Манифестация текстофилософемной картины видения средствами зооморфической перспективы в текстах Ф. Ницше и их переводах на русский язык Шабаева Марина Александровна

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Текстофилософема как категория перспективы текста 18

1.1 Теория перспективы текста как основа лингвостилистической интерпретации текста 19

1. 1. 1 Об актуальности исследования перспективы текста 19

1. 1. 2 О структуре перспективы текста 22

1.1.3 Процесс перспективирования как стратегия интерпретации текстовой картины видения 27

1. 2 Особенности лингвостилистической интерпретации текстов философской ориентации 31

1.2. 1 О категории перспективы в собственно-философских текстах 31

1. 2. 2 «Так говорил Заратустра» как произведение «пограничного» статуса: художественный текст / философский текст 35

1. 3 «Текстофилософема» как единица перспективированной картины видения автора 53

1. 3. 1 О понятии «текстофилософема» 53

1.3.2 Основные структурные характеристики текстофилософемной картины видения Ф. Ницше 59

1. 3. 3 Об особенностях представления текстофилософемной картины видения при переводе текста на другой язык. К постановке проблемы 65

1. 4 Выводы по главе 1 69

з Глава 2. Зооморфическая перспектива текста и ее функции в манифестации текстофилософемной картины видения в текстах Ф. Ницше и их переводах на русский язык 71

2. 1 Зооморфическая перспектива текста как предмет исследования. Экспозиция проблемы 73

2. 2 Текстофилософемный уровень организации зооморфической перспективы в текстах Ф. Ницше 81

2. 2. 1 Зооморфическое поле зрения текстофилософемной картины видения Ф.

Ницше 81

2. 2. 2 Иллюстрация процессов перспективированной аспектуализации и фокализации на примере зооморфических объектов «Змея» / «die Schlange» и «Орел» / «der Adler» 96

2. 2. 3 Организация антропо-зооморфической текстофилософемы в текстах Ф. Ницше 111

2. 3 Функции зооморфической перспективы в организации антропо- зооморфической текстофилософемной линии картины видения Ф. Ницше 120

2. 3. 1 Антропо-зооморфическая текстофилософемная линия на уровне тематизаци и 120

2. 3. 2 Аспектуализация и фокализация антропо-зооморфической текстофилософемной формулы «Mensch = Tier» I «Человек = Животное, Зверь» 126

2. 3. 3 Взаимодействие антропо-зооморфической текстофилософемной линии с философской перспективой автора 132

2. 3.4 О функциях зооморфической перспективы в процессе организации

антропо-зооморфической текстофилософемной линии 146

2. 4 Функции зооморфической перспективы в организации антропо- зооморфического текстофилософемного корпуса картины видения Ф. Ницше 150

2. 4. 1 Соотношение понятий «текстофилософемная линия» и «текстофилософемный корпус» 150

2. 4. 2 Мотив превалирования «животности» в Человеке как зооморфический индикатор антропо-зооморфической текстофилософемы 152

2. 4. 3 Семантико-перспективный мотив «der Leib» I «Тело» как зооморфический индикатор антропо-зооморфической текстофилософемы 161

2. 4. 4 О функциях зооморфической перспективы в организации антропо- зооморфического текстофилософемного корпуса 166

2. 5 Некоторые особенности представления текстофилософемной картины видения Ф. Ницше при переводе его текстов на русский язык 172

2. 6 Выводы по главе 2 181

Заключение 183

Библиография 187

Приложение 1 208

Приложение 2 212

• О структуре перспективы текста
• категории перспективы в собственно-философских текстах
• Зооморфическая перспектива текста как предмет исследования. Экспозиция проблемы
• Организация антропо-зооморфической текстофилософемы в текстах Ф. Ницше

Введение к работе

В стремлении наиболее полного и глубокого раскрытия природы текста лингвистика текста как самостоятельная дисциплина вбирает в себя различные исследовательские направления, наиболее значимыми из которых становятся в последние десятилетия антропоцентрический и когнитивный подходы к изучению текста, учитывающие аспекты соотнесенности: автор — текст — читатель; уровень «ментального» — реализация «ментального» в вербальном тексте. Обращение ученых-лингвистов (КУБРЯКОВА 1988, ТЕЛИЯ 1988, УФИМЦЕВА 1988, ХОМСКИИ 1972 и др.) к названным аспектам лингвистического исследования текста продиктовано желанием выработать стратегии наиболее адекватной интерпретации текста, способной приблизить реципиента текста к воссозданию определенной системы восприятия действительности автором. При этом традиционным для лингвистики текста является термин «картина мира», берущий свое начало в трудах по философии языка В. Гумбольдта, а позднее и Л. Виттгенштейна. В работе «Диалоги о перспективе текста» Н. Д. Марова наряду с этим термином вводит новый термин «картина видения», имеющий принципиальное отличие от понятия «картина мира» в признании зависимости картины видения от точки зрения субъекта-наблюдателя и в представлении, таким образом, специфического образа действительности, несущего в себе информацию не только о мире, но и о субъекте-наблюдателе.

В нашем исследовании мы будем методологически основываться на теории перспективы текста, понятийным компонентом которой является «картина видения» и основные положения которой представляют собой также определенную модель интерпретации текста.

Категория перспективы текста универсальна, т. е. она может быть проецирована на разные типы текстов. Наиболее сложным интерпретационным случаем можно назвать тексты, имеющие так называемый пограничный статус. К ним относятся тексты, совмещающие статус философского и художественного текста. Лингвостилистический анализ таких текстов требует включения так-

же и стратегии философской интерпретации. Для интеграции категорий лин-гвостилистической и философской интерпретации мы вводим в нашей работе понятие «текстофилософема» как структурная единица перспективированной картины видения автора.

Объектом настоящего исследования является зооморфическая лексика, активно представленная, вероятно, в любой «языковой картине мира». А поскольку любая «субъектная картина видения» в тексте предестинируется «языковой картиной мира», зооморфизмы могут занимать значительное место и в процессе формирования «субъектной картины видения».

Термин «зооморфизм» часто используется исследователями-лингвистами (ГУДАВИЧУС 1984, КИПРИЯНОВА 1999, КЛУНИН 1987, КЫОНГ 1997) для обозначения лексики, включающей в себя зоонимы, отзоонимные лексемы, включая фразеологические единицы. Следует заметить, однако, что наряду с термином «зооморфизм» синонимично используются термины «зооморфная» (ОГДОНОВА 2000), «анималистическая» (МАХОВА 1999), «фаунистическая» (ФАДЕЕВА 1977), «отзоонимная» (ЦЫГАНКОВА 1988), «зоосемическая» (ЧЕСНОВИЧ 1977) лексика. В нашем исследовании мы будем использовать термин «зооморфизм», включающий в себя зоонимы, т. е. лексику, обозначающую названия животных, и лексемы, заключающие в своем значении «морф-ность» (от греч. morphe- форма, вид, образ) представителей фаунистического мира, т. е. свойства, действия, характеристики животных. К зооморфизмам мы относим также лексические единицы, непосредственно или референтно имплицирующие зоосемы (напр., обозначения частей тела животного).

Лингвистические работы, посвященные анализу зооморфических мотивов, направлены, прежде всего, на исследование зоометафоры и семантики фразеологических единиц с зоонимными компонентами. Примером таких работ могут служить работы Ф. Б. Альбрехт (1999), Э. А. Кацитадзе (1995), А. А. Киприяно-вой (1999), Тон Куанг Кыонг (1997), И. Н. Маховой (1999), С. В. Свиотковской

7 (2000), М. Н. Черемисиной (1974). Основываясь на теории перспективы текста, мы исходим из того, что зооморфизмы могут выстраивать перспективу текста.

Предметом нашего исследования становится, таким образом, зооморфическая перспектива текста. Под зооморфической перспективой текста нами понимается определенная ментальная направленность текста, организуемая точкой зрения субъекта-наблюдателя и референтно обращенная к семантическому ядру <окивотное» как гиперониму обозначения всех представителей фауны.

Выбор заявленной темы обосновывается необходимостью дальнейшего изучения законов и способов лингвостилистической организации текстовой картины видения автора путем рассмотрения стратегии перспективирования зооморфической лексики и ее функционирования в процессе интерпретации субъектной картины видения, а именно, картины видения автора.

В качестве материала исследования взяты немецкоязычные тексты произведений Ф. Ницше и переводы этих текстов на русский язык. Анализируемый материал мы разделяем на две части:

1. произведение Ф. Ницше «Also sprach Zarathustra. Ein Buch ftir Alle und Keinen» (1883-1885) / «Так говорил Заратустра. Книга для всех и никого»;

2. другие произведения Ф. Ницше: «Unzeitgemafie Betrachtungen», Teil 1 (1873) I «Несвоевременные рассуждения» (часть 1); «Morgenrote» (1881)/ «Утренняя заря»; «Die frohliche Wissenschaft» (1881) I «Веселая наука»; «Jenseits von Gut und Bose» (1886) I «По ту сторону Добра и Зла»; «Zur Genealogie der Moral» (1887) / «К Генеалогии морали»; «Gotzendammerung» (1888) / «Сумерки идолов»; а также дневниковые заметки Ницше (1882-1887), опубликованные в издании полного собрания

- сочинений Ф. Ницше под редакцией Д. Колли и М. Монтинари (1988). Характеризуя стиль изложения мысли в названных произведениях Ницше, большинство ученых-ницшеведов подчеркивают афористичность его текстов (BENNHOLDT-THOMSEN 1974, BRAUTIGAM 1977, GERHARDT 1982, SONDEREGGER 1973, NAUMANN 1985). Примером афористичности стиля

8 философских текстов Ницше могут служить произведения, отнесенные ко второй части. Критерием разделения материала исследования на две части для нас является, кроме того, момент художественности текста. Тексты второй части не являются художественными текстами. Особняком во всем творчестве Ницше стоит произведение «Так говорил Заратустра», характеризуемое интерпретаторами Ницше как произведение «жанра философской поэтики» (MASINI 1973: 278) . «Так говорил Заратустра» представляет собой, прежде всего, литературное произведение, с присущими ему чертами фикциональности, сюжетности художественного стиля. Уникальность же этого произведения заключается в том, что его текст несет в себе определенную интенцию сообщения философской концепции автора. А. Беннгольдт-Томсен подчеркивает, что текст «Так говорил Заратустра» является одновременно литературным и философским фактом (BENNHOLDT-THOMSEN 1974: 33). По выражению В. Хамахера, этот текст занимает «некое неопределимое место между философией и литературой» (HAMACHER. 1986: 25). Таким образом, можно считать, что «Так говорил Заратустра» занимает статус пограничности между философским и художественным текстом.

Важную роль в беллитризации этого текста играет обширный слой зооморфической лексики, который может рассматриваться как перспективное образование. Поскольку предметом нашего исследования мы обозначили зооморфическую перспективу текста, зооморфическая прецедентность текстов «Так говорил Заратустра» может служить обоснованием выбора этого произведения в качестве материала исследования.

Причиной привлечения второй части материала (других текстов Ницше) стала интенция сравнения организации и функциональности зооморфической перспективы в собственно-философских и художественно-философских текстах. Обе группы текстов мы объединяем термином «тексты философской ориентации».

9 Интерес к текстам Ницше продиктован также неоднозначностью рецепций его произведений, связанной с необычайной сложностью интерпретации «Так говорил Заратустра» как текста «пограничного» статуса: художественный текст / философский текст. С одной стороны, художественность может вызвать эффект привлечения к философской концепции автора и иллюзии создания через художественность большей прозрачности и доступности этой концепции. Но с другой стороны, как показывает история рецепций этого произведения, именно такое наложение стилей необходимо требует разработки некой дополнительной стратегии интерпретации, каковой здесь предлагается стратегия текстофилософемного перспектиеированного анализа текста.

Цель диссертационного исследования - определить особенности функционирования зооморфической перспективы в условиях ее преобразования в тек-стофилософему и ее роль в манифестации субъектной картины видения автора, а также выявить степень модуляционного потенциала зооморфической тексто-философемной перспективы при ее представлении на другом, иностранном языке.

Реализация обозначенной цели предполагает выполнение следующих задач в исследовании:

провести анализ построения зооморфической перспективы в рассматриваемых текстах и определить условия ее перехода на тек-стофилософемный уровень перспективирования; выявить особенности реализации зооморфической текстофилосо-фемной перспективы в разных типах текста: собственно-философском и художественно-философском; дать общую характеристику структуры текстофилософемной картины видения автора (Ницше);

определить функции зооморфической текстофилософемной перспективы в организации субъектной картины видения автора (Ницше);

10 на основе сопоставления компонентов зооморфической текстофи-лософемной перспективы Ницше в оригинальных текстах и их переводах на русский язык установить возможные изменения структуры текстофилософемной ткани в ее представлении на иностранном, в частности русском языке; В ходе исследования в качестве основных методов использовались:

Метод перспективирования текста, разработанный и представленный Н. Д. Маровой в работе «Диалоги о перспективе текста» (1989), исходящий из основных положений теории перспективы текста. Стратегия перспек-тивированного анализа текста предполагает установление точки зрения субъекта-наблюдателя, определение поля и угла зрения, выявление фокуса видения и структуры текстовой картины видения автора.

Метод семного компонентного анализа, позволяющий установить пути лингвостилистического оформления текстофилософемы на основе определения структуры лексического значения зооморфизма, выявления доминантности той или иной семы и / или приобретение зоосемемой окказиональных авторских значений и их мотиваций.

Метод сопоставительного анализа, необходимый для исследования структурной организации субъектной текстофилософемной картины видения при представлении ее на иностранном языке.

Теоретико-методологической базой исследования стали труды по разработке антропологического подхода к языку (Н. Д. Арутюнова, В. Гумбольдт, Ю. М. Лотман, А. Ф. Лосев, А, А. Потебня, Ч. Филлмор), труды по лингвистике универсалий (А. Вежбицкая, С. Ульманн, Р. Якобсон), исследования вопросов лексико-семантического поля (О. С. Ахманова, Е. С. Кубрякова, В. Н. Телия, А. А. Уфимцева), труды по разработке вопросов герменевтики (Х.-Г. Гадамер, П. Рикер), стилистики и интерпретации текста (Л. Г. Бабенко, И. Р. Гальперин, Е. А. Гончарова, Э. Г. Ризель, Е. И. Шендельс), труды по исследованию проблем типологии текста (Б. Н. Головин, М. Н. Кожина), вопросов повествовательной

перспективы текста (Т. А. ван Дейк, Ю. М. Лотман, Б. А. Успенский, Ф. Штан-цель, Р. Уеллек, А. Уоррен), исследования в области контрастивной лингвистики (В. Г Гак, К. Джеймс, Э. Косериу, В. Скаличка), труды, посвященные вопросам философской и литературной интерпретации текстов Ф. Ницше (А. Вепп-holdt-Thomsen, М. Heidegger, J. N. Hoffman, M.-N. Kaulhausen, D. Muller, A.-M. Pieper).

Теория перспективы текста H. Д. Маровой является для данного исследования основополагающей. В нашей работе мы используем понятийный аппарат этой теории и руководствуемся научными положениями лингвостилистическои организации перспективы текста.

Актуальность работы связана с тем, что в ходе исследования разработан текстофилософемный подход к анализу текста, который усиливает внимание к пограничным ментальным «стыкам» в тексте, а именно, философским и художественным, и создает предпосылки для более адекватной интерпретации текста читателем-реципиентом. В аспекте сопоставления структуры текстовой картины видения и ее представления на другом языке, в частности на русском, позволил определить тенденции возможных модуляций структуры субъектной картины видения и их влияние на процесс интерпретации.

Научная новизна работы состоит в том, что в ней впервые:

вводится термин «текстофилософема» как категория перспективы текста;

выдвинута гипотеза об универсальном характере понятия «текстофилософема» как категории перспективы для текстов философского и художественно-философского стиля и применительно к разным языкам, а также о разнородной функциональности текстофилософемы в текстах такого типа;

для исследования зооморфизмов применяется метод перспективирования;

определены функции зооморфической перспективы текста в манифестации субъектной текстофилософемной картины видения автора;

выявлены некоторые особенности представления текстофилософемной картины видения автора при переводе текстов на русский язык;

12 — определены закономерности построения антропо-зооморфической тексто-философемы Ф. Ницше;

Положения, выносимые на защиту:

3. Текстовая перспектива может выходить на текстофилософемный уровень перспективирования при условии ее интеграционного взаимодействия с текстовыми перспективами другого рода (напр., зооморфической, антропоморфической и философской текстовых перспектив) и кристаллизации семантико-перспективной направленности текста на уровне духовной интерпретации в се-мантико-перспективное ядро, приобретающее концептуальный характер. Такое семантико-перспективное ядро представляет собой текстофилософемную формулу, которая являет собой интерпретационный императив и задает направление процессу перспективирования текста.

