Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретические предпосылки сопоставления . 14
1.1. Понятие "тип языка". 14
1.2. Вопрос о типологической принадлежности арабского языка . 20
1.3. Морфологическая теория Ф.Ф. Фортунатова. 22
1.4. Структура слова - "мера грамматического строя". 24
1.5. Схема описания структуры слова. 26
1.6. Выводы по первой главе. 47
Глава 2. Морфологическая структура глагольного слова в русском языке . 50
2.1. Понятие слова. 50
2.2. Морфемный состав слова . 52
2.3. Инфинитив. 57
2.4. Основы глагола. 59
2.5. Классы глаголов. 62
2.6. Формы словоизменения и словообразования. 64
2.7. Выводы по второй главе. 90
Глава 3. Морфологическая структура глагольного слова в современном литературном арабском языке . 95
3.1. Структура слова в арабском языке . 95
3.2. Глагол как часть речи в арабском языке. 105
3.3. Основы глагола. 106
3.4. Классы глаголов. 113
3.5. Формы словоизменения и словообразования. 119
3.6. Выводы по третьей главе. 155
Приложение к главе 3.
Типологическая характеристика арабского литературного языка и арабских диалектов. 165
Заключение. 178
Библиография. 187
- Понятие "тип языка".
- Вопрос о типологической принадлежности арабского языка
- Морфемный состав слова
- Структура слова в арабском языке
Введение к работе
Диссертация посвящена сопоставительно-типологическому анализу морфологической структуры глагольного слова в современных литературных арабском и русском языках.
Обоснование актуальности выбранной темы.
Многие языки мира совмещают в себе признаки разных типов, занимая промежуточное положение на шкале морфологической классификации. К таким языкам относится арабский язык. Его типологическая принадлежность долгое время оставалась неопределенной. Неадекватное понимание структуры семитского слова (неверное членение его на морфемы, определение статуса этих морфем и характера связи между ними) привело к тому, что арабский язык был ошибочно отнесен к языкам флективного типа (А. Шлейхер, Г. Штейнталь, Н. Финк, К. Броккельман, П.С. Кузнецов и др.). Некоторые ученые (И.М. Дьяконов, Б.А. Серебренников и др.) смогли идентифицировать в нем элементы агглютинации, что однако не меняло его флективной природы. Другие (например, В.П. Старинин) признавали агглютинацию доминирующей чертой семитских языков, считая, что диффиксация представляет собой вторичное явление меньшего значения. На наш взгляд, такая неопределенность связана с тем, что грамматический строй арабского языка характеризуется действием двух грамматических способов - фузии и агглютинации, причем оба являются ведущими. Это нашло отражение в особом строении семитского слова, противопоставленного строению слова как в флективных, так и в агглютинативных языках. Впервые эту особенность арабского языка осознал Ф.Ф. Фортунатов, выделив семитские языки в особый промежуточный класс флективно-агглютинативных языков с особым флективно-агглютинативным составом производных слов. К сожалению, идеи Ф.Ф. Фортунатова не нашли должной поддержки среди лингвистов
и не получили дальнейшей разработки, в связи с чем арабский язык по-прежнему рассматривается как язык флективный.
Кроме этого, постановка данной проблемы вызвана недостаточностью научных исследований, посвященных изучению арабского, и шире семитского, слова с точки зрения его структуры, членения, выделения корневых и служебных морфем, а также характера их связи. Большинство работ касаются традиционной проблемы исторического семитского языкознания - формирования семитского корня. Данный вопрос ставится в двух аспектах: во-первых, был ли семитский корень исконно трехсогласным или же это результат развития из меньшего количества согласных, и, во-вторых, корневой вокализм и его место в процессе формирования семитского корня [Белова 1987, 1991а, 1991b, 1993; Дьяконов 1991; Коган 1995; Лекиашвили 1955, 1958; Майзель 1983; Орел, Столбова 1988, 1990; Юшманов 1998]. Незначительное количество работ посвящено проблеме "внутренней флексии" в арабском языке [Габучан 1965, Мельчук 1963]. Подробный анализ строения семитского корня и его сопоставление с корнями флективных и агглютинативных языков можно найти, пожалуй, только в одной работе - это книга В.П. Старинина "Структура семитского корня" [Старинин 1963]. Заслуга автора состоит в том, что он предложил членить основу на консонантный корень и вокалический диффикс (трансфикс) (хотя сама идея такого членения содержится в трудах Ф.Ф. Фортунатова).
