Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Историография темы 19
Глава II. Понятие и состав правонарушения по Судебнику 1497 г 41
1. Субъект правонарушения 41
2. Субъективная сторона правонарушения 49
3. Объект правонарушения 54
4. Объективная сторона правонарушения 63
Глава III. Система правонарушений по Судебнику 1497 г 70
1. Преступления против государства 70
2. Преступления против личности 83
3. Преступления против имущественных интересов 94
4. Гражданские правонарушения 107
5. Административные правонарушения 113
Глава IV. Виды юридической ответственности по Судебнику 1497г 118
1. Уголовная ответственность 118
2. Гражданско-правовая ответственность 140
3. Административная ответственность 149
Заключение 154
Библиографический список
- Субъективная сторона правонарушения
- Объективная сторона правонарушения
- Преступления против имущественных интересов
- Гражданско-правовая ответственность
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Рубеж XV-XVI веков – это время завершения формирования Московского централизованного государства. Стремительно набиравшее в XIV-XV веках силу Московское княжество возглавило объединительные процессы, собирая под своей властью разрозненные русские земли. Наряду с увеличением государственной территории и ростом военной силы Московского княжества, происходят существенные изменения в устройстве аппарата государственной власти. Именно к концу XV – первой половине XVI вв. относится складывание центральных органов управления и суда – приказов, посредством которых реализовывались единообразные начала управления и судопроизводства на территории всего Московского государства. Правовой основой для указанных процессов, а во многом – программой дальнейшего их развития, явился Судебник, принятый в 1497 году в правление Ивана III Васильевича.
Именно при Иване III (1462-1505 гг.) процесс централизации вступил в решающую фазу. В это время к Московскому княжеству были присоединены Новгородская земля (1478 г.) и Тверское княжество (1485 г.). При Иване III формируются прообразы центральных судебно-исполнительных органов и профессионального слоя их служащих – дьяков. Наконец, закономерным итогом этой бурной объединительной деятельности явилось создание первого общерусского Судебника, установившего единообразные правила судопроизводства и единые для всей государственной территории правовые установления о правонарушениях и мерах юридической ответственности. Именно на этих особенностях Судебника основывалась высокая оценка, которую давали этому источнику права в исследовательской литературе: «...первый письменный кодекс, обнародованный для всей России от имени верховной власти, кодекс в высшей степени примечательный, как памятник, основанный на прочном утверждении самодержавия в нашем обществе, как краеугольный камень всего последующего развития письменного законодательства».
Усиление государственной власти в связи с идущими процессами централизации и реформирования управленческого аппарата, имело и негативные последствия, которые выражались в усилении эксплуатации податных сословий, прежде всего крестьянства и посадского населения. Особенностью социальных противоречий в этот период являлось отсутствие массовых народных движений. Как это было показано советскими исследователями, на рубеже XV-XVI веков для России было характерно преимущественно внешне незаметное, подспудное накопление классовых противоречий. Одно из проявлений этого постоянно растущего скрытого давления социальных противоречий состояло в растущем количестве преступлений, ухудшающейся криминогенной обстановке. В свою очередь, это обстоятельство заставляло государственную власть принимать меры к усилению защиты общественных и частных интересов. Усиление охраны законных интересов нашло выражение в Судебнике 1497 года, который представил новую систему преступлений и наказаний. В результате появления Судебника изменились представления о понятии правонарушения и его составе, о системе преступных деяний, а также о мерах юридической ответственности и их функциях.
Для раскрытия особенностей права Московского государства, нашедшего отражение в Судебнике 1497 года, в диссертации были подвергнуты анализу дополнительные источники права и вспомогательные источники информации. Сравнение Судебника с Русской Правдой позволяет установить устойчивые тенденции права, а также ту новизну, которую внёс Судебник в систему уголовно-правовых норм, существовавших в русском праве. Напротив, анализ правовых установлений Судебника царя Ивана IV Васильевича и Соборного уложения 1649 года показывает пути дальнейшего развития тех правовых тенденций, которые были заложены в Судебнике, дальнейшего развития правовых институтов, рассматриваемых на примере Судебника 1497 года. Большая группа источников XV века привлекается для того, чтобы полнее раскрыть правовую систему, характерную для права Московского государства периода создания Судебника Ивана III. Составители Судебника не ставили цель включить в него все существующие нормы, многие из них так и остались отражёнными в уставных и жалованных грамотах. Изучение этих грамот позволило полнее раскрыть систему правовых норм, вводимую Судебником.
Объект и предмет исследования. Объектом диссертационного исследования являются правонарушения и юридическая ответственность в период составления и действия Судебника 1497 года. Предметом исследования является совокупность норм, определявших состав, систему и виды правонарушений, регламентировавших особенности установления юридической ответственности в период действия Судебника.
