Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Французский структурализм 1960-1970-х гг. и первые попытки осмысления идей М.М.Бахтина. 12
1.1 Ю.Кристева как первый интерпретатор бахтинских идей во французской гуманитаристике. 12
1.2 М.М.Бахтин - Ю.Кристева; «диалогические дискурсы». 35
Глава 2. Постструктуралистский контекст французского бахтиноведения 1970-1980-х гг. 60
2.1 Бахтинекая теория гуманитарного познания в оценках Цв.Тодорова 60
2.2 Интерпретация Цв.Тодоровым основных теоретических построений М.М. Бахтина. 78
Глава 3. Многообразие подходов и интерпретаций научного наследия М.М. Бахтина французским гуманитарным сообществом 1980-1990-х гг. 89
3.1 Рецепция основных бахтинских понятий в теоретических исследованиях 1980-х гг. 89
3.2 Осмысление Ж. Пейтаром и К. Депретто достижений и заблуждений современного французского бахтиноведения 94
Заключение ] 12
Библиографический список 119
Приложение 131
- Ю.Кристева как первый интерпретатор бахтинских идей во французской гуманитаристике.
- Бахтинекая теория гуманитарного познания в оценках Цв.Тодорова
- Рецепция основных бахтинских понятий в теоретических исследованиях 1980-х гг.
Введение к работе
Среди фигур, чьи идеи и концепции оказали самое серьезное воздействие на интеллектуальную мысль XX столетия, одно из важнейших мест принадлежит Михаилу Михайловичу Бахтину (1895-1975) -мыслителю мирового масштаба, научное наследие которого продолжает вызывать интерес у отечественных и зарубежных исследователей в самых различных областях гуманитарной мысли - философии, филологии, культурологии, психологии. В сегодняшнем развитии всех этих наук принципиальная роль наследия Бахтина несомненна.
Научное творчество Бахтина, благодаря своему универсальному, общеметодологическому характеру, выходит за пределы сугубо литературоведческой проблематики; «конкретные идеи Бахтина в различных отраслях гуманитарного знания уже оказали и продолжают оказывать влияние на соответствующие дисциплины»1. Среди этих дисциплин культурология является той конкретной наукой, в которую Бахтин внес значительнейший вклад.
Современная гуманитаристика Запада в течение трех десятилетий (с 1960-х до середины 1990-х гг.) интенсивно осваивала, анализировала и развивала в своей практике идеи русского мыслителя. В пространстве разнообразных культурфилософских направлений 1960-х - 1990-х гг. на Западе и в западном культурологическом сознании в целом ММ. Бахтин занимает вполне определенное место, и более того, его творчество способствовало глубокому изменению общей картины научных изысканий.
Впервые Бахтин был открыт и представлен западному читателю Юлией Кристевой во Франции, где он исследуется прежде всего как структуралист-семиотик, философ и культуролог.
1 БКФ? 1992. - С.З.
К настоящему времени российскими и зарубежными бахтиноведами создан огромный массив текстов, посвященных тем или иным аспектам творческого наследия мыслителя, интерпретации его идей, что подводит нас к очевидной необходимости глубокого и взвешенного осмысления влияния культурологической концепции М.М. Бахтина на гуманитарную мысль Запада. Написаны сотни статей, монографий, сборников, рецензий, в США вышла научная биография ученого (К. Кларк и М. Холквист), в Канаде издавался специальный англо-франкоязычный бахтинский журнал "Le Bulletin Bakhnne/The Bakhtin Newsletter", неоднократно проводились международные конференции.
Однако, несмотря на большое количество публикаций, посвященных вопросам рецепции научной концепции Бахтина, ни в одной из работ отечественного и зарубежного обществознания не дается полный анализ восприятия или интерпретации бахтинского творчества и его научной концепции во французской гуманитаристике. Более того, специфика интерпретации Бахтина во Франции требует особого освещения "рецептивного пространства", в котором осмысливалось бахтинское наследие.
Таким образом, актуальность данного исследования определяется необходимостью решения проблемы восприятия и развития научной концепции М.М. Бахтина во французской культурологической литературе для более полного и максимально адекватного представления общей картины отражения идей русского мыслителя в гуманитарном мышлении Запада.
Степень научной разработанности проблемы
Создаваемая в I960-1990-х гг. общими усилиями исследователей-гуманитариев бахтинистика, при всей значительности и многогранности научных достижений, практически не имеет работ, посвященных непосредственно исследованию рецепции бахтинского наследия во Франции, что, на наш взгляд, связано, в первую очередь, с «недоступностью»
французской «бахтинианы» российским ученым - принципиально значимые работы Ю.Кристевой и Цв. Тодорова переведены и изданы фрагментарно. В некоторой степени их касаются в своих публикациях В.Л. Махлин и О.Е.Осовский .
