Социокультурная проблематика французской "Россики" последней трети XVIII века Вощинская Наталия Юрьевна

Содержание к диссертации

Введение

Глава I. Формирование представлений о России во Франции . 43-73

1.1. Политические, экономические и культурные связи России и Франции до и в течение XVIII века . 43-49

1.2. Сочинения европейской и французской «Россики», появившиеся до последней трети XVIII века . 49-55

1.3. Идеология Просвещения и ее определяющее влияние на отношение к России во Франции XVIII в. 56-64

1.4. Сочинения по истории России Н.-Г. Леклерка и П.-Ш. Левека 64-73

Глава II. Российское государство и общество . 74-131

2.1. Государственный строй . 74-103

2.2. Крепостное право . 103-114

2.3. Религия и церковь . 114-131

Глава III. Прошлое, настоящее и будущее России . 132-180

3.1. Русский национальный характер . 132-154

3.2. Цивилизационная принадлежность России . 155-162

3.3. Футурология 162-180

Глава IV. Французская «Россика» XVIII в. в контексте русской общественной мысли XIX в. и современной культурологии . 181-210

Заключение . 211-215

Примечания . 216-224

Библиография . 225-233

• Политические, экономические и культурные связи России и Франции до и в течение XVIII века
• Государственный строй .
• Русский национальный характер .

Введение к работе

Развитие в последние десятилетия междисплицинарной науки культурологии, вобравшей в себя проблематику различных направлений гуманитарного знания, повлекло за собой появление исследований, посвященных изучению как отдельных культур, так и их совокупности и «включенности» в общемировой исторический и культурный процесс. В России разработка культурологических проблем в рамках новой научной дисциплины началась позднее, чем на Западе, однако, русская общественная мысль ХІХ-ХХ вв. внесла весомый вклад в философские, исторические, искусствоведческие и литературоведческие исследования, которые позднее заложили основу для возникновения культурологии как отдельной дисциплины.

Сегодня особое развитие получили направления культурологии, тесным образом связанные с психологией, социологией и политологией. В центр внимания поставлена разработка таких проблем, как этноцентризм, противопоставление «свой — чужой», влияние автостереотипов на гетеростереотипы, причины возникновения определенной «картины мира» в сознании отдельных народов, национальный характер и т.п. Изучение этих и многих других вопросов заставляет ученых расширять свою научную базу и искать новые источники и подходы.

Полномасштабное исследование любой культуры и цивилизации подразумевает под собой привлечение различных групп источников и подходов — от летописей до социологических опросов - и использование мирового научного опыта для решения задач. Еще в советское время ученые пришли к выводу, который сегодня не вызывает уже никаких сомнений, что русскую культуру необходимо изучать в контексте, а не в отрыве от европейской и, шире, - мировой.¹ В условиях межкультурных и межрегиональных взаимодействий и интеграции также нельзя ограничиваться односторонним исследованием «западного» или «русского» миров без привлечения источников «противоположной» стороны. Именно

4 сочетание отечественных и «иностранных» материалов о России помогает сформировать не однобокий, а панорамный взгляд на собственную страну, обогатить ее изучение как новыми фактами, так и аналитикой.

Одним из ценнейших исторических и культурологических пластов, позволяющих «взглянуть» на Россию со стороны и глубже понять ее сущность, являются сочинения европейской «Россики» - воспоминания, путевые заметки и исследования, написанные европейцами XV-XX вв. и посвященные России, ее истории и культуре. Эти иностранные сочинения начали привлекаться учеными-историками еще в XIX в. для изучения России не только уже «испытанными» способами, но и с точки зрения обогащения источниковедческой базы и стремления дополнить традиционные подходы к исследованию истории России. Кроме того, путешественники-очевидцы различных периодов, сами того не подозревая, создали не только бесценный исторический материал, но и систему стереотипов восприятия и оценок России, впоследствии ставшую важной гносеологической установкой в процессе описания России иностранцами. Европейцы, приезжающие в Россию, уже имели определенные представления и стереотипные установки о ней и поэтому следовали в своих наблюдениях за этими моделями, которые сформировались в их сознании до личного столкновения с русской действительностью. В результате они искали подтверждения своим представлениям, и одни темы и явления привлекали их особое внимание, а другие оставались ими незамеченными. Поэтому когда они сами писали о России, то тем самым предоставляли как своим современникам, так и последователям готовую базу уже для их восприятия России и русских. Стереотипные модели «обрастали» уже личными впечатлениями, которые либо опровергали их начальные представления, либо подтверждали. Последнее встречается, как правило, гораздо чаще, поскольку основным свойством стереотипа является его высокая резистентность и низкая изменяемость под влиянием поступающей информации. Таким образом, европейская «Россика» на протяжении уже нескольких веков предлагает

5 определенный круг тем, их изложение и интерпретацию, которые являются базисом для восприятия и современной России на Западе, что делает эти источники чрезвычайно полезными для постановки и решения некоторых культурологических проблем.

Следовательно, изучение системы восприятия России и русских иностранцами прошлого необходимо и сегодня: недостаточно исследовать и отчасти понять то или иное устойчивое представление в его современном «звучании». Важно проследить его истоки и причины его укоренения в сознании другого народа на протяжении нескольких периодов истории взаимоотношений стран. Ведь совокупность стереотипов влияет на создание «национальной картины» в сознании одного народа по отношению к другому и на межнациональное восприятие, которое проявляется в конкретных ситуациях, в личном общении и даже в политической сфере.

Те актуальные культурологические проблемы русской цивилизации, истории и культуры, которые представлены в записках иностранцев («Россике»), мы объединили под названием «социокультурная проблематика». Содержание европейской «Россики» можно условно разделить на два информационных пласта: конкретно-исторический и социокультурный. Конкретно-исторический включает в себя разного рода бытовые описания и темы: города, дороги, климат, стоимость товаров, привычки и обычаи народа (чем питались, как молились, что читали и пр.) и другие сведения, позволяющие составить картину ежедневной жизни народа и общества. Социокультурная проблематика содержит в себе уже не конкретное бытописание, а отвлеченные, обобщенные рассуждения авторов о сути русской цивилизации и общества.

Несмотря на тот безусловный интерес, который представляет этот анализ России иностранцами для ученых различных направлений научного знания, он крайне редко привлекается в исследованиях по истории, культуре и философии России, чему есть несколько объяснений. До 1917 г. записки иностранцев о России были известны как ведущим историкам, так и

широкому кругу просвещенных читателей, которые использовали их как пособие по истории собственной страны, нередко «отретушированной» русским правительством. Но при этом как историков, так и общественность интересовали больше конкретные исторические события и бытовые подробности жизни русского общества прошлых эпох: рассуждениям о сути России уделялось мало внимания, поскольку они считались неинтересными и предвзятыми. Эта «предвзятость», а вернее, критичность высказываний иностранцев о России является второй причиной, почему эти источники не получают должного признания и сегодня.

Ситуация с подробным изучением сочинений иностранцев о России XVIII в. осложняется еще и тем, что этот период характеризуется обилием отечественных источников, что незаслуженно ограничило необходимость в использовании европейской «Россики». Если исследователи истории России XV-XVII в. с готовностью привлекают любой источник, касающийся этого периода, поскольку собственно русскоязычных материалов недостаточно, то XVIII в. позволяет во многом игнорировать иностранные источники. Поэтому этот пласт историко-мемуарной литературы относительно плохо изучен.

Современные историки часто не доверяют сообщениям иностранцев и не считают целесообразным привлекать их в качестве источников по истории России. По сравнению с советским периодом сейчас увеличивается степень их востребованности наукой, однако, рассуждения европейцев о русской цивилизации, их социокультурная проблематика по-прежнему остаются малоисследованными и малоизвестными. А именно этот аспект является первым опытом культурологического анализа России, в значительной степени повлиявшим на становление русской общественной мысли и философии XIX-XX вв., что будет нами рассмотрено в отдельной главе. Изучение социокультурного аспекта сочинений иностранцев о России очень важно для понимания «Россики», русской философии и причин современного восприятия России и русских на Западе.

Французская «Россика» второй половины XVIII в. составляет неотъемлемую часть европейской «Россики», - именно с этого времени значительно увеличивается количество приезжающих в Россию французов и их сочинений. Это связано с постепенно возрастающим в течение всего XVIII в. интересом к России во Франции и установлением более тесных и постоянных по сравнению с другими периодами связей между странами. Особенно богатый материал предоставляет последняя треть XVIII в., когда сложились традиции написания сочинений о России, имевшие до этого не слишком оформленный характер в отличие, например, от уже созданного основательного корпуса английской и немецкой «Россики». Французские сочинения о России XVIII в., начиная с Ж. Шапп д'Отроша, заняли со временем важное место в ряду таких основополагающих сочинений о России, как записки С. Герберштейна, Дж. Флетчера, А. Олеария. Кроме того, французская «Россика» XVIII в., мало известная даже специалистам, стала не только «пособием» по узнаванию России во Франции того времени, но и основой для более поздних сочинений, которые знакомы даже широкому кругу читателей (например, для знаменитой книги А. Кюстина «Россия в 1839 г.»).

Целью данной работы является анализ социокультурных аспектов восприятия России в четырех сочинениях французской «Россики» последней трети XVIII в., написанных Ж. Шапп д'Отрошем, Л.-Ф. Сепором, Ш. Массоном и А. Фортиа де Пилем после их личного пребывания в России. Социокультурная проблематика включает в себя анализ государственного устройства, цивилизационной принадлежности России в глазах французов, религии и церкви, русского национального характера и футурологии (т.е. представлений авторов относительно будущего России).

Задачами предпринятого исследования являются: 1. Вычленение из четырех французских сочинений о России последней

трети XVIII в. - "Voyage en Siberie, fait par ordre du roi en 1761" (1768)

Ж. Шапп д'Отроша, "Voyage de deux francais en Allemagne, Danemarck,

8 Suede, Russie et Pologne, fait en 1790-1792" (1796) А. Фортиа де Пиля, "Memoires secrets sur la Russie" (1800) Ш. Массона и "Meinoires ou souvenirs et anecdotes" (1825) Л.-Ф. Cenopa - всей информации, имеющей отношение к социокультурной проблематике.

2. Анализ этой информации с позиций сравнения историко-культурной ситуации во Франции и России этого периода.

3. Выявление общего и особенного в восприятии авторов, соотношения их представлений с русской действительностью, путей и причин складывания авторских представлений о России.

