Содержание к диссертации
Введение
Глава 1: Социальная обусловленность языка романа Э. Хемингуэя «Прощай, оружие» (сопоставительный анализ переводов)
1.1. Семантическая адекватность языковых реалий в тексте переводов романа
1.2. Ситуационная и контекстуальная обусловленность реализации перевода языка романа
1.3. Особенности перевода языковых образов персонажей романа и их имен собственных
1.4. Социальная аспектность описания действительности в языке романа
1.5. Авторские ремарки, их значение в языке романа и его переводов
Выводы 44-45
Глава 2: Модальные функции образных средств в языке романа Э. Хемингуэя «Прощай, оружие!»
2.1. Субъективная и объективная реализация авторской модальности в языке романа и переводов
2.2. Модальность характеристики действующих лиц романа
2.3. Авторское модальное отношение в романе к окруающему миру
2.4. Модальность описания событий и фактов в языке романа и переводов
2.5. Модальность описания картин быта и окружающей среды в языке романа и в языке переводов
Выводы 88-89
Глава 3: Семантико-синтаксические характеристики языка и переводов романа Э. Хемингуэя «Прощай, оружие!»
3.1. Метаязыковая специфика переводов художественного текста
3.2. Сопоставительный анализ семантики переводов П. Охрименко и Е. Калашниковой
3.3. Варианты моделирования метаязыковых направлений в переводах
3.3.1. Семантико-синтаксическая функциональная модель перевода Ю. А. Найды
3.3.2. Семантико-синтаксическая функциональная модель перевода Л. С. Бархударова
Выводы 149
Заключение
- Особенности перевода языковых образов персонажей романа и их имен собственных
- Авторские ремарки, их значение в языке романа и его переводов
- Модальность описания событий и фактов в языке романа и переводов
- Варианты моделирования метаязыковых направлений в переводах
Особенности перевода языковых образов персонажей романа и их имен собственных
Безусловно, такие процедурные и декларативные знания необходимо учитывать при переводе, т.к. при этом когнитип известным образом видоизменяется, т.е. языковые выражения в подсознании субъекта общения, а также ментально-лингвистическая модель декларативных значений трансформируется согласно тем ментально-лингвистическим моделям, которыми обладает переводчик.
Основное направление исследования текста перевода - анализ степени структурного и функционального соответствия текста оригинала и его перевода. При переводе необходимо учитывать специфику переводимого текста, условия осуществления перевода и характер участников данного процесса. В оценке переводческой деятельности, необходимо, по мнению В. А. Кухаренко, отметить ее функционально-коммуникативную сторону, т. е. «адекватность реакции реципиента перевода, тождественность восприятия оригинального и переводного текстов» (45; 161). Как известно, для читателя, не говорящего на языке оригинала, переводчик является посредником в коммуникативной деятельности, он доносит до адресата то, что хотел сообщить автор произведения. Понимание текста предусматривает наличие у адресата текста психосоциальных знаний, компетенции, с помощью которых текст приобретает исчерпывающую коммуникативность. «Текстовая форма, - пишет Дж. Сейджер, - сигнализирует о намерении автора. Как только мы идентифицируем текст, у нас появляются определенные ожидания, касающиеся его тона, способа оформления, заданной в нем избыточности, характера представления фактов и соображений, и даже его членения на абзацы и колонки. Наличие этих признаков способствует нашему пониманию, их отсутствие может привести к непониманию цели сообщения и даже его содержания» (140; 308).
Высказывание Ю. С. Степанова о том, что слова — это «двусторонние единицы», у которых, с одной стороны, выступает смысл или план содержания, а с другой - план выражения (89; 9), подтверждает существование сложной связи между формой и содержанием. Следовательно, невозможно говорить о семантической информации, не учитывая форму произведения, хотя и не всегда удается провести четкую границу между формой и содержанием (45; 20). Этот вопрос является наиболее существенным для данной проблемы, поскольку рассматривать теорию перевода необходимо с позиций реального понимания, которое не ограничивается одной лишь речевой информацией (56).
