Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Структурно - семантические характеристики аналитической единицы и её отношение к свободным и несвободным сочетаниям слов 10
1.1. Дифференциальные признаки аналитической единицы дофразеологического и фразеологического уровней 16
1.2. Критерий определения опорного слова и его роль в формировании аналитической единицы 33
Выводы к главе .— 51
Глава 2. Сопоставительное изучение аналитических единиц дофразеологическои природы французского языка в зеркале их русских и осетинских аналогов 53
2.1. Параллели н контроверзы в смысловом облике аналитических единиц французского, русского и осетинского языков . 57
2.2. Структурные модификации (полные или частичные) в аналитических единицах французского языка в их наложении на русскую и осетинскую языковые системы. 75
Выводы к главе 85
Глава 3. «Белое», «чёрное» и «красное» в составе аналитических единиц фразеологического уровня в межъязыковом аспекте ...88
3.1. Потенциальная многозначность как семантическая характеристика ФЕ и роль контекста в актуализации её смыслового содержания 90
3.2. Коннотатнвный аспект аналитических единиц фразеологической природы и его отражение в синонимических отношениях 106
3.3. Фразеологические единицы и их роль в национально-специфическом отражении окружающего мира 130
Выволы к главе 153
Заключение 156
Библиография 161
Список использованных словарей 177
- Дифференциальные признаки аналитической единицы дофразеологического и фразеологического уровней
- Критерий определения опорного слова и его роль в формировании аналитической единицы
- Параллели н контроверзы в смысловом облике аналитических единиц французского, русского и осетинского языков
- Потенциальная многозначность как семантическая характеристика ФЕ и роль контекста в актуализации её смыслового содержания
Введение к работе
Красочный мир, окружающий человека, вызывал его неподдельный интерес ещё со времён античности, однако систематическое и строго научное изучение колористики начинается лишь в минувшем веке. Опубликование трудов Сепира и Уорфа, Берлина и Кея, сформировавших последовательно два направления (гипотеза лингвистической относительности и теория об универсальном характере эволюции цвето наименований) знаменовало возросший интерес учёных к данному разделу семасиологии. Особое внимание исследователи обращают на выявление символики цветовой гаммы и тех различий, которые несут в себе отпечаток неодинакового восприятия окружающего мира в процессах его вербализации.
На фоне обилия разысканий, изучающих семасиологическую природу колористики, отсутствие специальных разысканий, предлагающих сколько-нибудь завершённый анализ синтаксических возможностей данного пласта лексики. Заметим сразу же, что наименее изученной частью синтаксиса даже таких языков, как французский и русский, остаются аналитические структуры. Как справедливо отмечает В.Г. Гак, синтаксисты редко включают эту модель языка в круг своих интересов, видя в аналитизмах либо обычные словосочетания, либо элементы фразеологии, а между тем их частотность в языке высока, их роль значительна, так как составляет одну из языковых типологических характеристик [61. С. 53].
Выполняемая работа посвящена структурно-семантическому изучению аналитических единиц, ключевым элементом которых выступают прилагательные цветовой триады: белое, чёрное, красное во французском, русском и осетинском языках. Отбор данных слов из всего множества лексем, входящих в состав колористики, в качестве объекта изучения обусловлен тем, что данная триада единодушно воспринимается в системе цветообозначений как универсальная и первичная [193; 39].
Исследование проводится в синхронно-сопоставительном плане на материале аналитических словосочетаний французского, русского и осетинского языков, отмеченных существенными различиями как собственно языковой, так и культурно-исторической природы. Вместе с тем, если опираться на знание того, что в любом языке запечатлевается во всей совокупности его системных составляющих мировоззренческое, историко-культурное и ментальное наследие говорящего на этом языке этноса, тогда уже a priori можно констатировать наличие в трёх сопоставляемых языках определённого количества аналитизмов, отражающих общечеловеческие ценности и единство поведенческих и психологических реакций человека.
Актуальность выполняемого исследования определяется тем, что впервые подвергается сопоставительному описанию наименее изученная синтаксическая модель трёх языков (французского, русского, осетинского), отмеченная существенными различиями как языковой, так и культурно-исторической природы: в частности, делается попытка а) уточнить границы между свободными словосочетаниями и аналитическими единицами и б) установить более точные параметры внутренней классификации аналитизмов, достаточно неоднородных и позволяющих развести их по двум условным группам: элементарные аналитические построения дофразеологического уровня и аналитические единицы фразеологической природы.
