Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Общая характеристика творчества В. Раабе 24
1. Эстетика и символика произведений В. Раабе 24
2. Проблема личности и цивилизации 35
3. Проблема трансцендентного. Персонифицированный образ смерти 45
4. Произведения позднего периода творчества В. Раабе («Штопфкухен»,
«Протоколы городка Фогельзанг»): общая характеристика 58
Глава II. Образ повествователя 66
1. Сравнительная характеристика повествователей в романах «Штопфкухен» и «Протоколы городка Фогельзанг» 66
2. Повествователь романа «Протоколы городка Фогельзанг» - Карл Крумхардт 89
Глава III. Образ героини 102
1. Развитие образа героини в произведениях В. Раабе 102
2. Героини поздних романов 116
Валентина Квакатц 117
Хелена Тротцендорф 129
Глава IV. Образ главного героя 143
1. Штопфкухен 145
2. Фельтен Андрее 173
Заключение 210
Литература 214
- Эстетика и символика произведений В. Раабе
- Сравнительная характеристика повествователей в романах «Штопфкухен» и «Протоколы городка Фогельзанг»
- Развитие образа героини в произведениях В. Раабе
Введение к работе
Вильгельм Раабе (Raabe Wilhelm, 1831-1910) - заметная фигура в немецкой литературе второй половины XIX — начала XX века. За свою долгую литературную жизнь (с 1857 по 1908 гг.) он написал около семидесяти романов, новелл и повестей. Однако ни одно из этих произведений не имело широкого прижизненного признания за исключением литературного «первенца» Раабе - повести «Хроника Воробьиной улицы» («Die Chronik der Sperlingsgasse», 1857). Германские литературоведы ставят Раабе в один ряд с такими известными писателями-реалистами, как Т. Шторм, Г. Келлер, Т. Фонтане. Более того, ряд исследователей называют Раабе автором «переходного периода от реализма к модернизму»1, имея в виду, прежде всего, его поздние романы.
Имя Вильгельма Раабе почти незнакомо отечественному читателю и мало привлекало внимание отечественных литературоведов. Стоит также отметить, что больший интерес для советского и российского литературоведения представляли исторические повести Раабе, относящиеся, в основном, к раннему и среднему периодам литературной деятельности автора". Показательно в данном отношении мнение Е.Н. Золиной, которая отмечает, что «лучшие исторические повести Раабе «красочней», «динамичней», «острей по содержанию», «эмоциональней» и т.п. его романов и повестей о современности» . Отдельно следует упомянуть о работе Т.И. Фурсовой4, посвященной проблеме личности и общества в поздних романах Раабе «Мастер Аутор или Истории об утонувшем саде» и «Мельница Пфистера».
Актуальность выбранного направления исследования и его научная новизна обусловлены не только тем фактом, что творчество Вильгельма Раабе, и в особенности его поздняя проза, мало изучено в российском литературоведении. Романы Раабе 1890-х гг. привлекательны для исследования также и в контексте общего движения в сторону пересмотра и переосмысления места, роли и эстетических результатов немецких писателей — представителей так называемого «поэтического»5 реализма (Шторма, Фонтане, Раабе). В литературных произведениях этих авторов, длительное время воспринимавшихся как локальных, «ограниченных в своем мастерстве и рецепции немецкой региональностью и эпохой грюндерства»6, обнаруживаются интересные предвосхищения нового, «модерного» восприятия личности, иными словами, наблюдается «выход за рамки времени и места и углубление в антропологические основы бытия»7. Поздняя проза Раабе интересна, помимо прочего, сложностью и многогранностью поэтики, полиперспективной повествовательной техникой, необычной позицией рассказчика, своеобразно организованной символикой, системой лейтмотивов. Научно-практическая значимость данного исследования заключается в возможности использования его материалов в общих курсах по истории зарубежной литературы и в специальных курсах по истории немецкой литературы.
Целью исследования является изучение поэтики романов Вильгельма Раабе 1890-х гг., а также сопоставление новых, не изученных до сих пор, аспектов прозы с ее поэтикой.
В качестве основного объекта исследования выступают два поздних романа В. Раабе: «Штопфкухен» («Stopfkuchen», 1891) и «Протоколы городка Фогельзанг» («Die Akten des Vogelsangs», 1896), однако по мере необходимости мы будем учитывать также и более ранние произведения писателя и его письма, опубликованные в так называемом «брауншвейгском» собрании сочинений8.
Исходя из вышесказанного, к задачам диссертации можно отнести:
1. Выявление важнейших аспектов поэтики В. Раабе.
2. Анализ эстетики и символики романов В. Раабе 1890-х гг.
3. Сравнительный анализ и характеристика центральных персонажей исследуемых романов (повествователь, героиня и главный герой); выведение их типологии.
4. Осмысление вневременного значения проблем повествования в поздних романах В. Раабе «Штопфкухен» и «Протоколы городка Фогельзанг».
В данной работе мы руководствовались принципом целостности явления. Философский принцип целостности подразумевает несводимость целого к простой сумме частей. Целое обусловливается объединением частей в сложные комплексы с взаимовлиянием частей. Исходя из этого, поздние романы Раабе рассматриваются с точки зрения динамики развития в них универсальных элементов повествования, которые собраны здесь в специфическое соединение, в некую своеобразную целостность.
Методика анализа базируется в основном на принципах сравнительно-типологического метода. Однако при анализе отдельных аспектов привлекаются психоаналитические штудии, а также исследования Ж. Женетта и В. Шмида.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Эстетика и символика поздних романов Раабе во многом не соответствуют канонам литературной программы и эстетики реализма в Германии в период с 1848 по 1890 гг.
2. Инновационным моментом поздних романов писателя является их антропоцентрическая направленность.
3. Прослеживая способы воплощения трансцендентной тематики в повествовании, можно констатировать наличие иконографической символики в поздних романах Раабе.
