Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Коммуникационный подход в исследовании социальной мифологии 28
1.1. Парадигмальные основания коммуникационного подхода к исследованию мифа 28
1.2. Коммуникационное конституирование социально-онтологического статуса мифа 59
1.3. Динамика коммуникационного пространства как детерминанта мифоэволюции 83
Глава 2. Трансформация мифа в контексте коммуникационных революций 104
2.1. Мифологические структуры социальной коммуникации в дописьменную эпоху 104
2.2. Текстуализация мифа в стратегиях письменной культуры 124
2.3. Мифология в пространстве массовых коммуникаций ' 152
Глава 3. Мифотворчество в условиях сетевой коммуникации 181
3.1. Сущностные характеристики сетевой коммуникационной революции 181
3.2. Мифотворческие практики в медиа-среде Интернета 208
3.3. Технология «умных толп» как фактор мифо-мутаций 233
Глава 4. Конструирование мифологической матрицы глобализации 253
4.1. Мифология консумеризма в условиях глобализации 253
4.2. Новые стратегии конструирования ментального мифопространства 280
4.3. Мифологизация средств потребления 307
Заключение 334
Библиография 338
- Парадигмальные основания коммуникационного подхода к исследованию мифа
- Мифологические структуры социальной коммуникации в дописьменную эпоху
- Сущностные характеристики сетевой коммуникационной революции
Введение к работе
Миф есть основание человеческого мира, программа и код его эволюции. Выступая манифестацией иной, чем вербализуемая рациональность, стороны человеческого познания, миф является универсальным способом конструирования жизненного пространства. Он санкционирует существующий порядок, создавая баланс между представлениями о мире и нормами поведения человека, гармонизируя отношения «человек - общество» и «человек - природа».
Социальная актуальность мифологии возрастает в условиях стремительных социальных изменений нынешней эпохи, когда реальностью становятся самые невероятные и экстравагантные прогнозы футурологов недавнего прошлого. «Войдя в новый век, человек испытывает потребность в новой идентичности с окружающим миром, потребность в новых ценностях, необходимых для самоутверждения и создания надежных жизненных стратегий. Обновленный мир нуждается в человеческих оценках» . И эта интенция на обживание нового мира, восстановление его социальной картины невозможна без мифологического фундамента, не подвергающегося сомнению и проверке, не доказуемого, но принимаемого на веру.
Действительно, формирование постиндустриального общества, инициированное интенсивным развитием науки и внедрением новых способов обработки информации, характерное для текущего столетия, не привело к тотальной рационализации социальной жизни. XX век породил целую сеть мифологий, призванных гарантировать воспроизводство социального порядка и указать отдельно взятому индивиду в нем место. Бурное развитие коммуникационного пространства обусловило циркуляцию мифов массовой культуры в планетарном масштабе, сделало возможным проект вестернизации, культурного империализма и экспансии, а также информационных войн. Становление общества потребления, обусловленное логикой эволюции капитализма, вызвало к жизни специфические формы мифотворчества, связанные с манипуляцией общественным сознанием во имя продвижения товаров, - рекламу и PR-технологии. Индустрия досуга и развлечений, киноиндустрия также вносят свои специфические элементы в рамки действующих мифологий.
Буйство красок современного мифологического пространства служит наглядным свидетельством того, что миф отнюдь не сводится к реликтовым остаткам архаических культур. Современная социальная мифология -явление вполне самостоятельное и полнокровное. Но чтобы приблизиться к ее сущности, мы должны проследить ее генезис, выделить ключевые механизмы смены ее форм. И уже на этом предварительном этапе миф, призрачно мерцая и ускользая, демонстрирует свою субстанциальную противоположность логике, определению и объяснению.
В самом деле, традиции философствования опираются на рациональную программу исследования. Чтобы вскрыть сущность явления, нужно определить его истоки и проследить, как оно, формируясь, обретает современный облик. И это движение от начала к расцвету всегда требует интеллектуальных усилий, прозрений. Обнаружить зачатки нового среди многообразия социальных тенденций - во многом означает подтвердить самостоятельность и нетривиальность собственной философской позиции. С мифологией дело обстоит с точностью до наоборот. Проследить ее историю аЪ ovo при нынешнем состоянии теории мифа - не самая сложная исследовательская задача. Обнаружить в современных реалиях иррациональные элементы, обладающие признаками мифа, пожалуй, также не составляет непосильного труда. Но вот объяснение того, как то, что было прежде, стало тем, что оно есть теперь - по нынешний день, насколько нам известно, принадлежит скорее к сфере желаемого и является далеким от реального воплощения проектом.
Философские основания социальной теории мифа находятся на стадии формирования, что отражается , на самом категориальном аппарате. Парадоксально, но эволюционно-стадиальный подход к мифологии базируется на редуцировании ее к специфическим для традиционного общества образованиям. То есть он отрицает за мифологией «права на развитие» в иных социальных системах. В итоге утверждения о том, что до наших дней «техника мифопроизводства, принципы конструирования мифа и его предназначение остались неизменными в сравнении с их архаическим образцом, изменились лишь формы подачи, объемы тиражирования и «характер предложения»" кажутся лишенными логических противоречий. Проблема только в том, что существенные изменения внешней формы всегда сопровождаются изменением способа существования и выражения содержания. А, стало быть, и изменением последнего.
Естественность мифотворчества для человеческой культуры вовсе не тождественна его стихийности. Все созданные на сегодняшний день формы производства мифа могут использоваться (и весьма интенсивно используются) в управлении человеческим миром. Именно систематическое целенаправленное мифотворчество определяет облик эпохи, в которую мы живем, — эпохи глобализации. Глобальный капитализм, глобальное потребление и глобальные мифы — «три кита», на которых держится единство сегодняшнего мира. Перед социальной философией стоит насущная задача формирования методологического инструментария, способного выявлять как сами механизмы управляемого мифотворчества, так и продуцируемые ими социальные изменения.
Стремясь внести свой вклад в их критический анализ, мы не отказываемся от мифологии. Скорее, надеемся приблизить новый мир и новые мифы, предложить социально-философский прогноз грядущего общества. Актуализация вопроса о том, как осуществляется развитие социальной мифологии, определяется появлением новых способов воспроизводства социальности, новых механизмов социальной интеграции и социального контроля, обслуживаемых мифотворческими практиками. Без его решения продуцируемая социальной философией картина человеческого мира останется неполной.
Степень разработанности проблемы. Проблемы специфики современной социальной мифологии открываются в разных ракурсах. Философская рефлексия данного феномена опирается на исследование мифа как самостоятельного явления» культуры. Интерес к нему возрастал по мере ослабевания философского рационализма, однако на протяжении XIX в. тема мифологии оставалась маргинальной для социальной философии и получила свое оформление в русле таких дисциплин, как социология и этнология (социальная и культурная антропология) при сопоставлении первобытных и современных типов социальности. Работы Л. Г. Моргана, Г. Спенсера, Э. Тайлора, Дж. Фрэзера и других социальных мыслителей XIX века базировались на тезисе о принадлежности мифологии к бытию первобытных обществ и ее преодолении в условиях рационализованных современных цивилизаций.
