Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Перформативное высказывание как коммуникативный феномен 7
1.1. К определению понятия "перформативное высказывание" 7
1.2. Прагматические характеристики перформативного высказывания 10
1.3. Лексико-семантические характеристики перформативного высказывания 30
1.4. Семантико-грамматические характеристики перформативного высказывания 36
Выводы к Главе I 41
Глава II. Явление персонализации: характеристики и типы 42
II.1. К определению понятий "персонализатор" и "стратегии персонализации" 43
II.2. Стратегии персонализации в разных типах и жанрах дискурса 59
П.З. Типы стратегий персонализации 64
Выводы к Главе II 71
Глава III. Стратегии персонализации перформативности в институциональном дискурсе русского и английского языков 72
III. 1. Персонализирующие стратегии фактуальности 77
Ш.2. Персонализирующие стратегии интенсивности 100
111.3. Персонализирующие стратегии волитивности 124
111.4. Персонализирующие стратегии эмотивности 147
Ш.5. Персонализирующие стратегии самопринижения 156
Ш.6. Персонализирующие стратегии принижающие адресата 158
Выводы к Главе III 162
Заключение . 167
Библиография 174
Список текстового материала 188
Словари 194
Приложение 195
- К определению понятия "перформативное высказывание"
- Прагматические характеристики перформативного высказывания
- К определению понятий "персонализатор" и "стратегии персонализации"
- Персонализирующие стратегии фактуальности
Введение к работе
Данная работа выполнена в русле коммуникативных исследований и посвящена стратегиям персонализации перформативности в английском и русском институциональном дискурсе.
Объектом изучения являются явление перформативности и явление персонализации в их взаимодействии. В качестве предмета исследования рассматриваются семантические и прагматические характеристики персонализированных перформативных высказываний в институциональном дискурсе (в сопоставительном аспекте).
Актуальность работы обусловлена следующими моментами:
несмотря на широкое освещение перформативных речевых актов в современной лингвистике, их функции и прагматические параметры определены недостаточно. Причины и степень вариативности перформативных речевых актов еще не были, по нашим данным, предметом специального исследования;
стратегии персонализации играют исключительно важную роль в общении, однако характеристики этих стратегий в институциональном дискурсе еще не рассматривались применительно к конкретным жанрам этого типа дискурса;
освещение стратегий персонализации перформативности в межкультурном и межъязыковом сопоставлении представляется важным для понимания специфики английской и русской лингвокультур.
В основу предпринятого исследования положена следующая гипотеза: пер-формативные высказывания в реальном общении подвергаются смысловой модификации - персонализации, которая имеет особые языковые средства выражения, характеризуется лингвокультурной спецификой и распадается на определенные типы.
Цель работы состоит в комплексной характеристике стратегий персонализации перформативности в английском и русском институциональном дискурсе.
Для достижения поставленной цели в ходе исследования были поставлены следующие задачи:
выявление функций и характеристик перформативного высказывания;
определение сущности явления персонализации как разновидности модуса;
построение классификации стратегий персонализации перформативности;
описание языковых средств персонализации перформативности в институциональном дискурсе (на материале жанров административно-делового и юридического дискурса в английской и русской лингвокультурах);
установление лингвокультурной специфики стратегий персонализации перформативности в английском и русском коммуникативном поведении.
Научная новизна работы состоит в определении сущности персонализации перформативности в институциональном дискурсе, в построении классификации персонализированных перформативных высказываний, в установлении лингвокультурной специфики персонализации перформативности в английском и русском коммуникативном поведении.
Теоретическая значимость работы заключается в развитии прагмалингви-стики применительно к перформативным высказываниям, в уточнении понятия персонализации как разновидности модуса и в определении вариативности персонализации в различных жанрах институционального дискурса.
Практическая ценность работы состоит в том, что ее результаты могут найти применение в лекционных курсах общего языкознания, стилистики и интерпретации текста, межкультурной коммуникации, теории перевода, в спецкурсе по лингвокультурологии, в практическом курсе английского языка как основного иностранного, а также могут быть полезны в таких нелингвистических дисциплинах, как социопсихология и этнопсихология.
Материалом исследования послужили 840 текстов на английском и русском языках, найденных в сетях Интернет, общим объемом около 150 печатных листов. Общий объем проанализированного материала составляет около 38300 стратегий ограничивания, установленных в 17000 перформативных высказываниях.
В работе использовались следующие методы исследования: общенаучный метод понятийного моделирования (с учетом интроспективного анализа), интер-претативный анализ, элементы дефиниционного, контекстуального и количественного анализа.