Среди зарубежных работ можно выделить статью канадского бахтиноведа К.Томсона «Бахтин во Франции и Квебеке» , вышедшую первоначально на английском языке, а затем - в русском переводе. В статье автор, в частности, предпринимает попытку осмысления «непопулярности» исследования бахтинского наследия во Франции по сравнению с другими странами, делает подробный обзор работ 1970-1980-х гг., созданных под влиянием Бахтина.
Первой и одной из самых значимых фигур во французском бахтиноведении является Юлия Кристева. Благодаря ее работам «Бахтин, слово, диалог и роман» (1967) и «Разрушение поэтики» (1970) западное гуманитарное сообщество открыло русского мыслителя. Спустя тридцать лет после выхода первой статьи исследовательница в интервью журналам «Диалог. Карнавал. Хронотоп» и "RS/SI (Recherches semiotiques/Semiotic Inquiry" подчеркивает, что есть два бахтинских наследия: с одной стороны, культурологическое и семиологическое, с другой, в более узком смысле — литературоведческое, строящееся вокруг понятия диалогизма и ее (Кристевой) варианта этого понятия - интертекстуальности4.
В первой работе по интерпретации бахтинских идей Кристева сочла необходимым сделать ссылку на психоанализ, что позволило, по ее мнению, углубить тему «другого». Спустя тридцать лет она признается в преднамеренном «рабочем» искажении своего восприятия Бахтина, в том,
2 См.: Махлин, 1986, Осовсюш, 1991,Осовский, 2003.
3 См.: Thomson, 1996; Томсон, 2002.
4 См.: Беседа, 1995; Беседа 1, 2002.
что как бы повернула «гегельянского» Бахтина и сделала из него Бахтина «фрейдистского»5.
Проблемы восприятия Бахтина во Франции затрагивались в сборнике «Наследие Бахтина» («L'heritage de Bakhtine», 1997), содержащем материалы конференции в честь 100-летней годовщины со дня рождения ММ. Бахтина (1995), в предисловии к которому его составитель К. Депретто отмечает, что «тема восприятия Бахтина во Франции несет сильный отпечаток условий его второго открытия» и, как ей кажется, «нуждается в некоторых коррективах» (перевод шлп. — Н.П.) .
Размышления о рецепции Бахтина во Франции появляются также в книге Ж. Пейтара «М.Бахтин: Диалогизм и анализ дискурса» (1995). Автор говорит об основополагающей роли Ю. Кристевой и о том "рецептивном пространстве", которое создавалось с начала 1960-х гг. вследствие дискуссий, разворачивающихся в лингвистике, психоанализе, философии, антропологии, и подготовило благодатную почву для восприятия бахтинских работ во Франции. Пейтар представляет также краткий обзор исследований, которые появились в 1970-е гг. как реакция на кристевские выступления (Г. Верре, А. Мешонник, М. Окутюрье, К. Фриу, Р. Якобсон).
Обзор идей Бахтина и интерпретации их во Франции представлен во вводной главе исследования Ю. Пухлий «Элемент карнавализации во франкоязычном магрибском романе («Неджма» Катеба Ясина и «Агадир» Мохаммеда Каир-Эддина сквозь призму бахтинской теории карнавала)»7, содержащей идеи по изучению наследия М.М. Бахтина во Франции, анализ статей Ю. Кристевой и освещение полемики, развернувшейся в ответ на кристевские выступления (работы Клода Фриу, Ле Клезио и Клода Геньбэ). Лучшим же французским «введением в Бахтина» Пухлий, равно как и Ж. Пейтар, считает монографию Цв. Тодорова «Диалогический принцип», а
s См. подробнее: Панкова, 2001; Беседа, 1995. 6 L'heritage de Bakhtine, 1997. - P. 11. 7CM.:PoukhU,2001.
самого Тодорова - единственным французским критиком, предложившим систематическую интерпретацию наследия русского мыслителя.
Сходную точку зрения по поводу монографии Тодорова и ее значения
высказывает и российский литературовед А.А. Горных в рецензии «Бахтин и
постструктуралистский поворот»8. По его мнению, «в ней впервые в
систематической форме представлены идеи Бахтина, отлившиеся на
французской почве в концепции интертекстуальности
(транстекстуальности)»9. И главное - «эта публикация подвела своеобразную черту под процессами перехода к «постформалистической» парадигме гуманитарных наук во Франции, процессами, в которые был непосредственно вовлечен и сам Тодоров» .