4. Текстофилософемный подход в лингвостилистическом анализе текста носит универсальный характер применительно к философским и художественно-философским текстам.

5. Текстофилософема может проявлять себя в разной степени интенсивности. Особенностью реализации текстофилософемы в собственно-философском тексте становится ее высокая степень интенсивности, связанная с эксплицитной выраженностью фокуса текстофилософемной формулы. Для художественно-философского текста характерна экстенсивная форма проявления текстофилософемы. В художественно-философском тексте текстофилософемная формула перспективируется более широко, реализуется многослойно и полиперспективно.

6. Зооморфическая перспектива текста имеет свойство выходить на текстофилософемный уровень перспективирования при условии ее интеграции с антропоморфической и философской текстовыми перспективами и организовывать антропо-зооморфическую текстофилософему, фокусом которой становится ан-

13 тропо-зооморфическая текстофилософемная формула-императив «Mensch = Tier» I «Человек = Животное, Зверь»',

5. В процессе манифестации субъектной картины видения автора зооморфическая текстофллософЄхМная перспектива выполняет следующие основные функции: структурирующую, интерпретирующую, стилеобразующую. Тексто-философема экстенсивной формы проявленности несет в себе потенциал более развернутой функциональности и проявляет себя также в дидактической, эстетической, коммуникативной и людической функциях.

6. При представлении текстофилософемной картины видения автора в переводе текстов на русский язык отдельные зооморфические компоненты антропо-зооморфической текстофилософемы могут видоизменять модус лексического значения или утрачиваются в силу той или иной особенности языковой картины мира. При переводе текстов философской ориентации на русский язык утраченные зооморфические текстофилософемные компоненты могут получать антропоморфическую «компенсацию». В результате этих явлений модулируются некоторые аспекты направленности антропо-зооморфической текстофилософемы и, соответственно, интерпретационная направленность философской перспективы автора.

«о

Теоретическое значение работы заключается, на наш взгляд, в том, что данная работа предлагает стратегию лингвостилистической интерпретации текста на основе анализа текстофилософемной перспективы. Результаты исследования могут внести свой посильный вклад в разработку универсальных категорий общей теории текста, лингвостилистики и интерпретации текста. Лингвистические исследования текстов Ницше, проводимые до сих пор, направлены, прежде всего, на выявление особенностей так называемого «метафорического стиля» его текстов. В предлагаемой работе предпринята попытка текстофило-софемного подхода к рассмотрению текстовой картины видения автора-философа, позволяющего достичь более адекватной интерпретации текстов фи-

14 лософской ориентации. Стратегия текстофилософемного лингвостилистическо-го анализа может быть проецирована и на тексты других авторов.

В рамках работы определяется роль зооморфизмов как перспективиро-ванного компонента текстофилософемной картины видения автора. Факт установления текстофилософемного статуса зооморфической перспективы в исследуемых текстах создает условия более адекватной интерпретации текстов Ф. Ницше.

Сопоставительный аспект анализа текстов позволил выявить модуляционный потенциал зооморфической текстофилософемной перспективы при представлении текстофилософемной картины видения автора на русском языке, что актуализирует проблему адекватности процесса интерпретации текстов философской ориентации в их переводе на иностранный язык. Практическая значимость диссертации определяется:

возможностью использования текстофилософемного подхода в практике интерпретации текстов Ницше в текстофилософемном ракурсе других перспектив (напр., натуроморфической, антропоморфической), а также при анализе структуры картины видения других авторов;

тем, что текстофилософемный перспективированный анализ текста может быть использован в процессе подготовительной интерпретационной деятельности переводчика для достижения «максимальной адекватности» перевода философского и художественно-философского текстов;

возможностью использования результатов исследования в теоретических и практіпіеских курсах по стилистике, интерпретации текста и лингводидактике.

Основные положения диссертации получили апробацию на семинарах по интерпретации текста со студентами 5го курса Института Иностранных Языков Уральского государственного педагогического университета и филологического факультета Уральского государственного университета, в докладах на заседаниях кафедры немецкого языка и методики его преподавания, а также в выступлениях на лингвистических конференциях в Уральском государственном

15 педагогическом университете (2000-2004 гг.), в Шадринском государственном педагогическом институте (2002 г.) и в Уральской государственной горной академии (2002 г.). Результаты диссертационного исследования изложены в 11-ти публикациях:

1. Наблюдения над взаимодействием антропо- и зооморфической перспектив в произведении Ф. Ницше «Так говорил Заратустра» // Проблемы стилистики текста и самостоятельной учебной деятельности по овладению иностранным языком. - Екатеринбург: УрГПУ, 2000. - С. 57-62.

2. «Лингвостилистическая аспектуализация философского концепта «О противоположностях» через семантический мотив любви в произведении Ф. Ницше «Так говорил Заратустра» // Лингвистика. Бюллетень Уральского лингвистического общества. Т. 9. - Екатеринбург: УрГПУ, 2003. - С. 172-183.

3. О функции латентных зооморфических мотивов в произведении Ф. Ницше «Так говорил Заратустра» // Проблемы стилистики текста и самостоятельной учебной деятельности по овладению иностранным языком. - Екатеринбург: УрГПУ, 2003. - С. 147-155.

4. Перспективирование зоонимов в произведении Ф. Ницше «Так говорил Заратустра» // Актуальные проблемы лингвистики. Материалы ежегодной региональной научной конференции. № 12. - Екатеринбург: УрГПУ, 1999. - С. 104.

5. Семантика некоторых зоонимов в произведении Ф. Ницше «Так говорил Заратустра» // Лингвистические и методические аспекты изучения языка и речи. Материалы межвузовской научно-практической конференции. — Шад-ринск: гос. пед. институт, 2000. -С. 15-16.

- 6. Семантическая фокализация зоонима Змея в произведении Ф. Ницше «Так говорил Заратустра» // Проблемы филологического образования в ВУЗе и школе. Тезисы докладов региональной научно-практической конференции. -Шадринск: гос. пед. институт, 2002. - С. 37-38.

7. Взаимодействие семантической и философской перспектив в произведении Ф. Ницше «Так говорил Заратустра» // Актуальные проблемы лингвистики. Материалы ежегодной региональной научной конференции. № 15. - Екатеринбург: УрГПУ, 2002. - С. 146-147.

8. К вопросу о проблемах перевода произведения Ф. Ницше «Так говорил Заратустра» // Лингвометодические чтения. Тезисы региональной межвузовской научно-методической конференции. - Екатеринбург: УГГТА, 2002. - С. 5-6.

9. Об изменении смысловой структуры слов, обозначающих текстофило-софемы Ф. Ницше // Актуальные проблемы лингвистики. Материалы ежегодной региональной научной конференции. № 16. - Екатеринбург: УрГПУ, 2003. -С. 145-146.

10. Полиперспективный характер текстофилософемы «Tier» Ф. Ницше // Теория и методика преподавания языков в ВУЗе. Тезисы докладов международной научно-практической конференции. — Челябинск: Южно-Уральский государственный университет, 2003. - С. 30-31.

11. О представлении текстофилософемной картины видения Ф. Ницше в переводе его текстов на русский язык // Актуальные проблемы лингвистики. Материалы ежегодной региональной научной конференции. № 17. — Екатеринбург: УрГПУ, 2004. - С. 127-128.

Композиционно работа состоит из Введения, двух глав, Заключения, Библиографии и двух Приложений.

Во Введении обосновываются актуальность темы и выбор материала диссертации, обозначаются объект и предмет исследования, формулируются основные цели и задачи исследования, раскрывается научная новизна, теоретическое и практическое значение работы, представляются положения, выносимые на защиту и сведения об апробации материалов работы. В Первой главе рассматриваются основные положения теории перспективы текста, вводится понятие «текстофилософема» как единица перспективированной субъектной карти-

17 ны видения автора, представляются общие структурные характеристики тек-стофилософемной картины видения Ф. Ницше, актуализируется вопрос сопоставительного аспекта исследования. Во Второй главе проводится анализ лин-гвостилистического оформления зооморфической перспективы в текстах Ф. Ницше и их переводах на русский язык, на основе которых выявляются тенденции и особенности организации зооморфической перспективы, условия ее перехода на текстофилософемный уровень перспективирования, определяются функции зооморфической перспективы в процессе манифестации текстофило-софемной картины видения автора. Анализ проводится в сопоставительном аспекте: рассматриваются тексты на языке оригинала (немецкий язык) и их переводы на русский язык. В Заключении обобщаются результаты исследования и намечаются возможные направления дальнейших исследований по теме. В Приложении 1 представлена схема наполненности гипонимного слоя зооморфического поля зрения Ф. Ницше. Приложение 2 представляет схему взаимоотношений антропо-зооморфической текстофилософемы и философской картины видения Ф. Ницше.

Г л а в а 1

Текстофилософема как категория перспективы текста

Цель первой главы диссертации мы видим в представлении основных исходных позиций, которых мы будем придерживаться в нашем исследовании. Эту главу мы разделили на три раздела, каждый из которых состоит из нескольких параграфов и призван выполнить определенную задачу для достижения названной цели, а также подготавливает почву для изложения положений нашего исследования, предлагаемых далее во второй главе.

Исходными позициями для исследования по заявленной теме для нас являются:

теория текстовой перспективы как основополагающая методология исследования; в первом разделе главы мы компилируем основные положения этой теории и представляем понятийный аппарат, которым будем пользоваться в ходе исследования;

материалом исследования являются философские тексты и тексты «пограничного» статуса: художественный текст / философский текст; во втором разделе главы мы обосновываем выбор материала исследования и даем краткую характеристику этого материала;

гипотеза о том, что текстовая перспектива в определенных условиях может выходить на «текстофилософемный» уровень перспективирования; в третьем разделе главы мы вводим термин «текстофилософема» и определяем статус «текстофилософемы» как единицы перспективированной картины видения автора;

проведение анализа выбранного материала в сопоставительном аспекте; один из параграфов третьего раздела мы посвящаем обоснованию необходимости привлечения сопоставительного аспекта в исследовании.

19 1. 1 Теория перспективы текста как основа лингвостилистической интерпретации текста

1.1.1 Об актуальности исследования перспективы текста

Понятие текстовой перспективы стало в современной лингвистике текста неотъемлемой частью лингвостилистического анализа текста и непосредственно связано с понятием интерпретации. Ученые-лингвисты и литературоведы, занимающиеся разработкой вопросов интерпретации текста, обращаются в своих трудах, прежде всего, к типу текстов художественных произведений и связывают повествовательную перспективу с семантическим пространством текста, обнаруживая при этом различные подходы к рассмотрению категории перспективы. Так, например, в работе Б. А. Успенского «Поэтика композиции» центральное место занимает проблема точки зрения, и пространство текста определяется как результат взаимодействия разных точек зрения: автора, персонажа, получателя (УСПЕНСКИЙ 2000). Концепция интерпретации текста М. М. Бахтина (1974) связана с понятием «хронотоп», объединяющим категории временной и пространственной перспективы. Р. П. Уоррен (1963) в своих исследованиях особое внимание уделяет «фокусу наррации», где нарративная перспектива определяется как способ регулирования информации, которая проистекает из выбора некоторой «ограничительной точки зрения» (УСМАНОВА 2001: 890). Большое значение в исследовании и разработке проблемы повествовательной перспективы имеют также труды Т. А. ван Дейка (2001), Ю. М. Лотмана (2000), Э. Г. Ризель (1974), Ф. Штанцеля (1995), Р. Уэл-лека(1963).

Обращение теоретиков лингвистики литературы к категории перспективы позволило исследовать способы организации текстового пространства и выражения в нехМ авторской повествовательной позиции. Понятия «точка зрения» (УСПЕНСКИЙ 2000), «временное пространство (БАХТИН 1974), «фокус нар-

20 рации» (WARREN, WELLEK 1963), термин и понятие «фокализация» французского литературоведа Ж. Женнета (УСМАНОВА 2001) стали остовом изучения механизмов построения повествовательной перспективы, как в вербальном тексте, так и в тексте других видов искусства (напр., кинематограф).

Углубленное изучение и разработка вопросов, связанных с категорией перспективы текста, остается актуальным и сегодня. Антропоцентрический подход к исследованиям текста в современной лингвистике вскрывает множество интересных и еще недостаточно изученных вопросов, касающихся проблемы коммуникационной интеракции автора и читателя-реципиента в текстах разных функциональных стилей. Инструментом интерпретации текста и, одновременно, предметом изучения процессов реализации определенной системы понимания действительности автора в тексте становится текстовая перспектива. Выработка стратегий перспективированной интерпретации текста разрешает более глубокое проникновение в природу текста и постижение путей реализации авторского концептуального замысла на ментальном уровне в тексте. В этом заключается актуальность исследований текстовой перспективы.

Целью лингвостилистической интерпретации текста всегда является выведение индивидуально-авторской концепции мира, представляющей собой субъективный образ объективного мира действительности (ПОСТОВАЛОВА 1988: 20), необходимо связанный с феноменом индивидуального видения действительности субъектом-наблюдателем и способом его реализации в тексте. Делая акцент именно на феномене индивидуального видения, Н. Д. Марова предлагает новую модель лингвостилистической интерпретации, фундаментом которой является разработанный ей метод перспективирования. В нашем исследовании мы основываемся на теории текстовой перспективы Н. Д. Маровой. Исходные тезисы и положения этой теории изложены в работе «Диалоги о перспективе текста» (МАРОВА 1989). Предваряя представление концепции данного диссертационного исследования и проведенный в ее русле лингвости-листический анализ текстов Ф. Ницше, мы обозначим в рамках теории тексто-

*

21 вой перспективы основные законы и стратегию перспективирования, а также терминологический аппарат этой теории, которым мы далее будем пользоваться.

22 1.1.2 О структуре перспективы текста

Отправным пунктом в рассуждениях о перспективе, как универсальной категории, используемой в разных научных областях, является утверждение о том, что воспринимаемая человеком действительность представляется ему в перспективированном виде. Индивидуальная специфическая манера восприятия реального мира человеком диктуется принадлежностью наблюдателю определенной точки зрения, из которой ведется наблюдение, и которая способна задавать направления видения действительности, трансформируя ее и организуя субъектную картину видения. Взаимодействие этих двух моментов - точки зрения субъекта-наблюдателя и воспринимаемой им действительности - подчиняется универсальным законам перспективирования и порождает субъектную картину видения.

Остановимся на понятии «картина видения» подробнее. В практике изучения перспективы применительно к художественному тексту в лингвистике и литературоведении используются разные термины для обозначения данного феномена: «индивидуальная картина мира», «видение мира», «авторско-индивидуальный образ действительности», «индивидуально-авторская концепция мира». Термин «картина видения», введенный Н. Д. Маровой, на теорию которой мы опираемся, акцентируя момент визуального восприятия действительности, переводит его на уровень восприятия, сопряженного с точкой зрения некоего наблюдающего субъекта. В этих условиях сема «видение» начинает имплицировать момент специфичности, субъективности воспринимаемого объективного мира. Первый компонент этого термина - «картина» - указывает на семы «множественности представленных объектов, их системных отношений», «представленности этих объектов на обозрение», «вторичности, отображенно-сти какого-то фрагмента действительности».

Таким образом, «картина видения» есть специфический образ действительности, представленный в тексте и являющийся результатом его зависимо-

23 сти от точки зрения наблюдателя (МАРОВА 1989: 18). Картина видения не просто информирует реципиента об объективной действительности, но и указывает на преломление этой действительности через точку зрения субъекта-наблюдателя, т. е. на представление этой действительности в перспективиро-ванном виде.

Точка зрения наблюдателя заложена в представляемой картине и сообщает этим также информацию о субъекте-наблюдателе. Картина видения становится отражением специфического образа действительности и индивидуальной манеры восприятия действительности субъектом-наблюдателем. Взаимодействие точки зрения и наблюдаемой действительности с преобразованием ее в картину видения, согласно теории текстовой перспективы, называется перспекти-вированием. Результатом такого взаимодействия является перспектива, а применительно к тексту - текстовая перспектива.

Итак, термин «картина видения» эксплицирует основные моменты «релятивизации текстового изображения относительно точки зрения субъекта-наблюдателя» (МАРОВА 1989: 18).

Как отмечает Н. Д. Марова, текстовая картина видения имманентно включает в себя, кроме того, пересечение трех так называемых перспективных плоскостей текстовой коммуникации, необходимо присущих процессу интерпретирования: ментальная концептуальная картина видения субъекта-автора, реализация этой картины видения текстово-вербальными средствами (ее «тек-стирование», лингвостилистическое оформление), проникновение в тестированную субъектную картину видения автора субъектной перспективы реципиента-читателя. Результатом такого наслоения и взаимопроникновения перспективных образований разных уровней становится текстовая картина видения, подвергнутая линвостилистической интерпретации.