4. Прослеживая развитие образа героини в творчестве Раабе, можно утверждать, что в поздних романах писателя появляется качественно новый женский образ, играющий существенную роль в повествовании.
5. Сопоставительный анализ научно-психологической модели человека и персонажей романов В. Раабе 1890-х гг. позволяет сделать вывод о том, что в исследуемых романах имплицитно содержатся элементы таких знаний, которые мы с позиции сегодняшнего дня эксплицитно воспринимаем как «психологические».
Апробация работы. Основные положения диссертации отражены в докладах на Международной научно-практической конференции «Зарубежная литература: историко-культурные и типологические аспекты» 2004 г., на IV-м съезде Российского союза германистов 2006 г., а также в 4-х статьях.
Диссертация состоит из Введения, четырех глав, Заключения и Библиографии, включающей в себя 278 наименований. В первой главе исследуются эстетика и символика произведений В. Раабе. В качестве наиболее значимых аспектов прозы Раабе отдельно рассматриваются тема личности и общества (§2) и танатографическая символика (§3). В конце главы прослеживается история создания и тематика поздних романов писателя.
Вторая глава посвящена сравнительной характеристике образа повествователя в романах 1890-х гг., в связи с этим, анализу подвергаются отдельные элементы композиции романов «Штопфкухен» и «Протоколы городка Фогельзанг». Главу завершает исследование сложной повествовательной ситуации в «Протоколах городка Фогельзанг». Здесь же предпринимается попытка интерпретации противоречивого образа повествователя романа -Карла Крумхардта. В третьей главе рассматривается типология героини в произведениях Раабе разных лет, наряду с этим прослеживаются изменения в авторской смысловой позиции по отношению к роли героини в повествовании. Интерпретация женских образов поздних романов проводится не только в плане художественных средств, но также и в социокультурном и психоаналитическом аспектах. Четвертая глава включает в себя анализ образа главного героя. В Заключении обобщаются результаты исследования, а также предпринимается попытка осмысления значимости тематических и поэтологических аспектов прозы В. Раабе 1890-х гг.
Обзор важнейших публикаций, касающихся творчества В. Раабе, мы начнем с указания на необходимость ограничения корпуса называемых здесь трудов, поскольку немецкоязычная библиография весьма обширна. Кроме того, в начале каждой из тематических глав нашей работы мы подробно рассматриваем важные для нашего исследования критические источники, в силу чего здесь, во избежание ненужных повторений, мы лишь в общих чертах охарактеризуем:
а) исследовательскую литературу 20-хх — 40-х годов XX века;
б) исследовательскую литературу 40-х - 90-х годов XX века;
в) биографическую литературу;
г) новую исследовательскую литературу (начало XXI века).
Работы первых поколений литературоведов создавались в годы господства упрощенного идеологического подхода к литературе реализма. Вероятно по этой причине В. Фезе (Fehse, 1931) и X. Шультц (Schultz, 1931) трактовали романы В. Раабе с позиций расизма и национал-социалистических идей. Такие авторы, как X. Шпиро (Spiero 1913), X. Шиллер (Schiller, 1917), X. Й. Бок (Воск, 1937), О. Бюргер (Burger, 1937) видели в Раабе писателя «с космоцентрическим взглядом на мир» , а в его произведениях - проповедование христианских или, по крайней мере, гуманистических идей.
Авторы исследований 40-х - 60-х годов в целом поддерживают установившуюся традицию и считают просветительское начало имманентным творчеству В. Раабе. Прежде всего, здесь следует назвать работы Б. Фэйрли (Fairley, 1961), Р. Гуардини (Guardini, 1968), Г. Хёлер (НбЫег, 1969), Э. Хоппе (Норре, 1960), К. Хоппе (Норре, 1967), Й. Кунца (Kunz, 1964), Г. Лукача (Lukacs, 1968), Ф. Мартини (Martini, 1964 и 1970), Г. Майера (Mayer, 1960), X. Майера (Meyer, 1963), Й. Мюллера (Muller, 1964), К.Рингеля (Ringel, 1970). Исследователи обращаются к теме проблематичного существования индивидуума в обществе. Например, в работе Э. Хоппе анализируется совокупность художественных средств, которые писатель использует с целью обличения людских пороков. В.Килли (Killy, 1968) устанавливает, что в романе «Одфельд» («Odfeld», 1889) Раабе развивает «внеисторическую антропологическую концепцию»10, а X. Опперманн (Oppermann, 1964) полагает, что в произведениях штутгартского периода творчества писателя отчетливо звучит мысль о «символическом принесении личности в жертву историческому процессу»11. Р. Паскаль (Pascal, 1954), X. Оль (ОЫ, 1968), X. Хельмерс (Helmers, 1965), анализируя поздние романы В. Раабе, делают интересные наблюдения в отношении образа повествователя, «движимого странной потребностью в письменной исповеди» . Работы указанных авторов на долгое время становятся авторитетными для последующих поколений раабеведов, а также стимулируют исследовательский интерес к поздним романам писателя.
В 1980-х - 1990-х гг. в раабеведении появляется целый ряд поэтологических исследований, авторы которых обращаются уже непосредственно к анализу произведений. Так В. Прайзенданц (Preisendanz, 1981) исследует «структуры повествования»13 позднего романа В. Раабе «Протоколы городка Фогельзанг», опираясь на методологический инструментарий, предложенный М. Бахтиным. Прайзенданц эксплицирует такие важные аспекты поэтики романа, как «диалогичность отношений между "Протоколами" и их создателем» 4 и «раздвоение личности»15, присущее образу повествователя Крумхардта. Проблематичный процесс становления самосознания повествователя в поздних романах Раабе является темой исследования Э. Майер-Крентлер (Meyer-Krentler, 1984). В. Цирбс (Zirbs, 1986) отмечает «исполненный скептицизма язык повествователя»16, который «свидетельствует об усталости субъекта от жизни» , а его манеру повествования исследователь сравнивает с «исповедью обреченного на смерть человека»18. У. Айзеле (Eisele, 1979) акцентирует лейтмотивные для поздних романов Раабе сцены «символического разрушения окружающего мира, провоцирующие обывателя на создание искусственной реальности»19.