Предлагаемый подход к изучению аналитизмов обретает ещё большую остроту в условиях соотнесения французского языка (аналитического) не только с русским (синтетическим языком), но и с осетинским, шагнувшим в своём синтетизме гораздо дальше русского и строящим словосочетания существенно иначе, чем два других сопоставляемых языка.
Объектом исследования выступают аналитические конструкции, изучаемые в трёх языках в контексте межкультурной коммуникации, влияния языка на познавательную деятельность его носителей, отражения в аналитизмах этнического лингвокреативного мышления, взаимосвязи цветообозначений как части общей семасиологии с этнической культурой.
Цель проводимого исследования заключается в выявлении характера лексико-синтаксических процессов, структурирующих два основных вида словосочетаний: на левом полюсе находятся элементарные аналитические единицы дофразеологического типа, тяготеющие по смысловой и синтаксической сути к свободным сочетаниям с переменными составляющими, на правом - аналитические единицы фразеологической природы с переменно-постоянными компонентами (по мере необходимости в анализ будут включены те фразеологизмы, которые построены по типу полной предикативной синтагмы).
Задачи исследования сосредоточены на необходимости, во-первых, выявить сходства и различия (структурные, лексические, семантические) в формировании и узуальном воплощении тремя языками аналитических единиц, построенных на первичной и универсальной триаде цветонаименований; обосновать причины этих различий; во-вторых, описать межъязыковые параллели и несовпадения в смысловом облике аналитизмов; в-третьих, определить роль контекста в актуализации смыслового содержания аналитических структур; в-четвёртых, установить внутренний и межъязыковой реестр аналитизмов по ряду структурно-семантических признаков (соответствия, подобия, аналоги, адекваты, параллели), служащих удобным инструментарием в изучении данных моделей.
Научная новизна диссертационного исследования состоит в следующем: а) впервые предлагаются основы для разграничения терминологических концептов «смысл - значение - употребление» и «sens - signification -acception», формирующих концептосферу общей и сравнительной семасиологии; б) выявляется роль междисциплинарных связей (в частности грамматики и семасиологии) в изучении семантики прилагательных первичной триады цветообозначений и построенных на их основе аналитических структур.
Семантический аспект выполняемой работы предполагает изучение аналитических структур в плане их многозначности и присущих им
семантических тенденций, основной из которых можно считать калькирование как результат межэтнических и культурологических контактов и, следовательно, языковых заимствований.
Структурное изучение аналитических единиц в аспекте их взаимного наложения на три сопоставляемые системы (французского, русского и осетинского языков) требует 1) уточнить объём и содержание терминологических понятий «преобразования / модификации», «трансформации», «обыгрывание»; 2) дифференцировать окказиональные и узуальные аналитизмы; 3) определить виды преобразований (полные, частичные, нулевые) в процессах межъязыковых сопоставлений.
Материалом исследования послужили наиболее авторитетные словари и литературные примеры, извлечённые из произведений французских, русских и осетинских авторов.
Методологической основой исследования выступает диалектический принцип единства формы и содержания в его двух наиболее существенных воплощениях: семасиологическом (от формы к значению) и ономасиологическом (от значения к форме).
Конкретная методика, применяемая в анализе языкового материала, -комплексная, сочетающая в себе элементы описательно-сопоставительного и контрастивного методов.
Практическая значимость работы состоит в том, что изложенный в ней материал может быть использован в практической и теоретической лексикографии, в преподавании общей и сравнительной семасиологии. Выполняемое исследование может оказать помощь учителю-словеснику в преподавании французского языка осетиноязычной аудитории и учащимся средних школ и вузов, учебные программы которых предполагают обязательное включение в них курсов культурологии и межкультурной коммуникации. Результаты проведённого исследования могут быть полезны при написании курсовых и дипломных работ студентами филологических факультетов.
Апробация работы осуществлена на заседаниях кафедры французского языка, кафедры осетинского и общего языкознания СОГУ и подтверждается серией докладов, прочитанных на заседаниях кафедры иностранных языков Горского ГАУ. Содержание исследования изложено в ряде республиканских и российских изданий.