Связь архаической мифологии со структурами первобытного языка и мифологического мышление выявлялась в работах представителей лингвонатуралистической школы (А.Н. Афанасьев, ФіИ. Буслаев, Я. Гримм, Ф. Кун, В. Манхардт, М. Мюллер, А. Потебня, В. Шварц)4. Культовая теория мифа, направленная на поиск истоков мифа в ритуале представлена работами антропологической (ритуалистической) школы (Э. Тайлор, А. Ланг, і і Б. Фонтенель)5, на основе которых осуществлены многочисленные исследований взаимосвязи мифа и фольклора, мифа и литературы, мифа и искусства (М.М. Бахтин, В.Я. Пропп, Ф. Рэглан, Дж. Уэстон, О.М. Фрейденберг, Дж. Харрисон, Э. Чемберс)6. Социологическая школа, сформировавшаяся вокруг идей Л. Леви-Брюля-, трактовала мифы как непосредственное выражение связи первобытного общества с окружающим миром.
К XX в. упрочилось представление об универсальном характере мифологии, базирующемся на механизмах продуцирования мифологии работой человеческого мышления и, шире, психического мира вообще: Определение 3. Фрейдом бессознательного как источника мифа легло в основу психоаналитического направления теории мифа, разрабатывавшегося в трудах Дж. Кэмпбелла, Э. Фромма, К.Г. Юнга9. Обращение к архетипическим структурам мифического реализовано в работах Г. Башляра, Е.М. Мелетинского, Mf. Элиаде10. Интенция к рассмотрению мифа, вне социокультурной детерминации реализована символической школой, лингвистическое направление которой представлено работами А.Н.Афанасьева, М.М. Маковского; В.А. Масловой", философское трудами А.Ф. Лосева". Исследование мифомышления как целостной способности создания символической системы осуществлено Э. Кассирером, С. Лангер, М. Фоссом13.
Определение структур мышления как основы мифа принадлежит структуралистической школе, теоретическим фундаментом которой послужили работы К. Леви-Стросса14. Близкие идеи к направлению Леви-Стросса выдвигал ЯЗ. Голосовкер 5. Бинарная логика архаического мышления исследовалась Вяч.Вс. Ивановым и В.Н. Топоровым16 и детализировалась в работах А. Жолковского, В. Мароши, О. Ревзиной17. Мифологическое сознание исследовалось В.М. Пивоевым18. Миф как целостный феномен культуры рассматривался Д.П. Козолупенко19. Тем не менее, исследования, реализуемые в этом русле, оставляют без внимания мифотворческие практики.
Великие проекты Модерна, декларировавшие рационализацию общественной жизни, обернулись мощными мифологическими потоками, направленными на поддержание господствовавших политических идеологий. Тоталитарные режимы XX в. создали идеологические системы, опиравшиеся на мощные потоки иррациональной информации и концентрировавшиеся вокруг искусственно создаваемых мифологических комплексов. Исследование мифологического измерения советской мифологии представлено в работах Е.М. Мелентинского, СЮ. Неклюдова, А. Чернышова, мифологии нацизма- Н. Гудрик-Кларка, В. Клемперера"" .
Мифотворческие приемы, характерные для политического пространства, заимствовались индустрией массовой культуры. Исследования мифологии массовой культуры представлены в работах П.С Гуревича, "5 1 Л.Н. Воеводиной, В.И. Самохваловой" . Под влиянием работ Р. Барта, созданных в семиотическом ключе, миф приобрел статус эффективной методологической категории для исследования быта, повседневности, рекламы, управления (Ю. Бохеньский, А.Н. Притчин, Б.С Теременко, А.В. Ульяновский)". Однако в данном методологическом направлении исследовательское внимание концентрируется на самих мифологических феноменах, упуская из вида субъектов, их создающих.
В перечисленных сферах мифологическое воздействие реализуется посредством массовой коммуникации. Зарубежная и отечественная комму ни кативистика концептуализируется и обретает самостоятельность в работах Л.М. Земляновой, Г.М. Маклюэна, М.М. Назарова, Н.В. Костенко, Г.Г. Почепцова, А.В. Соколова, Л.Н. Федотовой23. Социологические аспекты массовой коммуникации раскрыты в трудах советских и российских ученых Э.Г. Багирова, Н.Н. Богомоловой, Б.А. Грушина, Л.Я. ГрушинаТ.М. Дридзс, Ю.А. Левады24. Данные работы ориентированы на выявление параметров структуры коммуникационного процесса и не акцентируют его содержательные аспекты.
Проблемы управления массовым сознанием с помощью мифотворческих практик представлены в исследованиях, посвященных анализу и обобщению воздействия сообщений массовой коммуникации (И.Л. Викентьев, Дж. Гибсон, Д. Гордон, Р. Гроотендорст, Ж. Дюбуа, Ч. Осгуд, К. Ховланд, Е. Черневич, М.Ямпольский)0. Данные работы демонстрируют возможности визуального и вербального воздействия на массовое сознание.
Формирование и распространение информационных технологий отражено в работах Р.Ф. Абдеева, Е.С. Баразговой, А.Е. Войскунского, Г.Р.Громова, Г.Гусейнова, И:Б. Новика, В.Ф. Олешко, А.И. Уварова" . Последнее десятилетие XX в. ознаменовалось широким распространением Интернет-коммуникации, внедряющейся во все сферы жизнедеятельности современных общества. Данный процесс отражен в исследованиях социологов, политологов, философов, юристов, экономистов (Е.Л. Вартановой, Ю.Р. Вишневского, Е.В. Грунт, А.А. Демидова, В. Емелина, Е.Н. Заборовой, И.И. Засурского, Я.Н. Засурского, Ю.Б. Зубаревой, Б.Г. Капустина, Б.В. Кристального, И.Н. Курносова, И. Мелюхина,А.В. Меренкова, Г.П. Орлова, И.К. Пантина, Л.Л. Рыбцовой, Л.Я. Рубиной, Л.Г. Свитич, Э.П. Семенюк, Г.Л. Смолян, А.Д. Урсул, В.Т. Шапко, Ю.А. Шафрина27).
Анализ основных черт современного общества содержится в концепции информационного (постиндустриального) общества, предложенной Д. Беллом, О. Тоффлером, разрабатываемой в работах В.Ф. Анурина, В.Л. Иноземцева, А.И. Ракитова, К.С. Пигрова" . Формирование единства современной цивилизации, порождаемого глобализационными процессами, исследуется У. Беком, Э. Гидденсом, Р. Робертсоном, И.В. Спиридоновой, И. Уоллерстайном, М. Уотерсом, В.Н. Фурсом, А.Н. Чумаковым" .