Среди обзорных и аналитических штудий 1990-х годов наиболее значимыми, на наш взгляд, являются работы следующих авторов: М. Лерер (Lehrer, 1991), X. Ф. Гепперт (Geppert, 1994), И. Хампль (Hampl, 1995), Ю. Берчик (Bertschik, 1995), Р. Шиллемайт (Schillemeit, 1997), Ф. Берндт (Berndt, 1999), К. Целлер (Zeller, 1999), О. Фишер (Fischer, 1999).
Р. Хенцлер (Henzler, 1990), М.Фогель (Vogel, 1993), У.Хайне (Heine, 1996) исследуют «болезнь в качестве устойчивого мотива в произведениях В. Of) Раабе»" . Авторы отмечают тот факт, что та или иная патология свойственна, в первую очередь, героям-аутсайдерам, «поведение которых ставит под сомнение экзистенциальные ценности обывателей»" . Изучению «функционального аспекта сновидений»"" в романах Раабе посвящена работа Л. Шоттелиус-Винтер (Schottelius-Winter, 1993). А. Харниш (Harnisch, 1994) рассматривает вопрос о том, «в какой степени категории «пол», «сексуальность» и «семья» отражены в произведениях немецкоязычных 0"Х реалистов»" Келлера, Раабе и Фонтане. Отметим, что именно на исходе XX века в раабеведении появляется целый ряд работ, авторы которых обращаются к исследованию тематического комплекса «эротика, сексуальность, взаимоотношения полов»: И. Хампль, Ю. Берчик, И. Штокзигер Ди Майо (Di Maio Stocksieger, 1987), И. Реблинг (Robling, 1991) и другие.
Биографическая литература представлена в нашем исследовании следующими работами: Д. Бэнш (Bansch, 1970), X. Денклер (Denkler, 1989), В. Фульд (Find, 1993), X. Хельмерс (Helmers, 1978), Г. Хенкель (Henkel, 1997), У. Коллер (Koller, 1994), X. Опперманн (Oppermarm, 1970), X. Понгс (Pongs, 1958), Ц. ф. Штуднитц (Studnitz, 1989). Работы Денклера и Штуднитц, вышедшие в 1989 году, значительно отличаются друг от друга по способу подачи материала. Денклер не стремится к созданию «биографии» в общепринятом смысле слова, поэтому тщетно искать в его исследовании линейно выстроенную историю личностного развития Раабе. Значимые аспекты жизни писателя автор представляет в виде миниатюр, что позволяет читателю, ищущему взаимосвязь между жизнью и творчеством В. Раабе, делать выводы самостоятельно. Манера изложения в книге Ц. ф. Штуднитц близка к захватывающему сценарию художественного фильма. Делая акцент на первых пятнадцати годах литературной деятельности В. Раабе (одиннадцать из семнадцати глав работы посвящены раннему и среднему периодам его творчества), исследовательница аргументированно и последовательно представляет сложный процесс самоопределения писателя. Центральным аспектом «биографии» В. Фульда является противоречивый внутренний мир Раабе. Автор предпринимает попытку реконструкции психических патологий и страхов писателя, внося тем самым существенный вклад в развитие психоаналитического направления в раабеведении.
Работы Д. Бэнш, Г. Хенкель, У. Коллер, X. Опперманна, хотя и не являются биографиями в традиционном смысле слова, тем не менее, информативно дополняют некоторые малоизученные аспекты литературной жизни Раабе. Д. Бэнш и Г. Хенкель представляют подробный каталог книг, составляющих личную библиотеку писателя, тем самым значительно облегчая труд приверженцев интертекстуального направления в раабеведении. В работе X. Опперманна можно обнаружить созданные Раабе иконографические образы, представляющие собой интереснейший объект для исследования, а У. Коллер освещает отношения писателя с его издателями — новую тему в раабеведении.
Новая исследовательская литература, начиная с 2000 года, отличается тематическим разнообразием. Литературоведы продолжают открывать новые аспекты в рамках обозначенных их предшественниками проблем повествования. Например, П. Гольдаммер (Goldammer, 2001) предлагает свой взгляд на образ крупного города (Берлина) в романах Раабе, а М. Диркс (Dierks, 2000) применяет для анализа позднего фрагмента романа «Альтерсхаузен» ("Altershausen", 1911) основы теории 3. Фрейда. Поздние романы писателя сохраняют свою актуальность для раабеведов и в XXI веке. Так, А. К. Хиллебранд (Hillebrand, 2001) изучая «образы музеев и кладбищ в романах XIX - XX веков»" , обращается, в частности, и к роману Раабе «Протоколы городка Фогельзанг». Исследовательница проводит интересные параллели между музеями и кладбищами как объектами мнемотехническими (поскольку в них запечатлены человеческие воспоминания) и психологией общества, которое может быть уверено в своем будущем лишь при условии обращения к традициям прошлого. Б. Дёррламм (Dorrlamm, 2003) по-новому освещает проблему многоголосия - «интегрированной полифонии»25 - в текстах Раабе. Интерес И. Хее Бае концентрируется вокруг «формальных аспектов позднего реалистического романа» , к которым автор относит такие «исторически устойчивые феномены, как «собственность», «семья», «демократия»27.
Особенно хочется отметить тот факт, что в начале века вышло несколько тематических сборников, посвященных разным аспектам творчества Раабе. Сборники, выпущенные под редакцией X. Блюме (Blume, 2001), С. Тилькинг (Thielking, 2002), X. Винкельса (Winkels, 2001 и 2003), X. Детеринга и Г. Эферсберга (Detering, 2003) могут стать хорошей теоретической базой для исследования любой тематической направленности, связанной с литературным направлением реализма в целом, а также с творчеством В. Раабе в частности.