Наиболее значительными исследованиями, в которых осмысливаются не только бахтинские идеи и теории, но и проблемы восприятия Бахтина, являются работы К. Эмерсон и Г.С. Морсон". Так, в своей коллективной монографии «Михаил Бахтин: создание прозаики», выделяя основные положения бахтинской теории, авторы детально рассматривают работы мыслителя в проблемно-хронологическом ключе, особое внимание уделяя сугубо бахтинскому пониманию авторства, его концепции романного жанра. Это исследование явилось рубежным для западной бахтинистики
Интересующей нас тематике посвящены также некоторые статьи четырех выпусков «Бахтинского сборника» и издания «М.М. Бахтин в зеркале критики», особо примечательного обзором тенденций развития западной бахтинистики, предпринятым В. Л. Махлиным, а также библиографией российских и иноязычных исследований о Бахтине13.
' См.: Горных, 1997. - С.176-190. 'Горных, 1997.-С. 176.
10 Там же.
11 Emerson, 1986, 1991, Morson, 1986, 1991; Emerson, Morson, 1990.
12 См.: БС-1, 1990; БС-2, 1991; БС-3, 1997; БС-4, 2000.
13 См.: БВЗК, 1995. - С. 32-54; 114-189.
Таким образом, французское бахтиноведение XX в. все еще остается малоизвестным для отечественной культурфилософии, труды французских исследователей не только не интерпретировались во всей полноте, но зачастую и не переведены целиком на русский язык.
Целью работы является определение основополагающих тенденций в восприятии и развитии научной концепции М.М. Бахтина во французской науке о культуре второй половине XX века.
Поставленная цель определила задачи диссертационного исследования:
проследить процесс восприятия научного наследия М.М, Бахтина французской гуманитарной мыслью от 1960-х гг. к 1990-м гг. и выявить основные тенденции этого процесса;
обозначить место М.М. Бахтина в развитии культурных исследований Франции посредством анализа теоретических изысканий представителей разных направлений гуманитарного знания;
показать роль научной концепции М.М.Бахтина в процессе развития литературно-критического и культурологического сознания Франции;
выявить наиболее репрезентативные фигуры французского интеллектуального сообщества второй половины XX в., творчество которых развивалось под воздействием бахтинских идей;
обозначить основные этапы развития взглядов французских мыслителей на теоретические построения М.М. Бахтина. Теоретико-методологические основы исследования
В исследовательской части работа опирается на традиционные установки и концепции теоретической культурологии. В работе также применяются принципы текстуального анализа, редукции, концепции диалогичности и хронотопа М.М. Бахтина. Методологические ориентации работы сформированы также на основании трудов в специальных областях
знания: литературоведении, лингвистике, эстетике, смежных исследованиях в области социальной философии, психологии, социологии.
В исследовании рецепции научной концепции М.М. Бахтина во французской гуманитаристике использованы следующие методы:
аксиологический для выявления ценностных доминант францукзских культурных исследований;
сравнительно-исторический в анализе развития культурфилософской мысли второй половины XX в, во Франции;
- интегративный в изучении закономерностей взаимовлияния философии и
литературы, а также позволяющий применить знания, полученные
различными науками при решении задач, поставленных в настоящем
исследовании;
историко-функционалъный при анализе работ французских исследователей научного наследия М.М. Бахтина и его собственных трудов;
метод интерпретации, дающий возможность реконструировать идеи Бахтина в концепциях мыслителей Франции второй половины XX в.
Использованные в диссертации источники можно разделить на несколько блоков.
Это, во-первых, произведения самого М. М. Бахтина.
Во-вторых, наследие крупнейших отечественных мыслителей, в трудах которых рассматриваются исторический, теоретический и социокультурный аспекты затронутых в диссертации вопросов: А.Н. Весел овского, В.М.Жирмунского, Д.С. Лихачева, А.Ф. Лосева, Ю.М. Лотмана, М.К.Мамардашвили, Ю.Н. Тынянова и др.
В-третьих, труды философов и литературоведов, освещающие проблемы методологии культурфилософских направлений, доминирующих во Франции 1960-х-90-х гг.: Н.С. Автономовой, В. Борева, И.П. Ильина, Г.К.Косикова Н.Ф. Ржевской; Р. Барта, А.Ж. Греймаса, Ж. Деррида,
Ж.Лакана, М. Фуко, Р. Якобсона.
В-четвертых, работы российских и зарубежных исследователей, посвященные вопросам рецепции бахтинских идей на Западе: Е. Дьяконовой, С. Козлова, В.Л. Махлина, О.Е. Осовского; М. Гардинера, Р. Гинзбург, Д.К.Даноу, М.В. Джоунса, Б. Жилко, К. Кларк, Ю. Кристевой, Т. Кувано, Д.С.-М. Мартинес, М. де Микьель, А. Михайловича, Г.-С. Морсона, С.Оливье, С. Петрилли, Цв. Тодорова, К. Томсона, Э. Уолла, М. Холквиста, Д. Шеппарда, К. Эмерсон, Г.-Р. Яусса и др.