Теоретической основой исследования послужили следующие положения, доказанные в лингвистической литературе:
1. Дискурс - текст, погруженный в ситуацию общения - характеризуется особыми признаками, отражающими такую ситуацию, и обладает социокультурной спецификой (Н.Д. Арутюнова, 1990; А.Г. Баранов, 1993, 1997; В.Г. Борботько, 1998; В.И. Карасик, 2002; Е.С. Кубрякова, 2000; М.Л. Макаров, 1998; В.Я. Мыркин, 1994; К.Ф. Седов, 1999; Г.Г. Слышкин, 2000).
Институциональный дискурс - это дискурс, определяемый типами сложившихся в обществе социальных институтов, специализированная клишированная разновидность общения между людьми, которые строят его в соответствии с нормами данного социума (Т.Н. Астафурова, 1997; И.В. Алещанова, 2000; Л.С. Бейлинсон, 2001; О.В. Коротеева, 1999; Н.А. Красавский, 1999; Е.В. Михайлова, 1999; О.С. Сыщиков, 2000; Е.И. Шейгал, 2000).
Речевой акт - это минимальный отрезок процесса речевой деятельности, который совершается определенным субъектом по отношению к определенному адресату в определенных условиях и с определенными намерениями (В.Б. Кашкин, 2003; Г.Г. Кларк, Т.Б. Кларсон, 1986; Дж. Остин, 1986; Дж. Серль, 1986; P.F. Straw-son, 1964).
Речевой жанр понимается лингвистами как единица высокого уровня, которая стирает границы между речевым и языковым, привнося в речь и коммуникацию системность, как реплика, целое высказывание в диалоге, факт социального взаимодействия людей, соотношение и взаимодействие смысловых позиций при равной степени важности фактора адресанта и фактора адресата (М.М. Бахтин, 1996; Т.О. Багдасарян, 2000; Г.И. Богин, 1997; В.В. Дементьев, 2000; М.Н. Кожина, 1999; О.Б.Сиротинина, 1999).
Модус есть представление действительности с точки зрения субъекта речи, но с точки зрения типизированной, объективированной раз и навсегда - для данного состояния языка - средствами самого языка (Ш. Балли, 1955; Ю.С. Степанов, 1981; Н.Е. Петров, 1982; И. Пете, 1970; А.Г. Баранов, 1993; A. Wierzbicka, 1967).
На защиту выносятся следующие положения:
Персонализация перформативности представляет собой вносимую субъектом высказывания личностную квалификацию в институциональное коммуникативное действие, которое закрепляет социально-ролевые позиции участников этого действия.
На основании происхождения перформативных высказываний выявляются три их типа: институционально-ритуальные, обиходно-ритуализованные и закли-нательные.
На основании функций персонализации перформативности (функции обозначения объективности, функции статусного распределения, функции проявления вежливости) выделяются коммуникативные стратегии фактуальности, интенсивности, волитивности, эмотивности, самопринижения и принижения адресата. Каждая из этих стратегий выражается предельно широким набором языковых средств.
4. Персонализация перформативности в английском и русском институциональном дискурсе применительно к жанрам заявления, приказа, официального письма и устного выступления официального лица имеет лингвокультурную специфику: отношение к факту в русском институциональном дискурсе более формализовано и обезличенно, чем в английском; саморепрезентация в английском институциональном дискурсе более детализирована, чем в русском; стратегии принижения статуса адресанта и адресата более значимы в английском институциональном дискурсе, чем в русском. Русский институциональный дискурс является более ритуализованным, чем английский.
Апробация работы. Теоретические положения диссертации изложены в 5 публикациях, фрагменты ее содержания докладывались на научной конференции "Философия жизни волжан" (Волжский, 2000), на Всероссийской научно-методической конференции "Языковые и культурные контакты различных народов" (Пенза, 2002), на III Всероссийской научно-практической конференции "Теория и практика германских и романских языков" (Ульяновск, 2002), а также на заседаниях научно-исследовательской лаборатории "Аксиологическая лингвистика" в Волгоградском государственном педагогическом университете (2000-2003).
Структура работы. Диссертация состоит из Введения, трех глав, Заключения, Библиографии и Приложения, содержащего таблицы со статистическими данными.
Введение содержит обоснование выбора темы исследования, в нем определяются актуальность, научная новизна, теоретическая и практическая значимость работы, устанавливаются цель и сопутствующие задачи, объект и предмет исследования. Введение также включает сведения о материале и методах исследования, о структуре работы.
В Главе I устанавливается место перформативного акта среди речевых актов, определяются его характеристики и обязательные конститутивные признаки.
В Главе II определяются основные функции явления персонализации, определяется роль и место персонализаторов в разных дискурсах и жанрах, выделяются основные функциональные типы стратегий персонализации.