Хронологические рамки исследования определяются в соответствии с темой, объектом и предметом исследования. Нижней границей хронологических рамок является середина XV века, поскольку принимаемые во второй половине XV столетия в Московском государстве правовые акты содержат правовые институты и характерные особенности, которые в равной степени характерны для появившегося немного позднее Судебника 1497 года. Верхней границей можно считать середину XVI столетия, а именно принятие царского Судебника в 1550 году, который пришёл на смену великокняжескому Судебнику, расширив и дополнив его.
Несмотря на такое определение хронологических рамок задачи исследования в некоторых случаях требуют обращения к более ранним источникам права (Русская Правда, международные договоры XII-XIII веков, княжеские церковные уставы, уставные грамоты наместничьего управления, Псковская и Новгородская Судные грамоты) или к более поздним (Судебник 1550 года, губные грамоты, Соборное уложение 1649 года), чтобы проследить эволюцию рассматриваемого правового института и глубже раскрыть его сущность.
Цель и задачи исследования. Целью диссертационного исследования является раскрытие особенностей содержания правонарушения и юридической ответственности по Судебнику 1497 года. Поставленная цель определяет конкретные задачи, решаемые в диссертационном исследовании:
- дать анализ современному состоянию изученности темы;
- определить круг субъектов правонарушений по Судебнику 1497 года;
- установить объекты правонарушений по Судебнику 1497 года;
- раскрыть содержание субъективной и объективной сторон правонарушений по Судебнику 1497 года;
- определить систему преступлений по Судебнику 1497 года;
- выявить особенности преступлений против государства, против личности и против имущественных интересов;
- выявить особенности административных и гражданско-правовых правонарушений по Судебнику 1497 года;
- раскрыть особенности применения мер уголовной, административной и гражданской ответственности по Судебнику 1497 года.
Методологическую базу диссертационного исследования составляют следующие общетеоретические и специальные научные методы познания: анализ, синтез, логический, диалектический, исторический, системно-структурный, сравнительно-исторический, формально-юридический и метод аналитического толкования правовых норм. Логический метод позволил установить последовательность изменения и совершенствования правовых институтов, нашедших закрепление в Судебнике. Формально-юридический метод применялся при анализе источников права и толковании содержания правовых предписаний. Значимые результаты были получены благодаря использованию сравнительно-исторического метода, позволившего сопоставить источники права, действовавшие на разных этапах эволюции русского права. Применение в комплексе различных методов позволило раскрыть предмет диссертационного исследования в обобщающих закономерностях и разнообразными способами решить поставленные перед исследователем задачи.
Выдвигаемые в диссертационной работе теоретические положения и выводы основываются на изучении и анализе широкого круга источников права и правоприменительных актов.
Нормативная база диссертационного исследования представлена широким кругом законодательных источников права периода XI-XVII веков. Комплексный подход к их рассмотрению позволил составить целостное представление о становлении и дальнейшем развитии системы правонарушений и мер юридической ответственности, нашедших отражение в Судебнике 1497 года. Составившие нормативную базу диссертационного исследования источники права можно разделить на несколько групп.
К первой группе должны быть отнесены законодательные акты обобщающего характера – Русская Правда, Псковская и Новгородская Судные грамоты, Судебники 1497 и 1550 годов, Соборное уложение 1647 года. Значение этих источников права состоит в том, что их появление означало завершение одного и начало нового этапа развития права.
Во вторую группу входят международно-правовые акты. В диссертационном исследовании использовались международные договоры, относящиеся к периоду XII-XIII веков (Договор Новгорода с Готским берегом и с немецкими городами 1189-1199 гг. и Договор («правда») Смоленска с Ригою и Готским берегом 1229 г.), а их выбор был обусловлен наличием в них правовых институтов, эволюцию которых было необходимо проследить.
Княжеские церковные уставы (Устав князя Владимира Святославича, Устав князя Ярослава, Устав великого князя Всеволода и Уставная грамота смоленского князя Ростислава Мстиславича) составляют третью группу, обладающую определённой спецификой, поскольку соединяли светское и церковное право. Обращение к княжеским церковным уставам позволяет разрешить некоторые сложные вопросы содержания Судебника, уточнив происхождение отдельных видов правонарушений и мер юридической ответственности.
Четвёртую группу составляют уставные и жалованные грамоты московских князей (Уставная грамота великого князя Василия Дмитриевича Двинской земле 1397 г., Жалованная грамота, тарханно-несудимая и с другими привилегиями, в. кн. Ивана Васильевича от 17 марта 1483 г., Белозерская уставная грамота 1488 г.), которые ещё до составления Судебника 1497 года вводили на территории соответствующих областей отдельные составы правонарушений или меры юридической ответственности, позднее распространённые Судебником на всю территорию Московского государства.