В-пятых, многочисленные монографии, сборники, специальные выпуски журналов, а также отдельные статьи, обзоры, рецензии, имеющие отношение к различным аспектам научного наследия Бахтина, авторов: С.С.Аверинцева, В.СБиблера, Н.К. Бонецкой, С.Г. Бочарова, Е.В. Волковой, Б. М. Гаспарова, М.Л. Гаспарова, Л.А. Гоготишвили, Ю.Н. Давыдова, Вяч.Вс.Иванова, С.С. Конкина и Л.С. Конкиной, В.Н. Турбина, И.О.Шайтанова и др.
В-шестых, разнообразная справочная литература.
Объектом исследования, таким образом, становится процесс восприятия, осмысления, использования и практического развития идей М.М. Бахтина во французской гуманитаристике.
Хронологические параметры исследования. В хронологическом плане период восприятия бахтинских идей на Западе начался в 1960-е годы, в связи с выходом в свет его монографий о Достоевском и Рабле. Что касается Франции, то «точкой отсчета» можно назвать 1967 г., год появления первой статьи Ю. Кристевой о Бахтине. Наше избрание середины 1990-х гг. как «верхней» хронологической границы исследования объясняется тем, что год столетнего юбилея мыслителя (1995) оказался своеобразной вехой в истории развития бахтинистики и подвел своего рода черту под тридцатилетним этапом осмысления научного наследия Бахтина на Западе.
Предметом исследования является отношение к теоретическим построениям М.М. Бахтина различных течений гуманитаристики Франции второй половины XX в.
Научная новизна исследования определяется самим обращением к теоретическим идеям французских исследователей творчества М.М. Бахтина, которые впервые сопоставляются с представлениями о научном наследии мыслителя в отечественной традиции. Подобный аспект исследования позволяет получить полное представление о процессе освоения теоретических построений Бахтина французской гуманитаристикой второй половины XX в., выделить основные этапы этого процесса и дать характеристику каждому из них. Таким образом, научная новизна заключается в следующем:
Выявлены основные тенденции процесса восприятия научного наследия М.М. Бахтина в культурных исследованиях Франции второй половины XX в.
Доказано, что в своем осмыслении основных концептов М.М. Бахтина французские исследователи не дошли до адекватной интерпретации его идей, но использовали их для обоснования собственных теорий.
Обоснованы место и роль основных исследователей М.М. Бахтина французской культурологической школы в процессе освоения наследия мыслителя Западной гуманитаристикой.
Описаны варианты интерпретации французскими исследователями теоретических построений М.М. Бахтина.
Переведены на русский язык и введены в отечественный научный оборот некоторые работы французских исследователей М.М. Бахтина.
Положения, выносимые на защиту: 1. Обращение к теоретическому наследию М.М. Бахтина во Франции, начавшись в кругу литературоведов, очень скоро трансформировалось в культурфилософскую рецепцию (даже в литературоведческой среде) и
развивалось в рамках специализированных критических направлений (от структурализма до деконструктивизма).
2. В своих изысканиях французские исследователи не доходят до
глубокой и достаточно адекватной интерпретации концептов М.М. Бахтина,
ограничиваясь чаще всего использованием его идей и терминологии для
обоснования собственных теоретических построений.
3. Процесс освоения научным наследием М.М. Бахтина французскими
учеными второй половины XX в. включает в себя следующие этапы:
вторая половина 1960-х - 1970-е гг. начало проявления интереса к идеям русского мыслителя {диалог, карнавал, мениппея, полифония и др.) в рамках структурализма (И. Бено, Ле Клезио, Ю.Кристева, К.Фриу и др.);
конец 1970-х — 1980-е гг. — переход от интерпретации отдельных идей М.М.Бахтина к попыткам выстраивания бахтинской теории в виде целостной системы и «вписания» ее в контекст собственных, постструктуралистских изысканий (Ж. Делез и Ф. Гваттари, О. Дюкро, Ж.Отье-Ревю, Цв. Тодоров и др.); и ослабление интереса к творчеству М.М. Бахтина к началу 1990-х гг.;
середина 1990-х гг. — новый всплеск интереса к наследию М.М. Бахтина, появление новых, деконструктивистских, направлений в культурных исследованиях (Э. Бордас, К. Депретто, М.-Ф. Нотц, Ж. Пейтар, Д. Рабате и др.).
Цели и задачи исследования определили структуру диссертации: она состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического списка, включающего 231 наименование, и приложения.
Ю.Кристева как первый интерпретатор бахтинских идей во французской гуманитаристике
Юлия Кристева обрела первоначальную известность во Франции и на Западе как интерпретатор творчества Бахтина. Позже она по праву утвердилась как влиятельный теоретик языка и литературы, благодаря концепции «семанализа».