Итак, согласно теории Н. Д. Маровой перспектива текста отражает манеру видения действительности и зависит от точки зрения субъекта-наблюдателя, которая задает структуру и направления организации текста, выделяет текст как

24 языковую единицу, конституирует специфичность текста. В теории текстовой перспективы вьщеляются учреждающая, структурирующая, стилеобразующая. интерпретирующая функции перспективы.

Все текстовые явления, будучи порожденными определенной точкой зрения, перспективированы и имеют свойство перспективоуказывания. Исходя из того, что текст представляет собой лингвостилистическую данность, и все языковые формы имеют перспективную природу, лингвостилистичность отмечается Н. Д. Маровой как единственный статус существования текстовой перспективы.

Теория текстовой перспективы подчеркивает специфику лингвостилисти-ческой перспективы и ее взаимообусловленность с другими компонентами перспективы текста. Специфика структурных компонентов перспективы может проявлять себя только через лингвостилистические средства. Перспектива, реализуясь в вербальном выражении, «пропитывает» текст специфическим стилем, который, в свою очередь, несет в себе свойство перспективоуказывания. Именно такое лингвостилистическое перспективированное образование текста можно назвать лингвостилистической перспективой.

Что же составляет структуру лингвостилистической текстовой перспективы?

Основными компонентами перспективы являются, согласно теории текстовой перспективы, точка зрения и организуемая ею картина видения. Принимая картину видения как систему перспективы текста, следует отметить ее зависимость от соотнесенности с точкой зрения субъекта-наблюдателя. Под точкой зрения понимаются исходные условия для формирования представленной в тексте картины видения (МАРОВА 1989: 17). Для настоящего исследования текстов Ф. Ницше важен термин «субъектная картина видения», под которым мы будем понимать картину видения, организуемую субъектом-наблюдателем, а именно, автором.

Для выявления перспективы текста необходимо определить отношение направленностей между точкой зрения и картиной видения, причем точка зрения остается частью картины видения и может быть только условно выведена из нее. В процессе установления направленностей перспективы точка зрения вновь и вновь восстанавливается в измерении картины видения. Перспективная направленность в теории текстовой перспективы определяется взаиморасположенностью объектов текста, в которой каждый объект рассматривается только как отображенный в другом и может быть идентифицирован и однозначно определен только в таком отношении (МАРОВА 1989: 22).

Основными категориями отношения перспективной направленности являются следующие: поле зрения, угол зрения и фокус видения. Специфическая направленность всех составных частей и элементов текста, выражающая определенную точку зрения и конституирующая субъектную картину видения составляет, таким образом, перспективу текста. Охарактеризуем кратко каждый из названных уровней экспликации перспективных направленностей.

Поле зрения есть выражение направленности точки зрения к объектам видения (где объектами видения становятся явления действительности, подвергающиеся перспективированию). С позиции центра наблюдения совершается как бы собирание релевантных для субъекта объектов. Поле зрения очерчивает горизонт видения, его протяженность. При этом важно, что поле зрения представляет собой некий континуум взаимодействия зафиксированных объектов видения с фоном поля зрения. Объекты видения независимы друг от друга и равноправны по отношению друг к другу. Важным для фиксации картины видения, являющейся по отношению к точке зрения формальной или содержательной, при установлении поля зрения будет местоположение точки зрения в пространстве и времени.

Угол зрения выражает направленность точки зрения к определенным предметам перспективы, вычленяемым для более глубокого наблюдения. Иными словами, сквозь «лупу» рассматриваются свойства и признаки текстовых

26 явлений, степень их проявленности и взаиморасположенности. Анализ предметов перспективы обеспечивает «глубину видения». Напомним, что в работе с категорией угла зрения важно учитывать его соотнесенность с точкой зрения, которая определяет специфику видения этих предметов. При выявлении угла зрения картина видения по отношению к субъектной точке зрения может быть обозначена как пространственная или временная, субъектная или объектная.

Под фокусом видения понимается экспликация направленности точки зрения к субъекту перспективы. Значимым для фокуса видения является факт выведения на первый план релевантных для субъекта объектов и предметов видения. Субъект наблюдения расставляет акценты в текстовой картине видения на наиболее значимые для него явления текста. Точка зрения наблюдателя ориентирована в этой перспективной направленности на духовные позиции и очерчивает особенности лингвостилистического оформления текстовой перспективы.

В этом параграфе мы обозначили основные структурные элементы текстовой перспективы (точка зрения, поле зрения, угол зрения, фокус видения). Обратимся далее к сути процесса перспективирования.

27 1. 1. З Процесе перспективирования как стратегия интерпретации текстовой картины видения

Теория текстовой перспективы является методологической основой для настоящего исследования. Основные положения этой теории представляют определенную модель интерпретации текста.

Устанавливая перспективу текста и прослеживая структуру текстовой картины видения, читатель-реципиент необходимо интерпретирует текст, т. е. перспектива может и требует быть интерпретированной. С другой стороны, согласно гносеологическому постулату теории текстовой перспективы (МАРОВА 1989: 60), перспектива эксплицирует определенную систему понимания автора-наблюдателя и поэтому является средством интерпретирования, т. е. категорией интерпретирующей. Категории интерпретации и перспективы неразрывно связаны друг с другом. Текстовая перспектива обладает свойством интерпретируемости и имеет своей функцией интерпретирование.

В проекции на категорию перспективы текста под интерпретацией подразумевается процесс определения значимости отдельных текстовых явлений для формирования и функционирования текста и объяснения их смысла в терминах других явлений и категорий текста (МАРОВА 1989: 59).

Интерпретация текста на основе категории перспективы руководствуется принципом лингвостилистического характера интерпретации. Стратегия лин-гвостилистической интерпретации, основанной на категории перспективы текста, в теории текстовой перспективы называется перспективированием.

В чем заключаются законы перспективирования, и каков его алгоритм?

Процесс перспективирования как стратегия интерпретации текста преследует цель выявления специфики картины видения, которое делает возможным обнаружение точки зрения и определение направленностей между ней и компонентами видения.

Под перспективной направленностью в теории текстовой перспективы понимается «такая взаиморасположенность объектов текста, при которой каж-

28 дый объект рассматривается только как отображенный в другом и может быть идентифицирован и однозначно определен только в таком его отношении» (МАРОВА 1989: 22). Автор теории перспективы текста выделяет три основные формы перспективной направленности: поле зрения, угол зрения и фокус видения. Первый шаг в процессе перспективирования связан с определением поля зрения, подчиняющегося закону континуальности и целостности. Структурный закон поля зрения в теории текстовой перспективы гласит о взаимодействии составляющих его объектов на уровне эксплицированных и фоновых объектов. По отношению друг к другу объекты поля зрения равнозначны и организуются точкой зрения субъекта-наблюдателя. На лингвостилистическом уровне такой процесс глобализации текстовых явлений, эксплицирующийся в установлении точки зрения и определении формируемого ею поля зрения, перерастает в процесс тематизации.

Второй шаг перспективирования ориентирован на концентрацию внимания на свойствах и признаках текстовых явлений, степени их проявленности и взаиморасположенности. На этом этапе перспективирования происходит процесс дифференциации текстовых явлений. Угол зрения раскрывает глубину видения. Соотнесение угла и точки зрения определяет специфику рассматриваемых аспектов, поэтому этот этап перспективирования получил название аспекту ализации. Установление особенностей лингвостилистического оформления процесса аспектуализации приводит к спецификации авторского видения.

Третьим этапом перспективирования является процесс фокализации (в лингвистике текста термин «фокализация» используется К. Бруксом, Т. ван Дейком, Р. П. Уорреном). Он связан с установлением центра видения, совокупностью условий, при которых некоторые объекты видения выступают наиболее отчетливо по отношению к точке зрения. В соответствии со значимостью, придаваемой текстовым явлениям наблюдателем, в текстовой картине мира распределяются акценты, создаются центр и периферия видения. На уровне лингвостилистического анализа процессов фокализации перспективирование перерастает в аспекту ализацию текстовой

29
I действительности и выводит интерпрета-

цию текста на уровень, организующий систему ценностей текста.

Таким образом, процесс перспективирования как стратегии лингвостилистической интерпретации текста складывается из трех этапов - глобализации (лингвостилистической тематизации), аспектуализации (лингвостилистической спецификации) и фокализации (лингвостилистической акцентуации). Каждый из способов перспективирования основывается соответственно на трех перспективных направленностях — поле зрения, угле зрения и фокусе видения — и необходимо соотносится с точкой зрения субъекта-наблюдателя. Результатом первого этапа перспективирования как стратегии интерпретации является, согласно теории текстовой перспективы, фиксирование картины мира как темы, на втором этапе фиксируется картина мира как своеобразие, и третий этап перспективирования - фокализация - выходит на уровень интерпретации ценностной, концептуальной картины видения автора. Автор теории подчеркивает, что этапы перспективирования текста связаны между собой и должны рассматриваться как системные элементы одного интерпретационного процесса.

Исходным интенционным моментом лингвостилистической интерпретации, основанной на категории перспективы, является стремление воссоздать субъектную картину видения автора.

Путем перспективирования текста происходит прослеживание реципиентом-интерпретатором процесса структурации субъектной картины видения автора. Очерчивание перспективы текста дает реципиенту представление о системе понимания автором воспринимаемой им действительности и приводит тем самым к наиболее адекватной интерпретации текста.

Итак, в первом разделе этой главы мы в тезисной форме представили основные положения теории текстовой перспективы Н. Д. Маровой. Предлагаемое в данной работе исследование будет проводиться в русле этой теории на материале текстов «философской ориентации» Ф. Ницше. Определение особенностей лингвостилистической интерпретации текстов, находящихся на сты-

*

*

ке типов текста художественного и философского, является задачей следующего раздела работы.

31 1. 2 Особенности лингвостилистической интерпретации текстов философской ориентации

1. 2.1 О категории перспективы в собственно-философских текстах

Предлагаемое исследование проводится на материале текстов Ф. Ницше, которые мы определяем как тексты «философской ориентации».

Опираясь на труды по стилистике текста и лингвостилистической интерпретации текста (БАБЕНКО 2000, ГАЛЬПЕРИН 1981, ГОЛОВИН 1978, ГОНЧАРОВА 1984, КОЖИНА 1966, МАРОВА 1968, РИЗЕЛЬ 1974), мы определяем тексты «философской ориентации» как тексты, в которых автор преследует цель сообщения философской концепции. Интенция представления философской концепции может реализовываться в тексте в использовании автором разных функциональных стилей, которые могут сочетаться и определять типы текста: собственно-философский, художественно-философский, философско-художественный.

Собственно-философский текст мы будем рассматривать как тип нехудожественного специального текста со стилевыми чертами научного текста.

Научный стиль представляет научную сферу общения и речевой деятельности, отражает теоретическое мышление, выступающее в понятийно-логической форме (КОЖИНА 1972). Для него характерны: объективность, отвлечение от конкретного, терминологичность, логическая доказательность, поел едовател ьность и некатегоричность изложения, точность, ясность, неэмотив-ность (КОЖИНА 2003).

Эти стилистические черты могут быть характеристиками и философского текста в разной степени их проявленности. От чисто научного стиля, однако, философский текст отличает момент «субъективного», поскольку целью философского текста является не сообщение знания, а сообщение субъективно-мировоззренчески предопределенной системы идей относительно объекта рас-

32 смотрения. Философский текст имеет своей целью формулирование и сообщение определенной философской концепции автора. Текстово-вербальные средства, через которые такая философская концепция реализуется, акцентуируют первично понятийную сторону языкового явления. В различении субстанциональных составляющих языкового феномена на его семантические компоненты - означаемое и означающее {res и verbum) — res является для автора-философа первичным. Означающее выполняет функцию носителя понятия и его посредника и не должно обретать «самостоятельности» по отношению к res (BENNHOLDT-THOMSEN 1974). Именно эта особенность философского текста сужает круг интерпретационных возможностей текста реципиентом, поскольку автор-философ стремится наиболее точно сформулировать в тексте свои мысли и сделать свою философскую концепцию аргументированной, понятной для реципиента текста.

Прояснить для себя феномен философского текста нам представляется возможным в обращении к категории перспективы.

Согласно теории текстовой перспективы, перспектива имеет функцию стилеобразования (МАРОВА 1989). Поэтому категория перспективы позволяет объяснить особенность стилевых черт философского текста. Стиль философского текста предопределяется взаимодействием семантической и философской перспектив. Что такое философская перспектива автора?

Оперируя понятиями категории перспективы, изложенными в предыдущем параграфе, мы определяем философскую перспективу автора как специфическую манеру видения действительности наблюдателем-философом, организующую концептуальную систему мировоззренческих позиций интерпретирования действительности. Такая концептуальная система представляет собой философскую перспективированную картину видения автора.

Философская перспектива автора, накладываясь на текстовую ткань и материализуясь через нее, преобразуется в текстовую философскую перспективу. Текстовая философская перспектива может взаимодействовать с текстовыми

33 перспективами другого рода. В процессе такого взаимодействия философская перспектива выполняет ведущую роль и «монополизирует» текстовое пространство, оттесняя другие текстовые перспективы на периферийную позицию. В эксплицировании своей философской картины видения автор-философ ожидает определенной степени ее понимания. Доминантность философской текстовой перспективы в философском тексте делает представление философской картины видения автора прозрачной, незавуалированной и направляет этим интерпретационную деятельность реципиента текста (хотя текстовая философская перспектива не есть зеркальное отражение философской картины видения автора уровня ментального). В философском тексте компоненты философской перспективы автора реализуются посредством языковых средств эксплицитно и дефинитивно. Отсюда проявление стилевых черт, присущих научному тексту: логичность и последовательность изложения, доказательность, терминологич-ность речи, неэмотивность. Степень выраженности стилевых черт научности в философском тексте или появление в нем, например, образности зависит от интенсивности взаимодействия философской текстовой перспективы с другими перспективами.

Прецедентность для лингвостилистической интерпретации представляют собой тексты, по всем категориальным признакам относимые к художественным, но несущие в себе при этом определенную философскую концепцию, т. е. эксплицирующие определенную философскую картину видения автора. Автор-философ такого произведения представляет свою философскую концепцию посредством не научного, а художественного текста.

Возвращаясь к категории перспективы текста, этот феномен выражения философской концепции автора в художественном тексте можно объяснить определенным соположением перспектив в тексте, которые особым образом организуют субъектную текстовую перспективированную картину видения автора.

В таких текстах философская перспектива автора находится в более тесном контакте с другими текстовыми перспективами и подвержена интенсивному интерпретированию с их стороны. Интенсивная проявленность других текстовых перспектив сужает рамки распространения философской перспективы в тексте через проникновение в нее. В случае, если эти текстовые перспективы имеют художественную функциональность, философская перспектива подвергается процессу художественного интерпретирования. Текстовая ткань приобретает стилевые черты философского и художественного текста. Такие тексты мы не можем характеризовать как чисто художественные или собственно-философские. Именно такой тип текста занимает пограничный (или двойной) статус: художественный текст / философский текст.

Определение и обоснование такого (функционально-стилевого) статуса текста мы представим на примере произведения Ф. Ницше «Так говорил Зара-тустра».

35 L 2. 2 «Так говорил Заратустра» как произведение «пограничного» статуса: художественный текст / философский текст

Для того чтобы определить функционально-стилевой статус текстов «Так говорил Заратустра», мы попытаемся в этом параграфе представить актуальность этого вопроса, выделим показатели, характеризующие эти тексты как художественные и как философские, а затем обратимся к категории перспективы для введения нового понятия, которое объединяло бы в себе критерии философской и лингвостилистической интерпретации.

Наши рассуждения об особенности стиля текстов «Так говорил Заратустра» мы начнем с небольшого представления позиции разных исследователей творчества Ницше в вопросе определения стиля его текстов.

Спустя сто лет со дня смерти известнейшего немецкого мыслителя 19-го века Ф. Ницше интерес исследователей философов, литературоведов и лингвистов к его произведениям не становится меньше. Известна также неоднозначная и порой трагическая история рецепций философских идей Ницше. Это связано со сложностью интерпретаций его произведений, объясняемой учены-ми-ницшеведами необычным для традиционного научного изложения философской мысли стилем Ницше (BENNHOLDT-THOMSEN 1974, HEIDEGGER 1961, HOFFMAN 1994, KAULHAUSEN 1977, MULLER 1995, PIEPER 1990). Произведения этого философа являются результатом его специфического отношения к языку. Будучи филологом по образованию, Ницше осознает и использует весь потенциал эстетико-эмотивного воздействия языка на человека для сообщения теоретической мысли. В работе «К генеалогии морали» / «Ziir Genealogie der Moral» он характеризует стиль, к которому стремится, как стиль, «который делает рождение мысли невидимым» («ein Stil, der das Denken der Gedanken nicht mehr sichtbar macht»).

