Содержание к диссертации
Введение
Введение.
1.1. Российское предложение о всеобщем разоружении. 24
1.2. Политика России в Германии в 1816-1817 гг. 30
1.3. Студенческое движение в Германии и позиция России. 36
1.4. Речь Александра I 15 (27) марта 1818 г. на открытии первого сейма Царства Польского. 48
Глава 2. Внешняя политика России в период подготовки и проведения конгресса четырех союзных держав в Аахене (1818 г.). 56
2.1. Подготовка конгресса, прелиминарные переговоры и программы союзных делегаций на конгрессе в Аахене. 56
2.2. Ход переговоров и российское предложение о создании "великого союза" европейских государств. 71
2.3. Дальнейший ход переговоров и позиция Австрии и Великобритании по вопросу о создании "всеобщего союза". 82
2.4. Итоги конгресса в Аахене. 91
Глава 3. Внешняя политика России в Европе 1819-1820 гг. (от Карлсбадских декретов до начала совещаний в Троппау). 98
3.1. Карлсбадские постановления и позиция России. 98
3.2.Внешняя политика России в Германии в последние месяцы 1819 г.
113
3.3. Правительственный кризис во Франции, революция в Испании и...124 позиция России. 124
3.4. Внешняя политика России накануне конгресса великих держав в Троппау (1820 г.) 129
3.5. Конституционные проекты России и политические комбинации к началу совещаний в Троппау. 141
Заключение. 153
Примечания 160
Список литературы 179
- Российское предложение о всеобщем разоружении.
- Подготовка конгресса, прелиминарные переговоры и программы союзных делегаций на конгрессе в Аахене.
- Карлсбадские постановления и позиция России.
Введение к работе
Внешняя политика России периода 1816-1820 гг. занимает особое место в истории Отечества. Победоносное завершение войны с Наполеоном поставило Россию в один ряд с сильнейшими державами. Это было время, когда Россия оказывала большое влияние на международную политику, в частности, на европейском континенте. Могущество России, ее авторитет и внешнеполитический статус вызывали беспокойство ее союзников по антинаполеоновской коалиции, в первую очередь, Австрии и Великобритании. Планы петербургского кабинета по политическому переустройству Европы - введение монархических конституций, предложение по всеобщему разоружению, поддержка национально-патриотических тенденций в Германии и Италии - постоянно встречали противодействие со стороны Лондона и Вены. Но общая заинтересованность в сохранении послевоенного status quo не позволяла державам перейти к открытому противостоянию. 8 (20) ноября 1815 г. между Россией, Австрией, Великобританией и Пруссией был заключен договор о Четверном союзе. Этот договор закреплял тесные отношения, сложившиеся между союзниками во время общей борьбы с Наполеоном и обосновывал необходимость сотрудничества четырех держав в мирное время. Кроме этого, четыре державы взаимно обязывались соблюдать мирный договор с Францией от 8 (20) ноября 1815 г. о недопущении Наполеона Бонапарта и всего его рода к власти; проводить консультации между собой и французским королем Людовиком XVIII о мерах по обеспечению спокойствия и безопасности. Также были определены меры по пресечению возможности нарушения Францией условий временной оккупации части ее территорий войсками союзных держав [1].
Желание сохранить равновесие в Европе побуждало союзные кабинеты к выработке общих решений и согласованных действий. Формой, в которой наиболее полно проявилась эта тенденция, стали конгрессы,
вошедшие в историю под названием "конгрессы Священного союза". Но термин этот условен и с формальной точки зрения совершенно неверен. Акт о Священном союзе от 14 (26) сентября 1815 г. должен был стать религиозной доктриной и моральным кредо для государей, его подписавших. Священный союз четко не определял обязательства его участников и был скорее нравственным институтом. Четверной союз, напротив, был серьезным политическим объединением, со строго определенными обязательствами, в том числе и военными. Именно в трактате о Четверном союзе в ст. VI были предусмотрены совещания уполномоченных союзных держав по обсуждению вопросов, "и для рассмотрения мер, кои во время каждого из сих собраний будут сочтены самыми действительными для охранения спокойствия и благоденствия вверенных Им народом Европы". Предложение о проведении конгрессов было выдвинуто Великобританией и принято в английской редакции с целью усилить свое влияние на континенте. Таким образом, договор о Четверном союзе определял и юридически обосновывал проведение конгрессов - конгрессов Четверного союза [2].
В Европе после Венского конгресса сложилась новая система международных отношений, получившая название "Венской". Именно тогда в теорию и практику международных отношений были введены понятия "цивилизованные нации", была запрещена работорговля, объявлен нейтралитет Швейцарии, принят принцип речного судоходства, создана Германская конфедерация. Именно в этот период были заложены основы современной дипломатии, и создана модель международных отношений, которая сохранилась до настоящего момента.
Венская система в отличие от Версальской системы (1919-1920) обеспечила в Европе мир в течение довольно долгого периода времени. Россия явилась важным формирующим фактором венской системы и составляла ее неотъемлемую часть. Либеральная внешняя политика России способствовала интеграции и самоопределению европейских народов, учитывая опыт нового времени - Просвещения, Великой Французской
революции и романтического миропонимания. Уже в Первом Парижском мирном договоре 1814 г. по настоянию Александра I была четко определена задача создания системы реального и длительного равновесия сил в Европе. Венская система исключала вероятность возникновения враждующих политических альянсов на континенте и преобладающего влияния какой-либо из держав. Во внешней политике России данного периода приоритетным было европейское направление.
Изучение внешней политики России периода формирования и развития Венской системы международных отношений является очень актуальным в настоящее время. Сегодня мы являемся свидетелями формирования новой политической системы - системы Европейского союза. В период, взятый для рассмотрения в данной диссертации, Россия выдвигала конкретные предложения по созданию европейского сообщества. Европейское направление было приоритетным во внешней политике России. "...События и идеи как раз нашего времени - Европейский Союз, трудные рождения наднациональных суверенитетов, ценности легитимизма ..." [3]. В тот период русским императором предпринималась первая попытка организации Евросоюза, и именно этой цели была подчинена вся внешняя политика эпохи конгрессов.
