Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. СПЕЦИФИКА АВТОРИТАРНОГО ОБЩЕСТВА.
1.1. Индустриальные основы современности 24
1.2. «Авторитет» и «авторитарность» в системе общественных связей... 45
1.3. Многообразие авторитарных подтипов 59
ГЛАВА 2. ЦЕЛИ И СОДЕРЖАНИЕ СТРУКТУРНОЙ РЕФОРМЫ.
2.1. Характеристика изменяемых социальных структур 81
2.2. Прагматические и утопические цели общественных реформ 95
2.3. Структурная реформа как вид «управляемой» революции 106
ГЛАВА 3. ДИНАМИКА АВТОРИТАРНЫХ ПРЕОБРАЗОВАНИЙ.
3.1. Инициаторы и субъекты структурных перемен 118
3.2. Выбор модели реформ в условиях системного кризиса 134
3.3. Распорядительная функция политической диктатуры 149
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 158
БИБЛИОГРАФИЯ 170
- Индустриальные основы современности
- Характеристика изменяемых социальных структур
- Инициаторы и субъекты структурных перемен
Введение к работе
Общественные структуры и производственные отношения, утратившие свой потенциал и тормозящие развитие, требуют исправления и трансформации. Исторический опыт показывает, что устаревшие социальные формы преобразуются двумя способами. Или посредством насильственного, стихийного переворота, в котором участвуют недовольные массы. Либо с помощью планомерных, системных перемен, инициируемых и направляемых правящей элитой. Первый вариант общественных перемен в социальных науках принято обозначать термином «насильственная революция», а второй - термином «системная» или «структурная реформа». Указанные варианты переустройства радикально отличаются друг от друга. Так, движение по пути спонтанных, насильственных потрясений есть худший вариант для любого общества, пусть и самого отсталого. Насильственная революция погружает социум в хаос, приводит к бесчисленным жертвам, подрывает экономику, разрушает культурную идентичность нации. Напротив, подготовленная и профессионально проведенная реформа способна по-настоящему изменить заторможенное общество, выведя его на новый уровень развития.
В условиях современной промышленной системы вероятность того, что кризисный социум будет разрушен политической революцией, не очень велика. Идея «радикального переустройства» сегодня приобретает более заземленный, экономический характер. На звание «народных революций» сегодня претендуют организованные мероприятия, которые лишь внешне -по накалу уличной борьбы - напоминают классические, революционные потрясения. Эти суррогатные революции являются отголоском внутренней борьбы правящих кланов. Они не выражают в действительности волю масс, а потому и не преследуют долгосрочных положительных целей. Увлечение псевдо-революциями отвлекает социум от решения действительных социально-политических задач, создает иллюзию «кардинальных» перемен.
Впрочем, движение по пути управляемых перемен тоже не всегда приносит ожидаемые плоды. Нынешняя индустриально-бюрократическая элита, существующая в кризисных социумах, увлекается главным образом техническими реформами: либерально-правовыми или административно-техническими. Эти паллиативные перемены элита пытается представить как «радикальное» средство социального оздоровления. Однако в реальности декоративные реформы не разрешают и малой доли социально-экономических проблем. Скорее наоборот - они ухудшают социально-экономическую и политическую ситуацию, подталкивая социум к коллапсу и распаду. Следует отметить, что так называемые «либеральные» преобразования, предполагающие утверждение институтов свободного рынка, частной собственности и парламентской избирательной системы, на самом деле затрудняют выход социума из структурного кризиса, усугубляя положение трудовых масс. В отдельных случаях либеральная методика реформ не позволяет разрешить даже второстепенные, институциональные
проблемы общества. И конечно, с их помощью нельзя совершить настоящий технологический и социальный рывок.
Однако сила либеральной идеи, догматически истолкованной, очень велика. Правящие элиты многих незападных стран продолжают пользоваться принципами «либеральной» трансформации, давно исчерпавшими себя. Процветанию одностороннего «либерализма» способствует политическое давление ведущих евро-атлантических государств, а также интеллектуальный натиск западных экспертов по модернизации и развитию. По их мнению распространение частной экономической и социально-политической инициативы гарантированно обеспечивает переход общества от застоя и авторитаризма к свободе и благоденствию. При этом упускается из виду, что либеральная концепция преобразований пригодна только для обществ, принадлежащих к западноевропейской культурной традиции. В условиях российской, латиноамериканской или азиатской специфики либеральная модель реформ не позволяет решать повседневные проблемы.
Эту закономерность еще в середине 60-х гг. XX века подметили независимые западные аналитики: С.Хантингтон, Л.Пай и Д.Истон. Но основная часть евро-атлантического научного сообщества, наделенного экспертными полномочиями, по-прежнему думает, что «гражданские свободы», «частная собственность» и «свободный рынок» представляют собой самоцель - возвышенный идеал, не подлежащий пересмотру. Однако все тот же исторический опыт прошедших пятидесяти лет убеждает, что общества, чуждые западноевропейской традиции, не склонны к естественному и безболезненному формированию реальных «гражданских» институтов. Напротив, в большинстве индустриальных стран, не принадлежащих евро-атлантическому миру, утверждается особый социальный порядок, который нельзя теперь назвать ни «прогрессивным», ни «реакционным». Таким образом, промышленная цивилизация создала во второй половине XX века специфический тип общественного строя, не похожий на привычные формы «демократии» или «диктатуры». Этот строй, на наш взгляд, следует обозначить термином «общественный авторитаризм».
В рамках общественного авторитаризма сегодня сосуществуют разные, противоречиво скомпонованные элементы: индустриальные, коммунитарные и автократические. Сопротивление «либерализации», наблюдаемое сегодня в незападных странах, обусловлено не простым отторжением «демократии», но глубокими, объективными причинами. Чтобы выяснить, насколько то или иное общество готово к переходу в гражданское состояние и надо ли ему вообще «переходить» куда-либо, необходимо беспристрастно изучить социальные устои и организационные первоосновы современных авторитарных обществ. Исследование этих основ важно потому, что социальной авторитаризм - не регрессивный феномен. Он способен воспроизводить социально выверенную и по-своему справедливую модель общественного устройства. Эта модель позволяет правящим элитам продуктивно решать большинство социально-экономических проблем.