К определению понятия "перформативное высказывание"
Прежде чем приступать к анализу перформативных высказываний, мы считаем необходимым отдельно остановиться на анализе перформативов. Далее, вслед за Е. В. Падучевой, под перформативным глаголом мы будем понимать глагол, допускающий перформативное употребление, а под перформативом - перформативный глагол в перформативном употреблении (Падучева, 1996, с. 161). Перформативным считается употребление глагола речи, равносильное однократному выполнению обозначаемого этим глаголом речевого действия, например, "Я приветствую Вас!" (но не "Я здороваюсь!") (Austin, 1962; Апресян, 1988; Падучева, 1996).
Исследования по перформативным речевым актам развиваются в основном по двум направлениям.
Ряд лингвистов вслед за основоположником теории Дж. Остином ограничивают перформативные речевые акты обязательным включением в него перформа-тивов. Среди прототипных примеров, которые приводит Дж. Остин, речевые акты называния (наречения), бракосочетания, завещания и спора (Austin, 1962, с.5). Austin s attention was first attracted to what he called explicit performative utterances , in which one uses sentences like I nominate... , You re fired , The meeting is adjourned , and You are hereby sentenced to perform acts of the very sort named by the verb, such as nominating, firing, adjourning, or sentencing (Bach, 1994). Так, например, когда я произношу, "Приветствую Вас " или "Советую Вам сделать это ", я не описываю положение дел в реальном мире. Скорее я заставляю положение дел существовать действием (силой) моего высказывания.
Позднее Дж. Остин (не без влияния позднего учения Л. Витгенштейна о полифункциональности языка, трактовки языкового значения как употребления и идеи языковых игр как взаимопереплетения лингвистических и нелингвистических действий, осуществляемых по "правилам") обобщил свою позицию в концепции единого речевого акта. Последний обладает трехчленной структурой: локутивный акт (произнесение того или иного высказывания со смыслом), иллокутивный акт (осуществление акта говорения в одной из возможных функций) и перлокутивный акт (само произнесение слова или высказывания оказывает воздействие на аудиторию). Основной акцент при этом делается на иллокутивной функции языка (Каш-кин, 2003, с.99).
Теория Дж. Остина, таким образом, подводит нас к пониманию перформа-тивных высказываний как исходного пункта развития и варьирования речевых актов.
В то же время сближение, или точнее полное совмещение, иллокутивных функций речевых актов с иллокутивными глаголами в классификации иллокутивных функций Дж. Остина вызывает ряд возражений.
Во-первых, существуют случаи, которые заставляют задуматься о возможности построения перформативного высказывания без непосредственного участия глагола-перформатива, как, например, в некоторых этикетных формулах ("извините", "пожалуйста" (в значении просьбы), "мерси", "ОК"), которые вступают в действие в момент произнесения.
Соответственно, если исходить из условия, что перформативные высказывания могут выполняться как при помощи перформативных глаголов, так и без их помощи (как в этикетных случаях, приведенных выше), то эти высказывания должны объединяться по каким-то более важным критериям.
Во-вторых, по мнению Дж. Лича, иллокутивные функции реальных высказываний гораздо более подвижны и менее определенны, чем значения соответствующих глаголов, подобный параллелизм он называет "иллокутивным заблуждением", частным случаем которого является "перформативное заблуждение" (Leech, 1983, с. 175). П.Ф. Стросон полагает, что концепция Дж. Остина, ставящая успех выполнения иллокутивного акта в зависимость от конвенционального употребления, не учитывает первостепенной важности намерений, интенций говорящего и реакций слушающего (Strawson, 1964).
Другая группа лингвистов, напротив, предельно широко расширяет понимание перформативного акта и включает в него практически любые речевые акты, имеющие целью воздействие на собеседника.
Встречаются теории, в которых понятие перформатива фактически сливается с актуально-длительным значением несовершенного вида (Руднев, 2000) или с "моментальным" значением (Allan, 1994с), расширяется до понятия остенсива (Van Oort, 1997) или до понятия речевой деятельности (Ross, 1972; Вежбицкая, 1985). Более того, Дж. Батлер (Butler, 2000) доказывает, что не только речевые, но и другие дискурсивные акты могут рассматриваться с позиции перформативности - например, акты, выражающие те или иные аспекты человеческой идентичности.
Перформативная теория Дж. Росса - А. Вежбицкой построена на гипотезе, в соответствии с которой вся речевая деятельность, устная и письменная, это совокупность речевых актов (Ross, 1972; Вежбицкая, 1985), по отношению к которой естественным образом снимается вопрос об истинности/ложности, заменяющийся проблемой иллокутивных сил и успешности/неуспешности.
