Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Коммуникативное воздействие в аргументативно-суггестивных текстах .12
1.1. Коммуникативное воздействие как объект изучения функциональной прагмалингвистики .12
1.2. Реализация способов коммуникативного воздействия в аргументативно-суггестивных текстах .16
1.3. Исследование коммуникативных стратегий в современной лингвистике .37
1.3.1. Универсальность понятий «стратегия», «стратегическое поведение» для человеческого общества 37
1. 3. 2. Основные направления исследований теории коммуникативных стратегий 39
1.4. Судебная коммуникация как вид профессиональной коммуникации .51
1.4.1. Профессиональное общение, его конвенции 51
1.4.2.Судебная коммуникация как вид юридической коммуникации .53
1.4.3. Коммуникативные стратегии и тактики в судебном дискурсе .60
Выводы по главе 1 72
Глава 2. Стратегии коммуникативного воздействия участников русского, казахского и американского судебного дискурса 76
2.1.Особенности реализации коммуникативной стратегии обвинения на примере судебных речей прокуроров России, Казахстана и США... 76
2.1.1. Тактика отрицательной характеристики подсудимого .76
2.1.2. Тактика констатация фактов, доказывающих виновность подсудимого .87
2.1.3. Тактика дискредитации показаний свидетелей защиты, подсудимого и доводов адвоката 89
2.1.4. Тактика преувеличения тяжести совершенного преступления, нанесённого ущерба; описания шокирующих деталей преступлении .93
2.1.5. Тактика цитирования 96
2.2. Особенности реализации коммуникативной стратегии защиты на примере судебных речей адвокатов России, Казахстана и США .101
2.2.1.Тактика положительной характеристики подсудимого .101
2.2.2. Тактика полного или частичного отрицания вины, или апелляции к искреннему раскаянию подсудимого 105
2.2.3. Тактика дискредитации выводов следствия, показаний свидетелей обвинения, доводов прокурора .109
2.2.4. Тактика преуменьшения тяжести совершенного преступления, нанесённого ущерба; отрицательная характеристика потерпевшего или его действий 114
2.2.5. Тактика цитирования 116
2.3. Коммуникативная стратегия эмоционального воздействия в судебном дискурсе .120
2.3.1. Тактика профессиональной самопрезентации 120
2.3.2. Тактики создания «круга своих», «круга чужих» 125
2.3.3. Тактика комплимента 134
2.3.4. Тактика имитированного диалога 140
2.3.5.Тактика апелляции к жизненному опыту и здравому смыслу судьи и присяжных .148
2.3.6. Тактика аналогии 153
2.3.7. Тактика конвенциональной вежливости 158
2.4. Сопоставительная характеристика реализации стратегий коммуникативного воздействия в текстах судебного дискурса русскоязычных, казахоязычных и англоязычных авторов 162
Выводы по главе 2 .177
Заключение 180
Библиографический список использованной литературы .190
Список словарей 209
Список источников анализируемых текстов 210
- Реализация способов коммуникативного воздействия в аргументативно-суггестивных текстах
- Судебная коммуникация как вид профессиональной коммуникации
- Тактика отрицательной характеристики подсудимого
- Особенности реализации коммуникативной стратегии защиты на примере судебных речей адвокатов России, Казахстана и США
Введение к работе
В настоящее время повышенное внимание к речевому поведению в сфере профессиональной коммуникации обусловило интерес к личностным и социальным сторонам деятельности говорящего. Владение эффективными приёмами коммуникативного воздействия является неотъемлемой составляющей профессиональной нормы и в сфере правовой деятельности. Наш интерес вызывает такая характеристика поведения языковой личности, как стратегии коммуникативного воздействия в текстах русского, казахского и американского судебного дискурса.
Объектом диссертационного исследования является коммуникативное поведение профессиональных оппонентов - участников судебного дискурса: прокуроров и адвокатов.
Предметом исследования выступают стратегии коммуникативного воздействия и представляющие их тактики в текстах русского, казахского и американского судебного дискурса.
Актуальность работы определяется рядом факторов:
1) работа соответствует общей тенденции современного языкознания, направленной на изучение прагматического потенциала речи, установление связи между ситуативными факторами и особенностями речевого поведения участников профессионально ориентированной коммуникации;
2) судебная сфера становится всё более значимой для социума в свете происходящих реформ, направленных на гуманизацию судебных систем Российской Федерации и стран СНГ, что обуславливает важность изучения лингвистических особенностей судебного дискурса в рамках новой научной дисциплины – юрислингвистики;
3) в настоящее время наблюдается недостаток сопоставительных исследований стратегий и тактик судебного дискурса на примере двух и более языков. Влияние этнокультурных факторов на различия в речевом поведении профессиональных участников русского, казахского и американского судебного дискурса ещё недостаточно исследовано. Наша работа характеризуется стремлением выявить зависимость речевого поведения профессиональных участников судебной коммуникации (адвокатов и прокуроров) от их социальных ролей, а также от особенностей национального менталитета представителей рассматриваемых лингвокультур;
4) в работе интегрируются достижения лингвоконфликтологии, социолингвистики, теории интерпретации, теории речевых актов, а также юриспруденции, коммуникативистики и когнитологии при изучении конфликтного функционирования языка.
