Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Отражение картины мира во временной лексике русского и монгольского языков (на материале письменных памятников) 19
1.1. Основные временные концепты, их содержание и функционирование в древнерусских текстах 19
1.1.1. Время 23
1.1.2. Дінь 31
1.1.3. В-Ькъ 36
1.1.4. Годъ 41
1.1.5. Літо 46
1.2. Основные временные концепты, их содержание и функционирование в древнемопгольском тексте 49
1.2.1. Цаг-«время» 52
1.2.2. Одер - «день» 59
1.2.3. Шоне - «ночь» 67
1.2.4. Хоног - «сутки» 71
1.2.5. Жил - «год», он - «лет, год» 77
Выводы по I главе 86
Глава II. Традиции временной картины мира в русском и монгольском календарях 89
2.1. Русский народный календарь как отражение наивно-целостной картины мира 89
2.2. Отражение в монгольском народном календаре естественно-эмпирической картины мира 104
2.3. Временная картина мира в афористике русского и монгольского языков 128
Выводы по II главе 139
Заключение 142
Библиография 149
- Основные временные концепты, их содержание и функционирование в древнерусских текстах
- Основные временные концепты, их содержание и функционирование в древнемопгольском тексте
- Русский народный календарь как отражение наивно-целостной картины мира
- Временная картина мира в афористике русского и монгольского языков
Введение к работе
Категория времени является одной из самых древних, универсальных, важнейших и загадочных категорий мироустройства, интерес к которой человечество проявляет с давних пор. Вся жизнедеятельность человеческого общества протекает во времени, регулируется периодической сменой его циклов. Поэтому исчисление времени явилось одной из первых научно-практических задач древних народов [См.: Буткевич и др. 1961, С.6].
Определение времени дается с акцентом на связи его с понятиями движения и изменчивости: время - «форма возникновения, становления, течения, разрушения в мире, а также его самого со всем тем, что к нему относится» [Краткая философская энциклопедия 1994, С.77]. Таким образом подчеркивается, мироупорядочивающая сущность времени. Сегодня при разработке философской концепции времени актуализируется аксиологическая составляющая данной категории, выявляется ее ценностное, мировоззренческое, смысло-жизненное содержание.
Время, мироорганизующее по сути, выступает в самых различных формах: физическое, биологическое, социальное, историческое, художественное, астрономическое, философское, психологическое, индивидуальное и другие. Однако время - всеобщая форма существования материи, значит, имеются единые закономерности, тенденции в развитии и выражении категории времени, ее свойств и особенностей, что позволяет говорить об универсальности данной категории, о ее инвариантном содержании, независимом от той или иной области знаний. В связи с этим время как ключевая гносеологическая проблема продолжает оставаться в центре самых разных исследований.
Современные философы признают, что время характеризует развитие культуры и духовные процессы, причем как в индивидуальном, так и в общественном сознании. Переворот в понимании времени не просто как физического условия человеческой жизнедеятельности, а как внутренне
организующего человеческую деятельность фактора, ' определяющего целостность жизненного процесса, связан с именами А. Бергсона, Э. Гуссерля, М. Хайдеггера.
Философами обнаружена связь представлений о времени с процессами становления культуры как освещение концепций времени не только в истории познания, но и в сфере духовного освоения мира. Изучение восприятия и воплощения переживания времени в искусстве и религии -одна из ключевых задач гуманитарного знания.
Проблему времени в контексте историко-культурного развития народов исследовали П.П. Гайденко, А.Я. Гуревич, М.С. Каган, которые раскрывают вопросы исторического генезиса восприятия времени в структуре культурного наследия различных эпох, формаций. При этом наиболее изученными предстают периоды античности, Средневековья и Возрождения.
Время - важнейшая категория культуры. Без нее немыслимо рассмотрение проблем мифологии, религии, науки. Не менее важны они при рассмотрении этнических аспектов культуры, ибо каждый народ отличается спецификой в их осмыслении, определяемой, в частности, экологической зоной и типом хозяйства. Поэтому понимание пространства и времени у каждого этноса обладает особой емкостью, в которой слились этническое, экологическое и хозяйственно-культурное своеобразие соответствующих культурных ареалов.
Этнический аспект проблемы времени в российской науке подробно изучался Л.Н. Гумилевым (возраст этноса), Вяч. Вс. Ивановым, В.Н. Топоровым, Н.И. Толстым (время в славянской народной культуре), СМ. Толстой (аксиологические аспекты времени, у славян), Т.В. Цивьян (время в русском фольклоре) и другими. Лингвистический, этнолингвистический и культурологический аспекты тесно связаны, ибо слово - синтезатор национальной культуры.
Ученые-этнологи внесли большой вклад в сравнительно-историческое и типологическое изучение образа времени у разных народов на разных этапах развития, касаясь в своих работах в какой-то мере и этнолингвистического аспекта проблемы.
Время давно признано неотъемлемой частью культуры, компонентом ее структуры и одной из составляющих ее развития, чему посвящены работы Ю.М. Лотмана, Б. М. Гаспарова, Б.А. Успенского.
Языковому времени принадлежит совершенно особая роль, что связано с местом в обществе, которое присуще языку. Языковое время, выраженное в слове, наиболее полно отражает мироощущение этноса разных эпох и вбирает в себя все остальные виды времени, ибо оно есть соединение реального и мыслимого и способно выражать даже то, что не может нам дать никакой другой источник знаний. В этом отношении справедливо говорят о вседержительности и универсальности слова как феномена. В языке отражается, материализуется не только сознание, но и надсознание, и подсознание. Об этом впервые заговорил К.Г. Юнг, занимавшийся также ' проблемой времени [См.: Юнг 1992, С.83].
В науке о языке эта универсалия стала предметом исследования не так давно. В конце 80-х годов XX в. Ю.Н. Караулов писал о том, что «нельзя познать сам по себе язык, не выйдя за его пределы, не обратившись к его творцу, носителю, пользователю - к человеку, к конкретной языковой личности», что необходимо вести анализ «вполне определенного национального языка вместе с определенными историко-, этно-, социо- и психолингвистическими особенностями его носителей» [Караулов 1987, С.З].
Истоки идеи антропоцентричности языка нашли отражение и в работах В. Гумбольдта. «Разные языки - это не различные обозначения одной и той же вещи, а различные видения ее», и данное положение теперь уже является рабочим: «Именно в языке формируется и структурируется национальная картина мира» [Гумбольдт 1984, С.З 12]. Идея единой картины мира
возникает в начале XX в. (Шпенглер 1993), и картина мира становится базисным понятием антропологической лингвистики.