Многие авторитарные общества ищут эффективные управленческие средства, которые помогли бы им выйти из состояния латентного кризиса. Выбор этих средств зависит от первоначального выбора той или иной модели реформ. Одновременно поиск эффективной модели структурных преобразований требует от реформатора ответа на множество не только практических, но и отвлеченных, ценностных вопросов. Их перечень очень велик. Среди них выделяются главные или системные вопросы, от правильного решения которых зависит перспектива любых кардинальных реформ. Эти вопросы, на наш взгляд, таковы: где правящий класс, инициирующий реформу, должен искать ценностные ориентиры, воодушевляющие население на долгосрочные преобразования? Как ему сформулировать и поставить перед обществом новую, этически оправданную цель и нужна ли такая цель? Следует ли при выработке реформационного проекта ориентироваться на национальный опыт или надо пользоваться готовыми «образцами» реформы? Всякую ли реформу удастся довести до завершения, и какие препятствия могут встать на пути реформатора?
Чтобы качественно начать структурные перемены, инициаторы и субъекты реформ должны обладать волей и ответственностью. Но самое главное, они должны иметь продуманный и долгосрочный проект системных преобразований, основанный на определенных ценностях и предполагающий ясное видение перспектив общественной эволюции. Без отчетливого представления о том, зачем, для кого и в каких целях проводятся структурные преобразования, субъект перемен не имеет права проводить реформу. К сожалению, на сегодняшний день потенциальные реформаторы в России, да и в других кризисных странах, не имеют какой-либо выраженной ценностной идеи, позволяющей разработать программу долгосрочных реформ. Это объясняется не только узостью кругозора некоторых властвующих элит, но и тем, что в социальной философии пока не слишком хорошо изучен круг проблем, связанных с кризисом современной индустриальной системы. Поэтому философский анализ структурных реформ, а также изучение ценностного смысла общественных преобразований в целом является сегодня актуальной научной задачей.
Внимательный разбор осуществленных реформационных проектов, вероятно, позволит в будущем выработать прикладную и, одновременно, философски содержательную теорию «управляемых перемен». Для создания такой теории потребуются долговременные усилия философов, социологов, экономистов, а также специалистов по управлению, находящихся на государственной службе. Эта комплексная аналитическая работа сейчас только начинается. Настоящая диссертация является попыткой наметить предварительные ориентиры данного процесса. При этом она, конечно, не дает всеобъемлющего и, тем более, окончательного ответа на вопрос о смысле и о социальной направленности управляемых структурных перемен. В рамках настоящей работы исследуются только исходные организационно-технологические и идейные принципы подготовки и проведения системных социальных преобразований. В ней также предлагается несколько вариантов
системного реформирования, выбор которых, по мнению автора, позволит вывести российское кризисное общество на новый виток развития.
Очевидно, что проблема теоретического осмысления процесса индустриально-авторитарных реформ находится на стыке философского, социологического, прогностического и экономического знания. Однако главное внимание в настоящей диссертации будет сконцентрировано на методологической и аксиологической стороне проблемы. Первой целью данного исследования станет, таким образом, выявление ценностно-созидательных качеств реформы, способной реально изменить облик современных авторитарных социумов. Для достижения поставленной цели необходимо решить несколько теоретических задач.
Во-первых, нам потребуется исследовать специфику авторитарного общества, подлежащего реформированию, выяснив его происхождение и его социально-экономические основы. Далее предстоит раскрыть способы взаимосвязи трех современных общественных форм: гражданской, авторитарной и патримониальной, уточнив пределы безболезненного перехода одной формы в другую. Вместе с тем нужно кратко охарактеризовать природу «общественного авторитета», выявить основания принудительного «авторитарного» действия. Проведя этапный анализ авторитарной системы, мы доказательно сумеем отделить феномен «социального авторитаризма» от вторичного и вполне зависимого явления «политической диктатуры».
Во-вторых, нужно рассмотреть социально-политические условия, при которых обществом будут востребованы радикальные структурные преобразования. Поскольку эти преобразования не являются спонтанным, естественным процессом, постольку для их проведения требуется конкретный субъект, наделенный авторитетом и обладающий политической волей. В связи с этим, нужно выяснить, кто может быть полноценным субъектом реформ, какая группа из состава властвующей элиты способна эффективно и энергично проводить структурные преобразования, а какая, напротив, делает это наихудшим образом? Кроме того, следует рассмотреть и то, какие социальные структуры подвержены сознательному, направляемому вмешательству, а какие нет.
В-третьих, по ходу исследования необходимо выяснить, при каких обстоятельствах авторитарные системы трансформируются в пределах заданного «авторитарного ряда», а при каких условиях авторитарное общество, напротив, в корне меняет свою природу, переходя в «гражданское» или «патримониальное» состояние. Рассматривая типы социальных преобразований, мы также должны выделить те варианты реформ, которые действительно стабилизируют или развивают общество, и те, которые, наоборот, возвращают социум в аграрно-сырьевое экономическое состояние или обрекают его на деградацию и потерю национального суверенитета.
Наконец, в-четвертых, нам предстоит исследовать специфику социального строя современной России, которая представляет
потенциальный «объект» необходимой, но так и не начавшейся системной реформы. Вряд ли стоит специально доказывать то положение, что Россия по своей социально-экономической организации и по культуре кардинально отличается от развитых стран евро-атлантической системы. Точно также она не похожа на передовые промышленные страны Дальнего Востока и, тем более, имеет мало общего с отсталыми, полуархаическими странами «третьего мира». Поэтому изучение своеобразия России, сохранившей свои индустриальные основы, но тяготеющей при этом к политической и социальной авторитарности, является важной научно-философской задачей.
Из сказанного вытекает, что объектом данного исследования станет современное зрелое или сегментарное индустриальное общество, обладающее выраженными авторитарными свойствами и переживающее драматический период системной трансформации. Соответственно, предметом изучения здесь будут: социальное устройство индустриального общества, его авторитарные структуры и институты, авторитарные модели производственных и властных отношений, а также ход управляемых перемен. Предметом философского анализа по необходимости окажутся и парадигмы реформаторского сознания, и феномен общественной воли, посредством которой формулируется объективный «запрос» на реформу.