Изучение миролюбивой внешней политики России (в частности, предложение о всеобщем разоружении, которое не поддержали Австрия, Англия и Пруссия) развенчивает миф об имперском характере европейской политики России, который до недавнего времени был широко распространен в зарубежной историографии. Либерально-конституционная направленность политики России в Европе опровергает сложившееся мнение о России как о "жандарме Европы".
Большой вклад в изучение европейской политики России периода формирования Венской системы международных отношений внесла русская дореволюционная историография. Исследования Н. К. Шильдера, С. М. Соловьева не потеряли своей научной ценности, поскольку основывались на
большом документальном материале. Н. К. Шильдер, например, имел доступ к секретным архивам царской семьи и опубликовал некоторые бумаги из личной переписки Александра I. Его концепция основывалась на традиционной для дворянской историографии точке зрения - политика западно-европейских стран (Австрии и Великобритании) представлялась коварной и агрессивной, а российская внешняя политика - справедливой и бескорыстной [4].
Советская историография (Н. С. Киняпина, И. А. Заичкин, И. Н. Почкаев, Л. А. Зак, О. В. Орлик, М. Н. Покровский и др.) как правило, делала акцент на реакционную сторону внешней политики России, а ее либеральный курс игнорировался [5] .
Большой опыт исследования восточной проблемы данного периода в работах И. С. Достян, А. В. Фадеева, В. Н. Виноградова и др. Поскольку на Востоке Россия традиционно соперничала с Англией, в этих произведениях раскрывается реакционная политика лондонского кабинета [6].
A parte, либеральный характер российской европолитики показан в некоторых работах, посвященных исследованию двусторонних отношений и региональных проблем. Исследованию русско-французских отношений посвящены работы В. Г. Сироткина и И. С. Рыбаченок, в которых показана исключительная помощь России по скорейшему восстановлению Франции после Венского конгресса [7]. Русско-испанским отношениям посвящены работы М. А. Додолева и А. Л. Нарочницкого. В монографии М. А. Додолева "Россия и Испания 1808 - 1823 гг." автор доказывает, что политика России, приведшая к заключению союзного договора с Регентским Советом, признание ею кортесов и принятой ими конституции, объективно оказала поддержку испанским патриотам. Академик А. Л. Нарочницкий также указывает на то, что Александр I убеждал короля Испании Фердинанда VII в необходимости конституционных преобразований, и, если они не последуют, будет революция [8]. Однако Нарочницкий, как и Додолев не уделяет большого внимания факту признания русским правительством новых
испанских кортесов (парламента), появившихся в результате революции 1820 г. Л. Ю. Слезкин в своей книге "Россия и война за независимость в Испанской Америке" останавливается вскользь на этом событие, но интерпретирует его как лживую и лицемерную политику царизма [9]. В работах Б. Н. Комиссарова и Н. Н. Болховитинова рассматривается позиция России в период становления независимости латиноамериканских государств. Они подчеркивают, что в течение 16 лет войны за независимость, Россия проводила политику нейтралитета. Официально не признавая новые суверенные государства Латинской Америки, российское правительство в силу своей торгово-экономической и политической заинтересованности поддерживало связи со многими из них [10]. Работы А. Н. Шапкиной и М. С. Стецкевича посвящены анализу англо-русских отношений. Рассматривая англо-русские отношения, авторы указывают на постоянное сотрудничество лондонского и венского кабинетов и их стремление противодействовать политике России. Стецкевич и Шапкина отмечают, что Англия поддерживала реакционную политику Австрии в Германии и Италии в противовес либеральным предложениям России [11].
За последнее десятилетие вышел ряд работ, посвященных проблемам внешней политики России XIX века. Особенно стоит отметить большой коллективный труд "История внешней политики России. Первая половина XIX века. От войн России против Наполеона до Парижского мира 1856 г." [12]. Эта публикация доказывает значимость для истории страны периода 1816-1820 гг., и в то же время ярко иллюстрирует отсутствие научных исследований по целому ряду проблем. В частности, в этой коллективной монографии отсутствуют освещение позиции России по отношению к событиям в Вартбурге 1817 г., к Карлсбадским постановлениям, оценка многих других фактов, характеризующих либеральный курс внешней политики России в период с 1816 г. до конгресса в Троппау. Следует выделить также труд О. В. Орлик "Россия в международных отношениях 1815-1829 гг. (От Венского конгресса до
Адрианопольского мира)' [13]. Работа основана на обширном документальном материале, но концепция реакционной внешней политики царизма, по-прежнему, преобладает. Так, например, Орлик утверждает, что реакционные Карлсбадские декреты не встретили противодействия России, что не соответствует действительности.
Работы зарубежных исследователей представляют фактологический интерес. Труды Г. Темперлея, Л. Пенсона, Ч. Вебстера и др. содержат обширный фактический материал, собранный из большого круга архивных и опубликованных источников [14]. Но концептуально работы необъективны, поскольку вся внешняя политика России посленаполеоновской эпохи освещается предвзято. Западные историки, так же как и советские, в основном считают всю внешнюю политику России данного периода реакционной и имперской. Вебстер, тем не менее, отмечает, что британский кабинет почти всегда поддерживал реакционную австрийскую политику в противовес политике России. Он также отмечает высокую результативность англо-австрийского сотрудничества. Британия была заинтересована в том, чтобы сделать Австрию сильной державой в Европе и не допустить дальнейшего роста могущества России. Для этой цели Англия поддерживала реакционную политику Австрии в Италии и Германии и стремилась как можно дольше держать Францию в неравноправном положении. Вебстер также признает многие заслуги императора Александра и, в первую очередь, его верность договорам, которые не всегда соблюдались другими участниками Четверного союза [15]. По мнению Вебстера, Александр привнес в европейскую политику моменты, далеко опережающие его время: "По проекту, Священный Союз должен был стать новым христианским миром, где все монархи были бы братьями, а подданные - их детьми. Он начал первую дискуссию по международному разоружению... Он дал Польше конституцию самую либеральную для той эпохи. Он обсуждал и даже практиковал освобождение крепостных от рабства" [16].