4. Изучение влияния французской «Россики» на русскую общественно-политическую мысль XIX в. и современную культурологию. Актуальность исследования заключается в:

1. Привлечении новых текстов для более глубокого понимания русской истории и культуры.

2. Использовании ранее не проанализированного в целостности информационного пласта французской «Россики» последней трети XVIII в.

3. Привлечении сочинений, которые были одним из первых опытов культурологического анализа России и которые позднее, в XIX в. привели к дискуссиям о сущности русского мира уже среди деятелей русской общественной мысли.

4. Привлечении нового материала для изучения спорных вопросов истории России (проблема существования «потемкинских деревень», уровня образованности русского дворянства, состояния русской армии и т.п.).

5. Изучении текстов, являющихся основоположниками иностранной традиции в освещении цивилизационных вопросов России, которая существует и сегодня.

6. Изучении сочинений, отчасти заложивших основу для современной культурологии через освещение общих для «Россики» и

9 культурологии тем (русский национальный характер, тип государственного устройства, воздействие климата и социальных отношений на их формирование, отношения государства и общества, религия как один из важных факторов национального мировоззрения и т.д.).

7. Изучении сочинений с точки зрения анализа механизмов восприятия одной культуры другой (имагология).

Научная новизна работы определяется:

7. Изучением полных текстов сочинений, а не их купированных переводов.

8. Изучением социокультурной проблематики сочинений, которая ранее не вычленялась и не изучалась.

9. Исследованием представлений французов о цивилизационной сущности России по ключевым социокультурным аспектам, которые не теряют своей актуальности до сих пор (например, цивилизационная принадлежность России, отношения церкви и государства, государства и общества, русский национальный характер, будущее России и др.).

10. Установлением степени достоверности наблюдений и выводов авторов при помощи многоуровневого сопоставительного анализа.

11. Определением причин возникновения таких представлений с историко-культурной точки зрения и в контексте современных культурологических концепций (менталитет, «картина мира», этноцентризм, антитеза «свой-чужой» и т.п.).

12. Установлением связи и определении степени влияния французской «Россики» последней трети XVTII в. на русскую философию и общественную мысль XIX-XX вв.

Методологической основой исследования является аналитический и сопоставительный подход к изучению представленных источников. В

10 данной работе мы исследуем материал источников, выделяя информацию по социокультурной проблематике. Анализ ведется с точки зрения исторических реалий, характерных для России и Франции того периода, проверяется фундаментальными исследованиями («Россия в эпоху Екатерины Великой» И. де Мадариаги и др.). Мнения изучаемых авторов также сравниваются с оценками России, сделанными французскими просветителями, французскими историками того времени, авторами сочинений французской «Россики» предшествующих периодов, авторами сочинений английской «Россики» XVIII в., а также русскими современниками (Г.С. Винский, Е.Р. Дашкова, А.Н. Радищев и др.). В нашем исследовании также использовались современные культурологические работы, в которых рассматриваются такие понятия и механизмы межкультурной коммуникации как менталитет, этноцентризм, противопоставление «своей» страны и «чужой», стереопизация сознания, зависимость этого процесса от различных факторов (например, от политической ситуации, автостереотипов и др.).

Выбор стран и хронологических рамок представляется обоснованным по нескольким причинам. Последняя треть XVIII в. стала переломным периодом в политической и интеллектуальной жизни России, где шел процесс европеизации дворянского сословия, нарастания социального неравенства, окончательного оформления самодержавно-крепостнической модели государства, и одновременно — росла популярность идей французских просветителей, и проявлялись противоречия между Европой и Россией, которые были очевидны для просвещенной русской элиты. Франция XVIII в. также пережила ряд сложных периодов экономического упадка, политических унижений, кризиса абсолютизма и пробуждения нового сословия (буржуазии) на фоне невиданного расцвета философии и культуры. К последней трети XVIII в. обе страны прошли большой путь интеллектуального, экономического и политического развития и стояли перед необходимостью решения ряда серьезных, но разных проблем, которые

каждая из них решила по-своему, что и предопределило их дальнейшее развитие.

В этой связи представляется важным установить, какими были представления французов о России этого периода в контексте ситуации на их родине, поскольку тогда особенно явно обозначилась пропасть между культурными, экономическими, а особенно политическими положениями двух государств. Екатерининский абсолютизм достиг своего полного расцвета именно тогда, когда французский абсолютизм и вся связанная с ним система ценностей клонились к закату. Францию раздирали экономические, политические и сословные разногласия, что в итоге привело к краху существующего иерархического общества; в России же, напротив, только за четыре года до Французской революции окончательно законодательно оформилось сословное общество в «Жалованных грамотах» 1785 г.

Кроме того, именно в правление Екатерины II активизировались русско-французские связи, которые в первую половину XVIII столетия не были столь интенсивными и регулярными. Отход от немецкого влияния, наметившийся в период царствования Елизаветы Петровны, в полной мере выкристаллизовался в екатерининскую эпоху. Приток французов, приезжающих в Россию с разными целями во вторую половину столетия, достиг своего пика, при этом несколько изменился и его состав. Трое из представленных в работе авторов принадлежат к «традиционным» группам иностранцев, посещавших Россию в разные периоды: Ж. Шапп д'Отрош — ученый, Л.-Ф. Сепор - дипломат, Ш. Массой — француз на русской службе. Но четвертый - А. Фортиа де Пиль - принадлежал к новой группе иностранцев, чье присутствие в России становилось все более ощутимым, -путешественников, туристов. Туристы как новая группа появились в России только в 60-х гг. XVIII в., в эпоху провозглашения политики просвещенного абсолютизма и возникшего интереса к «Семирамиде Севера». Россия стала входить в туристический маршрут т.н. «северного тура» наряду с Польшей, Швецией, Норвегией, Данией и другими странами севера Европы. До этого

12 Россию посещали лишь с профессиональными целями специалисты в различных областях (дипломаты, военные, негоцианты и т.п.). С появлением в России путешественников из Европы возник и интерес к русской цивилизации как таковой, а он в свою очередь привел к появлению во многом новых по содержанию записок о России. Такой охват разных групп «визитеров» России стал возможен только в екатерининское царствование, что позволяет составить более объемное впечатление об оценках России французами, прибывавшими в нее с разными целями и имевшими доступ к не всегда одинаковым источникам информации.

Обзор литературы

Несмотря на то, что заинтересованность историков европейской «Россикой» XVIII в. носила ограниченный характер в связи с достаточным количеством отечественных источников, до революции этими сочинениями все же пользовались видные историки и исследователи. Однако их подход носил, в основном, сугубо утилитарный характер: извлечение фактов и подтверждений своим гипотезам и восполнение «белых пятен» там, где отсутствовали отечественные источники или они носили фрагментарный характер.

Так, европейскую «Россику» изучал историк М.Ф. Шугуров, в частности, он был хорошо знаком с воспоминаниями Сепора. В 1866 г. в «Русском архиве» вышла его статья «О Записках графа Сепора и их значении», где автор доказывал ценность этого источника для исследования истории России, комментировал и дополнял некоторые изложенные Сепором события и анализировал вышедший в 1865 г. русский перевод «Мемуаров». В 1887 г. в том же журнале была опубликована другая работа историка «Граф Сепор и князь Потемкин», которая названа энциклопедическим словарем Брокгауза и Эфрона «одним из главных его трудов».

В.О. Ключевский был хорошо знаком с «Секретными записками о

России» Ш. Массона: ссылки на них неоднократно находим в его трудах, а

13 неизвестный переводчик первого тома «Записок», опубликованного в 1918 г., утверждает, что в разговоре с ним Ключевский высоко отзывался о них. Этим запрещенным трудом историк пользовался даже при подготовке своего курса для великого князя Георгия Александровича, младшего брата будущего царя Николая II. Историк почерпнул из сочинения Массона сведения о воспитании Александра I и его отношениях с Екатериной II и Павлом, Лагарпе, Н.И. Салтыкове, об уровне оплаты домашних учителей в частных домах.

Советская эпоха в значительной степени исключила иностранные источники по истории и культуре России из научного оборота, хотя многие исследователи знали о них и сделали свой вклад в их анализ и популяризацию. Неоднократные и очень успешные попытки в этом направлении делал академик М.П. Алексеев, чьи работы вошли в «золотой фонд» отечественной филологии и истории культуры. Иностранные источники по истории России были кратко проанализированы в первом советском учебнике по источниковедению М.Н. Тихомирова еще в крайне не благополучное для этого сталинское время. Однако представленный Тихомировым обзор крайне краток и, в основном, взят из дореволюционной «Русской истории» К.Н. Бестужева-Рюмина (СПб., 1872 г.).

В 1974 г. И.М. Элькиной была защищена кандидатская диссертация и написаны ряд статей, где предпринимался анализ сочинения Шапп д'Отроша и «Антидота» - ответа Екатерины II на него. Ценность данного исследования заключается в обращении ученого к такому роду источника именно в советское время и включении его в научный оборот, поскольку до этого о «Путешествии в Сибирь» историки судили лишь по «Антидоту», что приводило к незаслуженно негативной оценке и сочинения, и автора. Элькина последовательно доказывает, что труд Шаппа не является «поклепами» на Россию и русских, написанными «вралем» и «недоброхотом», а скрупулезным и очень достоверным источником. Отрицательное отношение к «Путешествию», заложенное еще в 1770 г.

14 «Антидотом», является следствием стремления Екатерины оклеветать автора, желания нейтрализовать его описание России как деспотической страны с целью показать себя в Европе просвещенной монархиней. Исследовательница показывает, как разнились демонстративные действия Екатерины (переписка с просветителями, написание «Наказа», риторика, связанная с созывом Уложенной комиссии) и ее истинные мысли, ярко отразившиеся в «Антидоте».

