Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Категория принадлежности в кумыкском языке 11
1. Определение принадлежности и способы ее выражения 11
2. История происхождения аффиксов принадлежности 23
3. Перекрещивание категорий принадлежности и падежа 27
Выводы 35
Глава II. Выражение посессивных отношений в английском языке 37
1. Передача посессивности посредством конструкции «have + существительное» 37
2. Аналитико -синтетический способ выражения принадлежности...40
3. Выражение принадлежности посредством предлогов 49
4. Притяжательные местоимения как самые распространенные форманты посессивности 53
5. Малопродуктивные способы выражения принадлежности 60
5.1 Удвоенный посессив 60
5.2 Выражение принадлежности определенным артиклем 62
5.3 Выражение посессивности субъектом принадлежности 63
Выводы 64
Глава III. Элементы сходств и расхождений в явлении посессивности в кумыкском и английском языках 66
1. Примеры с преобладанием аналогий в сфере сопоставляемых элементов 73
2. Примеры с преобладанием расхождений в сфере сопоставляемых элементов 113
3. Реализация посессивной конструкции в отдельном исследуемом
языке 155
Выводы 170
Заключение 173
Литература 178
- Определение принадлежности и способы ее выражения
- История происхождения аффиксов принадлежности
- Передача посессивности посредством конструкции «have + существительное»
- Примеры с преобладанием аналогий в сфере сопоставляемых элементов
Введение к работе
Рассматривая вопрос взаимной приближенности кумыкского и английского языков в сфере передачи отношений принадлежности, прежде необходимо отметить их генеалогическое, ареальное, типологическое и статистическое положения.
Кумыкский язык - это язык кумыкской нации Республики Дагестан общей численностью четыреста тысяч человек. История его периодизации до сих пор не установлена; некоторые исследователи относят его к кыпчакским языкам, формировавшимся в домонгольский период (до XIII в). Относясь к северо-западной (кыпчакской) группе тюркских языков, он имеет материальное сходство на фонетическом, морфологическом, лексическом и синтаксическом уровнях с другими кыпчакско-половецкими, карлукскими, огузскими, киргизо-кыпчакскими языками, принадлежащими к тюркской группе языков (Баскаков 1960:151; 1987:56; 1988:126).
Английский язык - самый распространенный среди германских языков -сходен с остальными германскими языками, а также романскими, балтийскими, албанским, армянским входящими с ним в одну семью индоевропейских языков (РАНИЛ 1997:319). Исторически он является языком германских племен, которые примерно с середины V в. постепенно овладели Великобританией, покорив и оттеснив на север ее местное кельтское население. Из Великобритании этот язык распространился сначала на территорию Ирландии, а затем, по мере колонизации и роста Британской империи, на все части света. В настоящее время на нем говорят более 400 миллионов людей Великобритании, США, Австралии, Новой Зеландии, Канады, Ирландии, некоторых государств Азии и Африки (Бруннер 1955: 11).
Различие по происхождению и месту распространения отражается на типологии языков; это различие основано на несоответствии маркеров и сигналов, выражающих грамматические отношения в сопоставляемых языках, вызванное принадлежностью их к разным морфологическим типам.
В морфологической классификации языков, впервые разработанной А.Шлегелем, английский язык относится к флективному типу, тогда как все тюркские языки, включая кумыкский, принадлежат к агглютинативному.
Флективные языки характеризуются выражением категориальных значений посредством флексий. У них однозначное соответствие между аффиксами и выраженными ими грамматическими значениями отсутствует; при этом, флексия может быть внутренней и внешней, где внутренняя флексия - это чередования, имеющие грамматическое значение. Внешняя флексия представляет собой выражение грамматических категорий при помощи окончаний или словоизменительных аффиксов.
Агглютинативные языки - это языки, характерным морфологическим признаком которых является осуществление словообразования и словоизменения путем присоединения однозначных аффиксов в строгой последовательности к корню или основе слова, с отчетливым сохранением границ морфов. Агглютинация в целом характеризуется П.К.Ваарским как самостоятельный тип, где: а) корень слова не изменяется, то есть отсутствует внутренняя флексия; б) чередования фонем встречаются не самостоятельно, а в определенных условиях; в) встречается сингармонизм; г) аффиксы могут быть суффиксами или префиксами; д) аффиксы присоединяются к основе механически, без спайки или фузии; границы основы и аффиксов четко разграничиваются.