Возникновение в ходе глобализации транснациональных социальных пространств, изменение институционального порядка, распад двуединства социальных норм и общественного или индивидуального осознания, пронизанность всех видов человеческой деятельности техническими средствами приводит к появлению крайне противоречивой социальной реальности, в которой искусственное и символическое доминирует над природным. Ее специфика рассматривается в работах Ж. Бодрийяра, Д.В. Иванова, В.А. Кутырева, Ж. Эллюля30. Пространственным аспектам нового социального порядка посвящены работы В.Б. Устьянцева, О.Ю. Рыбакова" .
Однако возрастание уровня универсализации социально-философской рефлексии в рассматриваемых трудах осуществляется при одновременной маргинализации проблем социальной мифологии, которые оказываются исключенными из проблемного поля современного социального бытия. Акцентуация социально-онтологического статуса социальной мифологии в социальном порядке сегодняшнего общества невозможно без понимания механизмов динамики мифотворческих процессов, эволюционирующих вместе с развивающимся социумом. Решение данной задачи возможно только при формировании комплексного системного подхода, основанного на синтезе теорий, принципов, приемов вышеуказанных направлений, способного обеспечить как приращение социально-философского знания так и утилитарную эффективность практического конструирования и управления мифотворческими процессами. Формирование такого подхода и образует проблемное поле данной диссертационной работы.
Объектом исследования является социальная мифология, рассматриваемая в единстве стихийных и целенаправленно конструируемых мифотворческих процессов, реализующихся в обществе.
Предметом исследования выступает эволюция социальной мифологии, детерминированная развитием социальной коммуникации.
Целью исследования является социально-философский анализ социальной мифологии через призму трансформационных процессов коммуникационного пространства современного общества.
Реализация выдвинутой цели предполагает последовательное решение следующих исследовательских задач:
1) с авторских позиций проанализировать существующие теорий; мифа; предложить собственную интерпретацию социальных оснований мифологии; обосновать необходимость формирования в рамках социально-философской рефлексии самостоятельного подхода к изучению социальной мифологии; определить его методологическую парадигму и ориентиры;
2) исследовать социально-онтологический характер процессов мифотворчества; разработать и применить категориальный аппарат коммуникационного подхода к процессам мифотворчества, и тем самым преодолеть дефиниционный плюрализм теории мифа; рассмотреть механизмы включения мифологических комплексов в социальное конструирование знания; выявить динамику мифокоммуникации через вариации структурных элементов мифа в интерсубъективных мифопотоках;
3) проанализировать базовые принципы динамики коммуникационного пространства, трактуемой как источник генерирования новых форм мифотворчества; исследовать сущность, механизмы и этапы коммуникационной революции; проанализировать стадиальную модель информационных революций, предложенную маклюэнизмом, и сформулировать авторскую модель динамики коммуникационного пространства;
4) обосновать механизмы трансформации в конкретных социально- исторических условиях: проанализировать специфику сакральной мифологической коммуникации в архаических обществах; выявить особенности текстуализации мифа, сопоставив трансформацию мифа под влиянием письменности в разных культурах (Месопотамия, Древняя Греция, Средневековая Европа);
5) рассмотреть новые формы мифотворчества в условиях пространства массовых коммуникаций, раскрыв универсальные черты массового мифотворчества; подвергнуть анализу стратегии мифопроизводства, характерные для основных каналов массовой коммуникации;
6) исследовать современную коммуникационную революцию, подвергнув анализу процессы внедрения в социальное бытие компьютерно- опосредованной коммуникации и мобильной телефонии с учетом ближайших технологических перспектив в информационно-коммуникационной сфере; рассмотреть структурную организацию современного коммуникационного пространства, выявить его структурообразующие феномены и уровни;
7) типологизировать и раскрыть содержательно радикальные мифологические Интернет-инновации, акцентируя их целенаправленный, искусственный и авторский характер, обусловленный как индустрией досуга, так и пользовательской интенцией к творческой самореализации; проследить современную мифо-мутацию социального творчества, инициированную активностью аудитории сетевой коммуникации;
8) исследовать глобальный консумеризм как совокупность стратегий символического потребления, ориентирующегося на глобальные медийные образцы; рассмотреть развитие общества потребления от национальных форм к глобальной; раскрыть структуру и содержания мифопроизводства, осуществляемого в синтезе массовой культуры и рекламы;
9) выявить специфические для глобального консумеризма стратегии мифопроизводства - создание и тиражирование брендинговой мифологии и мифологизацию средств потребления и раскрыть принципы их конструирования; подвергнуть анализу управляемую динамику консумеризма, направленную на непрерывное поддержание праксиса потребления.
Методологическая основа диссертации. Автор опирался на общенаучную группу формально-логических методов (анализ, синтез, индукция, дедукция, абстрагирование), системный подход и структурно-функциональный анализ.
Предлагаемый в диссертации коммуникационный подход к исследованию социальной мифологии базируется на парадигме постнеклассической рациональности, определяемой в качестве методологической платформы и разрабатывается как междисциплинарный. Фундаментальные характеристики социальной коммуникации - социальное конструирование, самоорганизация, антропность, пространственность, нелинейность — определили выбор в качестве методологических ориентиров следующие постнекласические подходы.
1. Социально-феноменологический подход, трактующий общество как явление, непрерывно воссоздаваемое в процессах социальной (в первую очередь, межиндивидуальной) коммуникации, в ходе которой человек наделяет смыслом социальную реальность и конструирует ее в процессе ежедневного взаимодействия с другими людьми (А. Шюц, П. Бергер, Т. Лукман и др.).
2. Синергетический подход, опирающийся на принципы необратимости, вариабельности в процессе принятия решений, многообразие различных линий развития, возникающих при прохождении системы через точки бифуркации, органической связи саморегуляции и кооперативных эффектов (И. Пригожий, И. Стенгрес, Г. Хакен и др.).
3. Пространственный подход, в основе которого лежит тезис о пространственном характере социального бытия: пространствен ность человеческого бытия определяет структурирование человеком его социально-культурных практик (П. Бурдье, Э. Гидденс, В.П. Рожков, В.Б. Устьянцев и др.).
, 4. Постмодернистский и постструктуралистский подходы, развивающие методологический потенциал метафоры ризомы как идеи нелинейного становления и множественности, в котором отсутствует централизация, упорядоченность, иерархия и симметрия (Ж. Бодрийяр, Ж. Делез, Ф. Гваттари, Ж.Ф. Лиотар и др.).