Еще живя в Болгарии, в первой половине 1960-х гг., Кристева, используя свое знание русского языка, впервые прочла вышедшие тогда монографии М.М. Бахтина «Проблемы поэтики Достоевского» и «Творчество Франсуа Рабле». По ее собственным словам, «Бахтин явился настоящей революцией как для приверженцев формализма, так и для тех, кто начинал интересоваться западным структурализмом»13 Весьма показательным является более позднее интервью с исследовательницей, характеризовавшей собственное восторженное восприятие впервые прочитанных бахтинских работ, ставших для нее «интеллектуальным» открытием: «Бахтин казался нам синтезом ... двух важных тенденций, а именно: внутренней, которая вела к свободе и которая прислушивалась к голосу народа, и внешней, которая открывалась международному контексту. Мы проводили целые ночи в дискуссиях об этом гении, которым виделся нам Бахтин, чья манера писать основывалась на философском и литературном знании одновременно»14. Однако начало изучения Кристевой Бахтина относится ко времени переезда во Францию и совпадает с периодом активного ее участия в группе «Тель Кель» - небольшом коллективе литераторов во главе с Филиппом Соллерсом, издававших журнал под тем же названием и возглавлявших одноименную серию в издательстве «Сей», где сотрудничали также Ж. Рикарду, Ж.-П.Фай, Ж. Женнет, М. Плейне. В связи с тем, что судьба Ю. Кристевой достаточно тесно была связана с «телькелистами», а также с вполне очевидным воздействием «телькелистского» мировоззрения и эстетических установок на последующие литературоведческие «штудии» исследовательницы, мы считаем необходим охарактеризовать деятельность группы.
Журнал «Тель Кель», поначалу заявивший о себе как о чисто литературном, выходил с 1960 г. Декларируя тезис «мир принимается таким, как он есть» (отсюда и название журнала: Tel Quel в дословном переводе «такой, как есть»), организаторы журнала видели собственную задачу в поисках новых способов его изображения, а вовсе не в его отрицании, однако со временем теоретические и эстетические позиции группы претерпели заметную эволюцию. Так, в первые три года своего существования журнал всячески поддерживал представителей «нового романа», считая, что только они «способны покончить с литературой «свидетельства» и обратиться к поискам новых форм»15, тем не менее, в последствии в процессе напряженных поисков собственного пути «телькелисты» быстро расходятся с «новым романом».
На выработку их теоретической платформы оказало огромное воздействие обращение к семиотике и структурной лингвистике. Перенесение принципов лингвистического структурного анализа на анализ литературного произведения сделалось одним из основных научных принципов группы и получило широкую поддержку в среде французских литераторов новой формации, И хотя на протяжении пятнадцати лет своего существования группа «Тель Кель» неоднократно меняла свою программу, она осталась неизменной в одном - в отрицании культурных традиций. Как и многие буржуазные эстетики, она обрывает нить преемственности культуры, считая, что на рубеже XIX-XX веков происходит решительный разрыв (rupture) со всей предшествующей историей культуры. Для «телькелистов» этот «разрыв» в области литературы связан, в первую очередь, с фигурами Малларме и Лотреамона (кстати, в подзаголовке книги Кристевой «Революция поэтического языка» обозначены именно эти имена). Всякая традиционная литература для них - буржуазна, поэтому в литературе прошлого «телькелисты» согласны учитывать только авангардизм. В то же самое время теоретики «Тель Кель» в своей эстетической и даже политической программе объявляют себя сторонниками марксизма, и «вслед за М.Фуко, называющим Маркса, Фрейда, Ницше и Малларме, они говорят о Лотреамоне, Малларме, Марксе, Фрейде как художниках и мыслителях, стоящих у истоков нового искусства и нового гуманитарного знания в целом»16. Вполне очевидно, что в этом наборе имен отражаются настроения левой французской интеллигенции с ее неприятием буржуазного мира, жаждой протеста против него.