Эксплицируемая обычно научно-философским языком теория начинает присутствовать у Ницше в практике стиля. Автор заставляет читателя-реципиента покинуть дистанцированную позицию восприятия текста, привыч-

36 ную для рецепции теоретической мысли. Для Ницше важен момент вовлечения и включения читателя-реципиента в процесс интерпретации текста и создания ситуации интерактивной коммуникации, «со-творения» философской идеи. Для этого философ прибегает к использованию стилевых черт художественности, таких, как образность, фикциональность, эмотивность, эстетически ориентированная концептуальность (КОЖИНА, БОЖЕНОВА 2003). Происходит своего рода коллизия философско-теоретической и эмотивно-эстетической интенции текста. Наиболее ярко этот феномен у Ницше проявляется в произведении «Так говорил Заратустра».

История литературы располагает фактом существования художественных произведений, созданных философами. Для примера назовем лишь некоторые из них: «Стена» Ж. П. Сартра, «Миф о Сизифе» А. Камю, «О природе вещей» Лукреция. «Так говорил Заратустра» Ницше выделяется из этого ряда особой спецификой. Дело в том, что перечисленные художественные произведения имманентно несут в себе философскую концепцию автора-философа, но их философемы настолько плотно вплетаются в образно-художественную ткань текста, что они переходят в сферу художественно-концептуального замысла автора (уже не автора-философа, а автора-художника) и интерпретируются как единицы субъектной картины видения духовных ценностей автора, но не как единицы философской концептуальной картины видения. Философская перспектива автора в таких текстах эксплицируется, с одной стороны, эпизодически (когда персонажи действия эксплицитно высказывают некоторую философскую идею автора), а с другой стороны, философская перспектива настолько плотно вплетена в сферу художественного концептуального замысла автора, что текстовые перспективы, организующие художественное пространство текста как бы подавляют философскую перспективу. Такие тексты можно охарактеризовать как философско-художественные.

Такие произведения не выходят за рамки литературного факта, явления принадлежности сфере литературы. В литературоведении такие произведения

37 называются, соответственно жанру: философский роман, философская повесть, философская сказка и т. д.

В этом отношении «Так говорил Заратустра» занимает особое место среди художественных произведений, созданных авторами-философами и, равнозначно литературному факту, является фактом философского документа. «Так говорил Заратустра» находится как бы на «стыке» функциональных стилей и имеет «пограничный» статус художественного и философского текста.

Изучению языка и стиля Ф. Ницше, а в частности, стиля текстов «Так говорил Заратустра» посвящен целый ряд лингвистических и литературоведческих работ, авторы которых (АЛЬБРЕХТ 1999, BENNHOLDT-THOMSEN 1974 BINDSCHEDLER 1966, BRAUTIGAM 1977, GERHARDT 1989, KAULHAUSEN 1977, MASINI 1973, MORAVA 1958, MULLER 1995, NAUMANN 1985, NEHAMAS 1996, PARONIS 1976, SONDEREGGER 1973, WEINRICH 1986) указывают на двойственный характер стиля текстов Ницше и дают ему (порой метафорические) обозначения: «философская поэтика» / «philosophische Dichtung» (COLLI 1983, MONTINARI 1982), «философская литература притчи» / «philosophische Gleichnissliteratur» (TARABA 1963), «природа кентавра сочиняющего философа и философствующего художника» / «die Kentauren-Natur des dichtenden Denkers und des denkenden Dichters» (FINK 1970).

Особенность текстов этого произведения Ницше заключается в том, что такая текстовая субстанция опровергает традиционно принятое разделение философии и художественного текста. «Так говорил Заратустра» отличается от собственно-философского текста тем, что способ вербальной выраженности, лингвостилистическое оформление, тестирование {verba) ментального (res), философемы, которая «хочет быть сказанной», ставится автором на одну ступень важности с интенцией сообщения философской концепции. Отношение философского res (означаемого) и лингвостилистического verbum (означающего) невозможно разделить на суммарные компоненты, возникает некая характе-

38 ристика, объединяющая в себе текстовую материю и философскую категорию (BENNHOLDT-THOMSEN 1974).

Мнения о двойственном, или пограничном статусе текстов «Так говорил Заратустра» придерживаются и многие интерпретаторы философии Ницше (Е. Fink, М. Heidegger, К. Jaspers). По словам Е. Финка, «Заратустра находится в пограничном пространстве между поэтикой и философией», «его мыслительный процесс происходит образно» (FINK 1970: 25).

Как мы видим, пограничность функционально-стилевого статуса «Так говорил Заратустра» отмечают исследователи лингвисты, литературоведы, философы. Однако чаще всего осознание этой особенности текстов учеными-ницшеведами остается лишь фактом ее констатации. Сферы изучения текстов Ницше отбираются дифференцированно по дисциплинарной научной ориентированности: философия, лингвистика, литературоведение. Необходимость интегрирования подходов к исследованию текстов «Так говорил Заратустра», которое позволило бы более полно раскрыть их сущностную природу и создать тем самым условия адекватности их интерпретации, подчеркивает А. Бенн-гольдт-Томсен в своей работе «Так говорил Заратустра» как литературный феномен» (BENNHOLDT-THOMSEN 1974). Автор этой работы подчеркивает, что специфичность текстовой организации у Ницше исходит из его философской интенции. Новое философское учение требует новых путей экспликации в тексте, как отмечает сам Ницше.

Отражение ментальной философской субстанции в текстовой языковой ткани определяет составность, структурность, организацию отношений текстовых явлений между собой. В тексте реализуется философская картина видения автора, но философская концепция формируется самим текстом. Текст как бы «проживает» философскую картину видения автора, и понимание ее может быть достигнуто только в процессе «со-переживания» ее читателем-реципиентом через текст. Такое «со-переживание» философской перспективы в

39 художественном тексте требует специальной стратегии лингвостилистической интерпретации.

Предлагаемое исследование будет проводиться в русле этой позиции и предпримет попытку разработки так называемого «текстофилософемного» перспективирования при интерпретации текста.

Для рассмотрения текстов «Так говорил Заратустра» как произведения пограничного статуса, т. е. объединяющего в себе признаки художественного и философского текстов, необходимо предварительно представить характеристики этого произведения с художественной и специально-философской точки зрения.

Обратимся сначала к показателям художественности в этом произведении, к тому, что выявляет в этих текстах автора как художника, и представим далее основные философемы Ницше, конституирующие концептуальную схему его философии.

«Так говорил Заратустра» - это художественное произведение. Показателем его художественности является, прежде всего, фикциональность и сюжетность в рамках эпического повествования. Сюжет произведения складывается из суммы событий, происходящих с главным героем Заратустрой, и представляется автором в прозаической форме повествования с отдельными эпизодами лирических стихотворных вкраплений.

Имя главного героя - Заратустра - Ницше заимствует из истории древне-иранской религии, где историческая фигура Зороастр {Zoroaster) известен как проповедник и прорицатель, живший в 6 в. до н. э.

Композиционно «Так говорил Заратустра» состоит из четырех частей, содержащих Речи, Притчи, Песни Заратустры.

Каков сюжет этого произведения?

Тридцатилетний Заратустра покидает свою родину и отправляется в горы, где проводит 10 лет (это предыстория, рассказываемая в Предисловии Заратустры). После пребывания в горах он решается спуститься в долину к людям и

40 остается там некоторое время в роли «учителя» в городе под названием «пестрая корова» {die bunte Kuh). В конце первой части он прощается со своими спутниками и возвращается в горы. После нескольких лет одиночества он снова отправляется к людям. Во второй части, во время своего пребывания на «блаженных островах» {aufden gluckseligen Inselri), где он предается деятельности учителя (проповедника своего учения), Заратустра приходит на «остров могил» {die Grdberinsel) и «остров огнедышащей горы» {der Feuerberg). Он встречает огненного пса {der Feuerhund), девушку, которой рассказывает «песню» {das Lied), говорит с прорицателем {der Wahrsager), нищим {der Bettler) и калекой {der КгйрреГ). Третья часть начинается не с его пребывания в горах (как первая и вторая), а на одном из «блаженных островов», откуда он направляется к морю, чтобы найти корабль, который доставит его на большую землю. На протяжении третьей части Заратустра, по большей части, один, и его Речи адресованы его сердцу. Во время путешествия по морю он повествует морякам о своей встрече с карликом {der Zwerg) и беседует по возвращении с «обезьяной Заратустры» {der Affe Zarathustra 's), переживает болезнь и выздоровление. В четвертой части уже постаревшего Заратустру вводит в искушение {die Versuchung) «высший человек» {der hohere Mensch), он оказывается в обществе королей {Konige), добровольного нищего {der freiwillige Bettler), тени {der Schatten), самого безобразного человека {der hasslichste Mensch) и осла {der Esel). В заключении повествования Заратустра находится в своей пещере, окруженный «Зверями Заратустры» {Zarathustra's Tiere) - орлом {der Adler) и змеей {die Schlange). Третьим Зверем Заратустры становится лев {der Lowe). Вместе с ними Заратустра вновь собирается в дорогу.

Из этого короткого представления сюжета «Так говорил Заратустра» видны основные моменты фикциональности темы повествования: это введение персонажей действия, персонификация и антропоморфизация героев сюжета, представленных миром животных. Для стиля этого повествования характерны черты метафоричности и экспрессивности языка. Кроме того, в своей коммуни-

⁴¹ K^.^^avfiM-, ИаЛ7П0Гг:ї."

Iff кативной и риторической функции язык и стиль произведения специфицированы поэтичностью и образностью на всех уровнях текста: фонетическом, лекси-ко-семантическом и синтаксическом. К. А. Свасьян в примечаниях к новой редакции сочинений Ницше, говоря о художественном стиле «Так говорил Заратустра», отмечает его «необщезначимость, непримиримость в рефлексии, стихийность» и выделяет связанные с этим моменты так называемой-непереводи-мости художественного стиля Ницше (СВАСЬЯН 1997). В лексико-семантическом слое это «бесконечные неологизмы, игра слов, подоплеки смысловых обертонов, заумь», в эвфоническом слое - «устойчивая осмысленность знака, звук, опрокидывающий семантику» и «лингвистическая гермафродич-ность уже-не-слова-еще-не-музыки». Эвритмические особенности «Так говорил Заратустра» (напр., экспликация мотива танца) К. А. Свасьян называет слоем «интонационно-ритмической семантики, информирующей поверх чисто словарной семантики» (СВАСЬЯН 1997: 25).

Произведение пронизано интертекстуальностью (это парафразы из Гомера, Аристотеля, М. Лютера, И. В. Гете, Р. Вагнера), а также пародийными параллелями к Ветхому и Новому Завету. По словам X.- Г. Гадамера, «книга Зара-тустры - это длинная цепочка сменяющих друг друга разнообразных пародий, где пародией назовем манеру говорить, которая придает заданным формулировкам новые формы» (GADAMER 1986: 5). Так, например, четвертая часть произведения представляет собой своего рода пародийный прообраз вагнеров-ского «Парсифаля». Первым это отметил Г. Науманн (Naumann, G. Zarathustra Commentar. Т.4. Leipzig, 1901). Да и сама фраза «Так говорил Заратустра», вынесенная в заголовок и заключающая многие из Речей Заратустры, есть не что иное, как аллюзия на тексты Библии.

Нашей целью не является литературоведческий анализ данного произведения. Мы назвали лишь отдельные текстовые явления, индуцирующие параметр художественности текста (сюжетность, поэтический стиль) для иллюстрации факта его литературности.

Исходя из тезиса о том, что «Так говорил Заратустра» представляет собой также философский факт и имплицирует определенную философскую интенцию, мы считаем, что адекватная лингвостилистическая интерпретация текстов «Так говорил Заратустра» требует осознания читателем-реципиентом так называемого «наложения» философской перспективы автора на уровень текстовой перспективы.

Для определения структурности философской перспективы нам понадобятся термины «философема», «философский концепт», «философская концепция». Эти термины не имеют однозначной трактовки и используются в исследовательских работах по-разному. Поэтому остановимся на этих понятиях подробнее и поясним, что мы будем понимать под этими терминами.

Нам представляется логичным рассматривать эти понятия в их системных отношениях. Остановимся сначала на понятии «философема». Философский энциклопедический словарь дает следующее определение понятию «философема»: философское утверждение или философское учение. В немецком словаре иностранных слов «философема»/ «Philosophem» трактуется как «результат философского исследования» {Philosophem — Ergebnis einer philosophischen For-schung). В других словарях понятие «философема» просто отсутствует. Исходя из приведенных дефиниций, «философемой» можно было бы называть и целую философскую концепцию, и отдельные философские утверждения. Такая неопределенная трактовка этого термина приводит к тому, что разные авторы используют это понятие произвольно либо для обозначения отдельной философской установки автора-философа, либо целой философской концепции.

Мы будем понимать под «философемой» элементарную единицу мировоззренческой установки автора-философа. Совокупность философем составляет некоторый философский концепт. Таким образом, философема есть минимальная единица философской концептуальной системы. Для примера назовем философемы Ф. Ницше: «Воля к Мощи» / «Wille zur Macht», «Постоянное воз-

43 вращение подобного» / «Ewige Wiederkehr des Gleichen», «О Противоположностях» I «Von den Gegensdtzen», «Сверхчеловек» I «Ubermensch».

Термин «философема» тесно связан с понятием «концепт». Термин «концепт» (от лат. conceptus — понятие) используется в научном знании для репрезентации мировоззренческих интеллектуальных и эмоциональных интенций личности, отраженных в ее творениях - текстах (АБУШЕНКО 2001: 379). В когнитивной лингвистике понятие «концепт» широко разрабатывается с начала 90-х годов 20-го века (ВЕЖБИЦКАЯ 1996, КУБРЯКОВА 1997, ЛИХАЧЕВ 1993, СТЕРНИН 1999).

В данном исследовании «концепт» важен не как лингвистическое, а как философское понятие. В нашем понимании «философский концепт» есть комплексный мыслительный образ, представляющий собой определенную мировоззренческую установку на реалии действительности. Составляющими элементами концепта являются философемы. Таким образом, концепт есть точка пересечения, «сгущения», «скопления» философем. Концепты есть средства, организующие в своей целостности способы видения реальности.

Назовем философские концепты Ницше: «Переоценка всех старых ценностей» / «Umwertung aller bisherigen Werte», «Критика христианства» I «Kritik des Christentums», «Перспективизм» I «Perspektivismus», «Нигилизм» I «Nihilismus», «Сверхчеловек» I «Ubermensch» (заметим, что лексема «Сверхчеловек» обозначает философему и философский концепт Ницше; сочетание и взаимодействие всех названных философем выводит философему «Сверхчеловек»/ Ubermensch на уровень философского концепта). Определенная упорядоченность философем (всех или некоторых из них) составляет философский концепт. Например, доминантная позиция философем «Постоянное возвращение подобного» / «Ewige Wiederkehr des Gleichen» и «О Противоположностях» / «Von den Gegensdtzen» вырисовывает философский концепт «Переоценка всех старых ценностей» / «Umwertung aller bisherigen Werte».

Комплекс философских концептов, составляющими единицами которых являются философемы, образует концептуальную системную схему или философскую концепцию. Таким образом, категории «философема», «философский концепт», «философская концепция» представляют собой систему. Системность их отношений позволяет объяснить категория перспективы.

В рамках категории перспективы философская концепция представляет собой субъектную философскую картину видения, которая является результатом взаимодействия точки зрения субъекта-наблюдателя (философа) и воспринимаемыми им реалиями действительности. Процесс организации философской картины видения конституирует собой философскую перспективу субъекта-философа. Поле зрения наблюдателя-философа составляют философемы. Объектами видения наблюдателя-философа становятся некоторые универсальные философемы, возможно уже имеющие место в философии и представляющие собой философские теоремы. Например, философема «Постоянное возвращение подобного» / «Ewige Wiederkehr des Gieichen» сформировалась как философская теорема еще древнегреческими философами (Гераклит). Подвергаясь процессу тематизации наблюдателем-философом, философемы приобретают характер субъектного видения (перестают быть универсальными) и организуют философемное поле зрения наблюдателя-философа.

В процессе перспективной аспектуализации философемы конституируют философские концепты, т. е. функцией философемы является интерпретирование философских концептов. Например, аспектуализация философем «Воля к Мощи» / «Wille zur Macht», «Постоянное возвращение подобного» / «Ewige Wiederkehr des Gieichen», «О Противоположностях» I «Philosophie der Gegen-sdtze» интерпретируют и выводят в фокус видения философский концепт «Переоценка всех старых ценностей» / «Umwertung aller bisherigen Werte».

Таким образом, философемы и философские концепты являются единицами философской перспективы и манифестируют на ментальном уровне пер-спектпвирования философскую картину видения автора-философа.