Социальные объекты и процессы, ставшие предметом настоящего исследования, будут изучаться в рамках рациональной методологии. При этом будут использоваться три принципа научного анализа: идеально-типологический, стадиально-эволюционный и структурно-функциональный.
Известный принцип идеальной типизации, предложенный М.Вебером, позволяет классифицировать современные формы общественной организации. В основу указанного метода положена идея о том, что все узловые, теоретические понятия и концептуальные построения есть продукт мысленной абстракции. Одновременно метод «идеальной типизации» не подвергает сомнению реальность существования тех или иных социальных агрегатов, структур и институтов. Он лишь снабжает исследователя специальным средством научного познания: идеальным типом. Этот «тип» сначала мысленно конструируется, а затем прилагается к многообразной социальной действительности. Конструирование идеального типа преследует одну цель: облегчить сравнение теорий с эмпирической действительностью, показать, чем теория отличается от текучей реальности.
«Идеальная типология» М.Вебера получила широкое распространение в социальных науках, что вполне понятно. Ведь возвращаясь от теорий к фактам социального бытия, любой исследователь видит, что генерализирующие понятия науки есть лишь предположения или «идеальные» конструкции, которые не могут претендовать на абсолютную истинность. Исследователь-реалист должен помнить, что в социальной жизни все общественные формы, процессы или структуры сплавлены, слиты и взаимно сопряжены, а потому не имеют ясных, понятийных границ. С
ВеберМ., Избранные произведения. М., 1990. С.545.
другой стороны, терминологический рубеж, отделяющий одно понятие от другого, имеет не столько объективную, сколько умозрительную природу.1 Четкая граница или терминологический рубеж, разделяющие социальные объекты и позволяющие нам говорить о наличии реальных генеральных типов, возникает, прежде всего, в сознании исследователя. Таким образом, «словесный образ» общества, складывающийся в уме познающего субъекта до момента соприкосновения с изучаемым материалом, превращается в ценный инструмент теоретического познания.2
Скажем теперь несколько слов о другом методе, играющим важную роль в настоящем исследовании. Речь идет об эволюционно-стадийном подходе к анализу социального прогресса или истории. В соответствии с этим подходом нужно рассматривать становление человечества как непрерывный, закономерный и свободный процесс. Все масштабные общественные формы, в которых протекает социальная жизнедеятельность людей, подразделяются в рамках эволюционно-стадийного метода на два соподчиненных вида: универсальный и производный. Универсальные общественные формы при этом считаются этапными, эпохальными способами социальной организации. Между ними существует внутренняя логическая связь, и они определенным образом структурируют течение исторического процесса. В то же время, производные формы зависят от универсальных, «вырастают» на их основе и имеют ограниченное историческое значение.
Из всех ныне существующих «прогрессистских» учений только марксизм использует стадиальный метод во всей его полноте. Именно в марксистском обществоведении была тщательно проработана идея социального развития как закономерного и положительного процесса. Сравнивая другие стадиальные теории, разработанные, например, У.Ростоу или Т.Кемпом, с марксистской концепцией социального движения, мы находим в них немало родственного. К сожалению, ни одна из стадиальных теорий, в том числе и неомарксистская, не рассматривает в полной мере внутреннюю, культурно-технологическую или духовную взаимосвязь индустриализма, цивилизации и современных общественных форм. Поэтому в данной диссертации автор вынуждено ввел несколько новых терминов, которые позволяют, по его мнению, выстроить более сбалансированную концепцию социальных изменений. Так, используемый в настоящей работе термин «универсально-стадийный тип» является специфическим аналогом марксистского термина «общественно-экономическая формация». Другой термин, а именно -«частно-историческая форма» отчасти идентичен марксистскому термину «стадия экономического развития».
При дальнейшей отработке стадиальной терминологии, обнаруживается и близость двух методов анализа общественной эволюции: «индустриально-
1 Подробный анализ соотношения «понятийной» и «действительной» реальности дается
в фундаментальном труде Генриха Риккерта. См.: Риккерт Г. Границы
естественнонаучного образования понятий. СПб., 1997. С. 78-105.
2 Тернер Дж. Структура социологической теории. М., 1985. С.37.
стадиального» (в общих чертах разработанного французским социологом Р.Ароном и ставшего теоретическим «стержнем» данной диссертации) и марксистско-формационного. Изучая, предположим, империализм «как высшую стадию капитализма», мы находим, что этот феномен есть частно-историческая производная от индустриальной универсально-стадийной формы или, выражаясь в марксистских терминах: производной от «промышленного капитализма». Аналогично универсально-стадийной формой или «формацией» следует называть такие явления как «феодализм», «коммунизм» или «азиатский способ производства».
Отметив методологические достоинства комбинированного марксистко-
стадиального подхода, обратимся к краткой характеристике структурно-
функционального метода, разработанного в трудах американского социолога
Т.Парсонса. В данной диссертации предметом изучения выступают
генеральные модели общественной организации. Поэтому мы должны
заранее показать, на каком основании определяется здесь понятие
«общества» и «социального взаимодействия». Сделать это достаточно
сложно, ибо в современной науке существует множество исключающих
подходов, к исследованию общественных форм. Не имея возможности дать
подробную характеристику разнородным течениям современной мысли,
скажем, что при анализе современных обществ, автор руководствуется
рекомендацией Т.Парсонса, предлагавшего четыре независимых
переменных для изучения социальных структур: ценности, нормы, коллективы и роли.2 Кажется обоснованным и то определение, которое Т.Парсонс дает понятию «общества». По его мнению, «общество - это тип социальной системы, который обладает наивысшей степенью самодостаточности относительно своей среды, включающей и другие социальные системы».3 При такой интерпретации понятия «общество», выделяются три взаимосвязанных его интерпретации.