Отметим, что различным аспектам изучения стратегий коммуникативного воздействия в юридическом/судебном дискурсе посвящены работы О. Н. Тютюновой [2008], Т. В. Дубровской [2009; 2010], Э. У. Саидгасановой [2010] , А. В. Мальцевой [2011] и др. Однако, в современной лингвистике наблюдается недостаток комплексных сопоставительных исследований стратегий и тактик коммуникативного воздействия в текстах институциональных дискурсов.
Цель выполненного исследования – охарактеризовать особенности реализации стратегий коммуникативного воздействия в аргументативно-суггестивных текстах русского, казахского и американского судебного дискурса.
Поставленная цель предполагает решение ряда исследовательских задач:
1) определить понятие коммуникативного воздействия в рамках функциональной прагмалингвистики;
2) рассмотреть основные трактовки понятий «коммуникативные стратегии», «стратегии коммуникативного воздействия», «речевые стратегии», «стратегии речевого воздействия» и их соотношение в современной лингвистике;
3) выделить основные коммуникативные стратегии, используемые адвокатами и прокурорами в русском, казахском и американском судебном дискурсе;
4) установить базовые коммуникативные тактики, реализующие стратегии профессиональных оппонентов в ходе судебных прений;
5) провести сопоставительный анализ использования различных коммуникативных тактик представителями рассматриваемых лингвокультур;
6) выявить этнокультурную специфику речевого поведения профессиональных участников русского, казахского и американского судебного дискурса.
Научная новизна работы заключается в том, что предложен комплексный подход к изучению судебной коммуникации; выявлены и описаны в сопоставительном аспекте ранее системно не представленные в теории языка стратегии и тактики коммуникативного воздействия профессиональных участников судебного дискурса (прокуроров и адвокатов) русской, казахской и американской лингвокультур; установлены использованные при их реализации лингвистические, стилистические и риторические средства и приемы; определена этнокультурная специфика речевого поведения представителей рассмотренных лингвокультур в сфере судебной коммуникации.
Теоретическая значимость выполненной работы состоит в том, что в ней уточняется понятие способов речевого воздействия в текстах судебной риторики, конкретизируется понятие стратегий и тактик коммуникативного воздействия применительно к судебному дискурсу, приводится чёткая функционально обусловленная классификация стратегий и тактик профессиональных участников судебного дискурса, выявляются этнокультурные особенности их реализации в речах представителей русской, казахской и американской лингвокультур. Полученные данные и сделанные на их основе выводы могут быть использованы при рассмотрении и сопоставлении других типов аргументативно-суггестивных текстов, порождённых представителями различных лингвокультур, а некоторые вопросы, касающиеся взаимодействия языка и права (разработка юридической терминологии на казахском языке, проблемы, касающиеся работы переводчиков в казахстанских судах, вопросы лингвистической экспертизы юридических текстов и т.д.), затронутые в данной работе, нуждаются в дальнейшей разработке и подробном рассмотрении.
Практическая ценность исследования заключается в том, что его результаты могут быть использованы при разработке теоретических курсов лингвострановедения, лингвокультурологии, функциональной стилистики, судебной и общей риторики и ряда спецкурсов по теории дискурса, социолингвистике, прагмалингвистике. Материал диссертации может быть также использован в преподавании специально-профессионального английского и делового казахского и русского языков, а также может послужить теоретической базой при разработке рекомендаций по совершенствованию умений судебного говорения.
Методологическая основа и методы исследования:
работы, посвященные исследованию речевого воздействия и его способов: Г. А. Брутян [1984], О. С. Иссерс [1996; 1997], Л. А. Нефёдова [2011; 2012], Е. В. Шелестюк [2009];
работы, посвященные проблемам определения, классификации и реализации коммуникативных стратегий и тактик: В. Ю. Андреева [2009], Т. Н. Астафурова [1997], С. Дацюк [2008], Т. В. Дубровская [2003; 2009; 2010], О. С. Иссерс [2003], А. В. Мальцева [2011], А. К. Михальская [2003], М. Ю. Олешков [2006], Ю. К. Пирогова [2001], Э. У. Саидгасанова [2010], И. В. Самарина [2006], О. Н. Тютюнова [2004; 2008], А. П. Чудинов [2003; 2008], М. В. Шпильман [2006];
исследования профессионального общения и его основных характеристик, а также исследования в области взаимодействия языка и права: Л.С. Бейлинсон [2009], Н. Д. Голев [2002; 2004], Е. В. Харченко [2003; 2011], Л. А. Шкатова [2012];
работы в области теории дискурса: Н. Д. Арутюнова [1990; 1992], В. И. Карасик [1992; 2001; 2002], М. Л. Макаров [2003], Г. Н. Манаенко [2003; 2005];
основные положения прагмалингвистики: Н. Д. Арутюнова [1981; 1985], Г. Г. Матвеева [1999; 2003], П. Грайс [1985], Дж. Остин [1986], Дж. Сёрль [1986]:
исследования в области лингвокультурологии: А. Вежбицка(я) [2001; 2002], К. Касьянова [1994], В. А. Маслова [2001], С. Г. Тер-Минасова [2000].