Установление прагматических и концептуальных параметров исследования (актуальность, цели, задачи, методологический аспект и комплекс конкретно применяемого методов) позволяет сформулировать основные положения, выносимые на защиту.
I. Аналитические структуры французского, русского и осетинского
языков в своём подавляющем большинстве построены по единым
семасиологическим и грамматическим законам языков активного строя.
Семасиологическое единство проявляется а) в тождестве принципов лексикографических толкований составных элементов первичной триады цветообозначений трёх изучаемых языков и в категориальном влиянии лексического смысла ключевого слова аналитической единицы на формирование её семантического конструкта; б) в интенсивной тенденции к калькированию; в) в доминирующей роли глаголов широкой семантики в построении глагольных аналитизмов; г) в смыслоразличительной функции, выполняемой ключевым словом в составе аналитизма.
Грамматическое единство аналитических структур принимает вид а) существенного преобладания в них именных построений по отношению к глагольным и б) неоднозначной роли структурной организации аналитизмов в их дифференциации по признаку «моносемия / полисемия», неизбежно связанному с выходом в область синонимии и её вариантных проявлений.
II. Количественный аспект аналитизмов трёх языковых систем
проявляется в регрессивной градации, обусловленной в известной мере
оппозитивным противопоставлением французского языка (аналитического по
грамматическому устройству) и двух синтетических языков - русского и
осетинского.
III.Роль контекста в актуализации аналитизмов (дофразеологической и фразеологической природы); понятие расширенного / минимального контекста и те структурные условия, в которых эти контексты задействованы.
Композиция работы, состоящей из введения, трёх глав, заключения и
списка использованной литературы, распадается (фактологически и
теоретически) на две взаимосвязанные части. Первая из них ориентирована на
выявление сходств и различий (ментальных, культурологических, лексико-
семантических и синтаксических) аналитических структур
дофразеологической природы, бытующих в трёх сопоставляемых языках, в процессе противопоставления аналитизмов свободным словосочетаниям и установления их дифференциальных признаков. Во второй части работы изучаются фразеологические единицы как вариантное проявление обшего класса аналитических конструкций.
Дифференциальные признаки аналитической единицы дофразеологического и фразеологического уровней
Изучение аналитических структур имеет достаточно давнюю традицию. Известно, что одним из наиболее распространённых критериев разграничения свободного сочетания слов и аналитических конструкций служит разведение «лексических» и «формальных» слов, предлагаемое А.А. Потебней [153]. «полных» и «частичных» слов в теории Ф.Ф. Фортунатова, а также слов «знаменательных» и «служебных», вводимое В.В. Виноградовым [55]. В капитальном труде, посвященном описанию русской языковой системы, В.В. Виноградов пишет, что слова, способные к вычленению номинативной функции, лежат в основе формирования синтаксических единиц (словосочетаний, предложений) и фразеологических образований. Словам данного типа противостоят лексемы, лишённые номинативной функции и называемые по этой причине служебными. Этот тип лексических единиц соотносится с миром действительности лишь опосредованно, - через слова-номинаторы. Подобные элементы, доказывает учёный, лежат на грани словаря и грамматики [55. С. 28-30,41].
Отличительным признаком таких элементов является их явная десемантизация. Присутствие одного из них в любом словосочетании возводит это последнее в ранг аналитического построения. В наиболее зримой форме соотношение между свободным сочетанием слов и аналитической конструкцией обнаруживается в глагольных перифразах (начать бороться с чем-то / начать борьбу; commencer a faire qch I commencer qch; тох кгенын райдайын истэгимщ / тох райдайын истгеимге. Интерпретация глагольных компонентов как слов, лишённых (пусть даже частично) номинативной функции, и послужила основанием для определения таких моделей как аналитические конструкции [7. С. 48-54, 78-91], а это способствовало, в свою очередь, выведению этих структур за рамки обычных, то есть свободных словосочетаний, объединяющих какое-либо знаменательное и незнаменательное слово. Уместно привести в связи со сказанным мнение Г.А. Золотовой. Она полагает, что соединения таких полнозначных слов, как «хотеть читать», «желание читать», «возможность прийти» и т.д. есть не что иное, как регулярные структурно-семантические модификации одного обозначения, представляющего определённый семантический класс явлений. Чтобы мысль Г.А. Золотовой стала более убеждающей, приведём один её аргумент в защиту аналитизма перечисленных соединений слов в виде цитаты: «Признав, что эти более или менее аналитические конструкции не являются сочетанием двух полнозначных слов, мы получаем основание расценивать их связь как связь особого рода, не собственно синтаксическую» [93. С. 38-39].