Отдельно должна быть рассмотрена литературная программа и эстетика реализма в Германии, в силу того, что Раабе традиционно связывают именно с данным литературным направлением. В период с 18 по 1890 гг. эстетические установки реализма были представлены многочисленными статьями, рецензиями и критическими эссе, которые публиковались, в основном, в журналах. Взгляды авторов вышеуказанных программных текстов на задачи литературы в изменившихся общественных условиях не во всем совпадают, однако можно выделить и общую установку, которая сводится к следующему положению: литература должна и может изображать современную действительность в развитии, с учетом ее наиболее характерных особенностей.
Мнение о том, что «теоретические основы немецкого реалистического романа были во многом обусловлены результатами революции 1848 года»" , считается общепринятым в литературоведении. Поэтому имеет смысл кратко охарактеризовать историческую, социальную и политическую обстановку в Германии, на фоне которой шло становление литературного направления реализма.
Стремительное историческое развитие в XIX веке, следствием которого стали революционные перевороты во многих странах мира, вызвало чувство неуверенности у всех слоев населения. Революция 1848 года в Германии потерпела поражение. Цели либерально настроенной немецкой буржуазии — создание единого национального государства, которое представляло бы ее интересы, - не были достигнуты. Таким образом, после 1848 года средний класс буржуазии полностью утратил перспективу прихода к политической власти29. Попыткой принять эту новую реальность жизни стало обращение к так называемой «реалистичной политике» («die Realpolitik»), которую в 1853 году теоретически обосновал известный в то время немецкий политик и журналист А. Л. фон Рохау (August Ludwig von Rochau, 1810-1873). Он выступил против «красивых идеалов и заманчивых фантазий» «студенческой политики 20-х - 30-х годов» , то есть политических идеалов либерализма, бытовавших до 1848 года. Между тем, суть критикуемых Рохау либеральных идей состояла в провозглашении «автономности сознания и внутренней свободы личности основами ее существования в «реальном» мире» ". Иными словами, приверженцы либерализма признавали в качестве высшей ценности жизнь и счастье каждого человека.
Концепция «реалистичной политики» Рохау состояла в необходимости признания эволюционного значения результатов революции и, вместе с тем, существующей структуры власти. Автор сравнил государство с «живым организмом, в ... процветании которого принимают участие все его члены»34, поэтому «реалистичная политика» в послереволюционный период и в период образования империи должна базироваться на принципе самосохранения. Согласно Рохау, принцип самосохранения является неотъемлемой частью «закона естественного развития» , поэтому он автоматически оправдывает все действия государства. Это означало, что любое сомнение в нравственности и гуманности политики существующей власти не имело смысла, поскольку «можно обезглавить короля и истребить весь его род, но приверженный идее монархии народ все равно возведет на опустевший трон нового Кромвеля или Бонапарта» . Таким образом, авторитет государственной власти базировался не на положениях морали или «духовных факторах» , а на росте благосостояния в результате подъёма промышленного производства. Место просветительских идеалов в общественном сознании должен был занять прагматический анализ изменившихся условий жизни, а интеграция политических сил должна была стать предпосылкой укрепления государства.
Исторически значимым следствием «реалистичной политики» явилось разделение сфер политических и экономических интересов. X. Баумгартен (Hermann Baumgarten, 1825-1893) обосновал в своей статье «Критика немецкого либерализма» («Kritik des deutschen Liberalismus», 1866) необходимость передачи экономики в ведение «деловых людей» и отграничения ее от инстанции политической власти, определяющей цели и задачи государства. С одной стороны, такое разделение полностью отвечало интересам буржуазии в послереволюционный период, благодаря чему стал возможен быстрый экономртческий рост в 50-е гг. XIX века. С другой стороны, оно было выгодно и дворянскому сословию, представители которого обрели возможность участвовать в управлении государством. Отдельные положения «реалистичной политики» нашли свое применение и дальнейшее развитие в науке и в философии. Например, «популярным стало учение Ч. Дарвина о борьбе биологических видов за выживание и о естественном отборе, ... а также - философское учение А. Шопенгауэра о Мировой Воле, элементе, слепо определяющем жизнь» . В общественном сознании все глубже укоренялись следующие положения концепции Рохау: во-первых, представление о непродуктивности критики по отношению к политике государства и, во-вторых, идея гармоничного сосуществования людей, сумевших приспособиться к изменившимся условиям жизни.
Таким образом, в Германии середины XIX века ключевое слово «реализм» определило новое направление развития политической теории, науки и одноименной литературной концепции. Об этом свидетельствуют, например, слова известного немецкого писателя, журналиста и критика Т. Фонтане (Theodor Fontane, 1819-1898), посвятившего ряд своих работ обоснованию принципов реализма в литературе: «Понятием, исчерпывающе характеризующим нашу эпоху, является реализм»40. В статье «Наша лирическая и эпическая поэзия с 1848 года» («Unsere lyrische und epische Poesie seit 1848», 1852-1853) Фонтане указывает на родственную писателям позицию политиков, которые отказались от своих «шаблонов превосходства» в пользу «действительно важных потребностей» . И в дальнейшем литературоведы неоднократно подчеркивали связь между литературным направлением и политической теорией. Интересным в этой связи нам представляется мнение X. Видхаммера о том, что «реализм в литературе компенсировал издержки политического реализма»42. Литературе предписывалась задача «представить реальность как гармоничный и упорядоченный мир, в то время как большинство людей ощущали эту реальность как неясную, абстрактную или неопределенную» .