В работе использовались следующие методы исследования: гипотетико-индуктивный метод, описательный метод, интроспекция, интерпретация, контекстуально-функциональный сопоставительный качественный и количественный анализ, метод сплошной выборки.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Коммуникативное воздействие в конфликтных ситуациях судебного дискурса реализуется посредством статусно-детерминированных стратегий коммуникативного воздействия (стратегии защиты, стратегии обвинения) и универсальной для профессиональных участников судебного дискурса стратегии эмоционального воздействия.
2. Вариативность и гибкость в построении коммуникативных стратегий достигается применением определенного набора коммуникативных тактик, выбор которых определяется коммуникативным намерением и коммуникативной ситуацией.
3. Этнокультурные особенности судебного дискурса могут быть выявлены в результате анализа набора и частотности применения коммуникативных тактик в рамках реализации основных коммуникативных стратегий его участниками.
В этой связи отметим, что русскоязычный судебный дискурс характеризуется конфронтационностью, предпочтением тактики дискредитации, стремлением к моральной оценке действий и личности подсудимого; казахоязычный – стремлением к достижению компромисса, преобладанием моральной оценки действий и личности подсудимого, доминирующей позицией прокурора при рассмотрении дел в судебном заседании; американский – применением разнообразного набора коммуникативных тактик, тенденцией к сокращению дистанции общения между профессиональными участниками судебного дискурса и аудиторией, более рациональной формой организации защиты подсудимого адвокатом.
4. К наиболее частотным лингвистическим, стилистическим и риторическим средствам, передающим аргументативно – суггестивный потенциал текстов судебной дискурса в рамках тактик коммуникативного воздействия относятся следующие: эмоционально-окрашенная лексика с аксиологическим компонентом, эмоционально окрашенная лексика с мелиоративной и пейоративной окраской, эмоциональные эпитеты, средства формальной когезии, терминология, прецедентные феномены, импликатуры, риторические вопросы, антитеза, метафора.
Достоверность полученных результатов подтверждается объёмом выборки проанализированных единиц, а также глубоким комплексным анализом собранного материала. Материалом исследования послужили стенограммы речей адвокатов и прокуроров в ходе более 30 судебных процессов в русских, казахских и американских судах, а также видеофрагменты судебных заседаний по уголовным делам (общий объём составляет более 500 страниц печатного текста). Использованные материалы датированы 1995 – 2012 гг.
Апробация результатов исследования. Результаты исследования были изложены и обсуждались на международной научно-практической конференции «Интеграционные процессы в образовании: проблемы и перспективы» (г. Костанай, Казахстан, 2012); международной научной конференции «Актуальные проблемы лингвистики – германистики, романистики и русистики» (г. Екатеринбург, 2012); международной заочной научно-методической конференции «Современные проблемы лингвистики и лингводидактики: концепции и перспективы» (г. Волгоград, 2012); международной научной конференции «Слово, высказывание, текст в когнитивном, прагматическом и культурологическом аспектах» (г.Челябинск, 2012); международной научной конференции «Парадигма современной науки глазами молодых», посвящённой памяти Т. Ж. Атжанова и А. М. Роднова (г. Костанай, Казахстан, 2012); всероссийской межвузовской конференции «Речь. Речевая деятельность. Текст», посвящённой памяти профессора Г. Г. Инфантовой (г. Таганрог, 2012); международной научной конференции «Языковая и речевая коммуникация в семиотическом, функциональном и дискурсивном аспектах» (г. Волгоград, 2012), IX Всероссийской научно-практической конференции с международным участием, посвящённой памяти В. Ф. Житникова (г. Челябинск, 2013).
Структура работы. Работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы, включающего 184 источника, списка словарей, списка анализируемых источников, 5 приложений. Общий объём работы составляет 222 страницы, из них 189 страниц основного текста.