Напомним, что все компоненты перспективированной философской картины видения могут рассматриваться только в их комплексном, системном характере. Это является условием адекватной интерпретации философской концепции Ницше.

В истории рецепций произведений и философии Ницше вообще известны случаи произвольного «выдергивания» отдельных философем из его концептуальной схемы и провозглашения их «философским учением Ф. Ницше». Примером такой манипуляции философии Ницше стали так называемые «учения» о «Сверхчеловеке» / «Ubermensch» и «Воле к Власти» / «Wille zur Macht» в первой половине двадцатого века. Системное же восприятие философских воззрений Ницше доказывает ложность таких «интерпретаций».

Что составляет специфичность философем Ницше? Рассмотрим аспект-ность каждой из них подробнее.

Остановимся сначала на философеме «Wille zur Macht». Здесь необходимо сделать оговорку касательно перевода обозначения этой философемы Ницше на русский язык. Мы будем использовать не традиционно принятый вариант перевода «Воля к Власти», а упоминаемый в некоторых комментариях к русским изданиям сочинений Ницше вариант перевода «Воля к Мощи» (ПЕРЦЕВ 1991).

По нашему мнению, второй вариант перевода более адекватно транслирует значение философемы «Wille zur Macht». Дело в том, что русская лексема «власть» носит антропоморфический характер, а значение лексемы «мощь» расширено зооморфическим компонентом семемы. Значение философемы «Wille zur Macht» имплицирует оба семантических компонента (антропоморфический и зооморфический), и учитывание этого принципиально важно для адекватной интерпретации философской картины видения Ницше.

Лингвостилистическое оформление философемы уже на уровне наименования, обозначения является примером реализации философемы как единицы философской картины видения автора-философа в тексте. Поэтому понять со-

46 держание этой философемы нам поможет компонентный анализ немецкой лексемы «Macht».

Семема «Macht» является производной от глагола «machen», этимологически получившей развитие от значения «herstellen, tun» («производить, совершать, делать»). Прагматический акцент семемы «Macht» определяется сопряжением с семой «Selbsttiberwindung» I «преодоление самого себя», т. е. «производить, совершать, делать самого себя». Перефразируя это словосочетание, можно, в таком случае, сказать: «Wille zur Selbstmdchtigkeit» I «Воля к могуществу над самим собой», «Macht» не как «воздействие» / Wirkung, а как «способность» / Vermogen. Интерпретация словосочетания «Wille zur Macht» ориентирована у Ницше, таким образом, на значение «воля к могуществу над самим собой», «желание делать, творить себя». Такое приращение семантического значения происходит контекстуально. Приведем пример из главы «О преодолении самого себя» / «Von der Selbsttiberwindung»'.

Wo ich Lebendiges /and, da /and ich Willen zur Macht [...J Und dies Geheimnis redete das Leben selber zu mir. "Siehe, sprach es, ich bin das, was sich selber tiberwinden muss "

Везде, где находил я живое, находил я и Волю к Мощи [...] И вот какую тайну поведала мне сама жизнь. "Смотри, - говорила она,- я — то, что должно преодолевать самое себя "

(перевод наш)

Этот пример иллюстрирует момент интерпретации философемы «Воля к Мощи» / «Wille zur Macht» через семантические мотивы «жизнь» / das Leben и «преодоление самого себя» / Selbsttiberwindung и проявление текстовой философской перспективы автора. Далее, уже вне такого контекстуального окружения, словосочетание «Воля к Мощи» / «Wille zur Macht» воспринимается в расширенном семантическом значении «преодоление самого себя» / Selbsttiberwindung.

Философема «Воля к Мощи» / «Wille zur Macht» является выражением принципа развития всех живых организмов и жизни как таковой вообще. «Воля

47 к Мощи» означает, прежде всего, стремление / Streben, движение вперед / Bewegung auf etwas hin, присущая всему живому тенденция сохранения себя в жизни, это способность / Кдппеп (в значении лат. potentia), могущество (от «могу», «мочь»). Жизнь «ohnmachtig» (от «ohne Macht» І без силы, мощи) не имеет «могущества над собой», «не владеет собой». Через антитезу «Macht — Ohnmacht» {potentia - impotentia) вырастает и интерпретационная установка Ницше на «Критику Христианства», где отвергается «сила, могущество» Человека, но провозглашается «сила, могущество» Бога.

Аспект философемы «Воля к Мощи» антропоцентричен и направлен на интерпретационный момент «роста, развития самого себя» / Selbstersteigerung. Аспектуализация этой философемы осуществляется через мотив «становления» / Werden, т. е. динамического развития, движения, роста.

Такая аспектуализация философемы «Воля к Мощи» связана с организацией фокуса другой философемы: «Ubermensch» I «Сверхчеловек». Слово Ubermensch I «Сверхчеловек» не обозначает какую-то отдельную личность, какого-то человека, «Сверхчеловек» - это обозначение «деятельности» / Tatigkeit, «активности индивида» / Aktivitat des Individuums, «движение преодоления из себя и через» / Bewegung iiber sich hinaus. «Сверхчеловек» — это акт «преодоления самого себя» / Selbstuberwindung, реализуемый человеком «в каждый миг» / injedem Augenblick. «Сверхчеловек» не может «быть» / sein, а должен в процессе постоянного «преодоления себя» / Selbstuberwindung всегда и в каждый миг «становиться» / werden. Смысл «творения» / Schaffen не в продукте творения, а в деятельности творения.

Для Ницше «Сверхчеловек» / Ubermensch, как и обозначения «Человек» / Mensch, «Животное, Зверь» / Tier — это имена активного состояния / Тип, базирующегося на понимании собственной «самости» / Selbst. Преодолевая себя во всех фазах развития, живой организм не отвергает предыдущую фазу, а, выходя на новый уровень развития, сохраняет ее в себе. Так движение «через и из себя»

48 I ilber sich hinaus ведет необходимо «к себе самому» / aufsich selbst zuruck, изменившемуся.

С этим интерпретационным моментом связана следующая философема Ницше — «О Вечном возвращении подобного» / «Von der ewigen Wiederkehr des Gleichen». Формулируя эту философему, Ницше исходил изначально из естественнонаучных положений (HEIDEGGER 1961): 1. факт постоянного движения, изменения, непрестанного становления / Werden всего живого; 2. утверждения о бесконечности времени / Unendlichkeit der Zeit и его «самостоятельности», «независимости от субъекта» / Unabhangigkeit vom Subjekt; 3. утверждение о конечности пространства и конечности, «ограниченности» силы / Kraft. Рассуждения философа строились следующим образом: «... если сила не растет бесконечно, то есть лишь две возможности: либо конечное состояние покоя, длительного равновесия, либо вечное повторение случившегося, вечное возвращение того же самого. Если исключить возможность состояния равновесия, то действительно утверждение о том, что энергия требует постоянного Возвращения...» (NIETZSCHE: 7, 398). Согласно такой позиции, все повторяется бесконечное количество раз, но, повторяясь, возвращается при этом в новом состоянии. Все повторяется по кругу, но этот круг «Вечного Возвращения» можно представить себе лишь как условно остановленный миг движения.

Модель «круга Вечного Возвращения» аспектуализирует философему «О Противоположностях» / «von den Gegensatzen», заключающуюся в следующем. Полярное существование и напряженность между Противоположностями / Gegensatze является структурным принципом всего живого, в котором реализует себя «Воля к Мощи» / Wille zur Macht. Жизнь есть не что иное как постоянное движение вверх и вниз по «лестнице» / Leiter, и только по ней. Место пребывания «Человека» - это «лестница», верх и низ которой следует представлять себе бесконечными. В целом она образует «круг» / Kreis, не имеющий «Верха» и «Низа» / ОЪеп - Unten, «Начала» и «Конца» I Anfang-Ende (PIEPER 1990).

Человек видит мир перспективированно / perspektivisch. Точно так же он видит «лестницу», на которой находится, линейно, как прямую. Но проекция «Верха» и «Низа» в «Бесконечность» / das Unendliche позволяет представить эту прямую как часть круга. Модель Круга / das Kreismodel и принцип Противоположностей / Gegensatze совпадают и дополняют друг друга, если Противоположности понимаются нами полярно, но не контрадикторно, т. е. как Противоположности, взаимообусловливающие друг друга.

Функционирование принципа философем «Вечного возвращения подобного» / «Ewige Wiederkehr des Gleichen» и «Противоположностей» I «Von den Gegensdtzen» можно иллюстрировать графически (PIEPER 1990).

Представим себе бесконечно большой круг и проведем через его центр линии. Пункты, разделяющие этот круг, будут обозначать полярные, относительные Противоположности в их «напряженном», притягивающем друг друга состоянии. Но путь прохождения от полюса к полюсу проходит не по прямой линии (не по диаметру), а по периферии круга. Таким образом, устраняется представление о статичных, установленных, контрадикторных противоположностях, но не представление о противоположностях вообще. Каждому пункту прохождения по кругу соответствует противоположный полюс в другой хеми-сфере круга. Напряжение, возникающее между полюсами, является «мотором» развития, становления / Werden.

В центре круга «напряжение» / Spannung и «противоположное ему напряжение» / Gegenspannung нейтрализуют друг друга. Наступает состояние «быть» / sein, и исчезает состояние «становиться» / werden. А это означало бы «смерть всего живого» / Tod alles Lebendigen. Поэтому путь человека лежит

50 всегда по периферии круга, а не по диаметральным линиям, проходящим через центр.

Вспомним еще раз, что модель круга есть лишь условно остановленный миг времени и пространства. Противоположности находятся в движении. Соответственно, в перспективированном видении субъекта фокус видения динамичен. Видение противоположностей происходит не через фиксацию полюсов, а из их динамического передвижения по кругу.

Итак, перечисленные философемы - «Воля к Мощи» / «Wille zur Macht», «Постоянное возвращение подобного» / «Ewige Wiederkehr des Gleichen», «О Противоположностях» / «Von den Gegensatzen», «Сверхчеловек» I «Ubermensch» — составляют философемное поле зрения автора-философа (Ницше).

Учитывая факт антропоцентрической характеристики всех философем, важно отметить, что фоном философемного поля зрения Ницше является тема «Человек» / der Mensch. Взаимодействуя друг с другом, философемы способны аспектуализировать друг друга или философские концепты, организуя тем самым философские концептуальные фокусы видения, и интерпретируют философскую концептуальную картину видения автора.

Какое лингвостилистическое оформление получает философская перспектива в тексте, мы сможем проследить в текстофилософемном анализе текстов Ницше, представленном во второй главе. Здесь отметим, что философская перспектива, накладываясь на текстовую ткань, преобразуется в текстовую философскую перспективу, которая может взаимодействовать с текстовыми перспективами другого рода, имеющими функциональность образования художественного стиля текста. Этот феномен взаимодействия и взаимоинтерпретации разнородных текстовых перспектив предопределяет особенность статуса текстов, занимающих пограничное положение между художественным и философским текстом.

Интенция сообщения философской концепции реализуется в таких текстах через художественность. В отдельных случаях философема как компонент философской перспективы автора может эксплицироваться в тексте непосредственно, т. е. словами персонажа. Например, обозначение философемы «Сверхчеловек» / «Ubermensch» эксплицируется в словах Заратустры: «Jch lehre Euch den Ubermemchen» І «Я учу вас о Сверхчеловеке». Формулировка философемы вкладывается в уста художественного персонажа. В этом проявляется момент взаимодействия философской и антропоморфической художественной перспектив текста. Но эксплицируясь таким образом, философема лишь обозначается, но не раскрывается и не объясняется, как это происходило бы в собственно-философском тексте. В основном, экспликация философской картины видения автора осуществляется опосредованно через сложное переплетение разнородных текстовых перспектив, выстраивающих сюжет текста и образующих поэтический стиль языка произведения. В представлении философской концепции автором посредством художественного текста достигается эффект дидактиза-ции и эмотивного убеждения в некотором философском знании. В преломлении через лингвостилистические средства художественного текста реализуемая в нем философская картина видения автора, однако, вуалируется ими и становится непрозрачной. Спектр возможных интерпретаций такого текста расширяется и особенно остро встает вопрос об «адекватности» интерпретации текста такого типа. Поэтому здесь важно учитывать момент «наслоения», взаимодействия и взаимопроникновения перспектив разных уровней: философского и семантического. По словам X. Вейнриха, «метафоры и структуры языка Ницше развиваются диалектически с мыслительным процессом. Они поэтически и метапоэти-чески так переплетены друг с другом, что разделение изначальной теоретической интенции Ницше и ее поэтического воплощения невозможно» (WEINRICH1986:58).

Особенность лингвостшшстической интерпретации текстов такого типа, в частности текстов произведения «Так говорил Заратустра», требует введения

52 понятия, которое интегрировало бы в себе категории лингвостилистической и философской интерпретации.

Основываясь на теории перспективы текста и утверждения о том, что текст может являться средством реализации философской перспективы, мы введем в разделе 1.3. термин и понятие «текстофилософема».

53 1. З «Текстофилософема» как единица перспективированной картины видения автора

1. 3.1 О понятий «текстофилософема»

Мы установили, что особенностью организации текстовой картины видения текстов, имеющих пограничный статус: художественный текст / философский текст, является тесное переплетение в нем философской перспективы с текстовыми перспективами другого рода. Мы подчеркнули также необходимость введения термина, интегрирующего в себе категории лингвостилистиче-ской и философской интерпретации. Это создаст возможность наиболее глубокого проникновения в природу перспективированной субстанции текстов такого типа.

Исходным тезисом для введения нового понятия будем считать утверждение о том, что «философема» есть минимальная структурная единица философской концептуальной системы, категориально занимающей уровень «ментального». Определенная совокупность философем организует философские концепты, которые конституируют философскую концептуальную систему автора-философа.

Проецируя эти понятия на категорию перспективы, можно сказать, что процесс формирования философской концепции автора происходит во взаимодействии точки зрения наблюдателя-философа и воспринимаемых им реалий действительности, в результате чего складываются перспективные направленности философского видения: философемная тематизация, философемная ас-пектуализация и фокализация философских концептов. Определяющими агентами процесса философского перспективирования являются философемы. Результатом философского перспективирования становится философская картина видения автора-философа (см. раздел 1. 2).

Соприкасаясь с «материальной» текстовой субстанцией, проникая в нее, подвергаясь тем самым процессу «текстуализации», философская картина ви-

54 дения преломляется через призму лингвостилистпческих текстовых явлений и находит свою реализацию в текстовой ткани. Философская картина видения преобразуется, таким образом, и предстает вниманию реципиента-читателя в новой ипостаси — текстовой философской картины видения, которая, вторгаясь в ткань текста, «заряжает» его философской характеристикой и «диктует» ему интерпретационную направленность. Философская перспектива превращается в текстовую философскую перспективу. Интенсивность проявления философской текстовой перспективы зависит от степени ее взаимодействия с текстовыми перспективами другого рода. Она может занимать доминирующую позицию в текстовом пространстве, оттесняя этим другие текстовые перспективы на периферию (это случай собственно-философского текста).

Проникновение и наложение на философскую текстовую перспективу перспектив другого рода выводит их на новый уровень - текстофилософемный уровень перспективирования. Текстофилософемный уровень перспективирова-ния не просто дает лингвостилистическое оформление ментальной философской перспективе автора, а вводит ее в интерпретационную зависимость от так называемой «субфилософемы» (некоторой новой идеи, не наличествующей в первоначальном философемном поле зрения автора), которая образуется в момент интеграции разнородных текстовых перспектив. В определенных условиях на текстофилософемном уровне перспективирования рождается новое перспективное образование, которому мы даем имя «текстофилософема». Центром «текстофилософемы» является эта новая «субфилософема», которая выражается виде текстофилософемной формулы. Например, текстовая перспективиро-ванная картина видения произведения «Так говорил Заратустра» манифестируется философской текстовой перспективой и семантическими перспективами другого рода - антропоморфической, натуроморфической и зооморфической. Философская текстовая перспектива проникает и диффузивно растворяется в остальных трех, и выводит их на текстофилософемный уровень перспективирования. Момент интеграции антропоморфической и зооморфической текстофи-

55 лософемных перспектив кристаллизует антропо-зооморфическую текстофило-софемную формулу «Mensch = Tier» / «Человек = Животное, Зверь». Эта текстофилософемная формула является текстовым фокусом видения и центром ан-тропо-зооморфической текстофилософе*мы. Текстофилософемная формула «Mensch = Tier» I «Человек = Животное, Зверь» и есть та новая «субфилософема», рожденная антропо-зооморфической текстофилософемой. Она дополняет философскую картину видения автора, становится ее новым компонентом и ее интерпретационным императивом. Текстофилософемная формула вводит философскую перспективу автора в отношение зависимости от текстофилосо-фемных перспектив и корректирует философскую картину видения автора.