Однако неприятие буржуазной цивилизации во всех ее проявлениях нередко оборачивается у «телькелистов» «левацким» нигилизмом. Так, например, отрицая литературу прошлого, которая для них пронизана буржуазной идеологией, отрицают и всякую идеологию вообще, пытаясь заменить идеологию наукой. Это приводит к тому, что наука становится единственным авторитетом группы, научность - единственным критерием, единственной целью, к которой она стремится привести литературоведение. Этот этап развития группы наилучшим образом, по нашему мнению, охарактеризован Г. Косиковым; «Разрыв с «новым» романом (в 1964 г.) ознаменовал переход группы «Тель Кель» от авангардизма к левому радикализму, открыто ориентирующемуся на достижения современных гуманитарных наук: именно гуманитарные дисциплины (структурная антропология, семиотика и т.п.), показывающие, как «сделана» культура, могут явиться, по мнению участников группы, вернейшим аргументом демистификации идеологических основ буржуазного мира. Эта «сциентистская» переориентация «Тель Кель» опять-таки осуществилась не без прямого влияния Барта. ... Впрочем, как в биографии самото Барта, так и в «биографии» «Тель Кель» сциентистский, структуралистский период оказался недолгим. Неудовлетворенная описательными установками классического структурализма, стремясь понять не только то, как «сделана» идеология, но и то, как она «порождается», группа стала прямо апеллировать к учению Маркса, раскрывшего социально-экономические корни всякого «ложного сознания». «Постструктуралистская» программа «Тель Кель» была объявлена весной 1967 г. (№29)»17. Естественно, не все члены группы единовременно перешли на позиции постструктурализма, первыми были Ю. Кристева, а также ее муж Ф. Соллерс (забегая вперед, отметим, что именно Кристевой, как автору работ «Semeiotike. Исследования по семанализу» (1969), «Текст романа» (1970), «Революция поэтического языка. Авангард в конце XIX столетия: Лотреамон и Малларме» (1974) и «Полилог» (1977) принадлежит роль пионера во французском литературоведческом по стстру ктурализм е).
Английская исследовательница творчества Ю. Кристевой Торил Мой, размышляя о специфических особенностях «Тель Кель» конца 1960-х гг., полагает, что «концентрируя свое внимание, подобно структурализму, на языке как на исходной точке мышления о политике и субъекте, группа основывала свою деятельность на новом понимании истории как текста и письма (ecriture) как производства, а не репрезентации. Исходя из этих параметров, они пытались выработать новые концепции для описания нового видения социальной или означающей практики (Кристева, сформулировав такие термины как «интертекстуальность», «означающая практика» или «означивание», «параграмма», «генотекст» и «фенотекст», была главным представителем этого специфического направления), чтобы создать плюралистическую историю, отличную по своей природе от письма, обусловленного связью со своим специфическим временем и пространством».
Бахтинекая теория гуманитарного познания в оценках Цв.Тодорова
Наряду с Кристевой, заслуга «введения» бахтинской концепции во французское интеллектуальное пространство принадлежит Цветану Тодорову.
Его первые критические работы посвящены поэтике русского формализма: в 1965 г. Тодоров издал антологию «Теория литературы: Тексты русских формалистов» 4 , впервые, таким образом, в целостном виде представив широкому кругу исследователей концепцию русской формальной школы (В.Шкловский, Б.Эйхенбаум, Ю.Тынянов и др.) и "способствовав возникновению во Франции структурного варианта общей поэтики"143. Кроме того, Тодорову, принадлежит заслуга введения во французский интеллектуальный обиход разработок «неофициальной» советской литературно-филологической исследовательской традиции, значительное влияние которой он испытывал на протяжении всей своей научной биографии. После этого интересы Тодорова распространились на философию языка, обобщающую данные семиотики и так называемой "науки о значении": «Литературам значение» (1967); «Поэтика» (1968); «Грамматика Декамерона» (1969).
Первоначально Тодоров, как и многие его современники (Р Барт, Ж. Женетт, Л. Гольдман, Ю. Кристева и др.), разрабатывающие теорию и практику структурализма, находились под очевидным влиянием работ русских формалистов. Необходимо отметить, что весь период открытия и прочтения русского формализма во Франции проходит без настоящего распространения работ Бахтина. Так, только в 1971 г. Ц Тодоров впервые вписывает фамилию Бахтина в библиографию своей статьи «Методологическое наследство формализма», созданной в 1964 г.
Осмысление проблем лингвистики речи, дискурсивного анализа текстов в контексте французского структурализма приводят Тодорова к детальной разработке особой, самостоятельной науки о литературе, предметом которой «должна быть не замкнутая в себе форма отдельно взятого произведения, но универсальные законы построения литературной формы вообще» (выделено автором - ЯП.), Эта мысль была развита и обоснована в известной работе Тодорова, его программном эссе «Поэтика» . Эта работа примечательна тем, что в ней в эксплицитной форме поставлен вопрос о необходимости разграничения объекта и предмета литературоведения и в этой связи о роли, которую играют в изучении литературы различные гуманитарные науки. Активно апеллируя к основным положениям бахтинской концепции, изложенной в «Проблемах поэтики Достоевского», Тодоров признает ее неоспоримое первенство во многих теоретических вопросах, однако его восприятие этой книги (как и вообще восприятие бахтинских текстов на Западе) не выходило за рамки поиска предшественников семиотики и лингвистической поэтики: «На этом горизонте читательского ожидания книга Бахтина о Достоевском приобрела статус формалистического произведения»147.