Реализация способов коммуникативного воздействия в аргументативно-суггестивных текстах
Поскольку коммуникативное воздействие не может происходить в вакууме, необходимо рассмотреть ту среду, внутри которой оно реализуется. Этой средой, по нашему мнению, являются аргументативно-суггестивные тексты, потенциал которых будет интерпретирован нами с точки зрения функциональной прагмалингвистики. По мнению многих ученых-лингвистов текст носит коммуникативный характер (Р. Барт, О. Д. Вишнякова, П. Хартман и др.), что делает его открытым для всех участников акта коммуникативной деятельности: воспринимая и интерпретируя информацию из текста, слушающий устанавливает прагматические отношения с говорящим, полученная же информация может оказать на реципиента определённое воздействие, побудить к действию. В этой связи рассмотрим воздейственные свойства текстов. Необходимо отметить тот факт, что существуют нейтральные тексты (тексты технических описаний, инструкций, краткие информационные сообщения), цель которых заключается лишь в передаче информации. Но большинство текстов, помимо информативной функции, выполняет функцию эмоционального воздействия, пытаясь оказать на реципиентов воздействие в виде убеждения, внушения, побуждения. По мнению В.Н. Панкратова убеждением является «воздействие на сознание личности через обращение к ее собственному критическому суждению». Основу метода убеждений составляет отбор, логическое упорядочение фактов и выводов согласно единой функциональной задаче, логическое доказательство, призванное обеспечить сознательное принятие реципиентом системы оценок и суждений в согласии с иной точкой зрения [Панкратов, 2001; Головин 2003].
Оправданность выбора определённых форм, приемов и средств убеждения определяется «метаинформационными конвенциями, регулирующими информационное поведение потенциального коммуникатора». Все области формального убеждения, по мнению В.И. Свинцова, можно соотнести с метаинформационными конвенциями, которые он разделяет на конвенций МК-1, МК-2, МК-3 по степени их определенности [Свинцов, 1990]. Отметим, что в МК -3, например, «граница между облигативной и факультативной информацией размыта: понятие долженствования ассоциируется с представлением коммуниканта о долге, профессиональном мастерстве и т. п., представления об объективности информации относительны, в значительной степени обусловлены социальной позицией коммуникантов» [Там же, С.68 - 86]. В рамках данного исследования мы рассматриваем тексты судебной риторики, которые, по нашему мнению, относятся к типу конвенций МК-3, так как отношения в сфере судебной коммуникации регулируются как представлениями о профессиональном мастерстве (поскольку в ходе нашего исследования анализируется деятельность профессиональных участников судебного процесса: прокурора и адвоката), так и моральными и нравственными регулятивами. Второй способ речевого воздействия - внушение определяется как «влияние на подсознание, эмоции и чувства человека, косвенно обеспечивающее воздействие на его ум, волю, поведение и осуществляющееся за счет ослабления контрольно-регулятивной функции сознания, снижения сознательности и критичности при восприятии внушаемого содержания, благодаря отсутствию целенаправленного активного понимания, развернутого логического анализа и оценки со стороны реципиента» [Черепанова, 1995; Панкратов, 2001; Головин, 2003]. По методам реализации внушения подразделяются на прямые и косвенные, а также преднамеренные и непреднамеренные. В нашей работе выделяются приёмы преднамеренного косвенного внушения (суггестии), что продиктовано особенностями рассматриваемой коммуникативной ситуации и социальных ролей коммуникантов. В частности, ряд учёных отмечает важность внушения на начальном этапе аргументации, так как оно приводит в нужное для успеха коммуникативного воздействия состояние, подготавливая почву для убеждения [Феофанов, 1974]. Кроме того, посредством определённых установок зачастую восполняется недостаток знаний и фактов. Вслед за Е.В. Шелестюк помимо убеждения и внушения, мы склонны относить к способам речевого воздействия побуждение - внешнее стимулирование реципиента прямым воздействием на его волю [Шелестюк, 2009]. Коммуникативный подход к изучению побуждения находит отражение также в работах Ю.В. Головневой, О.В. Гончаровой, Т.А. Давыдовой и др., при этом побудительность выделяется как способ оказания коммуникативного воздействия и может рассматриваться как одна из неотъемлемых характеристик воздейственных текстов, к которым, несомненно, относятся тексты судебной риторики. В текстах убеждение, внушение и побуждение проявляются в наличии актов убеждения, внушения и побуждения. Помимо этого необходимо учитывать также особые средства, способствующие достижению убеждающего, внушающего или побуждающего эффекта. Мы, вслед за Е.В. Шелестюк, объединим эти средства в понятия текстовых категорий аргументативности и суггестивности. По мнению Е.В. Шелестюк «аргументативность основывается на логико-риторических характеристиках текста, реализующих воздействие адресанта на мнения и рациональные оценки реципиента» [Шелестюк, 2009, с.107], а под суггестивностью понимают те «формальные, структурные и семантические характеристики текста, которые воздействуют на подсознание посредством активизации ритмических, звуковых, тематических, словесных ассоциаций, вызывая бессознательные эмоции, мысли, образы и формируя бессознательные установки» [Там же, с.10].