К пятой группе относятся губные грамоты XVI века (Губной наказ селам Кириллова монастыря 1549 г., Уставная Онежская грамота 1536 г. и др.) и Уставная книга Разбойного приказа, обращение к тексту которых позволяет установить, как развивались правовые институты, отражённые в Судебнике 1497 года, и какие их черты, недостаточно выраженные в конце XV века, раскрылись позднее.
Для полноценного раскрытия содержания отдельных видов правонарушений и мер юридической ответственности широко привлекался правоприменительный материал, содержащийся преимущественно в летописях. Кроме того, источниками фактического материала послужили записки иностранцев, оставивших описание Московского государства и его права (Сигизмунд Герберштейн, Павел Иовий Новокомский, Григорий Котошихин).
Теоретическую базу исследования составили работы отечественных учёных, исследовавших различные вопросы теории правонарушений и юридической ответственности (работы А.А. Гогина, А.С. Дугенец, О.А. Кожевникова, В.В. Лазарева, С.В. Липень, М.С. Студеникиной, Р.Л. Хачатурова).
Диссертационное исследование проводилось на основании анализа научных трудов по истории права Московского государства и других периодов истории отечественного права, принадлежащих И.Д. Беляеву, М.Ф. Владимирскому-Буданову, В.М. Грибовскому, Н.Л. Дювернуа, Н.П. Загоскину, Н.В. Калачову, В.Н. Латкину, В. Лешкову, В.В. Момотову, П.Н. Мрочек-Дроздовскому, Ю.В. Оспенникову, С.В. Пахману, И.М. Радину, А.Ф. Рейцу, Н.Ф. Рождественскому, Д.Я. Самоквасову, В.И. Сергеевичу, Н. Суворову, А.Н. Федоровой, Р.Л. Хачатурову, П.Н. Чеглокову, С.И. Штамм, И.Е. Энгельману).
Особую группу основополагающих трудов составили исследования по истории уголовного права П. Беседкина, А. Богдановского, С.Н. Викторского, Ф. Деппа, Н. Евреинова, В.В. Есипова, С.В. Жильцова, М.М. Исаева, А. Кистяковского, С.А. Кондрашкина, А. Лохвицкого, М.Ю. Неборского, Л.П. Рассказова, В.А. Рогова, А.И. Сидоркина, А.А. Сухова, С.Н. Таганцева, Д. Тальберга, А.Г. Тимофеева, И.В. Упорова).
В диссертационном исследовании было востребованы некоторые концептуальные разработки в трудах общеисторической направленности (исследования Б.Д. Грекова, А.А. Зимина, В.О. Ключевского, Е.И. Колычевой, А.Н. Насонова, Н.П. Павлова-Сильванского, С.М. Соловьева, Л.В. Черепнина, А.Л. Шапиро, С.В. Юшкова).
Научная новизна диссертации заключается в изучении состава и системы правонарушений и мер юридической ответственности по Судебнику 1497 года современными средствами историко-правовой науки в комплексе с другими известными источниками права Московского государства рубежа XV-XVI веков. Такой подход является новым для историографии Судебника и позволяет разрешить многие спорные вопросы содержания Судебника, обосновав эти решения в качестве положений, выносимых на защиту.
В диссертации впервые разобрана структура правонарушения по Судебнику 1497 года, определён состав объективной и субъективной сторон правонарушения. Впервые в историко-правовой науке выявлены гражданские и административные правонарушения, существовавшие в период действия Судебника. Также впервые поставлена и решена проблема выявления мер административной и гражданской ответственности по Судебнику 1497 года и их отграничения от уголовных наказаний.
На основе привлечения широкого круга источников и их комплексного анализа разрешены дискуссионные для историко-правовой науки проблемы, связанные с пониманием таких институтов московского права XV-XVI веков как «крамола», «подым», «ведомые лихие люди», «ябедничество» и др.
Научная новизна диссертации заключается также в следующих основных положениях, выносимых на защиту:
-
В XIX веке преобладал формально-юридический подход к изучению Судебника 1497 года. После революции 1917 года сменилась методологическая основа и исследования оказались направлены на раскрытие социально-экономических и источниковедческих аспектов. В современной юридической литературе историко-правовых исследованиях великокняжеский Судебник 1497 г. не являлся предметом самостоятельного исследования.
-
Источниками Судебника 1497 года следует считать Русскую Правду, Псковскую Судную грамоту, уставные грамоты наместничьего управления, княжескую судебную практику.
-
Судебник 1497 года не устанавливал ограничений по половому или возрастному критериям при определении субъекта правонарушения. Холопы, в отличие от права Киевской Руси, признавались субъектами правонарушений. Хотя в законе не были определены различия субъекта правонарушения по сословному статусу, на практике такие различия существовали.
