно, представления о романе как крупной эпической форме.
Концепция эпопеи нового типа у И.Кузьмичева - часть общих представлений исследователя о литературном процессе, важнейшими характеристиками которого он считает жанровую дифференциацию и родовую диффузию. В связи с этими утверждениями находится идея "чистоты" эпопейной линии.
Эпопейный потенциал исторической ситуации, сложившейся в период первой мировой войны
Первая мировая война, как известно, - это четыре года, образующие финал дооктябрьского периода русской истории, начало которого падает на 90-е годы прошлого века. Это третье по времени крупное событие после русско-японской войны и первой русской революции. В нем можно наблюдать общие приметы рубежа веков, но не менее важно понять и специфику завершающего этапа.
Качественная новизна общественного сознания в этот период связывается, как правило, с двумя группами обстоятельств: научными - открытиями в области химии, физики, естествознания, и социальными - революционными потрясениями, обострением классовых противоречий в эпоху империализма.
Первая мировая война, с одной стороны, усилила ощущение кризисности, характерное для общественного сознания рубежа веков, с другой - максимально способствовала пробуждению народа к активной социальной деятельности. Источником эпопейного мироощущения стало объективное противоречие между империализмом и тягой человечества к миру, волей народа коренным образом изменить существующий порядок.
Ключом к пониманию характера эпохи является ленинская концепция первой мировой войны. Новое качество общественной и экономической жизни в России в эпоху первой мировой войны В.И.Ленин определил как революционную ситуацию. В статье "Крах П Интернационала" он указал на объективные признаки революционной ситуации, подчеркнул решающее значение субъективного фактора для перерастания революционной ситуации в революцию. Сущность переживаемого момента охарактеризована им следующим образом: "Политический кризис налицо: ни одно из правительств не уверено в завтрашнем дне, ни одно не свободно от опасности финансового краха, отнятия территории, изгнания из своей страны (как изгнали правительство из Бельгии). Все правительства живут на вулкане, все апеллируют сами к самодеятельности и героизму масс. Политический режим Европы весь потрясен, и никто, наверное, не станет отрицать, что мы вошли (и входим все глубже - я пишу это в день объявления войны Италией) в эпоху величайших политических потрясений. (...) Что европейская война будет тяжелой не в пример другим, это все знали, видели и признавали. Опыт войны все более подтверждает это. Война ширится. Политические устои Европы шатаются все больше. Бедствия масс ужасны, и усилия правительств, буржуазии и оппортунистов замолчать эти бедствия терпят все чаще крушение. Прибыли известных групп капиталистов от войны неслыханно, скандально велики. Обострение противоречий громадное. Глухое возмущение масс, смутное пожелание забитыми и темными слоями добренького ("демократического мира"), начинающийся ропот в низах - все это налицо. А чем дальше затягивается и обостряется война, тем сильнее сами правительства развивают и должны развивать активность масс, призывая их к сверхнормальному напряжению сил и самопожертвованию. Опыт войны, как и опыт всякого кризиса в истории, всякого великого бедствия и всякого перелома в жизни человека, отупляет и надламывает одних, но зато просвещает и закаляет других, причем в общем и целом, в истории всего мира, число и сила этих последних оказывались, за исключением отдельных случаев упадка и гибели того или иного государства, больше, чем первых .
В основе революционной ситуации, по В.И.Ленину, лежит столкновение противоборствующих тенденций. Любое ленинское высказывание о войне строится по принципу антитезы. Объективный смысл ее может быть выражен именно как противопоставление, причем разрушение, распад, разложение неизменно сопровождаются созиданием, становлением, сплочением. Более того, чем сильнее действуют разрушительные силы, тем ярче, мощнее обнаруживают себя силы им противодействующие. "Но объективная революционная ситуация, созданная войной все расширяющаяся, все углубляющаяся, неизбежно порождает революционные настроения, закаляет и просвещает всех лучших и наиболее сознательных пролетариев. В настроении массы не только возможна, но и становится все более и более вероятной быстрая перемена, подобная той, которая связана была в России начала 1905 года с "гапонадой", когда из отсталых пролетарских слоев в несколько месяцев, а иногда и недель, выросла миллионая армия, идущая за революционным авангардом пролетариата" , писал В.И.Ленин в статье "Крах П Интернационала". В работе "Мертвый шовинизм и живой социализм" есть такие строки: "Европейская война означает величайший исторический кризис, начало новой эпохи. Как всякий кризис, война обострила глубоко таившиеся противоречия и вывела их наружу, разорвав все лицемерные покровы, отбросив все условности, разрушив гнилые или успевшие подгнить авторитеты. (В этом, в скобках сказать , состоит благоприятное и прогрессивное действие всяких кризисов, непонятное только тупым поклонникам мирной эволюции) .