Понятие аргументативности соотносится с понятием аргументации. Так, ван Еемерен считает аргументацию «вербальной, социальной и разумной деятельностью, направленной на убеждение рационального судьи в приемлемости/неприемлемости выраженного мнения с помощью выдвижения пропозиций (аргументов), рассчитанных на доказательство (опровержение) выраженного мнения» [Eemeren, Grootendorst, 1984, с.18].
Судебная коммуникация как вид профессиональной коммуникации
Поскольку коммуникативное воздействие не может происходить в вакууме, необходимо рассмотреть ту среду, внутри которой оно реализуется. Этой средой, по нашему мнению, являются аргументативно-суггестивные тексты, потенциал которых будет интерпретирован нами с точки зрения функциональной прагмалингвистики. По мнению многих ученых-лингвистов текст носит коммуникативный характер (Р. Барт, О. Д. Вишнякова, П. Хартман и др.), что делает его открытым для всех участников акта коммуникативной деятельности: воспринимая и интерпретируя информацию из текста, слушающий устанавливает прагматические отношения с говорящим, полученная же информация может оказать на реципиента определённое воздействие, побудить к действию. В этой связи рассмотрим воздейственные свойства текстов. Необходимо отметить тот факт, что существуют нейтральные тексты (тексты технических описаний, инструкций, краткие информационные сообщения), цель которых заключается лишь в передаче информации. Но большинство текстов, помимо информативной функции, выполняет функцию эмоционального воздействия, пытаясь оказать на реципиентов воздействие в виде убеждения, внушения, побуждения. По мнению В.Н. Панкратова убеждением является «воздействие на сознание личности через обращение к ее собственному критическому суждению». Основу метода убеждений составляет отбор, логическое упорядочение фактов и выводов согласно единой функциональной задаче, логическое доказательство, призванное обеспечить сознательное принятие реципиентом системы оценок и суждений в согласии с иной точкой зрения [Панкратов, 2001; Головин 2003].
Оправданность выбора определённых форм, приемов и средств убеждения определяется «метаинформационными конвенциями, регулирующими информационное поведение потенциального коммуникатора». Все области формального убеждения, по мнению В.И. Свинцова, можно соотнести с метаинформационными конвенциями, которые он разделяет на конвенций МК-1, МК-2, МК-3 по степени их определенности [Свинцов, 1990]. Отметим, что в МК -3, например, «граница между облигативной и факультативной информацией размыта: понятие долженствования ассоциируется с представлением коммуниканта о долге, профессиональном мастерстве и т. п., представления об объективности информации относительны, в значительной степени обусловлены социальной позицией коммуникантов» [Там же, С.68 - 86]. В рамках данного исследования мы рассматриваем тексты судебной риторики, которые, по нашему мнению, относятся к типу конвенций МК-3, так как отношения в сфере судебной коммуникации регулируются как представлениями о профессиональном мастерстве (поскольку в ходе нашего исследования анализируется деятельность профессиональных участников судебного процесса: прокурора и адвоката), так и моральными и нравственными регулятивами. Второй способ речевого воздействия - внушение определяется как «влияние на подсознание, эмоции и чувства человека, косвенно обеспечивающее воздействие на его ум, волю, поведение и осуществляющееся за счет ослабления контрольно-регулятивной функции сознания, снижения сознательности и критичности при восприятии внушаемого содержания, благодаря отсутствию целенаправленного активного понимания, развернутого логического анализа и оценки со стороны реципиента» [Черепанова, 1995; Панкратов, 2001; Головин, 2003]. По методам реализации внушения подразделяются на прямые и косвенные, а также преднамеренные и непреднамеренные. В нашей работе выделяются приёмы преднамеренного косвенного внушения (суггестии), что продиктовано особенностями рассматриваемой коммуникативной ситуации и социальных ролей коммуникантов. В частности, ряд учёных отмечает важность внушения на начальном этапе аргументации, так как оно приводит в нужное для успеха коммуникативного воздействия состояние, подготавливая почву для убеждения [Феофанов, 1974]. Кроме того, посредством определённых установок зачастую восполняется недостаток знаний и фактов. Вслед за Е.В. Шелестюк помимо убеждения и внушения, мы склонны относить к способам речевого воздействия побуждение - внешнее стимулирование реципиента прямым воздействием на его волю [Шелестюк, 2009]. Коммуникативный подход к изучению побуждения находит отражение также в работах Ю.В. Головневой, О.В. Гончаровой, Т.А. Давыдовой и др., при этом побудительность выделяется как способ оказания коммуникативного воздействия и может рассматриваться как одна из неотъемлемых характеристик воздейственных текстов, к которым, несомненно, относятся тексты судебной риторики. В текстах убеждение, внушение и побуждение проявляются в наличии актов убеждения, внушения и побуждения. Помимо этого необходимо учитывать также особые средства, способствующие достижению убеждающего, внушающего или побуждающего эффекта. Мы, вслед за Е.В. Шелестюк, объединим эти средства в понятия текстовых категорий аргументативности и суггестивности. По мнению Е.В. Шелестюк «аргументативность основывается на логико-риторических характеристиках текста, реализующих воздействие адресанта на мнения и рациональные оценки реципиента» [Шелестюк, 2009, с.107], а под суггестивностью понимают те «формальные, структурные и семантические характеристики текста, которые воздействуют на подсознание посредством активизации ритмических, звуковых, тематических, словесных ассоциаций, вызывая бессознательные эмоции, мысли, образы и формируя бессознательные установки» [Там же, с.10].
