Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Проблемы определения семасиологического и ономасиологического статуса эвфемизмов
1.1. Понятийный аспект древнего и современного языкового табу и эвфемии 9
1.2. Собственно лингвистический аспект современной эвфемии 22
1.2.1. Структура эвфемизмов 24
1.2.2. Способы эвфемизации 25
1.2.3.Функции эвфемистических субститутов 44
1.2.4. Эвфемия и смежные явления 51
1.3. Внелингвистические аспекты языкового табу и эвфемии...58
1.3.1. Психологический аспект эвфемии -
1.3.2. Социальный аспект эвфемии 60
1.4. Аксиологический аспект эвфемии 64
1.5. Прагмалингвистический аспект эвфемии 67
Выводы по I главе 72
Глава II. Эвфемизмы в современной общественно- политической лексике в сопоставительном аспекте русского, немецкого и башкирского языков
2.1. Эвфемия и эвфемия общественно-политического содержания: системные связи 75
2.2. Соотношение понятий «эвфемия», «криптолалия», «дезинформация» 82
2.3. Современная общественно-политическая эвфемия как способ реализации стратегии демобилизации общественного мнения 89
2.3.1. Эвфемистические образования, возникшие в рамках речеповеденческой тактики «дипломатического» языка 90
2.3.2. Эвфемизмы, возникшие в рамках идеологии политической корректности 92
2.4. Структурно-семантические особенности эвфемизмов, отражающих негативные явления социально-экономической жизни 94
2.4.1. Особенности эвфемизации единиц тематических групп «война», «терроризм» 95
2.4.2. Особенности эвфемизации единиц тематической группы «злоупотребление служебным положением» 122
2.4.3. Особенности эвфемизации единиц тематической группы «экономический кризис» 128
2.5. Эвфемистические единицы, возникшие в рамках идеологии политической корректности 131
2.5.1. Эвфемистические наименования тематической группы «обозначение расовых, национальных, этнических, религиозных групп» 133
2.5.2. Эвфемистические единицы тематической группы «статусная принадлежность» 139
Выводы по II главе 147
Заключение 151
Список литературы 156
Приложение 180
- Понятийный аспект древнего и современного языкового табу и эвфемии
- Структура эвфемизмов
- Эвфемия и эвфемия общественно-политического содержания: системные связи
- Соотношение понятий «эвфемия», «криптолалия», «дезинформация»
Введение к работе
Эвфемия - многомерное языковое явление, обладающее своеобразной
лингвистической, психологической и социальной спецификой, представляющей отражение нравственной и духовной культуры, ценностных установок, особенностей мышления и мировоззрения отдельной личности и этнокультурной общности.
Наиболее ранние исследования эвфемии восходят к концу XIX века. Значительный вклад в изучение данного лингвистического явления внес Г.Пауль, выделив эвфемизмы в разработанной им схеме семантических изменений. Работы А. Мейе, Д.К. Зеленина, Д.Д. Фрезера, В.В. Иванова, исследовавших феномен языкового табу и эвфемии у древних народностей, привлекли внимание ученых к этому явлению в I половине XX века. В последние десятилетия в связи с динамическими изменениями в обществе отмечается возрастание внимания к вопросам эвфемии. Знание механизмов эвфемизации становится важной чертой речевого поведения, способствующей регуляции общественных отношений, формирует улучшенное восприятие отдельных реалий общественно-политической жизни государства, позволяет выявить и разработать пути достижения эффективности общения с представителями разных культур. Количество эвфемистических замен служит показателем значимости явления в жизни общества.
Будучи следствием табу, эвфемистические единицы образуют обширный пласт лексического состава языка, а многочисленные исследования различных аспектов эвфемии на материале немецкого [Ульман 1970, Luchtenberg 1975, Бердова 1981, Balle 1990 и др.], английского [Шахжури 1956, Гальперин 1958, Кацев 1988, Босчаева 1989, Holder 1995 и др.], французского [Турганбаева 1989, Видлак 1965], испанского [Родченко 1999], русского [Ларин 1961, Будагов 1953, Булаховский 1953, Шмелев 1964, Реформатский 2001, Крысин 1994 и др.] казахского [Ахметов 1973], туркменского [Алтаев 1955], узбекского [Исматуллаев 1964], башкирского
[Юсупов 1988] и некоторых других языков свидетельствуют об универсальном характере данного явления.