При этом Элькина привлекла обширный материал по биографии Шапп д'Отроша, его отношениях с русскими учеными (М.В. Ломоносов), об отзывах на его сочинение во французской прессе, в личной переписке просветителей и причинах таковых (политическая ситуация, отношения с русской «Семирамидой»); рассматриваются историком и такие частные и очень любопытные проблемы, как изучение пометок Вольтера на его экземпляре «Путешествия». Анализ содержания самого сочинения также очень подробен, снабжен историческими комментариями и содержит такие аспекты как быт и нравы русских, социально-политическое положение (деспотическое правление, религия и церковь, состояние просвещения в России и др.), народонаселение, торговля и финансы. Автор прослеживает связь между структурой и содержанием сочинения со взглядами и концепциями просветителей и обосновывает безосновательность большинства нападок на Шаппа в «Антидоте», приводя конкретные цитаты и проверенные факты из истории России XVIII в.⁵

В 80-х гт. XX в. появились работы известного историка В.А. Сомова, который уже предметно занимается изучением французской «Россики» и чьи архивные изыскания в этом направлении и труды являются незаменимым подспорьем для исследователей русско-французских отношений. Его работы затрагивают широкий спектр — от изучения списков частных библиотек XVIII-XIX вв. на предмет наличия в них книг французских авторов о России и отзывов русских цензурных органов о них до более подробного изучения биографий французских авторов (например,

15 П.-Ш. Левека), определения источников для написания сочинений по России и исследования их рукописных переводов русскими современниками.⁶

Попытки проследить воздействие ранних представлений французов о России на поздние были сделаны в 90-е гг. в монографии Д.Н. Шанского «Французская историография феодальной России», где автор привлек обширный материал французских сочинений о России от средневековья до XX в. включительно и дал развернутый анализ характерных представлений о России, отразившихся в них. В данной книге прослеживается «судьба» многих из них на протяжении длительного периода («варварство», «несамостоятельность русской цивилизации», «хитрость», «инертность» и в то же время «жестокость» русского человека, исключительно «агрессивная» политика русского правительства и др.) и устанавливается их «приспособляемость» к различным эпохам и режимам. Автор справедливо указывает на зависимость восприятия России и русских французами от политической конъюнктуры, взаимоотношений двух стран. Многие понятия «заострялись» или «смягчались» в зависимости от текущего момента, но многие переходили из одного века в другой, что подтверждает их высокую резистентность. Автор много внимания уделил трактовке французскими историками, публицистами, путешественниками и просто «любителями от истории» проблемы цивилизационной принадлежности России, ее трансформации из княжеских уделов в могучую империю, специфике русской истории и характера русского народа. Это позволило создать довольно полную картину того, что «такое» Россия была и остается в сознании французских авторов и на страницах их сочинений.

Французская «Россика» рассматривается в историко-культурном аспекте в книге Е.Ю. Артемовой, где автор анализирует сочинения пятнадцати французов о России XVIII в. и в их числе и тех, что предложены для исследования в данной работе. Однако подход историка и вычленение тем лежат в плоскости изучения восприятия французами культурно-бытовой сферы русского общества. Исследовательницей отобран материал по оценкам

французами русских городов, дорог, дворянской и крестьянской культур, те «бытовые» факты о каждодневной жизни России XVIII в., которые столь интересны сейчас.⁸

Новейшее исследование саратовского ученого С.А. Мезина привлекает обширный франкоязычный материал, в котором Россия XVIII в. фигурирует в связи с ее первым императором. Автор прослеживает взаимосвязь стереотипов о России и русских до XVIII в., их «перенос» на царя-реформатора, изменения в первой четверти столетия — во время правления Петра I, а также их дальнейшее «перевоплощение» на протяжении всего XVIII в. Исследователь прослеживает динамику отношения к Петру и России в целом как по дневниковым записям очевидцев, так и по «официальным» историям России, написанным во Франции, а также по трудам французских просветителей. В обзор включены и такие «сомнительные» документы, относящиеся к России, как «Завещание Петра Великого», которое появилось

уже в эпоху Наполеона.

Большой вклад в изучение русско-французских отношений и «Россики» вносят и другие исследователи, как, например, С.Я. Карп, плодотворно занимающийся изучением французского Просвещения,¹⁰ П.П. Черкасов, посвятивший ряд крупных монографий связям России и Франции, а также авторы сборников работ этой же направленности, в которых исследуются различные аспекты русско-французских отношений (эмиграция, книгоиздательство, отдельные исторические события и т.п.).

Однако переход на новый уровень использования французских источников о России, как средства для изучения взаимодействия и взаимовосприятия народов и культур, стереотипов и последствий стереотипизации сознания во многом осуществлен западной наукой, которая раньше советской и российской осознала необходимость другого ракурса в использовании этих ценных источников. Среди наиболее значимых работ по этой тематике необходимо выделить исследования французских ученых Ш.

№ 1 А.

Корбе и М. Кадо , вышедших в свет еще в 1967 г. Именно эти книги стали

17 основой для изучения французской «Россики» в России: отечественные исследователи дорабатывают и переосмысливают тот материал, который освещен в этих работах. В центр обоих трудов поставлены сочинения французов о России, изданные или переизданные в XIX в., в том числе и книги XVIII в. Французские ученые представили обширнейший материал по данной теме, в который вошли все наиболее значимые сочинения о России как в виде исторических трудов (П.-Ш. Левека, Н.-Г. Леклерка, Ж. Кастера, А. Гудара и других), так и в виде записок и мемуаров путешественников. Они снабжены подробным изложением биографий авторов, оценками их личности, комментариями к их отношениям с русским правительством, цензурным запретам на их сочинения, откликам прессы и общества, их зависимости от политической обстановки и т.п. Весь этот богатейший материал включен в освещение русско-французских отношений каждого периода (Революция, Империя, наполеоновские войны, Реставрация и т.д.), делается экскурс в историю установления контактов России и Франции, выделяются наиболее значимые «точки соприкосновения» или отчуждения двух стран, повлиявшие на отношение французского общества к России и укоренение стереотипов и предрассудков, указываются не только французские, но и европейские сочинения о России предыдущих периодов в целом (С. Герберштейн, А. Олеарий, Ж. Маржерет и др.). Авторы уделяют значительное внимание и многим частным проблемам, как, например, эволюция представлений о России у Наполеона до похода 1812 г. и после или вероятность знакомства П.Я. Чаадаева и маркиза А. де Кюстина во время пребывания последнего в России (при этом Кадо приводятся отрывки из сочинений обоих в качестве подтверждения схожести их взглядов на Россию). Французские исследователи вводят читателя и в «русский» XIX в., снабжая свой анализ историческими отсылками к событиям в России, привлекая высказывания и произведения русских философов, писателей и общественных деятелей (Лермонтов, Пушкин, Гоголь, Карамзин, Герцен и

18 др.) и исследуя их взгляды на Россию, а также степень влияния французской «Россики» на их суждения и русскую культуру в целом.

Кадо и Корбе анализируют и некоторые проблемы, которые входят в социокультурную и историософскую проблематику России в сочинениях французов, такие как, например, общество и власть, религия и история, Россия и Восток, Россия и революция. В труде Кадо упоминаются сочинения трех из анализируемых в нашей работе авторов (кроме Фортиа де Пиля), в книге Корбе - все четверо. Однако из-за масштабности поставленной исследователями задачи, обширности привлеченного материала и выбора хронологических рамок (XIX в.) в их работах отсутствует подробный анализ сочинений Шапп д'Отроша, Фортиа де Пиля, Массона и Сепора по тем темам, которые предложены в нашей работе. Более того, обзор некоторых сочинений указанных авторов отсутствует полностью, поскольку французские исследователи ограничивались изучением других сторон их жизни и деятельности. Например, Корбе представляет подробную биографию Массона, обзор откликов прессы и общества на его сочинение и их причин, но при этом анализ содержания самих «Записок» отсутствует полностью. В исследовании Кадо Шапп д'Отрош указывается мимоходом, в контексте анализа «России в 1839 г.» Кюстина, как и Массой, которого автор считает предшественником Кюстина по категоричности и степени влияния его «Записок» на русское общество. Подробного изучения социокультурной проблематики этих четырех сочинений французскими исследователями не проводилось.

В чисто историческом ключе использованы записки иностранцев о России британской исследовательницей И. де Мадариага, чей труд «Россия в эпоху Екатерины Великой» вышел в свет в 1981 г.¹⁵ Историк привлекла эти источники для создания более многомерного представления о правлении и личности Екатерины, для обоснования своих выводов. Из четырех рассматриваемых в представляемой работе сочинений Мадариага использует информацию трех (кроме «Путешествия» Фортиа де Пиля).

В 1994 г. вышла книга американского историка и культуролога Ларри Вульфа «Изобретая Восточную Европу»¹⁶, основанная на иностранных сочинениях не только о России, но обо всем регионе Восточной Европы (куда относилась и Россия в сознании людей XVIII в.), как традиционно противопоставляемого Европе Западной. В ней автор последовательно обосновывает свой тезис о том, что существовавшая в сознании европейцев до XVIII в. воображаемая географическая ось «отсталый и дикий Север -цивилизованный и прогрессивный Юг» в эпоху Просвещения превратилась в уже близкое нам противопоставление Запад-Восток. В исследовании Л. Вульфа, посвященном уже не только истории, но и разработке культурно-цивилизационной концепции Европы и России широко использованы материалы французской «Россики» разных периодов - от сочинения Ж. Маржерета до воспоминаний Сепора. Однако автор не ставил задачи изучения только мнений французов о России последней трети XVIII в. в социокультурном аспекте и не выделял для анализа те темы и тех авторов, которые являются предметом изучения в нашей работе.

Таким образом, социокультурная проблематика французской «Россики» последней трети XVIII в. никогда не ставилась в центр исследования, хотя и является одним из наиболее интересных пластов информации, содержащихся в сочинениях французов о России. Малоизученность записок французов XVIII в. в целом и, в особенности, в плане изучения социокультурной проблематики ставит задачу введения некоторых из них в научный оборот современной отечественной культурологии и истории. Возникла и необходимость привлечь к исследованию не переводы сочинений, а их оригинальные тексты в полном объеме. Во второй половине XIX-первой трети XX вв. в русских журналах и отдельными изданиями появились довольно многочисленные, но купированные по цензурным соображениям и искаженные «творческим подходом» переводчиков переводы сочинений иностранцев о России. Именно с них, по большей части, и были осуществлены перепечатки

20 переводов в 80-х-90-х годах ХХ-го столетия. Современные русские переводы некоторых из представленных сочинений (Сепор, Массой) являются именно такими перепечатками дореволюционных переводов и носят фрагментарный, а подчас и крайне не удовлетворительный характер.¹⁷ Ссылки на эти переводы встречаем у историков дореволюционного периода (А.Г. Брикнера, В.О. Ключевского), что для того времени объяснимо. Однако в нынешних условиях и в рамках заявленной темы эти аутентичные источники полностью и на французском языке еще не изучались. Записок Фортиа де Пиля в русском переводе не существует вообще. Именно задача изучения полного текста источников на языке оригинала с точки зрения культурологического подхода (социокультурная проблематика) и ставится в настоящей работе.