В этом случае в данную группу можно будет включить, помимо речевых актов, которые имеют и эксплицитные, и имплицитные способы выражения, и речевые акты лести, комплимента, подхалимства, насмешки, подстрекательства, флирта и так далее. Эти речевые акты обычно не предполагают эксплицитных форм выра- жения, поскольку их употребление ведет к коммуникативному провалу. На наш і взгляд, подобное расширение понятия неоправданно, так в результате него происходит совпадение понятий перформативное высказывание и речевой акт. Мы считаем, что обычное перформативное высказывание является первичным актом, уходящим глубокими корнями в древность и предполагает однозначную интерпретацию, прочитываемую всеми участниками и наблюдателями (принадлежащими к данному языковому сообществу).
Вслед за Е. В. Падучевой, мы исходим из того, что проведение аналогий между иллокутивными функциями и глаголами речи вполне оправдано, однако не для всех речевых актов можно подобрать соответствующий иллокутивный или пер-формативный глагол (Падучева, 1996 с.228). Нельзя не согласиться с мнением П.Ф. Стросона относительно важности интенций при выполнении иллокутивных актов, но мы настаиваем на том, что для перформативных высказываний конвенциональное употребление является одной из главных характеристик, которая поможет нам решить ряд вопросов.
Задача состоит в том, чтобы определить границы явления перформативности при условии, если мы не ограничиваем его определенным набором формальных указателей. Для этого необходимо выявить у перформативных высказываний прагматические, лексико-семантические и семантико-грамматические характеристики, которые не только помогут отделить перформативные высказывания от других речевых актов, но и послужат основой для классификации перформативных высказываний.
Прагматические характеристики перформативного высказывания
Выявление прагматических характеристик перформативного высказывания вторично по отношению к процессу выделения его основных функций.
Предшествующие исследования функционирования перформативных высказываний проводились по двум направлениям: в одних работах предлагалось лингвистическое изучение данного явления на базе существующих классификаций речевых актов, в других работах - социокультурологическое объяснение причин и функций данного речеязыкового явления.
В первом случае, прежде всего, определяется сущность речевого акта вообще и наиболее оптимальная классификация речевых актов, которая помогла бы установить роль и место перформативных высказываний среди речевых актов.
В основу классификации речевых актов обычно берется один из следующих критериев измерения иллокутивных актов: во-первых, ориентация на наличие соответствующих глаголов речевых актов versus ориентация на все высказывание с его пропозициональным и иллокутивным компонентами (собственно лингвистический подход); во-вторых, ориентация либо на статус говорящего, либо на статус слушающего, либо на статус обоих участников ситуации общения (социолингвистический подход).
С позиций собственно лингвистического направления существует на сегодняшний день два основных подхода при классификации речевых актов: первый, предложенный первоначально Дж. Остином (Austin, 1962), представляет собой лексическую классификацию так называемых иллокутивных актов, то есть классификацию соответствующих глаголов; второй, разработанный впервые Дж. Серлем (Searle, 1969), есть собственно классификация иллокутивных актов с точки зрения их иллокутивной цели, иллокутивной силы и пропозиционального содержания.
Следует отметить, что многие из предлагаемых иллокутивных глаголов являются скорее коррелятами поведенческих актов, выходящих за пределы собственно речевых актов (J. Austin, 1962; A. Wierzbicka, 1987; Z. Vendler, 1972; Т. Ballmer, W. Brennenstuhl, 1981). Для того чтобы речевой акт в данной ситуации был успешным, глаголы, содержащие в своей семантике его иллокутивную цель не должны участвовать непосредственно в речевом акте, хотя они и допускаются для его описания. Выскажем предположение, что те речевые акты, для которых в языке не существует перформативных средств выражения, направлены на выявление индивидуально-эмоционального компонента отношений. Мы полагаем, что именно этот компонент табуируется на ранних стадиях развития обществом (естественно, в каждой культуре по-разному), поскольку рассматривается как опасный для сохранения целостности коллектива. Любое перформативное (или шире иллокутивное) употребление подобных глаголов будет равносильно "иллокутивному самоубийству" говорящего (Vendler, 1972; Падучева, 1996), поскольку экспликация глаголом эмоций приведет к их стиранию и используется лишь как обозначение запретного действия.
Анализ речевых актов может не сводиться к классификации глаголов речевых актов, а базироваться на выделении различных функций. Так, Дж. Серль приводит двенадцать различий между речевыми актами, которые выступают как основа для классификации, но он использует лишь четыре из них, чтобы установить пять классов речевых актов: ассертивы, директивы, комиссивы, экспрессивы, декларации (Searle, 1969).