Несмотря на то, что вопросам эвфемистического переименования посвящены многочисленные работы в лингвистической литературе и других областях гуманитарных знаний (этнографии, этнолингвистике, культурологии), многие из них до сих пор не получили четкой трактовки, что объясняется сложной и многоплановой природой рассматриваемой проблематики.
Объектом исследования является эвфемия в лексических системах современных разноструктурных языков.
Предмет изучения составляет эвфемистический оценочный потенциал вторичных номинаций в общественно-политической лексике и публицистических текстах на материале немецкого, русского и башкирского языков.
Актуальность исследования определяется недостаточной
разработанностью некоторых аспектов эвфемии, в частности необходимостью установления критериев идентификации эвфемизмов, проблемой описания специфики эвфемии общественно-политического содержания, значимостью изучения эвфемистических средств выражения в системе механизмов регуляции общественных отношений на материале неродственных языков.
Цель исследования состоит в описании специфики эвфемии общественно-политического содержания в сравнительно-сопоставительном изучении на материале немецкого, русского и башкирского языков.
В соответствии с целью определены задачи исследования:
определение социальных и психологических мотивов образования древних и современных форм табу и эвфемии, их соотношения и места в системе номинативных средств языка;
систематизация основных функций и способов образования эвфемии;
разработка критериев дифференциации эвфемии от смежных и сходных
явлений мелиорации, криптолалии, дезинформации;
выявление распространенных в общественно-политической лексике разноструктурных языков тематических групп и их составных частей, подвергаемых эвфемизации;
установление видов и особенностей функционирования эвфемистических единиц общественно-политического содержания в немецком, русском и башкирском языках.
Методологической основой исследования послужили труды отечественных и зарубежных ученых по исследованию вопросов табу и эвфемии в области лингвистики [Luchtenberg 1975, Будагов 1953, Булаховский 1953, Кацев 1988 и др.], этнографии [Зеленин 1979, Фрезер 1980, Маковский 2000 и др.], этнолингвистики [Юсупов 1988, Ураксин 1994, Хадыева (1994) и др.], лингвокультурологии [Иванова 2004 и др.], лингвистической типологии [Шафиков 2001 и др.], теоретические положения из области политологии (Ольшанский 2003 и др.), теории коммуникации и речевого воздействия [Klaus 1965, Крючкова 1989, Голованевский 1996, Михальская 1996 и др.].
Методы исследования. Для решения поставленных целей и задач исследования были использованы методы наблюдения, дистрибутивного, компонентного анализа, лексикографического отбора, а также сопоставительно-описательный и количественный методы.
Материалом исследования послужили эвфемистические единицы, полученные в результате сплошной выборки из словарей общественно-политических терминов, заимствований, толковых, фразеологических, экономических и других лексикографических источников, а также тексты устных и письменных выступлений политических деятелей, опубликованные и передаваемые СМИ в период с 1998 г. по I полугодие 2005 г. на немецком, русском и башкирском языках (всего 318 статей на немецком языке (2108 лексических единиц), 267 статей на русском языке (1867 лексических единиц), 96 статей на башкирском языке (672 лексические единицы).
Научная новизна исследования определяется включением в предмет исследования эвфемистических единиц, распространенных в общественно-политической лексике современных разноструктурных языков, выявлением их видов, структурного своеобразия, функционального назначения, национально-культурной специфики, установлением тематических групп и критериев отграничения эвфемии от сходных явлений мелиорации, дезинформации, криптолалии. Выделен ведущий критерий эвфемии общественно-политического содержания - морально-этический детерминант.
Теоретическая значимость исследования состоит в систематизации знаний об эвфемии общественно-политического содержания, определении специфики и закономерностей функционирования эвфемистических средств выражения в публицистических текстах и устных выступлениях политических деятелей, в разработке идентифицирующих признаков эвфемизмов, ориентированных на прикрытие негативных явлений и смягчение различных видов дискриминации в обществе.