Большую поддержку среди исследователей получило мнение Н.Н. Прокоповича о целесообразности объединения вспомогательных средств языка и слов, выполняющих в глагольных перифразах или именных сочетаниях роль модификатора, ориентированного на изменение основного признака семантического значения ключевого слова. Необходимость предлагаемой интеграции исследователь мотивирует тем, что средства такого рода не могут быть полноценными компонентами предложения без опоры на те слова, при которых они состоят, когда характер связующего их синтаксического отношения определяется отчасти либо как морфолого-синтаксический, либо как лексико-фразеологический [157. С. 129]. Роль слова в его связанных значениях оказывается, таким образом, совершенно иной, чем функция этого же слова, выступающего в своём свободном употреблении. Основными признаками несвободного значения слова выступают 1) синсемантичность его лексического содержания; 2) неавтономность его узуальной функции; 3) необходимость в опорном элементе в процессах а) моделирование действительности и б) организация лексико-грамматического состава предложения; 4) прозрачность сопровождающих его пресуппозиций. В.Н. Телия, развивая теоретические положения Н.Н. Прокоповича, утверждает, что слова в их связанных значениях, действительно, не могут выступать в качестве потенциального минимума предложения, но это их свойство обусловлено прежде всего их синсемантичным характером вследствие утраты (полной или хотя бы частичной) их вещественного содержания, способствуя, таким образом, вхождению этих слов в класс вспомогательных элементов языка, хотя далеко не всегда они лишаются номинативной функции.
В.Н. Телия доказывает, что глаголы в таких, например, сочетаниях, как «оказывать» (влияние), «вызывать» (гнев) должны быть включены, в соответствии со своей семантикой, в разряд служебных элементов, у которых вещественное содержание и грамматическая функция совпадают. Напротив, глагольные компоненты в сочетаниях типа «впасть в немилость», «взять реванш», «выбросить из памяти» описывают признаки определяемых ими субстантивных элементов за счёт своего лексического (вещественного) содержания. Совершенно ясно, считает В.Н. Телия, что, в отличие от подлинных аналитических конструкций, где роль служебного слова сводится к указанию на грамматическую модификацию знаменательного слова, в приведённых словосочетаниях (развязать войну, придти к решению и т.д.), глагол способен изменить значение ключевого слова не только грамматически, но даже и лексически: «выбросить из памяти - забыть» [7. С. 89]. Н.С. Дмитриева, описывая подобные сочетания (автор именует их глагольными перефразами), отмечает, что их наличие в системе языка оправдывается одним существенным фактом: они выражают какие-то новые оттенки смысла, фиксируют в своём значении один и тот же референт в каком-то новом ракурсе, под каким-то обновлённым углом зрения [77. С. 37].
Мнение Н.С. Дмитриевой об однореферентности (конечно же, несколько условной) сочетаний приведённого образца представляется настолько важным, что позволяет несколько усомниться в правомерности поставить под сомнение их аналитическую сущность, как это делает В.Н. Телия. К сожалению, изучение аналитических конструкций продвигается достаточно медленно. Остаются ещё нерешёнными два существенных вопроса: 1) роль вспомогательных слов в аналитических сочетаниях и 2) характер синтаксической связи между компонентами этих последних. В своё время ещё Л.В. Щерба писал о том, что не выявлены полностью строевые элементы ни в одном, хорошо изученном языке (учёный имел в виду европейские языки) [215]. Вспомним также мнение В.Г. Гака, полагающего, что синтаксисты редко включают аналитические структуры в круг своих интересов, так как видят в них либо обычные словосочетания, либо элементы фразеологии. Учёный полагает, что роль аналитических построений в языке велика, и их использование составляет одну из его типологических характеристик.