В настоящее время исследование языковой картины мира проводится в рамках гипотезы лингвистической относительности Б. Уорфа и Э. Сэпира, основные положения которой сводятся к тому, что определяющим фактором мышления человека, характера познания им действительности является язык, из чего следует непосредственное влияние языка на культуру. Поэтому в языке находит отражение «наивная» модель мира, когда язык творит картину мира, «навязывает» носителям «культурно-национальное миропонимание». Б. Уорф утверждает, что каждый язык представляет собой особую призму, через которую носитель языка вынужден видеть и осмысливать окружающий мир. По мнению Ю.Д. Апресяна, каждый естественный язык отражает определенный способ восприятия и организации, или «концептуализации», мира.
Лингвистика изучала время преимущественно как грамматическую категорию, и лишь недавно время стало рассматриваться как когнитивная категория, как один из элементов языковой картины мира, как составляющая лингвокультурного знания и понимания того или иного народа. Основу когнитивизма прежде всего составляет антропоцентризм, который подразумевает изучение языка «не в самом себе и для себя», а для более глубокого и полного постижения его носителя (Е.С.Кубрякова). Когнитивная лингвистика характеризуется ориентацией на исследование ментальной деятельности человека [См. работы Н.Д. Арутюновой, А. Вежбицкой, Ю.Н. Караулова, В.В. Колесова, Г.В. Звездовой, Л.Н. Чурилиной, Ю.С. Степанова, З.Д. Поповой, И. А. Стернина, М.Я. Дымарского, Е.Г. Белявской и других].
В последние десятилетия одной из важнейших проблем когнитивной лингвистики стала проблема отображения в сознании человека целостной картины мира, фиксируемой языком. Картина мира «запечатлевает в себе определенный образ мира, который никогда не является зеркальным отражением мира» [Серебренников, 1983]. Она есть определенное видение и
конструирование мира в соответствии с логикой миропонимания. Мировидение каждого народа складывается в картину мира: «Каждая цивилизация, социальная система характеризуется своим особым способом восприятия мира» [Гуревич, 1981]. Отсюда следует, что менталитет любого лингвокультурного сообщества обусловлен его картиной мира, в которой репрезентированы миропонимание ее членов. Так как возникновение картины мира тесно связано с языком и во многом определяется языком, ее называют «языковой картиной мира». Языковая картина мира отражает национальную картину мира и может быть выявлена в языковых единицах разных уровней.
Наивное языковое сознание, картину мира изучают сегодня Ю.Д. Апресян, Е.С. Яковлева, И.Б. Левонтина, А.Д. Шмелев, О.В. Богуславская. Описание картины мира в рамках культурологического подхода к языковому материалу представлено в работах В.В. Иванова, В.Н. Топорова, В.В. Колесова, СМ. Толстой, В.И. Постоваловой, Л.Н. Михеевой. Языковая картина в зеркале метафоры и других тропов исследуется в работах В.Н. Телии, Н.Д. Арутюновой.
Поворотом в изучении лингвистической картины времени стало концептуальное осмысление данной категории в работах В.И. Постоваловой, Т.В. Булыгиной, А.Д. Шмелева, А.В. Кравченко. В лингвистической науке последних лет под концептом понимается обобщенный образ слова во всем многообразии его языковых и внеязыковых связей. В «Кратком словаре когнитивных терминов» дано определение концепта как единицы ментального лексикона, концептуальной системы и языка мозга, всей картины мира языковой личности, кванта знания [См.: Краткий словарь когнитивных терминов 1996, С.89].
Лингвистическое время активно изучается также в плане уяснения его с помощью разноуровневых средств языка, прежде всего глагольных, то есть доминирует морфологизм; о синтаксическом времени рассмотрено в Русской
грамматике 1980; в работах Виноградова 1972; Куриловича 1962; Бондарко 1971; Ивановой 1965; Бурлаковой 1981 и других.
Проблема отражения в языке темпоральных представлений с помощью разноуровневых языковых средств разрабатывается и Леонтьевой 1964; Клименко 1965; Моисеевым 1972; Волянской 1973; Щепиным 1973; Всеволодовой 1975; Вялкиной 1975; Морковкиным 1977; Ивашиной 1977; Тураевой 1979; Лисицыной 1979; Столбуновой 1983; Тарасовой 1989; Бондарко 1990; Аскаровой 1992; Яковлевой 1992, 1994, 1996 и другими. При этом ими обнаруживаются ментальные черты рассматриваемого объекта.
В историческом и функциональном аспектах временную семантику как выражение языковой ментальносте изучает Г.В. Звездова, работа же А.С. Львова посвящена темпоральной лексике «Повести временных лет», а Т.А. Лисицыной - временной лексике языка XVIII столетия.
Исследования, описывающие временной материал русского языка, посвящены или отдельным фрагментам лексико-семантического поля времени: Гарская, Дудченко 1984; Волянская 1973 или отдельным лексическим группам, классам: Каращук 1976; Лисицына 1979. Проблему индивидуально-авторского употребления временных единиц пытались решить Генкель 1937; Кормачев 1973; Сычков 1977 и другие.
Более четко в ментальном плане ведется разработка структурно-семантического моделирования лексико-семантического поля времени в трудах Клименко 1965; Караулова 1972; Морковкина 1977; Аскаровой 1992; Яковлевой 1992, 1994, 1996; Ищук 1995.
Изучению проблемы времени в плане семантики и языковой ментальносте на историческом материале посвящены работы Филина 1940; Львова 1956; Скогорева 1970; Вялкиной 1975; Ивашиной 1977.
В работах Иванова, Топорова 1965; Лихачева 1967; Бахтина 1975, 1986; Мокиенко 1986; Колесова 1986, 1994; Толстой 1988; Апресяна 1995 и других ученых для изучения временной картины, отраженной в лексической системе, в процессе ее становления у славян, привлекаются данные
культурологического, этнографического и историко-этимологического характера.
Временной материал монгольского языка изучен в меньшей степени. В монгольском языкознании время рассматривалось в основном в качестве грамматической категории. Среди немногочисленных работ о языковом времени назовем диссертационное исследование Гоогийн Бадан «Категория времени в современном монгольском литературном языке» (1989), в котором автор пишет, что «категория времени в монгольском языке представляет собой довольно сложную систему грамматических форм, как глагольных и именных, так и различных сочетаний этих форм» [Гоогийн Бадан 1989, C.93J.
Филолог Чой. Лувсанжав описал (1974) "часы по положению солнечного луча в юрте" и "по тарбагану" (степной сурок), которые использовались как народный способ измерения времени.