Исследования данного направления, рассматривая речевой акт как способ достижения определенной цели посредством речевой деятельности, обращают внимание на факторы, благодаря которым высказывание приобретает смысл, а собеседник распознает интенции говорящего. Предлагается четкий концептуальный аппарат и стройная классификация.
В рамках данного направления область перформативности ограничивается обязательным наличием перформативов в речевом акте. Мы не можем согласиться с подобным сужением в определении перформативных актов, хотя параметр значительной формализованности, а в некоторых случаях, строгой клишированности, является для нашего понимания явления перформативности чрезвычайно важной. Мы согласны с точкой зрения Т.О. Багдасарян, которая одним из основных недостатков теории речевых актов выделяет атомистический подход, при котором из интерактивного процесса вычленяется высказывание, принадлежащее одному субъекту (Багдасарян, 2000, с.23).
На наш взгляд, необходимо разграничивать такие понятия, как перформа-тивный акт и перформативное высказывание. В первом случае действие рассматривается обособленно от его участников и от всей речевой ситуации. Во втором случае действие является более сложной структурой, включающей отдельные речевые акты, и активизируемой только в том случае, если вся коммуникативная ситуация вместе с ожиданиями всех возможных (как активных, так и пассивных) участников общения соответствует прототипной перформативной ситуации. Соответственно, для перформативного высказывания определяющими являются его прагматические характеристики, которые не выделяются и не анализируются в теории речевых актов.
Сравним две интерпретации возможных речевых ситуаций: Яне прошу, я требую, чтобы Семенова перевели в другой класс. В том случае, если фраза произносится преподавателем в кабинете директора школы, совершается перформативное речевое действие, которое направлено на изменение некоторой социальной ситуации. Когда фраза проигрывается и пародируется Семеновым и его друзьями после уроков, мы сталкиваемся с констативным речевым актом, направленным лишь на описание создавшейся социальной ситуации.
В связи с вышесказанным мы полагаем, что имеет смысл при анализе речевых актов опираться также и на теорию речевых жанров, прототипный ценностно-культурный характер которых подтверждает их статус концептуальных сущностей. Другими словами, следует рассматривать перформативиые речевые акты в целых жанрах, чтобы выявить их распространенность и влияние на жанр, и, наоборот, возможность влияния на перформативные речевые акты индивидуально-личностных факторов и составляющих.
К определению понятий "персонализатор" и "стратегии персонализации"
Многие определения эпистемической модальности имеют сходство с дефинициями персонализатора, например, с точкой зрения А. Хюблера (HQbler,1983) на персонализаторы как выражения неопределенности, или с определением "загородок" Е. Принса, Дж. Фрейдера и К. Боска (Prince, Frader, Bosk, 1982). Например, "любое высказывание, в котором говорящий эксплицитно квалифицирует свою ответственность и обязательства по отношению к истинности пропозиции, выраженной в предложении, которое он произносит, не важно выражена ли эта квалификация эксплицитно в вербальном компоненте (...) в просодическом или паралингвис-тическом компоненте, является эпистемически модальным или модализованным высказыванием" (Lyons, 1981, р.797).
Поскольку модус мы понимаем как отношение говорящего в самом общем смысле, то он предстает зонтичным термином, а стратегии персонализации - его частью. Другими словами, по своей природе персонализация модусна. В этой связи необходимо определить, какое именно отношение освещают стратегии персонализации. Отметим, что перевод англоязычных терминов "hedging" и "hedge" на русский язык вызывает затруднения. В ряде работ на русском языке предлагаются различные переводные эквиваленты, типа "ограничитель", "загородка" (АРСЛС, 2001, с. 166), "щит" (Дённингхаус, 2003, с.239-252), которые, на наш взгляд, не совсем точно отражают весь объем смыслов их англоязычных коррелятов "hedging" и "hedge". Т.Н. Астафуровой был предложен термин "авторизация", который выделяет у рассматриваемых стратегий функцию внесения точки зрения автора в произносимое высказывание.
Анализируя лингвистическое понимание термина "hedge", мы не можем не обратить внимание на некоторое сходство с обыденным пониманием этого oioBa."If you hedge against something unpleasant or unwanted that might affect you, you do something which will protect you from it. If you hedge or hedge a problem or question you avoid answering the question or committing yourself to a particular action or decision" (CCELD). Это описание обыденного понимания глагола "hedge" ("ограждать, ограничивать" или "увиливать") свидетельствует о том, что в качестве лингвистического термина он может обозначать выбор некоторого рода коммуникативной стратегии.