По сравнению с флексией агглютинации присуща большая устойчивость, обусловленная порядком слов (определение + определяемое) и отсутствием классных показателей. Эти две причины, в совокупности с порожденными ими следствиями, способствуют не только длительному сохранению агглютинативного строя на протяжении тысячелетий, но и нарушению флективности во многих флективных языках с приобретением ими отдельных признаков агглютинативности. В противоположность, элементы флективного строя, хотя и в меньшем объеме, можно найти и в агглютинативных языках, так как в целом в каждом языке существуют все
способы выражения грамматических категорий. Следствием этого явления оказывается наличие отдельных черт сходств в кардинально различных языках, которые в определенной степени могут проявляться и в явлении посессивности. Обнаружение этих сходств является целью данной диссертации, возможность выявления которых напрямую связано с сопоставительным методом.
Сопоставительная лингвистика зародилась в недрах сравнительно-исторического языкознания и типологического исследования языков. Она уходит своими корнями в глубокую историю науки о языке; однако ее становление как самостоятельной отрасли сравнительного языкознания относится только к середине XX века. Сопоставительное изучение языков коснулось территории Дагестана в более поздний период; но сравнительно позднее возникновение не отразилось на широте распространения этой дисциплины, в особенности усилившейся за последние годы. Для кумыкского языка толчком в этой области послужили публикации сопоставительных исследований разносистемных языков К.С. Кадыраджиева (кумыкского языка с японским), Н.Х. Ольмесова (кумыкского языка с русским).
Объемная реализация сопоставительных работ дагестанских языков с английским напрямую связана с установлением последнего как языка международного общения, что приводит к возрастанию необходимости его детальной разработки для дальнейшего развития многих отраслей науки.
Таким образом, практическая значимость диссертации определяется ее востребованностью:
- студентами (охватывая все стороны их деятельности: учебно-познавательную - глубокое проникновение в теоретические основы изучения посессивных отношений каждого языка, научно-исследовательскую - сопоставительное или обособленное изучение различных подсистем явления посессивности, внеаудиторную самостоятельную работу - рефераты, доклады, дипломные работы),
филологами (в языкознании - при разработке комплексной грамматики по кумыкскому языку или сопоставительной с английским, отдельной монографии, посвященной данной проблеме, аналогично изолированной или в сопоставлении; в лексикографии — в процессе составления дву- и многоязычных словарей),
учителями (с целью правильной организации работы по обучению английскому языку: определению степени сложности изучаемого материала и тем самым выбору методики его преподнесения),
преподавателями (с целью совершенствования профессиональной подготовки будущих учителей),
теми, кто по роду профессии связан с двумя языками (переводчиками, редакторами),
ввиду распространения данного явления на значительный лексический диапазон в текстовых материалах двух языков, с охватом слов всех значений, на что указывает проведенный нами анализ 1000 существительных, извлеченных сплошной выборкой из произведений художественной литературы в каждом языке, среди которых примеры, маркированные формантом принадлежности, составили 334 единицы для кумыкского и 324 для английского - более 30%,
Широта распространения посессивности, включающая все семантические группы лексического диапазона именной части речи сопоставляемых языков, определила актуальность темы настоящего исследования.
Помимо указанных 2 тыс. именных лексических единиц, последовательно отобранных из произведений К.Абукова «Гьали де давда йимик» и О.Уайльда «The picture of Dorian Gray», дополнительным материалом исследования в диссертации, составившим основу при реализации основной задачи работы, послужил комплекс предложений, в состав которых входит от одной до нескольких посессивных конструкций, наряду со вспомогательным материалом, извлеченным выборочно из перечня
литературы (научной и художественной), удостоверяющим правомерность изложенных положений описательного характера; с общим анализируемым объектом - возможными параллелями, пронизывающими систему явления притяжательности во всех сферах.