Практическая значимость работы заключается в том, что результаты полученных данных могут найти применение в преподавании курсов лексикологии, стилистики, теории коммуникации, переводоведения, этнографии, этнолингвистики, лингвокультурологии, а также в проведении лексикографических исследований.
На защиту выносятся следующие положения:
эвфемия представляет собой синтез лингвистических и экстралингвистических составляющих;
нормирующая, эстетическая, вуалирующая функции эвфемии выступают в непрерывном взаимодействии;
эвфемия в общественно-политической лексике характеризуется функциональной разнородностью с преобладанием вуалирующей и социально-регулятивной функций;
эвфемия в общественно-политической лексике представляет собой языковую универсалию.
Апробация результатов работы. Основные положения и результаты исследования были представлены на межрегиональной научной конференции «Проблемы семантики и перевода в свете типологии языков и контрастивной лингвистики» (Уфа, 2001), и на всероссийской научной конференции «Проблемы семантики языковых и речевых единиц в свете типологии языков и межкультурной коммуникации» (Уфа, 2002). Доклады по теме исследования обсуждались на заседаниях кафедры немецкой филологии Башкирского государственного университета, отражены в шести публикациях.
Объем и структура диссертации. Композиционно работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка литературы и приложения. Приложение включает примеры по теме исследования, дополнительный тематический материал.
Понятийный аспект древнего и современного языкового табу и эвфемии
Лексическая система многих языков включает слова, которые при тех или иных условиях исключаются участниками коммуникации из речевого обихода, подвергаясь в силу действия ряда социальных и / или психологических причин иносказательной замене. В лингвистической науке по отношению к словам, выступающим в функции замены неприемлемых с точки зрения говорящего номинативных конструкций, употребляется термин «эвфемизм», а в отношении к предметам и явлениям, подвергаемым в силу различных причин запрету на прямое словоупотребление - термин «табу».
Вопросы эвфемии в лингвистической литературе рассматриваются, как правило, во взаимосвязи с явлением табу, что может быть обусловлено спецификой данного лингвистического явления: образованию эвфемистической замены предшествует наличие табу. Языковое табу во все времена служило движущим фактором развития эвфемистического словаря. О связи между эвфемией и табу свидетельствуют исследования Б.А. Ларина (1961), S.Ullman (1951), С. Видлак (1965), М. Gasser-Mulheim (1972), S.Luchtenberg (1975), Х.Г. Юсупова (1988), Л.П. Крысина (1994), А.М.Кацева (1988) и других ученых. Вопросам табу в собственно этнографическом аспекте посвящены фундаментальные труды В.В.Иванова (1957), Д.Д.Фрезера (1980), Д.К. Зеленина (1979, 2004), X. Есбергенова (1969), Н.А.Алексеева (1984), М.М. Маковского (1988; 1992), Г.Г. Салихова 1992, З.Фрейда (2005), С. Balle (1990), З.Г. Ураксина (1994), Р.Г. Назирова (1982, 1995), Ф.Г. Хисамитдиновой (1997), Й. Торма (1997), Н.Б. Мечковской (1998), Я.Сятковского 1998, Р.А. Султангареевой (2002), Л.Л. Габышевой (2003), Г.Б.Хусаинова (2003), Ю.Л. Воротникова (2003) и некоторых других исследователей. Постепенно, по мере выхода в свет литературы, посвященной данной проблематике, обнаруживаются расхождения лингвистических взглядов в отдельных вопросах исследования, прежде всего в определении табу и эвфемии в целом и их отдельных аспектов.
Слово «эвфемизм» (от др.-греч. ей - «хорошо», phemi - «говорю») со времен античности используется для обозначения смягченных выражений, привлекаемых на смену табуированных (запрещенных) наименований. «Табу» - слово полинезийского происхождения, проникшее в европейские языки в конце XVIII века. Следуя лингвистическим определениям [Булаховский 1953, Фрезер 1980, Кацев 1988, Фрейд 2005 и др.], слово табу (ta- «отмечать» и усилительное наречие ри — «всецело выделенный», «отмеченный») изначально заключало два диаметрально противоположных взаимоисключающих значения. С одной стороны, это нечто, от чего стремились отдалиться, уйти прочь, что таило некое зловещее начало, служило проклятием, и предрекало реальную опасность для человека. С другой стороны, слово «табу» приобретает дополнительные смысловые цепочки с выраженным оттенком позитивной оценочности: «всецело выделенный», «отмеченный», «священный». Общими для данного понятия элементами являются значения «неприкосновенный», «запретный». В совокупности слово «табу» означает запрет, распространяемый на предметы, действия, слова и жесты.