Именно обыденное двоякое определение этого понятия дает возможность нам предположить, что эти коммуникативные поступки могут быть вызваны либо уверенностью говорящего, либо, наоборот, неуверенностью (то есть отсутствием полного знания у) говорящего (1) относительно пропозиции, (2) относительно мнений и реакций собеседника.
На наш взгляд, уверенность говорящего относительно пропозиции объясняется осознанием манипулятивности собственных действий. Уверенность относительно мнений и реакций собеседника - знанием правил ведения каждого дискурсивного общения в данном языке (т. е. некоторой конвенционализацией средств и стратегий персонализации). Так, Р. Маркканен и X. Шредер полагают, что персонализаторы предлагают возможность текстовой манипуляции в том смысле, что читателя оставляют в неведении относительно того, кто ответственен за истинную ценность того, что выражается (Markkanen, Schroder, 1992). Мысль о конвенционализации персонализа-ции высказывает Банкс (Banks, 1994). Функция персонализаторов, как он полагает, необязательно заключается в избежании актов прямой угрозы потери лица и достоинства, а просто состоит в сообразовании с установленным письменным стилем.
В любом случае сочетание манипулятивных целей и существующих конвенциональных способов передачи информации определенного содержания часто приводит к появлению ряда формальных и формульных текстов:
"ЦК КПСС, Президиум Верховного Совета и Совет Министров СССР с прискорбием извещают, что 17 июля 1978 года на 61-м году жизни скоропостижно скончался член Политбюро, секретарь ЦК, депутат Верховного Совета СССР, Герой Социалистического Труда Федор Давидович Кулаков " ("Правда ", 18 июля 1978 г).
Очевидно, что функции "увиливания", применяемые лишь тем говорящим, который осознает как свои действия, так и чужие реакции, - вторичны, поскольку предполагают переход стратегий персонализации в узнаваемые и легко воспроизводимые стереотипы. Прагматические исследования стереотипных реакций предполагают погружение в сложный дискурсивный анализ, поэтому неудивительно, что первые лингвисты, обратившие внимание на лингвистический феномен персонализации, занимаются исследованиями персонализаторов в их первичных функциях.
Все посвященные персонализаторам исследования можно схематично разделить на те, которые дают узкое определение и те, которые обосновывают широкое понимание данного явления, в зависимости от признаваемого объема средств выражения.
Концепции узкого понимания персонализаторов сводятся к анализу лексико-семантических средств. Так, для Дж. Лакоффа (Lakoff, 1973, р .458-508) понятие персонализатора объединяет в себе лишь ряд слов и фраз (rather, largely, in a manner of speaking, very) со значением неопределенности. У. Вайнрайх называет такие средства (например, в английском языке - like, true, real, so-called, strictly speaking, в немецком - eigentlich) — "металингвистическими операторами" (Weinreich, 1966, p. 163). Рассматривая логические свойства и характеристики этих языковых средств в их способности "делать вещи более неопределенными или менее неопределенными" (Lakoff, 1972, р. 195), Дж. Лакофф видит функцию персонализаторов в том, что они дистанцируют говорящего от утверждения (например, Я полагаю, это лекарство быстро поможет Вам выздороветь).
Более поздние определения базируются на теории семантических прототипов Э. Рош (Rosch, 1973), и персонализаторы здесь определяются как "лингвистические механизмы для кодирования и копирования градуировки членства представителя класса в данном концепте" (Rosch, 1978, р.39). Соответственно, помимо анализа средств выражения неопределенности (BuBmann, 1990; Gippert, 1993) интерес постепенно переходит к синонимическим лексическим средствам с различным коннотативным содержанием. И.В Жуков приводит в своей работе в качестве примера тот факт, что событие, обозначаемое словом "riot" можно описать и_как "struggle against oppressors", как "turmoil" или всего на всего как "urban unrest". Сюда также подходит классический пример выбора лексических единиц: terrorist vs. rebel vs. freedom fighter vs. national patriot (Жуков, teneta.rinet.ru/rus/ii/iliazhukov_war.htm). Иначе говоря, понимание коннотации как средства персонализации свидетельствует о переходе исследования в область прагматики и взаимопересечении семантики и прагматики.