Научная новизна диссертационного исследования определяется разработкой авторской концепции динамики социальной мифологии, детерминированной эволюцией коммуникационного пространства. Автором выдвинуто и обосновано новое направление социально-философского анализа мифологии в рамках предложенного коммуникационного подхода к исследованию трансформации социальных практик мифотворчества. В центре внимания находится влияние коммуникационных революций на формы объективации мифологических комплексов в конкретных социально-исторических условиях. Анализируя социализацию новых технических средств коммуникации, автор выявляет целенаправленно конструируемые пласты современной социальной мифологии, обеспечивающие поддержание символического измерения глобального капитализма в условиях планетарной медиа-среды. Представлено оригинальное обоснование мифологической природы современного консумеризма как базисной матрицы социокультурных практик конструирования идентичностей через мифологизированные массовые образы потребляемых вещей, укорененной в разноуровневых коммуникационных потоках.
1. Предложена авторская концепция коммуникационного подхода к социально-философскому исследованию мифологии. Определена методологическая платформа выдвигаемого подхода на основании постнеклассической парадигмы социального познания.
2. Выявлены новые аспекты социально-онтологического характера мифотворчества. Выявлены и проанализированы уровни мифокоммуникации, генерирующей единое мифопространство, поддерживающее мифоонтологическую матрицу реальности.
3. Предложен новый взгляд на проблему динамики коммуникационного пространства. Впервые предложена разработка категории «коммуникационная революция». Сконструирована авторская модель динамики коммуникационного пространства.
4. С позиций авторского подхода исследованы механизмы трансформации архаической устной мифологии в условиях формирования письменной культуры; выявлены важнейшие социокультурные детерминанты данного процесса.
5. Предложена авторская интерпретация типологических характеристик массовой коммуникации. Рассмотрены стратегии мифопроизводства, характерные для основных каналов массовой коммуникации.
6. Новым научным результатом является комплексный социально-философский анализ современной коммуникационной революции, определенной диссертантом в качестве сетевой революции. Вычленены и проанализированы ее основные этапы.
7. Разработана авторская типология радикальных инноваций в мифотворчестве, характерном для Интернета. Обоснован целенаправленный управляемый характер Интернет-мифотворчества. Выявлены механизмы переноса принципов сетевого мифотворчества в традиционное социальное пространство.
8. С позиций авторского подхода исследованы формы мифопространства повседневности, генерируемые глобальным капитализмом. Раскрыта реализация транснациональной культуры в феномене консумеризма; предложено авторское определение консумеризма.
9. В новом ракурсе исследованы мифотворческие практики консумеризма. Показано, что брендинг направлен на создание и тиражирование новой управляемой мифологии. Впервые выявлена роль средств потребления в процессе внедрения мифологии потребления в пространство повседневности.
Положения, выносимые на защиту:
1. Формирование социально-философского подхода к исследованию социальной мифологии в контексте ее динамики возможно на основе признания коммуникационной природы мифа. Вне социальной коммуникации миф не существует. Фундаментальными характеристиками социальной коммуникации выступают: социальное конструирование, самоорганизация, антропность, пространственность, нелинейность. В соответствии с ними определяется методологический базис конструируемого коммуникационного подхода, в качестве которого выступает парадигма постнеклассической рациональности. Методологическими ориентирами избираются социально-феноменологический подход, трактующий общество как явление, непрерывно воссоздаваемое в процессах коммуникации; синергетический подход, реализующий принципы необратимости, вариабельности, многообразия линий развития, органической связи саморегуляции и кооперативных эффектов; пространственный подход, концептуализирующий пространственный характер социального бытия, определяющий структурирование человеком его социально-культурных практик; постмодернистский и постструктуралистский подходы, развивающие методологический потенциал метафоры ризомы как идеи нелинейного становления и множественности, в котором отсутствует централизация, упорядоченность, иерархия и симметрия. Интеграция методологии данных постнеклассических подходов открывает перспективы конструирования коммуникационного подхода к исследованию эволюции социальной мифологии вплоть до настоящего времени.
2. Определение мифа как явления социальной коммуникации обеспечивает преодоление дефиниционного плюрализма теории мифа, опирающегося на акцентуации основных манифестаций мифа (представление и повествование). Категориальный аппарат коммуникационного подхода позволяет определять мифы-повествования как сообщения, мифы-представления — как предмет сообщения, и рассматривать те и другие в едином ракурсе коммуникационного процесса, направленного на интерсубъективное перемещение мифологического знания из одного индивидуального повседневного мира в другой. Мифологическая коммуникация расслаивается по отдельным жизненным мирам в зависимости от локализации последних в социальном пространстве, разные варианты социомифологической онтологии сосуществуют в рамках единого целого. Усвоение мифов, ключевых для данного общества, осуществляется на фоне избыточной циркуляции мифологических фрагментов и элементов (мифем и мифологем) в коммуникационных процессах, прямо не связанных с мифотворчеством. В итоге социоонтологическая матрица интерсубъективных миров перенасыщается мифологией, что обеспечивает непрерывное поддержание как самих мифотворческих процессов, так и постоянное восстановление сформированной ранее реальности.
3. Коммуникационная сущность мифоэволюции раскрывается через конкретизацию принципов динамики коммуникационного пространства. Развитие коммуникационного пространства осуществляется через коммуникационные революции, инициируемые распространением новых средств социальной коммуникации. Возникающие каналы не замещают друг друга, их сосуществование имеет комплементарный характер. Изобретение и распространение новых средств коммуникации порождает специфические зоны в коммуникационном пространстве. Эти зоны концентрируют трансляцию и хранение конкретных видов социальной информации, имеющих различное значение для процессов общественного воспроизводства, в первую очередь для социального управления. Взаимодействие зон приобретает характер синергизма, взаимного усиления их собственных эффектов. Система обозначенных зон носит динамичный, нелинейный характер. Мифотворческие процессы не сконцентрированы ни в одной из зон, они формируются в каждой из них согласно системообразующей логике канала, предусматривающей тип коммуникационных цепей и структур, коды и формы сообщений. Поскольку зоны не автономны, мифоэлементы циркулируют между ними в той мере, в какой они могут быть объективированы с помощью конкретного канала.
4. В развитии коммуникационного пространства могут быть выделены четыре этапа, сопряженные с появлением новых средств коммуникации: этап устной коммуникации, этап письменной коммуникации, этап массовой коммуникации и современная коммуникационная революция. Архаическая сакральная мифология, соответствующая эпохе устной коммуникации, демонстрирует четко определимые параметры всех звеньев коммуникационной цепи, направленной на воспроизводство специфической социальной организации. Непрерывность социального воспроизводства встроена в продуцирование сакральной мифологической коммуникации. Мифология выступает формой социальной коммуникации, структурирующий все уровни коммуникационных взаимодействий.
Появление письменности приводит к процессам текстуализации мифа, становящимися механизмом контроля мифотворческих практик, а также к появлению светской, несакральной мифологии, создателями которой оказываются индивидуализированные субъекты.