Работ по типологическому сопоставлению арабского и русского языков очень мало. Среди них, например, работа А.В. Широковой "Морфология имени во флективных и флективно-агглютинативных языках", где на материале имени сопоставляется структура флективного русского и флективно-агглютинативного арабского языков [Широкова 1988]; диссертация Римы Сабе Айюб "Двоякое членение частей речи в языках с развитым морфологическим строем", где представлен сопоставительный квантитативно-типологический анализ двоякого членения слова в данных языках, впервые дано типологическое
исследование морфемной, слоговой и фонемной структуры различных классов слов в арабском языке [Рима 2001]. Структура глагольного слова ранее не являлась объектом исследования. Сопоставительному анализу подвергались лишь отдельные глагольные категории, а именно, одна из основных - категория времени [Вихляева 1987].
В целом, сопоставительно-типологического анализа
морфологической структуры одной из центральных частей речи - глагола - арабского и русского языков до настоящего времени не делалось и в научной литературе не описывалось. Хотя, на наш взгляд, именно такой анализ позволяет продемонстрировать все типологические особенности строения арабского слова, противопоставив его флективному русскому, и подтвердить гипотезу Ф.Ф. Фортунатова о флективно-агглютинативной природе арабского языка.
Таким образом, подобное исследование структуры слова арабского языка обусловлено необходимостью уточнения типологического статуса арабского языка и места семитской семьи языков в типологической классификации.
Сказанное определяет актуальность данного исследования и объясняет выбор русского и арабского языков объектом сопоставления. Русский язык, как наиболее яркий представитель языков флективного типа с четко выраженными типологическими признаками, выступает в качестве языка-эталона, в сопоставлении с которым проявляются типологические черты арабского языка. Такое контрастивное сопоставление двух языков позволяет выявить специфические типологические особенности современного литературного арабского языка, которые, в свою очередь, подтверждают идею выдающегося лингвиста Ф.Ф. Фортунатова о принадлежности данного языка к совершенно особому флективно-агглютинативному типу.
Предметом исследования являются типологические особенности морфологической структуры глагольного слова в арабском и русском языках.
Основные цели исследования: а) показать флективные (синтетические) и агглютинативные (аналитические) особенности системы глагольных форм в сопоставляемых языках, б) выявить схождения и различия в использовании языковых средств при образовании форм слов, в) выявить общие и частные закономерности в морфологической структуре глагольного слова арабского и русского языков, г) подтвердить идею Ф.Ф. Фортунатова о принадлежности арабского языка к промежуточному флективно-агглютинативному типу.
Для осуществления поставленных целей необходимо решить ряд конкретных задач:
Понятие "тип языка".
Все типологические исследования, история которых начинается с конца XVIII века, были подчинены одной общей идее - поиску того главного в структуре, что позволило бы объединить языки в один тип независимо от их генетического родства.
Тип языка предполагает его структурные особенности, наиболее характерные свойства, представленные во взаимосвязи и на разных уровнях языка. Причем эти свойства должны наблюдаться не в одном языке, а в группе языков. Э. Сепир называл это "базисной схемой", "гением языковой структуры" и говорил, что тип "нечто гораздо более фундаментальное, нечто гораздо глубже проникающее в язык, чем та или другая нами в нем обнаруживаемая черта. О природе языка мы не можем составить себе адекватное представление при помощи простого перечисления различных фактов, образующих его грамматику" [Сепир 1993, с.117].