Несмотря на то, что эстетика реализма во многом перекликалась с классической концепцией искусства и литературы, следует отметить тот факт, что в литературных дискуссиях Й. В. Гете и Ф. Шиллера реализм был признан плоским, банальным и в целом, чуждым искусству явлением. Например, Шиллер писал в 1798 году в письме к Гете, что французы являются «лучшими реалистами» по сравнению с немцами, однако и их «реализм не способен создавать поэтов»44.
Исследователи реализма в Германии (Мартини, Гепперт, Детеринг и др.) приходят к выводу о том, что немецкая литература XIX века многослойна и представляет собой скорее многоголосье индивидуальных стилей писателей, чем единое литературное направление. Данное обстоятельство осложняет однозначное определение термина «реализм», о содержании которого велись и ведутся дискуссии в литературоведении. В зависимости от того, о каком авторе идет речь, определение реализма может иметь другой смысл. Говоря здесь и далее о «реализме» в Германии, мы, вслед за Мартини, имеем в виду «сложившееся в 1948-1890 гг., исторически ограниченное литературное направление» , в рамках которого параллельно существовало множество тенденций, иногда противоречивших друг другу. Художественный метод реализма Т. Фонтане определил как «изображение реальной жизни через призму искусства» . Основная тема, которую писатели-реалисты развивали в своих литературных произведениях — это непростые взаимоотношения личности и окружающего мира, проблема существования индивидуума в обществе. Исторически значимые изменения в общественной жизни представлялись, как правило, через призму восприятия отдельного человека, что вело к характерной субъективности языка повествования. В произведениях каждого писателя, принадлежавшего к литературному направлению реализма, эта тема нашла специфическое воплощение, основывающееся на его индивидуальном мировосприятии.
Следует отметить, что литературная программа, разработанная теоретиками немецкого реализма, не требовала достоверного копирования действительности, которую воспринимающий субъект изображает и комментирует с более или менее эстетически маркированных позиций. Само слово «реализм» теоретики употребляли в своих работах с осторожностью, в контексте таких определений, как «здоровый», «поэтический», «истинный». Теодор Фонтане, который из всех представителей эпохи наиболее однозначно относил себя к реализму и даже назвал его в одной из своих работ «истинным искусством» , указывал на то, что реализм ни в коем случае не совпадает с «простым изображением повседневной жизни», но стремится к ее «облагораживанию» («Lauterung») . Писатель О. Людвиг (Otto Ludwig, 1813-1865), который ввел понятие «поэтического реализма» , в своем понимании реалистического искусства отграничивал его от «натурализма», который изображает мир неопределенно и бессвязно, в то время как «поэтический реализм» предлагает «гармоничную и цельную картину мира»50. Даже Ю. Шмидт (Julian Schmidt, 1813-1886) и Г. Фрейтаг (Gustav Freitag, 1816-1895), наиболее известные теоретики реализма, издатели Лейпцигского журнала «Die Grenzboten», использовали понятие реализма в позитивном смысле, однако с большими ограничениями в значении. Копирование действительности для Шмидта обозначало концепцию натурализма или «неверного реализма» . Напротив, «истинный реализм ... видит сущность изображаемой реальности» . ;Пожалуй, наиболее близок к общему мнению оказался Р. Прутц (Robert Prutz, 1816-1872), издатель журнала «Das Deutsche Museum» (издавался с 185,1 по 1867 гг.) и представитель позиций умеренного реализма, когда он в 1859 году назвал «весь спор между реализмом и идеализмом ... пустым»53. Прутц полагал, что настоящее искусство должно объединять элементы реализма и идеализма, чтобы выполнять свою функцию - «преображение реальности с помощью идеалов» («die ideale Verklarung des Realen»)5 .
Согласно установке теоретиков реализма, литературные произведения должны были иметь определенные ограничения в жанровом аспекте. По мнению писателя и литературного критика Ф. Шпильхагена (Friedrich Spielhagen, 1829-1911), «роман ... должен повествовать лишь о таких действующих лицах, за которыми писатель полностью скрыт ... Их характер, стремления и желания, ... их действие и бездействие, их речь и молчание ... должны создать у читателя впечатление реальности, а не художественного произведения»55. В связи с этим в рамках литературного направления реализма отмечается преобладание жанров романа и новеллы, так как их форма казалась более эластичной и вариабельной по сравнению со строгой архитектоникой драмы и эпоса36. Г. Келлер (Gottfried Keller, 1819-1890) писал в 1851 году: «Стремительный распад старого мира способствовал тому, что драме более не нашлось места среди других литературных жанров»37. «Форма романа является наиболее удобным сосудом для такого противоречивого ... идейного содержания нашего со времени» , - писал Р. Прутц.
В дискуссиях о романе наиболее значимым являлся вопрос о его структуре, которая должна была отражать структуру окружающего мира. «Действие романа, - писал литературный критик К. Френцель (Karl Frenzel, 1827-1914), - подобно движению по кругу. Начало должно согласовываться с концом, а центр, то есть идея, должна освещать все моменты произведения. В романе не должно быть таких эпизодов, которые не согласованы с действием, или нелогичным образом прерывают ход повествования»5 .
Наряду с романом, высокую оценку теоретиков реализма получила новелла, которая, обладая сжатой структурой, позволяла автору расставить акценты на самых существенных моментах повествования. «Новелла, - писал Ф. Т. Фишер (Friedrich Theodor Vischer, 1807-1887), - оперирует с трагическим даже лучше, чем роман. Она имеет четкую организацию: если хочешь кратко рассказать об интересном событии, не станешь задерживаться на малоинтересных деталях, а поспешишь навстречу развязке»60. Т. Шторм (Theodor Storm, 1817-1888) в 1881 году подвел итог дискуссии об эстетической ценности новеллы: «Современная новелла — это сестра драмы, это один из наиболее строгих повествовательных жанров. Как и драма, она освещает серьезнейшие проблемы человеческой жизни, предполагает конфликт в центре повествования, вокруг которого организовано действие, и благодаря которому новелла имеет завершенную форму и исключает все несущественное. Она отвечает самым высоким запросам искусства»61.