5. Массовая коммуникация делает мифотворчество дистантным, анонимным, стандарнтизированным, дискретным, вписывает его в технологические и рациональные процессы производства, основанного на разделении труда и подчиняет функции обслуживания потребления. Все средства массовой коммуникации по мере своего возникновения включаются в уже существующее с начала книгопечатания медиа-пространство, расширяя и обогащая его. В итоге мифы конкретного средства массовой коммуникации не являются автономными, между различными каналами постоянно осуществляется циркуляция порождаемых мифов, т.е. мифотворческие процессы формируются различными средствами массовой коммуникации когерентно.
6. Современная коммуникационная революция является сетевой, детерминируется изменением роли цифровых технологий в коммуникационном процессе и осуществляется в три этапа. Первый этап связан с появлением компьютера, обслуживающего процесс создания сообщения. Компьютеризация социальной жизни инициировала феномен информационного общества. Второй этап связан с распространением компьютерных сетей, обслуживающих создание и обмен сообщениями. Сетевые коммуникации обладают уникальной атрибутивной характеристикой: они опираются на возможность быстрой и эффективной обратной связи, что равнозначно симметричности отношений «коммуникатор - реципиент». Генетически первой сетью, опирающейся на достижения высоких технологий, является Интернет, синтезирующий массовую, групповую и личную коммуникацию. Третий этап сетевой революции порожден распространением беспроводной телефонии. Мобильная связь выступает инструментом координации горизонтального социального взаимодействия и, одновременно, каналом доступа в Интернет-пространство. Мобильный телефон выполняет функцию интегратора различных уровней социального пространства, обеспечивая информатизацию приватного и публичного пространства.
7. На основании учета новых форм смыслопорождающих процессов выделены следующие типы Интернет-мифотворчества: 1) аккумуляция мифа, предполагающая создание и поддержание тематических сайтов, посвященных мифам. Данные сайты выступают Интернет-плацдармами сетевых сообществ. 2) Вхождение в миф. Данная мифотворческая практика предполагает создание особого мифа - мифа о себе. Основным ее инструментом являются самопрезентация, не подвергаемая проверке на истинность. 3) Оживление мифа. Охватывает конструирование игровых миров виртуальных и онлайновых игр на основе последовательной реализации принципов архаической, мифологии. Они делают возможной жизнь в альтернативном квазисоциальном пространстве, организованном по мифологическим законам, а также социальную коммуникацию в таком пространстве. 4) жизнь в мифе. Вырастая на синтезе технократизма и иррационализма, мифотворчество становится основой нового способа жизни, для которого Интернет и, шире, любые технические сети и средства оказываются магической ареной жизни в мифе. Фрагментация и рекомбинация различных мифологических комплексов становятся основой мифомутаций социального творчества. Возможность межмифологических перемещений и жизни в мифе экстраполируется в социальное пространство.
8. Мифопространство повседневности на внесетевом уровне регулируется символической матрицей глобального капитализма. Матрица консумеризма форматирует национальные культуры, трансформируя их в национальные версии эталона вестернизации: Консумеризм, трактуемый как совокупность социокультурных практик конструирования идентичностей через мифологизированные массовые образы потребляемых вещей, базируется на массмедийной зоне коммуникационного пространства.
Глобальное медиапространство ассимилирует как сами культурные пространства, так и их ценностно-символические системы. В итоге праксеологический и телеологический уровни жизненных стратегий индивидов унифицируются в планетарном масштабе. Расширяющаяся приватизация потребления (стремление быть собой, лежащее в основе индивидуализма) в условиях глобализации производства стала основой перехода консумеризма к глобальной стадии и трансформации его структуры.
9. Основными мифологическими структурами глобального консумеризма являются брендинговая мифология и мифологизация средств потребления. Брендинговая мифология предполагает конструирование мифопространства бренда, управляющим жизнью потребителей. Мифологическое пространство бренда задается как чудесное, метафизическое, футурологическое: категория чуда дистанцирует бренд от обыденности, метафизичность предполагает включение в свою структуру антропоцентричного проекта трансцендентно значимого бытия, мифологический проект утопично устремлен в будущее. Средства потребления, обеспечивающие движение товаров или услуг к покупателям, являются основой материализации мифологии потребления, выступают механизмом трансформации людей в потребителей и обеспечивают создание, аккумуляцию и управление потребительскими потоками. Конкуренция, взаимная поддержка и противоречия брендов-средств и брендов-товаров обеспечивает разнообразие и энергетическую напряженность современного мифологического пространства, канву которого обеспечивают пересечения стратегий дистанцирования и сближения брендовых мифологий, обеспечивающих непрерывную работу мифологической машины глобального консумеризма.
Теоретическая и практическая значимость диссертационного исследования заключается в следующем. Данная работа открывает новое направление в социальной философии, связанное с анализом социальной мифологии современного общества и тем самым стимулирует рефлексию новых форм общественного сознания, способствует обновлению категориального аппарата социальной философии и углублению концептуального содержание теорий, посвященных настоящему этапу социального развития. Предложенный диссертантом коммуникационный подход может быть применен к исследованию символических феноменов информационного общества.
Материалы исследования могут быть использованы для разработки образовательных программ и лекционных курсов по философии, социальной философии, культурологи, социологии, теории коммуникации, связям с общественностью, рекламе. Результаты исследования применены автором при чтении курсов лекций по дисциплинам «Философия», «Культурология», «Теория коммуникации», «Теория и практика связей с общественностью», «Управление общественными отношениями», «Коммуникационный менеджмент» для студентов Саратовского государственного социально-экономического университета, «Социальная философия», «PR-технологии в социальном управлении», «Мифотворчество СМИ» для студентов и аспирантов Саратовского государственного университета имени Н.Г. Чернышевского.