Как показали наши наблюдения, в процессе перевода практически невозможно достигнуть полной лексической эквивалентности, и это происходит потому, что у автора оригинала и переводчика разные социокультурные пресуппозиции. Как подчеркивают Л. С. Бархударов (11; 133-143; 169-174), А. Д. Швейцер (115; 76-111), В. Н. Комиссаров (42; 150-168) и другие, важно сопоставлять не отдельные слова, а пропозиции, которые имеют разное лексическое значение, но могут передавать одно и то же содержание. Под про 14 позицией принято понимать тот объект, с которым имеют дело речевые акты, а также модальные операторы, предикаты пропозициональной установки и др., т.е. пропозиция - содержание предложения, то, что может быть возможным или вероятным. (Рассел, Черч, Успенский, Падучева, Арутюнова, Кац-нельсон, Vendler, Stalnaker, Fillmore и др.). Такое установление пресуппозиций - одно из непременных условий для адекватного определения смысловой части языкового сообщения, степень понимания которого зависит от компетенции адресата и его способности извлечь из контекстных импликаций необходимую информацию. При такой экспликации пресуппозиций происходит их трансформация из когнитивной в языковую сферу, и, как результат, эти пресуппозиции приобретают лингвистическое значение, становясь двусторонними единицами, обладающими и планом содержания и планом выражения. Л. Г. Васильев отмечает, что переводчик может эксплицировать пресуппозиции в виде комментариев и примечаний (17; 64 - 67).
В современной науке о переводе существует положение, о том, что в основе перевода как вида межъязыковой и межкультурной коммуникации лежит продуцирование текста, равноценно заменяющего текст оригинала. Однако картина мира автора и переводчика не может определяться однозначно, поэтому, по мнению В. А. Кухаренко, «разнообразие интерпретаций художественного текста обусловлено личностной неповторимостью каждого его реципиента» (45; 163). Переводчику необходимо выбрать коммуникативно-культурную позицию, соответствующую авторской позиции. Вопрос о наиболее приближенной передаче языка и стиля произведения в переводном тексте - один из актуальных в современной теории перевода.
Язык явление социальное (Соссюр, 88; 47), так как он обеспечивает реализацию речевой деятельности, а также «предоставляет средства для выражения неограниченного числа мыслей и для реагирования соответствующим образом на неограниченное количество новых ситуаций» (Хомский, 108; 11).
Авторские ремарки, их значение в языке романа и его переводов
Было бы неправомерно полагать, что определение модальности только с позиций формальной грамматики является полным. Бесспорно, модальность может характеризовать формальную грамматику, а также отношение к сообщаемому и сообщаемого к действительности, поэтому называть модальность субъективной или объективной не представляется возможным, так как понятие модальности само по себе абстрактно. Под термином «объективный» понимается беспристрастный, непредвзятый, существующий независимо от сознания, присущий самому объекту или соответствующий ему; «субъективный», т.е. свойственный только данному лицу, личный, односторонний, предвзятый, пристрастный (85; 418, 586). К объективным в языке относятся части речи и категории, независимые в своей онтологической сущности. Г. П. Немец подчеркивает, что нельзя «субъектизировать категорию модальности, как и нельзя, определить цвет имени прилагательного» (58; 10). Вполне реально и закономерно субъективное использование модальных средств языка при выражении отношения к сообщаемому в процессе общения людей, в процессе выражения отношения к окружающей действительности. Г. В. Колшанский отмечает, что в предложении модальное содержание выступает в роли мысли как отражения «действительности», которая взята со стороны «модуса» существования действительного явления (возможность, действительность, необходимость), а это содержание реализуется во всем предложении и, таким образом, «модальность предложения остается общей семантической категорией» (38;97).
Мы разделяем утверждение Г. П. Немца о том, что лингвистическую модальность необходимо рассматривать как модальность функциональную, так как она своими средствами участвует в процессе выражения отношений. Автор останавливается на проблеме модальности другого уровня, иными словами, на модальном отношении к модальному выражению (58; 3).
Функциональная многоаспектная сущность модальности придает ей статус самостоятельной языковой, абстрактно-объективной категории, так как отнесение модальности к разряду частей речи сужает наше представление о ее реальных и потенциальных возможностях.