Теоретический аспект работы предопределен результатами изучения, разработки и систематизации материала отобранного из перечня трудов тюркологов и лингвистов, специализирующихся в области индоевропейских языков, проводивших исследовательскую работу в сфере явления посессивности; практический аспект базируется на опытно-экспериментальном анализе исследовательского материала. При этом в работе применяются методы:
лингвистического наблюдения,
описания,
контекстуального анализа,
сопоставительного анализа,
семантического анализа,
количественный метод
для решения следующих поставленных перед диссертацией задач:
систематизация имеющегося материала по категории принадлежности в кумыкском языке, с изменениями и дополнениями;
изучение материала по английскому языку для отбора необходимых способов выражения явления посессивности с их особенностями и масштабами распространения;
исследование истории происхождения формантов посессивности в английском и кумыкском языках;
выявление глубинной и поверхностной структур составных элементов притяжательных конструкций;
5. определение смысловых отношений внутри конструкций,
служащих базой для реализации основной задачи:
6. анализа составных элементов в описываемых языках, с нахождением в
них аналогий и качественных различий в сфере явления посессивности;
и в дополнение:
7. выявление параллельного наличия в двух языках, или отсутствие в
одном из языков посессивной конструкции (то есть всегда ли
реализация явления посессивности в одном языке требует его
присутствия в другом в семантически единых предложениях).
Методологической основой исследования в части кумыкского языка послужили монографии Н.К. Дмитриева, Н.Э. Гаджиахмедова; для английского языка, характеризующегося более широким объемом публикаций по исследуемой проблеме, - научные труды В.Д. Аракина, Л.С. Бархударова, И.П. Крыловой, О.Н. Селиверстовой, Б.А. Ильиша, A.M. Мухина и многих других лингвистов, затронувших определенные сферы описываемого явления.
Теоретическая ценность работы определяется общими выводами, наряду со структурой исследования предложенной в работе, открывающими перспективы для дальнейшего развития теории грамматики кумыкского языка по вопросу категории принадлежности, возможностью его использования в качестве образца в области сопоставления аналогичной категории (или любой иной) во всех языковых семьях, в лингвистической теории перевода и типологии языков.
Научная новизна диссертации заключается в первенстве целостной разработки и теоретической систематизации посессивных процессов и явлений в английском и кумыкском языках, для точной и логической доказательности выводов которых проводится дальнейшее исследование притяжательных конструкций в плане сопоставления, с описанием в разносистемных языках составных элементов конструкций и выявлением аналогий, учитывая специфику языков, что в результате дает приращение нового знания.
Все изложенные выше положения определили структуру работы, включающую введение, три главы, заключение, библиографию.
Во введении обосновывается выбор темы диссертации, раскрывается актуальность исследуемого вопроса, его научная новизна и теоретическая ценность, возможность широкого практического применения результатов исследования, определяются задачи и методы работы.
В первой главе дается обзор категории принадлежности в кумыкском языке, гипотезы ее происхождения, предлагается определение наиболее приближенное к условному термину, определяются маркеры и способы выражения принадлежности, исследуются средства выражения посессивно-именной парадигмы, излагаются фонетические явления, сопровождающие данную категорию.
Во второй главе описываются, реализуемые в большей степени в английском языке, основные способы передачи посессивных отношений и способы менее продуктивные, но имеющие непосредственное отношение к именной части речи, их историческое развитие и условия распространения. В дополнение был выявлен и описан добавочный формант, в определенных случаях передающий явление притяжательности (ранее не описанный).
В третьей главе наряду с доказательностью актуальности темы исследования, производится сопоставление аналогичных примеров с литературным переводом на профессиональном уровне в английском и кумыкском языках, с подробным описанием всех элементов конструкции на глубинном и поверхностном уровнях, параллельно с семантической интерпретацией.
Заключение отражает весь перечень выводов проведенного исследования, включающих: возможные аналогии в языках, их качественные различия, характеристику семантической сферы притяжательности полученных в результате описательной работы и разработки широкомасштабного диапазона примеров.
В библиографии указывается, помимо списка использованной научной литературы, перечень словарей различных типов, произведения художественной литературы нескольких жанров, статьи печатных периодически-публицистических изданий.
С*
[+>
(
.*
Определение принадлежности и способы ее выражения
В современных тюркских языках реализованы две основные группы определительных сочетаний: детерминативные определительные сочетания, в которых ни определение, ни определяемое не имеют иного морфологического выражения, кроме порядка слов, и притяжательные определительные сочетания, в которых отношение определения и определяемого, помимо порядка слов, выражается специальными аффиксами родительного падежа (в некоторых случаях могут выражаться без них) при определении и аффиксами принадлежности при определяемом. Категория принадлежности, как совокупность форм выражения атрибутивных отношений, выступает во второй группе определительных сочетаний - в притяжательных сочетаниях (Баскаков 1960: 221, 222).