Первые исследования персонализаторов в области прагматики (J. House, G. Kasper, 1981; S. Blum-Kulka, 1984; 1985; S. Blum-Kulka, E. Olshtain, 1984; R. Chen, 1993; J. Falkenberg, 1981; G. Flowerdew, 1991; T. Givon, 1983; Y. Gu, 1990; J. House, H.J. Vollmer, 1988; W. Koch, 1985; B.R. Lavandera,1988; H.-H. Luger, 1992; F. Nicoloff, 1989; K.-U. Panther, 1981; E. Rolf, 1984; W. Sokeland, 1981; I. Werlen,1983) анализируют модификацию речевых актов за счет применения специальных лекси-ко-семантических средств. Так, Б. Фрейзер (Fraser, 1975) в своей работе описывает смягчающее влияние, которое оказывают модальные и полумодальные глаголы (которые, однако, не называются персонализаторами) на иллокутивный акт, выраженный перформативным глаголом в перформативных предложениях, таких как "/ must advise you to remain quiet". В этом случае, к примеру, модальный глагол must освобождает говорящего от некоторой ответственности. Дж. Флаурдью (Flowerdew, 1991) также определяет персонализаторы как субкатегорию смягчения, отделяя их от косвенности и вежливости. Продолжает эту мысль В. Ванд Копл (Vande Kopple, 1985), который полагает, что персонализаторы (например, perhaps, seem, might, to a certain extent) модифицируют истинностную ценность всей пропозиции, не делая индивидуальные элементы в ней более неточными.
Персонализирующие стратегии фактуальности
Выделяя параметр волеизъявления в перформативном высказывании, мы подразумеваем, что произнесение перформативного высказывания есть автоматически добровольное и сознательное совершение некоторого действия. Соответственно, действие персонализирующих стратегий фактуальности направлено или на сему "добровольность и сознательность совершения действия", или собственно на факт совершения действия.
Во многих официальных межгосударственных документах деклараций, меморандумов и заявлений практически отсутствуют перформативные глаголы и перформативные речевые акты в классическом их понимании, и, тем не менее, мы настаиваем на перформативном характере этих юридических текстов. Нам представляется, что употребление глагола "will" и будущего времени является не нарушением семантико-грамматических показателей перформативного речевого акта, при условии сохранения основных его прагматических характеристик, а есть проявление персонализирующих стратегий фактуальности.
Употребление "will" в английском языке в текстах официальных деклараций, заявлений и меморандумов свидетельствует о том, что, несмотря на совершение действия здесь и сейчас, это действие имеет волевую направленность в будущее, своего рода интенция, имеющая реальные основания в виде этого перформа-тивного текста-декларации. Будущее время в русском языке, являясь наиболее частотным (57% всех случаев персонализации параметра волеизъявления стратегиями фактуальности) персонализатором фактуальности для параметра волеизъявления и принятой формой для перевода, точнее формального калькирования глагола "will", не содержит в себе семы настойчивого волеизъявления, напора, решительности и решимости, свойственной английскому модальному глаголу. Русское будущее время дополняет перформативный речевой акт значением направленности, ориентированности в будущее, при этом в неопределенное будущее, благодаря чему параметр волеизъявления отрицается практически полностью, сохраняясь лишь в общем перформативном контексте, в то время как в английских аутентичных текстах употребление "will" усиливает сему добровольности и сознательности действия.
Следующее перформативное высказывание, взятое из текста заявления, является наглядным примером сосуществования разных видов и форм стратегий в одном высказывании.
"Стороны будут по возможности способствовать расширению обменов между деловыми кругами обеих стран " (2000, www.embjapan.ru).
Фраза "по возможности", в основе которой лежат семы "создание чего-нибудь нового" глагольной приставки "воз-" и "сила, способность сделать что-нибудь" корня "-мож-" (СРЯ), может быть расшифрована как "насколько позволяют обстоятельства или способности исполнителя". Благодаря лексическому персонализирующему средству "по возможности" несколько размывается однозначность перформативного действия, Стороны демонстрируют некоторую подвижность границ обязательств, которые они на себя берут.
Среди других средств, направленных на ослабление главных сем фактуальности, в русских текстах заявления можно назвать: "по необходимости", "мочь", "должен", "иметь право", "готов", "надеется... желательно". Все вышеупомянутые средства дополняют перформативный речевой акт или семой "воля извне", или семой "пассивная воля", которые ослабляют через противопоставление обязательный параметр перформативного речевого действия "добровольного и сознательного совершения действия".
Персонализирующие средства фактуальности, направленные на усиление обязательного параметра волеизъявления, в основном присутствуют в английских текстах заявлений, меморандумов и деклараций: "to recognize", "to acknowledge", "энергично", "immediately", "aggressively". Данные языковые средства обогащают перформативный речевой акт семой "осознанности волеизъявления" и семой "настойчивого, агрессивного волеизъявления".