Институт соучастия получил в московском праве периода Судебника 1497 года более подробную, чем в предыдущем законодательстве, проработку. Законодатель выделяет различные функциональные роли соучастников («становщики», «приездщики», «подводщики», «поноровщики»), устанавливая для них ту же ответственность, что и для непосредственных исполнителей преступления.
К числу специальных субъектов правонарушений по Судебнику 1497 года относятся судебные чиновники, а также «ведомые лихие люди», под которыми следует понимать лиц, повторно совершающих преступления, укоренённых преступников.
-
В период действия Судебника Ивана III русское законодательство отчётливо различает преступления, совершённые с умыслом или по неосторожности. Отсутствие умысла при совершении правонарушения являлось основанием для смягчения ответственности или даже освобождения от неё.
-
В Судебнике 1497 года в качестве объектов преступного посягательства выступают не общественные отношения, а конкретно определённые понятия – жизнь, честь, здоровье конкретного человека, определённые материальные объекты. Именно объект преступного деяния является основным критерием для классификации преступлений по Судебнику 1497 года.
Распространённое мнение, что жизнь и имущество холопов не включались в состав объектов правонарушений, следует считать неверным. Анализ Судебника и современных ему актов показывает, что за холопами признавалась частичная правоспособность, что предполагало правовую защиту их законных интересов.
-
Преступления, известные Судебнику, должны быть классифицированы по объекту: против государства, против личности и против имущественных интересов. Судебник 1497 года впервые в истории отечественного права чётко выделяет группу преступлений против государства.
-
«Крамола» Судебника непосредственно связана своим происхождением с «переветом» Псковской Судной грамоты, не являясь принципиально новым видом преступлений, что позволяет определить её как государственную измену. При этом «крамола» связывается обычно с высшими слоями общества и направлена против великого князя. Логическую связь с «крамолой» образует «подым» - тоже государственная измена, но уже направленная против государственного аппарата в целом и выражавшаяся в массовых волнениях.
-
Точка зрения о том, что убийство по Судебнику наказывалось смертной казнью, является неверной. Неквалифицированное убийство наказывалось штрафом в размере 4 рублей, однако Судебник выделял виды убийства, квалифицируемые по объекту и по повторяемости, за которые предусматривал смертную казнь.
-
Преступления против личности Судебником разделяются на две группы, из которых менее тяжкие (нанесение побоев, оскорбление словом) определяются по возможности примирения сторон. Применительно к убийству или ябедничеству возможность примирения Судебником не предоставлялась.
-
Гражданские и административные правонарушения только начинают отделяться от уголовных преступных деяний. Гражданские правонарушения влекли за собой не уголовную ответственность, а обязанность возместить ущерб. К числу гражданских правонарушений относятся неоказание помощи, недобросовестное незаконное владение, неисполнение обязательства, неправосудие.
К административным правонарушениям по Судебнику могут быть отнесены деяния, нарушающие установленные нормы в сфере административных правоотношений: неповиновение решению вышестоящей инстанции об отстранении от должности, нарушение служебной дисциплины, нарушение обязанности свидетельствовать правду, недонесение о соседе-преступнике, нарушение крестьянами-старожильцами запрета уходить от землевладельца и др.
-
С принятием Судебника система уголовных наказаний меняет свою направленность: теперь наказание направлено не на возмещение ущерба, а на то, чтобы покарать преступника за нарушенную норму. Уголовные наказания в некоторых случаях дополнялись назначением церковного наказания, которое несло функцию воспитательно-исправительного воздействия на преступника.
-
Основной мерой гражданско-правовой ответственности являлось возмещение ущерба, к которому нередко прибегали при решении спорного дела «мировым порядком».
Научная и практическая значимость диссертационного исследования заключается в том, что разработка актуальной для современной науки истории права темы является существенным вкладом в науку и восполняет существующий пробел в знаниях. Диссертационное исследование, разрешая проблему системы правонарушений и мер юридической ответственности по Судебнику 1497 года, раскрывает особенности их эволюции на протяжённом историческом отрезке времени, показывая зарождение правовых институтов, отражённых в Судебнике, и их дальнейшее развитие.
Сформулированные в диссертации научные положения и выводы могут быть использованы при дальнейшем теоретическом исследовании вопросов становления и развития правонарушений и юридической ответственности в истории русского права.
Материалы диссертации могут использоваться в процессе преподавания истории отечественного государства и права, истории России, уголовного, гражданского и административного права, а также различных спецкурсов в высших учебных заведениях.
Апробация результатов диссертационного исследования.
Диссертационное исследование было обсуждено и одобрено на заседании кафедры истории государства и права Тольяттинского государственного университета.