А. Дебидур, как и подавляющее большинство зарубежных буржуазных историков, больше критикует внешнюю политику России, приуменьшает ее заслуги в либерализации Европы. Ряд очень важных фактов Дебидур просто не упоминает в своем фундаментальном труде "Дипломатическая история Европы" [17]. Он ничего не пишет о предложении России по разоружению, о позиции России по отношению к событиям в Вартбурге 1817 г. и т. д. А ведь именно эти исторические факты характеризуют европейскую политику петербургского кабинета как справедливую и демократичную в гораздо большей степени, нежели внешнеполитический курс других великих держав. Дебидур очень неохотно упоминает о том, что именно благодаря Александру I, Франция получила конституционную Хартию, ничего не говорит о том, что Александр войдя в Париж, был настолько лоялен к местному населению, что отменил обряд передачи ключей, а также сохранил Вандомскую колонну и спас Лувр от разфабления англичанами. Дебидур признает заслуги России по отношению к Франции после битвы под Ватерлоо во времена Второго Парижского мира - однако, считает, что всем Франция была обязана дипломатическому таланту премьер-министра Ришелье, к которому благоволил Александр I [18].
Отдельно стоит сказать о труде профессора Гарвардского университета и государственного секретаря США Генри Киссинджера "Восстановление мирового порядка. Меттерних, Каслри и проблемы мира в 1812-1822 гг." [19]. Киссинджер считает, что система легитимизма и европейского равновесия была создана австрийским министром К. Меттернихом и британским министром иностранных дел Р. Каслри, таким образом, сводя на нет роль России, которая в действительности была не меньшей. Киссинджер пытается доказать политическую прозорливость Каслри и Меттерниха, которые основали венскую систему на принципах легитимности и равновесия, а не на принципе самоопределения наций, к которому склонялся Александр I [20]. Однако следует отметить, что в произведениях Дебидура и Киссинджера предпринята попытка достаточно объективно оценить
внешнюю политику России, ее стремление идти на компромиссы и умение лавировать.
Уже в первые годы после Второй Мировой войны появилась одна из центральных историографических проблем в рамках обсуждения Венской системы - о характере Священного союза. Западные историки оценивали его создание неоднозначно. Некоторые доказывали, что Александр I стремился перестроить международные отношения на принципах христианской морали. Другие историки, приспосабливая интерпретацию Венской системы к задачам "холодной войны", утверждали, что Акт Священного союза был лишь маской, скрывавшей действительные внешнеполитические задачи России. В этом контексте показательной является работа бельгийского историка Ж. А. Пиренна "Священный союз. Европейская организация всеобщего мира" [21]. Пиренн утверждает, что Александр I стремился к установлению мировой гегемонии России. Так же Пиренн выдвинул тезис о том, что осью мировой политики в тот период было англо-русское соперничество. Одной из целей создания Священного союза была заинтересованность России в ограничении преобладающей роли Англии и Австрии в Четверном союзе. За противоборством Священного и Четверного союзов скрывалось противоречие между интересами России и Великобритании. Эти противоречия достигли своего апогея в 1818 г. на конгрессе в Аахене. Россия рассчитывала пригласить в Аахен всех европейских монархов, но из-за активного сопротивления Австрии и Англии согласилась на проведение конгресса только четырех держав и Франции. В протокол заключительного совещания были включены выражения, заимствованные из Акта о Священном союзе. По этой причине, считает Пиренн, общественное мнение восприняло решение конгресса Четверного союза в Аахене как проявление политики Священного союза. Победителем на конгрессе Пиренн называет Меттерниха, который сумел воспользоваться разногласиями внутри союза и провести свою собственную политику. Пиренн делает вывод, что "международная политическая система, созданная
на Аахенском конгрессе в результате усилий Меттерниха, стала орудием, направленным против освобождения народов" [22].
Профессор Женевского университета М. Буркен в своей работе "История Священного союза" высказывает мнение о том, что внешняя политика России эпохи конгрессов была либеральной и миролюбивой [23]. Он справедливо отмечает, что Пиренн "проявил склонность преувеличивать значение своего центрального тезиса, что выразилось в попытках иногда навязать фактам свою интерпретацию" [24]. Буркен рассматривает союз европейских держав, создавших Венскую систему, как прообраз международных европейских организаций XX века. Он называет российское предложение о создании всеобщего союза европейских государств (что и было "душой Священного союза") великой идеей [25]. Главной причиной ее провала Буркен считает "несоответствие между этим институтом и реальными потребностями эпохи", в современных условиях. Когда европейский континент "потерял руководство над делами, ключ к решению проблемы лежит в преодолении раскола мира на два блока, и что строительство объединенной Европы невозможно без учета данных мировой политики. Идея Священного союза в новых условиях может быть осуществлена только в том случае, если она будет рассматриваться как идея универсальная" [26].
Но в основном зарубежная историография представляла Россию данного периода как главную реакционную силу континента, готовую решать международные конфликты силой своего оружия [27]. На основе подобных утверждений об агрессивности внешней политики России строят свои концепции некоторые зарубежные государственные деятели. Поэтому объективное изучение истории внешней политики России является политически актуальным в наши дни.
В последнее десятилетие вместе с осознанием необходимости всестороннего изучения периода создания Венской системы, как для отечественной, так и для зарубежной истории, возобновились попытки
оценить и переосмыслить личность Александра I. Деятельность Александра I как вершителя внешней политики России неотделима от его нравственных и политических убеждений. В задачи данной диссертации не входит анализ психологического портрета Александра I. Его деятельность и политические убеждения рассматриваются только в контексте либеральных тенденций внешней политики России.