С. Дулам в монографии «Монгольская символика» (2002) рассматривает мифологическое время в монгольском эпосе, циклы в жизни героев эпоса, символику года, месяцев, дня и времен года.
В книге «Этнокультурная лексика современного монгольского языка» (2002) Ё. Баярсайхан изучает слова, обозначающие времена года, сезоны, погодные и природные явления, термины времяисчисления.
В кандидатской диссертации Г. Туяа «Семантическое выражение времени как национальный культурный компонент в монгольском языке» (2004) вычленены семы в значении рассматриваемого понятия.
Ж.Цолоо в статье «Термины традиционного летосчисления у монголов» (1994) описывает старые названия месяцев в монгольском, бурятском и калмыцком языках.
Монголовед Л.Г. Скородумова в книге «Монгольский язык. Образы мира» (2004) исследует образ времени в монгольском эпосе.
В современной науке развивается и углубляется мысль, высказанная изначально В. Гумбольдтом и Э. Сэпиром (наиболее полно развитая на славянской почве А.А. Потебней), о том, что тип языка, языковые
способности во многом коррелируют с мышлением и ментальными процессами. Ранее в науке недооценивался тот факт, что, вступая в коммуникацию, носитель того или иного языка использует сложившийся язык и является, по словам Д.С. Мережковского, «пленником культуры». В связи с этим углубляется гносеологический подход к языку.
Психологи, лингвисты, герменевтики считают, что функционирование менталитета следует рассматривать прежде всего на символическом иобразном уровнях. Особенно это касается объектов древности. Лингвистика и герменевтика постулируют новый подход к проблеме взаимодействия субъекта и реальности, который во многом предопределяет временную систему в языке.
Таким образом, провозглашается отказ от классической философской интерпретации этой проблемы, согласно которой резко разграничиваются субъект и реальность, то есть две сферы действительности: объективный мир и субъективный мир мыслей и чувств. По мнению М. Хайдеггера, отрицание теснейшего единства субъекта и реальности по сути дела отрицает более фундаментальное единство - «бытие в мире». На современном уровне науки настойчиво выдвигается концепция единства миробытия, а в соответствии с этим в лингвистических исследованиях -речемыслительной деятельности, когда каждый носитель языка рассматривается как творец, а слово - как процесс.
Как показывают исследования, в* основе летоисчисления и в целом временных представлений древнего человека, безусловно, лежал природно-космогонический творческий акт и биокосмические ритмы, согласно которым и строилась хозяйственная, трудовая, семейная и прочая его жизнь. Космически-целостное понимание природы в ее единстве с человеческим естеством явилось важнейшей предпосылкой временных представлений человека более поздних эпох и эпохи Средневековья. Ранняя же культура была в высшей степени символичной, ее называют мифопоэтической [См.: Потебня 1989; Лосев 1982].
Досредневековая мифопоэтическая традиция во многом подготовила бытие человека Средневековья. Нельзя забывать тот факт, что наука располагает лишь немногими фактами о ментальных процессах как человека дописьменной эпохи, так и человека древнейших цивилизаций. Однако-спорными остаются вопросы о "конкретном и абстрактном" времени в культуре и языке классического Востока, о взаимодействии культуры и языка первобытного общества.
Базой мифосимволичности служило представление о мире как о едином целом, в котором S существовал только как его неотьемлемая часть. Г. Франкфорт в «Преддверии философии» показывает, что не существовало различия между S и R. Не было также различия между реальностью и воображением, что и передавалось мифом-символом, который по своей природе должен быть образным. Спецификой мифопоэтического сознания являлось то, что, видя мир одушевленным, человек толковал понятия как факты, имеющие самостоятельное значение, воспринимал как живые явления. А.А. Потебня, B.C. Соловьев, А.Ф. Лосев отмечают, что для мифопоэтической мысли не было различия между вещью и словом. В Средневековье, которое явилось новым этапом в-познании и освоении мира человеком, уже появляется различие между словом и вещью, но еще не вполне сложились разграничения слова и понятия.
При чтении памятников древней литературы можно убедиться в правоте тех современных ученых-лингвистов (например, В.В. Колесова), которые, развивая лучшие традиции отечественного и зарубежного языкознания, в языке видят условие, способ и результат освоения мира человеком, то есть феномен, обеспечивающий целостность миробытия. В связи с этим в качестве методологического основания исследования мы принимаем когнитивно-ментальную концепцию языка.
Как нам представляется, ментальная концепция языка в плане речемыслительной деятельности вбирает в себя все остальные подходы (логический, функциональный, структурный, нелинейный и так далее), что
позволяет изучать язык в действии, динамике, жизни. Эта концепция противостоит логической, которая существовала с древности до настоящего времени и играла ведущую роль в исследовании слова и языка и согласно которой язык описывался прежде всего как логическая деятельность, ставился знак равенства между этапами логических и речемыслительных операций. Теоретически данная концепция была развенчана А.А. Потебней, Ф.М. Буслаевым, а затем А.Ф. Лосевым, которые всесторонне и полно восприняли идеи В. Гумбольдта.
Ментальный подход к языковой системе показывает, что формирование любого национального языка связано с глубинными вербально-мыслительными процессами (Н.А. Мещерский, Е.М. Верещагин, В.В. Колесов, М.М. Копыленко, О.В. Творогов, Л.С. Ковтун, А.Х. Аскарова, А.И. Васильев и другие). Об этом свидетельствует современная теория перевода текста. Не вызывает сомнения и тот факт, что слово переводится и адаптируется по законам своего языка. Переводится смысл, а не конкретное значение лексемы. Безусловно, что мировоззрение носителей разных языков при этом может быть сходным и даже тождественным. Язык же в каждом случае использует свою базу согласно собственной системе. На ментальные процессы мы выходим настолько, насколько они представляют прагматико-семантические познания в древности.
Учитывая разные подходы и ориентируясь прежде всего на ментальный, мы считаем необходимым разграничение языкового и неязыкового времени. Языковое время, способное отражать самые разные явления и процессы не только физического, но и духовного порядка, шире реального времени. Шире оно и в плане сопоставления его с объективным и субъективным временем; оно субъективно-объективное и включает в себя не только отраженное, но и порожденное время. В таком случае языковое время будет складываться из реального и мыслимого.
Сакральное время представляло собой мыслимую темпоральность, безусловно, с наличием элементов реального времени. Абсолют,
составляющий ядро сакральности, предполагал прежде всего богообщепие и стремление к его осуществлению.