По мнению некоторых исследователей [Будагов 1953 и др.] термин «табу» применим лишь по отношению к запретам, налагаемым на различные слова у первобытных народов. По мере ослабления наивно-религиозных представлений и развития человеческого сознания происходит ограничение влияния табу на слова и действия. Другие исследователи [Булаховский 1953, Исматуллаев 1964, Шмелев 1964, Balle 1990, Реформатский 2001 и др.] отмечают устойчивую тенденцию к сохранению запретов на отдельные слова или группы слов в современном обществе, одновременно указывая на изменение характера ограничений с развитием цивилизации. При таком подходе термин «табу» расширяет рамки семантического содержания, приобретая значение запрета, распространяемого на предметы, действия, слова и жесты, характерного не только для ранних стадий формирования человеческого сознания, но и для более поздних этапов развития цивилизации.
Первоначальное упоминание табу и их эвфемистических замен восходит к наиболее низшим ступеням развития общества. Лингвисты едины в том, что в основе запретов на ранней стадии формирования сознания лежал психологический фактор, где под воздействием различного рода эмоциональных интенсификаторов возникли ограничения на прямое словоупотребление того или иного объекта номинации. Отмечая магические свойства слова в сознании древних народов, исследователи отмечают, что слово отражало не только все элементы языческого ритуала, но и все категории языческой ментальносте. «Именно слово, - отмечает М.М.Маковский в ходе рассуждений о табуизирующих маркерах в индоевропейских языках, - как барометр точно отражало нравы, обычаи, верования, способы мышления первобытных людей» [Маковский 1998:154].
Структура эвфемизмов
Эвфемистические субституты обладают обширным структурным своеобразием. По своему устройству эвфемистические единицы представляют вербальный или невербальный шифр, вуалирующий суть явления, распознанию которого коллективом носителей языка как обозначение того же референта способствует ключевая сторона номинации -намек. Существенным в этом отношении представляется мысль Е.И. Шейгал о том, что эвфемия «изыскивает пути затемнения нежелательных смысловых составляющих, не выходя из референциальной среды исходного значения» [Шейгал 2000: 158], а также положение о дифференциации единиц данного типа по степени оказываемого эвфемистического эффекта [Кацев 1988, Москвин 2001 и др.]. Как резюмирует В.П. Москвин, «чем более характерен вуалируемый признак, тем меньшим эвфемистическим потенциалом обладает денотат» [Москвин 2001: 61].
Наиболее обстоятельный перечень структурного своеобразия эвфемистических единиц приводит A.M. Кацев. В числе способов формального выражения эвфемистических единиц ученый выделяет существительные, прилагательные, глаголы, наречия, местоимения некоторых разрядов: личные, указательные, неопределенные в сочетании с существительными [Кацев 1988:37]. В дополнение к вышеприведенному перечню форм эвфемизации можно назвать описательные конструкции, а также некоторые невербальные способы эвфемизации, имеющие специальное графическое оформление. Л.П.Крысин, выделяя в числе полиграфических средств, призванных к осуществлению эвфемистической функции в письменном тексте кавычки, курсив, разрядку, обращает внимание на сопутствующие эвфемизации графические средства - оговорки, комментарии (мягко говоря, по более осторожному выражению, фигурально выражаясь и др.) [Крысин 1996: 405].
В числе характерных структурно-семантических признаков эвфемии следует обратить внимание на способность данного лингвистического явления к репрезентации различных стилей речи. Так, к примеру, слово «умереть» может быть представлено в возвышенном, нейтральном и сниженном стилях: возвышенный стиль: нем. das Zeitliche segnen /рус. уйти в мир иной, отойти в вечность / баш. теге донъяра ките у; нейтральный стиль: нем. ausringen /рус. отмучиться /баш. донъяны калдырыу; сниженный стиль: нем. abschieben / рус. отдавать концы / баш. аяк Иу?ыу.