Таким образом, утверждение высокой значимости строгих форм романа и новеллы служило в эстетике реализма двум целям. С одной стороны, средства литературы позволяли представить несовершенную окружающую действительность как осмысленную и упорядоченную необходимость. С другой стороны, это подчеркивало автономность литературы и выделяло ее среди конкурирующих дискурсивных практик. В отличие от «страшной конкурентки - науки» ", самоутверждение литературы стало возможным благодаря осознанию ее специфических форм. Согласно классическому определению литературы, эти формы состояли, прежде всего, в индивидуализации исторических процессов и структурных взаимосвязей в социуме. Так К. Френцель видел принципиальное отличие исторического романа от научной историографии в различном подходе к характеристике мотива действий индивидуума и раскрытии причинных взаимосвязей. «Историк сопоставляет естественные и общественные силы в описании событий, он не изобретает события, а указывает на закон причины и следствия в происходящих событиях. Писатель объединяет свои наблюдения с историческими событиями и делает персонажей и присущие им страсти единственной движущей силой в истории» . Также Ф. Шпильхаген, который утверждал преимущество романа по сравнению с современной наукой, видел разницу между «научным анализом» и «произведением искусства» как разницу между «абстрактной закономерностью и индивидуальным исключительным случаем» .
Что же касалось тематики литературных произведений, то у теоретиков реализма в Германии не было единого мнения и на этот счет. Спорным являлся, прежде всего, вопрос о том, какие области социальной и исторической действительности достойны изображения в литературных произведениях. Ю. Шмидт и Г. Фрейтаг полагали, что литература должна посвятить себя описанию «современной реальности как устроенной разумно и осмысленно»65. При этом в литературном произведении не должно было - 66 быть места «чуждой реальному миру романтике» , «утопическим размышлениям» и «тлетворной критике» . Такого рода «заблуждениям»69 Шмидт противопоставил «здоровые человеческие идеалы» . «Романтики, -писал он в 1860 году, - были далеки от действительности. Они так долго предавались своим собственным мыслям и чувствам, что, в конце концов, перестали понимать, какие мысли и чувства волнуют их современников»71. В качестве примера истинных произведений литературы издатели "Die Grenzboten" приводили романы Скотта и Диккенса, а также так называемую деревенскую историю «в духе Бертольда Ауэрбаха и Иеремии Готтхельфа»72. Популярность в народе, реалистичность и жизнеутверждающие мотивы этого жанра считались соответствующими постулатам литературы реализма, хотя Ю. Шмидт не мог не отметить присущую деревенской истории «тематическую ограниченность» .
Популярный роман Г. Фрейтага «Приход и расход» («Soil und Haben», 1855) служил образцом литературной программы и эстетики реализма Шмидта и Фрейтага. Роман посвящен проблемам экономической действительности в современных условиях, в нем описываются рабочие будни патриархальной торговой конторы, в образе владельца которой легко уживаются деловые и личные качества. «В реальной жизни можно найти большое количество настоящих героев. Это фермеры, купцы, фабриканты ... , чьи жизненные перипетии и взаимоотношения ... весьма интересны. Почему бы нашим писателям не заняться воплощением этой реальной жизни в своих произведениях?»74.
Литературная программа реализма Шмидта и Фрейтага, а также роман Фрейтага, являющийся ее воплощением, были раскритикованы современниками именно из-за узости толкования в них реалистических принципов. Р. Прутц и К. Гутцков (Karl Gutzkow, 1811-1878), издатели журнала «Unterhaltungen am hauslichen Herd» (1852-62), отмечали ограниченность трактовки принципов реализма Шмидтом и Фрейтагом, которые слишком идеализировали реальную действительность. Гутцков предпринял попытку вывести реалистическую панораму современной жизни в своем романе «Рыцари духа» («Die Ritter vom Geiste», 1850), в котором были представлены «короли и нищие», «трон и хижина», «рынок и лес». Роман Гутцкова полон социальных контрастов, которые, по замыслу автора, суть лишь различное воплощение единого духа человечества. Эта «гуманистическая» тенденция романа «возвращала людям веру в то, что жизнью на земле правит единый дух», как выразился Гутцков75. Р. Готтшаль (Rudolf Gottschall, 1823-1909) подверг критике концепцию Шмидта и Фрейтага с несколько другой точки зрения. Он иронично отзывался о детализированном описании трудовых будней человека, которое наличествует в романе Фреитага, указывая на существование более важных и глобальных тем для литературы. «Насколько глубоко поэзия, призванная освещать душу человека, может углубиться в описание огромного количества деталей, не погребя под этим малоинтересным материалом прекрасное?»76, справедливо вопрошал Готтшаль в своей работе, датированной 1856 годом. Он не видел смысла писать на темы, которые понятны лишь ограниченному числу людей. Его подход к литературе носил, скорее, оттенок неоклассицизма, в силу того, что предполагал интеграцию реализма и идеализма, был ориентирован на «более глубокую жизнь души», которая, по его мнению, является «источником всей великой литературы»77.
Несмотря на существенные различия в приведенных выше трактовках литературной программы и эстетики реализма, общим для всех них моментом было компенсаторное «поэтическое восприятие мира», как писал О. Людвиг, «мира, который свободен от хаоса, и реальность в нем такова, что его разнообразие не пугает, но воспринимается нашим сознанием в единстве и гармонии»78. Дискуссии о возможностях и границах реалистической литературы в 50-х и 60-х годах XIX века сыграли положительную роль, в первую очередь, в укреплении позиций немецкого искусства и литературы по отношению к французской литературе, а также они способствовали утверждению автономии литературного дискурса по отношению к политическому и научному дискурсам.