Апробация работы. Основные положения, результаты и выводы диссертационного исследования докладывались на заседаниях кафедры теоретической и социальной философии СГУ, связей с общественностью и рекламы СГСЭУ, на научных конференциях по итогам НИР СГСЭУ (2004-2008 гг.), на научных форумах различного уровня:
Всероссийской конференции «Проблемы межкультурной и профессиональной коммуникации» (Саратов, 2004); Межвузовской научно-практической конференции молодых ученых по философии и культурологии «Человек в научном и религиозном мире: Проблема внутреннего диалога» (Саратов, 2004); Всероссийской конференции «Диалектика культуры. Личность, общество, культура» (Пенза, 2005); Международной научной конференции «Основания и парадигмы современного общественного развития» (Саратов, 2005); Научно-практической конференции «Проблемы и перспективы реформирования государственной и муниципальной службы в России» (Саратов, 2005); IV Российском философском конгрессе «Философия и будущее цивилизации» (Москва, 2005); Международной научной конференции «Человек в меняющемся мире» (Саратов, 2005, 2006); Всероссийской конференции «Социальное пространство. Территория постмодерна» (Саратов, 2005); Всероссийской научной конференции «Перспективы самоорганизации современных обществ в стратегиях глобального развития» (Саратов, 2005); 14-ой Международной междисциплинарной конференции молодых ученых и специалистов «Человек. Природа. Общество. Актуальные проблемы» (Санкт-Петербург, 2005); III Международной конференции Российской коммуникативной ассоциации «Коммуникация и конструирование социальных реальностей» (Санкт-Петербург, 2006); Всероссийском социологическом конгрессе «Глобализация и социальные изменения в современной России» (Москва, 2006); Всероссийской объединенной конференции «Интернет и современное общество» (Санкт-Петербург, 2006); Всероссийской научно-практической конференции «Здоровый образ жизни для всех возрастов» (Саратов, 2006); Четвертых Аскинских чтениях «Время - Пространство - Ценности цивилизаций» (Саратов, 2006); Всероссийской научной конференции «Стратегии современного развития и управления общественными процессами» (Саратов, 2006); Всероссийской научной конференции «Общество риска и человек в XXI веке: Альтернативы и сценарии развития» (Саратов, 2006); Всероссийской научно-практической конференции «Забота: от бытийной стратегии к этическим и профессиональным ценностям» (Саратов, 2006); Межвузовской научно-практической конференции молодых ученых «Ценностный мир человека в современном обществе» (Саратов, 2006); Всероссийской научно-практической конференции «Качество государственного и муниципального управления как фактор конкурентноспособности российских регионов» (Саратов, 2007); Всероссийской научной конференции молодых ученых «Актуальные проблемы социально-гуманитарных наук» (Саратов, 2007); Региональной научно-практической конференции молодых ученых «Общество XXI века: социально-экономические проблемы и перспективы развития» (Саратов, 2007); XIV Международной конференции молодых ученых «Ломоносов» (Москва, 2007); Научной сессии IX Невские чтения «Язык и культура -основа общественной связности» (Санкт-Петербург, 2007); Международной научно-практической конференции «Электронная культура и новые гуманитарные технологии XXI века» (Астрахань, 2007); Всероссийской научно-практической конференции «Наука, власть и общество перед лицом экологических рисков и опасностей» (Саратов, 2007); Всероссийской конференции молодых ученых «Интегрированные маркетинговые коммуникации: от теоретических знаний к практическим навыкам» (Саратов, 2006, 2007, 2008); V Социальном форуме Саратовской области (Саратов, 2008); 1-й Международном коллоквиуме по современному искусству (Саратов, 2008); Межрегиональной научно-практической конференции молодых ученых «Социально-экономические проблемы и перспективы развития России и ее место в мире» (Саратов, 2008); Международной научной конференции «Мир человека: нормативное измерение» (Саратов, 2008); Межвузовском круглом столе «Византийский аскезис: Анестезия эстетики» (Саратов, 2008); 4-ой Международной конференции Российской коммуникативной ассоциации «Коммуникация в современной парадигме социального и гуманитарного знания» (Москва, 2008); Всероссийской научной конференции «Третьи чтения по истории российской социологии. Социологический диагноз культуры российского общества второй половины XIX - начала XXI вв.» (Санкт-Петербург, 2008); Всероссийской научно-практической конференции «Российский интеллектуал: Исторические судьбы и цивилизационные перспективы» (Саратов, 2008); Всероссийской конференции с международным участием «Пятые Кузбасские философские чтения» (Кемерово, 2008).
Основное содержание работы отражено в публикациях автора: 55 работ общим объемом 44 пл., из них 2 авторских монографии, 5 коллективных монографий, 9 статей в журналах, входящих в перечень ВАК РФ.
Структура диссертации включает введение, четыре главы, двенадцать параграфов, заключение и библиографию.
Парадигмальные основания коммуникационного подхода к исследованию мифа
Тезис о «возвращении» мифологии, произошедшем в XX веке, сегодня ни у кого не вызывает сомнений. «Мифологизирование оказывается ведущей чертой мышления современного человека, пребывание в сфере мифов -характерной особенностью его жизни» ". Мифы лежат в основе функционирования имиджей, идентичностей, стилей потребления, субкультур и механизмов социализации и, стало быть, должны выполнять функции в поддержании социального бытия, не сводимые только к иллюзорно-компенсаторной функции и функции образно-чувственного познания. Но значит ли это, что миф «вернулся»?
Прежде чем ответить на этот вопрос, необходимо уточнить смысл, вкладываемый нами в понятия «мифология», «миф» и «социальная мифология». Под мифологией обычно понимают форму общественного сознания, мировоззрение древнего общества, совокупность мифов. Мифы можно определить как повествования, объясняющие явления природы или человеческой реальности. Для социальной общности, породившей определенные мифы, последние имеют бесспорную ценность в рамках сложившейся системы верований. Миф — это не история, которую рассказывают, это реальность, в которой живут. Особенность мифов заключается в том, что они содержат не только образ мира, но и образ действия, сплетающего жизнь рода и жизнь космоса в одно неразделимое целое. Миф - это воплощенный в слове мистический символ, синтез знания, веры и вымысла: миф связан с реальной действительностью и поэтому является источником знания; мистические качества мифа не удостоверяются здравым смыслом, поэтому он требует веры; мифу доверяют, потому что он обладает силой художественного вымысла .
Миф удовлетворяет потребность в целостном знании о мире, организует и регламентирует жизнь человека как социального существа (на ранних этапах истории — полностью, на более поздних — совместно с другими формами общественного сознания: идеологией, наукой и искусством). Миф предписывает людям правила социального поведения, обуславливает систему ценностных ориентации, облегчает переживание стрессов, порождаемых критическими состояниями природы, общества и индивидуума. Устойчивость мифа определяется гармоничностью связей с мировоззренческими установками, уже существующими в обществе. Не являясь по определению чистой информацией, он несет в себе такие элементы, которые оказывают воздействие на мыслительную и чувственную сферы человеческого сознания и тем самым заставляют аудиторию поверить в возможность описываемого. Рассматриваемый в таком ключе миф обретает статус социального явления, что дает нам возможность говорить о «социальной мифологии».
Собственно, живой, действующий миф социален всегда в силу своей природы. Но социальная энергетика мифа ускользает от создателей теорий мифа и мифических теорий, скрывается за языковыми, эстетическими, фольклорными и тому подобными формами его манифестации. Свои мифы мы считаем истиной, ценностями, чем угодно... Только не мифами. Чужие мифы приходят к нам как тексты и через тексты.
Первоначально древнегреческое слово «миф» (mythos) включало в себя широкий спектр значений: слово, беседа, слухи, рассказ, повествование, сказание, предание, сказка, басня. Близким по смыслу было слово «логос» (logos), которое постепенно стало связываться с аналитическим подходом, рационализированным, осознанным понятием и даже законом, в то время как слово «миф» отсылало к более расплывчатому полю смыслов, насыщенному интуитивным, иррациональным и мистическим содержанием. Однако и этот «семантический статус» был утрачен: «... начиная с Ксенофана (приблизительно 565-470 до н.э.), первым отвергнувшим "мифологичность" богов Гомера и Гесиода, понятие mythos утратило у греков всяческую религиозную и метафизическую значимость. Противопоставленный как логосу, так, позднее, и истории, mythos в конце концов стал обозначать "то, чего не существует в действительности» .