Впервые исследуемую грамматическую категорию установил Н.К. Дмитриев, коротко охарактеризовав её для кумыкского языка в работе «Грамматика кумыкского языка». До настоящего времени отдельной монографии, посвященной этой грамматической категории, нет. Она была лишь частично затронута в некоторых очерках по грамматике кумыкского языка И.А. Керимова, К.С. Кадыраджиева, Н.Э. Гаджиахмедова, Н.Х. Ольмесова и др., но даже в имеющихся работах прослеживается сложность её семантики.
Определив категорию принадлежности как «грамматическую категорию, которая выражает одновременно и предмет обладания и лицо обладателя», Н.К.Дмитриев параллельно отмечает условность термина «принадлежность», семантика которого не ограничивается выражением отношений принадлежности и обладания, а дополнительно включает отношения различного типа. К значению обладания и реальной принадлежности могут быть сведены только формы 1 и 2 лица. В противовес этому 3 лицо включает все многообразие оттенков значений анализируемой категории, реализующихся в речи: отношения части и целого, материала и источника, родственные отношения и множество других (Дмитриев 1956: 23; Севортян 1956: 43; Бирюкович 1980: 106). Попытка P.M. Бирюкович систематизировать весь этот объём значений привела автора к выводу, что «морфологическая категория принадлежности является семантической доминантой тюркского имени», то есть охват всей семантической системы описываемой категории, оказывается невозможным, учитывая, что часть их не может быть подведена ни под одно из значений, выделяемых в литературе в качестве отдельных значений принадлежности. В таком случае можно говорить только о работах, более или менее содержательных в этой сфере.
Сложность природы семантики отражается и на определении категории, где стремление объединить все значения вносит в неё элементы абстрактности. Этот процесс наблюдается в определении P.M. Бирюкович, характеризующей категорию принадлежности «как свойство класса имен в сочетании с определенным разрядом суффиксов (аффиксов принадлежности) регулярно выражать некоторое содержание, именуемое отношением принадлежности», у Н.Э.Гаджиахмедова, понимающего принадлежность как «такое отношение между объектами внешнего мира, при котором один из них «включается» в другой, составляя с ним единое физическое и функциональное целое»; но передать характер этой категории полнее, без такого рода отклонений нереально (Бирюкович 1980: 95; Гаджиахмедов 2000: 53).
Помимо вопроса семантики, до сих пор дискуссионным остается вопрос интерпретации конкретной и абстрактной принадлежности. Н.К.Дмитриев их рассматривает в тесной связи с идеей принадлежности, где выражение её (идеи принадлежности) отдельно от предмета, на который она направлена фактически или могла бы быть направлена теоретически, характеризует абстрактную принадлежность. Если же идея принадлежности логически и грамматически неотделима от объекта, в этом случае, по мнению Н.К.Дмитриева, речь идет о конкретной принадлежности. Различаются с его точки зрения и грамматические средства, выражающие эти формы, «абстрактная принадлежность в кумыкском языке выражается родительным падежом имени обладателя (...чаще личным или указательным местоимением и существительным) или происшедшими из родительного падежа личных местоимений, особыми субстантивированными местоимениями: меники, сеники и т.д.», часто сравниваемые с западноевропейскими субстантивными местоимениями le mien, der meinige «мои» (однако, данное сравнение недопустимо, так как эти местоимения в кумыкском языке могут употребляться в субстантивном и атрибутивном значении, а в западноевропейских языках нет) (Дмитриев 1940: 59; Севортян 1962:40).
Э.В. Севортян, оспаривая его характеристику конкретной принадлежности, разделяет с ним лишь идею выражения абстрактной принадлежности родительным падежом личных местоимений, наращенных аффиксом - ки, при этом своей интерпретации форм принадлежности он не дает (Севортян 1962: 39,40). К. Дыйканов, напротив, поддерживает мнение Н.К. Дмитриева относительно характеристики конкретной принадлежности «конкретная принадлежность... дает понятие не только о самом отношении (мои), но и о том предмете, на который это отношение распространяется» (Дыйканов 1955:79,80).