Важнейшим свойством времени выступает длительность как единство прерывного и непрерывного, а также протяженность и необратимость, связанная с векторностью времени. В этом плане сакральное время будет выступать как протяженное, бесконечное, непрерывное с отсутствием векторности. Бытийным смыслом его являлось бессмертие. Эсхатологическая христианская концепция сохраняла циклизм, ибо была космична (достаточно вспомнить о девяти кругах ада). Она задавала психологически-нравственную векторность личностного плана. Именно с учетом этих признаков нами производилась дифференциация тех лексем, которые могли выступать то как показатели реального, то как показатели сакрального времени.
Тщательному анализу подверглись темпоральные имена существительные. Имена существительные анализировались нами главным образом в плане развертывания синкреты-имени и развития основной идеи, в плане выражения реальных и сакральных смыслов. Временной материал народного календаря изучался преимущественно в плане развития признаковости и качественности времени.
Как показывает изучаемый материал, временное представление наиболее полно и емко содержится в народном календаре. На Руси в течение некоторого времени существовало три календаря: гражданский, церковный и народный (аграрный), которые в чем-то совпадали, но в основном расходились [См.: Некрылова 1991, С.6].
Историк и этнограф Н. Л. Жуковская различает четыре календаря или четыре пласта монгольской календарной системы, отражающих разные ступени эволюции монгольского общества, каждой из которых соответствовал свой тип фиксации времени, и считает, что можно говорить об их одновременном существовании вплоть до наших дней: 1) календарь годовой; 2) календарь, представляющий собой двенадцатилетный животный цикл (малый цикл); 3) шестидесятилетний цикл (большой цикл),
существовавший параллельно с двенадцатилетним и включавший его в себя как один из компонентов; 4) сменивший их в XX в. общеевропейский григорианский календарь [См.: Жуковская 1993,СЛ89].
Актуальность диссертации обусловлена необходимостью изучения временной лексики неродственных языков, которое дает возможность выявить и описать общее / специфическое в них, что представляется значимым в плане сопоставительного исследования языковой картины мира. В монгольской филологии не исследована именная темпоральная система с точки зрения отражения в ней картины мира. В науке также отсутствуют работы с элементами сопоставления ее с данными других языков. Принимая в качестве рабочей когнитивно-ментальную концепцию языка, мы ориентируемся на описание временной картины мира с учетом специфики речемысли древнерусского и древнемонгольского этносов.
Объект исследования - временная картина мира как один из важнейших фрагментов языковой картины мира этноса.
Предмет изучения - именная темпоральность в картине мира русского и монгольского языков, получившая отражение в памятниках письменности и народном календаре.
Цель диссертационного исследования - рассмотреть историю развития и функционирование основных временных концептов на материале литературных памятников, описать именную темпоральность как основу реконструкции временной картины мира в русском и монгольском языках, выявить специфику народных календарей и временной афористики с точки зрения отражения в них картины мира.
Достижение цели исследования предполагает решение следующих задач:
- описать основные временные концепты на временном материале, включающем письменные памятники: «Слово о полку Игореве», «Повесть временных лет», «Наставление как человеку познать счисление лет» («Учение Кирика Новгородца»), «Сокровенное сказание монголов»,
фиксируя важнейшие моменты отражения в них картины мира того и другого этноса;
- изучить исходные принципы развития семантики именной темпоральное
в древнерусском и древнемонгольском языках;
- выявить реальные и сакральные смыслы именной темпоральное
исследуемых языков в ходе анализа языкового материала;
- показать русский народный календарь в свете отражения картины мира;
охарактеризовать монгольский народный календарь с точки зрения картины мира;
проанализировать временной материал народного календаря в плане содержания и специфики развития его временной лексики;
- рассмотреть русские и монгольские народные пословицы как средство
языкового выражения временной картины мира.
Научная новизна работы определяется отсутствием в современной филологической науке специальных исследований по временной лексике сопоставительного плана. В ходе проведенного нами анализа выявлены черты и определена специфика древнерусского и древнемонгольского слова как условие и способ освоения мира; установлены и подтверждены основные принципы развития именной темпоральное данных языков на материале древних текстов, которые в концептуальном плане изучаются впервые; обнаружены сходство и различие временной картины мира в русском и монгольском языках.
Методологическая основа диссертации - базовые работы по общим проблемам язык и духовность, язык и менталъность, роль слова в формировании национальной картины мира (В. Гумбольдт, А.А. Потебня, А.Ф. Лосев, В.В. Колесов и другие), а также исследования по проблеме языковое время и этнос (Е.С. Яковлева, Г.В. Звездова и другие).
Материал исследования - данные картотеки, насчитывающей свыше 2000 единиц, извлеченных путем сплошной выборки при чтении текстов разножанровых произведений древнерусского языка («Слово о полку
Игореве», «Повесть временных лет», «Наставление как человеку познать счисление лет» или «Учение Кирика Новгородца») и древнемоигольского языка («Сокровенное сказание монголов»), параллельных переводов последних, а также материалы народных календарей, народная временная афористика из сборников русских, монгольских пословиц. Каждый текст и его перевод на современный язык анализируется фронтально, так как при выявлении древнемонгольской и древнерусской семантики весьма часто требуется широкий контекст.
Одновременно использовались различные источники российской и монгольской академической лексикографии: толковые, общеязыковые, этимологические, исторические словари, что позволило наиболее полно представить лексический временной материал и описать его семантику.
Методы исследования обусловлены его целью и задачами: концептуальный (слово описывается как концепт в разных его проявлениях и развитии); описательный (привлекаются факты языка древней поры и настоящего времени); этимологический (активно исследуется этимология слова, причем мотивируется связью с первосмыслом); сопоставительный (привлекаются факты языка древнего периода и толкования современных словарей, рассматриваются данные неродственных языков); сравнительно-исторический (привлекаются для сравнения факты прошлого русского и монгольского языков) и статистический метод (даются частотность и повторяемость темпоральных имен и их формул в письменных памятниках).
На защиту выносятся следующие положения:
Ключевые временные концепты, содержащиеся в древнерусском и древнемонгольском текстах, воплощают важнейшие черты языковой картины мира этносов, что обусловливает концептуальный анализ исследуемого материала.
Основные принципы развития именной темпоральное в русском и монгольском языках древнего периода - синкретизм и формульность.
Именная темпоральность русского и монгольского календарей отражает наивно-целостную и природно-эмпирическую картину мира.
Русские / монгольские народные пословицы и поговорки являются ценным источником, средством формирования национальной временной картины мира.
Признаковость, качественность составляют основную специфику именной темпоральности в древнерусском и древпемонгольском языках.
6. Миры материально-физической и духовно-сакральной культуры
изначально представлены во временной системе в единстве. Впоследствии в
результате развития цивилизации они лишаются целостности, что находит
отражение прежде всего в современных лингвистических словарях.