Во-первых, общество может истолковываться как абстрактное и совокупное человечество. Во-вторых, как исторический тип универсальной общественной организации (например, феодальное общество, индустриальное общество и т.п.). Наконец, в-третьих, как существующее сегодня реальное социальное образование, имеющее признанные территориальные границы и обладающее государственным суверенитетом. Таковы «российское общество», «иранское общество, «бразильское общество» и т.д. По ходу дальнейшего изложения понятие общества, как правило, будет использоваться либо во втором, либо в третьем смысле. Кроме того, в пределах генерального понятия «индустриального» или «современного» общества будут выделены три производных от него подтипа:
1 Давыдов А.А. К вопросу об определении понятия «общество».// Социологические
исследования. 2004. № 2, С. 12.
2 Парсонс Т. Система современных обществ. М., 1997. С. 18.
3 Парсонс Т. Указ.соч., С.20.
«гражданское общество», «авторитарное общество» и «патримониальное общество», о чем подробнее сказано в параграфе 1.1. настоящей работы.
Методы идеальной типизации, стадиальный и структурно-функциональный закладывают методологическую основу данной диссертации. Однако развернутое социально-философское исследование авторитарного общества требует обращения и к другим техникам социального анализа. Проблема общественного авторитаризма весьма сложна и многогранна, постольку она имеет несколько исследовательских граней: психологическую, политическую, историко-культурную, организационную и др. Поэтому по ходу осмысления общественного авторитаризма мы будем обращаться к психологическим теориям, разъясняющим мотивации авторитарной личности, к технике прикладного политического анализа, а также к сравнительно-историческим методам изучения общественных структур.
Изложив методологические принципы исследования, приступим к обзору изученной литературы. В этой части Введения мы покажем, насколько подробно и профессионально исследована избранная тема и какие имеются здесь очевидные «белые пятна». Поскольку предметом исследования данной диссертации являются авторитарные структуры и социальные отношения, подвергающиеся системным преобразованиям, постольку всю литературу по теме мы распределим на три основные раздела. В первый раздел войдут классические и современные научные труды, где представлены теории общественного строя и дан концептуальный анализ авторитарной власти. Во второй раздел включены работы, затрагивающие философскую проблематику общественного развития. Третий раздела образуют монографии и статьи, раскрывающие технологическую сторону структурных преобразований, показывающие смысл уже проведенных реформ.
Приступая к обзору первого раздела, распределим соответствующую литературу по четырем секторам: общей теоретической литературы; публикаций, анализирующих понятия «авторитета» и «авторитарности»; трудов по проблеме индустриализма; работ, изучающих специфику современных авторитарных социумов.
Общие теоретические вопросы социальной организации достаточно полно раскрыты в существующей литературе. Здесь нет возможности представить подробный обзор таких исследований. Поэтому мы ограничимся только указанием на самые важные труды, имеющие прямое отношение к заявленной теме. Образцовым классическим трудом, где дан превосходный анализ основ социального устройства, в частности, является исследование Ф.Тённиса «Общность и общество», впервые опубликованное в 1887 году.1 В этом труде, не утратившим научной ценности, Ф.Тённис показывает способы жизнедеятельности «первичных» социальных ячеек: семьи, рода, корпорации, а также выявляет устойчивые формы властного взаимодействия и прослеживает этапы становления современного торгово-промышленного
1 Теннис Ф. Общность и общество. СПб., 2002.
общества. Не менее значима также работа французского социолога и философа М.Хальбвакса «Социальные классы и морфология», вышедшая в свет в 20-е годы прошлого века.1 Хальбвакс провел анализ социального расслоения в условиях индустриального общества и дал критическую оценку творческим способностям так называемого «среднего класса». К разряду классических текстов, безусловно, относится и монография Т.Парсонса «Система современных обществ», где дано толкование принципов общественной организации.2 Детальный разбор «кризисных» социальных структур проведен в известном очерке Р.К.Мертона «Социальная структура и аномия», где американский ученый показываетя, как меняется стабильность малой группы при изменении ценностных установок сознания ее чдленов.
В отличие от общих теоретических аспектов социальной организации частные моменты социального взаимодействия, например «авторитет» и связанное с ним «авторитарное принуждение», пока находятся на периферии научного внимания. Такой пробел в изучении общественного авторитета наблюдается не только в социальной философии, но и в смежных отраслях научного знания: в психологии, политологии, в правоведении. Из редких трудов по данной тематике отметим давнюю статью Э.Дюркгейма «Ценностные и «реальные» суждения», где излагается видение того, как умозрительные ценности превращаются в «авторитетные» нормы, регулирующие поведение индивидов и групп.4 Хотелось бы упомянуть и коллективную работу «Исследование авторитарной личности», выполненную под руководством психолога и психиатра Т.Адорно.5 Эта работа основана на десятках интервью с людьми, обладающими «авторитарными» установками сознания. Несмотря на прикладной характер и отчетливый психологизм метода, указанная работа предлагает значимую классификацию «типов» авторитарного поведения, вскрывая обыденные, психологические истоки политической тирании. Вполне узкоспециальным является сочинение швейцарского, религиозного философа А.Риха, посвященное хозяйственной этике.6 В нем, впрочем, тоже содержатся ценные мысли о том, как идеальные ценности и этические (трудовые) идеалы превращаются в повседневную норму, а затем и в особый вид общественного авторитета.
Говоря о литературе по теме «авторитарного» действия, надо отметить, что на Западе неохотно занимаются анализом «общественного авторитета» как целостного и значимого феномена. Современные американские и европейские антропологи, культурологи и этнологи выпускают немало работ, посвященных прикладному анализу личного «авторитета» патриархальных племенных вождей или неформальных, маргинальных лидеров. Но такого
1 Хальбвакс М. Социальные классы и морфология. СПб., 2000.
2 Парсонс Т. Система современных обществ. М., 1997.
3 Мертон Р.К. Социальная структура и аномия.// Социологические исследования. 1992. № 4.
4 Дюркгейм Э. Реальные и «ценностные» суждения. / Дюркгейм Э. Социология. Ее
предмет, метод, предназначение. М., 1995.