Выбор каких-то внешних признаков и отдельных черт не даст ясного представления о типе языка. Лексика, в силу своей изменчивости и способности легко переходить из одного языка в другой, не может определять характер языка. В чем же тогда проявляется существо языковой структуры?
Типологи предшествующих веков (братья А.-В. и Ф. Шлегели, В. фон Гумбольдт, А. Шлейхер, И.А. Бодуэн де Куртенэ, Ф.Ф. Фортунатов и др.) обратили внимание на слово, связь морфем внутри слова и взаимоотношение его частей. Ф. Шлегель, указывая на единство слова, отмечал, что в языке любого типа слово не может быть "грудой атомов". Падежную и лично-числовую аффиксацию в индоевропейских языках он интерпретировал как "строение языка", которое "образовалось чисто органически, разветвилось во всех своих значениях путем флексий или внутренних изменений и преобразований звуков корня, а не составилось механически с помощью прицепленных слов и частиц" [Реформатский 1965, с. 68]. Обратив внимание на различия в структуре языков, Фридрих Шлегель (1772-1829) выделил две группы: языки с аффиксами, аффиксирующие языки, куда он отнес языки тюркские, полинезийские и китайский, которые выражают отношения между словами чисто механическим путем; и языки флективные, куда включил семитские, грузинский и французский языки. Его брат Август-Вильгельм Шлегель (1767-1845) переработал эту классификацию и выделил три класса языков: языки без грамматической структуры, языки аффиксирующие и языки флективные. Отталкиваясь от структуры флективных языков, он пришел к выводу, что китайский и языки Индокитая необходимо выделить в особую группу, так как в этих языках флексия отсутствует, а грамматические отношения выражаются с помощью порядка слов. Августу Шлегелю принадлежит также деление языков на более ранние -синтетические - и более поздние - аналитические.
Соглашаясь в целом с типологической классификацией А. Шлегеля, Вильгельм фон Гумбольдт (1767-1835) разделил все известные ему языки на четыре типа: изолирующие языки типа китайского, то есть языки, не имеющие словоизменительных морфем; агглютинирующие, или агглютинативные, языки типа тюркских, способные присоединять только однозначные морфемы, и флективные языки типа индоевропейских или семитских, способные присоединять многозначные морфемы. В особую, четвертую группу он выделил языки американских индейцев, в которых слова способны соединяться в особые слова-предложения. Этот тип языков он назвал инкорпорирующим.
Типологический аспект присутствует и в глоттогонической концепции Франца Боппа (1791-1867), согласно которой слова индоевропейских языков следует выводить из первичных односложных корней двух типов - глагольных (давших начало глаголам и именам) и местоименных (из которых развились местоимения и служебные части речи). Он разработал и ввел сравнительный метод в исследование языков. Несколько позднее другой немецкий языковед, представитель так называемого биологического направления в языкознании Август Шлейхер (1821-1868), сделал попытку уточнить классификацию Вильгельма фон Гумбольдта, внеся в нее частные дополнения и уточнения. Учение о языковых типах он называл морфологией, а классификацию языков, основанную на различии структуры языков, -"морфологической". Именно со Шлейхера начинается понимание агглютинации и фузии как характера аффиксации при учете поведения корней.
Позднее ученые стали рассматривать слово как структурную единицу, единство которой может иметь разный характер.
Новый аспект в теории формальных языковых типов и типологической классификации языков открыли в середине XIX в. работы Геймана Штейнталя (1823-1899), выдвинувшего формально-синтаксические признаки в качестве основы типологизации. Он обратился не к отдельным словам, а к анализу синтаксических связей между словами, расширив тем самым поле типологических наблюдений и добавив еще один типологический классификационный признак.
Продолжая линию исследований Г. Штейнталя, швейцарский языковед Франц Мистели (1841-1903) выдвинул два новых критерия типологической классификации в добавление к уже существовавшим: по месту слова в предложении и по внутренней структуре слова. Он первый разграничил корнеизолирующие языки типа китайского и основоизолирующие типа индонезийского языка.