В настоящее время изучение психологического портрета исторических фигур, которое было прервано в 30-ые годы XX века, возобновилось. Возрос интерес к произведениям Н. К. Шильдера и С. М. Соловьева. Александра I старая историография представляла как "благословенного монарха", а советские историки, напротив, изображали его защитником феодально-крепостнических порядков [28]. Сегодня многие историки характеризуют Александра "как государственного деятеля, законодателя, либерального реформатора и выдающего дипломата и политика...." [29]. Н. И. Казаков пишет о намерении Александра I ограничить произвол чиновничьего аппарата и абсолютную власть монарха, о том, что он способствовал распространению в обществе либеральных и конституционных взглядов, из личных средств выделял значительные суммы, чтобы перевести и издать в Петербурге сочинения таких известных зарубежных писателей, как Бентам, Монтескье, Адам Смит, Беккариа, Фергюсон и др., поручил Карамзину составить "Историю Государства Российского" и ассигновал ему крупные суммы для ее издания. Александр знал и о готовящемся антимонархическом заговоре, и имена будущих декабристов, но отказался их привлекать к ответственности [30]. Российские историки (С. В. Мироненко, Н. И. Казаков, А. Н. Сахаров и др.) считают, что к 1820 г. царь был весьма близок к тому, чтобы ввести в России конституционное правление [31].
"Это правда, что ни тогда, ни сейчас характер Александра не был легким для понимания. Он остается одной из великих загадок истории", -писал Вебстер о русском императоре [32]. Эта точка зрения до сих пор типична для многих исследователей жизни и деятельности Александра [33].
Не русский царь, а республиканец, европеец, оказавшийся на русском троне - такая оценка Александра I остается доминирующей [34].
Александр I один из очень немногих императоров, личность и деятельность которого приковывали внимание философов. О нем писали Н. Я. Данилевский, Г. В. Флоровский, Н. Я. Бердяев, Д. С. Мережковский, Д. Л. Андреев и др. И здесь спектр оценок варьирует от анафем до панегириков. Его обвиняли в отступлении от православия, в предательстве национальных интересов, его называли "интеллигентом на троне" и "архистратигом Небесного Кремля" [35].
На наш взгляд, наиболее интересной остается характеристика Александра I А. Е. Пресняковым, поскольку автор отождествляет личность императора с процессами, происходившими в общественной, экономической и политической жизни России начала XIX века. "Личная психология Александра... представляется обычно крайне неустойчивой, путанной и противоречивой; такой казалась она и его современникам, даже близко его знавшим..." "А между тем, - справедливо отмечает Пресняков, - Александр I - подлинно историческая личность, т. е. типичная для своего времени, чутко и нервно отразившая в себе и силу сложившихся традиций, и нараставшую борьбу с ними, борьбу разнородных тенденций и интересов, общий эмоциональный тон эпохи и ее идеологические течения" [36].
В последнее время появились исследования, касающиеся вопроса об идее универсального христианства Священного союза. В этой связи Е. А. Вишленкова в своей книге "Заботясь о душах подданных" пишет, что "российское общество стало свидетелем и участником глобального экуменического эксперимента". "Правительственный мистицизм мыслился как духовная опора против "разрушения духа"..., и во всем этом было не столько "мракобесия", как все время у нас писалось, сколько государственного космополитизма, помноженного на общий романтический настрой Александровского времени" [37]. "Российский император рассматривал Священный Союз, - пишет Ольга Цапина, - как нечто
существенно выходящее за рамки дипломатического договора. Союз приобретал отчетливое эсхатологическое значение союза человека с Богом" [38]. А. Эткинд в статье "Очки для двух голов" считает "Священный Союз, оклеветанным и поныне недооцененным проектом объединенной Европы". Этот глобальный проект остался непонятым современниками и потомками: "Традиционное неуважение к фигуре Александра, пренебрежение духовными аспектами его поиска, соответствующее упрощение всей эпохи как реакционной и "обскурантистской" - давняя русская традиция. Она началась с просвещенческой оппозиции Александру в духе Пушкина; продолжалась первооткрывателями национальной истории от Карамзина и далее; развивалась в православной реакции на александровское наследство, от Фотия до славянофилов; и, наконец, увенчалась марксистским отрицанием исторического смысла религии, а значит, и александровского проекта" [39]. (Хотя, великие современники Александра оценивали его планы достаточно высоко - А. Сен-Симон указывал на исключительную роль России в построении европейского сообщества; И.-В. Гете писал об идее Священного союза: "...Никогда ранее не выдвигалась идея столь возвышенная и полезная для человечества". [40])
В настоящее время появились работы, касающиеся уникальности данного периода вообще и проектов Александра І, в частности. "Периодом преобладания абстрактного общегуманистического идеала над национальными, сословными, политическими пристрастиями" называет его Т. Н. Жуковская [41]. А. Эткинд продолжает эту тему: "именно эта эпоха, в разных ее составных частях, отличалась редкой утопической цельностью. Александр хотел; более того, он знал, что хотел; и честно, пока не сломался, пытался добиться того, чего хотел и что знал" [42]. "Данная эпоха специфична по своим культурным параметрам, и специфичен культурно-психологический тип человека, ее представляющего", - пишет Е. Вишленкова [43]. " Данная эпоха культивировала личность просвещенную, возвышенную, романтическую" [44]. На наш взгляд, это была сложная эпоха внешней и
внутренней борьбы, эпоха переходного периода. Пошатнулись веками укоренявшиеся отношения патриархальности и домостроя. В духовной сфере наступил "отрыв от патристики и византизма". Империя, столь приверженная православию, что на протяжении девяти веков хранила верность византийским образцам и канонам, встретившись с европейской культурой, испытала состояние, похожее на состояние аффекта. Империя, не знавшая других стилей и направлений кроме греческого, увидела мир во всем его космическом многообразии. Петр I, "большевик на троне", оставил крайне отрицательный опыт встречи с Западом. Он основывался на шоковой терапии, и методы его были реакционны и беспощадны, как методы восточного деспота. Просвещенный абсолютизм Екатерины Великой подготовил почву для Александра. Александр был уже обречен стать "интеллигентом на троне", хотя бы по отношению к Западной Европе [45]. Цель его была та же, что и у Петра, но способы ее достижения другие. С воцарением Александра в России наступает "ренессансный момент" и все противоречия, свойственные этому периоду. [46]. Как в эпоху итальянского Возрождения, Леонардо да Винчи создавал величайшие образцы гармонии, работая при дворе тирана, известного своей жестокостью, так и Александр I пытался создать "Розу мира", общество, основанное на принципах универсального христианства, в стране с патриархальным менталитетом, с пережитками феодализма и крепостного права [47].