Критерий определения опорного слова и его роль в формировании аналитической единицы
Один из важнейших вопросов в изучении аналитических структур - это определение его опорного элемента, выполняющего смыслообразующую роль в процессе перерождения свободного сочетания слов в аналитическую единицу. Определение опорного слова как «связующей» силы непосредственно соотнесено со структурным типом аналитической модели. В некоторых случаях оно будет идентифицироваться с грамматическим стержнем словосочетания. В других структурных типах стержневое слово будет совпадать, напротив, с грамматически подчинённой составляющей словосочетания: такое положение вещей слагается при тех обстоятельствах, когда господствующее слово лексически ослаблено, и в нём доминирует грамматическое значение. Может сложиться ситуация, когда при определении опорного слова необходимо принять во внимание не только семантические, но и структурно-грамматические показатели аналитического словосочетания. Это касается прежде всего и в особенности тех образований, которые определены как собственно фразеологизмы (мы их синонимически именуем также идиомами), являющие собой типичный образчик грамматически неизменяемого словосочетания. Нередко обнаруживаются и такие аналитические единицы с неизменным порядком слов и полной лексической слитностью, в которых опорным элементом выступает первое слово (оно, как правило, является первым знаменательным компонентом), берущее на себя роль смыслового сигнала всего аналитического построения.
Чтобы лучше разобраться в процессах выдвижения слов на роль опорного элемента словосочетания, обратимся к выявлению некоторых особенностей сочетаемости слов.
Стало уже общеизвестным тонкое наблюдение А.С. Пушкина о том, что язык неистощим в соединении слов. Однако же, как бы многообразны ни были возможности соединения слов, всё-таки их лексико-синтаксическая сочетаемость остаётся жёстко контролируемой, а её пределы - ограничены.
По всей вероятности, количество слов, абсолютно свободных по сочетаемости, достаточно невелико. Наиболее свободными оказываются слова с прямым номинативным значением. Но даже их автономность представляется весьма иллюзорной, будучи определяемой характером предметно-логических связей мира вещей, их свойств и отношений [188].
Сущность этого феномена находит разъяснение у В.В. Виноградова: «В основном круг употребления номинативного значения слов, круг его связей соответствует связям и отношениям самих предметов, процессов и явлений действительного мира, например: пить воду, квас, вино, чай, сидр, виноградный сок и т.п.; каменный дом, подвал, фундамент, пол, сарай и т.п.; щурить, прищурить глаза; силлабический стих, стихосложение» [56. С. 12].
Появление у слова новых номинативных значений, производных от уже существующего узуального значения и обусловленных необходимостью наименования новых явлений действительности, нередко завершается возникновением новых словосочетаний, необычных как по форме, так и по содержанию. При условии, если номинативно-производное значение составных элементов такого сочетания вскрывается вне корпуса всей этой единицы, она воспринимается как свободная, но имеющая потенциальные перспективы стать аналитическим построением.
Основным условием превращения свободного словосочетания в аналитическую единицу является семантический характер ключевого слова. Оно должно наполняться таким информативным содержанием, для восприятия которого требуется сформировавшаяся языковая компетенция: dormer carte blanche I дать свободу действий; efforts blancs I напрасные усилия; sourire Ыапс I неестественная, натянутая улыбка; aigle Ыапс ! вор. жаргон главарь воровской шайки; белый билет; белое движение; сау цсесгом сыхалып / проявить дерзость («ЦЕЕЙ, маз сау цзесгом сыхалон еме йагм мазхаедагг баужндон» [ЗЇ6. С. 48]); урс агнустсе I светлое будущее; сау хьуыды I тёмный замысел; сау хабар I плохое известие и т. д.
Самым заметным ограничениям в сочетаемости подвержены слова, у которых связи формируются, вследствие их семантических особенностей. Существенное отличие этих значений от номинативных состоит в том, что они отражают явления окружающей действительности не прямо, а опосредованно. Появление этих значений обусловлено тем, что из уже имеющихся в лексических ресурсах языка извлекаются новые возможности обозначить какой-либо отрезок действительности как-то иначе.