Обзор источников

Для изучения российской социокультурной проблематики последней трети XVIII в. в восприятии французских современников из всего многообразия источников (научная, художественная, публицистическая литература и др.) в данной работе были избраны сочинения, принадлежащие к категории наиболее аутентичных: записки авторов, побывавших в России в указанный период. Эта категория характеризуется высокой степенью достоверности, поскольку является «информацией из первых рук». Авторы сочинений о России, никогда не бывавшие в ней, более склонны (осознанно или неосознанно) к искажению информации о ней, поскольку в их сознании они не подкреплены личными непосредственными наблюдениями. Между ними и описываемой реальностью стоят, помимо укоренившихся, предваряющих непосредственное восприятие стереотипов, существующих в сознании и непосредственных наблюдателей, проблемы искаженного восприятия автора используемого источника и «отсеивания» фактов от

21 вымыслов, что становится трудновыполнимым при отсутствии собственного опыта.

Воспоминания о России четырех французов, принадлежащих к разным группам и прибывшими в Россию с разными целями, характеризуются различными подходами и целями авторов при их написании, а также «временным разбросом» их выхода в свет: от 1768 г. (Шапп д'Отрош) до 1825 г. (Сепор). Такой «разрыв» позволяет проследить, какой представлялась французам Россия в начале царствования Екатерины II, во время него и как они оценивали ее уже по прошествии тридцати лет со дня ее смерти, как трансформировалась Россия в реальности или, по крайней мере, в сознании французов. Принадлежность авторов к разным категориям визитеров России и разные цели при написании сочинений также позволяет расширить круг изучения: аббат Шапп был ученым путешественником, чьи меткие замечания о России, представляющие интерес в контексте данной работы, перемешаны с научными рассуждениями и наблюдениями; Фортиа де Пиль — путешественником-аристократом, который решил облегчить жизнь последующим его примеру любопытным и создать своего рода путеводитель, но в то же время снабдивший свой труд не только детальным описанием достопримечательностей, но и общими суждениями и даже анализом некоторых «цивилизационных» проблем. Массон десять лет служил в России, его личная судьба и критический ум делают его книгу бесполезной для тех, кто надеется найти там безобидные описания быта России XVIII в., но бесценной именно в свете представляемой темы; Сепор, как один из влиятельных участников политического процесса, приоткрывает завесу над тайнами дипломатии и подробностями, доступными только избранным.

Кроме того, представленные авторы, как это характерно для «тесных» XVIII-XIX вв., связаны между собой если не личным знакомством (как это можно предположить в случае Массона и Сепора), то знакомством «писательским». Они читали сочинения друг друга, опирались на них при

22 написании своих трудов, критиковали труды предшественников, опровергая их, или, напротив, высоко оценивая (что, впрочем, встречается реже).

Представленный обзор сочинений основан на хронологическом принципе построения — по времени выхода их в свет, а не по времени пребывания их авторов в России.

Chappe d'Auteroche, Jean. Voyage en Sibefie, fait par ordre du roi en 1761. Paris, 1768. /Шапп д'Отрош, Жан. Путешествие в Сибирь, совершенное по приказу короля в 1761 г. Париж, 1768/.

Аббат Жан Шапп д'Огрош (1728-1769), астроном, член Королевской академии наук, почетный член российской Академии, совершил путешествие в Россию с февраля 1761 г. по май 1762 г. для наблюдения прохождения Венеры через диск Солнца, одним из удобных пунктов для осуществления которого был сибирский Тобольск.

Шапп д'Огрош получил хорошее образование, с юности увлекался физикой, астрономией, природная любознательность стала причиной его осведомленности и в других науках. Самоотверженность ученого привела к его ранней смерти в Калифорнии, где он вторично наблюдал прохождение Венеры через диск Солнца.

Шесть лет после посещения России он писал свой подробный «отчет» о своей поездке, уточняя и дополняя уже имеющуюся у него информацию. В результате в 1768 г. в Париже вышел труд, в котором путевые заметки и бытовые зарисовки из жизни России сочетались с таблицами расчетов, историческими и научными выкладками. Издание было снабжено картами, планами и рисунками с гравюр Ж.-Б. Лепрэнса, художника, пять лет (1757-1762) прожившего в России (русская изба, сани, наказание кнутом, аллегорическое изображение России и других европейских стран и т.п.), некоторые из которых вошли и в другие издания. В 1769 г. «Путешествие» было издано в Амстердаме на французском, в 1770 г., уже после смерти

23 автора — в Лондоне, на английском языке, в 1771-1772 гг. появились переводы на немецкий и голландский языки. Новейшим изданием на французском языке является двухтомник, вышедший по инициативе «Фонда Вольтера» (Оксфорд) в 2004 г. , где помимо самого текста «Путешествия», снабженного подробными комментариями, предоставлен детальный анализ истории создания сочинения, его дальнейшей судьбы и содержания.

Отзывы на сочинение аббата в Европе были различными: упреки в легковесности и ошибках одних критиков противоречили восхищенным оценкам других, поэтому составить единое мнение о приеме, оказанном «Путешествию», довольно трудно, как сложно оценить и степень его популярности в Европе. Однако следует отметить, что отклики французской прессы были, в основном, благожелательными, за исключением «Литературной корреспонденции» Д. Дидро и Ф.-М. Гримма, что продиктовано, скорее всего, их нежеланием навлечь на себя гнев своей высокопоставленной корреспондентки Екатерины II. О популярности и распространенности «Путешествия» в Европе и России косвенным образом свидетельствует довольно большое количество сохранившихся в библиотеках экземпляров, а также количество переизданий.

В России появление «антирусской» книги Шаппа вызвало негативные отклики, самым известным из которых является «Антидот» («Противоядие»), вышедший в свет в 1770 г. на французском языке. Авторство этого написанного в оскорбительном тоне «ответа»-отповеди аббату, при помощи которого сделана попытка доказать его лживость и предвзятость по отношению к России, со всей определенностью не установлено до сих пор. Однако мнения автора, высказанные на ситуацию в России и сочинение француза, полностью совпадают с взглядами русской императрицы, что является основанием предполагать ее непосредственное участие в его написании. Целью «Антидота» было показать, что Россия — отнюдь не то «варварское», деспотическое государство, где процветают рабство и беззаконие, а страна, которая в полной мере может считаться европейской

24 державой. «Антидот» впоследствии удостоился еще более негативных откликов, чем само «Путешествие», в том числе и со стороны Дидро, из-за оскорбительного тона и необоснованности представленных аргументов о неправоте Шапп д'Отроша.

Несмотря на резкую критику сочинения Шапп д'Отроша в России и упреки в неточностях и легковесности во Франции, эта книга стала основоположницей жанра «путевых заметок о России», задав тон и определив крут тем для будущих авторов. До Шапп д'Отроша подобных написанных французами и изданных сочинений было всего четыре, причем только одно — «Путешествие в Московию» П. Дешизо — относится к XVIII в. Аббат во многом является «первооткрывателем» России для французов XVIII в., особенно в плане того, что касается ее провинциальной жизни (о том, насколько известна была Россия в Европе в то время, свидетельствует, например, письмо Вольтера А.П. Шувалову за 1767 г., где о Москве упоминается как о городе, «о котором мы знаем гораздо меньше, чем о Пекине»¹⁹).

Эти достоинства книги, а также отсутствие русского перевода, тем не менее, не мешали русским и советским исследователям продолжать негативно оценивать сочинение аббата, основываясь только на «Антидоте» (притом что даже он был переведен на русский язык П.И. Бартеневым лишь в 1869 г.), в то время как само «Путешествие» было мало известно. Историков А.Н. Пыпина, П.К. Щебальского, В.А. Бильбасова интересовала, прежде всего, проблема авторства «Антидота»; подробно содержание сочинения в отечественной науке никогда не анализировалось вплоть до исследования И.М. Элькиной.

Вопрос о «легкомысленности», «лживости» и предвзятости Шапп д'Отроша представляется довольно спорным, поскольку несомненные достоинства его труда в то же время сочетаются с недостатками и просто ошибками. Причины их появления кроются во многом: неприятии автором русской действительности, недостаточном ее знании, отсутствии должного

25 количества необходимых сведений о России, влиянии стереотипов, почерпнутых из других сочинений. Сочинение аббата опиралось на труды И.Г. Гмелина, СП. Крашенинникова, Ф.-М. Вольтера, Ж.-Ж. Руссо, Ш.-Л. Монтескье, Ж.-Н. Делиля, П.-Ж. Страленберга, норвежского путешественника И.И. Идеса и др., поэтому иногда в его книге собственные суждения вступают в конфликт с почерпнутыми из этих источников знаниями. Например, он пишет о скучной строгости и молчаливости русских во время трапезы (видимо, сказалась информация из книг о суровой жизни в мрачной Московии) и тут же указывает на такой невообразимый шум застолья, на котором присутствовал лично, что не мог услышать соседа. Однако большинство «вставок» из других сочинений носит весьма органичный характер, тем более что Шапп д'Отрош скрупулезно переработал и проверил чужие сведения.

Ошибки и неточности сочинения стали преимуществом для автора «Антидота», но не это было истинной причиной гнева императрицы: оценка государственного строя России как деспотического, описание тяжелого быта крестьян, пороков русского народа, осуждение крепостничества, сомнения в военной мощи России, - вот что было опасным для Екатерины. При этом для нее уже не играло роли, что аббат отмечал и то положительное, что он увидел в России, и что его отношение к большинству встреченных им русских было доброжелательным.

Шапп д'Отрош показал себя знающим, начитанным ученым и умным и наблюдательным человеком, которому не чужды знание русской истории и религии, достаточно глубокий анализ социокультурных проблем России. Следует отметить хотя бы то, что он одним из первых выделил проблему русского национального характера (причем применительно к разным сословиям) и уже в 1768 г. во многом опроверг распространенное мнение о безусловном воздействии климата на характер русских, полагая, что социальный строй оказал больше влияния.

Ценность сочинения Шапп д'Отроша заключается также и в том, что он, хотя и не владел русским языком, имел опыт общения не только с петербургскими дворянами, как большинство приезжающих в Россию иностранцев, но и с дворянством и купечеством других городов, а также, -что еще более значимо, - с простыми людьми: крестьянами, каторжниками, солдатами. Это позволило ему составить впечатление о разных сословиях русского народа и подметить их различия. Знакомство с другими народами, в том числе и нехристианскими (татары, коренные народы Сибири), помогло ему провести сравнение русских с ними.