В последние годы вышел ряд работ, посвященных анализу "идеологической компоненты внешнеполитического курса" - А. Л. Зорин "Кормя двуглавого орла...", Р. С. Уортман "Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии." и др. [48]. Рассматривая внешнюю политику России в контексте культурно-исторических тенденций эпохи (литература, музыка, театр), исследователи, к сожалению, игнорируют такой важный исторический источник как живопись. А ведь в живописи (неоклассицизм, сентиментализм, романтизм) наиболее ярко отразились мировоззренческие и психологические особенности александровского периода.
В начале 19 века Россия столкнулась с европейской романтической культурой, очень сложной и противоречивой даже для тех стран, которые в своем развитии имели большой художественный опыт. Романтизм был не только школой или направлением - романтизм был мировоззрением. Мистическая напряженность характеризует его в первую очередь. Век Разума, энциклопедистов и атеизма вызвал тоску по средневековью. Как реакция на Просвещение, уже со второй половины 18 века наступает период, известный как готическое возрождение. "Сон разума рождает чудовищ" -век Разума вызвал к жизни "Сатану" Блейка, "Старого моряка" Колриджа, Ночные кошмары" и "Суккубы" Фюсли, Каина и Манфреда Байрона, Мефистофеля Гете, "Капричиос" Гойи, Франкенштейна Мэри Шелли и фантасмагории Гофмана. Галантный век швырнул в историю "садизм", оформленный в литературе, обнажающий все пороки человеческой сущности, в процессе цивилизации спрятанные глубоко в подсознание. Происходит переоценка ценностей и эстетизация зла. Россия, практически никогда не знавшая ереси, была к этому не готова. Европа прошла через колдовство и шабаши, охоту на ведьм и костры инквизиции. Россия подобных прецедентов не знала. Тем напряженнее ощущается мистицизм в эпоху Александра. Стали вновь открываться масонские ложи, возобновилось мистическое книгоиздательство. Уже в 1800 г. в Санкт-Петербурге открывается кружок розенкрейцеров - ложа "Умирающего Сфинкса". Была переведена с немецкого история Мальтийского ордена. С 1806 г. начинает издаваться "Сионский вестник". Особенного размаха мистическое книгоиздательство достигает после заграничных походов русской армии. Это естественно, поскольку в период войны Россия приобрела новый опыт общения с Европой. Мистицизм становится общественным течением. Образовывается знаменитое Библейское общество. Александр повелевает перевести Библию на русский язык. Ближайшее окружение государя, особенно князь А. Н. Голицын и М. М. Сперанский, были очень сильными представителями тогдашних мистических настроений [49]. Таким образом,
Александр I, как и большинство его европейских и российских современников, с позиции мистических настроений был весьма типичен для своего времени. Единственное отличие в том, что российский православный менталитет усугублял мистицизм "апокалиптичной" мнительностью, постоянным ожиданием и страхом смерти.
Не успев до конца понять философию Просвещения, Россия постигала новых европейских кумиров - Канта, Фихте, Гегеля, Шеллинга. "Перед нами два мира, - писал Гегель, - один - духовное царство, а другой эмпирическая действительность" [50]. Сущность романтизма - в концепции двоемирия, где постулируется разрыв между миром мечты и миром реальным. В России этот разрыв ощущался особенно остро. Романтический герой - это личность незаурядная, экстраординарная. Он всегда носитель внутреннего конфликта, в первую очередь - конфликта несоответствия мечты и реальности и, поэтому, всегда трагичен. Он наделен особыми душевными свойствами, и, прежде всего, "обостренной восприимчивостью" и "душевной болью" [51]. С этой точки зрения российский император был типичным представителем романтизма, со свойственным романтикам мировоззрением. Можно провести параллель с другими протагонистами данной диссертации - министром иностранных дел Робертом Каслри и статс-секретарем министерства иностранных дел И. А. Каподистрией. Первый покончил жизнь самоубийством, а второй был убит заговорщиками. Разочарование, непонятость, крушение идеалов, постигшие Александра, так же являются типичными для романтических героев. Следовательно, Александр был человеком своего времени, носителем внутреннего конфликта и противоречий, свойственных данной эпохе. Мотивация его поступков неотделима от особенностей и специфики времени, которому он принадлежал [52].
Завершая обзор литературы, следует подчеркнуть, либеральные тенденции внешней политики России рассматривались как сопутствующие, частично и неполно, в работах, посвященным другим проблемам и
никогда не являлись предметом отдельного исследования. Несмотря на значительное место, занимаемое в отечественной и зарубежной исторической литературе, проблема эта сохраняет целый ряд недостаточно изученных вопросов. Не исследованными остались российское предложение по всеобщему разоружению и проект о создании всеобщего союза европейских государств. Не изучены всесторонне конституционные тенденции во внешней политике, в частности введение октроированных конституций в европейских государствах. Необходимо дальнейшее исследование внешнеполитических деклараций России в контексте исторических событий. Представляется важным определить преобладающие черты, характеризующие российскую внешнюю политику данного периода, а именно позицию России по отношению к важным европейским событиям (студенческая манифестация в Вартбурге, Карлсбадские декреты, правительственный кризис во Франции 1820 г., революции в Испании и Италии). Необходимо всестороннее изучение европейского направления во внешней политике России периода формирования Венской системы международных отношений.