Основные положения диссертации и содержащиеся в ней выводы получили отражение в докладах и выступлениях на конференциях «Правонарушения и юридическая ответственность» (Тольятти, 2009); «Правонарушения и юридическая ответственность» (Тольятти, 2010).
Основные положения представленного диссертационного исследования нашли свое отражение в монографии и 13 научных статьях, из которых 7 в изданиях, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ.
Материалы диссертационного исследования используются профессорско –преподавательским составом юридического факультета Тольяттинского государственного университета, филиала Самарской гуманитарной академии в г. Тольятти и Тольяттинского филиала Университета Российской академии образования при чтении курса «История отечественного государства и права».
Структура диссертации обусловлена заявленной целью и перечнем поставленных задач. В структуре работы последовательно исследуются все аспекты проблемы, и на этой основе формируется конечный вывод. Работа состоит из введения, четырёх глав, подразделяющихся на двенадцать параграфов, заключения и библиографического списка.
Субъективная сторона правонарушения
Основываясь, таким образом, на сравнительно-историческом анализе, А.Г. Тимофеев делает вывод, что «телесные наказания существовали в России до татар, и что татарское иго было лишь одним из условий, при наличности которых телесные наказания скоро приобрели в России очень большое значение»59. Основным фактором в распространении телесных наказаний, по мнению Тимофеева, являлся процесс закрепощения сословий: «...развитие и распространение телесных наказаний находится в зависимости от многих условий, среди которых важнейшими являются приниженное положение личности в государстве, существование класса несвободных, грубость нравов и цели, преследуемые наказанием (главным образом, устрашение и возмездие)»60. Большое влияние на распространение телесных наказаний в Московском государстве оказало также церковное право, которое «широко употребляло в своей среде телесные наказания. Наказания эти за важные проступки по суду или в дисциплинарном порядке были очень части и иногда очень жестоки.. .»61.
По мнению А.Г. Тимофеева с XIV века применение телесных наказаний в России стало распространяться очень быстро. Тимофеев особое внимание уделял тому обстоятельству, что, по его мнению, все подданные Московского государства в равной степени подлежали телесных наказаниям: «Закрепощение всех классов населения государством привело к тому, что телесные наказания приобрели всеобъемлющее значение: никакое положение не спасало от них, в этом смысле все были равноправны, все несли службу и подвергались одним и тем же карам»62. Здесь трудно согласиться с исследователем: с одной стороны, не существует статистики применения телесных наказаний, на основе которой можно было бы подтвердить или опровергнуть это утверждение, с другой стороны, известно, что в период XVI-XVII веков применительно к представителям разным социальных групп применялись разные способы смертной казни - благородные и обычные, что совсем не говорит о социальном равенстве подлежащих казни преступников.
Между тем, развивая дальше это спорное утверждение, А.Г. Тимофеев делает вывод, что в России, в отличие от Западной Европы, телесные наказания не несли позорящей функции: «Положение высших и низших классов в Москве, отсутствие уважения к правам личности совершенно уничтожали позорящее значение телесных наказаний, которое они всегда сохраняли в Западной Европе»63.
Ещё один взгляд на эволюцию системы наказаний представил А. Богдановский. В его исследовании Судебнику 1497 года придаётся важное значение - именно с ним связывается переход от системы наказаний, основанной на штрафных санкциях, к системе, основанной на телесных (личных) наказаниях: «...в Судебнике и последующих законодательных актах прежние виры и продажи переходят в постоянные судные пошлины, а наместо их как наказания за преступления являются так называемые публичные и вместе личные наказания»64.
Определённый интерес для рассматриваемой темы представляет исследование П.Н. Мрочек-Дроздовского «Памятники русского права». Несмотря на то, что в этой работе не анализировался текст Судебника 1497 года, в ней были затронуты некоторые другие источники права, входящие в состав источников Судебника и оказавщие таким образом воздействие на формирование системы установлений Судебника. В частности, исследователем была кратко охарактеризована Двинская уставная грамота, при анализе которой Мрочек-Дроздовский отметил, что не всякое самовольное, а только корыстное освобождение татя считалось преступным самосудом65. По мнению автора, целью такого ограничение была попытка уравновесить интересы наместничьего суда и общины: «Охраняя наместничий доход, рассматриваемая статья - о самосуде - охраняет и местное общество от произвола в определении преступности упомянутого деяния»66.