Мы говорили о том, что философемное поле зрения Ницше составляют философемы «Воля к Мощи» / «Wille zur Macht», «Постоянное возвращение подобного» / «Ewige Wiederkehr des Gleichen», «О Противоположностях» I «Von den Gegensatzen», «Сверхчеловек» I «Ubermensch». Текстофилософемная формула «Mensch = Tier» I «Человек = Животное, Зверь» становится императивным аспектом каждой из них, актуализируя условие их интерпретации: «антропоморфическое и зооморфическое начало в Человеке».

Таким образом, текстофилософема — это определенный способ организации текстовых перспектив, предестинированный философской перспективой, с одной стороны (в направлении «от перспективы к тексту»), и средство интерпретации философской картины видения, с другой стороны (в направлении «от текста к перспективе»).

Суммируя сказанное, дадим дефиницию понятия «текстофилософема».

Текстофилософема — это структурная единица субъектной перспек-тивированной картины видения, которая в интеграции разнородных текстовых перспектив конституирует текстовый фокус видения, являющий собой интерпретационный императив философской перспективы автора.

Мы исходим из того, что текстофилософема является категорией перспективы текста, т. е. текстовая перспектива имеет свойство реализовывать себя в построении текстофилософемной парадигмы.

Текстовая перспектива выходит на уровень текстофилософемного пер-спективирования (т. е. становится текстофилософемной перспективой) при условии ее тесного взаимодействия с философской перспективой. Текстофилосо-фемный характер перспективы проявляется, прежде всего, в ее функции интерпретирования философской перспективы автора (например, зооморфическая перспектива Ницше имеет функцию интерпретирования философской перспективы).

Условием порождения нового перспективного образования «текстофилософема» является интеграция двух или нескольких текстофилософемных перспектив (например, интеграция антропоморфической и зооморфической текстофилософемных перспектив Ницше). Текстофилософемные перспективы в интеграционном взаимодействии теряют свою самостоятельность, они становятся одним целым и завязывают в процессе интерпретирования друг друга «текстофилософемный узел» (например, интеграция антропоморфической и зооморфической текстофилософемных перспектив Ницше приводит к связыванию их в антропо-зооморфический текстофилософемный узел).

Текстофилософема может проявлять себя в интенсивной и экстенсивной форме, организуя соответственно: текстофилософемную линию и текстофилософемный корпус. Текстофилософемный узел является субстанцией, на основе которой создается текстофилософемная линия. Процесс перспективирования текста вытягивает текстофилософемный узел в текстофилософемную линию, которая кристаллизует текстофилософемную формулу-императив (например, в рамках антропо-зооморфической текстофилософемной линии Ницше организуется антропо-зооморфическая текстофилософемная формула «Mensch = Tier» I « Человек = Животное, Зверь»).

Текстофилософемная линия — это перспективная линия текста, реализующая все этапы перспективирования текстофилософемной формулы: темати-зацию, аспектуализацию и фокализацию. Каким образом происходит перспек-тивирование текстофилософемной формулы, мы рассмотрим на примере ан-тропо-зооморфической текстофилософемной формулы Ницше во второй главе (в разделе 2. 3).

Текстофилософемная линия имеет свойство разворачиваться и образовывать текстофилософемный корпус. Текстофилософемный корпус есть форма экстенсивного проявления текстофилософемы. Если для организации текстофилософемной линии характерен гиперонимный слой текстофилософемных перспектив, то наполнение текстофилософемного корпуса определяет гипо-нимный слой текстофилософемы. Внутри текстофилософемного корпуса организуются фокусы видения, функционирующие как индикаторы текстофилософемы. Суть текстофилософемного корпуса заключается в образовании текстофилософемной ткани, которая обволакивает каркас текстофилософемы - тек-стофилософемную линию - и интерпретирует ее. Текстофилософемная формула перспективируется более широко и реализуется многослойно и полиперспективно. Текстофилософемная ткань разрастается, использует разные пути и средства перспективированной интерпретации философской картины видения и начинает вырисовывать определенный стиль, т. е. стилизует текстофилософем-ную линию. В таком проявлении текстофилософема интерпретирует субъектную философскую картину видения автора и еще больше специфицирует ее, делает более прозрачным специфичность философского видения наблюдателя-философа (Алгоритм взаимодействия текстофилософемы и философской картины видения автора схематично представлен в Приложении 2).

Таким образом, функциональность текстофилософемы проявляется в структурировании текста и философской картины видения автора, интерпретировании и спецификации субъектной картины видения, образовании стиля текста.

Парадигму текстофилософемы составляют понятия: «текстофилософемный узел», «текстофилософемная линия», «текстофилософемный корпус», «текстофилософемные индикаторы», «текстофилософемная формула», «текстофилософемная картина видения».

Субъектная картина видения автора может манифестироваться несколькими текстофилософемами. Субъектную картину видения, организуемую несколькими текстофилософемами, находящимися во взаимодействии друг с другом и интерпретирующими субъектную перспективированную картину видения автора, мы будем называть текстофилософемной картиной видения автора.

Для иллюстрации этого понятия рассмотрим структуру текстофилософемной картины видения Ф. Ницше.

59 1. 3. 2 Основные структурные характеристики текстофилософемной картины видения Ф. Ницше

Лингвостилистический текстофилософемный анализ текстов Ф. Ницше, в частности текстов произведения «Так говорил Заратустра», позволяет выявить две основные структурные единицы текстофилософемной картины видения автора: антропо-натуроморфическую и антропо-зооморфическую текстофилосо-фемы. Границы между этими текстофилософемами можно провести лишь условно. Они находятся в тесном взаимодействии друг с другом и в процессе пер-спективирования текста интерпретируют одна другую. Антропо-натуроморфическую и антропо-зооморфическую текстофилософемы составляют в процессе интеграционного взаимодействия следующие текстофилософем-ные перспективы: антропоморфическая, натуроморфическая и зооморфическая. Ведущей в создании текстофилософемной картины видения автора и в функции интерпретирования философской картины видения автора является антропоморфическая текстофилософемная перспектива. Натуроморфическая и зооморфическая текстофилософемные перспективы находятся в отношении подчинения к антропоморфической, что объясняется выраженным антропоцентрическим характером философской картины видения автора, интерпретировать которую они призваны.

Исходя из определения термина «текстофилософехма», антропоморфической текстофилософемой мы будем называть текстовый фокус видения, организуемый семантико-песГпективной направленностью текста, задаваемый гиперсемой «Человек» / «Mensch». Семантико-перспективная направленность нату-роморфической и зооморфической текстофилософемных перспектив определяется соответственно гиперсемами «Природа» / «Natur» и «Животное» / «Tier».

Рамки текстофилософемных перспектив вне их интеграции друг с другом, можно зафиксировать только на уровне лингвостилистической тематизации, т.е. этапе перспективной организации текстофилософемного поля зрения. Соб-

60 ственно говоря, завершение преобразования текстофилософемной перспективы в текстофилософему осуществляется на уровне фокализации, а на уровне тема-тизации формируется фундамент текстофилософемы.

Мы сказали, что тексты философской ориентации являются средством и способом отражения и реализации философской перспективированной картины видения автора-философа. Поэтому можно считать правомерным утверждение о том, что текстовые перспективы, структурирующие тексты такого типа, имеют философскую «заряженность» и носят текстофилософемный характер. Уже на уровне перспективной тематизации текстовая перспектива обретает текстофилософемный характер. Поле зрения субъекта-философа организуют объекты видения, имеющие потенциал интерпретирования философской перспективы автора. В этом проявляется их философская «заряженность», а процесс перспективной тематизации становится текстофилософемным.

Представим коротко наполняемость поля зрения текстофилософемных перспектив Ницше.

Поле зрения антропоморфической текстофилософемной перспективы составляют объекты, способные обретать «морфность» (греч. morphe - форма, вид, образ) Человека. Объектами поля зрения этой текстофилософемы становится Человек в проявлении разных духовных характеристик. Прежде всего, сюда относится сам гипероним «Человек» / «Mensch», дифференцируемый в своей установке к «Сверхчеловеку» / «Ubermensch» на «последнего человека» / «der letzte Mensch», «высшего человека» / «der hbhere Mensch», «безобразнейшего человека» I «der hasslichste Mensch». Гиперонимные антропоморфические объекты видения представляют собой своего рода текстофилософемные термины, обозначающие разные типы Человека. Организуя текстофилософемное поле зрения, они уже на уровне тематизации начинают интерпретировать философскую картину видения автора как антропоцентрическую.

В антропоморфическое поле зрения входят также обобщающие либо дифференцирующие местоимения (напр., некоторые / einige, manche, все / alle,

кто-то I jemand); персонажи-люди, символизирующие то или иное начало в человеке (напр., священник / der Priester, добровольный нищий / der freiwilUge Bettler, карлик I der Zwerg); персонифицированные неодушевленные объекты действительности, связанные с физическим существованием человека (напр., тень / der Schatteri). Фон антропоморфического поля зрения организуется се-мантико-перспективным антропоморфическим мотивом «Сверхчеловек» / «der Ubermensch». Гипонимные антропоморфические объекты видения текстофило-софемного поля зрения актуализируют художественную функциональность антропоморфической текстофилософемной перспективы. Таким образом, наполненность антропоморфического текстофилософемного поля зрения свидетельствует о проявлении особенности философского видения субъекта-наблюдателя, а именно, художественно-философского видения.

Поле зрения натуроморфической текстофилософемной перспективы организуют объекты действительности, морфные явлениям природы. Их можно разделить на: физические природные процессы, связанные с погодой (напр., гроза / das Gewitter, прилив / die Flut, молния I der Blitz, радуга I der Regenbogen, ветер I der Wind); физические природные процессы, связанные со сменой дня и ночи и времени года (напр., полдень / der Mittag, ночь / die Nacht, зима I der Winter); небесные тела (напр., звезда / der Stern, солнце I die Sonne, луна I der Mond); объекты неорганической природы (напр., земля / die Erde, море I das Meer, лес I der Wald, камень I der Stein, гора I der Berg); объекты органической природы (напр., дерево / der Вант, корень I die Wurzel, трава I das Grass). Объекты натуроморфического поля зрения объединяются общим перспективным тематическим фоном «природа» I Natur.

Присмотревшись к наполненности натуроморфического поля зрения Ницше, также можно обнаружить его явную текстофилософемную сущность. Натуроморфические объекты видения уже на уровне тематизации интерпретируют компоненты философской перспективы. Например, натуроморфические объекты видения, составляющие тему «погода», объединены семой «природная

62 сила, стихия» и имплицитно несут в себе потенциал интерпретации философемы «Сверхчеловек» / Ubermensch. Натуроморфические объекты видения органической и неорганической природы могут интерпретировать философему «О противоположностях» / «Von den Gegensdtzen» или через мотивы «живой» и «неживой» природы философемы «Сверхчеловек» / «Ubermensch» и «Постоянное возвращение подобного» / «Ewige Wiederkehr des Gleichen». Мы привели лишь отдельные примеры интерпретационного потенциала натуроморфических объектов видения к интерпретации философской перспективы, но уже они свидетельствуют о текстофилософемном характере натуроморфического поля зрения автора.

Наполняемость зооморфического текстофилософемного поля зрения обеспечивают объекты, имплицирующие морфность «животного», любых представителей фаунистического мира, и объекты, имеющие черты «зоомор-фичности». Объекты-зооморфы - это лингвостилистические обозначения представителей фауны (животных, птиц, гадов, насекомых), т. е. зоонимы (напр., Змея / die Schlange, Орел I der Adler, Муха I die Fliege), а кроме того, обозначения частей тела животных (напр., лапа / die Tatze, морда / das Maul, хвост I der Schwanz). В отношении референции с «зооморфностью» выступает явление «зооморфичности». Зооморфизм выражает содержание признаковости зооморфного объекта. В тексте к зооморфизмам относятся лингвостилистические обозначения признаков, свойств, действий, инстинктов, поведенческих типажей животного, т. е. всего того, что характеризует животное как биологический вид и отличает «животное» от «человека».

Зооморфическое поле зрения представлено гиперонимным и гипонимным слоем зооморфических лексем. Фоном зооморфического поля зрения становится тема «животное» / Tier. Детальную характеристику наполненности зооморфического поля зрения Ницше мы представим в отдельном параграфе второй главы ( 2. 2. 1). Здесь важно подчеркнуть факт текстофилософемного характера зооморфического поля зрения картины видения автора. Зооморфические

63 объекты имеют в данной языковой картине мира определенные символические

характеристики. Это значит, что субъект-наблюдатель, избирающий зооморфические объекты видения, включает их в свое поле зрения с некоторым интерпретационным потенциалом, который направляется на философскую перспективу автора.

Заметим также, что зооморфическое текстофилософемное поле зрения автора обусловливает художественную функциональность зооморфической тек-стофилософемной перспективы. Зооморфические объекты могут служить приданию тексту черт образности и фикциональности. В ходе нашего исследования мы будем подробно говорить о функциональности зооморфической текстофи-лософемной перспективы. Сейчас мы лишь тематизируем момент сочетания потенциала зооморфических текстофилософемных объектов видения к интерпретации философской перспективы и к созданию художественного стиля текста.

Итак, мы дали краткую характеристику поля зрения антропоморфической, натуроморфической и зооморфической текстофилософемных перспектив Ницше. На уровне тематизации мы говорим о трех текстофилософемных перспективах автора как о структурных единицах текстофилософемной картины видения автора.

На уровне лингвостилистической аспектуализации эти разнородные тек-стофилософемные перспективы начинают пересекаться и диффузировать. Границы между ними стираются. Именно на этом этапе перспективирования происходит переплетение текстофилософемных «волокон», завязывающихся на уровне фокализации в «текстофилософемные узлы». Переплетение и интеграция текстофилософемных перспектив в процессе интерпретации антропоцентрической философской перспективы автора позволяет на уровне текстофилософемной фокализации говорить о двух текстофилософемных узлах: антропо-натуроморфическом и антропо-зооморфическом.

В плоскости этих интеграционных текстофилософемных узлов создаются антропо-натуроморфичекая и антропо-зооморфическая текстофилософемные линии. Текстофилософемная линия является экспликатом перспективирования текстофилософемной формулы. Такой формулой, регулирующей процесс перспективирования текста, в антропо-натуроморфическом текстофилософемном узле является семантико-перспективное ядро «homo natura», а в антропо-зооморфическом текстофилософемном узле — «animal rationale» или семантико-перспективная оппозиция «Человек <-> Животное, Зверь» / «Mensch*-* Tier».

Текстофилософемная формула может организовывать фокус перспективы более высокого уровня, а именно, философской перспективы автора. При этом текстофилософемная формула интерпретирует философемную картину видения автора-философа, акцентуируя одну из философем.

Текстофилософемная линия имеет свойство перспективного развертывания, результатом которого становится организация текстофилософемного корпуса.

Таким образом, субстанцию текстофилософемы определяют: интеграционный текстофилософемный узел, текстофилософемная линия, текстофилосо-фемный корпус и текстофилософемная формула.

Итак, мы обозначили основные структурные компоненты текстофилософемной картины видения Ф. Ницше. Структуру текстофилософемной картины видения Ницше составляют: антропо-натуроморфическая и антропо-зооморфическая текстофилософемы, организуемые в процессе интеграционного взаимодействия антропоморфической, натуроморфической и зооморфической перспектив.

Даже такой короткий обзор ее структуры дает нам представление о сложности и комплексности феномена «текстофилософема».

Сохраняется ли структура и содержание текстофилософемы в представлении текстофилософемной картины видения автора на другом языке? К постановке этой проблемы мы обратимся в следующем параграфе нашей работы.

65 1. 3. З Об особенностях представления текстофилософемнои картины видения при переводе текста на другой язык. К постановке проблемы

Целью данного параграфа является постановка вопроса об особенностях представления текстофилософемнои картины видения Ницше на русском языке при переводе его текстов.

Философская картина видения автора, картина видения на уровне «ментального», реализуясь в тексте, обретает материальную текстовую субстанциональность и в преломлении через лингвостилистические средства языка отражается в текстофилософемнои картине видения. Эта текстофилософемная картина видения «считывается» субъектом-реципиентом, также обладающим определенной субъектной картиной видения, своей специфической манерой восприятия действительности. Таким образом, читатель-реципиент «пропускает» воспринимаемую текстовую картину видения через свою индивидуальную картину видения. Так происходит при контакте картин видения, рожденных в одной языковой картине мира.

Что же происходит, если текстофилософемная картина видения представляется при переводе текста на другой, иностранный язык?