Понятие аргументативности соотносится с понятием аргументации. Так, ван Еемерен считает аргументацию «вербальной, социальной и разумной деятельностью, направленной на убеждение рационального судьи в приемлемости/неприемлемости выраженного мнения с помощью выдвижения пропозиций (аргументов), рассчитанных на доказательство (опровержение) выраженного мнения» [Eemeren, Grootendorst, 1984, с.18].
Тактика отрицательной характеристики подсудимого
Для формирования юридической оценки: виновен/невиновен, необходимо создать у слушателей определённое отношение к подсудимому и совершённому им деянию. С этой целью процессуальные оппоненты прибегают к прямой или косвенной характеристике подсудимого и / или его действий, при этом некоторые юристы, в зависимости от традиций, менталитета, характера и обстоятельств совершённого преступления, прибегают, в той или иной степени, к моральной оценке действий и личности подсудимого. Как известно, в суде выясняются не только обстоятельства самого преступления, но и его причины. В связи с этим прокурор в своей речи пытается раскрыть психологический механизм совершённого преступления, показать те черты и качества подсудимого, которые отразились в его действиях. К отрицательной характеристике подсудимого прокуроры прибегают с целью создания психологического портрета преступника. Профессиональная этика требует от прокурора, чтобы эта отрицательная характеристика была корректной и обоснованной, поэтому обвинитель должен быть сдержан в выборе слов и выражений, не имеет права прибегать к насмешкам, оскорблениям и другим приёмам, унижающим честь и достоинство человека [Кобликов, 1999]. Нельзя не учитывать и тот факт, что во время судебного заседания прокурор, говоря о подсудимом, характеризует человека, вина которого ещё не доказана, он ещё не осуждён. С другой стороны, целью прокурора является формирование негативного отношения к подозреваемому в силу особенностей его процессуальной роли и коммуникативных целей. Все вышеперечисленные обстоятельства определяют особенности реализации тактики отрицательной характеристики подсудимого или его действий. Приведём ряд примеров, иллюстрирующих реализацию данной тактики: «When you look at these pictures, ladies and gentlemen, you see rage. You see fury. You see overkill» (O.J. Simpson murder). Прокурор характеризует подсудимого, как человека неуравновешенного (rage, fury), одержимого яростью и жаждой крови (overkill), при этом юрист не приводит прямых отрицательных характеристик личности подсудимого, а лишь описывает его состояние и действия в момент совершения преступления. Этнокультурная специфика проявляется в прямой адресации к аудитории (ladies and gentlemen) с использованием общепринятой формы вежливого обращения в официальной обстановке. Речь американских юристов направлена не только на формального адресата (суд и процессуального оппонента), но и на фактического адресата – присяжных. Особенности построения высказывания соответствуют этой цели: используются краткие информативные однотипные по структуре предложения с повтором (You see), каждое с прямой адресацией и эмоционально окрашенными словами (rage, fury, overkill). При этом слова «rage» и «fury» являются синонимами, но для английского языка вполне уместно употребление синонимов в столь ограниченном контексте для усиления эмоционального воздействия. Имплицитно автор призывает слушателей к рациональному рассмотрению поведения конкретного индивида, апеллирует к здравому смыслу, что характерно для западного менталитета. «Артемьев убивал Стефанцова осознанно, сознательно причинял ему особые страдания и мучения, т.е. действовал с особой жестокостью (Дело Артемьева). В данной характеристике преобладает моральная оценка действий подозреваемого, выраженная посредством эмоционально окрашенной лексики (страдания, мучения) и повтора семы «знать» (сознательно, осознанно). Прокурор чётко расставляет акценты, эксплицитно обозначая свою позицию. Называя подозреваемого и жертву по фамилии, прокурор дистанцируется от фигурантов дела, привнося идею беспристрастности, объективности, что согласуется с менталитетом русского человека, верящего в то, что суд должен быть основан на идее справедливости. «Н. Жкешбаймен жасалан ылмыс, ауыр ылмыстар атарына жататындыын, зені сипаты бойынша оама ауіптілігін, жасалу салдарынан сотталушыны анасымен рдас ересек йел адама физикалы жне мліктік залал келтіргендігін»(Протокол по делу Жокешбая). Отрицательная характеристика подсудимого представляет собой пример множественной аргументации: упоминается тяжесть совершённого преступления (ауыр ылмыс), преклонный возраст и пол жертвы (анасымен рдас йел). Характерной для менталитета казахов является тема уважения старших, а в данном случае подозреваемый нарушает нормы морали, избивая и грабя женщину одного с его матерью возраста. Кроме того, уважение к женщине, матери традиционно поддерживается в культуре азиатских народов, тем более заслуживают порицания действия подсудимого, направленные против женщины. Общественная оценка действий подсудимого, акцент на нарушении негласных норм морали характерны для менталитета как русскоязычных, так и казахоязычных представителей. Особенности организации судебного процесса, статусно-ролевые характеристики его участников, их цели предусматривают так или иначе использование тактики отрицательной характеристики подсудимого, но реализуется она несколько по-разному у представителей разных лингвокультур. Итак, англоязычные прокуроры, характеризуя подсудимого, стараются вообще не прибегать к прямому указанию на какие-либо личностные