Теоретическая значимость диссертации состоит в обосновании актуальности соединения генетического и семантического подходов, в реализации когнитивно-ментальной концепции языка. Специфический материал - временная лексика в памятниках письменности русского и монгольского языка - позволил уточнить исходные принципы развития семантики именной темпоральности, а также выявить отражение в темпоральной системе разнородного материала становления временной картины мира этносов.
Практическая ценность работы заключается в возможности использования результатов исследования ,при составлении словарей концептов, словарей ментальности русского и монгольского языков; в изучении специфики народных календарей и афористики; в практике перевода и преподавании сравнительно-сопоставительных дисциплин, в дальнейших тематических прикладных изысканиях.
Апробация работы Основные положения исследования изложены в докладах на научных конференциях: «Язык в современных социолингвистических координатах» (г. Липецк, 13-14 апреля 2006 г.); «Язык как средство формирования интернациональной ментальности» (г. Липецк, 1-2 февраля 2007 г.); на форуме русистов Азии и Конгресса Монгольской АПРЯЛ
«Русский язык в Азии: современное состояние и тенденции распространения» (г. Улаанбаатар, Монголия, 12-14 июня 2007); «Русская словесность как основа возрождения русской школы» (г. Липецк 21-23 сентября 2007 г.); семинары, конференции аспирантов и преподавателей кафедры современного русского языка и методики его преподавания ЛГПУ, кафедры россиеведения Монгольского университета науки и технологии (2006-2008 гг.).
Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и библиографии (189 наименований), включающей список текстовых источников, научной литературы, а также список словарей и энциклопедических изданий.
Основные временные концепты, их содержание и функционирование в древнерусских текстах
Художественная литература, являясь духовной проекцией жизненного опыта человека, воплощается в слове и через слово. Время как мироорганизующая категория так или иначе раскрывается в ней.
Творцы художественного слова, осваивая коллективный опыт своего народа, тем самым выражают ментальность этноса. Если под ментальностыо понимать наивно-целостную картину мира в ее ценностных ориентирах, существующую длительное время и основанную на этнических предрасположениях и исторических традициях, то письменные источники древнего периода бесценны в плане уяснения и выражения отраженной в них картины мира этноса, если учесть взаимодействия личного и народно-коллективного опыта в нравственно-этическом / эстетическом освоении действительности.
Раннее средневековье, когда были созданы исследуемые нами памятники, во многом продолжало досредневековую мифопоэтическую традицию, для которой характерна наивно-целостная картина мира. Однако близость раннего средневековья к мифопоэтической традиции проявилась в художественном осмыслении истории. И поэтому выдающееся произведение древнерусской историографии «Повесть временных лет», отличающееся художественной монументальной формой, безусловно, является литературным памятником.
В силу названных обстоятельств даже слово в памятнике научной, точнее наивно-научной, литературы также обладает элементами художественности. Для анализа нами сознательно взяты три разнородных письменных источника: 1) уникальный памятник древнерусской художественной литературы «Слово о полку Игореве»; 2) «Повесть временных лет»; 3) «Учение имже ведати человеку числа всех лет» («Наставление как человеку познать счисление лет»).
Автор «Слова...» не определен и остается анонимным так же, как и «Сокровенного сказания монголов». Почти двухсотлетние попытки разгадать тайну авторства «Слова...» не привели к положительным результатам.
Исследователи самых различных направлений - филологи, историки, искусствоведы, историки культуры — посвятили «Слову...» многие десятки книг и тысячи статей. О времени его создания также существует множество гипотез: 1185, 1187, 1188, середина 90-х XII в. (1194 -1196) и даже 1223 г. (не позднее 1237 г.). Своеобразной является гипотеза Л.Н. Гумилева, изложенная в его статье «Монголы XIII в. и "Слово о полку Игореве"», в которой доказывается, что время создания «Слова...» не XII в, а XIII в., что оказывается близко ко времени создания «Сокровенного сказания». Авторы «Энциклопедии "Слова о полку Игореве"» в пяти томах заключают, что произведение было создано до мая 1196 года - времени смерти Всеволода Святославича [См.: Энциклопедия "Слова о полку Игореве" 1995, Т. 1, С.250].
В отличие от древнемонгольского памятника «Сокровенного сказания», в конце которого четко фиксировано время завершения: «Написано во время пребывания Двора в урочище Долоан-болдог Керуленского Кодоо-арал, в седьмой месяц Хуран-сара года мыши (1240) во время.происходившего там Великого сейма — Хурал», время создания «Слова о полку Игореве» остается неизвестным.
Библиография иноязычных переводов «Слова...» и литературы о нем весьма обширна, следовательно, мы будем брать данные о переводах его только на монгольский язык. Первый такой перевод «Слова...» был осуществлен известным писателем и историком-археологом Дамдины Пэрлээ, который предпринял попытку еще в 40-х гг. XX в., но завершены и опубликованы поэтический и прозаический переводы были в 1956 году под названием «Игорийн цэрэглэсэн тууж». Переводчик полагал, что его прозаический перевод близок к оригиналу, а поэтический отличается от подлинника, так как он местами сокращал, а местами распространял текст, чтобы сделать его понятнее для читателя.
Новый поэтический перевод «Слова...» был осуществлен известным поэтом-переводчиком Ц. Дамдинсурэн в 1985 г. («Игорийн хорооны тууж»). За основу им был взят русский перевод Д.С. Лихачева. Переводчик стремился передать истинный дух «Слова...», допускал сокращения и распространения лишь в тех случаях, когда этого требовала передача смысла. Отдельные малопонятные монголу реалии христианства Дамдинсурэн заменил буддийскими: например, в «Слове...» говорится о церкви Богородицы Пирогощей, переводчик же назвал ее «церковью богини Тары» [См.: Раднаев 1987, С. 106-108].
Состав лексем в «Слове...» подвижен и не определен в точности. Е.В. Барсов насчитывал в нем 905 слов, СП. Обнорский выделил 857 самостоятельных лексических единиц, а А.В. Соловьев - 927. Различия возникают в зависимости от прочтения «темных мест» или от принципов подсчета [См.: Энциклопедия Слова о полку Игореве Т.З, С. 138]. По частям речи лексика «Слова» распределяется следующим образом: по подсчетам Обнорского, 380 существительных- 1023 употребления, что составляет 58% от общего числа; 298 глаголов - 464 словоупотребления, или 24%; 145 прилагательных- 368 употреблений, или 19%; 34 наречия - 82 употребления, или 4,2% [Там же, С. 138]. Как видим, в лексике памятника преобладают существительные. Такие подсчеты лексики «Сокровенного сказания монголов» в данное время отсутствуют.