К сказанному добавим, что во многих именных аналитизмах вычленение опорного слова становится контаминирующей процедурой. Например, в выражении melancolie noire обе его составные части выступают как семантически несвободные единицы, поскольку существительное melancolie в силу своего лексического содержания: etat morbide de tristesse et de depression. Sombre tristesse. [291. С 606] предполагает сочетаемость лишь с прилагательными, сигнализирующими мрачные тона. В изучаемой триаде цветообозначений таким оказывается слово noir. Это последнее, обладая более широким спектром сочетаемостных возможностей, становится всё-таки несвободным в каждой конкретной узуальной модели приведённого образца. Следовательно, такие построения как melancolie noire, four noir и т.д. являют собой бесспорный фактор контаминации двух элементов, выступающих смысловым фокусом подобных сочетаний. Точнее говоря, обе составные единицы подобных аналитизмов выступают в роли их опорного слова. Данный феномен проявляется со всей очевидностью в русском и осетинском языках.
Замечено, что не только приобретение новых значений (переносных или производных) ограничивает сочетаемость данного слова со своим окружением, создавая при этом связность смысла, но и утрата им информативного содержания приводит к изменению характера сочетаемости. Так, многочисленные глаголы широкого семантического объёма при обогащении своих сочетаемостных возможностей утрачивают своё первичное значение и начинают приобретать функции, аналогичные функциям вспомогательного глагола: faire chou1 Ыапс I а) промахнуться (при игре в кегли); Ь) потерпеть полную неудачу, остаться ни с чем; avoir ип Ыапс ! внезапно забыть что-л.; se faire Ыапс de son ёрёе I а) доказать на поединке свою правоту; Ь) хвастать своим воображаемым могуществом; etre dans de beaux draps blancs I оказаться в пренеприятном, в затруднительном положении, попасть в переплёт, в переделку; faire passer ипе colle blanche I а) натаскивать перед экзаменом; b) театр, жарг. устраивать пробу, проверять; les mains noires font manger le pain blanc / чёрные руки добывают белый хлеб и т.д. Степень утраты первичного значения у глагола бывает различна.
Параллели н контроверзы в смысловом облике аналитических единиц французского, русского и осетинского языков
Общеизвестен тот факт, что лексическая многозначность любого естественного языка закреплена лексикографической практикой и фактологически проявляется в двух конкретных процессах:
1)в реализации обобщённого лексического содержания слова в сумме его конкретных значений и 2) в их постоянной соотнесённости.
В связи со сказанным, хотелось бы обратить внимание на некоторые особенности русской терминологии. Мы знаем, что есть исследователи, которые предлагают пользоваться понятием смысл, когда речь идёт о лексическом содержании слова, и понятием значение, применительно к его семантическому облику [40. С. 32]. К сожалению, исследователи не всегда придерживаются строгого размежевания этих терминов, и случается, что понятия смысл и значение употребляются как абсолютные синонимы.
Несколько иная картина наблюдается во французском языке, где термины sens, signification и acception передают содержательное наполнение слова гораздо более объёмно, чем только что упомянутые термины русского языка. Иначе говоря, метаязык французской системы представляется нам более разветвлённым, чем метаязык русского языка.
Если спроецировать французские термины sens, signification и acception на их русские аналоги или, точнее, если попытаться найти французским словам их аналоги в русском языке, мы должны будем признать, что термину sens будет соответствовать русское слово смысл, призванное передать денотативную соотнесённость лексической единицы. Следовательно, под словом sens (смысл) мы будем подразумевать индивидуально-конкретное содержание отдельного слова, отличающего его от любой другой лексической единицы; белый в отличие от красный, rougir в отличие от noircir и т.д. Термины sens и смысл оказываются, таким образом, полными аналогами.
Обратимся теперь к терминологическому понятию signification. Элементарная осведомлённость о сущности лексикографических описаний приводит нас к выводу о том, что это понятие включает в себя две основные составляющие: представление о sens (смысл) и тот семантический импульс, который объединяет все частные значения, присущие любому слову. Как видим, термин signification, в отличие от терминологического понятия sens, предполагает уже определённую степень абстракции. В качестве рабочего допущения и с известной долей условности, будем считать, что signification соответствует в русском языке тому аспекту лексикографического статуса слова, который определяется как его обобщённое лексико-семантическое содержание. Чтобы избежать утомительных повторений одного и того же термина, будем считать, что составляющие следующего терминологического ряда: лексико-семантическое значение, семантическое значение, значение допустимо употреблять как абсолютные синонимы, но при одном условии, -если их сопровождать определением обобщённый. Самым удобным и, следовательно, самым частотным должно стать сочетание обобщённое значение слова.