Эстетика и символика произведений В. Раабе
Проводить параллели между положениями эстетической концепции реализма, которая была подробно рассмотрена выше, и художественными установками В. Раабе — весьма нелегкое дело. Мировоззрение писателя складывалось в те годы, когда происходили коренные изменения в социально-политическом устройстве Германии. Раабе, безусловно, ощущал свою причастность к процессу переустройства общества, высказывая мнение, что произведение искусства не должно уподобляться непритязательной арабеске: «Думающий человек ищет в художественном произведении не утонченную эстетику искусства, но, в первую очередь, пример того, каким образом он мог бы с честью преодолеть все жизненные неурядицы»79. Одновременно расхожие варианты литературного реализма его не устраивали. Например, сохранилось документальное свидетельство нелестных отзывов писателя о популярном в то время романе Г. Фрейтага «Приход и расход». Раабе называл его «книгой, которая годится лишь для послеобеденного чтения на диване» . Неудивительно, что в журнале «Grenzboten», редактируемом Шмидтом и Фрейтагом, имя Раабе почти не упоминалось. По этому поводу писатель неоднократно высказывал свое сожаление друзьям и издателям .
Раабе не принимал непосредственного участия в литературных и эстетических дискуссиях теоретиков реализма и вел достаточно «обособленный образ жизни» . Круг его друзей был узок, он не умел заводить и поддерживать знакомство с «нужными» людьми. На все
предложения издателей написать свою автобиографию, писатель неизменно отвечал отказом, ссылаясь при этом на тот факт, что его «жизненный опыт запечатлен в его книгах»"1.
Вильгельм Раабе родился 8 сентября 1831 года в г. Эшерсхаузен. Он был старшим из троих детей в семье чиновника Густава Раабе и его супруги Августины . Раннее детство будущего писателя проходит в небольшом городке Хольцминден на реке Везер. Дед Вильгельма, Август Раабе, принадлежавший к кругу брауншвейгских просветителей, последователей Лессинга, приобщает внука к удивительному миру художественной литературы. Всем книгам юный Раабе предпочитает «сказки Музеуса, братьев Гримм, Андерсена, а также историю о приключениях Робинзона Крузо»83.
Авторы исследований, посвященных биографии писателя, уделяют особое внимание его взаимоотношениям с отцом. Густав Раабе был человеком одаренным и энергичным, с блеском закончил Геттингенский университет и мечтал о самостоятельной адвокатской практике. Превыше всего он ценил дисциплину, а в общении с сыновьями предпочитал авторитарный стиль. Вильгельм, напротив, обладал «тонкой душевной организацией»86, был склонен к разного рода болезням, плохо учился в школе, и у него почти не было друзей. Мечтательная натура и мягкий характер сына тревожили отца. «Он прилагал неимоверные усилия к тому, чтобы сделать из Вильгельма настоящего мужчину, ставил ему в пример младшего брата Генриха, который рос «нормальным мальчиком», смелым и жизнерадостным, умел хорошо ладить со всеми» . Воспитательные меры Густава Раабе привели лишь к тому, что Вильгельм старался избегать общества чрезмерно строгого отца и все больше сближался с матерью, которая любила его таким, каков он есть. Когда в конце января 1845 года отец скоропостижно умер от приступа аппендицита, тринадцатилетний Раабе искренне скорбел вместе с другими членами семьи, однако будущий писатель не мог не испытывать также и некоторого облегчения: теперь он больше не будет страдать от ненавистной «отцовской хватки» . Именно о такой реакции свидетельствует следующее признание, сделанное писателем уже в зрелом возрасте: «Безвременная кончина отца определила мою судьбу. Если бы он прожил более долгий срок и продолжал меня воспитывать, то, вероятно, я стал бы не писателем, а посредственным юристом. Один из нас должен был бы уступить другому» .
Оставшись одна с тремя детьми, Августина Раабе решает перебраться в Вольфенбюттель, где жили братья матери Юстус и Кристиан Йеепы, принадлежавшие к верхушке местного светского общества (оба брата матери служили в гимназии, один из них был ректором)90. Перемена места жительства означала для четырнадцатилетнего Вильгельма перемену образа жизни, переоценку привычных ценностей. Здесь он, малообщительный, замкнутый, склонный к рисованию, чтению, уединенным прогулкам и фантазированию, оказался в изоляции. Вильгельм был на три года старше своих одноклассников, так как на вступительных экзаменах в гимназию обнаружил низкий уровень знаний и был принят только в четвертый класс. Отсутствие прилежания и интереса к школьным наукам (за исключением родного языка, истории и рисования) стало причиной отчужденного отношения к нему и со стороны родственников.
Сравнительная характеристика повествователей в романах «Штопфкухен» и «Протоколы городка Фогельзанг»
Используя здесь и далее термин «образ» в отношении повествователей Эдуарда («Штопфкухен») и Карла Крумхардта («Протоколы городка Фогельзанг»), мы имеем в виду так называемый «образ-характер»227, типичный для литературных текстов реалистической парадигмы. Мы разделяем мнение В. Шмида о том, что образ повествователя «конституируется в тексте и воспринимается читателем не как абстрактная функция, а как субъект, наделенный определенными антропоморфными чертами мышления и языка»"" . Среди качественных характеристик повествователя Шмид акцентирует «субъективность»229, чем вполне можно объяснить «притягательность» повествователя «в литературе»230.
Отметим, что в раабеведении образ повествователя интерпретировался неоднократно: достаточно упомянуть здесь основополагающую работу В. Йемюллера (1975), исследования X. Ю. Майнертса (1940), X. Оля (1968), П. Деркса (1976), Д. Кафитца (1978), В. Эмриха (1982), И. Реблинг (1988), И. Хампль (1995) и другие. Несмотря на достаточно большое количество научных работ и авторских точек зрения, предлагаемые интерпретации раабевского повествователя возможно представить в виде трех основных вариантов:
1. Повествователь рассматривается в качестве главного героя повествуемых им событий. Сторонник этой точки зрения В. Прайзенданц, анализируя композицию «Протоколов городка Фогельзанг», убедительно доказывает тот факт, что по мере развития сюжетной линии романа «повествование все в большей степени принимает форму внутреннего диалога повествователя с самим собой»" . Прайзенданц отмечает также «диалогичный характер отношений между "Протоколами" и их создателем»232, что, по мнению исследователя, влечет за собой «акт саморефлексии»" повествователя. Таким образом, в центре повествования оказываются внутренний мир и воспоминания самого Крумхардта, но не жизнеописание его протагониста, как это предполагалось повествователем в самом начале работы над рукописью.