Из 380 существительных, употребленных в «Слове», мы ограничим предмет нашего рассмотрения ключевыми темпоральными единицами: время 8 случаев употребления, день — 4, година - 4, лето - 1, век -3. В тексте памятника наблюдается минимальное число гиперонимов.
Наивысшую степень художественной монументальной формы летопись обрела в самом начале XII в. в знаменитом памятнике письменности «Повесть временных лет». Настоящий памятник представляет собой летописный свод, составленный монахом Киево-Печерского монастыря Нестором около 1113 года, в основу которого легли летописные своды, хроники, тексты Священного писания, предания и так далее.
Основные временные концепты, их содержание и функционирование в древнемопгольском тексте
«Сокровенное сказание монголов», этот ценнейший памятник древнемонгольской литературы, написанный в 1240 году, открытый в середине XIX столетия одним из крупнейших русских востоковедов, синологом Палладием Кафаровым, неоднократно привлекал внимание ученых, исследователей, являясь своеобразной энциклопедией жизни древнемонгольского народа.
Со времени открытия этого памятника прошло уже свыше 160 лет, однако «Сокровенное сказание» не может считаться исследованным и изученным, особенно в языковом плане. Тем более, что до 1941 года оно не было даже надлежащим образом издано, не было и перевода его на другой язык, в том числе русский.
Факт издания полного текста, перевода и исследования «Сокровенного сказания» равнозначен факту открытия и первого издания «Илиады», «Одиссеи», «Песни о Нибелунгах» и «Слова о полку Игореве». С этой задачей блестяще справился советский ученый С.А. Козин. Уникальное произведение стало доступно всем лингвистам, в том числе историкам языка.
Первый по значимости памятник монгольской письменности, являясь памятником литературным, вместе с тем представляет собой памятник монгольского письменного языка, в отличие, например, от «Джангариады» -произведения устного народного творчества монголов. Уникальный памятник древнемонгольского языка, каким является «Сокровенное сказание», уже в 1240 году представляет нам этот язык во всей его силе и красоте. В языковом отношении памятник отличается яркостью, разнообразием форм и, конечно же, изяществом. Автор «Сокровенного сказания» неизвестен, но ученые полагают, что он сам был свидетелем описанных им событий. «...Ни один народ в средние века не удостоился такого внимания со стороны историков, как монголы, следует отметить, что ни один кочевой народ не оставил памятника, подобного "Сокровенному сказанию", так образно и детально рисующего подлинную жизнь», - в свое время академик Б.Я. Владимирцов дал такую оценку памятнику древнемонгольской литературы [Владимирцов 1934,С.б].
Изучение временной лексики памятника, которая представляет одну из самых древних, универсальных и загадочных категорий мироустройства -категорию времени, помогает раскрыть не только богатство и выразительные возможности древнемонгольского языка, но и через него изучить образ жизни, мышления, взаимоотношения монгольского этноса с миром в древний период.
Известно, что человеку архаического общества было присуще наивно-целостное понимание окружающего мира. Это проявлялось прежде всего в том, что человек ощущал себя неотъемлемой частью Вселенной, а значит чувствовал неразрывную связь с космосом и биокосмическими ритмами [См.:Элиаде 1987; Гачев 1987].
Древнейшая история с присущим ей мифопоэтическим сознанием во многом определила бытие и сознание Средневековья, что, безусловно, в первую очередь, получило отражение в слове - синтезаторе этнической культуры. Поэтому древнейшей лексике, к которой относится и временная лексика, в высшей степени свойствен синкретизм.
Синкретизм, понимаемый как «нерасчлененность», характерен мифопоэтическому сознанию, представляющему «вещь» как целостность со всеми ее атрибутами и функциями, включая также и «имя» вещи как ее сущность [Колесов 2002, С. 145 и след.]. Очевидно, путем синкретизма мифопоэтическое сознание отражало в слове целостность познаваемого мира, соединяя физическую природу, время и духовность с общей материальной основой. Языковое время, выраженное в слове, наиболее полно отражает жизнь и мироощущение человека и этноса разных эпох. Досредневековая история во многом подготовила бытие человека Средневековья. Для Средневековья, явившегося новым шагом в познании и освоении мира человеком, между словом и вещью уже существовало различие, но еще не оформились границы в осмыслении слова и понятия.
В связи с этим становится понятно, почему синкретизм был присущ слову-символу (в плане феноменологии) и в Средневековье, о чем убедительно пишут А.А. Потебня и В.В. Колесов, изучая славянские языки.
Онтологическая (лексика, важнейшим звеном которой является слово с временной семантикой, безусловно, должна в своей "внутренней форме" имплицитно содержать эти важнейшие свойства. Данное положение подтверждается прежде всего спецификой как временной, так и календарной лексики в древнемонгольском языке. В целом монгольский календарь древнейшего периода - явление весьма своеобразное и оттого требующее специального изучения. Как сказано нами, первый годовой календарь был только циклическим, второй, 12-летний, и третий, 60-летний, сочетали циклический и линейный принципы организации времени, а четвертый ввел Монголию в единый официальный линейный счет времени. Монгольский филолог О.Сухбаатар в своей диссертации отмечает, что монголы называли и по сей день называют времяисчисление следующими словами: цаг - «время», едер - «день», хоног - «сутки», долоо хоног -«неделя», cap - «месяц», улирал - «время года», он - «год», 12 жил -«двенадцать лет», жаран - «шестьдесят лет» - и считает все вышеназванные темпоремы исконно монгольскими [См.: Сухбаатар 1992, С.67]. Рассмотрим временную лексику «Сокровенного сказания монголов» (далее ССМ). Из ключевых темпоральных имен в настоящем памятнике выступают цаг - «время» - 21 случай употребления, едер - «день» - 90 случаев, шене «ночь» -75, жил - «год» - 21, он - «лет» -14, дервон улирал - «времена года» - 20, cap - «месяц» - 10, хоног - «сутки» - 6, хором - «миг» - б случаев. Как показывает наше исследование временной лексики древнемонгольского языка, изучаемые темпоремы представляют собой синкреты.
Русский народный календарь как отражение наивно-целостной картины мира
Люди с давних лет воспринимали течение времени, наблюдая постоянную смену дня и ночи и ряд других систематически повторяющихся явлений природы, но измерять время научились значительно позднее. Его измерение тесно связано с движением Земли и других небесных тел. Поэтому исчисление времени, несомненно, возникло на основе наблюдений за периодичностью явлений окружающего мира, что нашло отражение прежде всего в народном календаре.