История происхождения аффиксов принадлежности
Происхождение аффиксов принадлежности неоднократно привлекало к себе внимание исследователей, но ни древние, ни современные тюркские языки не дают конкретных данных об их происхождении (Тенишев 1988: 23).
Трудности, с которыми сталкиваются исследователи, вызваны отсутствием промежуточных форм развития данной грамматической категории, зарегистрированных в памятниках или живых диалектах (Севортян: 41). Изложенные в ряде статей и монографий, этимологии ведущих тюркологов опираются только на имеющееся ограниченное количество фактов, что послужило основанием различных толкований источников и путей возникновения посессивных аффиксов. Мнение лингвистов объединяет лишь идея о местоименном происхождении рассматриваемых формантов, но одни авторы возводят эти аффиксы непосредственно к личным местоимениям, другие усматривают в них промежуточные звенья (Акбаев 1976: 3,4).
Первые работы по исследованию этого вопроса появляются в научных изданиях в середине 19 в. О.Бетлингк в своем очерке по грамматике якутского языка, и В.Радлов в материале о тюркской морфологии одними из первых затрагивают проблему происхождения посессивных аффиксов. (Кононов 1960: ПО) Однако в течение всей первой половины 20 столетия последние продолжают оставаться практически неисследованными, пока в 50-х гг. Н.Дмитриев и Э.Севортян достаточно осторожно не высказываются относительно них, возводя эти форманты к личным местоимениям. При этом Н.Дмитриев допускает между ними неизвестные посредствующие звенья (Дмитриев 1956: 32; Севортян 1956: 42).
Интенсивная исследовательская работа по истории возникновения посессивных формантов разворачивается в 70-х. гг. Среди публикаций этих лет необходимо выделить труд Ш.Акбаева «К вопросу о происхождении посессивных аффиксов в тюркских языках», в котором автор, рассмотрев весь имевшийся материал по тюркским и близким к ним языкам, приходит к следующим выводам: 1) аффиксы принадлежности тюркских языков могут быть возведены только к формам родительного падежа личных местоимений; 2) семантическое и функциональное развитие постпозитивных местоимений шло по пути постепенного свертывания лексического и усиления формально грамматического значения, сопровождаемого постепенной утратой ударения и лексического значения, громоздкостью форм, возможностью совпадения с другими формами, перестройкой системы (в результате которой определения стали предшествовать определяемым); 3) процесс сокращения местоимений в 1 и 2-м лице происходит по-разному: местоимение 1-го лица, утратившее самостоятельное ударение и перешедшее к предшествующему имени, начинает терять составляющие его звуки или даже слоги с конца, вследствие чего сохраняется лишь начальный звук м-, ставший основной морфемой принадлежности 1-го лица ед. числа; местоимение 2-го лица, сокращаясь от начала к концу, сохранило конечный -н в качестве морфемы принадлежности 2-го лица единственного числа (Акбаев 1976: 7,8).
Подвергая сомнению гипотезу Ш.Акбаева, а в частности процесс сокращения форм 1 и 2-го лица, осуществлявшийся, как уже было отмечено выше, в разных направлениях, а также изменение позиции определения по отношению к определяемому, Тенишев выдвигает свое предположение по этому вопросу. Он возводит аффиксы принадлежности к формам родительного падежа личных местоимений - притяжательным местоимениям, препозитивное положение которых меняется при определенных условиях в постпозитивное. Оказываясь в постпозиции, они фонетически упрощались, теряли нормальное ударение, становясь энклитиками с дальнейшей тенденцией превращения в обычные притяжательные морфемы - аффиксы принадлежности. Сложившиеся притяжательные аффиксы, постепенно стираясь, преобразовывались в односложные притяжательные морфемы, которые стали упрощаться в фонетическом отношении, приняв на себя второстепенное ударение. Это ударение, падая на второй слог аффиксальных морфем, приводило к выпадению первого слога притяжательного аффикса с образованием -м (для 1 лица единственного числа) и -н (для 2 лица единственного числа) (Тенишев 1988:27,28).