В процесс «перспективной коммуникации» картин, конфронтирующих друг с другом, включаются два новых «участника»: языковая картина мира второго языка и субъектная картина видения интерпретатора-переводчика. Выступая в роли читателя-реципиента, интерпретатор-переводчик старается дистанцироваться и по возможности более объективно построить интерпретацию текста, но он не может покинуть пространство своей перспективы, и передает воспринимаемую картину видения, инъектируя в нее субстанциональные частички своей перспективы неосознанно. Исходная картина видения автора, представленная в переводе текста на другой язык, может обнаруживать следы перспективного «напыления» картины видения интерпретатора-переводчика. Вероятность проявления такого воздействия на интерпретируемую картину видения

автора особенно высока при переводе на другой язык художественно-философского текста. Иллюстрацией этого могут служить следующие примеры перевода компонентов зооморфической и антропоморфической перспектив в текстах «Так говорил Заратустра».

1 so breit und trachtie ...какроженица

lag er am Horizonte... лежал он на горизонте...

... е in Lugner war er mir ...он обманул меня

mil seiner Schwangerschaft.. своей беременностью...

2.... wie wollte ich an den ...какупивался бы

Brusten des Lichts saugen... я соснами света...

... ihr erst trinkt euch о только вы пьете

Milch, aus desLichtes Eutern молоко... из сосцов света...

(из: «Ночная песнь» и «О непорочном познании»)

В этих примерах мы наблюдаем аспектуализацию антропоморфических мотивов «schwanger», «Brtiste» и зооморфических мотивов «trachtig», «Euter». В русском переводе интерпретатор-переводчик в интенции передачи поэтического стиля автора идентифицирует антропо- и зооморфические мотивы.

Текстофилософемный анализ текстов Ницше показывает, что картина видения автора организуется средствами антропоморфической, натуроморфиче-ской и зооморфической текстофилософемных перспектив. Зооморфические и натуроморфические перспективированные объекты видения служат не просто созданию образности текста, а имеют текстофилософемный характер и интерпретируют философскую картину видения автора.

Замена компонентов одной перспективы компонентами другой может нарушать структурность текстофилософемной картины видения автора. Так, например, в главе «О прохождении мимо» I « Vom Vortibergehen» антропоцентрическая текстофилософемная картина видения автора складывается во взаимодействии антропоморфической, натуроморфической и зооморфической перспектив. Непризнание их текстофилософемного характера переводчиком может

нивелировать интенсивность проявления той или иной перспективы в тексте. Der Mond hat semen Hof, und der Hofhat seine Mondkalher...

67 У месяца есть свой двор и при дворе — свои придурки...

Немецкая окказиональная лексема Mondkalber организуется в пересечении натуроморфической и зооморфической перспектив и интерпретирует антропоморфическую перспективу. Русская лексема придурки носит чисто антропоморфический характер. Таким образом, в данном варианте русского перевода достигается конечный результат этого семантико-перспективного компонента картины видения автора, а именно, интерпретация антропоморфической перспективы. Замена натуроморфического и зооморфического компонентов картины видения автора, однако, приводит к смене средств перспективного интерпретирования: в данном случае утрачивается проявленность натуроморфической и зооморфической текстофилософемных перспектив.

Это актуализирует вопрос об адекватности представления текстофилосо-фемной картины видения автора при переводе его текстов на русский язык и о необходимости учитывания текстофилософемного анализа в подготовительной интерпретационной деятельности переводчика.

Интерпретатор-переводчик ставится, кроме того, в определенные рамки языковой картины мира, воспринимающей субъектную картину видения автора. Иногда особенности языковой картины мира не позволяют передать тот или иной аспект перспективированного видения автора. Приведем пример такого явления:

«...Mit dem Mundkonnt ihr lugen, aber euer Maul sagt die Wahrheit...» «...уста ваши могут лгать, но рожа ваша скажет правду...»

(из: «Jenseits von Gut undBose» 1 «По my сторону добра и зла»)

(перевод Н. Полилова) " В этом примере русским эквивалентом немецкой зооморфической лексемы «Maul» контекстуально является антропоморфическая лексема «рожа», т. е. зооморфический элемент текстофилософемной перспективы в тексте-оригинале не передается в русском тексте, а заменяется антропоморфическим элементом.

Момент адекватности представления исходной текстофилософемной картины видения автора в рамках другой языковой картины мира вызывает особый исследовательский интерес, поскольку текстофилософемная перспектива отражает концептуальную систему автора.

В случае перевода на другой язык текстов, имеющих «пограничный» статус: художественный текст / философский текст, конечной инстанцией интерпретации является философская картина видения автора. От этого зависит восприятие и понимание философской концепции автора, представляющей собой научно-философское знание. Поэтому необходимо исследовать особенности представления текстофилософемной картины видения автора на другом языке. Изменяется ли структура, наполненность, окрашенность текстофилософемных перспектив автора при переводе текста? Если да, то как такие изменения могут влиять на процесс интерпретации переведенного текста?

В ходе нашего исследования на основе текстофилософемного анализа текстов Ф. Ницше и сопоставления компонентов текстофилософем в тексте-оригинале и его переводе на русский язык мы высказываем гипотезу о том, что перспективная направленность текстофилософемы при переводе текста на иностранный язык может меняться при сохранении общей структуры текстофилософемной картины видения автора. Такие изменения перспективной направленности не влияют на конечный результат интерпретации субъектной философской картины видения автора, но моделируют степень интенсивности проявления текстофилософемы.

Эту гипотезу мы проверяем и доказываем на примере анализа зооморфической текстофилософехмной перспективы Ницше и ее сопоставлением в представлении на русском языке.

69 1. 4 Выводы по главе 1

Методологической основой настоящего исследования является теория перспективы текста, разработанная Н. Д. Маровой. В первой главе мы представили основные положения этой теории. Теория текстовой перспективы предлагает модель лингвостилистическои интерпретации текста, стратегия которой заключается в процессе перспективирования текста. Формирование субъектной перспективированной картины видения автора начинается в результате обнаружения некоторой точки зрения субъекта-наблюдателя, задающей направленности видения действительности. Процесс реализации перспективной направленности подчиняется основным законам перспективирования. Экспликатами направленности видения являются: поле зрения, угол зрения и фокус видения, определяющие соответственно этапы перспективирования: тематизацию, ас-пектуализацию и фокализацию, и конституирующие субъектную картину видения автора.

Исследование перспективы текста будет проводиться на материале текстов Ф. Ницше: произведения «Так говорил Заратустра» с привлечением других его текстов. Уникальность произведения «Так говорил Заратустра» заключается в том, что тексты этого произведения являются литературным и философским фактом и имеют «пограничный» статус: художественный текст / философский текст. Особенности лингвостилистического оформления философской картины видения автора-философа в текстах такого типа требуют специфического подхода их интерпретации.

В связи с этим мы вводим термин и понятие «текстофилософема».

Текстофилософема - это структурная единица субъектной перспективированной картины видения, которая в интеграции разнородных текстовых перспектив конституирует текстовый фокус видения, являющий собой интерпретационный императив философской перспективы автора.

Общую структуру текстофилософемной картины видения Ф. Ницше составляют антропо-натуроморфическая и антропо-зооморфическая текстофило-софемы, организуемые в процессе интеграционного взаимодействия антропоморфической, натуроморфической и зооморфической текстофилософемных перспектив. Текстофилософемные перспективы, манифестирующие субъектную картину видения автора, находятся в тесном взаимодействии и интерпретируют друг друга. Границы между ними можно провести лишь условно. Взаимопроникновение и интеграция разнородных текстовых перспектив ведет к образованию «текстофилософемных узлов» (антропо-натуроморфическому и антропо-зооморфическому у Ницше).

Текстофилософемные перспективы, находящиеся в системных отношениях друг с другом и отражающие в тексте определенную философскую систему понимания автором действительности, конституируют текстофилософемную картину видения.

Важным в разработке вопросов лингвостилистической интерпретации текста является исследование особенностей представления текстофилософемной картины видения на другом, иностранном языке. Мы предполагаем, что при переводе текста на другой язык в силу ограничительных рамок «принимающей» языковой картины мира перспективная направленность текстофило-софемы может изменяться и модулировать тем самым содержательность исходной текстофилософемной картины видения. Для подтверждения или опровержения высказанного предположения настоящее исследование будет проводиться в сопоставительном аспекте немецкого и русского языков.

Во второй главе диссертационной работы мы остановимся на исследовании текстофилософемной зооморфической перспективы, а именно, проведем анализ ее лингвостилистического оформления для выявления особенностей ее организации и определения функций зооморфической перспективы в процессе манифестации текстофилософемной картины видения автора.

О структуре перспективы текста

Отправным пунктом в рассуждениях о перспективе, как универсальной категории, используемой в разных научных областях, является утверждение о том, что воспринимаемая человеком действительность представляется ему в перспективированном виде. Индивидуальная специфическая манера восприятия реального мира человеком диктуется принадлежностью наблюдателю определенной точки зрения, из которой ведется наблюдение, и которая способна задавать направления видения действительности, трансформируя ее и организуя субъектную картину видения. Взаимодействие этих двух моментов - точки зрения субъекта-наблюдателя и воспринимаемой им действительности - подчиняется универсальным законам перспективирования и порождает субъектную картину видения.

Остановимся на понятии «картина видения» подробнее. В практике изучения перспективы применительно к художественному тексту в лингвистике и литературоведении используются разные термины для обозначения данного феномена: «индивидуальная картина мира», «видение мира», «авторско-индивидуальный образ действительности», «индивидуально-авторская концепция мира». Термин «картина видения», введенный Н. Д. Маровой, на теорию которой мы опираемся, акцентируя момент визуального восприятия действительности, переводит его на уровень восприятия, сопряженного с точкой зрения некоего наблюдающего субъекта. В этих условиях сема «видение» начинает имплицировать момент специфичности, субъективности воспринимаемого объективного мира. Первый компонент этого термина - «картина» - указывает на семы «множественности представленных объектов, их системных отношений», «представленности этих объектов на обозрение», «вторичности, отображенно-сти какого-то фрагмента действительности».

Таким образом, «картина видения» есть специфический образ действительности, представленный в тексте и являющийся результатом его зависимо 23 сти от точки зрения наблюдателя (МАРОВА 1989: 18). Картина видения не просто информирует реципиента об объективной действительности, но и указывает на преломление этой действительности через точку зрения субъекта-наблюдателя, т. е. на представление этой действительности в перспективиро-ванном виде.

Точка зрения наблюдателя заложена в представляемой картине и сообщает этим также информацию о субъекте-наблюдателе. Картина видения становится отражением специфического образа действительности и индивидуальной манеры восприятия действительности субъектом-наблюдателем. Взаимодействие точки зрения и наблюдаемой действительности с преобразованием ее в картину видения, согласно теории текстовой перспективы, называется перспекти-вированием. Результатом такого взаимодействия является перспектива, а применительно к тексту - текстовая перспектива.

Итак, термин «картина видения» эксплицирует основные моменты «релятивизации текстового изображения относительно точки зрения субъекта-наблюдателя» (МАРОВА 1989: 18).

Как отмечает Н. Д. Марова, текстовая картина видения имманентно включает в себя, кроме того, пересечение трех так называемых перспективных плоскостей текстовой коммуникации, необходимо присущих процессу интерпретирования: ментальная концептуальная картина видения субъекта-автора, реализация этой картины видения текстово-вербальными средствами (ее «тек-стирование», лингвостилистическое оформление), проникновение в тестированную субъектную картину видения автора субъектной перспективы реципиента-читателя. Результатом такого наслоения и взаимопроникновения перспективных образований разных уровней становится текстовая картина видения, подвергнутая линвостилистической интерпретации.

Итак, согласно теории Н. Д. Маровой перспектива текста отражает манеру видения действительности и зависит от точки зрения субъекта-наблюдателя, которая задает структуру и направления организации текста, выделяет текст как языковую единицу, конституирует специфичность текста. В теории текстовой перспективы вьщеляются учреждающая, структурирующая, стилеобразующая. интерпретирующая функции перспективы.

Все текстовые явления, будучи порожденными определенной точкой зрения, перспективированы и имеют свойство перспективоуказывания. Исходя из того, что текст представляет собой лингвостилистическую данность, и все языковые формы имеют перспективную природу, лингвостилистичность отмечается Н. Д. Маровой как единственный статус существования текстовой перспективы.

Теория текстовой перспективы подчеркивает специфику лингвостилисти-ческой перспективы и ее взаимообусловленность с другими компонентами перспективы текста. Специфика структурных компонентов перспективы может проявлять себя только через лингвостилистические средства. Перспектива, реализуясь в вербальном выражении, «пропитывает» текст специфическим стилем, который, в свою очередь, несет в себе свойство перспективоуказывания. Именно такое лингвостилистическое перспективированное образование текста можно назвать лингвостилистической перспективой.

Что же составляет структуру лингвостилистической текстовой перспективы? Основными компонентами перспективы являются, согласно теории текстовой перспективы, точка зрения и организуемая ею картина видения. Принимая картину видения как систему перспективы текста, следует отметить ее зависимость от соотнесенности с точкой зрения субъекта-наблюдателя. Под точкой зрения понимаются исходные условия для формирования представленной в тексте картины видения (МАРОВА 1989: 17). Для настоящего исследования текстов Ф. Ницше важен термин «субъектная картина видения», под которым мы будем понимать картину видения, организуемую субъектом-наблюдателем, а именно, автором. Для выявления перспективы текста необходимо определить отношение направленностей между точкой зрения и картиной видения, причем точка зрения остается частью картины видения и может быть только условно выведена из нее. В процессе установления направленностей перспективы точка зрения вновь и вновь восстанавливается в измерении картины видения. Перспективная направленность в теории текстовой перспективы определяется взаиморасположенностью объектов текста, в которой каждый объект рассматривается только как отображенный в другом и может быть идентифицирован и однозначно определен только в таком отношении (МАРОВА 1989: 22).

Основными категориями отношения перспективной направленности являются следующие: поле зрения, угол зрения и фокус видения. Специфическая направленность всех составных частей и элементов текста, выражающая определенную точку зрения и конституирующая субъектную картину видения составляет, таким образом, перспективу текста. Охарактеризуем кратко каждый из названных уровней экспликации перспективных направленностей.

категории перспективы в собственно-философских текстах

Предлагаемое исследование проводится на материале текстов Ф. Ницше, которые мы определяем как тексты «философской ориентации».

Опираясь на труды по стилистике текста и лингвостилистической интерпретации текста (БАБЕНКО 2000, ГАЛЬПЕРИН 1981, ГОЛОВИН 1978, ГОНЧАРОВА 1984, КОЖИНА 1966, МАРОВА 1968, РИЗЕЛЬ 1974), мы определяем тексты «философской ориентации» как тексты, в которых автор преследует цель сообщения философской концепции. Интенция представления философской концепции может реализовываться в тексте в использовании автором разных функциональных стилей, которые могут сочетаться и определять типы текста: собственно-философский, художественно-философский, философско-художественный.

Собственно-философский текст мы будем рассматривать как тип нехудожественного специального текста со стилевыми чертами научного текста.

Научный стиль представляет научную сферу общения и речевой деятельности, отражает теоретическое мышление, выступающее в понятийно-логической форме (КОЖИНА 1972). Для него характерны: объективность, отвлечение от конкретного, терминологичность, логическая доказательность, поел едовател ьность и некатегоричность изложения, точность, ясность, неэмотив-ность (КОЖИНА 2003).

Эти стилистические черты могут быть характеристиками и философского текста в разной степени их проявленности. От чисто научного стиля, однако, философский текст отличает момент «субъективного», поскольку целью философского текста является не сообщение знания, а сообщение субъективно-мировоззренчески предопределенной системы идей относительно объекта рас 32 смотрения. Философский текст имеет своей целью формулирование и сообщение определенной философской концепции автора. Текстово-вербальные средства, через которые такая философская концепция реализуется, акцентуируют первично понятийную сторону языкового явления. В различении субстанциональных составляющих языкового феномена на его семантические компоненты - означаемое и означающее {res и verbum) — res является для автора-философа первичным. Означающее выполняет функцию носителя понятия и его посредника и не должно обретать «самостоятельности» по отношению к res (BENNHOLDTHOMSEN 1974). Именно эта особенность философского текста сужает круг интерпретационных возможностей текста реципиентом, поскольку автор-философ стремится наиболее точно сформулировать в тексте свои мысли и сделать свою философскую концепцию аргументированной, понятной для реципиента текста.

Прояснить для себя феномен философского текста нам представляется возможным в обращении к категории перспективы.

Согласно теории текстовой перспективы, перспектива имеет функцию стилеобразования (МАРОВА 1989). Поэтому категория перспективы позволяет объяснить особенность стилевых черт философского текста. Стиль философского текста предопределяется взаимодействием семантической и философской перспектив. Что такое философская перспектива автора?