Тем не менее, по мнению П.Н. Мрочек-Дроздовского, гораздо большее влияние на Судебник оказала Белозерская уставная грамота 1488 года: «Если Двинская грамота напоминает Русскую Правду, находясь с нею в очевидной связи, то грамота Белозерская - по своему содержанию - близка к Судебнику, будучи ближайшею предтечею его и по времени»67. В данном случае с исследователем можно согласиться только отчасти. Действительно, Белозерская уставная грамота имеет больше общего в содержании и даже терминологии с Судебником, нежели Двинская уставная грамота. Однако Двинская грамота отстоит от Судебника почти на сто лет дальше, нежели Белозерская грамота. Вместе с тем, несмотря на её древность, в Двинской уставной грамоте впервые нашли выражение многие тенденции, окончательно раскрывшиеся уже в Судебниках XV-XVI веков, что ставит значение Двинской грамоты как источника Судебника значительно выше, чем Белозерской уставной грамоты.
Объективная сторона правонарушения
В состав объективной стороны правонарушения включаются обстоятельства, характеризующие событие правонарущения, орудия и средства, место, время и епособ.
Место совершения преступления уже в Русской Правде выделялось в качестве важного критерия для оценивания тяжести преступного деяния. Статьи 41-43 Пространной редакции Русской Правды устанавливают существенную разницу в наказании краж, различаемых по месту совершения. В 41-й статье штраф за кражу скота из хлева устанавливался в 3 гривны и 30 кун, а кража скота, находившегося вне хозяйственных построек, в поле, наказывалась, согласно 42-й статье, штрафов в размере 60 кун147. Такой же повышенный штраф в размере 3 гривны и 30 кун усганавливался 43-й статьёй за кражу зерна из гумна или специальной ямы для хранения зерна.
Некоторые исследователи усматривали в этих нормах указание на различение умышленных и неумышленных преступных действий. Например, В.И. Сергеевич отмечал: «В первом случае кража наказывается строже, так как, надо думать, здесь обнаруживается больше злонамеренности, воля преступника была упорнее, чем во втором; вору приходилось одолеть некоторые препятствия для того, чтобы украсть из клети (быть может, сломать замок, дверь и т.д.), между тем как во втором случае вор угнал коня с поля, потому что не было к тому препятствийий9. В разграничении кражи из закрытого помещения от кражи «в поле» также усматривал умысел и неосторожность И.М. Радин150.
Однако установления рассматриваемых статей явно указывают на обстоятельства, не связанные с волей преступника. В данном случае законодатель очевидно подчёркивает место совершения преступления. В поле, за пределами хозяйского владения, вещь может представляться случайному зрителю как ничейная или не обеспеченная должной защитой, что говорит о её небольшой значимости для хозяина. Напротив, если вещь находится в помещении за замком или ещё каким-либо образом укрыта от возможного посягательства, это говорит о её значении для собственника, который предпринял специальные меры, чтобы обезопасить вещь и сохранить её для себя. Во втором случае покушение вора на право собственности вполне логично и закономерно расценивается как более тяжкое преступное деяние, причём связано это именно с место совершения преступления.
Ещё одним важным элементом объективной стороны состава правонарушения является время совершения преступления.
Время совершения преступления, по мнению П. Беседкина, было принципиально важно для определения поджога как преступного деяния: «...моментом совершения деяния ... следует считать момент вспышки пламени на поджигаемом объекте»151.
Совершение преступления даже незначительной тяжести во время чрезвычайной ситуации, - например, пожара, - рассматривалось как более тяжкое. Из законодательных актов это положение никак не просматривается, однако на него обратил внимание Ю.В. Оспенников, тщательно изучавший летописные тексты: «Судя по летописным известиям, в тех случаях, когда грабежи носили массовый характер, не столько для наказания, сколько для пресечения деятельности грабителей могла использоваться смертная казнь. Например, в 1314 году на северо-западе Руси ощущался недостаток хлеба, в связи с чем в Пскове и округе начались грабежи, прекратившиеся после того, как жителями Пскова было перебито около 50 человек, принимавших участие в грабежах: «... почали бяху грабити недобрии людие села и дворы в городе и клети на городе, и избиша ихъ пльсковичи съ 50 человекъ; и потомь бысть тихо»152.
В отличие от предшествующего законодательства, в Судебнике ни в одной статье, содержащей уголовно-правовые нормы, не говорится о соучастии. Косвенным образом эта проблема поднимается в ст. 14 «О татиных речех»: «А на кого тать возмолвит, ино того опытати: будет прирочной человек з доводом, ино его пытати в татбе; а не будет на него прирока з доводом в каково деле в прежнем, ино татиным речем не верити, дати его на поруку до обыску». Многие исследователи полагали, что в этой статье упоминаются показания преступника о своих соучастниках. Например, И.Д. Беляев именно так трактовал данную норму, обращая особое внимание на участие общества: «Так же сильно высказывается в Судебнике доверие к общественному мнению и в случае татинных оговоров; так, ежели бы вор на суде кого оговорил своим соучастником, то такого только тогда дозволялось приводить в суд и подвергать пытке, когда общество отзывалось о нем, как о человеке подозрительном, а если общество давало о нем хороший отзыв, то он отдавался на поруки»154.