В «Путешествии» можно найти множество интересных подробностей из жизни не только Сибири, но и России в целом, поскольку автор побывал также в Петербурге, Екатеринбурге, Казани, Нижнем Новгороде, заметки о населяющих ее народах, несколько наивные, в духе того времени отвлеченные рассуждения о характерах народов, климатических и физических причинах их различий. Шапп д'Отрош приводит также описания флоры и фауны, географические и астрономические данные, а также им составленные таблицы о состоянии российской экономики (например, импортно-экспортный товарооборот, народонаселение, армия и флот и т.п.).

Сочинение Шапп д'Отроша в ряду многих других оказывало влияние на представления французов о России и в XIX в., в частности, на категоричные суждения Наполеона.²⁰ Не было, пожалуй, ни одного француза, кто бы взялся писать о России, не прочитав «Путешествия в Сибирь». Испытывали к нему интерес и в России, в частности, А.С. Пушкин писал: «В числе иностранцев, посетивших Россию в прошедшее столетие, Шапп д'Отрош заслуживает особенного внимания».

Перевода этого сочинения на русский язык до последнего времени не существовало: в 2005 г. вышел русский перевод части «Путешествия» с предисловием французского историка Э. Каррер д'Анкосс, прибавлением «Антидота» и статьи А.Н. Пыпина «Кто был автором «Антидота»?» (1901 г.). Это уже большой шаг вперед, если учесть, что русскоязычный читатель

27 впервые имеет возможность познакомиться с сочинением, которому уже более двухсот лет и которое имело такое значение для истории. Однако, к сожалению, неполное воспроизведение сочинения, отсутствие подробных комментариев, не всегда верная передача реалий, а самое главное — не адекватный или придающий прямо противоположный смысл перевод некоторых предложений, требуют большой осторожности при обращении к этому изданию.

При написании данной работы использовалось амстердамское издание 1769 г.

Fortia de Piles, Alphonse. Voyage de deux francais en Allemagne, Danemarck, Suede, Russie et Pologne, fait en 1790-1792. T. 1-У. Paris, 1796. /Фортиа де Пиль, Альфонс. Путешествие двух французов в Германию, Данию, Швецию, Россию и Польшу, совершенное в 1790-1792 гг. Т. 1-У. Париж, 1796/.

Граф Альфонс Фортиа де Пиль (1758-1826) во время монархии был военным; с началом революции уехал из Франции в 1789 г. и совершил путешествие по Европе вместе с шевалье де Буажленом. После падения Робеспьера он вернулся на родину и занялся сочинительской деятельностью (именно в этот период — в 1796 г. — и было написано его «Путешествие»). На государственную службу ему так и не удалось вернуться, даже во времена Реставрации, несмотря на то, что граф был яростным поборником монархического строя.²³

Путешествие двух французов по Северной Европе заняло три года, полтора из которых они провели в России. Пять томов посвящены описаниям Германии, Дании, Швеции, Польше, Австрии и России, которой отведено целых два тома (третий, четвертый и самое начало пятого). Проехав Швецию и Финляндию, Фортиа де Пиль со спутником прибыли в Петербург в апреле 1791 г.; в 1792 г. они побывали в Москве. Во время своего пребывания в России Фортиа де Пиль был вхож во многие дома высшего дворянства,

28 познакомился с представителями знатных родов и высокопоставленными вельможами (Нарышкины, Шереметевы), был представлен императрице и получал приглашения ко двору. Аристократическое происхождение путешественника тем самым практически ограничило круг его общения высшим светом двух столиц. Однако нельзя сказать, что граф ничего не узнал о жизни крестьянства и других сословий в России: во время переездов он останавливался в избах и видел жизнь крепостных, во время своих визитов в различные учебные заведения, библиотеки и т.п. встречался с представителями других классов, например, буржуазией, научной интеллигенцией, посещение мастерских и мануфактур дало ему представление об условиях работы и жизни приписных (т.е. государственных) крестьян. Он составлял свое впечатление о России не только по беседам с дворянами, но и с директорами кадетских корпусов и мануфактур, смотрителями библиотек и коллекционных собраний, семинаристами и высшими иерархами церкви (например, с митрополитом московским Платоном), заполняя тем самым пробелы в своих наблюдениях, которые он педантично заносил в дневник.

Как признается сам автор в предисловии, он писал, скорее, то, что сейчас называется «путеводителем», но этот «путеводитель» в традициях XVIII в. содержал не только очень подробное описание достопримечательностей, городов и различных учреждений - типографий, мастерских, библиотек, коллекционных собраний и пр., но и исторические экскурсы, и анализ документов (например, екатерининских «Жалованных грамот» дворянству и городам 1785 г.), и рассуждения о политическом устройстве, и развернутый политический анализ многих явлений российской действительности. Детализированное описание всего того, что наблюдательный автор увидел в России, делает его сочинение незаменимым пособием для историков, занимающихся исследованием быта России XVIII в., для всех, кто интересуется именно подробностями русской действительности того периода - от стоимости пуда чугуна и

29 продолжительности балов до скрупулезных описаний русских балетов и зданий. Сочинение Фортиа де Пиля снабжено многочисленными таблицами, характеризующими, например, состояние российского экспорта-импорта, количество кораблей в разные годы, их тоннаж и предназначение, путь от Петербурга до Москвы с указанием верст, их стоимости, цен на лошадей и многое другое. Каждый том автор снабжал словариками необходимой путешественнику лексики той страны, которой этот том посвящен, с переводом на французский язык («дрова, сколько, мясо, рыба, простыня, ложка» и пр.). Видимо, именно этими элементарными словами и ограничивались его собственные познания в русском.

Фортиа де Пиль проявил себя как внимательный наблюдатель и умный аналитик. Верность и точность его наблюдений, проницательность его рассуждений и мнений позволяют говорить о его честности и незаурядном уме. Так, он прекрасно разобрался в истинном положении дел в российской экономике и армии, в сути строя России и законодательной деятельности Екатерины, сделал точные прогнозы относительно судьбы Павла и будущего страны в целом, осознал и осудил всю несправедливость крепостничества, подверг критике отрицательные черты русского дворянства и др. Как отмечает французский исследователь, эта книга «не является шедевром, однако, было бы несправедливым отказать ей в наличии объективной информации».²⁴

В предисловии Фортиа де Пиль указывает, что взялся за этот труд не только чтобы облегчить жизнь последующим его примеру путешественникам по России, но и чтобы заполнить многочисленные пробелы в познаниях европейцев об этой стране, которые они демонстрируют постоянно (интересное замечание на исходе XVIII в.!). Поэтому он поставил своей целью заполнить эти лакуны при помощи исторических обзоров и необходимых замечаний, почерпнутых из других источников, которые автор честно указал в начале своего повествования. Фортиа де Пиль положительно отозвался о «Путешествии в Сибирь» Шапп д'Отроша, несмотря на его

плохую репутацию в России: аббат иногда из единичных фактов делал глобальные выводы, но он не заслуживает тех упреков, которыми осыпают его русские. «Антидот» показался автору настолько пристрастным, нелогичным и безвкусным, что он приходит к однозначному выводу, -писала не императрица. Также высоко он оценивает «Путешествие Палласа», «Историю открытий путешественников-ученых» (Гмелин, П.С. Паллас и др.), «Записку о России» Манштейна. Довольно точными он считает сочинение Страленберга, «Очерк о русской торговле», приписываемое Рамберу; не заслуживающими внимания — сочинение о России голландского врача, некие «Секретные записки о России» и опус П.-Н. Шантро (последний является неразборчивой компиляцией отрывков из разных сочинений, в то время как сам автор в России никогда не был). «История России» Левека, по мнению Фортиа, должна быть дополнена прочтением «Истории России» Леклерка: симбиоз двух трудов дает более полное представление о стране, чем каждое из них в отдельности. Широко пользуется Фортиа де Пиль и многотомным сочинением англичанина У. Кокса о России.

Книга Фортиа де Пиля, как и многие иностранные сочинения о России, была запрещена, поскольку в ней рижская цензура усмотрела «многие колкия выражения» и дерзкую критику «на разные в России заведения, учреждения и постановления». Запрет на нее не снимался на протяжении нескольких царствований. ⁵

Перевода сочинения на русский язык не существует. При написании данной работы использовалось пятитомное парижское издание 1796 г.

Masson, Charles. Memoires secrets sur la Russie. Paris, 1800. /Массон, Шарль. Секретные записки о России. Париж, 1800/.

Шарль-Франсуа Массой (1762-1807) родился во Франции, но воспитывался в Швейцарии — убежище преследуемых протестантов. В 1786 г., по следам своего старшего брата, который уже служил в Петербурге и

31 отличился как храбрый военный в русско-турецких войнах в армиях Потемкина и Зубова, Шарль приезжает в Россию, где пробудет десять лет. Здесь поручик Массой получает должность наставника в Артиллерийском корпусе и заслуживает покровительство и дружбу генерала И.И. Мелиссино, который вскоре рекомендует француза президенту Военной коллегии, главному воспитателю великих князей Александра и Константина Павловичей Н.И. Салтыкову в качестве его секретаря и гувернера троих его сыновей. Массой получает звание капитана драгунского полка, должность адъютанта Салтыкова и возможность на протяжении восьми лет жить при своем начальнике в императорском дворце. Массой становится свидетелем многих событий при дворе, получает доступ к любопытной информации и даже выполняет незначительные поручения императорской фамилии; он иногда проводит совместные занятия для своих подопечных и великих князей, а также предоставляет их царственной бабушке отчеты по их успеваемости и поведению. Затем его делают их учителем математики, а после женитьбы Александра в 1795 г. и создании при молодоженах двора — секретарем при будущем императоре с зачислением в Екатеринославский гренадерский полк.