Вместе с тем следует отметить важную тенденцию, характерную для русских текстов жанра заявления, декларации и меморандума. В русских текстах этого жанра наблюдается очевидное преобладание случаев влияния стратегий фактуаль-ности на параметр волеизъявления по сравнению с аналогичными текстами на английском языке: 19,3% и 10% (см. Приложение). Сплошная выборка стратегий фак-туальности в русских текстах жанра заявления, декларации и меморандума выявила тот факт, что стратегии фактуальности ориентированы на ослабление, нивелирование параметра волеизъявления. Лишь в редких случаях можно говорить об обратном:
А в качестве проявления своего желания компенсировать ущерб, понесенный военнослужащими вооруженных сил Союзных Держав, которые потерпели чрезмерные лишения, будучи военнопленными Японии, Яп ония передаст свои активы и активы своих граждан, находящиеся в странах, которые были нейтральными во время войны или которые были в состоянии войны с какой-либо из Союзных Держав, либо эквивалент таких активов в Международный Комитет Красного Креста... (1951, www.embjapan.ru).
Вводная фраза "в качестве проявления своего желания" подчеркивает добровольность и осознанность волеизъявления совершаемого перформативного речевого действия. Кроме того, прагматический смысл выражения "в качестве" представляет "передачу активов" лишь как одно из многих возможных средств материализации перформативного волеизъявления. Существительное "желание", которое определяет эмоционально-психологический характер волеизъявления перформативного речевого акта, содержит в себе сему "настойчивости; концентрирован-ности, устремленности на некую цель".
Реализация стратегий персонализации в рамках параметра волеизъявления английского перформативного акта жанра заявления, на первый взгляд, представляется более неоднозначной. Однако статистический анализ и интерпретативный анализ текстов жанра заявления выявил, что, несмотря на очевидное преобладание в русских перформативных актах стратегий фактуальности на параметр волеизъявления, в английских перформативных актах жанра заявления данные смысловые модификации компенсируются другими стратегиями персонализации, а именно стратегиями эмотивности. Такие персонализаторы эмотивности, как глаголы чувственного восприятия, являются, кроме того, статичными глаголами (то есть в их семантике всегда можно выделить обязательный компонент "иметь"), вследствие чего они стирают главную сему перформативности "совершение действия", что есть обычно прерогатива персонализирующей стратегии фактуальности. Иначе говоря, выделенные персонализаторы эмотивности выполняют помимо своей основной функции, также одну из функций стратегий фактуальности, направленную на ослабление одной из сем параметра волеизъявления.
Интересным представляется тот факт, что параметр волеизъявления не подвергается или практически не подвергается персонализирующим стратегиям фактуальности в русских текстах писем-поздравлений, соболезнований, благодарностей, поддержек, воззваний (0%). В то же время в аналогичных текстах на английском языке были выявлены случаи влияния стратегий фактуальности на параметр волеизъявления: 8% (см. Приложение).
Английские тексты жанра официального письма отличаются от аналогичных текстов русского языка не только большим влиянием стратегий фактуальности на параметр волеизъявления, но и значительно большей (в 2 раза) общей ориентированностью всех стратегий персонализации на данный параметр (см. Приложение).
Мы объясняем этот факт тем, что в английских текстах жанра официального письма-благодарности, письма-соболезнования, письма-поддержки, письма-поздравления и письма-воззвания перформативные речевые акты подкрепляются личным отношением говорящего к совершаемому действию. Другими словами, в английских текстах данного жанра посредством таких языковых единиц, как "will", "would like", "to believe", "to hope", "to want", "to wish", акцентируется преобладание субъективно-личностного над социальным.
Статистические данные свидетельствуют о том, что форму, структуру и содержание русских текстов жанра официального письма определяет официальный характер письма. Он диктует дистантные, уважительные, не переходящие в межличностные отношения между участниками перформативного речевого действия (28% всех случаев персонализации в русских текстах официальных писем), а также высокую социально-этическую ценность совершаемого перформативного речевого действия (18% всех случаев персонализации данного параметра в русских текстах официальных писем) (см. Приложение).
Анализ жанра устного доклада, речи и устного выступления в зале суда, а также жанра приказа не выявил никаких специфических особенностей в зависимости от языка, английского или русского.
В жанре устного выступления, в том числе во время судебных заседаний, для которого главным условием является устная форма представления материала, параметр волеизъявления подвергается модификации через модальные глаголы, такие как "должен", "вынужден", "can", "must", "need", "have to" и "would like", "want", "wish", "хотел". Все вышеупомянутые глаголы можно разложить на семантические составляющие с обязательным компонентом "иметь", который принадлежит к группе статичных глаголов: "иметь возможность", "иметь обязательства (внутренние или внешние)", "иметь нужду", "иметь желание". Соответственно, употребление модальных глаголов, предваряющих глагол-перформатив, снижает характеристику перформативности высказывания, то есть ослабляют сему "совершения действия в момент речи".