Оперируя понятиями категории перспективы, изложенными в предыдущем параграфе, мы определяем философскую перспективу автора как специфическую манеру видения действительности наблюдателем-философом, организующую концептуальную систему мировоззренческих позиций интерпретирования действительности. Такая концептуальная система представляет собой философскую перспективированную картину видения автора.

Философская перспектива автора, накладываясь на текстовую ткань и материализуясь через нее, преобразуется в текстовую философскую перспективу. Текстовая философская перспектива может взаимодействовать с текстовыми перспективами другого рода. В процессе такого взаимодействия философская перспектива выполняет ведущую роль и «монополизирует» текстовое пространство, оттесняя другие текстовые перспективы на периферийную позицию. В эксплицировании своей философской картины видения автор-философ ожидает определенной степени ее понимания. Доминантность философской текстовой перспективы в философском тексте делает представление философской картины видения автора прозрачной, незавуалированной и направляет этим интерпретационную деятельность реципиента текста (хотя текстовая философская перспектива не есть зеркальное отражение философской картины видения автора уровня ментального). В философском тексте компоненты философской перспективы автора реализуются посредством языковых средств эксплицитно и дефинитивно. Отсюда проявление стилевых черт, присущих научному тексту: логичность и последовательность изложения, доказательность, терминологич-ность речи, неэмотивность. Степень выраженности стилевых черт научности в философском тексте или появление в нем, например, образности зависит от интенсивности взаимодействия философской текстовой перспективы с другими перспективами.

Прецедентность для лингвостилистической интерпретации представляют собой тексты, по всем категориальным признакам относимые к художественным, но несущие в себе при этом определенную философскую концепцию, т. е. эксплицирующие определенную философскую картину видения автора. Автор-философ такого произведения представляет свою философскую концепцию посредством не научного, а художественного текста.

Возвращаясь к категории перспективы текста, этот феномен выражения философской концепции автора в художественном тексте можно объяснить определенным соположением перспектив в тексте, которые особым образом организуют субъектную текстовую перспективированную картину видения автора. В таких текстах философская перспектива автора находится в более тесном контакте с другими текстовыми перспективами и подвержена интенсивному интерпретированию с их стороны. Интенсивная проявленность других текстовых перспектив сужает рамки распространения философской перспективы в тексте через проникновение в нее. В случае, если эти текстовые перспективы имеют художественную функциональность, философская перспектива подвергается процессу художественного интерпретирования. Текстовая ткань приобретает стилевые черты философского и художественного текста. Такие тексты мы не можем характеризовать как чисто художественные или собственно-философские. Именно такой тип текста занимает пограничный (или двойной) статус: художественный текст / философский текст.

Зооморфическая перспектива текста как предмет исследования. Экспозиция проблемы

Изучая разные языки и сопоставляя разные «языковые картины мира», даже базирующиеся на языках разных генеалогических групп, не находящихся в тесном родстве друг с другом, можно обнаружить в каждой из них обширный слой зоонимической лексики. Зоонимическая и отзоонимная лексика призвана, в первую очередь, обозначать, называть представителей мира фауны. Но в процессе развития языка зоонимы подвергаются вторичной номинации и, переставая называть животных, начинают функционировать с целью образной характеристики человека. Так возникают зоометафоры и зоосимволы, через которые человек пытается объяснить для себя окружающий его мир и сам феномен «Человека». С самого начала осознания себя человеком и с момента зарождения в нем способности к объективации себя, человек видит себя в мире, окруженном животными. Животное для «примитивного» человека - самый близкий и известный объект окружающего мира. Именно поэтому животное становится в мышлении «примитивного» человека на одну планку с ним самим. В процессе развития человеческого разума такое сопоставление животного и человека при интерпретации действительности укоренилось в сознании человека. В восприятии и интерпретации действительности животное наделяется характеристиками человека, и наоборот, человеку придаются черты животного. Такие явления антропоморфизации и зооморфизации объектов действительности находят свое отражение в тексте и фиксируются в художественной литературе. Текст становится своего рода документом, фиксирующим процессы антропо- и зооморфизации фрагментов языковой картины мира.

Изучению зооморфизмов посвящено много исследовательских работ в литературоведении и лингвистике, направленных на определение особенностей функционирования зооморфизмов в разных языковых картинах мира, прослеживание и выявление способов системно-структурной организации зоомор 74 физмов в том или ином языке (Е. А. Гутман (рус. яз.), Э. А. Кацитадзе (нем. яз.), А. А. Киприянова (англ. яз.), В. П. Кореапова (фр.яз.), Ю. Л. Лясота (англ. яз.), Ц. Ц. Огдонова (рус. яз.), С. Г. Росинене (литовск. яз.), О. А. Рыжкина (рус. яз.), М. И. Черемисина (рус яз.). В последнее десятилетие интерес ученых-лингвистов вызывают лингвостилистические явления, связанные с метафориза-цией зоонимов и представленностью зооморфических компонентов во фразеологических единицах языка. Изучению отзоонимной метафоры и фразеологизмов посвящены работы Ф. Б. Альбрехт, Т. В. Козловой, И. Н. Маховой, С. В. Свиотковской, Тон Куанг Кыонг и других авторов. Особое внимание уделяется также изучению функций зооморфизмов в формировании прагматического потенциала текста. Исследования в этом направлении выявляют тенденцию зооморфизмов к приращению окказиональных прагматических смыслов. При этом происходит деинтенсификация узуальных прагматических значений зооморфизмов (СВИОТКОВСКАЯ 2000: 125). Авторы этих исследований отмечают, что декодирование и интерпретация окказиональных прагматических смыслов зооморфизмов способствует адекватному и углубленному пониманию прагматической установки автора и содержательно-концептуальной информации текста.

Терминологически «отзоонимная» лексика обозначается у разных авторов по-разному. Часто используются термины: зооморфная (ОГО ДОНОВ А 2000), зооморфическая (КЫОНГ 1997), анималистическая (БИРЮКОВА 1990), фаунистическая (ФАДЕЕВА 1977), отанималистическая (АЛЕКСЕЕВА 1998), отзоонимная (ЦЫГАНКОВА 1988), зоосемическая (ЧЕСНОВИЧ 1977) лексика. Наиболее распространенными являются термины «зооморф» и «зооморфизм» (соответственно «зооморфный» и «зооморфический»). В нашем исследовании мы также будем пользоваться терминами «зооморфный» и «зооморфический», поскольку они включают в свое значение сему «морфности» животного мира, а не только наименования животного. К объектам-зооморфам мы будем относить обозначения представителей мира фауны (животных, птиц, гадов, насекомых), а также обозначения частей тела животных. Под зооморфами мы подразумеваем обозначения объектов, имеющие вид, форму, образ («морфность») животного. Следует оговориться, что исходя из обыденной классификации зооморфных объектов действительности, зафиксированной в языке с помощью гиперонимов «рыба», «гад», «птица», «насекомое», лексема «животное» обозначает всех представителей животного мира, за исключением названных классов (рыба, гад, птица, насекомое). Но в рамках нашего исследования мы используем лексему «животное» для обозначения всех классов представителей фаунистического мира.

Понятие «зооморф» включается в категорию «зооморфичности». Зооморфические объекты представляют отношение зооморфной признаковости: свойства, действия, поведенческие характеристики, внешний вид (облик) животного и сами зооморфные объекты. Зооморфизм - это обобщающее понятие референтной отнесенности к животному миру. Зооморфические объекты, признаки, свойства являются характеристиками зооморфных объектов. Зооморфическая лексика является не только фрагментом языковой картины мира, отражая тем самым определенные представления о действительности фаунистиче-ских реалий в данном языковом коллективе, но и может представлять компонент картины видения действительности отдельного субъекта. Зооморфическая лексика может выстраивать перспективу картины видения субъекта-наблюдателя. Субъектная зооморфическая перспектива организуется в рамках определенной языковой картины мира, поскольку субъект-наблюдатель принадлежит какому-то языковому коллективу. Но вместе с тем, структуру субъектной перспективы всегда задает точка зрения этого субъекта-наблюдателя, обладающего своим индивидуальным опытом и создающим корреляции между объектами видения и специфической манерой восприятия действительности, что является феноменом категории «ментального». Ее истоки не могут быть объяснены лингвостилистическими категориями, но исследование субъектной перспективы помогает проследить пути ее структурации и выявить особенности индивидуального видения действительности.

Исходная позиция настоящего исследования состоит в том, что лексико-семантические зооморфические объекты могут организовывать перспективу субъекта-наблюдателя и выполнять определенные функции в процессе манифестации субъектной картины видения. Предметом исследования становится, таким образом, зооморфическая перспектива текста.

Под зооморфической перспективой текста нами понимается определенная ментальная направленность текста, организуемая точкой зрения субъекта-наблюдателя и референтно обращенная к семантическому ядру «животное» как родовому обозначению всех представителей фаунистиче-ского мира.

Организация антропо-зооморфической текстофилософемы в текстах Ф. Ницше

В предыдущих параграфах мы проследили пути организации зооморфической перспективы на уровне перспективированной тематизации, аспектуали-зации и фокализации объектов видения. Зооморфическая перспектива может интерпретировать текстовую перспективу иного рода (например, антропоморфическую перспективу) или перспективу более высокого уровня (философскую перспективу автора).

Взаимодействуя друг с другом, разнородные текстовые перспективы могут настолько глубоко проникать друг в друга, что они теряют собственную независимость и становятся единой перспективной субстанцией. Момент такой перспективной интеграции позволяет говорить о трансформации текстовой перспективы в некое третье перспективное образование и выходе текстовой перспективы на новый уровень перспективирования. Такой трансформированной субстанции текстовой перспективы мы даем имя «текстофилософема».

Задачей данного параграфа является определение условий трансформации текстовой перспективы в «текстофилософему».

В рамках настоящего исследования мы работаем с зооморфической перспективой. Поэтому нас интересует выявление условий перерождения зооморфической перспективы в текстофилософемную субстанцию. Для этого мы рассмотрим случай интеграции зооморфической и антропоморфической перспектив и определим понятие «антропо-зооморфическая текстофилософема». Особенности структурации текстофилософемной ткани требуют отдельного и более детального рассмотрения. Поэтому анализ содержательной стороны «антропо-зооморфической текстофилософемы» мы выделяем в отдельные параграфы (2. 3 и 2. 4).

Итак, наш первый шаг в определении условий трансформации зооморфической перспективы в текстофилософему: анализ явления взаимопроникнове 112 ния двух разнородных текстовых перспектив (зооморфической и антропоморфической).

Наиболее наглядно момент взаимодействия этих перспектив можно проиллюстрировать на примере главы «О базарных мухах» / «Von den Fliegen des Marktes». Проведем анализ этой главы.

Антропо-зооморфическое перспективное соположение проявляет себя уже в заголовке главы. Оно эксплицируется зооморфическим объектом Муха / die Fliege и антропоморфическим референтным объектом Базар / der Markt (этот объект видения не является прямым антропоморфом, но реферирует с антропоморфическим гиперонимом Человек / der Mensch).

Глава «О базарных мухах» - обращение главного героя Заратустры к воображаемому собеседнику «mein Freund» I мой друг (это может быть и обращение Заратустры к самому себе) в стремлении предостеречь его об опасности «базарных мух». Пересечение и интеграция антропоморфической и зооморфической перспектив в тексте становится основой и средством интерпретации философской перспективы автора. Зооморфический мотив «базарные мухи» / die Fliegen des Marktes служит здесь не только и не в первую очередь метафориза-ции текста, а является участником процесса организации антропо-зооморфической текстофилософемы. Первым условием ее конституирования является интеграция этих двух перспектив. Проследим это явление на примерах из текста.

Ich sehe dich betdubt vom Larme der grossen Manner und zerstochen von den Stacheln der kleinen

Я вижу, ты оглушен шумом великих мужей и изжален жалами маленьких

В этом отрывке в одном предложении сопоставляются антропоморфический объект «великие мужи» / die grossen Manner и референтный ему объект «Маленькие» / die Kleinen. Интрига такого перспективированного сопоставления объектов видения заключается в том, что второй объект видения не называ 113 ется. Номинация die Kleinen — это аспект некоего пока неопознанного объекта видения. Он контекстуально получает референциальность с антропоморфом die Manner и зооморфическую характеристику (через зооморф «жало» / die Stachel), т. е. судя по аспектной характеристике, это может быть как антропоморфический, так и зооморфический объект. На этом месте начинается процесс перспективного развертывания с целью идентификации этого неопознанного объекта. Какое лингвостилистическое оформление получает этот процесс? Рассмотрим следующий пример.

... und wo der Markt beginnt, da beginnt der Larm der grossen Schauspieler und das Geschwirr der ziftigen Fliegen...

... где начинается базар, там начинается и шум великих комедиантов и жужжание ядовитых МУХ. ..

Здесь характеристика референтного антропоморфического объекта der Markt I рынок расслаивается двумя аспектами: антропоморфическим die Schauspieler I комедианты и зооморфическим giftige Fliegen I ядовитые мухи. В сравнении этих двух отрывков устанавливается параллель die Kleinen I Маленькие - giftige Fliegen I ядовитые мухи, и зооморфически аспектуализируемый ранее объект «Маленькие» может быть постфактум идентифицирован как зооморфический через зооморфический объект «ядовитые мухи». Но далее аспек-туализация объекта «Маленькие» осуществляется через явные анропоморфиз-мы die Unbedingten I безусловные, die Drangenden I настойчиво торопящие, die Plotzlichen I внезапные, die Erbarmlichen I жалкие. Это возвращает рассматриваемый объект вновь на ступень родовой перспективной неидентифицирован-ности. Следующее предложение из текста свидетельствует о референтной отсылке объекта «Маленькие»/ die Kleinen к его зооморфической принадлежности: «... ich sehe dich von den giftigen Fliegen zerstochen...» I «...я вижу, ты искусан ядовитыми мухами...». Здесь из сравнения этого предложения с первым примером уже возникает уравнение Маленькие I die Kleinen = ядовитые мухи I giftige Fliegen. Посмотрим еще один отрывок.

Zu stolz bist du mir dafiir, diese Naschhaften zu toten По мне, ты слишком горд, чтобы убивать этих лакомок Здесь объект «Маленькие» / die Kleinen аспектуализируется снова антропоморфически: «лакомки» / die Naschhaften. Но указательное местоимение diese I эти референтно отсылает к зооморфизму die Fliegen І Мухи. Читатель-реципиент должен прочитать текст, вернуться к его началу и проанализировать его, чтобы понять, кого же здесь автор имеет в виду: Человека / der Mensch или Животное, Зверь / das Tier (в данном случае Муху / die Fliege). Здесь мы вновь наблюдаем проявление дидактической функции зооморфической перспективы, а также проявление так называемой людической функции (автор как бы играет зооморфической и антропоморфической перспективами). В такой аспектуали-зации объекты видения die Naschhaften I «лакомки» и die Kleinen I «Маленькие» лингвостилистически представленные чисто антропоморфическими лексемами, имплицируют и антропоморфичность, и зооморфичность. Это и есть момент интеграции антропоморфической и зооморфической перспектив. И, наконец, кульминацию антропо-зооморфического взаимодействия представляет предложение:

Peine Nachsten werden immer giftige Fliegen sein; Das, was gross an dir ist, — das selber muss sie giftiger machen und immer fliegenhafter

Ближние твои всегда будут ядовитыми мухами; то, что есть в тебе великого, —это будет делать их ядовитыми и мухам подобными

Похожие диссертации на Манифестация текстофилософемной картины видения средствами зооморфической перспективы в текстах Ф. Ницше и их переводах на русский язык

Видеологическая перспектива и ее лингвостилистический статус в художественном тексте : на материале поэтических текстов Райнера Марии Рильке и их переводов на русский языкИванова Екатерина Анатольевна

Английский перфект в языке перевода художественного текстаДерцакян, Рипсиме Альбертовна

Безэквивалентная глагольная лексика русского и немецкого языков (вопросы перевода русских художественных текстов на немецкий язык) Исмагилова Лилия Асадулловна

Сохранение экспрессивной функции текста при переводе с английского языка на русскийИзмайлов Антон Зелимханович

Инфинитивные конструкции в немецком языке и их лексико-грамматические соответствия при переводе рекламных текстов на русский языкМамедов Артур Нарманович

Речевые акты побуждений в русском и персидском языках (на материале русских художественных текстов и их переводов на персидский языкРахелех Зиаифаштами

Лексико-семантическая репрезентация концепта "радость" в английском и русском языках : на материале переводов художественных текстов XIX векаКирьякова Ольга Игоревна

Проблемы структурирования текста на переводящем языке при переводе с русского языка на английскийКочелаева Надежда Алексеевна

Глаголы широкой семантики в научно-технических текстах на английском языке и их перевод на русский Загородняя Владислава Александровна

Когнитивно-типологический аспект импликативной коммуникации : На материале французских текстов и их переводов на русский языкНефедова Лилия Амиряновна