Однако через месяц после смерти Екатерины в числе многих других иностранцев Павел I выслал братьев Массой из России без права возвращения. Их выдворили из страны под охраной, словно арестантов (при этом за их счет), не дали времени на урегулирование дел и не позволили семьям последовать за ними; все их русские покровители и друзья отказали им в помощи. Посвятивший десять лет жизни России, оборвавший все европейские связи, отрекшийся по принуждению русского правительства от революционной Франции, Массон оказался в Европе в изоляции и без средств к существованию. Ему пришлось зарабатывать на жизнь литературным трудом, постоянно делая попытки устроиться во Франции, которая его не принимала. Русское правительство продолжало считать его опасным, препятствовало его начинаниям, а взошедший на престол

32 Александр І не счел нужным исправить несправедливость своего отца и вернуть своего бывшего наставника и секретаря в Россию. Благодаря помощи Люсьена Бонапарта в 1801 г. Массой получает место генерального секретаря департамента Рейн-Мозель.²⁶

«Секретные записки о России» состоят из трех или четырех томов в зависимости от того, включен ли в них ответ Массона на критическое сочинение немецкого драматурга А. Коцебу о его «Записках» («Краткий и честный ответ Августа Коцебу на грубый пасквиль г-на Массона») под названием «Письма француза немцу, служащие ответом г-ну Коцебу и дополнением к «Секретным запискам о России», сопровожденные историческим очерком об изгнании и высылке их автора», или нет. Все сочинение является исключительно интересным источником не только по истории России (ведь автор был непосредственным участником и свидетелем многих событий), но и кладезем мнений и суждений француза конца XVIII в. о России. При этом долгое проживание Массона в стране позволило ему не только накопить богатый материал, почерпнутый из бесед в царском дворце и светских салонах и из собственных наблюдений за высшим обществом, но и составить представление о других сословиях. Будучи военным, он общался с русскими солдатами, будучи мужем русской дворянки, он знал о жизни крепостных, будучи преподавателем, он учил русских детей и молодежь. Кроме того, он, не говоря по-русски, понимал устную и письменную речь, поэтому читал русские газеты и литературу (И.А. Крылова, А.Н. Радищева) и понимал в разговорах даже то, что не было предназначено для ушей иностранца, что сделало его сочинение еще более содержательным.

Это уже не путеводитель, как у Фортиа де Пиля, в нем отсутствуют описания достопримечательностей, а глубокое аналитическое сочинение со множеством исторических, подчас малоизвестных подробностей, в котором можно найти все - от размышлений над прошлым России до удивляющих своей прозорливостью прогнозов о ее будущем. Русский национальный характер, православие, методы правления, образование и другие

33 ключевые проблемы выдвинуты автором в центр рассмотрения и рассуждений, хотя при этом он и не забывает о сплетнях и непроверенных фактах. По замечанию Корбе, книга «обнаружила совершенно замечательное знание России не только потому, что является живым свидетельством большой ценности, но еще и потому, что привлекает исторический и географический материал, который делает автора знатоком России того времени». Поэтому «Записки» Массона нельзя считать лишь политическим памфлетом.²⁷

Источниками Массона определенно были сочинения Гмелина, Г.Ф. Миллера, Палласа, У. Кокса и «История России» П.-Ш. Левека, которую он называет лучшей из всех на тот момент известных. Однако можно с уверенностью предположить, что ему, как образованному и интересующемуся человеку, были знакомы и многие другие труды, о которых он прямо не упомянул (было бы странным предположить, что он не читал, к примеру, «Историю» Леклерка).

На протяжении уже двух веков многие читатели, историки и критики Массона считают автора пристрастным, не видя в его сочинении ничего кроме необоснованных нападок неудачника, обиженного русским правительством и «отомстившего» таким недостойным способом. Француз и сам признает, что, вполне возможно, его обида и горечь за несложившуюся судьбу (кстати, во многом «благодаря» русским правителям) могли отчасти повлиять на него. Но стоит отметить, что Массой не является тем неразборчивым в средствах хулителем, который склонен лишь к огульной критике: он подвергает осуждению то, что и другие авторы-иностранцы, не подвергшиеся преследованиям со стороны русских властей. Он резок по отношению к деспотизму, безоглядной цензуре, крепостному праву, глупости, продажности и воровству вельмож, невежеству православного духовенства, угнетению и бесправности простых людей, духовной ущербности дворянства. Но он снисходителен к русскому народу в целом, признается в любви к нему, видит в нем достойных представителей высших

34 классов и прекрасные душевные качества у крестьян, которые исковерканы неподобающими условиями жизни и существующим строем. Как справедливо отмечено, «он провел очень четкую границу между правителями и подданными», а информация, представленная Массоном, подтверждается и другими свидетелями, в том числе и его «литературным» противником Фортиа де Пилем.²⁸

«Запискам» Массона «не повезло» с самого начала, поскольку впервые увидели свет в 1800 г., одновременно в Париже и Амстердаме без указания имени автора, - в период, когда критические нападки на Россию были неактуальны в условиях той политической ситуации в Европе. В 1802 г. последовало уже второе, дополненное и исправленное, вышедшее из-за цензуры уже в Лондоне, в 1803 г. - третье, парижское, в 1804 г. труд Массона был переиздан, уже в четырехтомнике, что свидетельствует о популярности этого сочинения. Воспоминания не раз переиздавались и спустя многие годы после выхода в свет первого издания, например, можно указать неудовлетворительные парижские издания 1859 и 1863 гт. ("Bibliotheque des memoires relatifs a Thistoire de France pendant le 18-e siecle avec avant-propos et notes par M. F. Barriere»). До конца XIX в. немецкий перевод труда Массона выдержал несколько изданий, английский перевод - три издания. Одновременно с английским появился и датский перевод (1802); в 1917 г. в Мюнхене вышел его новый перевод на немецкий язык.

«Записки» сначала вызвали возмущение в России, где мемуары сразу же по выходу в свет были запрещены; в Европе стараниями русских посольств продажа книги Массона постоянно преследовалась, чему способствовало и наметившееся сближение России и Франции. Затем и в Европе на книгу вышла многочисленная критика (помимо упомянутого «Письма» обласканного русским правительством Коцебу также в газетах "Mercure de France" и "Le Publiciste", которые в то время стремились опровергнуть враждебные нападки на Россию).

Скорей всего, Массой планировал написать свои «Записки», еще будучи в Петербурге; по крайней мере, еще тогда он вел дневниковые записи, на которые, видимо, планировал опираться при написании своих воспоминаний о России и которые впоследствии пришлось уничтожить из опасений обыска. Но, вероятно, эту мысль укрепило в нем появление «Путешествия» Фортиа де Пиля: Массой явно следует ему в подборе тем для описания и анализа, расширяя и углубляя некоторые из них и игнорируя другие. В одном месте «Записок» Массой прямо полемизирует с современником, подвергая осуждению один тезис в его книге.

Фортиа де Пиль присоединился к критикам Массона, выпустив в 1802 г. книгу, где анализировал воспоминания о России трех авторов — К.-К. Рюльера, Шантро и Массона. Последнего он привычно обвинил в предвзятости, злобности и мстительности, назвал его сочинение сборником клевет и оскорблений и в итоге объявил Массона якобинцем. Массой так же привычно попытался оправдаться, как он это делал в случае с Коцебу и парижскими журналистами, написав ответ Фортиа де Пилю (его можно найти в парижском издании 1800-1804 гг.), где доказывал, что критик подвергает нападкам не суть изложенных в его воспоминаниях вещей, а его взгляды, которые у них различны.

Уже позднее к многочисленным опровержениям присоединился и граф Сепор. Однако вся та критика, которая обрушилась на Массона со стороны даже собственных соотечественников, была во многом следствием политической обстановки в Европе: прежде всего французы были разочарованы последствиями революции, ненавидели Наполеона и считали Россию единственной державой, способной противостоять этой ситуации. Это был период «александрофилии» в Европе, когда журналисты, публицисты и писатели стремились не критиковать, а, напротив, даже не замечать тех реальных недостатков, которые существовали в России. Именно поэтому изменилась точка зрения аристократа и монархиста Фортиа де Пиля на Россию, который за четыре года до этого написал о том же самом, что и

36 Массой. Однако в 1800 г. антирусская и «демократическая» направленность сочинения уже показалась ему совершенно неуместной, и он из обличителя русских стал обличителем Массона. По той же причине, а также в поиске личной выгоды критиковал Массона и Сепор. Поэтому опираться на подобные, во многом конъюнктурные публикации той поры при оценке мемуаров Массона вряд ли целесообразно.

После заключения в 1807 г. Тильзитского мира резкий тон мемуаров по отношению к России окончательно перестал соответствовать политической действительности, и Наполеон запретил продажу «Записок», после чего они довольно долго не издавались. Но популярность их продолжала быть чрезвычайно высокой, как в Европе, так и в России, несмотря ни на что. Причем книга была известна не только в столицах, но и провинции, в частности, ее первое издание (1800) сразу же достигло Оренбурга, где было частично переведено и прокомментировано знаменитым мемуаристом Г.С. Винским. Этот перевод был широко известен в Симбирске и Казани. Сохранилось много и других рукописных переводов книги.³¹

Полного русского перевода сочинения Массона не существует и до сих пор. Только в XIX в. стали появляться переводы отдельных отрывков его воспоминаний, которые продолжились и в начале ХХ-го в., проливающие свет на то или иное интересное тогда историческое событие и не свободные от цензурных купюр и «смягчающих» переводческих пропусков и «хитростей», характерных для того времени.³² В 1996 г. был напечатан исправленный перевод первого тома, вышедший впервые в 1918 г., к которому были прибавлены перевод фрагментов второго и третьего томов, опубликованный в 1916-1917 гг. в журнале «Голос минувшего». Перевод первого тома полный, хотя и не лишен отдельных недостатков (например, не всегда корректно переданы реалии); перевод отрывков второго и третьего томов очень урезан , четвертый том не переведен вовсе.

Дореволюционный читатель, однако, имел возможность ознакомиться с сочинением Массона в оригинале (хотя книга подвергалась новым запретам

37 еще в середине XIX в.) и часто использовал представленный в нем материал: оно используется в воспоминаниях Н.И. Греча и Ф.Ф. Вигеля, мемуарах С.Н. Глинки, Л.Н. Энгельгардта и Д.В. Давыдова.

Несмотря на то, что книга Массона получила (и получает) массу нареканий со стороны историков и «патриотов», есть свидетельства, говорящие в пользу его труда. О нем очень высоко отзывался В.А. Бильбасов, верно замечая, что обвиняющие Массона в предвзятости критики не всегда обосновывают свое мнение; «Записками» широко и много пользовался В.О. Ключевский; очень требовательный к источникам и избирательный историк Левек дописывал «екатерининскую» часть своей «Истории России» (для издания 1800 г.) по Массону и Рюльеру.³³ В 1838 г. вышел двухтомник «Россия» серьезного историка Ж. Шопена, который считал сочинение Массона достаточно авторитетным, чтобы апеллировать к нему, и «даже аристократ Кюстин очевидно пользовался его мыслями». По резкости и проницательности эта книга считается предшественницей сочинения Кюстина.³⁵ Сегодня даже критически настроенный к Массону историк А.Б. Каменский, считающий эти мемуары «антирусскими», а его автора — обиженным и потому пристрастным человеком, называет «Записки» «чрезвычайно интересным и ценным источником».³⁶

При написании данной работы использовался русский перевод первого тома, вышедший в 1996 г., и парижское четырехтомное издание 1800-1804 гг.