Особого внимания заслуживает введение Тодоровым категорий моно-и поливалентного текста: моновалентный текст, по мнению ученого, не вызывает у читателя «никаких сколько-нибудь определенных ассоциаций с предшествующими ему способами построения высказываний", поливалентный, напротив, «в большей или меньшей степени рассчитан на такие ассоциации» . При этом он акцентирует внимание на том, что заслуга выдвижения этой теории принадлежит русским формалистам и подчеркивает: «Одним из первых, кто выдвинул настоящую теорию межтекстовой поливалентности, был Бахтин...» (выделено нами - Н.П.). Склоняясь к мнению Г.К.Косикова, укажем, что тодоровская идея о «поливалентном тексте», вне всякого сомнения, перекликается с кристевским понятием интертекстуальности.
Тодоров, отделив поэтику как науку о литературе от других наук, уточняет ее отношения с историей литературы и эстетикой. Разъясняя различие между понятием типа и жанра, он пользуется примером, «который дал Михаил Бахтин в своей книге о поэтике Достоевского. .. . он называет его полифоническим или диалогическим повествованием ...»150 (выделено нами -Н.П).
Исследователь определяет также задачи литературы, первой из которых является «изучение изменчивости литературных категорий», а кроме того, рассмотрение жанров «одновременно диахронически, как это делает Бахтин ... , и синхронически, в их взаимоотношении друг с другом»151, которому лишь предстоит научиться. Пока же у структуралистов разделены синхронический и диахронический подходы к изучаемому явлению, и это - серьезный недостаток литературоведческого структурализма.
Признавая книгу Бахтина о Достоевском «одним из наиболее значительных трудов по поэтике», Тодоров, однако, полагает, что диачогический принцип, описанный в ней, действует лишь «пока и поскольку речь идет о Достоевском»; за пределами же произведений Достоевского «диалогический принцип сразу же теряет все свои столь превозносимые достоинства» . Очевидна сомнительность последней фразы приведенной цитаты, т.к. диалогический принцип свойствен произведениям отнюдь не только Достоевского; сам Бахтин давал нам примеры Рабле, Свифта и др., отмечая, что «продолжая «диалогическую линию» (выделено нами - Н.П.) в развитии европейской художественной прозы, Достоевский создал новую разновидность романа - полифонический роман»ьз, которого «не было и не могло быть ни в «сократическом диалоге», ни в античной «менипповой сатире», ни в средневековой мистерии, ни у Шекспира и Сервантеса, ни у Вольтера и Дидро, ни у Бальзака и Гюго», но «полифония была существенно подготовлена в этой линии развития европейской литературы»154 (выделено нами - Н.П.). Романное слово, по Бахтину, диалогично в принципе, Монологические формы романа как бы "забывают" диалогический источник своего возникновения: одни писатели участвуют в диалоге, создав свой монологический мир, другие же воспроизводят диалог (не обязательно прямо, а в форме "внутренней диалогичности"). Тодоров считает необходимым подчеркнуть, что, в отличие от новейших работ по структурной поэтике, проблема точки зрения в книге М.М. Бахтина о Достоевском не становилась технической или технологической: «Меньшая техническая отработанность изложения восполнялась глубиной постановки вопроса, которая была связана с мировоззренческой темой другого человека, несомненно, сближавшей книгу (ПТД), изданную еще в 1929 году, с такими позднейшими работами, как «Бытие и небытие» Сартра, подытожившего сделанное в этой области в экзистенциальной философии» . Упоминание французским исследователем статьи Сартра не случайно - в ней по-новому переформулирован закон Лаббока; причем Бахтин - Сартр - Лаббок вырастают в работе Тодорова в некую «триаду», в рамках которой возможно осмысление одних и тех же проблем (в первую очередь, проблемы диалога и взаимоотношений «я/другой»),
Рецепция основных бахтинских понятий в теоретических исследованиях 1980-х гг
После выхода книги Тодорова в 1981 г., явившейся неким итогом очередного этапа восприятия бахтинских идей во Франции, всплеск интереса к творчеству русского мыслителя несколько пошел на убыль, хотя и это десятилетие было отмечено появлением исследований ряда лингвистов, работающих в области прагматики, а также семиотиков, философов и др. В первую очередь необходимо назвать таких различных по научным интересам исследователей, как Жиль Делез и Феликс Гваттари, Пьер Бурдье, Франсис Жак, Мишель Пеше, а также Жаклин Отье-Ревю и Освальд Дюкро. Так, Ж. Делез и Ф. Гваттари в своем труде «Тысяча плато»223, питая к Бахтину-философу и психоаналитику очевидный интерес, ссылаются непосредственно на работы мыслителя, когда говорят об «относительно небольшом числе лингвистов, которые анализировали неизбежно социальный характер высказывания ...»234 (перевод наш - Н.П.).