качества, на первый план выдвигается характеристика совершённых действий, но и здесь прокуроры, как правило дистанцируются от ситуации, пытаясь предоставить суду объективизированные свидетельства совершённого преступления, имплицитно подводя к тому, что какие-то качества подозреваемого или обстоятельства его жизни привели к совершению преступления. Моральные оценки «хорошо/плохо» не выдвигаются на первый план, присутствуют в скрытом виде, акценты расставляются таким образом, чтобы подчеркнуть то, что индивид, обладая полной свободой выбора, делает его в пользу противоправных действий, нарушения закона. Интересен на наш взгляд и тот факт, что представителям американского правосудия приходится прибегать к большому разнообразию приёмов при реализации тактики отрицательной характеристики: все рассмотренные нами речи отличаются уникальным подходом к решению проблемы характеристики подсудимого. Остановимся на анализе ряда наиболее интересных примеров: «And the evidence in this case will show you that the people in this world who think they know him best know him the least» (The Wig Shop Murder). Прокурор прибегает к антитезе и повтору (know him best know him the least), подчёркивая идею о том, что окружающие не способны за маской «доброго малого» разглядеть убийцу с помощью наречий в превосходной степени, прямо противоположных по значению (best - least). Сама структура высказывания также имеет значение: короткое, запоминающееся предложение с внутренней рифмой.
Особенности реализации коммуникативной стратегии защиты на примере судебных речей адвокатов России, Казахстана и США
В задачи адвоката не входит установление виновного и доказательство вины, ему достаточно заставить суд усомниться в виновности подсудимого, либо убедить суд в необходимости смягчения наказания в силу определённых обстоятельств, одним из которых традиционно является искреннее раскаяние и полное признание вины подсудимым. В рассматриваемых нами лингвокультурах адвокаты, реализуя тактику отрицания вины, предпочитают различные её виды: так, представители американского правосудия, как правило, полностью отрицают виновность подсудимого, приводя логические аргументы и прибегая одновременно к приёмам эмоционального воздействия; российские юристы чаще оспаривают объём предъявляемого обвинения, апеллируют к искреннему раскаянию обвиняемого, хотя в некоторых случаях прибегают и к логически обоснованному полному отрицанию вины; казахстанские адвокаты, в большинстве случаев полностью соглашаясь с выводами обвинения, апеллируют к искреннему раскаянию подсудимого, к осознанию им вины, что должно повлечь за собой смягчение наказания. «Roberta s blood was not found. There were some fibers found. The important part is that the fibers that were found had no blood on them. There was no blood on the driver s seat. There was no blood on the steering wheel. There was no blood on the floor mat. There was no blood on the gearshift lever. There was no blood on the accelerator pedal» (The Wig Shop Murder). Адвокат считает своего подзащитного невиновным, поскольку вина не была, по его мнению, доказана. Юрист прибегает к параллелизму (There was no blood ...- структура повторяется шесть раз), при этом адвокат умело расставляет акценты, обращая внимание на тот факт, что в машине подозреваемого не было обнаружено крови. В то же время тот факт, что в машине подсудимого были найдены волокна, идентичные тем, которые имелись на месте преступления, усилиями адвоката рассматривается как факт второстепенный, незначительный: адвокат заостряет внимание на наиболее важном, по его мнению, моменте при помощи вводной конструкции (The important part is that). Краткие однотипные предложения способствуют лучшему восприятию материала, и даже малообразованный, не знакомый с судебной системой человек способен правильно понять и интерпретировать информацию поданную подобным образом. Наличие повторяющихся отрицательных конструкций способствует выстраиванию общей картины полного отрицания вины, её недоказанности (импликация очевидна: «no blood – no guilt»). Многократное повторение слова «blood» фиксирует внимание слушателей на главной улике или её отсутствии. «And David Westerfield has got Danielle Van Dan. How does he gag her. There s no gags. Does he tie her up. There s no rope. Does he kill her. There s no evidence of that. How does he get out of there. They have to guess. They have to guess» (The Van Dam murder). Адвокат не только полностью отрицает вину своего подзащитного, но и доказывает, что доводы обвинения неубедительны, это только догадки (They have to guess, причём фраза употребляется в конце абзаца и повторяется, чтобы привлечь внимание фактического адресата к тому, что обвинение построено на догадках). Выстраивая свою доказательную базу, адвокат прибегает к приёму имитированного диалога: задаёт «скользкие» неудобные для следствия риторические вопросы и сам же отвечает на них таким образом, чтобы акцентировать внимание на отсутствии доказательств вины, обличающих подсудимого улик. В этой связи интересен и такой синтаксический приём, как отсутствие вопросительных знаков в конце риторических вопросов, таким образом, вопросы превращаются в утверждения, причём противоположные тем, которые они должны были бы означать. Повторение отрицательной конструкции «There s no…» также показательно: автор использует эффект градации (There s no gags…. There s no rope… There s no evidence.). Последний элемент приведённой цепочки является самым эмоционально насыщенным, причём первые два звена подготавливают слушающего к восприятию последнего.