Выделяя логико-семантические аспекты функциональной модальности, Г. П. Немец отмечает, что «модальные языковые средства, как правило, возникают в условиях линейного или вертикального контекста, поскольку изолированно они не могут быть выразителями какого-нибудь отношения. Даже если этот контекст ограничивается рамками реального (или гипотетического) предложения, он уже в своей субстанциональной сущности выражает какое-то модальное отношение» (60; 97). Автор подчеркивает, что сама по себе модальность реализуется не только лингвистическими, но и нелингвистическими средствами (например, средствами экстралингвистики и паралингвистики), которые обнаруживают свои модальные свойства только при наличии предмета (факта) отношения.
Семантически направленные модальные отношения при переводе могут быть вербальными, адвербиальными, атрибутивными, субъективными, предикативными, «при этом интонационные возможности определения модальной направленности, присущие речевым реализациям, в языке непосредственно связаны с контекстом (чаще - вертикальным)» (Немец, 60; 97). Учитывая сказанное, следует детально остановиться на таких важных понятиях как горизонтальный и вертикальный контексты.
Горизонтальный контекст (по определению О.С.Ахмановой и И.В. Гюббенет) - это «лингвистическое окружение данной языковой единицы», а также особенность и условие употребления данного элемента в законченном в смысловом отношении отрезке письменной речи, что дает возможность установить значение входящего в него слова или фразы. Исходя из этого, авторы выделяют также «вертикальный» контекст, который включает в себя изучение фонового знания, т.е. социально-культурного фона, характеризующего воспринимаемую речь. Кроме того, понятие вертикального контекста подразумевает еще и изучение «аллюзий» (т.е. образование метафор и других видов высказывания), когда наблюдается «отсутствие адекватного метаязыкового выражения средств русского языка».
Авторы приходят к мнению о том, что «вертикальный контекст - это историко-филологический контекст данного литературного произведения», а исследователь этой проблемы должен исходить из знания участников речевого акта (5; 47-49). Вертикальный (линейный) контекст определяет основную мысль говорящего (утверждение, сомнение, отрицание).
В процессе общения мы обращаемся к контекстным условиям, более или менее соответствующим нашим представлениям, поэтому в разных языках такие контекстные условия различны. Это, прежде всего, заметно при сопоставлении аналитических и синтетических языков, так как в первых «грамматические отношения выражаются служебными словами, порядком слов, интонацией и т.п.», а во вторых - «грамматические отношения выражаются в пределах словоформы (без помощи служебных слов, порядка слов суперсегментарных единиц)» (4;530-533). Таким образом, аналитические языки (к ним относится английский) более контекстны, они обусловливают любое слово. Проявление модальности в английском и русском языках различно, а перевод модальных средств зависит от степени адекватности перевода оригиналу.
Модальность описания событий и фактов в языке романа и переводов
Исследование социальной позиции переводчиков показало, что она проявляется в самих вариантах перевода романа Э. Хемингуэя, поскольку, как известно, воссозданный текст отражает отношение переводчиков к автору и его героям. Отметим, что переводчик П. Охрименко допускает значительные пропуски, порой целых глав романа, и вряд ли такой перевод может соответствовать историческому времени произведения. Исторические факты не должны подвергаться даже малейшему искажению, а если оно все-таки имеет место, то переводчик допустил их, вероятно, либо для большей выразительности, либо для более адекватного восприятия современниками, так как с момента выхода в свет первого варианта перевода романа прошло более шестидесяти лет. К сожалению, обоснованного объяснения таких пропусков в справочной литературе мы не обнаружили, поэтому наше суждение — это наша точка зрения на проблему. Сам перевод выглядит достаточно архаичным -отсюда и все сложности, связанные не только с адекватностью перевода оригиналу, но и с восприятием перевода в целом, на наш взгляд, значительно снижающего художественную целостность и ценность произведения Э. Хемингуэя.