Особого внимания заслуживают публикации А.Щербака, в которых автор неоднократно затрагивал этот вопрос. По его мнению, вся совокупность знаний, охватываемая понятием принадлежности, - результат длительного и сложного семантического развития конструкций типа биз-киши- биз мы- люди- мы , в которых повторение личного местоимения первоначально служило целям выражения связи между компонентами предикативного сочетания. Указанные конструкции на разных ступенях развития тюркских языков передавали определенную характеристику лица и предмета, при этом они усложнялись путем введения дополнительного компонента - вспомогательного глагола ер- быть , использование которого в дальнейшем стало факультативным : биз- киши- ерур- биз мы имеем состояние людей . С момента закрепления за конструкциями типа биз- киши виз значения мы имеем состояние людей , мы люди начинается формальное обособление омонимических конструкций с иной семантической специализацией мы имеем людей , наши люди , завершающееся образованием формы родительного падежа. Иными словами, А.Щербак полагает, что конструкция бизин кишибиз наш человек развилась из конструкции биз киши+биз Я (есть) человек в связи с возникновением формы родительного падежа (Щербак 1994: 73).
Распространенное мнение тюркологов, связывающее процесс становления аффиксов принадлежности с родительным падежом, оспаривается Б.Серебренниковым и Н.Гаджиевой, настаивающих на первоначальном возникновении категории принадлежности, а затем через длительное время - родительного падежа. На наш взгляд, руководствуясь уровнем общественного сознания на начальных этапах становления языков, они правомерно полагают, что отношение принадлежности возникло как результат осмысливания отношений в пространстве: наиболее близко лежащее, рядом расположенное, было переосмыслено как «мое», «мне принадлежащее», а расположенное на более далеких дистанциях - как «мне не принадлежащее». Таким образом, притяжательные аффиксы в тюркских языках, с позиции указанных тюркологов, развились из ранее существовавших местоименных слов, выполнявших роль пространственных индикаторов (Серебренников, Гаджиева 1986: 95-97).
Передача посессивности посредством конструкции «have + существительное»
Для выражения категории обладания древнеанглийский язык располагал богатой системой разноуровневых средств: лексических, лексико- грамматических. В системе лексических средств, глагол habban занимал ведущее место, обусловленное его широкой понятийной основой, почти неограниченной комбинаторной способностью и полифункциональностью (сохранившейся до настоящего времени). Последняя характеристика подразумевает реализующиеся в отдельных условиях употребления модели признаки, свидетельствующие о том, что семантический объем данной конструкции складывается из нескольких различных групп элементов информации, различающихся между собой как по составу элементов, так и по их месту в общей структуре сообщаемого. Среди этих значений имеется семантический компонент, реализующийся во всех условиях его употребления - информация о нахождении определяемого в пространстве, связанном с определяющим (в случае посессивной конструкции) некоторыми отношениями. Это явление, хотя и может занимать разное положение в структуре сообщаемого, всегда входит в значение глагола to have; при этом степень расхождения между всеми его отдельными вариантами может быть различной (Селиверстова 1977: 65-68).
Одним из указанных вариантов является распространение глагола to have в притяжательных конструкциях. Семантический компонент «отношение» входит в значение этого глагола на правах категориальной семы (гиперсемы), отражая понятие высшего уровня обобщения. По отношению к выделенной гиперсистеме компонент обладание выполняет роль гипосистемы и представляет собой спецификацию ее первой ступени. В своей совокупности компоненты «отношение» и «обладание» образуют сложную категориальную сему «отношение обладания», которая специфицируется различительными семантическими компонентами «собственно обладание», «межличностные отношения», «неотчуждаемая принадлежность», «характеризация». Актуализация той или иной различительной семы в лексическом значении глагола обуславливается его семантико-синтаксической дистрибуцией: лексико-семантическими подклассами существительных, с которыми он сочетается, и факультативным или конструктивно обусловленным расширением структуры предложения (Ждан 1986: 179,180). Эти конструкции несут информацию:
1) о наличии определяемого в пространстве некоторого множества (в интерпретации данных конструкций употребляется термин «наличие» так как глагол to have не всегда в них несет информацию собственности; к примеру фраза The girl has a book информирует о том, что у девочки есть книга, но не о том, что она ее); 2) о наличии определяемого на данном отрезке временного существования определителя; 3) об экспрессивном характере фразы (если существительное имеет показатель определенности); 4) о качественной или количественной идентификации того определяемого, который находится в пространстве; 5) о вхождении определяемого в состав определителя (часть-целое) (Селиверстова 1977: 20-25,52).