В "Воззвании о войне" В.И.Ленин писал: "...война, неся бесконечные бедствия и ужасы трудящимся массам, просвещает и закаляет лучших представителей рабочего класса. Если погибать, то погибнем в борьбе за свое дело, за дело рабочих, за социалистическую революцию, а не за интересы капиталистов, помещиков и царей, - вот что видит и чувствует всякий сознательный рабочий.
Жанровая динамика записок: истоки, структура, художественные возможности
Ориентация на эпопею и несостоятельность ее неизбежно должны были привести к возникновению жанра, способного передать противоречивый характер "всеобщего эпического состояния мира" в условиях антинародной войны, жанра, наиболее адекватного переход 93. ному характеру самой эпохи. Так, в прозе о первой мировой войне на пути к эпопее образовалась предэпопейная форма - записки.
Этот жанр представлен "фронтовыми записями" С.Федорченко "Народ на войне" (1917), "Записками ополченца" (1917) Н.Степного, "Ликом войны" (1920) И.Эренбурга, "В серой шинели" (1925) - "записками полкового врача" Л.Островера, "Казармой" (1925) С.Григорьева, "Записками Анания Кмуркина" (1927) С.Малашкина, "походными записками" Л.Войтоловского "По следам войны" (1925-1927), "Записками из плена" (1928) К.Левина, "Записками глав-ноуговаривающего 293 Ижорского пехотного поліса" (1930) А.Гиппиуса. "Рассказы Назара Ильича господина Синебрюхова" (1922) М.Зощенко по своим жанровым особенностям близки к запискам, поэтому могут также рассматриваться в указанном ряду.
Война, ставшая повседневностью, тяжким трудом для миллионов "серых людей", изнурительная в своей будничности и вместе с тем - "страшный суд", решающий судьбы народов и государств, начало начал в судьбе каждого человека, так или иначе причастного к ней, - такова жизненная основа рассматриваемого жанрового образования.
Записки о первой мировой войне продолжают жанровую линию отечественной баталистики, где эта форма стала уже традиционной (начиная с кампании 1812 года и до русско-японской войны именно в записках первоначально отстаивался человеческий опыт).
В 20-е годы записки не были монополией только военной тематики. Напротив, они естественно вписывались в литературный процесс революционной поры с его устремленностью к "чистому повествованию, к рассказыванию отдельных сцен, к воспоминаниям, к форме хроники, к эпистолярным жанрам" , когда особые надежды . связывались с вводом в литературу "свежего, неиспользованного" материала".
В критике циклические формы ошибочно противопоставлялись эпопее, в них видели признаки "разложения большой формы", свидетельства того, что "большие полотна рвутся на каждом вершке" . Однако в действительности все оказалось иначе. Разного рода циклические образования не только не отрицали эпопею, но выступили хранителями зпопейного потенциала в тот момент, когда собственно эпопея в силу объективных причин появиться еще не могла, однако потребность в ней ощущалась, ее частично и удовлетворяли циклические формы.
Таким образом, записки были исторически необходимы и отражали известный уровень эстетического постижения связей человека и мира. С ними ассоциировалось представление о форме, лишенной строгих правил, они вполне отвечали задачам художников, стоящих у истоков освоения нового жизненного материала. Форма записок была естественной для тех, кто стремился дать первый опыт воплощения мировой войны, понимал, что их дело - "накапливать" факты, "а выводить результаты еще рано". Не случайно писатели в предисловиях или послесловиях "От автора", в подзаголовках, уточняющих жанровую принадлежность своих сочинений, настаивали на обозначении "записки", нередко вынося его в заглавие произведения .
В записках не следует видеть только заготовку, набросок, эскиз будущих произведений. В современном литературоведении сложилось достаточно устойчивое мнение, что цикл, серия рассказов, образующих целое благодаря внутренним взаимосвязям, где "выра 95. жена большая форма и при этом не исчезает малая", обладает значительным эпическим потенциалом: "Прозаики XX века могли видеть в вещах этого жанра не нечто переходное, готовящее эпику как таковую, но найденную форму для национальной жизни в ее неожиданных срезах , - отмечает М.Ландор.
Первые попытки осмыслить данное жанровое образование были предприняты еще в 20-е годы. Содержательная сторона жанра записок намечена в библиографическом справочнике "Восемь лет русской художественной литературы " (I9I7-I925): "Трудность широкого отображения только что пережитых событий революции. Автор публикует свою записную книжку. Ее отрывочность, необработанность. Записки как литературный жанр, их своеобразие. Подробный анализ какого-нибудь из современных опытов (Горький или Фе-дорченко), тематика, композиция, стиль. Форма семинария не позволила составителям шире развернуть характеристику жанра, но сам факт выделения записок и попытка описания их, бесспорно, заслуживают внимание.