Некоторые составы преступных деяний в рассматриваемый период действия Судебника 1497 года отличались тем, что были совершаемы почти исключительно группами преступных лиц. Так, Д. Тальберг, определяя понятие разбоя в период Судебников, указывает, что «соединение в разбойничьи шайки было преобладающей, наиболее безопасной и распространенной формой разбоя в ХVI-XVII вв.»155. Это мнение подтверждается материалом губных грамот, в которых отмечаются согласованные действия организованных групп разбойников.
Преступления против имущественных интересов
Судебник 1497 года в историко-правовой литературе многими исследователями оценивается как источник права, с которого начинается подлинная революция в уголовном праве, связанная с чётким разграничением государственного и частного, личного интереса. В связи с этим разграничением выделяется группа государственных преступлений, и от них чётко отграничиваются нресгупления, нарушающие личный ингерес. Эта группа преступных деяний получила позднее название «преступлений против личности» в широком понимании данной конструкции. К примеру, именно в таком смысле понимал «преступления против личности» В.И. Сергеевич, относивший к ним несколько подгрупп: 1) преступления против жизни (убийство, изгнание плода и др.); 2) преступления против телесной и личной неприкосновенности (нанесение побоев, ран, увечий и др.); 3) преступления против личной свободы (насильственное заключение, похищение женщин и др.); 4) преступлеиия против имущества (кража, грабеж, поджог, повреждение чужой собственности и др.) 91. Таким образом, широкое понимание «преступлений против личности» включает в себя преступные деяния, нарушающие интересы частного лица.
В узком смысле «преступления против личности» включают в себя преступления, посягающие на честь и телесную неприкосновенность личности. Именно в таком - узком - смысле будут рассматриваться преступления против личности в данной работе.
Важнейшее место в этой группе с древнейших времён занимало убийство свободного человека. Устанавливаемый в Русской Правде за убийство штраф -вира - на несколько столетий явился основой для системы наказаний. В Судебнике 1497 года терминология, используемая Русской Правдой, уже не употребляется. Убийство называется уже не «головшина», а «душегубство», вместо виры предполагается наказание, которое в Судебнике никак не конкретизируется: «А доведут на кого татбу, или разбой, или душегубство, или ябедничество, или иное какое лихое дело, и будет ведомой лихой, и боярину того велети казнити смертною казнью...»192.
Некоторые авторы, основываясь на заключительной части этой статьи и соответствующей статьи Судебника 1550 года, полагали, что «душегубство» в период действия Судебников наказывалось смертной казньь 93О Одаако законодатель недвусмысленно указывает на применение смертной казни только в том случае, если обвиняемый признан рецидивистом - «и будет ведомой лихой». Эту точку зрения также разделяют многие дореволюционные и современные иеследователи . В таком случае становитея очевидно, что Судебник не определяет наказание за убийство, совершённое в первый раз. Можно предположить, что Судебник не определяет конкретное наказание, поскольку оно и так повсеместно использовалось. Чтобы определить, какое же наказание применялоеь за убийетво в это время, необходимо рассмотреть аналогичные нормы в других нормативно-правовых актах, предшествовавших составлению Судебника.
До Псковской Судной грамоты за убийство взыскивается вира, в Грамоте она заменяется рублёвым штрафом. Однако и в других более поздних источниках вира неоднократно встречается. В Двинской уставной грамоте 1397 года относительно убийства используется терминология и более раннего времени («вира») и более позднего («душегубство»): «Оже учинится вира, где кого утепут, ине душегубца изыщут; а не найдут душегубца, ине дадут наместником десять рублей...»195.
Ст. 10 Белозерской уставной грамоты 1488 года текстуально очень близка приведённой выше статье 8 Судебника: «А доведут на кого татьбу, или розбой, или душегубьство, и намеетники велят на виноватом истцово доправити, а тот разбойник или душегубець намеетником в продаже и в каззе»196. В этой статье, так же как и в Судебнике, не определяетея конкретное наказание, однако дальше по тексту в 14-й статье в качестве наказания за убийство называется штраф в размере 4 рубля: «А учинится у них в городе душегубьство, а не доищутся душегубьца, ино вины четыре рубли заплатят горожаня...»197. Впрочем, как и в Двинской уставной грамоте, штраф здесь представляет собой дикую виру и гипотетически возможно предположение, что наказание, налагаемое наместником на убийцу, могло представлять собой не штраф, а другой вид наказания; «.. .а доищутся душегубца, и они его дадут наместником или их тиуном, а хрестьаном в том продажи нeт»198.