Однако наличие у глагола нескольких лексико-семантических оттенков, а также происходившие в системе языка во все периоды времени изменения, с упрощением некоторых ее сфер, привели к заметному смещению конструкций с глаголом и предпочтению легких в употреблении субстанциальных и местоименных синтаксем.
Посессивная синтаксема, выражающаяся посредством глагола have не входит в парадигматический ряд субстанциальных и местоименных, но тем не менее она все еще имеет широкое распространение в английском языке (Акбулатова 1984:34; Ждан 1986: 68).
The world is wide, and has many marvelous people in it.(DG: 22) Мир велик, в нем много замечательных людей. Why, my dear Basil, he is a Narcissus, and you - well, of course you have an intellectual expression, and all that. (DG: 7) Пойми, дорогой Бэзил, он - Нарцисс, а ты... Ну конечно, лицо у тебя интеллектуальное, и все такое. Не has a very bad influence over all his friends, with the single exception of myself. (DG: 26) Он оказывает самое дурное влияние на всех своих друзей, за исключением, разумеется, меня. "Because you have the most marvelous youth, and youth is the one thing worth having". (DG: 32)
Потому, что вы обладаете чудесным даром молодости, а молодость единственное богатство, которое стоит иметь. 2. Аналитико - синтетический способ выражения принадлежности Единство маркировки некоторых посессивных конструкций и генетива формантом s в английском языке повлекло за собой возникновение ряда дискуссионных вопросов способствовавших расколу общества языковедов на две группы. «В системе существительных современного английского языка категория падежа не существует; она прекратила свое существование в среднеанглийский период. Сохранившаяся от древнеанглийского периода морфема -es s представляет собой притяжательный суффикс, который вследствие своей однозначности (сема притяжательности) и способности присоединяться к корневой морфеме без ее видоизменения носит агглютинативный характер». Данная концепция A.M. Мухина, максимально приближающая исследуемые языки друг к другу (учитывая их генеалогическое, морфологическое и синтаксическое различия), нашла поддержку у малой группы лингвистов (В.Д. Аракин, Г.Н. Воронцова).
Примеры с преобладанием аналогий в сфере сопоставляемых элементов
В данном примере в кумыкском оьзюмню элъчгшнии и английском ту messenger выделяется конструкция Pro+S. Однако отсутствие прямых эквивалентов определительного местоимения русского языка «свой» в английском и кумыкском способствует введению некоторых особенностей при интерпретации: в кумыкском языке оно передается комбинированным местоимением (определительно-личным), меняющимся вследствие изменений лица, числа, падежа (в рассматриваемом примере - это местоимение оьзюмню доел, собственный , соответствующее 1 лицу, единственному числу, стоящее в родительном падеже). В английском языке местоимение свой передается посредством притяжательного местоимения в присоединяемой форме (ту доел, мой -Ілицо, единственное число). Объект принадлежности в кумыкском - элчимнии доел, моего ангела -помимо аффиксов принадлежности 1 лица единственного числа -им и родительного падежа -ни, оформлен аффиксом -и - редким следствием перекрещивания категорий падежа и принадлежности. В английском существительное стоит в именительном падеже, то есть единственным показателем принадлежности здесь является личное местоимение - посессор ту доел, мой , с общим порядком слов для двух языков: определитель + определяемое.
О сени ёлунгну гьазирлежек: Who will prepare your way. Имея единую форму посессивной конструкции с предыдущим примером (Pro+S, с порядком слов: обладатель +обладаемое), эта фраза в кумыкском располагает иным содержанием, передающим отношения принадлежности посредством сочетания личного местоимения в родительном падеже и существительного с аффиксами родительного падежа -ну и принадлежности -унг (2 лица, единсивенного числа).
В английском переводе your way доел, твой путь посессивность осуществляется единой с примером 1:2(2) формой (Pro+S) и единым содержанием (притяжательным местоимением в присоединяемой форме и существительным в именительном падеже), выражая предназначение. Бир керен Галилея кёлюню ягъасындан оьтюп барагьанда Иса кёлге тор ташлай туруп Шимонну ва ону къардашы Андрейни гёре; олар балыкъчылар болгъан.