Segur, Louis-Philippe. Memoires ou souvenirs et anecdotes. Paris, 1825. /Сегюр, Л.-Ф. Записки или воспоминания и анекдоты. Париж, 1825/.

Луи-Филипп, граф Сепор д'Апоссо (1753-1830) был выходцем из знатной аристократической семьи. Его отец, боевой генерал, занимал пост военного министра при Людовике XVI. Молодой граф поступил на военную службу, прослушал курс публичного права в Страсбурге и должен был вступить на дипломатическое поприще; однако, увлекшись идеями свободы,

38 он направился волонтером в Америку, где участвовал в войне за независимость и получил орден Цинцинната. По возвращению на родину Сегюра назначили на должность посланника в Россию, где он и пробыл с марта 1785 по октябрь 1789 г. Впоследствии он отказался от предложенного Людовиком XVI поста министра иностранных дел, но согласился представлять Францию на Пильницкой конференции 1791 г. Позднее он стал членом Учредительного собрания. После казни короля Людовика XVI Сепор оставил государственную службу и во избежании террора, направленного против аристократии, удалился в провинцию, где на протяжении десяти лет занимался творчеством: его перу принадлежат многие исследования в области древней и новейшей истории, политического устройства и дипломатических отношений, а также талантливые пьесы и поэтические произведения. В период Консульства Сепор являлся членом законодательного корпуса, во время империи — советником, сенатором и обер-церемониймейстером при Наполеоне; в период первой Реставрации Людовик XVIII сделал его пэром; был Сепор и членом Французской академии.

Тридцатидвухлетний дипломат был отправлен королем в Петербург с целью установить более дружественные отношения с Россией и добиться от русского правительства уступок в сфере налогообложения и продвижения французских товаров на российский рынок. Сепор справился с возложенной на него задачей и в конце 1786 г. был заключен первый русско-французский торговый договор, который, впрочем, просуществовал недолго — до разрыва отношений России с революционной Францией.

Обходительный и умный дипломат, образованный человек, Сепор не только выполнил свою миссию, но и сумел очаровать Екатерину, которая называла его «лучшим французом» и «первым поэтом после того, как не стало Вольтера»: он был вхож в ее малый Эрмитаж, куда допускались лишь избранные, сопровождал по ее приглашению в поездках, его пьесы ставились на сцене придворного театра. Уже позднее она в письме к Ф.-М. Гримму

39 обозвала Сепора Иудой, который подстраивается под политическую конъюнктуру и провозглашает себя то демократом, то аристократом (современный французский исследователь называет Сепора «самым удивительным хамелеоном» той поры, который сумел занять самые высокие посты и при Людовике XVI, и при Наполеоне, и при Людовике XVIII — за исключением «ста дней», когда он опять встал на службу Наполеону, - и при Реставрации ). Екатерина открыто радовалась, что «лучший француз» никогда не вернется к ее двору, и не ответила на пространное письмо Сепора.³⁸

Входя в круг приближенных к Екатерине людей, будучи участником многих политических и дипломатических процессов Европы того периода, сочинение Сепора является ценным источником не только по изучению России XVIII в., но и всей европейской политики в целом. Но в контексте данной работы интересны его замечания именно относительно России. Несмотря на то, что Сепор восхищался императрицей и мало что смог увидеть вне русского высшего общества, его книга, где встречается много «смягченных» оценок и противоречивых суждений, не является панегириком Екатерине и ее правлению. Конечно, автор был связан и прекрасными воспоминаниями о петербургском дворе, и политическим моментом, в который выходило его сочинение (1825 г., правление Карла X, во время которого Россия находилась в хороших отношениях с Францией, а сам Сепор был членом палаты пэров). Но и это не помешало ему сделать ряд точных и резких замечаний по поводу России: он прямо называет Екатерину деспотом, отмечает пороки ее правления, осуждает крепостное право, нелицеприятно отзывается о способностях Павла и екатерининских министров. В целом, Сепор не был отнюдь слепым поклонником императрицы и бездумным русофилом; его сочинение — это попытка балансировать между тактом и корректностью и критикой того негативного, чего он, как умный и проницательный человек, к тому же поклонник свобод, приветствовавший вначале революцию, не мог не замечать.

«Мемуары» Сепора являются симбиозом политического трактата, исторического очерка, экономического и дипломатического обзора, «путеводителя» и рассказа очевидца о придворной жизни и жизни в России в целом. В результате получилась книга, из которой можно почерпнуть сведения для самых различных исследований — от русских быта и нравов до европейской дипломатии. Сепор сопровождал императрицу в ее путешествиях по Ладоге, Волхову, озеру Ильмень и Верхней Волге в июне 1785 г., а затем и по Крыму в 1787 г. Его описание полуострова стало классикой при изучении юга империи и Тавриды после ее присоединения к России, феномена «потемкинских деревень», экономики и политики Екатерины. В этом аспекте на труд Сепора опирался дореволюционный историк А.Г. Брикнер, а в наше время - академик A.M. Панченко. До сих пор исследователи Крыма пользуются им при публикации статей и сборников по истории края, о чем свидетельствуют научные журналы, выходящие в Крыму.

Впервые вышедшие в свет в 1825 г. в рамках полного собрания сочинений Сепора (1824-1826), они еще не раз переиздавались (как, например, в 1827 г. или в 1859 г. — в "Bibliotheque des memoires relatifs a l'histoire de France pendant le 18-e siecle avec avant-propos et notes par M. F. Barriere», тома XIX и XX. Как и в случае с Массоном, это издание страдает плохим качеством).

К сожалению, качественного перевода «Мемуаров» на русский язык не существует до сих пор.³⁹ В XIX в. появлялись разрозненные публикации в журналах, а в 1865 г. в Петербурге вышел отдельный перевод под названием «Записки графа Сепора о пребывании его в России (1785-1789)». Переводчик Г.Н. Геннади оставил от трех томов лишь то, что напрямую относилось к пребыванию посланника в России, исключив весь первый, часть второго и третьего томов. Но и сделанный перевод чрезвычайно низкого качества, поскольку изобилует многочисленными пропусками и искажениями; использовать его в работе сегодня уже нецелесообразно. То же можно

РОССИЙСКАЯ
ГОСУДАРСТВЕННАЯ
41 | БИБЛИОТЕКА

сказать и о перепечатке издания 1865 г., произведенной в 1989 г. Ю.А. Лимоновым: ошибки в ней не исправлены, пропуски не восполнены, конец перевода 1865 г. отсутствует.⁴⁰ Существует более полный, исправленный и дополненный перевод в «Русском архиве» за 1907 г., однако, и он не претерпел всех нужных изменений, а все, что не относится к России (рассказ Сепора о своей молодости, о встречах, о его пребывании в Америке и пр.) не переведено на русский язык до сих пор.

При написании данной работы использовалось трехтомное парижское издание 1827 г.

Таким образом, сделанный выше обзор источников и их изучение приводит нас к выводу о том, что они обладают большим потенциалом, который, в целом, незначительно используется в научных исследованиях. Социокультурная проблематика, которой в указанных сочинениях посвящены многие страницы, зачастую вообще оставалась за рамками изучения и никогда не ставилась в центр исследования. Это дает возможность исследования этих книг с точки зрения вычленения и анализа тем, входящих в социокультурную проблематику: государство и общество, крепостное право, религия, русский национальный характер, цивилизационная принадлежность России и представления французов о ее будущем. Сравнение взглядов четырех авторов на Россию позволяет выявить их сходства и различия и попытаться понять их причины.

Кроме того, в заключительной главе данной работы предпринимается попытка анализа влияния французской «Россики» XVIII в. на русскую общественную мысль XIX-XX вв., а также рассмотрения некоторых аспектов взаимовосприятия двух народов с точки зрения применения современных культурологических понятий и концепций.

В соответствии с этим, настоящее исследование, помимо введения, насчитывает четыре главы. В первой главе представлен анализ факторов, повлиявших на мировоззрение и представления авторов: история взаимоотношений Франции и России, европейские сочинения о России XVIII

42 в., рассуждения французских просветителей о России и основные французские труды XVIII в. по истории России Н.-Г. Леклерка и П.-Ш. Левека. Во второй главе рассматриваются взгляды авторов на государственный строй России, крепостное право, религию и православную церковь. В третьей главе исследуются их представления о русском национальном характере, цивилизационнои принадлежности России и ее будущем (футурология). В четвертой главе сделана попытка проследить степень влияния французской «Россики» XVIII в. на деятелей русской общественной мысли и философов XIX-XX вв. и разобрать некоторые представления авторов о России, применяя современные культурологические теории. В заключении подводятся итоги работы, показывается ценность рассмотренных источников для культурологических исследований.

Политические, экономические и культурные связи России и Франции до и в течение XVIII века

Отношения допетровской Руси с Европой характеризуются нестабильностью и прерывистостью. Нельзя говорить о полной изоляции Московии от европейской экономики и культуры, так как существовали торговые связи с немецкими княжествами, Англией, Голландией и скандинавскими странами, но все же Россия в целом была оторвана от культурного, материального, интеллектуального и военного европейского прогресса. Это было связано как с внутренними событиями в России (например, монгольским нашествием, на 230 лет затормозившим развитие страны и ее интеграцию в общеевропейские процессы), так и с внешними факторами, как, например, схизма восточной и западной христианских церквей в 1054 г. и последующий кризис XIII в., во многом предопределившими довольно враждебное отношение между Русью и «латинским миром».

Во Франции о Древней Руси тем более мало знали потому, что между двумя странами практически не было никаких контактов. Эпизодические соприкосновения двух стран периодически происходили на политическом уровне, но не получали широкого и постоянного развития. В основном они были связаны со стремлениями русских правителей к признанию России во Франции и во всей Западной Европе в целом. Причем эти попытки предпринимались чаще всего со стороны России и как до принятия Русью христианства, так и после. В первую очередь, эта ситуация была продиктована географической удаленностью двух стран, отрезанностью России от моря, что делало невозможным налаживание торговых контактов между государствами, и политической незначительностью России в глазах французских монархов. В Московском государстве появляются французские купцы и дипломаты (например, Ж. Соваж из Дьеппа — 1586 г., Мушерон — около 1595 г., Л. Де Курменен — 1623 г.), составляются описания России, но все же этот процесс не был таким уж бурным, так как Россия в глазах французов практически не имела самостоятельной ценности и рассматривалась в основном как транзитная территория на пути из Европы в Китай.