Календари создавались в разных уголках Земли, ибо потребность измерять время возникала у всех народов, как только осознавалась периодичность явлений природы - смена дня и ночи, времен года. Славяне не были исключением. Им тоже пришлось осваивать способы времяисчисления, вырабатывать свой календарь. Исстари основным занятием русских было земледелие, поэтому культура в целом и основная масса праздников и обрядов носили земледельческий характер.
Специфика отношения этноса ко времени, наличие способов его выражения внутри его культуры получает очевидное отражение в народном календаре. Календарь русского крестьянина представлял собой сложное явление, включающее в себя знание природы, осмысление закономерностей человеческой жизни, сельскохозяйственный опыт, обряды, произведения устного народного творчества и многое другое.
Как мы уже отмечали, на Руси в течение некоторого времени существовало три календаря: гражданский, церковный и народный (аграрный), которые в чем-то совпадали, но в основном расходились. Народный календарь демонстрирует соединение языческого и христианского начал: его правильнее назвать слиянием, а не двоеверием [Некрылова 1991, С.6]. В свете нашей проблематики особый интерес для нас представляет аграрный календарь русского крестьянина.
Его лексика уходит своими корнями в глубокую древность. Она складывалась многие столетия, отражая народные знания о природе, которые могли поспорить с научными, ибо современная цивилизация, взяв курс на технократическое развитие, можно сказать пренебрегла интуицией народной мудрости. Интуитивный же путь познания в древности обеспечивал прочные и верные взаимоотношения человека и природы, поскольку осмысление закономерностей человеческого бытия шло из самой природы, неотъемлемой частью которой являлся человек. Все это получило отражение не только в самых обычаях и обрядах, но и в их названиях. Пословицы, присловья и поговорки, связанные с календарем, выражали веками устанавливающиеся нормы этики, эстетики и так далее.
Неповторимое своеобразие русского народного календаря состоит в том, что в нем отражена уникальность русской культуры. Исторически сложилось так, что в X в. Русь приняла христианство, но языческая культура была не просто еще живой, - она находилась в расцвете. О сложности принятия христианства на Руси говорят многие исторические события, в особенности восстание волхвов в Новгороде, а также случаи массового сопротивления народа принятию новой веры. Понятно, что после официального принятия христианства, язычество и языческие представления не исчезли вдруг. Началось взаимодействие, взаимовлияние двух мировоззрений, что нашло прямое отражение в народном календаре, представлявшем собой синтез дохристианского аграрно-крестьянского и церковного календарей.
Народ воспринял церковные святцы, которые имели прямое отношение к христианской вере, выдвигающей личность на передний план. В церковные святцы стали вкладываться многочисленные факты народной жизни, которая во многом стала носить противоречивый характер. Изгнание, например, языческих богов и почитание христианских святых сопровождалось тем, что христианские святые наделялись функцией языческих богов: Георгий — Победоносец, Богородица — Рожаница, Василий Парийский, Маремьяна праведная, Еремей - распрягалъник и другие. Все это венчало соединение солярного народного аграрного счета времени с церковным летоисчислением по центральному празднику Пасхи. Внутренняя противоречивость, наличие противоположностей становятся неотъемлемым свойством народного мировоззрения и народного календаря. Появляются новые нормы народной этики и эстетики, соединяющие языческое отношение к миру с церковной атрибутикой и христианским благочестием.
Г.В. Звездова в своей докторской диссертации «Русская именная темпоральность в историческом и функциональном аспектах» (1996) обращает внимание на то, что большинство этнографов, фольклористов, историков, говоря о двоеверии на Руси, в качестве культурной доминанты признают при этом язычество. Автор фундаментального исследования «Язычество Древней Руси» Б. А. Рыбаков приходит также к выводу, что, несмотря на тысячелетнее официальное господство православной церкви, языческие воззрения были народной верой и вплоть до XX в. проявлялись в обрядах, хороводных играх, песнях, сказках и народном искусстве в целом [ См.: Рыбаков 1987, С.782].
Филологическая наука располагает неоспоримым материалом — словом. Оно воплощает всё, что характеризует жизнь этноса на определенном этапе его развития. Календарное слово, передающее содержание временной (онтологической) лексики, наилучшим образом выражает двойственность мировоззрения русского крестьянина, соединение языческих и христианских элементов. Исследователи древнерусских памятников соотносят это с взаимодействием двух типов речи: устной и письменной [См.: Колесов 1986].
Речемыслительную функцию (а значит, и мировоззренческую) выполняла в Средневековье устная речь. Отсюда понятно, что народный месяцеслов, связанный почти полностью с устной языковой традицией, можно считать наиболее полным «вместилищем» народного сознания и бесценным кладезем живого русского слова, идущего из самых глубин жизни этноса.
Специфику календарной лексики следует изучать с точки зрения особенностей номенклатурной лексики: наименований дней, месяцев, недель и так далее [См.: Макаренко 1993; Некрылова 1991; Рыженков 1991; Миронов 1991 и другие]. Многочисленные названия календарных единиц, а также их характеристика, отраженная в пословицах, присловьях, приметах, позволяет нам увидеть старый тип мышления, который в научной литерагуре называется «художественным», «мифологическим», «поэтическим». Он отражает особый характер познания окружающего мира, специфику миротворчества древнего человека [См.: Современное миротворчество и искусство 1991].
Подробно описывают славянскую миротворческую картину на древнем ее этапе А.А. Потебня, В.В. Колесов и другие. Эти же ученые отмечают, что в основе логико-гносеологического познания мира у древнего славянина лежало конкретно-образное восприятие окружающего мира, когда понятие еще не сформировалось, а различие между образом и значением не проводилось [Потебня 1989, С.452; Колесов 1991, С.40]. Для творца древнего слова важен был объем понятия, которые составляли конкретные предметы с их многочисленными признаками и свойствами, прежде всего с теми, которые человек видел, наблюдал изо дня в день.
Крупнейший археолог Б.А. Рыбаков, обнаруживший календари-предметы, расшифровал «черты» и «резы» Ромашковского гадательного круга IV века. При этом выполнил работу по восстановлению следующих праславянских названий месяцев: просшецъ [январь Сл.Ср.,2,С1567], сеченъ [февраль Сл.Ср.,3,С906], сухый [март Сл.Ср.,3, С.631], березозол [апрель Сл.Ср.Д, С.186]; травень [май, апрель Сл.Ср.,3,С985], іізок [июнь Сл.Ср.,СЛ015]; кремень [июнь Сл.Ср.Д, С.1075]; червень [июль Сл.Ср.,3,СЛ555]; серпень [август Ф.53,С610]; заревъ [август Сл.Ср.Д,С.943], рюенъ [сентябрь Сл.Ср.,3, С.228], листопадъ [октябрь Сл.Ср.,2,С23], паздерникъ [октябрь Д.,3,С8], грудень [ноябрь Сл.Ср.,1,С600]; студеный [декабрь Сл.Ср.,3,С.574].