Вполне естественно существование спорных случаев, когда намек на негативно окрашенное содержание чересчур откровенен и привычен, как это обнаруживается в сочетаниях сыграть в ящик, «окочуриться», и др. Иронический компонент, свойственный единицам сниженного стиля, при определенных условиях коммуникации способствует созданию особого психологического восприятия. Однако данный аспект эвфемии составляет предмет отдельного изучения.
Итак, эвфемия в структурно-семантическом аспекте представляет вербальный и /или невербальный код, ограничивающий экспликацию нежелательных смысловых составляющих значения, заключаемого в слове-табу не выходя из референциальной среды исходного значения. Формальными средствами экспликации значения могут выступать отдельные слова, сочетания слов и описательные конструкции, способные репрезентировать различные стили речи, а также невербальные способы эвфемизации, имеющие специальное графическое оформление. 1.2.2. Способы эвфемизации
Многообразие способов эвфемизации, выделяемых исследователями [Булаховский 1953, Ларин 1961, Девкин 1973, Luchtenberg 1975, Юсупов 1988, Кацев 1988, Крысин 1996, Москвин 2001, Емельянова 2001, Питина 2002, Кудряшова 2002, Артюшкина 2002, Торопцева 2003 и др.], можно условно разграничить на две группы: невербальные и вербальные способы.
Невербальные способы эвфемизации включают умолчание и параэвфемию. а) Умолчание (опускание) неприемлемого с точки зрения говорящего компонента речи, по мнению А.М.Кацева, представляет «запрет на слово, свойственный главным образом древним формам табу, которые не всегда гарантируют появление нового наименования в прежнем значении, то есть эвфемизма. Иногда слово-табу избегается в речи какого-либо лица без попыток использовать его заменитель. Для иллюстрации данной мысли автор ссылается на традиционный обычай умолчания имен собственных, которое наблюдается у некоторых немногочисленных народов. Имя какого-то человека может быть узнано лишь окольным путем - у сопровождающего лица [Кацев 1988:16]. Умолчание - достаточно распространенный способ, посредством которого адресант речи, не прилагая особых усилий для выбора подходящей замены табуируемого слова, осуществляет одно из ведущих условий успешной коммуникации - соответствие речи принятым в обществе нормам. Ведущую роль в процессе обозначения того или иного предмета, явления, процесса, играет субъективный фактор в силу того, что именно отправитель языковой информации определяет степень приемлемости той или иной языковой формы выражения, руководствуясь собственными соображениями допустимого с позиции морали и этики. В языковом выражении эвфемизация способом умолчания проявляется в эллиптических конструкциях, в частности, в абсолютивном употреблении переходных глаголов. Отсутствие табуируемого компонента высказывания легко восстанавливается из контекста. Иллюстрацией эвфемизации умолчанием предполагаемого слова могут служить номинативные конструкции с сокращением до начальной буквы {господин N., мистер X, дамы города N., гражданин/ гражданка В. и т.д.), неопределенные местоимения в именительном падеже {некто, некий, некоторые) и др.
Эвфемия и эвфемия общественно-политического содержания: системные связи
Эвфемия представляет особую область лингвистического изучения в силу многогранной специфики данного явления, обусловливающей неоднозначность теоретических взглядов относительно роли данного явления в сфере современных общественно-политических отношений.