Исследователи, обращаясь к осмыслению косвенной речи, используют традиционные бахтинские понятия (голоса, свободная речь), а также упоминают мыслителя, затрагивая лингвистическую проблематику «Как говорит Бахтин, до тех пор, пока лингвистика добывает постоянные признаки, она оказывается неспособной объяснить нам, как одно слово образует целое высказывание» .
Среди лингвистических работ, созданных под влиянием Бахтина, следует также отметить статью М. Пеше «О деконструкции лингвистических теорий», важную в плане осмысления лингвистических теорий, появившихся в начале 1980-х гг., в тот момент, когда во Франции публикуются главные труды М.М. Бахтина (работы о Достоевском и Рабле, «Марксизм и философия языка», «Эстетика и теория романа»).
Значительный интерес представляет, на наш взгляд, статья Ж. Отье-Ревю, «Гетерогенность явная и гетерогенность конститутивная: элементы для одного подхода к проблеме другого в речи», оказавшая наибольшее влияние на все последующие исследования. Данная работа, на наш взгляд, является попыткой расширить программное заявление Кристевой о том, что находящиеся в «зачаточном состоянии» теории Бахтина необходимо развивать в направлении семиотики и психоанализа.
В первой части своей обширной работы исследовательница представляет собственную интерпретацию бахтинской идеи «диаяогизма», базирующуюся на тщательном прочтении всех бахтинских текстов. Она отмечает, что бахтинская теория «другости» потенциально представляет огромный интерес для исследователей в области дискурсивного анализа, социолингвистики, теории высказывания и прагматики,
Отье-Ревю выдвигает постулат о двух типах лингвистической гетерогенности, располагая их в континууме: явную и конститутивную. Первый тип следует толковать, исходя из форм, лингвистически воспринимаемых на уровне фразы или дискурса. Они, говоря словами Отъе-Ревю, «вписывают в линейную последовательность чужое»: прямая речь, непрямая речь и все эти «следы», такие как автонимия, использование кавычек, толкования и комментарии и т.д.
Второй тип, экстралингвистического характера, должен, по мнению исследовательницы, изучаться только с помощью бахтинской теории «дру гости». Несобственно-прямая речь представляет собой пример высказывания, которое раскрывает конститутивную гетерогенность другости, или альтериорности.
Во второй части работы Отье-Ревю проводит параллели между трудами Бахтина и Лакана: оба, по ее мнению, представляют дискурс как полифонию («за нашими словами звучат "чужие слова"»); и Бахтин, и Лакан, как кажется, понимают субъект как нечто децентрализованное. Совершенно очевидно, что перед нами еще одна попытка «вписать» бахтинские идеи в психоаналитические теории, как это пытались сделать ранее Кристева и др.
Рассматривая работы Бахтина и Лакана с «лингвистической» точки зрения, Отье-Ревю предлагает весьма своеобразный взгляд на лингвистическую науку: «не теряясь или не растворяясь, оставаясь в своей сфере ... , лингвистика должна, действительно, принимать во внимание эти внешние точки зрения и те перемещения, которые они совершают в своей собственной сфере» (здесь и далее перевод наш. - Н.П.) Следовательно, лингвисту стоит уделить особое внимание, с одной стороны, семиотике (и ее анализу литературного дискурса), в том виде, как ее понимал Бахтин; с другой стороны - психоанализу (и его анализу бессознательного), в той форме, как его представил, находясь под влиянием Фрейда, Лакан. В связи с этим, автор считает, что следует «соединить в дискурсе эти две реалии, которые образуют конститутивную гетерогенность дискурса, с формами гетерогенности».
Воспринимая психоанализ как «работу по слушанию ... , которая осуществляется на материале произнесенной цепочки слов»; принимая во внимание необходимость понимания «бессознательного буквально»; а также тот факт, что риторика объясняет, посредством употребления фигур, метонимии и метафоры, обращение в речи функций перемещения и сжатия, а также феномены ляпсусов (оговорок), острот, полисемии и омонимии и сновидений, Отье-Ревю делает вывод, что «обнаружение в исследовании следов бессознательного дискурса приводит к утверждению о полифоничности любого дискурса»228.
Подчеркивая тот факт, что Бахтин избрал позицию семиотика и аналитика литературы, Отье-Ревю подробно останавливается на значимости места, отведенного в тезисах Бахтина «другому»: «другому, который не является ни отражением находящегося напротив, ни даже «различным», но другому, который пронизывает целое как составная часть» Говоря о значительности влияния бахтинской мысли на методологическую позицию французских аналитиков проблемы дискурса, отметим, что иногда оно даже меняет сами теории вместе с их понятийным аппаратом, примером чему может служить исследование О Дюкро по «семиотической прагматике» «Слова и слово»23 . Данная работа является наиболее тщательно разработанной попыткой приложения некоторых бахтинеких принципов.
Похожие диссертации на Рецепция идей М. М. Бахтина в культурных исследованиях Франции