Цель диссертации - определить характер внешней политики России в 1816-1820 гг. в сравнении с внешней политикой других держав, участниц договора о Четверном союзе. Задачи диссертации:
Выявить роль России в международных отношениях первых лет существования Венской системы, ее участие в решении политических проблем посленаполеоновской эпохи в рамках Четверного союза;
Исследовать отношение России к либерально-конституционному движению в Европе;
Рассмотреть европейскую политику России, ее динамику с 1816 г. до начала конгресса в Троппау (1820 г.);
Вскрыть внутренние противоречия и разногласия среди государств участников договора о Четверном союзе;
5. Выявить основные тенденции внешней политики России, участие петербургского кабинета в решении актуальных задач континента.
Хронологические рамки диссертации охватывают период с 1816 по 1820 год, когда Россия начинает играть одну из ведущих ролей в международной политике, и складывается внешнеполитический имидж Российской Империи. Европейское направление становится приоритетным в политике петербургского кабинета. Формируются внешнеполитические планы России - создание европейского союза во имя мира с введением конституций во всех европейских государствах. В этот период либеральные тенденции внешней политики России становятся доминирующими.
В процессе отбора, классификации и изложения фактического материала автор стремился к объективности исследования, опираясь в своих оценках на принцип историзма, а также использовал специальные исторические методы: актуализации, проблемно-хронологический, метод компаративизма. Метод компаративизма основан на сравнительном анализе европейской политики сильнейших государств Европы (Великих держав) -России, Великобритании, Австрии и Пруссии - в контексте их сотрудничества в рамках Четверного союза.
Научная новизна исследования определяется тем, что впервые подробно исследуется вопрос о либерально-конституционных тенденциях внешней политики России в рамках ее участия в системе Четверного союза и в сравнении с другими государствами - членами Четверного союза. Впервые предпринята попытка показать и обосновать исключительную роль России в попытке построения европейского сообщества на принципах, далеко опередивших данную эпоху - повсеместное введение конституций, создание системы коллективной безопасности, паритетное сотрудничество государств, преобладание интернационального сознания над эгоистичными национальными интересами.
Источниковую базу исследования составили материалы архивов Архива внешней политики Российской империи (АВПРИ) и Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ). Особо следует выделить Архив внешней политики Российской империи, в частности, фонд "Канцелярия", куда вошли "исходящие" и "входящие" документы, "expeditions" и "receptions", а так же фонды конгрессов Священного Союза и фонды русских миссий за границей. В фонде "Канцелярия" АВПРИ интерес представляет раздел "Аахен. Министерство. Основные переговоры", куда вошли "Записки" первого статс-секретаря И.А. Каподистрии императору Александру о ходе переговоров, планах и позиции Англии и Австрии по ряду вопросов, материалы совещаний, протоколы переговоров и приложения к ним [53]. Большого внимания заслуживают материалы, касающиеся конференций, носивших конфиденциальный характер. Именно во время таких неофициальных совещаний рассматривался вопрос политического устройства Европы, определялось значение Четверного и Священного союзов и роли Франции на континенте [54]. Большой интерес представляет документ под названием "Канва мемуара", долженствующего быть представленным на конференции в Аахене" [55]. Мемуар был написан Каподистрией и положен в основу программы российский делегации на конгрессе в Аахене. Этот документ ярко иллюстрирует приоритетное европейское направление внешней политики России "эпохи конгрессов" и стремление к мирному сосуществованию со всеми европейскими державами на основе паритетного сотрудничества и урегулирования конфликтов посредством дипломатических переговоров, а именно встреч или конференций. Лейтмотивом через весь документ проходит тема всеевропейской конституции. И хотя из-за непримиримой оппозиции в лице Австрии и Англии российской делегации не удалось поставить конституционную проблему в европейском масштабе, документы свидетельствуют о том, что такие планы у России были [56].
Большой интерес представляют документальные публикации по интересующему нас вопросу. За сто с лишним лет не утратил своей
значимости для исследователей сборник известного юриста-
международника Ф. Ф. Мартенса "Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россиею с иностранными державами" [57]. Этот труд содержит базовые документы, необходимые для изучения внешней политики России, такие как материалы, касающиеся прелиминарных переговоров, и заключительные акты конгрессов в Аахене и Троппау (в частности, применительно к данной теме). Кроме этого сборник содержит трактаты с Австрией, Великобританией, Францией, фрагменты дипломатической переписки, обширный фактический материал и анализ, как вышеупомянутых документов, так и предшествующих или последующих событий. Тем не менее, "Собрание трактатов и конвенций, заключенных Россиею с иностранными державами" имеет ряд недостатков: во-первых, ошибки и пропуски, допущенные в опубликованных материалах; во-вторых, неполное отражение протоколов конгрессов. Более того, Мартене оставил без внимания материалы подготовительных совещаний и протоколы официальных переговоров на конгрессах.
Одним из самых представительных собраний опубликованных дипломатических документов является "Сборник Русского Исторического Общества" [58]. Сборник дает обширный материал по дипломатической переписке и касается в первую очередь русско-французских отношений. В то же время эти документы содержат ценную информацию и по другим аспектам внешней политики России, в частности, по интересующему нас конгрессу в Аахене и подготовке конгресса в Троппау. Достоинством этого собрания документов является то, что он был составлен, используя не только материалы российского МИДа, но и Министерства иностранных дел Франции, а недостаток все тот же - этот сборник не представляется достаточно полным собранием документов.