2. Повествователь не рассматривается в качестве самобытного персонажа. Немногочисленные приверженцы указанной версии в основном используют при интерпретации литературных образов методы психоанализа и утверждают, что разграничение персонажей поздних романов В. Раабе на повествователя и главного героя (протагониста) носит чисто условный характер. По мысли исследователей данное обстоятельство указывает на амбивалентность психики конкретного автора. Например, Ц. фон Штуднитц говорит о существовании двух типов мальчиков в брауншвейгских романах Раабе: «первый мальчик — послушный, робкий, довольно скучный, ... имеет товарища совершенно иной природы - дерзкого, непредсказуемого, темпераментного, смышленого. ... Этот симпатичный сорвиголова неудержимо влечет к себе тихоню, ... вдохновляет его на смелые и дерзкие поступки. ... Послушный мальчик - это его (Раабе — Ю.Л.) реальность в детстве, типаж, соответствующий характеру писателя, а другой — это тот мальчик, на которого он хотел быть похожим»" . Мнение Штуднитц в целом разделяет и К. Целлер, характеризуя в своем исследовании Фельтена Андреса как «мрачную противоположность по отношению к «рассудительно логичной» стороне Я (повествователя - Ю.Л.), страшного гостя в заурядном бытии Крумхардта».
3. Повествователь трактуется как персонаж, присутствующий в рассказываемой им истории, но играющий в ней лишь второстепенную роль. С этой точки зрения повествователь является наблюдателем и очевидцем становления личности главного героя и используется автором с целью придания большей реалистичности повествуемым событиям. Не случайно В. Иемюллер называет повествователя в поздних романах Раабе «биографом»2 6, а В. Эмрих утверждает, что «повествователь в основном пытается разгадать загадочный внутренний мир своего друга»237. Указанную трактовку можно назвать наиболее традиционной в раабеведении, начиная с 40-х гг. прошлого века. Исследователи при этом руководствовались, прежде всего, авторской характеристикой Эдуарда и Карла Крумхардта в качестве «биографов», «летописцев», «протоколистов»" , то есть создателей чьих-то жизнеописаний. Прототипом данных персонажей можно назвать Йоханеса Ваххольдера, пожилого повествователя, который уже в первом романе Раабе — «Хроника Воробьиной улицы» — ведет повествование от первого лица и «посредством воспоминаний делает прошлое настоящим»2 . Ваххольдер имеет много общего с Эдуардом и Крумхардтом: он выступает в роли одновременно рассказчика и героя, живущего среди других персонажей его истории. В ключевых эпизодах повествования он является не просто свидетелем, но также и непосредственным участником описываемых событий.
Развитие образа героини в произведениях В. Раабе
Женские персонажи играют существенную роль в произведениях позднего периода творчества Раабе, тем не менее, в раабеведении эту тему до сих пор нельзя назвать хорошо изученной. Первым основополагающим исследованием в этом направлении стала работа М. Бреам412. Исходным пунктом работы становится вопрос, «в какой степени в произведениях Раабе нашла отклик современная дискуссия о положении женщины в обществе» . Такая постановка вопроса изначально предполагает более широкую, не ограниченную рамками чисто литературоведческого рассмотрения, интерпретацию текстов и обращение автора к историческому контексту, в данном случае, к общественной роли женщины в XIX веке. К несомненным достоинствам работы следует отнести предлагаемую Бреам типологию женских персонажей. К сожалению, автор ограничила круг исследуемых произведений романами раннего и среднего периодов творчества Раабе. В отношении героинь поздних романов — Валентины Квакатц («Штопфкухен») и Хелены Тротцендорф («Протоколы городка Фогельзанг») Бреам лишь замечает, что они «играют существенную роль в ходе повествования», обнаруживая «ум, практичность в действиях и социальную ответственность» .
В дальнейшие годы был опубликован целый ряд исследований, посвященных теме, которую в целом можно обозначить как «Эротика, сексуальность, семья в произведениях В. Раабе», и в которых нашла свое отражение и «женская» тематика. Наиболее важными для нашего исследования мы считаем работы X. Денклера э, И. Штокзигер Ди Майо416, И. Реблинг417, А. Харниш418 и С. Бофеншен.
X. Денклер стал одним из первых исследователей, обнаруживших на примере позднего романа «Альтерсхаузен» тот факт, что эротически привлекательные женские образы в текстах Раабе воплощают собой некую скрытую угрозу существованию героя. Эта мысль находит свое подтверждение и дальнейшее развитие в работе И. Штокзигер Ди Майо. Анализируя образ Хелены Тротцендорф, автор приходит к выводу о том, что в романе «Протоколы городка Фогельзанг» «женщина является в первую очередь объектом мужской фантазии, своеобразным экраном, на который мужчина проецирует некий идеальный портрет» . Несовпадение этого идеального портрета с действительностью имеет негативные последствия не только для отношений возлюбленных, но, в первую очередь, для мужчины. Эротически привлекательная, страстная женщина с сильным характером, каковой является Хелена, несет опасность для своего возлюбленного Фельтена Андреса, она «непобедима, внушает неуверенность мужчине, вызывает у него страх» . И. Реблинг в своем исследовании идет еще дальше, рассматривая поздние романы Раабе как апофеоз психологического дискурса, отражающий кризис субъекта в гражданском обществе XIX века.