Специфика обозначенных в предыдущем изложении типов эвфемистических субститутов, дифференцируемых по признаку определяющего действия той или иной мотивации, в частности эвфемизмов суеверной, религиозной направленности, а также современных эвфемизмов с определяющим действием морально-этического детерминанта, обнаруживает некоторые общие черты с эвфемистическими единицами общественно-политической направленности. Интегральным признаком перечисленных типов эвфемистических единиц выступает действие психологического фактора, отражающего особенности человеческого мышления на различных этапах формирования общественного сознания. Слово, будучи средством объективирования мысли, во все времена наделяется магической функцией. И хотя данную функцию в лингвистике принято считать второстепенной, крайне несущественной для обществ европейского типа, наблюдения показывают, что в определенном метафорическом значении магическая функция характерна и для современных языков. В предыдущем изложении мы отмечали, что инициирующими мотивами эвфемизации на начальных этапах развития сознания способствовали подсознательное чувство страха, граничащее на более позднем этапе с чувством благоговения перед божествами, и лишь в немногих случаях процесс эвфемизации был сопряжен с чувствами стыда и отвращения. Образование современных типов эвфемии обусловлено действием сходных эмоциональных интенсификаторов, однако на смену суеверному и религиозному страху перед воображаемыми сверхъестественными силами, способными нанести урон жизненно важным сферам деятельности человека и привести к болезням и смерти, приходит опасение причинить нравственный вред социальной личности. Морально-этический детерминант образует зону табу, которая ограничивает речевую деятельность коммуникантов, способствуя поиску избирательных форм словоупотребления. Нарушение табу на слово в современном обществе способно повлечь наряду с нравственным ущербом личности к физическому вреду. Слово имеет эффект эмоционального стимулятора, воздействующего на нервную систему человека. Искусное и тонкое оперирование магическими свойствами слова способно вызвать к жизни позитивные силы и обратить потенциальное зло во благо отдельной личности и всего общества. И напротив, существует ряд так называемых «стрессовых слов», воздействующих на эмоциональную сферу деятельности сознания, и способные привести к необратимым последствиям в жизни общества. Если с этой точки зрения посмотреть на значение языка и речи в истории человечества, становится очевидным тот факт, что слово, будучи отражением различных мировоззрений и настроений как отдельных индивидов, так и целых социальных групп, равносильно действию. Здесь мы подходим к вопросу, имеющему принципиальное значение для дальнейшего изучения интересующей нас проблематики.
Эвфемия общественно-политического содержания в лингвистических исследованиях рассматривается, как правило, в связи с общими вопросами эвфемии. При этом обращает внимание дифференциация взглядов ученых в решении вопроса о функциональном назначении эвфемизмов общественно-политического содержания. Авторы ряда работ, посвященных данной тематике, придерживаются мнения о манипулятивной направленности эвфемии общественно-политического содержания [Юдина 2001, Жуков 2002, Кара-Мурза 2003, Грачев 2003, Мельник 2003, Почепцов 1990, 2003 и др.]. Основными критериями манипуляции, с точки зрения С.Г. Кара-Мурзы, выступают духовная направленность и скрытый характер психологического воздействия, не приемлющего физическое принуждение или угрозу, знание и мастерство. Понятие манипуляции исключает этикет, определяемый в исследовании как «воздействие на поведение окружающих с помощью иносказаний и умолчаний, языка знаков, понимаемых в данной культуре» [Кара-Мурза 2003:17]. Возможность понимания вторичного знака, по мнению автора, открывает путь к декодированию истинных намерений воздействующего субъекта. Утонченно вежливая форма способствует определенному воздействию на поведение партнера в свою пользу, однако, как отмечается в исследовании, это - не манипуляция, поскольку здесь не скрываются ни факт воздействия, ни намерения: «Без этикета и условностей, связанных с обманом, жить в обществе невозможно. Но, применяя правила этикета, мы вовсе не обращаемся с человеком как с вещью, мы его уважаем как личность» [Кара-Мурза 2003:17]. Если следовать приведенному суждению, критерий истинности не входит в понятие манипуляции, и напротив, этикет, будучи составным элементом этики, исключает ложь. Эвфемия выступает частью технологии власти, направленной на сознательное введение в заблуждение в интересах субъекта воздействия. При этом объект манипуляции не подразумевает об истинных намерениях адресанта речи в формировании оценки происходящего, принимая сознательно инициируемые выводы за собственные умозаключения.