5 Адорно Т. Исследование авторитарной личности. М., 2001.
6 РихА. Хозяйственная этика. М., 1996.
рода литература, по нашему мнению, мало пригодна для нужд философского исследования и переполнена второстепенным конкретно-социологическим материалом. В отечественной науке философским и даже социологическим аспектам «авторитета» и «авторитарности» пока уделяется скромное внимание. К категории «классических», безусловно, принадлежит краткий очерк русского философа И.А.Ильина «Понятие права и силы», опубликованный в 1910 году.1 Хотя его анализ, проведенный И.А.Ильиным, имеет выраженный юридический уклон, его концепция о принудительной норме как «предписанном суждении» не устарела. В ранний и поздний советский период по данной проблематике не было создано ничего фундаментального, за исключением, пожалуй, монографии Н.М.Кейзерова «Власть и авторитет», изданной в 1973 году. Концептуальной базой труда Н.М.Кейзерова служит ортодоксальная марксистско-ленинская методология, но его отдельные выводы, касающиеся, в частности, межгруппового влияния, сегодня по-прежнему представляют научное значение.
В 90-е годы интерес к проблеме «авторитета» и «авторитарности» оживился. Сегодня по этому вопросу имеется несколько диссертаций и опубликованных статей. Стоит, по нашему мнению, выделить кандидатскую диссертацию С.И.Трифоновой, посвященную психологическим условиям формирования авторитета, а также докторские диссертации С.С.Фролова и Н.И.Сидоренко, где рассматриваются социологические и философские проблемы установления общественных норм.3 Проблема государственного «авторитета» и принуждения изучена в статье Г.И.Мусихина «Соотношение авторитета и традиции», представляющей в сжатом виде идеи его же докторской диссертации, а также в философском очерке Э.И.Скакунова «Природа политического насилия».4
В группе исследований по проблемам промышленной цивилизации особое место занимают научные труды, анализирующие разные аспекты существования нынешнего индустриализма. Хотя библиографический перечень экономических и социологических работ по проблеме индустриализма насчитывает сотни наименований, количество философских работ, раскрывающих ценностный смысл индустриализма не велико. Отсутствие философского осмысления индустриальных проблем пытаются компенсировать авторы футурологической и «инженерной» публицистики, но количественный избыток таких публикаций лишь плохо маскирует нехватку позитивных идей и содержательных теорий.
1 Ильин И.А. Понятие права и силы. / Соч. в 2-х тт. т. 1. М, 1993.
2 Кейзеров Н.М. Власть и авторитет. М., 1973.
3 Трифонова СИ. Психологические установки формирования авторитета власти в
общественном сознании. Автореф.дис.канд.психол.наук. М., 1997.; Фролов С.С.
Нормативная культура как фактор социального управления. Автореф.дис.д-ра
социол.наук. М, 1995.; Сидоренко Н.И. Социальные нормы и регуляция человеческой
деятельности. Автореф.дис.д-ра филос.наук. М., 1997.
4 Мусихин Г.И. Соотношение авторитета и традиции. // Вопросы Философии. 2002. № 10.;
Скакунов Э.И. Природа политического насилия.// Социологические иссл. 2001. № 12.
Среди ранних исследований промышленной системы, проведенных еще на рубеже XIX и XX столетий, следует выделить обширный и компетентный труд В.Зомбарта «Современный капитализм».1 По объему привлекаемого материала сравнима и работа Дж.Гобсона «Развитие капитализма. Машинное производство», но она, увы, не демонстрирует того же размаха теоретических обобщений.2 Дж.Гобсон показывает становление индустриального производства и связанного с ним торгово-финансового капитала, уделяя при этом мало внимания внутреннему смыслу индустриализма. Для нашего анализа имеет значение краткий, но с философской точки зрения ценный очерк Макса Вебера «История хозяйства», где изложен набросок теории «промышленной цивилизации».3 В контексте диссертации необходимо также упомянуть классический очерк Карла Маркса о «теориях прибавочной стоимости», а вместе с ним и хрестоматийную книгу Карла Каутского «Экономическое учение Карла Маркса».4 Не все постулаты марксизма могут использоваться в современной философской работе, но отдельные теоретические выкладки Маркса и, в частности, его тезис «о стремлении капитала к безграничному росту» по-прежнему служит эффективным инструментом научного познания.
К числу трудов, где переосмысливается и переоценивается индустриальная система, следует отнести образцовую работу Р.Арона «Восемнадцать лекций об индустриальном обществе».5 Здесь Р.Арон излагает синтетический взгляд на сущность промышленной цивилизации. Научную ценность представляет также фундаментальное, хотя затрагивающее узкую проблематику, исследование Т.Кемпа «Исторические модели индустриализации», в котором рассмотрены причины, заставляющие отсталое общество совершать индустриальный рывок и выстраивать «с нуля» промышленную базу.6 Из доступных зарубежных трудов стоит упомянуть обзорное сочинение Р.Бэдхема «Теории индустриального общества», где освещены ведущие концепции индустриальной цивилизации, сложившиеся в европейской и американской науке к началу 80-х годов XX века.7
В России лишь с середины 90-х гг. стали появляться научные публикации, заново истолковывающие структурные проблемы индустриализма. К числу таких работ стоит отнести замечательную по полемической остроте статью российского неомарксиста А.В.Бузгалина «Постиндустриальное общество» - тупиковая ветвь социального развития?».
1 Зомбарт В. Современный капитализм. М.-Л., 1924-1929. Т. 1-3.
2 ГобсонДж. Развитие современного капитализма. Машинное производство. М.-Л., 1926.
3 Вебер М. История хозяйства. Город. М., 2001.
4 Маркс К. Теории прибавочной стоимости./ Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. 2-е Изд. Т.26.;
Каутский К. Экономическое учение Карла Маркса. М., 2003.
5 AronR. 18 Lectures on Industrial Society. L., 1968.
6 Kemp T. Historical patterns of industrialization. L., 1978.
7 Badham R.J. Theories of industrial society. L.; Sydney, 1986.
8 Бузгалин A.B. «Постиндустриальное общество» - тупиковая ветвь социального
развития? // Вопросы Философии. 2002. № 5.