Однако постепенно французы начали уделять России и более пристальное внимание, как к отдельной стране, требующей более подробного изучения, что, впрочем, не сказалось на признании за Россией более значительных прав в политической сфере. Посольства во Францию из Москвы были налажены еще с конца XVI в., но они не имели конкретных политических целей. Во Франции о России по-прежнему мало знали даже на самом высоком уровне и в XVII в., о чем свидетельствует, к примеру, письмо Людовика XIV и кардинала Мазарини, адресованное в 1654 г. Михаилу Федоровичу, скончавшемуся за девять лет до этого. В тот же 1654 г. Алексей Михайлович отправил во Францию посольство, но при французском дворе царила настороженность в связи с военными действиями России против Польши (1654-1667), которая затем усугубилась конфликтом России со Швецией (1656-1658) и Турцией (1686-1700), - давними партнерами Франции в торговых и политических делах. Постепенно т.н. «восточный барьер», состоявший из этих стран и изначально имевший антигабсбургскую направленность, превратился в антирусскую коалицию и пользовался всяческой поддержкой со стороны Франции. Французское правительство показывало полную незаинтересованность в изменении своей политической ориентации со своих давних союзников на Россию, не признавало за ней полноценного права на участие в политике и экономике и проявляло обеспокоенность в связи с возрастающим влиянием России на расклад сил в Европе.

Приход к власти Петра I, сделавшего задачу интеграции России в Европу и увеличения политического веса своего государства на международной арене приоритетной, стал переломным событием в становлении русско-французских отношений. Именно с этого момента можно начинать отсчет настоящей заинтересованности Россией во Франции. Отказ Людовика XIV в официальном приеме русского царя в Париже во время его первого Великого посольства 1697-1698 гг., в династическом браке Елизаветы с Людовиком XV, в признании Петра императором, враждебные отношения России со Швецией, Польшей и Турцией и многие другие факторы, безусловно, тормозили процесс налаживания прочных контактов между странами.

Государственный строй

Все рассматриваемые в данной работе авторы характеризовали государственный строй России XVIII в. как деспотический. Следует подробнее разобраться в том, что они понимают под этим определением. Можно с уверенностью утверждать, что оно вобрало в себя следующие явления: крепостное право; всеобщее подчинение воле монарха, какой бы она ни была и какого бы происхождения, достатка и заслуг ни был подданный; всеобщее желание угодить самодержцу и непосредственному начальнику, даже причинив вред собственной стране и переступив через моральные принципы; нестабильность верховной власти (частая смена монархов на русском престоле XVIII в.); отсутствие непременных законов и установлений. Сюда же следует отнести незащищенность личности и собственности, практически полное отстранение общества от участия в определении своей судьбы, бесправие граждан, злоупотребления и беззакония во всех сферах государственного управления. При этом Россия для французов отнюдь не стояла в одном ряду других абсолютистских государств (Пруссия, Дания, Швеция): она была воплощением самых ужасающих форм верховной власти. Массой с возмущением восклицает: «Когда же перестанут относить к цивилизованным народам тот, который выносит самодержавие? Когда же перестанем читать в немецких пособиях по географии: "В Европе существуют следующие абсолютистские правительства: Дания, Россия и др.", словно в России правление похоже на датское?».56

В существовавшем во Франции до революции абсолютизме со всеми его пороками, авторы находят много преимуществ по сравнению с Россией: например, там отсутствовало крепостное право, и французское крестьянство, при всей его нищете, все же было более свободным, чем русское. Осуждая абсолютизм во всех его проявлениях, Фортиа де Пиль отмечает и разницу в придворных нравах России и дореволюционной Франции, где мнение монарха не всегда диктовало тактику поведения его окружения.37 Именно в таких проявлениях и состоит разница между более «благородным» и «законным» абсолютизмом Франции и совершенно не ограниченным деспотизмом России.

Впечатление о России как о деспотическом государстве многократно усиливается в сознании тех авторов, которые стали свидетелями Французской революции, воспринимаемой ими как шанс на обретение гражданской свободы, независимости и права общества и личности на самоопределение. Уже позднее, как в воспоминаниях графа Сепора, вышедших в свет в 1825 г., придет понимание и пороков, и преступлений этой «светлой» эпохи в истории Франции, и произойдет частичная переоценка революционных ценностей; в разгар этих событий их восприятие французами было все же скорее положительным, чем отрицательным. Но все же и Сепор характеризует русский государственный строй как деспотический, и чувство справедливости не мешает и ему увидеть все его пороки, «поскольку там, где, несмотря на всю притягательность роскоши и искусств, не видно никаких границ самодержавию, не может существовать никого, кроме хозяина и рабов, в какие бы красивые слова это ни облекалось».

Пожалуй, в наиболее «концентрированном» виде определение русского деспотизма дал Фортиа де Пиль, хотя об одних и тех же явлениях писали все авторы. «Суть деспотизма», по его мнению, состоит в том, что все «революции» XVIII столетия в России имели своей целью смену монарха, а не законов: достаточно подкупа гвардии и одной ночи, чтобы произошла эта перемена на престоле. Народу, «привычному к ярму», все равно кто им правит — законный монарх или узурпатор: «... он знает, что должен подчиняться и все». Это убеждение усугубляется еще и тем, что со времен правления Петра I суверен является воплощением не только светской, но и церковной власти, поэтому в глазах народа он является наместником бога на земле: отсюда - глубочайшее почитание и подчинение монарху, поскольку «Господь и Царь так хотят». Но самым «ужасным пороком» подобного правления является деспотизм не суверена, а дворянства.

Русский национальный характер

Рассматриваемые авторы много внимания уделили теме русского национального характера, в которой необходимо выделить два момента. Первой, очень принципиальной проблемой является то, считали ли авторы наклонности современного им русского человека изначально заложенными природой или результатом каких-либо дополнительных исторических и культурных процессов. Вторая касается того, насколько монолитным представлялся им русский народ в этом аспекте, видели ли французы какие-либо специфические различия внутри него, и с чем это было связано. На оба вопроса невозможно ответить, не принимая во внимание взгляды французов на государственный строй России, ее цивилизационную принадлежность и религиозные установки.

Французские авторы, по большей части, видели в русском народе как положительные, так и отрицательные качества в свете того, в каких условиях ему приходилось существовать, какой исторический путь пройти, и как это повлияло на его мировоззрение, образ жизни и мышления. Они часто трактовали в России некоторые обычаи и привычки как «азиатские» -«рудимент» монгольского нашествия, отмечали в высшем обществе и «европейские» тенденции. Не очень прислушиваясь к мнению Дидро, который утверждал, что не бывает африканских, азиатских или европейских нравов, а лишь дурные или хорошие, в его первой части (все-таки у французов существовала градация нравов по их цивилизационной принадлежности), можно утверждать, что авторы считали, что у русских больше «дурных», чем «хороших». Это связано с культурно-цивилизационными различиями, которые в России бросались им в глаза в первую очередь, а также с тем, что для французов «другой» означало часто «странный» или даже «плохой».

Главными определяющими факторами, наложившими отпечаток на менталитет и поведение русских, французы считают крепостное право и деспотическое правление. Уже упоминалось о том, что простой крестьянин в России лишен стимулов к работе и обогащению в связи с отсутствием у него собственности и цели. Именно в этом, по мнению авторов, кроются корни его таких многих отрицательных черт, как вороватость, пьянство, хитрость, жестокость, равнодушие, невежество: рабское состояние и беспросветность бытия сделали его таким, уничтожив все те изначально хорошие задатки, которые были в нем заложены природой. Крепостное право и самодержавное правление отрицательно сказалось и на дворянстве, но уже в несколько иной форме. Таким образом, основные факторы, повлиявшие на изменения в характере всего русского народа, были идентичными, а результаты, к которым они привели в разных классах, — были как одинаковыми для крестьянства и дворянства, так и различными. То есть отношение французов к русскому национальному характеру отличалось в зависимости от сословного деления: они решительно разделяли особенности национального характера русского крестьянина и русского дворянина. Это связано с их разными уровнями образования, возможностями, исторической судьбой, образом жизни.

В ряду воздействующих на характер народа причин у французских авторов XVIII в., в течение которого были популярны теории климатического и географического детерминизма, влиянию климата не нашлось определяющего места. Они, безусловно, признавали его частичное воздействие на организацию сельского хозяйства, темперамент народа и ритм жизни, но не считали его характер главенствующим. Основное, по их мнению, - это форма государственного правления, которое либо поощряет естественные добродетели и таланты, либо умерщвляет их. Уже Шапп д Отрош, «ближе» всех находящийся по времени к пику популярности подобных воззрений, прямо полемизирует с Монтескье, выдвинувшим мысль о различиях между народами северных и южных широт, полагая, что он слишком преувеличил воздействие на них среды проживания. «Путешествуя по России, я повсюду встречал народ, абсолютно отличный от того, который ожидал увидеть в соответствии с положениями этого прославленного философа. Правда, он в своих утверждениях рассматривал народы, не учитывая форму правления, а правление в России так исказило природную суть человека, подчинив даже наименее относящиеся к суверену способности, что очень трудно даже оценить отличительные черты характера этого народа ...».

Похожие диссертации на Социокультурная проблематика французской "Россики" последней трети XVIII века

Творчество женщин-художниц в культуре России (На материале светского искусства XVIII - последней трети XIX веков) Лебедева Елена Геннадиевна

Проблема преображения жизни в истории культуры России XVIII векаРябов Антон Александрович

Латинский язык и отражение греко-римской мифологии в русской культуре XVIII векаВоробьев Юрий Константинович

Понятие "отечество" в английской и русской культурах XVIII векаСмирнова Галина Евгеньевна

Роль риторики в русской духовной певческой культуре XVII - XVIII веков (На примере темы покаяния) Федоровская Наталья Александровна

Ценности культуры Просвещения в английском романе XVII - XVIII вековТерпугова Татьяна Германовна

Менталитет русского дворянства в контексте культуры середины XVIII векаКоваленко Татьяна Алексеевна

Хлыстовство как культурно-исторический феномен : На материале общин первой половины XVIII векаСергазина, Карлыгаш Толегеновна

Репрезентации "чувствительности" в литературном и живописном портретах в России второй половины XVIII века Артемьева Любовь Сергеевна

Феномен комплимента в истории французской речевой культуры XVI-XVIII вековТорговкина Татьяна Александровна