Несколько примеров детального анализа картин быта, обстановки, среды. At the start of the winter came the permanent rain and with the rain came the cholera. В начале зимы беспрерывно лили дожди, а с дождями пришла холера (пер. П. Охрименко). С приходом зимы начались сплошные дожди, а с дождями началась холера (пер. Е. Калашниковой).
В этом примере происходит лексическая трансформация значений глагола «to come» в Past Indefinite в первом переводе. Значения данного глагола в русском языке отличны от его эквивалента в тексте перевода (приходить, возникать, появляться и т.д.), тогда как русский глагол «лить» (в том смысле, в каком он отражен в оригинале) имеет в английском языке эквивалент «to pour». Такой выбор переводчиком эквивалента в русском языке акцентирует внимание на состоянии природы в данном фрагменте. Вопрос адекватности данного примера правомерен, поскольку в результате такой трансформации появилось некоторое несоответствие текста перевода тексту романа. Другой переводчик постарался избежать указанных неточностей, поэтому второй перевод следует признать адекватным. Другой пример:
I had gone to no such place but to the smock of the cafes and nights when the room whirled and you needed to look at the wall to make it stop, nights in bed, drunk, when you knew that that was all there was, and the strange excitement of waking and not knowing who it was with you, and the world all unreal in the dark and so exciting that you must resume again unknowing and not caring in the night, sure that this was all and all and all not caring.
Мне не пришлось побывать в таком месте. Я посещал только накуренные кафе; и у меня были ночи, когда все вертится перед глазами, и приходиться смотреть в стену, пока это не кончится; ночи в постели, в пьяном угаре, когда сознаешь, что это единственное, что здесь можно получить; и странное ощущение, когда, проснувшись, не знаешь, с кем ты спал; и в темноте все кажется нереальным и настолько волнующим, что ты опять обращаешься к этому и на другую ночь, будучи уверен, что это единственное, единственное, что здесь можно получить, и ни о чем больше не думаешь (пер. П. Охрименко).
Я не поехал в такие места, а поехал туда, где дымные кафе и ночи, когда комната идет кругом, и нужно смотреть в стену, чтобы она остановилась, пьяные ночи в постели, когда знаешь, что ничего больше нет, кроме этого, и так странно просыпаться потом, не зная, кто это рядом с тобой, и мир в потемках кажется нереальным и таким остро волнующим, что нужно начать все сызнова, не зная и не раздумывая в ночи, твердо веря, что больше ничего нет, и нет, и нет, и не раздумывая (пер. Е. Калашниковой).
Этот пример интересен стратегией выбора переводчиками решения проблем, возникших при интерпретации этого фрагмента. Рассмотрим первый нюанс. Так, конструкция прилагательное + существительное «strange excitement» в первом варианте дается как (странное ощущение), а во втором (странно) + последующий глагол. Оба перевода не адекватны исходному тексту, так как существительное «excitement» имеет другой эквивалент в русском языке (возбуждение, волнение). Второй переводчик, как показывают наблюдения, просто оставляет данную лексическую единицу без внимания. Фраза «who it was with you» (кто это был с тобой) переведена в первом варианте неточно. Второй вариант более верный. Следует отметить трансформацию существительного единственного числа «world» (мир) в первом варианте на определительное местоимение (все) в значении обобщения, что опять же влияет на адекватность.
Подчеркнем, что в приведенном примере придаточное предложение образа действия «that this was all and all and all not caring» переводится следующим образом: "что больше ничего нет, и нет, и нет, и, не раздумывая". Слово «all» выступает в переводе в качестве местоимения-существительного со значением «все, всё» и переводится в первом варианте прилагательным «единственный», а во втором - отрицанием «нет». Оба перевода в данном случае содержат неточности с точки зрения лексической характеристики, но все же сохраняют эмоционально-экспрессивный настрой, присущий тексту оригинала. Очень интересен пример силлепсиса в романе, т.е. «объединения в синтаксическом построении двух или более однородных членов, так или иначе различающихся в грамматическом построении» (4; 403). По И. В. Арнольд, «силлепсисом называется объединение двух или более однородных членов, так или иначе различающихся в грамматическом отношении» (1; 194).