В целом, размышления о природе мифов в античности подразделяются на три направления. Первое, символическое, нашло свое выражение в философии Пифагора и Платона. Миф, согласно Платону, является образцом эйдоса («Политика», 277Ь) и противостоит логосу как невысказанная достоверная реальность. Впрочем, в других работах Платон не придерживается такой онтологической позиции и определяет миф как иносказание, выдумку («Теэтет», 156с), несовместимую с познанием истины художественную иллюзию («Государство», 599а—608а). Второе, аллегорическое, трактует миф как аллегорическое отражение главных человеческих ценностей (Феаген из Регия, стоики). Так, Афина Паллада воплощает мудрость, Зевс — разум и т.д. Третье, эвгемерическое, рассматривает миф как божественное изображение деяний исторических личностей (Эвгемер).
В дальнейшем традиция европейского рационализма определяла миф как иллюзию, мешающую науке и обществу «трезво» понять «правду» своего политического, социального и культурного состояния33. Миф был определен в одну когорту вместе с предрассудками и заблуждениями, превратившись в нечто, требующее разоблачения и борьбы. Согласно В.М. Пивоеву, вплоть до эпохи Просвещения слово «миф» имело негативный оттенок16. Именно с этого периода мифология становится объектом научного исследования, хотя серьезный интерес к ней проявится только в XIX в.
В XX в. корпус мифологических исследований настолько разрастается, что. аналитики начинают говорить о теории мифа. В качественном отношении эта «теория» лишена методологического единства (до сих пор не существует хоть сколько-нибудь единого определения самого понятия «миф») в силу своего междисциплинарного характера. Разнообразие специальных филологических, этнологических, философских и прочих исследований классифицировалось и систематизировалось в работах исследования, панораму существующей теории мифа можно обозначить как совокупность направлений-школ, формирующихся вокруг конкретного методологического проекта. Остановимся на них подробнее.
Лингво-натуралистическая школа. Ее основоположником был М. Мюллер, создавший во второй половине XIX в. лингвистическую концепцию мифа. Феномен мифотворчества Мюллер связывал не с анимизмом, тотемизмом или магическими ритуальными практиками, а со структурами первобытного языка, отражавшего мифологическое мышление. Детская «болезнь» языка - многозначность древних слов, отсутствие абстрактных существительных, служебных слов, многочисленные синонимы и омонимы -обусловила тотальную персонификацию и образность и в конечном итоге стала причиной рождения мифов. Так как важнейшим объектом внимания первобытного человека было солнце, то вся мифологическая система концентрировалась вокруг основного мифа - солярного. В соответствии с солярной теорией процесс толкования мифов сводился к отысканию солнечной символики, запечатленной в корнях слов. По мнению Мюллера, болезнь языка сглаживается благодаря постепенному преодолению мифологического мышления. Концепция Мюллера была крайне популярна в XIX в., именно на нее опирались в своих исследованиях Я. Гримм, Ф. Кун, В. Манхардт, В. Шварц, А.Н. Афанасьев, Ф.И. Буслаев, А. Потебня.
Мифологические структуры социальной коммуникации в дописьменную эпоху
«Дописьменная эпоха» — это скорее метафора, нежели научная дефиниция. Мы используем ее для обозначения периода в историческом развитии человека, предшествовавшего классогенезу, формированию государства и сопряженного с ним изобретения и распространения письма. Социальная информация, необходимая для воспроизводства социального целого, транслировалась в это время через устную речь. Впрочем, информация бытового, повседневного характера передавалась так же. Устная речь выступала доминирующим каналом коммуникации, и целесообразно было бы назвать рассматриваемый период «устной эпохой». Но тогда мы столкнулись» бы с другой трудностью — выделение самостоятельной устной эпохи предполагало бы, что в «другие периоды устная речь должна утратить свое значение, тогда как она является универсальным признаком человека. Поэтому остановимся на выбранном термине.
Вопрос о происхождении мифов совпадает с вопросом о начале дописьменной коммуникации. Самые древние из известных обществ мифологиями обладают всегда. Мы не можем обратиться к исследованию сообществ людей, у которых еще нет мифов. Они, как язык и общественный строй, не оставляют после себя материальных следов, для их создания достаточно самого человека, его мозга, обеспечивающего мышление и творческое воображение, и речевого аппарата, обеспечивающего произнесение слов. Точно так же не существует обществ, в которых отсутствует речевая коммуникация.
Л. Мамфорд приводит распространенное для XIX в. заблуждение: ранневикторианские исследователи «диких» народов даже не хотели верить, что те обладают даром речи. В этом ошибался даже Дарвин. Слушая туземцев Огненной Земли (это были крошечные общины, почти не знавшие иной материальной культуры, кроме огня, и укрывавшиеся от непогоды только тюленьими шкурами), Дарвин думал, что их речь едва ли можно считать человеческой. Однако английский священник Томас Бриджес, который с 1861 по 1879 гг. жил в одном из этих племен, в племени яганов, составил словарь, куда вошло около тридцати тысяч слов яганского языка 6.
Очевидно, что до появления языка и мифология невозможна. Но значит ли это, что сначала появляется человек как мыслящее и говорящее существо, а затем формируется его духовная культура, частью которой являются мифы?
«Первое становление человека - глубочайшая тайна, до сих пор совершенно нам недоступная, непонятная. Такие обороты речи, как «постепенно», «переход», лишь маскируют ее. Можно, конечно, фантазировать по поводу возникновения человека. Однако эти фантазии очень быстро оказываются несостоятельными: представление о человеке всегда уже есть в момент, к которому относят его становление. К тому же нам не известен даже окончательный, удовлетворительный ответ на вопрос: что такое человек?»147.
Мы не можем реконструировать процесс формирования мышления и языка, без которых мифы невозможны, не можем выделить его этапов, поскольку проблема антропогенеза до сих пор не получила внятного решения. Затрагивая возникновение языка и мифов, мы оказываемся на зыбкой почве допущений, спекулятивных рассуждений и гипотез. Однако сложность проблемы не освобождает от необходимости ее разрешения.
В настоящее время насчитывается свыше пяти теорий происхождения языка. В рамках трудовой концепции антропогенеза язык возникает в связи с необходимостью передавать опыт трудовой деятельности. Ономатопоэтическая гипотеза связывает происхождения языка с подражанием человека тем звукам, которые его окружали. Согласно другой точке зрения язык возникает в результате образования ассоциаций между эмоциональными выкриками, сопутствующими им жестами и образом того предмета, который вызвал эти выкрики и жесты. Разновидностью этой точки зрения является предположение, что звуковая речь возникла в качестве своеобразного заменителя языка жестов. Существуют также сторонники мнения о «естественной гармонии» между образом предмета и соответствующим ему звуком. Все эти теории отражают различные, аспекты формирования языка, но основным их недостатком, на наш взгляд, является эксплицитное предположение о том, что сначала возникает язык, а затем духовные формы освоения действительности.