В ней на обширном материале доказывается, что современный, либерально-капиталистический индустриализм давно остановил свое развитие, исчерпав без остатка созидательный ресурс. Мнение автора настоящей диссертации во многом совпадает с данной точкой зрения. Однако другой концептуальный тезис А.В.Бузгалина: о «выдающихся перспективах» традиционного социализма не кажется столь убедительным. Академически более выдержанный подход к теме мы находим в оригинальной монографии Н.А.Маслова «Идея индустриализма».1 Выбранное Н.А.Масловым проблемное поле необычно, поскольку даже на Западе сегодня издается мало исследований, посвященных «идейному» аспекту формирования промышленной системы.
Среди комплексных работ по проблеме индустриализма особое место занимает научное творчество В.Л.Иноземцева. Однако, в целом, сфера его экономических исследовательских интересов далека от целей настоящей диссертации, поэтому укажем только на одну его статью, где излагаются положения «предсказательной» социологии Д.Белла.2 Пониманию мировоззренческой стороны индустриальной «современности» способствует монография Б.Г.Капустина.3 Несмотря на то, что в ней индустриализм рассматривается в политологическом ракурсе, отдельные идеи Б.Г.Капустина позволяют нам четко определить временные границы индустриальной эпохи.
Прежде, чем переходить к обзору литературы по «социальному авторитаризму», хотелось бы сказать, что по проблеме авторитарной власти издано огромное количество трудов. При этом генетические связи авторитаризма с массовым индустриальным мировоззрением, а также его взаимодействие с индустриальной цивилизацией не стали еще предметом серьезного научного анализа. По странной традиции «авторитаризм» рассматривается сегодня, главным образом, как самодеятельная политическая надстройка или как форма тиранического государственного режима. Понятие «авторитарного общества» употребляется в социальных науках пока редко, а если и употребляется, то не увязывается с феноменом зрелой индустриальной системы.
Из корпуса исследовательской литературы, посвященной теории авторитаризма, самым ценным мы считаем сравнительный труд израильского политолога Амоса Перлмуттера «Современный авторитаризм».4 Перлмуттер придерживается институциональной концепции и потому концентрирует внимание на внешней, формальной стороне авторитарного режима. Тем не менее, созданная им типологическая теория имеет первостепенную научную значимость. Благодаря работе, выполненной Перлмуттером, нам удалось в настоящей диссертации провести классификацию пяти реальных подтипов
1 Маслов Н.А. Идея индустриализма: философско-методологические аспекты
интерпретации социального организма в западных теориях XIX-XX в. М., 1996.
2 Иноземцев В.Л. Социология Д.Белла. // Вопросы Философии. 2002. № 5.
3 Капустин Б.Г. Современность как предмет политической теории. М., 1998.
4 Perlmutter A. Modern authoritarianism. A Comparative Institutional Analysis. L., 1981.
общественного авторитаризма.1 Высокую ценность имеет также труд Х.Линца «Тоталитарные и авторитарные режимы».2 В нем автор удачно избежал обычной для либеральных теоретиков тенденциозности, а его определение политического «авторитаризма» на настоящий момент является самым полным.
Российские специалисты не отстают от своих западных коллег. Им удалось полно изучить политический и государственно-правовой аспект авторитарного строя. Самостоятельный подход к проблеме «авторитаризма» демонстрирует статья Ю.Г.Сумбатяна «Авторитаризм как категория политической социологии», опубликованная в 1995 году.3 Существенные признаки авторитарной политической системы выявил в кратком очерке, написанном в 1996 году, А.П.Боровиков.4 Отделить авторитарную систему от других форм помогает статья К.С.Гаджиева, рассматривающая специфические черты «гражданского общества», а также классический очерк американских политологов Г.Алмонда и С.Вербы о «гражданской» политической культуре.5 Уточнить смысл понятия «патримониального общества» позволяет работа бразильского социолога Ф.Урикоэчи, где излагаются принципы патримониального строя.6 Влияние политической культуры на институты власти изучены в книге Л.Пая, в которой показана зависимость между политическими ценностями, которые «исповедует» данное общество и существующим в нем режимом правления.
Исторические формы авторитарного строя также подробно изучены российскими обществоведами. Соотношение национально-культурных парадигм и авторитарных тенденций изучено в монографии В.В.Сумского «Национализм и авторитаризм: политико-идеологические процессы в Индонезии, Пакистане и Бангладеш».8 Воздействие национальной армии на установление авторитарного строя показано в исследовании В.П.Тоцкого «Политика режима военной диктатуры в Бразилии (1964-1974)», а также в трудах Г.И.Мирского «Роль армии в политической жизни стран «третьего мира» и А.Ф.Шульговского «Армия и политика в Латинской Америке».
1 Принципы данной классификации излагаются в параграфе 1.3. настоящей работы.
2 Linz JJ. Totalitarian and Authoritarian Regimes. I Handbook of Political Science. (Ed.by
Greenstein F.) vol.3, Reading, 1975.
3 Сумбатян Ю.Г. Авторитаризм как категория политической социологии.// Кентавр.
1995. № 5.
4 Боровиков А.П. Признаки авторитаризма. Рукопись, депон.в ИНИОН РАН, СПб., 1996.
5 Гаджиев КС. Концепция гражданского общества: идейные истоки и основные вехи
формирования. // Вопросы Философии. 1991. № 7; Алмонд Г., Верба С. Гражданская
культура и стабильность демократии. // Полис, 1992. № 4..
6 Uricoechea F. The patrimonial foundation of the Brazilian bureaucratic state. Berkeley, 1980.
7 Pye L. W. Asian power and politics: the cultural dimensions of authority. L., 1985.
8 Сумский В.В. Национализм и авторитаризм: политико-идеологические процессы в
Индонезии, Пакистане и Бангладеш. М., 1987.