Остаётся уточнить сущность и содержательный объём третьей составляющей в приведённой цепочке - acception (sens-signification-acception). Обратившись к словарю, убеждаемся, что это слово толкуется как «sens particulier d un mot, signification» [296. С. 7]. НФРС определяет его как «значение (слова)» [235. С. 198, 8]. Сравнивая два определения слова acception, убеждаемся, что функционально значимым оказывается для нас первое из них, где понятие particulier (sens particulier) помогает понять, что речь идёт о частных, конкретно контекстуальных употреблениях слова и о тех значениях, какие оно получает в каком-либо конкретном контексте.
Итак, самые важные аспекты лексикографического статуса слова достаточно ясны в их воспроизведении во французской терминологии (sens 59 signification-acception). Проецируя данную цепочку на русскую терминологию, мы легко находим аналоги двум её первым элементам: sens -signification (смысл - обобщённое значение), но адекватный аналог для третьей составляющей (acception), к сожалению, отсутствует в русской терминологии. По-видимому, ничего не остаётся, как передавать термин acception рядом сочетаний: частное / конкретное значение, контекстуальное значение, конкретное / частное употребление, контекстуальное употребление.
Таков, в общих чертах, лексикографический статус слова любого естественного языка. Остаётся только добавить, что исчисление суммы всех частных употреблений слова (acception) начинается в любом лексикографическом труде с фиксирования его ближайшего значения, за которое принимается смысл слова, являющийся в языковое сознание тотчас же, как только оно (слово) нам дано в восприятие в звуковой или графической форме. Ближайшее значение слова оказывается его центральным, а все другие - периферийными. Совокупность значений слова в их иерархическом распределении составляет его смысловую структуру.
С учётом изложенных соображений, попытаемся описать смысловое содержание изучаемых цветообозначений, формирующих аналитические структуры дофразеологического уровня в трёх сопоставляемых языках. Точкой опоры послужат данные толковых и двуязычных словарей. По мере необходимости, проводимый анализ будет распространяться также и на формальные особенности аналитических структур.
Элементарная лексикографическая справка информирует нас о том, что в своих ближайших значениях изучаемая цветовая триада совпадает в общих чертах во французском, русском и осетинском языках. Так, например, авторы словарей «Le Petit Robert 1» и «Micro Robert» видят в белом цвете нечто такое, «qui est d une couleur dont la nature offre de nombreux exemples (neige, hit, lis): blanc comme la neige, le lait, la craie, le lis, etc. »[294. C. 189; 296. C. 107], опираясь в логико-мыслительном определении данной сущности на процедуру сравнения, - в частности, на ту её составляющую, которая в формальной схеме сравнения именуется элементом С. Этот же приём, то есть приравнивание белого цвета к цвету снега, мела и т.д. в совокупности с контрастным противопоставлением чёрному цвету, используется также авторами «Толкового словаря русского языка»: «Белый: цвета снега или мела. Светлый, в противоположность чему-нибудь более тёмному, именуемому чёрным» [257. С. 40].
Потенциальная многозначность как семантическая характеристика ФЕ и роль контекста в актуализации её смыслового содержания
В настоящее время нет ни одной отрасли человеческого знания, развитие которой не было бы связано с понятием системы. Нет особой необходимости говорить о том, что язык - это тоже система, и представление о языке как системном организме давно стало аксиомой.
Фразеология как неотъемлемая часть языковой организации также представляет собой определённую систему. Этой точки зрения придерживаются И.И. Чернышева [201. С. 82], А.В. Кунин, считающий, что любой фразеологизм не в состоянии существовать вне системы, будучи связанный с другими единицами языка (словом или свободным словосочетанием) [114. С. 27-34]. Важно при этом помнить, что языковая система являет собой не статическую, а динамическую, то есть подвижную, развивающуюся систему. А наряду с понятием системы вполне целесообразным станет обращение к понятию систематизации.