Указанный пробел компенсирует концепция, предложенная А.И. Пигалевым с опорой на теорию «диалогического мышления»
О. Розенштока-Хюсси . Смысл ее заключается в том, что язык не мог возникнуть в среде повседневности, поскольку для нее достаточно «животных» средств передачи информации - звуков, жестов, мимики. Язык становится необходимым тогда, когда возникает необходимость в механизме социального единства, т.е. при переходе от первобытного стада к родовой общине. Именно на этом этапе происходит появление собственно «человеческого» в человеке, которое связывается с представлением о смерти. На археологическом уровне отличие человека от его животных предшественников фиксируется именно с появлением практик захоронения.
Род - это надбиологическая общность, формирующаяся вокруг запрета на инцест и имеющая не только синхроническое, но и диахроническое измерение. Род возможен в том случае, если происходит замещение умирающих представителей рождающимися. Оно не может носить автоматического характера и требует передачи информации о субъекте (умершем человеке), контакт с которым невозможен с помощью органов, чувств. С помощью мимики или жестов передать информацию о том, кто был, но кого теперь нет, уже нельзя. А не получив такой информации, нельзя стать наследником умершего предка и предком будущего потомка.
Согласно А.И. Пигалеву, именно язык позволяет сохранить присутствие умершего предка (его социальную функцию) среди живых. Поэтому первой, исходной формой языка оказывается имя. По всей вероятности, первым именем следует считать имя умершего предка, выкрикиваемое во время ритуала погребения. Это имя — то, что остается после его смерти. Ритуал погребения устанавливает связь между живыми и мертвыми, т.е. между чувственным и сверхчувственным. Имя рассматривается в качестве внутренней, глубинной сущности того, кто нарекается этим именем, и сущность описывается с помощью понятия «дух предка».
Сущностные характеристики сетевой коммуникационной революции
Следующий этап в эволюции коммуникационного пространства -появление сетевых технологий, опирающихся на Интернет и мобильную телефонию. Само появление в середине XX в. ЭВМ ряд исследователей определяют как информационную или компьютерную революцию"" , вызвавшую информатизацию социальных процессов и, как следствие, возникновение информационного общества. Термин был предложен Ю. Хаяси, профессором Токийского технологического института, а также рядом организаций, работавших на Японское правительство (Агентство экономического планирования, Институт разработки и использования компьютеров, Совет по структуре промышленности). В представленных этими организациями отчетах за 1969—1971 гг. «информационное общество» определялось как такое общество, в котором процесс компьютеризации дает людям доступ к надежным источникам информации, избавляет их от рутинной работы, обеспечивает высокий уровень производства. В целом информационное общество обычно рассматривается как общество, в котором большинство работающих занято производством, хранением, переработкой и реализацией информации, особенно ее высшей формой -— знания" .
За полстолетия электронные технологии стали не только фундаментом управления информацией, но и средством поддержания горизонтальных (по преимуществу) социальных связей. В этой связи исследователи, начиная с М. Кастельса, стали говорить о сетевом обществе. Панорама нового общества в социально-философской рефлексии начала конструироваться по трем руслам: оперирование информацией — виртуальная реальность — социальное взаимодействие. Золотые воротнички, превращающие информацию в баснословно дорогой эксклюзивный товар, жертвы виртуальной аддикции и представители современных социальных движений оказываются надежно разнесенными по автономным мирам, единство которых, вроде бы априорное, крайне редко попадает в фокус исследовательского внимания.
Причиной такой ситуации является, вероятно, последовательность внедрения компьютера в социальную практику. Первоначально он использовался как инструмент профессиональной деятельности узкой группы людей - программистов, обслуживавших задачи военной промышленности. Перекочевав в мирные офисы, компьютеры меняли жизнь своих пользователей, а уже результаты трудовой деятельности последних начинали менять жизнь общества в целом.
Поэтому исходной точкой анализа неизменно оказывались отношения типа человек - машина. Отсюда столь часто обращение к роли «нового класса» интеллектуалов/экспертов, интеллектуальный потенциал которых является залогом доступа к технологиям (в первую очередь, электронным) и высокому социальному статусу" . Обозначив экспертов как авангард цивилизации, исследователи все чаще поднимали темы реального и возможного отчуждения между интеллектуальной элитой и остальным человечеством и между ее представителями.
Возможно, причина такого положения дел кроется в «очаровании техники», притягательность и страх перед которой был выражен в полной мере в технологическом пессимизме. В работах Ж. Эллюля представлен образ «человека ошарашенного», теряющегося в искусственном мире среди телевизионных образов, огней рекламы и домашних гаджетов. В текстах Ж. Бодрийяра искусственная среда, реальность третьего порядка, поглощает человека и делает его одиноким пленником нескончаемой вереницы симулякров. Искусственные пространства, включающие в себя (или имитирующие) все условия человеческого существования, ставят под вопрос онтологический статус человеческого бытия, поскольку делают невозможным живое общение. Во-первых, обитатель электронного коттеджа видит интересующих его людей преимущественно на экране монитора (минителя), Во-вторых, другие люди интересуют его только в соответствии с логикой потребления, тиражируемой рекламой и корпоративными культурами. Последние, как известно, диктуют модели семейных отношений, сексуальности, дружбы, партнерства («Холостяки и вдовцы в Торговом отделе нежелательны, ибо Фирма на опыте убедилась, что неженатым агентам трудно поддерживать знакомство с видными людьми и их женами и принимать вместе с ними участие во всяких торжествах и развлечениях...агенты, которые развелись или у которых жены умерли, знают, что надо либо снова жениться, либо подыскивать другую работу»" ). В-третьих, если интеллектуальный уровень нашего персонажа позволяет подняться над Харибдой социальной манипуляции, то его поджидает Сцилла виртуальной реальности. Иллюзорные миры предлагают часы жизни, наполненные удовольствием, риском, азартом, чувством собственной значимости. Компьютерные игры позволяют победителю чувствовать себя супергероем потому, что на победу затрачивается масса сил, а значит, она переживается как заслуженная. Изливание души в чатах устраняет необходимость завоевание доверия и налаживания; гармоничных отношений и дает важнейшее ощущение того, что тебя понимают. Виртуальный секс даже в случае единичного индивида никогда бы не составил конкуренции естественному, если бы не доставлял удовольствия. Виртуальному (такому реальному!) миру есть что предложить. В итоге «атомы» социума либо включаются только в «одноразовые» отношения друг другом, либо довольствуются их искусственными аналогами. В крайнем случае — совмещают и то, и другое. То есть перестают быть людьми, выбрав долю придатка техники. Главным образом, компьютера.