Всё же более вероятным является предположение, что убийство в рассматриваемый период конца XIV-XV вв. наказывалось штрафом. Расхождение в сумме штрафа - 10 рублей по Двинской уставной грамоте и 4 рубля по Белозерской - следует разрешить в пользу Белозерской, поскольку другие грамоты, непосредственно изданные за принятием Судебника, повторяют ту же штрафную ставку в 4 рубля. Например, именно такая сумма штрафа называется в Уставной грамоте переяславским рыболовам 1506 г.: «А учинится у нихъ душегубство, а не доищутся душегубца, ино наместникомъ за голову виры четыре рубли, а заплатятъ виру всеми рыболовлими дворы»199.
Гражданско-правовая ответственность
Эволюция русского уголовного права ещё во времена Русской Правды предполагала постепенный отказ от частноправового разрешения конфликтов посредством кровной мести и переход к системе денежных штрафов. Однако от мести как способа воздействия на преступника было слишком сложно отказаться в силу определённых особенностей человеческой психической организации. Несмотря на то, что в законодательных источниках, в том числе в Судебнике 1497 года, месть не упоминается даже в запретительном смысле, на практике она, видимо, имела место. Например, А. Богдановский указывал, что «кровная месть была еще какою-то необходимостью в глазах самих князей С. Восточной Руси XIV и XV столетия: сын считает святым делом мстить за отца, брат за брата и т.д.»"83. Применительно к XV веку другой исследователь, Ю.В. Оспенников, подчёркивает, что Псковская Судная грамота уделяла пристальное внимание институту мести, в основном запрещая его, но допуская ограниченное применение в виде самосуда284. При этом оба исследователя связывают институт мести с понятием «самосуд», известному по целому ряду законодательных актов средневековой Руси. К примеру, А. Богдановский отмечает, ссылаясь на источники права даже более позднего периода: «Акты XVI и XVII столетия, в которых мы видим беспрестанно повторяемое запрещение самосуда, мировых сделок с убийцами, разбойниками и другими преступииками и, с другой стороны, в значительном количестве дошедшие до нас от того же времени мировые и поручные записи по делам об убийстве, о ножом о грабеже и т.д. - суть яркое свидетельство [существования мести - И.П.]»285. Однако тот самосуд, о котором говорят указанные авторы, и самосуд, современный Судебнику 1497 года, имеют некоторые отличия. Гот же К).В. Оспенников формулирует своё понимание института самосуда на основе договорных грамот князей с вечевыми городами XIII-XIV веков, в КОТО Т")Т-»ТХ действительно, под самосудом имеется в виду месть, которую мог бы осуществить князь вопреки существующим правовым установлениям. Во время Ивана III под самосудом имеется в виду совсем иное явление, что и заставило меня рассмотреть его в другом месте, в числе прочих преступлений против государственной власти. Таким образом, по моему мнению, к концу XV века проблема соотношения частноправовых и пубилчноправовых способов воздействия на правонарушителя уже не была актуальна для Московского государства, в связи с чем в Судебнике никак не закрепляется запрет мести, хотя отдельные случаи частной расправы над преступниками, несомненно, имели место.
В истории отечественного права неоднократно менялся подход законодателя к определению самого понятия наказания и тяжести уголовной ответственности: период ужесточения наказаний сменялся смягчением и наоборот. С XV века, с Псковской Судной грамоты и Судебника 1497 г. очевидна новая волна ужесточения уголовной ответственности. Эта тенденция действовать в период XV1-XVII вв., постепенно набирая силу, и достигла своего наивысшего пика в первой половине XVIII века. После этого, начиная с правления Елизаветы и Екатерины И, стала набирать силу обратная тенденция смягчения наказаний, также распространившаяся на длительный период. В Судебнике 1497 года эта тенденция ужесточения выразилась в изменении системы наказаний, в появлении новых их видов, а также в расширении сферы действия смертной казни. в нормативно-правовых актах, предшествовавших принятию Судебника, нет единства относительно трактовки смертной казни. Двинская уставная грамота 1397 года впервые в российском законодательстве вводит этот вид наказаний: «...а татя впервые продати противу поличного; а вдругие уличат, продадут его не жалуя; а уличат втретьие, ино повесити...» . Однако ни Московская запись о душегубстве, ни Белозерская уставная грамота 1488 года не упоминают смертную казнь, указывая только штрафы.
Тем не менее. Судебник 1497 года уже весьма широко применяет смертную казнь как вид наказаний, гораздо шире, нежели Псковская Судная При этом нельзя не обратить внимание на тот факт, что норма ст. 9 Судебника, определяющая основной круг преступных деяний, подлежащих смертной казни, своим происхождением связана со ст. 7 Псковской Судной грамоты Эта связь отчётливо видна из сопоставления текста обеих статей.