Соотношение понятий «эвфемия», «криптолалия», «дезинформация»
Эвфемизмы общественно-политического содержания образуют особую группу по признаку доминирующего действия маскирующей функции. Маскирующая функция эвфемизмов рассматривается через призму средства языковой манипуляции общественным мнением в целях достижения интересов говорящего. Изначально отрицательная отмеченность интенций отправителя языковой информации (языковое кодирование заведомо предосудительного факта совершения либо континуального характера протекания действий, преследование личностных интересов) обусловливает переход знака плюс на минус. Очевидное доминирование маскирующей функции эвфемизмов данного типа предполагает одновременное действие нормирующей и эстетической функции. Существенным условием языковой манипуляции средствами эвфемии выступает соответствие высказывания критерию истинности.
Искусный подбор особых языковых средств выражения может подвести слушателя к формированию особого представления о том или ином явлении, способствуя преуменьшению угрозы эскалации конфликтной ситуации, однако манипуляция на основе языкового кодирования оставляет возможность любому носителю языка догадаться об истинной сущности обозначаемого явления.
Акцентирование маскирующей функции эвфемии общественно-политического содержания и указание на связь данной функции с явлением языковой манипуляции в исследовательских изысканиях имеет под собой реальные основания. Вместе с тем трудно не согласиться с мнением В.П.Москвина о необходимости отделения эвфемии от других явлений, в частности криптолалии и дезинформации. Отмечая необоснованность причисления к эвфемизмам слов воровского жаргона, медицинских терминов и латинизмов, к которым прибегают врачи с целью скрыть предмет разговора от пациентов, а также различного рода зашифровок (напр., город N), используемых в речи военных с целью сохранить секретность информации, исследователь выдвигает тезис о необходимости уточнения объема понятия эвфемии [Москвин 2001: 58].
Учитывая обозначенные ранее критерии идентификации эвфемии, попытаемся выявить границы между эвфемией общественно-политического содержания и фактами намеренного искажения истины - криптолалией и дезинформацией. Впервые на соотношение эвфемии и криптолалии указывает А.А. Реформатский. Отмечая свойство жаргонной лексики к реализации эвфемистической функции, ученый видит их основное назначение в осуществлении целей тайноречия (криптологии)» [Реформатский 1966: 106-107]. Для иллюстрации данной мысли А.А.Реформатский приводит глаголы пришить (вместо убить), купить (вместо украсть) [Реформатский 1966: 106-107]. В.П. Москвин, подвергая сомнению интерпретацию жаргонизма пришить с позиции эвфемизма, призванного смягчению негативной сущности обозначаемого, полагает целесообразным трактовать эвфемию и криптолалию в свете двух самостоятельных, функционально противопоставленных речевых стратегий. «Эвфемию и криптолалию, отмечает исследователь, - нередко можно противопоставить только ситуативно. Так, термин педикулез в устах врача может быть квалифицирован: 1) как эвфемизм - в случае, если врач говорит пациенту, знающему содержание этого термина: У вас педикулез; 2) как средство криптолалии - если врач говорит своему коллеге при пациенте, заведомо не знающем медицинской терминологии: У больного педикулез» [Москвин 2001: 60-61].
С точки зрения Л.П. Крысина, эвфемистичными являются обозначения, с помощью которых скрывается от противника подлинный смысл передаваемых сообщений (ср. хозяйство в значении «воинская часть», и др.). Отмечая в числе характерных целей эвфемизации необходимость завуалировать существо дела, ученый отмечает: «Эта традиция используется и при описании деятельности оборонных и всяких иных «закрытых» предприятий: ящик в значении «завод, институт» («Работаю в ящике») - из сочетания почтовый ящик номер...; объект в значении «военный объект» или «промышленный объект оборонного характера»; изделие - о бомбе, ракете и тому подобной продукции военного назначения; продукт — «о начинке» для атомных бомб [Крысин 1994:79-82]. В нашем понимании эвфемистическая направленность некоторых обозначений из области военной лексики допустима при условии публичной направленности и сознательной установки на предотвращение негативной реакции со стороны массовой аудитории. Номинативные варианты изделие, продукт (о бомбе, ракете) реализуют эвфемистическую функцию в том случае, если адресант речи руководствуется мотивами предупреждения социального напряжения, неизбежного при прямом способе обозначении «ядерная бомба», «бомбовый удар», «бактериологическое оружие», и др.