As Jesus walked beside the Sea of Galilee, he saw Simon and his brother Andrew casting a net into the lake, for they were fishermen.
Передача отношений принадлежности в данных примерах осуществляется посредством конструкции Pro + S, с субъектами принадлежности в двух языках, выраженными местоимениями, объектами - существительными, передавая отношения кровного родства. Имеющиеся расхождения касаются лишь внутренней структуры примера: в кумыкском языке употреблено личное местоимение в родительном падеже ону доел, его и существительное с посессивным формантом -ы къардашы доел, его брат ; в английском присоединяемая форма притяжательного местоимения his доел, его , именная часть речи в именительном падеже brother доел. брат .
Олар, оьзлени торларын да къоюп, шоссагьат Ону булан гетелер. At once they left their nets and followed him.
Соответствия словосочетаний оьзлени торларын - their nets основаны на аналогии: конструкций (Pro + S), порядка слов (обладатель+обладаемое), выраженных сочетанием отношений (принадлежности мелких предметов собственности). Единственно различаясь их содержанием: для кумыкского языка выражением посессора определительно-личным местоимением оьзлени, соответствующим 3 лицу, множественного числа, и объекта принадлежности - существительным во множественном числе с аффиксом принадлежности 3 лица -ын, торларын доел, их сети . В английском языке в качестве субъекта принадлежности употреблено притяжательное местоимение в присоединяемой форме their доел, их (соответствующее определительному местоимению в русском - свой), объекта принадлежности - существительное во множественном числе, nets доел. сети . Бираз ари бара туруп, Иса Зеведейни уланы Якъубну ва ону къардашын Югьанны гёре.
When he had gone a little father, he saw James son of Zebedee and his brother John. Относительно усложнена описываемая группа примеров ону къардашын - his brother, включая двухвариантность, подразумевающую под объектом принадлежности либо брата Зеведея, либо брата сына Зеведея, выраженного в английском - именной частью речи brother доел, брат , которому в кумыкском соответствует существительное с посессивным аффиксом -ы и винительного падежа -ны, указывающего объект непосредственного воздействия къардашыны доел, его брата . Субъект принадлежности здесь выражен притяжательным местоимением в присоединяемой форме в английском, his доел, его , и личным в родительном падеже в кумыкском ону доел. его . Соответствуя конструкции Pro + S, сочетания передают отношения родственной принадлежности (кровное родство).
Ону ваъзасы адамланы тамашагьа къалдыра. The people were amazed at his teaching. Во фразах ону ваъзасы- his teaching сходства наблюдаются в выражении посессоров местоимениями (личным в родительном падеже для кумыкского языка, ону доел, его , притяжательным в присоединяемой форме для английксого, his доел, его ) и порядке слов (определитель + определяемое), с единой конструкцией Pro + S, передавая отношения авторской принадлежности. Расхождения затрагивают лишь объект принадлежности, выраженный в кумыкском именной частью речи, маркированной аффиксом принадлежности -сы (гласный исход основы), ваъзасы доел, его учение , в английском - герундием (неличной формой глагола, выполняющей функции глагола и существительного), teaching доел, учение . 1:29 Синагогдан чыкъгъандокъ Иса Якъуб ва Югьан булан бирче Шимонну ва Андрейни уьюне гете.
As soon as they left the synagogue, they went with James and John to the home of Simon and Andrew. Параллелизм во фразах Шішонну ва Андрейни уьюне - home of Simon and Andrew исходит из единства: - количественной соотнесенности включенных элементов: два посессора, один объект принадлежности; - порядка слов: определители + определяемое; - выраженных отношений: принадлежности (крупной собственности); - частей речи: обладатели, обладаемое - субстантивы; Различаясь соответствующими отдельно сочетаниям: - конструкциями: S conj S + S, отражающим составные части кумыкского пасессива, S prep S conj S -английского пасессива; - выражением однородных субъектов принадлежности: в кумыкском -именами собственными в родительном падеже, оформленными аффиксами -ну, -ни (фонетическое оформление аффикса напрямую зависит от основных звуков основы - сингармонизм), Шимонну, Андрейни доел. Симона, Андрея , в английском - именами собственными в именительном падеже, Simon, Andrew доел. Симон, Андрей ;