И.А. Бодуэн де Куртенэ (1845-1929), противопоставляя строение слова в арио-европейских и урало-алтайских языках, искал "цемент склейки" у "цельного слова" в этих языках [Бодуэн де Куртенэ 1876, с. 322-323].
Вопрос о типологической принадлежности арабского языка
Термин "семитские языки" в научном его понимании принадлежит Шлоцеру, который верно перечислил все языки этой семьи (1781). Еще ранее в 1606 г. вышла книга Э. Гишара (Etienne Guichard "L armonie etymologique des langues"), содержавшая попытку установить и научно обосновать исконное родство древнееврейского, арабского и арамейского языков. В 1822 г. Ж.Ф. Шампольон расшифровал египетскую иероглифику, что положило начало египетской филологии. К.Р. Лепсиус в 1868 г. объединил вместе с семитскими языками в одну глоттогоническую семью египетский, кушитские и берберские языки, назвав ее семито-хамитской. Это дало начало семито-хамитской (афразийской) компаративистике.
Типологическую характеристику морфологической структуры слова в семито-хамитских языках дал немецкий ученый Г. Штейнталь в книге "Характеристика важнейших типов строя языка" (1860). Семитские и египетский языки он противопоставил всем языкам мира по наличию в них словоизменительных форм, отличных от словоизменительных форм в индоевропейских языках. Это отличие он видел в том, что индоевропейское словоизменение происходит путем чередования флексий, органически соединенных с основой, а в семитских языках -путем соединения (сложения) слов (основ) или друг с другом, или со служебными элементами, или чередованием гласных огласовок.
Наличие "внутренней флексии", многозначной аффиксации, в том числе фузионного характера и т.п. позволило ученым отнести арабский язык к языкам флективного типа (А. Шлейхер, Г. Штейнталь, Н. Финк, Ю. Липперт, К. Броккельман, И. Фюк, П.С. Кузнецов и др.). Элементы фузии в арабском языке были установлены Э. Сепиром, который охарактеризовал семитские языки как "символико - фузионные" (что по сути соответствовало традиционному определению "флективные языки"). Значительный удельный вес внутренней флексии в семитских языках, отличающий их в этом отношении от других флективных языков, был отмечен Н.В. Юшмановым и В. Скаличкой.
Все это не мешало ученым идентифицировать в семитских языках и определенные элементы агглютинации (И.М. Дьяконов, Б.А. Серебренников и др.), не изменяющие однако флективной природы арабского языка. В.П. Старинин, наоборот, признавал агглютинацию доминирующей чертой семитского слова: "во всех своих видах внутренняя флексия в семитских языках по отношению к диффиксации -явление меньшего значения и вторичное" [Старинин 1963, с. 4].
Надо сказать, что все предложенные определения типологической принадлежности арабского языка лишь отчасти соответствовали действительности, ибо обе грамматические тенденции - фузия и агглютинация - являются ведущими и определяющими в его структуре. На это впервые обратил внимание Ф.Ф. Фортунатов, который выделил семитские языки, и в частности арабский, в особый промежуточный класс и охарактеризовал их как "флективно - агглютинативные языки". Именно он определил основные типологические черты этих языков: для структуры семитского слова характерна внутренняя флексия основ, при которой корень основы не существует в языке отдельно от флективных частей таких основ (черты, сближающие семитские языки с языками флективного типа); что сопровождается самостоятельностью основы и аффиксов как частей слов, основы слов сами обозначаются как части слов и это обозначение они получают независимо от других частей слова (черты, сближающие семитские языки с языками агглютинативного типа). Тип слов в этих языках также особый -флективно-агглютинативный. Для того чтобы лучше понять, что имел ввиду Ф.Ф. Фортунатов, так определяя типологические особенности семитских языков, необходимо рассмотреть основные положения его морфологической теории.