Обращение к материалу любого естественного языка убеждает нас в том, что его лексика характеризуется многозначностью, которая, по мнению М. Бреаля, свидетельствует о высоком уровне в развитии языковой системы [223].
З.Н. Левит определяет многозначность как наличие в семантической структуре одного какого-либо слова ряда значений, группирующихся вокруг одного общего семантического ядра. Это общее ядро называется исследователем инвариантом, а различные взаимосвязанные с ним значения -его вариантами [119. С. 101]. В сущности, аналогичное мнение высказывает и А.И. Смирницкий, хотя и облекает его в несколько иную терминологию: так, для выделения одного какого-либо значения многозначного слова исследователь предлагает понятие лексико-семантического варианта [163. С. 238].
Установление семантического инварианта представляется далеко не всегда элементарной процедурой, хотя, как говорил Л.В. Щерба, имеется почти безупречное средство вычленить в семантической структуре слова его ближайшее (то есть основное) значение и ряд периферийных. В предшествующем разделе уже шла речь о том, как понимает исследователь сущность ближайшего значения слова: это то значение, которое всплывает в мыслях первым при восприятии языковым сознанием какого-либо слова. Вполне понятно, что первым может возникнуть лишь то значение, которое почти или совсем не зависит от контекста [214. С. 325]. Эта идея Л.В. Щербы нашла своё дальнейшее развитие в ряде работ Р.А. Будагова и, прежде всего в его «Сравнительно-семасиологических исследованиях», где утверждается, что главное значение наиболее обусловлено парадигматически [47. С. 139]. Это значит, что основное значение слова определяется его противопоставленностью всем другим значениям слов, входящих вместе с ним в одну лексико-семантическую группу, например, prendre / dormer или же в один синонимический ряд: prendre, saisir, empoigner, s emparer, attraper и т.д. Другие же значения и употребления многозначного слова получают свою актуализацию лишь в определённых словосочетаниях и языковых контекстах: prendre I occasion I воспользоваться случаем; prendre en amitie l почувствовать дружеское расположение, симпатию; prendre femme I жениться; prendre qnpoitr un autre I принимать одного за другого, обознаться и т.д.
Несколько иную точку зрения на многозначность находим у Т.З. Черданцевой. Если З.Н. Левит полагал, как мы в этом убедились, что многозначное слово получает актуализацию своих значений в контексте, то Т.З. Черданцева значительно расширяет спектр актуализаторов всей совокупности его узуальных значений. Кроме контекста, к актуализаторам подключаются также сочетаемостные возможности, зафиксированные для слова в лексикографии [198. С. 81]. На примере наиболее частотных глаголов итальянского языка (fare, dare, esserc, stare, andare) Т.З. Черданцева делает вывод о непосредственной связи между частотностью слова и его многозначностью. Любой глагол высокой частотности обладает многочисленными значениями - от самого общего, то есть полностью или почти полностью лишённого конкретной семантики и выполняющего вследствие этого служебную функцию, до сугубо конкретного. Если учесть, однако, что глаголы выполняют в предложении преимущественно предикативную функцию, то их значение может существенно меняться в зависимости от их конкретно реализованной сочетаемости. Переосмысление глагола, его образное употребление связано, по мнению Т.З. Черданцевой, с его актантной рамкой, то есть с теми именами существительными, которые его окружают [198. С. 83-84].
Изложенные суждения применимы и к материалу фразеологии с той лишь, однако, существенной оговоркой, что весь последующий излагаемый материал будет относиться прежде всего или даже исключительно к французскому языку2, поскольку многозначность русской и осетинской фразеологии - это редкое явление: в собранной и обработанной картотеке изучаемой триады цветообозначений оказалось лишь два многозначных фразеологизма русского языка (белое пятно и не видеть белого света) и четыре - осетинского (урс бахыл сбадын - 1) поймать удачу; 2) белая горячка; сау бон — 1) пасмурный день; 2) несчастный день; сау зсердсе I) о злости; 2) о горечи; сау фатык фестын / катып - 1) умереть, 2) сгореть; разбить, разорвать в клочья; разбросать). Многозначность же французской фразеологии - это достаточно живое явление, хотя и не сопоставимое по своей силе с многозначностью отдельного слова.