Временная картина мира в афористике русского и монгольского языков
Фразеологическое богатство монгольского языка остается недоступным для русского человека в настоящее время в силу отсутствия официальных переводов этих сокровищ устного народного творчества на один из мировых языков культуры - русский.
С начала XX века можно встретить, в частности, переводы на русский язык монгольских пословиц, в работах Ш.Л. Базарова, М. Жамцарано, В. Котвича, Б.Я. Владимирцова и других монголоведов, но будучи разбросанными в изданиях, ставших библиографической редкостью, они сделались труднодоступными. В 60-70-ые годы XX в. были предприняты попытки переводов, которые использовали мы в данной работе. Однако число переведенных монгольских пословиц с временным значением среди них незначительно (всего 64). В связи с данным обстоятельством мы большее внимание уделяем русскому пословичному материалу, источником которого выступает сборник пословиц и поговорок В.И. Даля в 3-х томах.
Гений великого собирателя и хранителя русской народной речи точно уловил силу, мощь народной речи: «Выскажу убеждение свое прямо: словесная речь человека-это дар Божий, откровение: доколе человек живет в простоте душевной, доколе у него ум за разум не зашел, она проста, пряма и сильна; по мере раздора сердца и думки, когда человек заумничается, речь эта принимает более искусственную постройку, в общежитии пошлеет, а в научном круге получает особое, условное значение», - так полагал великий собиратель и хранитель русской речи Владимир Даль.
Нелёгкой была судьба «Пословиц русского народа», собранных, обработанных и тематически сгруппированных В.И. Далем. С вниманием и глубоким интересом следили за его титаническим трудом писатели, критики славянофильского крыла русской общественной мысли. Сложнее было отношение к сборнику Даля со стороны академиков и императорского двора, испугавшегося мужичества, не воспринявших правду о русском народе в его мучительном противоречии христианского и языческого. Если академик Востоков, в целом одобрив сборник, сомневался в необходимости включать в него пословицы и поговорки на религиозные темы, то протоиреи-академик Кочетов резко осудил труд Даля и выступил против его публикации. И хотя В.И. Даль был человеком завершённых православно-монархических убеждений, что, кстати, выразилось и в подборе пословиц, император Николай I высказался против публикации сборника. У императора Николая I, как и у академика Кочетова, была своя правота -забота о православной духовности и нравственности вверенного ему Богом народа: он хотел, чтобы сборник пословиц, очищенный от языческих суеверий, стал бы духовно-нравственным поучением.
В.И. Даль же в этой книге, как мы уже упомянули, показал полную, неискаженную картину народного мировоззрения в противоречии и согласии христианского и суеверно-языческого, духовного и хозяйственно-материалистического.
Нами были проанализированы многочисленные пословицы и поговорки со значением времени из сборника русских пословиц В.И. Даля; «Русские народные пословицы и поговорки» (составитель A.M. Жигулев), а также данные сборника «Монгольские народные пословицы и поговорки».
Ориентированные на время модели: течение жизни, линия судьбы и движение природных веществ: вода беэюит, ветер несется, луна взошла, предстают образно, в виде метафоры [См.: Даль 1996]. (здесь и далее все примеры приводятся по изданиям Даль В. И. «Пословицы русского народа». В 3-х т. СПб., 1996; и сборнику «Монгольские народные пословицы и поговорки», М.,1962).
Русские диалектные пословицы, поговорки и присловья о времени содержат следующие характеристики временных представлений: циклическое и векторное восприятие времени: солнышко на закате, время на утрате [СРНГ 5, С. 192], время летит, время за нами, время перед нами; близость образа времени и образа жизни (связь времени с деторождением, сроком отела) [там же]; представление о времени как о силе, иногда благоприятной: время на удачу не идет; сила во времени; безвременье старит, чернит (так же, как результат метонимии) — иногда злой, но всегда движущейся, изменчивой. Например, слово время в значении «пора» подчеркивало благоприятный, удобный, своевременный момент в развитии событий, отмечает Г.В.Звездова [См.: Звездова 1996, С.25-26].
Субъективность концептуализации времени отражена в темпоральных выражениях: повременить, проспать, оэюидание, час настал, миг удачи. Аксиологичными представляются словосочетания: добрый час, черный день, лихая година, мифологическими бесовские ночи и вороньи дни.
В русском языке имеется много обозначений сакрального времени, в том числе благоприятных и неблагоприятных временных периодов: черный день, добрый час, лихая година, тяжелые дни, благое время, худое время, вражий час, неурочный час и так далее, выделяется ряд противопоставленных пар с положительным и отрицательным значением: день — ночь, свет — мрак, лето - зима, весна - осень и тому подобное.
Русские пословицы и поговорки с временным значением дают богатый материал, подтверждающий наблюдения» ученых о психологическом восприятии времени человеком. Время осмыслено как ограниченный период, самый ценный и невосполнимый. Однако время - это еще и сила, которая контролирует и предопределяет человеческие поступки, как показывают следующие русские пословицы: сила во времени; не гребень голову чешет, а время; время краску с лица сгоняет; не гребень холит, а холит время; об этом же говорится и в монгольских пословицах: всему свое время; нет суровее властелина, чем временщик; упущенное время самым длинным арканом не поймаешь, наступит время и расстает снег. Как показывают приведенные пословицы, время одиноково характеризуется в картине мира русского и монгольского языков. Среди монгольских пословиц есть такие, что, не имея слов со значением времени, все равно указывают на период времени: собрался выехать при луне, а выехал при солнце. Пословица: всему свое время совпадает и в том, и в другом языках. В пословицах и поговорках с временным значением скрыты разные слои сознания русского и монгольского этноса. «В пословицах и поговорках, выражающих народное представление о временных категориях, в частности о начале и конце, не только раскрывается значение цикличности всего происходящего и сакрализируется начало, не просто отражается религиозный смысл этих понятий или ритуальность, в них заключенная, - на первый план выступает философский характер размышлений о времени, так называемая народная житейская мудрость, которая формировалась веками, и морально-нравственная оценка, составляющие содержательную и жанровую основу этого вида народного творчества»-заключает Л.Н. Михеева [Михеева 2006, С.68].