Фортунатов выделял в языке различающиеся по значению слова полные и слова частичные, или - слова частицы. Его теория "полного" слова основана на следующем положении: "Всякий звук речи, имеющий в языке значение отдельно от других звуков, являющихся словами, есть слово... Словами являются звуки речи в их значениях... Отдельным словом... является всякий звук речи или такой комплекс звуков речи, который имеет в языке значение отдельно от других звуков речи, являющихся словами, и который притом, если это комплекс звуков, не может быть разложен на отдельные слова без изменения или без утраты значения той или другой части в этом комплексе звуков" [Фортунатов 1956, с. 132-169]. Огромное значение Ф.Ф. Фортунатов уделял форме слова: "Формой отдельных слов в собственном значении этого термина называется ... способность отдельных слов выделять из
22 себя для сознания говорящего формальную и основную принадлежность слова" [Фортунатов 1956, с. 137]. Форма проявляется на каждом языковом ярусе в противопоставлениях (оппозициях) и чередованиях. Слова бывают корневыми ( "не имеют никакого состава" [Фортунатов 1990, с. 67] и производными, составными. Слова второго типа состоят из частей (основы и аффикса), причем этот состав может быть двоякого рода: "части слова могут быть или частями значения слова или частями самого слова" [Фортунатов 1990, с. 64]. По положению в слове и по отношению к основе слова Ф.Ф. Фортунатов делил аффиксы производных слов на суффиксы (следуют за основой), префиксы (предшествуют основе) и инфиксы (помещаются внутри основы). По характеру отношений основы и аффикса выделяются три типа производных слов: "аффикс производного слова во всех трех типах является частью самого слова, а что касается основы производного слова, то в производных словах первого типа основа слова сама в себе не заключает значения части самого слова; между тем как в производных словах второго и третьего типов основа слова, как и аффикс, сама является частью самого слова.
Морфемный состав слова
Под словом понимается основная структурно-семантическая единица языка, служащая для именования предметов и их свойств, явлений, отношений действительности. Характерными признаками слова являются его цельность, выделимость и свободная воспроизводимость в речи. В системе языка слово противопоставлено морфеме (как единице более низкого уровня) и предложению (как единице более высокого уровня): с одной стороны, оно структурно может состоять из ряда морфем, от которых отличается самостоятельностью и свободным воспроизведением в речи, а с другой - представляет собой строительный материал для предложения, в отличие от которого не выражает сообщения.
Уже на начальных этапах развития лингвистической науки было обращено внимание на двуплановость слова. В структуре этой единицы были выделены план выражения (фонетическая и грамматическая структура) и план содержания (лексическое и грамматическое значение). В различные периоды развития языкознания и в отдельных его направлениях активнее изучался тот или иной аспект слова. В древнегреческой философии (Платон, Аристотель) основное внимание уделялось семантической стороне слова - его отношению к обозначаемому предмету и к идее о нем. Морфологический аспект был объектом внимания Варрона и особенно александрийских грамматиков. Дионисий Фракийский определял слово как "наименьшую часть связной речи", причем словообразовательные и словоизменительные категории в равной степени включались в признаки ("акциденции") частей речи. В эпоху средневековья в Европе исследовалась в основном семантическая сторона слова, его отношение к вещам и понятиям. В противоположность этому подходу арабские грамматисты детально анализировали его морфологическую структуру. Например, в 1-й половине X в. представитель багдадской филологической школы Ибн Джинни ("Особенности арабского языка") рассматривал грамматические и лексикологические вопросы связи слова и значения, словообразовательную структуру слова, значение слова и его употребление. Вопрос о связи обозначающего и обозначаемого освещался в работах Ибн Фариса. Грамматика Пор - Рояля определяла слово как ряд "членораздельных звуков, из которых люди составляют знаки для обозначения своих мыслей" и отмечала его формально-звуковую и содержательную стороны.