9 Тоикий В.П. Политика режима военной диктатуры в Бразилии (1964-1974). Рукопись,
депон.в ИНИОН РАН. М, 1976.; Мирский Г.И. Роль армии в политической жизни стран
Политологический взгляд на сущность «зарубежного» авторитаризма содержится в десятках научных публикаций. В то же время литература по текущим вопросам российской авторитарности просто необозрима. Об этом, начиная с 1993 года, издано несколько сотен разных по качеству монографий и диссертаций, а количество журнальных публикаций по данной тематике давно перевалило за тысячу. Из необъятного массива подобной литературы выделим лишь несколько наиболее интересных для нас исследований.
Критические размышления о соотношении авторитарных и индустриальных тенденций в российском социальном пространстве содержатся в статье В.В.Орлова «Постиндустриальное общество и Россия».1 Разобраться в исходной специфике российского авторитаризма помогает небольшая, но ценная статья В.П.Никифорука «Мобилизационный путь развития: особый путь России».2 Происхождение российской авторитарности подробно анализируются в объемной труде А.С.Ахиезера, а также в совместной работе Л.И.Новиковой и И.Н.Сиземской. Хотелось бы выделить примечательную диссертацию С.Б.Кагермазовой «Маргинальность как проблема социологии», где предлагается методическая основа для изучения социального кризиса, переживаемого Россией.4
На этом мы завершим разбор научных трудов, рассматривающих общие аспекты общественного устройства, и перейдем к обзору исследований, в которых затрагиваются вопросы социального развития. В данном тематическом разделе мы также находим богатую и разнообразную литературу. Чтобы облегчить ее разбор, как и прежде, разделим корпус текстов, посвященных социальной эволюции, на три подраздела. В первый подраздел у нас войдут работы, анализирующие принципы социальной эволюции, во второй - исследования утопического сознания и «общественного идеала», а в третий - публикации, которые критически или, наоборот, позитивно разбирают технику «социальной инженерии».
Философии социального развития посвящены десятки, если не сотни, академических работ. Как и в предыдущих случаях, здесь мы выделим только те исследования, которые либо тесно соприкасаются с проблематикой данной диссертации, либо имеют для автора особое теоретическое значение. Из философских трудов, выполненных во времена СССР, отметим докторскую диссертацию А.М.Гендина «Предвидение и цель в развитии
«третьего мира». М., 1989.; Шулъговский А.Ф. Армия и политика в Латинской Америке. М., 1979.
1 Орлов В.В. Постиндустриальное общество и РоссияУ/Философия и общество.2003. № 3.
2 Никифорук В.П. Мобилизационный путь развития: особый путь России. // Вестник
МГУ. Серия политология. 2001. № 6.
3 Ахиезер А.С. Россия: критика исторического опыта. М., 1991. ч.1 и 2.; Новикова Л.И.,
Сиземская И.Н. Российские ритмы социальной истории. М., 2004.
4 Кагермазова СБ. Маргинальность как проблема социологии. Автореф.
дис.канд.социол.наук. СПб., 1994.
общества». Это исследование выдержано в духе ортодоксального исторического материализма. Тем не менее, оно намечает новое направление в анализе общественных структур, связанное с постановкой общественной цели и ее осуществлением. Следует указать также на работу В.П.Илюшечкина «Теория стадийного развития общества». Выводы этого автора о неизбежной эволюции человеческих обществ, о «стадийных» этапах, о влиянии «способа производства» и «форм социально-политической организации» заслуживают внимания. Но с формационной марксисткой терминологией, предлагаемой В.П.Илюшечкиным, а также с его выводом об «исключительной» эффективности марксистского анализа нельзя, по нашему мнению, согласиться.
Отличный от марксизма, подход к изучению общественной эволюции избирает польский ученый П.Штомпка, предлагающий комплексную теорию социальных перемен.3 Коллективные монографии «Альтернативы общественного развития» и «Социальные знания и социальные изменения», выпущенные сотрудниками Института Философии РАН, разносторонне рассматривают субъективный фактор социальной эволюции.4 Влияние традиции на установление новых общественных форм и, одновременно, ее влияние на сохранение прежних социальных отношений показано в монографии В.Б.Власовой «Традиция в мире духовных ценностей».5
Общественный идеал и порождаемая им утопия есть корень идеалистических и прагматических проектов. Изучению этого феномена и связанного с ним «прагматического» утопизма посвящено немало обстоятельных монографий. К категории классических трудов, бесспорно, относится работа русского философа С.Н.Булгакова «Исследование о природе общественных идеалов».6 Универсальное признание получил фундаментальный труд Карла Маннгейма «Идеология и Утопия», в котором выявляется политическая природа утопических мировоззрений.7
Советские, а позже и российские авторы уделяли пристальное внимание изучению утопий и идеалов. На высоком уровне выполнена монография Ч.С.Кирвеля «Утопическое сознание: сущность, социально-политические функции», предлагающая подход к анализу политической и реформаторской идеологии, родственный подходу К.Маннгейма.8 Примечательна книга А.Н.Лазаревой «Идеи соборности и свободы в русской религиозной
1 Гендин A.M. Предвидение и цель в развитии общества. Автореф.дис.д-ра филос.наук. Свердловск, 1972. 2 Илюшечкин В.П. Теория стадийного развития общества (история и проблемы). М, 1996
3 Штомпка П. Социология социальных изменений. М, 1996.
4 Альтернативы общественного развития./ Отв.ред. Власова В.Б. М., 1992.; Социальные
знания и социальные изменения. / Отв.ред. Федотова В.Г. М., 2001.
5 Власова В.Б. Традиция в мире духовных ценностей. Рукопись, депон. в ИНИОН РАН.
М., 1983.
6 Булгаков С.Н. Два града. Исследование о природе общественных идеалов. СПб., 1997.
7 Mannheim К. Ideology and Utopia. L., 1936.
8 Кирвель Ч.С. Утопическое сознание: сущность, социально-политические функции.
Минск, 1989.