Жанровое своеобразие романа о первой мировой войне
Жанр романа представлен в прозе о первой мировой войне произведениями И.Эренбурга ("Необычайные похождения Хулио Хуренито", 1922). А.Толстого ("Сестры, 1922 - 1-ая ред., 1925 - 2-я ред.), К.Федина ("Города и годы", 1924), С.Клычкова ("Сахарный немец", 1925), М.Слонимского ("Лавровы", 1926), М.Шолохова ("Тихий Дон", I кн., 1928), Д.Славина ("Наследник", 1930).
Названные романы уже получили оценку в истории литературы. Высокая степень изученности, разумеется, не отменяет очередного обращения к ним, но прямо ставит вопрос о подходе, его познавательных возможностях, от которых непосредственно зависит продуктивность новых выводов. Мы сосредоточили внимание преимущественно на том, как воссоздание всеобщего эпического состояния мира, сложившегося в период первой мировой войны, влияло на жанровую структуру романов, как определило динамику крупной эпической формы в целом.
В процессе эпизации романа заметную роль сыграли, на наш взгляд, записки, вхождение которых в романную систему привело к усилению ее внутренней масштабности.
Авторы указанных произведений, помимо причастности к изображаемым историческим событиям, имели опыт литературной или просто словесной обработки собственных впечатлений. Иногда он оформлялся в очерковом цикле, как было у А.Толстого("На войне") и И.Эренбурга ("Лик войны"), иногда имел вид обычных записей, не предназначенных для публикации, которые позднее стали фактом творческой предыстории романов, как у К.Федина и М.Слонимского, о чем сохранились прямые авторские свидетельства. "Меня включили в обменную партию пленных, я приехал в Москву. Плен стал вое поминанием. Записки о более чем четырехлетнем пребывании в тылу у немцев и кипа газетных вырезок лежали в моем чемодане", - писал К.Федин о начале работы над романом "Города и годы" . М. Слонимский вспоминал: "В 1916 и 1917 годах я вел в питерских казармах дневник, и многие страницы этого дневника вошли в роман, только, конечно, в стилистической обработке, да герой романа иногда совершал поступки, которых автор дневника не совершал .
Однако нас в данном случае интересует не то, как сырой материал обретал в романе художественную форму, а взаимодействие двух самостоятельных жанровых тенденций: романной и записочной. Нам важно выяснить, что и как усваивал роман из записок. Естественно предположить, что поглощение записок романом носило "творческий" характер, поэтому сходство одновременно выступит и как отличие, художественные приемы будут "те же и не те".
Обзор современных научных представлений о романах И.Оренбурга, А.Толстого, К.Федина, М.Слонимского, Л.Славина, С.Клыч-кова, М.Шолохова позволил заметить не только отсутствие единого жанрового обозначения в той или иной степени приемлемого для конкретного произведения, но и противоречивый характер самого набора этих обозначений. В разных жанровых интерпретациях отразился не только уровень литературоведческой мысли, субъективная воля исследователей (даже если учесть, что некоторые жанровые обозначения не канонизированы в роли терминов и поэтому несут на себе печать индивидуального восприятия), но и специфика самих сочинений, допускающих толкование в различных планах. Дело не столько в том, что называют романом или эпопеей, дело в том, что с равными основаниями называют и романом и эпопеей. Разные жанровые прочтения того или иного произведения обусловлены, на наш взгляд, противоречивым характером, воплощенной в них жизненной ситуации , акцентировка отдельных ее граней и приводит к терминологическому разнобою.
Прозаическое и героическое состояние мира в условиях первой мировой войны существовали одновременно. Роман, со свойственной ему тягой ко всеохватности бытия, стремился к максимально полному воссозданию действительности. Однако в сочинениях разных авторов картина войны и мира выглядела различно.
Опираясь на опыт, накопленный в нашей науке по изучению жанрового своеобразия рассматриваемых произведений, мы полагаем, что развитие крупной эпической формы в прозе о первой мировой войне шло от пародирования самой идеи о ней у И.Эренбурга: "Необычайные похождения Хулио Хуренито..." - это эпопея наоборот, антиэпопея, в ней более всего выразилась ориентация на несостоявшуюся героическую эпопею; к поискам подлинно эпопейного центра исторической ситуации войны у А.Толстого, К.Федина, С.Клыч-кова, М.Слонимского, Л.Славина: их романы "Сестры", "Города и годы", "Сахарный немец", "Лавровы", "Наследник" можно рассматривать как в большей или меньшей степени удачные попытки воплощения "всеобщего эпического состояния мира" средствами романа, эпические романы; и, наконец, к созданию эпопеи нового типа у М.Шолохова: автор "Тихого Дона" ближе всего подошел к воплощению противоречивой природы эпической ситуации, нащупал подлинный центр ее, адекватность исходной жизненной ситуации в конечном счете и способствовала трансформации романа в эпопею.
Своеобразие начального этапа становления крупной эпической формы в прозе о первой мировой войне определили "Необычайные похождения Хулио Хуренито" И.Эренбурга, явившиеся одновременно и первым опытом создания эпопеи и отрицанием ее.