В XIX веке основное внимание уделялось анализу содержательной стороны слова. Большую роль в этом сыграла разработка понятия о внутренней форме слова (В. фон Гумбольдт, А.А. Потебня). Семантические процессы в слове детально исследовались Г. Паулем, М. Бреалем, М.М. Покровским. Одновременно углублялась теория грамматической формы слова. Гумбольдт положил ее в основу типологической классификации языков. В России морфология слова исследовалась А.А. Потебней и Ф.Ф. Фортунатовым, которые различали слова самостоятельные (вещественные, лексические, полные) и служебные (формальные, грамматические, частичные). Синтезируя предшествующие взгляды на слово, А. Мейе определил его как связь определенного значения с определенной совокупностью звуков, способной к определенному грамматическому употреблению, отметив, таким образом, три признака слова, но не проанализировав, однако, критерии их выделения.
Системный подход к языку поставил в изучении слова новые задачи: определение слова как единицы языка, критерии его выделения, изучение содержательной стороны слова, методов его анализа; исследование системности лексики; изучение слова в языке и речи, в тексте.
Трудность определения единых критериев выделения слова для всех языков побуждала лингвистов пересматривать взгляд на слово как основную единицу языка. При этом одни предлагали, не отказываясь от понятия "слова", не давать ему общего определения (В. Скаличка), другие считали, что понятие "слово" применимо не ко всем языкам (например, неприменимо к аморфным, полисинтетическим языкам), третьи отказывались от понятия "слова" как единицы языка (Ф. Боас).
Современные исследования подтверждают, что слово выделимо в языках разных систем, в том числе в аморфных (китайский язык: см. работы Солнцевой Н.В., Солнцева В.М.) и в полисинтетических (североамериканские, палеоазиатские языки), но при этом актуализируются различные критерии. Таким образом, слово как структурно-семантическая единица языка обладает совокупностью семантических, фонетических и грамматических признаков, специфичных для каждого языка.
Фузионность русского языка предопределяет основные признаки, основные критерии выделения слова в данном языке. Наиболее важными из них являются следующие:
1) в семантике слова нет взаимооднозначного соответствия означающего означаемому, отдельности подачи информации в составе словоформы. Семантика производного слова, как правило, фразеологична;
2) слово не всегда легко членится на морфемы. Степень членимости слов на морфемы может быть различной (насчитывается от 2 [Земская 1973, с.46] до 15 [Панов 1975, с.236-237] степеней членимости);
3) следствием "спаянности" морфем в слове является диахроническое морфемное переразложение или опрощение структуры слова;
4) при объединении в слове морфем происходит их взаимоприспособление, которое может идти различными путями.
В русском языке слово может состоять из одной или нескольких морфем. Одноморфемных единиц в русском языке немного: это "да", "нет", междометия, служебные частицы, а также несклоняемые существительные, как правило иностранного происхождения: "пальто", "кенгуру", "шимпанзе", "жюри" и т.д. Если говорить о глаголах, то они имеют, как минимум, две морфемы - корневую основу и флексию, например: нес-у, режь-#. В большинстве своем глаголы многоморфемны: по-на-вы-черк-ива-л-и\л под.
Для русского языка как языка фузионного типа характерны "сложные" или "производные" морфемы, что связано с явлением опрощения: две морфемы превращаются в неразложимый морфологически комплекс, образуя новую "общую" для бывших двух морфем "одну" морфему [Богородицкий 1939, Реформатский 1975]. Данное явление наблюдается как в именном, так и в глагольном словообразовании и затрагивает все виды морфем. Такое диахроническое морфемное переразложение является яркой срузионной чертой русского языка.
Некоторые морфемы имеют строго стандартизованное значение: оно одинаково во всех глаголах, имеющих эту морфему. Например, морфема -и в словоформе сид-и имеет стандартизованное значение. Любому глаголу она сообщает значение повелительного наклонения: пиш-и, стуч-и, перевод-и.