Большой интерес представляет многотомное издание "Внешняя политика России XIX и начала XX века. Документы Российского Министерства Иностранных дел". Документальные публикации (многие
комментарии, к которым носят характер самостоятельных исследований) свидетельствуют о либеральных тенденциях внешней политики России, в частности, исследуемой в данной диссертации "эпохи конгрессов" [59]. Документы показывают, что российское правительство содействовало восстановлению роли Франции как великой державы, стремилось уменьшить численность оккупационных войск, ускорить их вывод при условии выполнения финансовых обязательств в более сокращенных размерах, нежели по Второму Парижскому миру. Для этого России приходилось преодолевать сопротивление Англии, Австрии и Пруссии. Документы свидетельствуют о том, что Россия стремилась быть верной договорам, несмотря на противоречия внутри Четверного союза. Россия поддерживала самостоятельные действия Сардинского королевства (Пьемонта), Королевства Обеих Сицилии и конституционно-монархические режимы южногерманских государств. Историк Г. С. Кучеренко, рецензируя это издание (период 1815-1821), справедливо отмечает: "Россия противостояла намерениям Австрии расширить свое влияние на Апеннинском полуострове, Балканах и в южногерманских государствах" [60]. Однако Кучеренко делает неправильные выводы о том, что русско-австрийское сближение происходит на почве Карлсбадских постановлений и австрийских контрреволюционных интервенций. Напротив, Россия никогда не поддерживала реакционные Карлсбадские декреты и не рекомендовала другим государствам; также Россия очень долго сопротивлялась планам Австрии, которую поддерживал Лондон, решить итальянские проблемы вооруженной рукой. Тем не менее, Кучеренко верно отмечает, что во время революций 20-х годов либеральные тенденции внешнеполитического курса России значительно ослабли, но не исчезли бесследно [61].
Большой интерес представляют материалы русской периодической печати, издаваемой частными лицами, а так же русской официальной прессы на французском языке. В этой связи необходимо упомянуть фонд русских журналов библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина в Санкт-Петербурге.
Наиболее полное отражение находила международная тематика на страницах "Исторического, статистического и географического журнала или современной истории Света". Журнал выходил на кафедре Московского университета под редакцией профессора М. Г. Гаврилова. Там публиковались сообщения о внутреннем положении европейских государств, о конгрессах Четверного союза, печатались некоторые документы. Очень важным источником является газета "Беспристрастный консерватор". Это был дипломатический официоз, издававшийся на французском языке. На его страницах печатались декларации, принятые на конгрессах Четверного союза, обзоры иностранной прессы и событий международной жизни.
В работе использованы и материалы личного характера:' дневники, мемуары, письма. Хотя эти источники носят субъективный характер, тем не менее, они позволяют проследить истоки тех или иных внешнеполитических планов, выявить цели некоторых дипломатических акций, раскрыть борьбу союзных кабинетов по вопросам внешней политики.
Перечисленные группы источников позволили при всестороннем и глубоком их изучении достаточно полно и достоверно осветить основные аспекты исследования и сделать ряд новых выводов. При работе над диссертацией мы стремились выявить документы, которые наиболее обстоятельно и объективно отражают исторический процесс.
Российское предложение о всеобщем разоружении
В 1816 г. Россия выступила с предложением о всеобщем и пропорциональном разоружении. Факт этот почти никогда не упоминается ни в отечественной, ни в зарубежной исторической литературе. Исключение составляет Вебстер, который подчеркивал, что именно Александр I "начал первую дискуссию по международному разоружению..." [1] Но российское предложение стараниями венского и лондонского кабинетов даже не обсуждалось союзниками, а было отвергнуто категорически. Ни одна из держав не захотела сократить свои вооруженные силы. Но это не помешало Англии и Австрии настаивать, чтобы Россия в одностороннем порядке начала разоружение.
Петербургский кабинет полагал, что союзники должны поддержать эту меру, которая очевидно была необходима в связи с завершением войн с Наполеоном и воцарившимся миром. В письме лорду Каслри от 21 марта (2 апреля) 1816 года Александр выступил с предложением о разоружении. Поводом, послужившим толчком к претворению в жизнь этой идеи Александра послужили дебаты в английском парламенте по внешней политике Великобритании. Один из лидеров оппозиции, член палаты общин лорд Генри Брухем обратился с вопросом к Сент-Джеймскому кабинету: почему договор о Священном союзе был заключен без участия Англии, и не противоречит ли это интересам Великобритании. Англичане опасались, что Священный союз, в который могли входить только христианские государства, задуман Александром с целью получения карт бланш в отношении Турции. Каслри в свою очередь заверил парламентариев, что "...если император Александр искренне руководствуется духом, которым проникнут этот документ... то Европу и весь мир можно искренним образом поздравить с этим. Если император Александр пожелает упрочить свою славу на такой основе, то грядущие поколения по достоинству оценят это благородное решение. Столько сделав для человечества с помощью оружия, разве мог он лучше использовать свое влияние на государей Европы, чем обеспечив ей долгий и благодетельный мир?" Так же Каслри поставил Парламент в известность, что текст Акта Священного союза был ему сообщен Александром еще до подписания тремя дворами. Позже три монарха обратились к принцу-регенту с приглашением присоединиться к трактату, но поскольку согласно английской конституции король не имеет права подписывать договоры с другими державами, Великобритания воздержалась от участия в этом объединении [2].
Подготовка конгресса, прелиминарные переговоры и программы союзных делегаций на конгрессе в Аахене
2 (14) июня 1817 г. министерством иностранных дел России был разослан циркуляр "Взгляд на политические отношения России", служащий инструкцией русским дипломатам за границей. В циркуляре разъяснялись цели и принципы политики русского правительства - стремление обеспечить незыблемость европейской договорной системы, верность обязательствам, желание поддерживать дружеские отношения со всеми государствами. Также отмечались намерения Великобритании, Австрии и Пруссии противодействовать России на Востоке и в делах Германского союза [1].
Вскоре после рассылки этого циркуляра состоялась частная беседа статс-секретаря министерства иностранных дел России И. А. Каподистрии с французским послом в Петербурге Антуаном Ноайем, в которой Каподистрия заявил, что Россия рассматривает вопрос о выводе оккупационного корпуса из Франции практически решенным и видит в нем только повод для созыва нового европейского конгресса по типу Венского, "на котором будут представлены министры как малых, так и великих держав". 20 июня 1817 г. Ноай сообщал премьер-министру Франции А.-Э. Ришелье о том, что Каподистрия видит в приглашении малых государств и Франции необходимый противовес "той Директории четырех, которая высокомерно присвоила себе право решать все дела и даже судьбы Европы без участия других европейский государств" [2]. Этот документ опровергает утверждение ряда историков о том, что планов созыва конгресса по типу Венского у Александра не было. Дипломатическая переписка накануне конгресса в Аахене между К. Меттернихом, И. А. Каподистрией и Ю. А. Головкиным показывает, что петербургский кабинет стремился избежать принципа исключения малых государств, но встретил активное противодействие со стороны остальных членов Четверного союза [3].