«В эпизоде с павильоном «Лакомка» инициатором Иванов не являлся, был исполнителем. В павильоне «Лукошко» вряд ли он понимал, что своими действиями он совершает преступление» (Дело Иванова). Адвокат, характеризуя действия подсудимого, прибегает к тактике частичного отрицания вины (инициатором не являлся, вряд ли он понимал, что совершает преступление). Русскоязычные юристы, в силу менталитета, пытаются найти компромиссное решение, подсознательно ища такой вариант, который бы устроил общество. Утверждения адвоката некатегоричны, в них проявляется модальность потенциальности (вряд ли он понимал). Проявлением особенностей менталитета является и намёк на то, что подсудимый неосознанно совершает преступление в силу моральной незрелости. «Юрист не может совершать какие - либо действия вместо клиента. Он всего лишь может дать ему совет как поступить лучше или разъяснить последствия, которые могут наступить в результате тех или иных действий» (Дело Блинова). Защищая в суде своего коллегу-юриста, адвокат настаивает на том, что объём предъявляемого ему обвинения преувеличен, то есть прибегает к тактике частичного отрицания вины. Разъясняя нюансы организации деятельности юриста, адвокат имплицитно даёт понять, что в совершении преступления виноват не столько юрист, сколько его доверитель. В данном случае адвокат дистанцируется от конкретной ситуации, прибегает к обобщению, рассуждая о профессии юриста вообще, но слушателям понятна его аллюзия на конкретное рассматриваемое дело. Обобщение в данном случае усиливает рациональное воздействие на адресата: если существует определённый всеобщий закон, тогда каждое конкретное дело должно рассматриваться в рамках этого закона, а если это так, то вина юриста в данном случае минимальна. «рметті сот, Мені орауымдаы сотталушы Т.Ашимбаев кінсін толы мойындап тр, жбірленушілерге келген залалды толы айтарды, олармен татуласты, жбірленушілер сотта берген жауаптарында кешірім беріп отыр, сондытан сотталушыны жастыын, кесіні жо екенін, анасыны мылау екенін, жбірленушілерге келген залалды айтаранын, жбірленушілерді кешірім беріп, сотталушыа бас бостандыынан айырмайтын жаза олдануын ескеріп, оан шартты жаза олдануды сраймын»(Протокол по делу Ашимбаева). Адвокат подчёркивает, что его подзащитный полностью признаёт вину, раскаивается, принёс извинения потерпевшему, возместил ущерб в полном объёме (мойындап тр, жауаптарында кешірім беріп отыр, залалды толы айтарды). Кроме того адвокат взывает к чувству сострадания присяжных, подчёркивая такие факты, как молодость подсудимого, отсутствие отца - кормильца в его семье (кесіні жо екенін), то, что он, скорее всего, материально поддерживает мать - инвалида (анасыны мылау екенін) и т.д. В этом случае мы видим желание защитника прийти к определённому соглашению с судом, облегчить участь подозреваемого, причём поведение защиты носит совершенно неконфликтный характер, лишено агрессии и конфронтационности. Итак, при реализации тактики отрицания вины чётко прослеживаются две линии: линия конфронтации, противоречия, умеренной агрессии и линия компромисса, достижения соглашения. Американские адвокаты явно тяготеют к первому типу поведения, предпочитают прямую конфронтацию, российские юристы сочетают элементы обоих подходов, а казахстанские адвокаты ярко иллюстрируют черты второй тактики: найти компромисс, в общем и целом согласиться с выводами прокурора и следствия. Эта ситуация обусловлена особенностями менталитета (традиционное на востоке уважение к власти, к старшим) и особенностями статусно-ролевой структуры судебного дискурса в разных странах.