Морфемы, которые всегда употребляются в сопровождении других морфем и имеют стандартизованное значение, называются флексиями (окончаниями) [Панов 1966, с.68]. Мена одной флексии на другую создает формы того же слова, т.е. основное лексическое значение сохраняется, а изменяется лишь грамматическое значение. Например, в граммемах пиш-у, пиш-ешь, пиш-ет сохраняется общее лексическое значение - "процесс писания", но при этом каждая форма имеет грамматическое значение лица, отличное от других форм: флексия -у передает значение 1-го лица, -ешь - значение 2-го лица, -ет- значение 3-го лица. А, например, в граммемах пиш-у - пиш-ем так же при
Структура слова в арабском языке
Морфологическая система современного литературного арабского языка (далее: арабский язык) отличается в целом высокой степенью абстракции, что выражается в строгой четкости построения арабского слова.
Строение семитского слова (арабского в частности) существенно отличается от строения индоевропейского слова (русского в частности). С точки зрения морфологической структуры арабское слово состоит из следующих элементов:
корень, состоящий из одних согласных, не заключающий в себе никаких принадлежностей форм слов и служащий базой для образования как имен, так и глаголов. Корень является носителем основного вещественного (лексического) понятия или представления, выражаемого данным словом. Как самостоятельное слово корень не существует и выделяется лишь в сознании говорящего после сопоставления данного слова с двумя рядами форм: во-первых, с однокоренными словами, а, во-вторых, со словами, построенными по аналогичной словообразовательной или словоизменительной парадигме;
трансфиксы (диффиксы). являющиеся средством оформления именных и глагольных основ на базе общего для имен и глаголов корня, а внутри глагола - формальной принадлежностью для оформления присущих глаголу грамматических категорий (которой сопутствует в ряде случаев и аффиксация);
словоизменительные морфемы, оформляющие лексическую основу в потоке речи. Глагол в виде чистой словообразовательной основы не существует, но всегда имеет какой-либо грамматический показатель;
словопроизводственные, то есть принадлежащие словам, как отдельным знакам предметов мысли, морфемы, являющиеся согласными прибавлениями к производящей основе и изменяющие ее лексическое значение в производных от нее образованиях.
Как и в русском языке, основа арабского слова выделяется путем отделения словоизменительных аффиксов. Несмотря на это, в сопоставляемых языках есть существенные различия между корнем и основой, которые кроются в самом определении этих понятий.
В русском языке основа слова выделяется отбрасыванием словоизменительных аффиксов, т.е. окончаний. Она содержит лексическое значение слова. Если основа простая, то она состоит из одного корневого морфа, т.е. равна корню. Корень является главной и обязательной частью слова, смысловым ядром его лексического значения. Трудность обнаружения корня в русском языке связана с тем, что на протяжении веков он значительно изменялся, не имея устойчивого фонетического состава. Кроме того, в языках фузионного типа, к коим относится русский язык, выделяются "сложные" морфемы. Появление их в языке связано с явлением опрощения, когда две морфемы превращаются в неразложимый морфологически комплекс. "Например, в слове мальчик раньше было такое членение: мал -ч-ик, что было соотнесено со словом малец (при чередовании: /э/ - # и /ц/ - /ч/). В современном же русском языке связь малец - мальчик оборвалась... То же происходит и с корневыми морфемами: прежнее да-р стало дар, прежнее в-кус стало вкус "[Реформатский 1975, с. 11].