Конгресс четырех союзных держав, проходивший в Аахене с 29 сентября по 22 ноября 1818 г., помимо прочих вопросов, стоявших на повестке дня, должен был решить вопрос о дальнейшей судьбе союза. В ходе его обсуждения возникли существенные разногласия между Россией, с одной стороны, и Австрией и Великобританией, с другой. Уже предварительные переговоры накануне конгресса обнаружили серьезные различия во взглядах союзников на основы политической системы в Европе и о составе участников предстоящего совещания.
Инициатором проведения конгресса выступила Австрия. 19 (31) марта 1817 г. Посланник в Вене Г. О. Штакельберг сообщил управляющему министерством иностранных дел К. В. Нессельроде о предложении Меттерниха провести в Аахене или Мангейме в 1818 г. совещание представителей четырех союзных держав для обсуждения положения во Франции еще до того, как она в соответствии с Парижским мирным договором будет иметь право просить о прекращении оккупации. Демаршвенского кабинета основывался на ст. V мирного договора с Францией, в которой говорилось о согласии его участников рассмотреть по истечении трех лет вопрос о целесообразности дальнейшего пребывания союзных войск на территории Франции; и на ст. VI договора Четверного союза о периодическом проведении конгрессов уполномоченных представителей государств-членов Четверного союза по обсуждению важных для сохранения мира вопросов. Летом 1816 г. уже была достигнута договоренность между союзными державами и Францией, которая фактически предрешала вывод иностранных войск, в случае выплаты ею контрибуции. Предложение Австрии было одобрено союзниками. Оставалось только определиться с местом встречи, повесткой дня и составом участников предстоящего совещания [4].
Карлсбадские постановления и позиция России
В зарубежной и отечественной исторической литературе сложилось мнение, что российское правительство полностью поддержало Карлсбадские декреты и реакционный курс Австрии в Германии 1819-1820 гг. [1]. Среди советских историков только А. Л. Нарочницкий и В. Г. Сироткин усомнились в правильности данного суждения [2]. И, действительно, документы Министерства иностранных дел России свидетельствуют о том, что Россия не только не поддержала Карлсбадские постановления, но и активно препятствовала планам Австрии и Пруссии по упразднению конституций и введению монархических режимов в Германии [3].
23 марта 1819 г. в Мангейме студентом Карлом Зандом был убит реакционный немецкий драматург А. Коцебу. Август-Фридрих-Фердинанд Коцебу находился на русской службе и выполнял поручение российского министерства иностранных дел по сбору сведений о настроениях в Германии. Он так же издавал еженедельник, в котором печатались статьи, направленные против либерально настроенных немецких профессоров и студенчества [4]. Как пишет А. Дебидур, Коцебу, "человек тщеславный и непостоянный - писал свои донесения в духе, совершенно противоположном стремлении немцев того времени. Вследствие этого он стал жертвой негодования университетской молодежи" [5]. Город Мангейм находился во владениях великого герцога Саксен-Веймарского-Эйзенахского. Это был родственник царя, и в первой главе говорилось о том, как правительство России защищало интересы этого герцогства и противостояло планам Австрии упразднить либеральные учреждения в Южной Германии. Как уже говорилось выше конституционная идея и студенческое движение получили свое дальнейшее развитие во многом благодаря позиции России. Факт убийства Коцебу прусским и австрийским правительством был расценен как результат пагубных конституционных нововведений. Поскольку в своей внешней политике Александр всегда придерживался позиции защиты и распространения октроированных конституций, Австрия и Пруссия постарались использовать свершившийся инцидент как показательный пример глубоких заблуждений Александра и попытаться склонить русского императора на путь реакции.
22 апреля 1819 г. император Австрии Франц І в письме российскому императору сообщал, что это убийство было подготовлено революционным центром, создание которого герцог допустил в своих владениях. Он призвал Александра I повлиять на великого герцога Саксен-Веймарского, "чтобы вызвать изменения в его взглядах" [6].
23 апреля, Меттерних направил К. В. Нессельроде письмо, в котором назвал это событие "пагубным результатом" революционных идей. Меттерних намекал на то, что Александр I был как бы косвенно причастным к этому инциденту, поскольку поощрял либеральные нововведения в Германии. Меттерних также полагал, что "положительным следствием" поступка Занда должно быть "пробуждение бдительности у всех правительств". Австрийский министр адресовал это послание Нессельроде неслучайно. Нессельроде не разделял программу "конституционной дипломатии и считал, что "лучшую конституцию народы видят в отеческом правлении монарха" [7]. Меттерниху об этом было известно, и он рассчитывал через Нессельроде повлиять на государя и склонить его к принятию проавстрийских взглядов на политическую ситуацию в Германии. С другой стороны, австрийскому министру необходимо было дезавуировать первого статс-секретаря министерства иностранных дел И. А. Каподистрию. Каподистрия - личный враг Меттерниха и "корифей либерализма", как называл его Генц, по мнению Меттерниха, станет обязательно препятствовать планам венского кабинета [8]. И, как это уже случалось, обязательно убедит Александра противостоять реакционным намерениям Австрии и встать на защиту конституционных учреждений. Но в данный момент Меттерних серьезно рассчитывал на реализацию своих планов при поддержке российского императора, поскольку убийство Коцебу - событие само по себе экстраординарное. Очень обнадеживал австрийского министра тот факт, что в данный период Каподистрия отсутствовал в России, выполняя свою миссию в Западную Европу.