Варианты моделирования метаязыковых направлений в переводах
Перевод, как известно, представляет собой сложный и многоступенчатый процесс. В. Н. Комиссаров специфику анализа перевода видит в том, что «этот процесс непосредственно не наблюдаем» (40; 134). Этим объясняется определенная трудность создания общей модели перевода. Однако попытки моделировать переводческий процесс «дают возможность представить наблюдаемый процесс в виде ряда лингвистических операций, выбор которых обуславливается языковыми особенностями оригинала и соответствующими явлениями в языке перевода» (40; 134).
Так, Ю.А. Найда в статье «Наука перевода» предлагает метод «прямого переключения» от «текста на языке источника к эквивалентному сообщению в языке, на который делается перевод» (56; 6). По его мнению, данный метод позволяет уравнять семантические и синтаксические структуры в этих языках. В основу предлагаемой модели заложен принцип «ядерной» или «околоядерной» структуры. Автор отмечает, что в этом процессе важны четыре главных признака семантических категорий: «1) объектов...; 2) событий...; 3) абстрактных понятий...; 4) связующих элементов» (56; 7).
Такой принцип моделирования, по мнению Ю. А. Найды, приводит к тому, что «на ядерном уровне значимые отношения между словами выражены наиболее ясно... языки обнаруживают намного больше структурных сходств и эквивалентов, чем на уровне поверхностной структуры» (56; 8).
Процесс перевода представлен Ю. А. Найдой как ряд последовательных трансформаций в исходном языке и языке перевода. Наряду с синтаксическим анализом автор также предлагает проводить семантический анализ, который заключается, прежде всего «в сведении лексических единиц (слов и тесно связанных словосочетаний) к наборам семантических компонентов» (56; 8). Эти компоненты лексических единиц определяются их сравнением с другими словами, встречающимися в той же самой «семантической области». Под «семантической областью» Ю. А. Найда подразумевает слова, являющиеся «смежными в семантическом пространстве», слова, которые в этом пространстве пересекаются, и, наконец, слова, включающиеся в пределы данного пространства. Кроме того, он отмечает, что «анализ семантических компонентов должен также касаться внутренней структуры компонентных рядов. Эти ряды могут быть беспорядочными, что обычно наблюдается в отношении наборов терминов родства, или упорядоченными. Многие компонентные ряды упорядочены непостоянно» (56; 9).
По мнению Ю.Найды, только путем анализа лексических единиц, можно полностью удостовериться в степени различия и сходства тех или иных слов в исходном языке и языке перевода. Для этого Ю. А. Найда предлагает все лексические значения разбить на «min различительные признаки» (56; 9). Автор подчеркивает и другое важное преимущество анализа семантических компонентов. Семантические компоненты разных языков довольно похожи, особенно компоненты, которые обозначают «общие понятия ... и имеют тенденцию широкого распространения. Более того, даже более специфические компоненты часто могут определяться в терминах этих общих компонентов. Все это, таким образом, создает основу, на которой можно построить осмысленное сравнение семантических структур» (56; 9). Ю. А. Найда отмечает, что переводчик может столкнуться с определенными трудностями при «переключении сообщения с исходного языка на конечный в пределах околоядерного уровня». Эти трудности представляют собой, в первую очередь, отсутствие эквивалентов в языке и, во-вторых, «различие уровней специфичности и точности» (56; 11).
Чтобы избежать возможных проблем в переводе, он предлагает ряд трансформаций в структуре сообщения. «Целью этой операции является воспроизведение сообщения в наиболее близкой эквивалентной форме и с максимально приближенной к тому психологическому воздействию на читающих и слушающих, которое характеризовало текст на исходном языке. Это означает, что такие формальные признаки, как порядок слов, структура предложения и распределение семантических компонентов, должны подвергаться модификациям в соответствии с лингвистическими требованиями и нормами языка, на который делается перевод. .. .Чем выше степень формального соответствия, тем менее вероятна полная адекватность перевода» (56; 11-12).
Ю. А. Найда подчеркивает, что перевод, не отражающий степень формального различия исходного языка, является лишь отражением формального переноса всех структур исходного языка.