В арабском языке, как и в русском, основа может быть выделена после отбрасывания словоизменительных аффиксов; например, в слове katabtum "вы писали" легко выделяется словоизменительный аффикс -urn со значением мн.ч., м.р., 2-го лица, прошедшего времени, отбросив который можно получить основу katab-. Но помимо лексического значения, данная основа выражает и определенное грамматическое значение, а именно - прошедшее время и действительный залог (ср.: основа настоящего времени -ktub-, а основа прошедшего времени, но страдательного залога kutib-). Эта отличительная особенность основы арабского слова связана с тем, что она почти всегда разложима на состоящий из согласных корень и некорневой элемент: в данном случае корневые согласные k-b, а гласные некорневого элемента -а-а-. Семитский корень значительно более устойчив, чем индоевропейский. Семантически и фонетически консонантная часть слова (за некоторыми исключениями, которые являются регулярными) сохраняется как при словоизменении, так и при словообразовании. Три согласных компонента корня имеют единое лексическое значение, несмотря на то, что они разъединены гласными и согласными некорневого элемента. Этот некорневой остаток основы организует словообразовательный или формообразовательный состав слова. "Для одной и той же лексико-грамматической категории корень - величина переменная, а некорневой остаток основы - постоянная" [Старинин 1963, с.21]. Так, арабские слова ka:tib "пишущий", ja:lis "сидящий", da:hil "входящий" имеют общее грамматическое значение действительного причастия, которое передается одной системой гласных (-a:-i-), а отличаются друг от друга лексическим значением, представленным согласными корня (k-b, j-l-s, d-h-l).
Таким образом, особенность структуры арабского слова состоит в том, что три устойчивых согласных корня перемежаются гласными и согласными звуками некорневого остатка. При этом, лексическое значение передается корневым элементом, а грамматическое -гласными и согласными некорневого элемента.
Это дало возможность исследователям изображать структуру семитского слова при помощи условных символов. Уже более тысячи лет арабские и еврейские грамматисты, а вслед за ними европейские семитологи пользуются формулами для обозначения типов структуры слова той или иной лексико-грамматической категории. Для передачи корневого элемента арабские авторы используют согласные f, , I, а европейские семитологи - q.t.l. Л.И. Жирков в 1927 г. в своей грамматике персидского языка дал самое краткое обозначение структуры семитского слова с изображением корневых согласных арабскими цифрами [Жирков 1927]. В 1928 г. Г. Бергштрессер предложил использовать для обозначения корневых согласных букву К (первую букву слова konsonant из лат. consonans "согласный") с цифровым обозначением порядка в корне [Bergstrasser 1928]. Применяется так же обозначение первого, второго и третьего согласных компонентов корня при помощи R (от французского radicale "коренной") с цифровым индексом. Но при любом обозначении корневого элемента, некорневой остаток передается при помощи обычных знаков письма в их прямом звуковом значении. Так, строение имени действующего лица будет иметь формулу fa: il, qa:til, (1)а:(2)і(3), Кіа:КгіКз, Ria:R2iR3- Например, действительные причастия ka:tib "пишущий", ra:sim "рисующий" образованы по одной модели имени действующего лица, при этом лексическое значение выражено различными корневыми согласными (k-b, r-s-m), а единое лексико-грамматическое значение - одинаковым набором гласных некорневого остатка: a:-i.
В данной работе структуры различных глагольных основ будут передаваться схематично: согласные корня будут обозначаться латинской буквой С (от англ. consonant "согласный") с нижним индексом, соответствующим порядковому номеру согласного в корне, а гласные -либо латинской буквой V (от англ. vowel "гласный"), либо, по мере необходимости, обычными графическими знаками, соответствующими прямому звуковому значению этих гласных, что оправдывается их постоянностью.
Все эти структурные формулы отражают самостоятельность корня и некорня в языковом мышлении при их сосуществовании в слове: хотя корень и огласовка не существуют отдельно друг от друга, но обязательно сосуществуют в слове, семитское языковое мышление свободно сочетает корень одного слова с огласовкою другого слова, как бы отрывая друг от друга все, что обобщается [Юшманов 1938, с.23]. Похожее высказывание находим у В.ф. Зодена: "Семитские имена и глаголы образуются из корней, которые нигде в языке не встречаются в чистом виде без каких-либо добавок, но все же представляют реальность для языкового сознания как строительные камни языка" [Soden 1952, s.51].