философии», где прослежен оригинальный путь развития российской религиозной мысли, создавшей идеал «абсолютного всеединства».1 Технику трансформации «идеалов» и превращения их в реальный утопический проект выявила И.С.Шестакова в кандидатской диссертации «Социальная утопия как превращенная форма общественного идеала».2
По сравнению с «общественным идеалом» проблема «социальной инженерии» привлекала меньше научного внимания. Смысл «социальной инженерии» состоит в практическом воплощении заранее разработанных «идеальных» проектов. Вероятно, поэтому ее анализом занимались в бывшем СССР не столько ученые, сколько политические практики. В какой тупик может завести радикальная и утопичная «социальная инженерия», показал, в частности, Э.Корбаш в критическом очерке «Экономические «теории» маоизма».3 Философский аспект проблемы, связанный с интеллектуальным процессом формирования модели «правильного будущего», рассмотрен в коллективной монографии, вышедшей под редакцией В.Г.Федотовой.4 Безусловно, давая краткий очерк литературы о «социальной инженерии», нельзя обойти полемический труд Карла Поппера «Открытое общество и его враги», где австро-британский философ отказывает «социальной инженерии» в праве на существовании, обвиняя ее в «тоталитарности» и «антигуманности».5 Данный труд К.Поппера по философской состоятельности и логической доказательности далеко уступает его другим работам, посвященным методологии научного познания. Как будет показано далее, К.Поппер смешивает «абсолютный» и «относительный» утопизм. При этом он пытается доказать вредность и неисполнимость не только платоновского или марксистского, но и любого иного «социального идеала».
Этим мы ограничим обзор литературы, посвященной философии общественного развития, и рассмотрим кратко научные работы, исследующие конкретный ход структурных реформ. Многосторонность данной проблематики заставляет нас, как и ранее, разделить изученную литературу на три подгруппы. Сначала будет рассмотрена литература по проблеме «управляемой» революции, затем мы представим сжатый обзор исследований по теоретическим вопросам структурных преобразований. В завершении обзора будут охарактеризованы научные труды, где анализируются уже состоявшиеся структурные реформы.
С точки зрения автора, «управляемая» революция есть разумное сочетание быстроты и расчета при проведении реформы. При этом управляемый общественный переворот берет «лучшее» от системной реформы и отказывается от «худшего» в насильственной революции. В силу
1 Лазарева А.Н. Идеи соборности и свободы в русской религиозной философии. М., 2003.
2 Шестакова И.С. Социальная утопия как превращенная форма общественного идеала.
Автореф. дис.канд.филос.наук. Екатеринбург, 1996.
3 Корбаш Э. Экономические «теории» маоизма. М, 1971.
4 «Хорошее общество». Социальное конструирование приемлемого для жизни общества.
/ Отв.ред. В.Г.Федотова. М, 1983.
5 Поппер К.Р. Открытое общество и его враги. М., 1992. т. 1 и 2.
своей привлекательности этот «гуманный» процесс породил на Западе огромную литературу. Здесь нет места для подробного разбора трудов по этой тематике, поэтому укажем лишь на две, самые принципиальные, по нашему мнению, работы зарубежных авторов: классическое исследование С.Хантингтона о «политическом порядке» и фундаментальный трактат Ш.Эйзенштадта об «общественных трансформациях».1 Что касается отечественных специалистов, то соотношение реформы и революции ими изучалось очень подробно (особенно в советский период). В результате опубликовано огромное количество идеологически «выверенных» книг и брошюр, но по-настоящему компетентных научных трудов среди них было немного. Из вышедших в советский период исследований отметим небольшую монографию Н.Г.Крутько, раскрывающую с марксистских позиций смысл постепенных, но кардинальных общественных перемен.2 Сохраняет научную ценность кандидатская диссертация Ш.М.Мулюкова, выставленная на защиту в 1985 году.3
Переходя к обзору литературы об опыте структурного реформирования, заметим, что здесь имеются исследования в основном социологического, экономического или исторического характера. Трансформацию авторитарных институтов в переходных социумах изучали российские востоковеды В.И.Данилов и В.А.Федоров.4 Среди работ по системным реформам отметим исследование В.Г.Бурова, посвященное модернизации Тайваня, и монографию Н.М.Мамедовой о влиянии государства на процессы индустриализации.5 Из зарубежных трудов по данной тематике хотелось бы выделить уникальный по собранному материалу труд немецкого социолога Х.Бехтольдта.6 В нем показан противоречивый процесс выбора и осуществления «социалистического идеала» в странах, которые объективно были не готовы к индустриальному и, тем более, к социалистическому развитию. Новый и в целом положительный взгляд на роль авторитарных институтов при осуществлении модернизации представлен в материалах круглого стола, прошедшего в редакции журнала «Мировая экономика и международные отношения» в мае 2005 года.7
Список работ, касающихся технологии авторитарных реформ можно продолжать и дальше. Но мы на этом остановимся и перейдем к обзору
1 Хантингтон С. Политический порядок в меняющихся обществах. М., 2004.;
Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ. М., 1999.
2 Крутько Н.Г. Реформы и революция. Минск., 1968.
3 Мулюков Ш.М. «Революция сверху», ее место и роль в общественном развитии.
Автореф.дис.канд.филос.наук. Казань, 1985.
4 Данилов В.И. Турция 80-х: от военного режима до «ограниченной» демократии. М.,
1991.; Федоров В.А. Эволюция авторитарных режимов на Востоке. М., 1992.
5 Бурое В.Г. Модернизация тайваньского общества. М., 1998.; МамедоваН.М. Иран в XX
веке. Роль государства в экономическом развитии. М., 1997.
6 Bechtoldt Н. Staaten ohne nation: Sozialismus als Macht-Faktor in Asien und Afrika. Stuttgart,
1980.
7 Авторитаризм развития: генезис, функции, перспективы (материалы круглого стола).//
Мировая экономика и международные отношения. № 5. 2005.
исследований, прямо затрагивающих российскую «реформационную» проблематику. В этом контексте интересна диссертация О.Л.Лейбовича «Реформы 1953-1964 гг. в контексте отечественной модернизации», где утверждается, что реформы, проводившееся в стране после 1953 года, не укрепляли социализм, но, напротив, облегчали его разрушение и серьезно облегчили будущий переход страны в «капиталистическое» или «хаотическое» состояние.1 Укажем также на коллективную монографию «Модернизация и глобализация: образы России в XXI веке», вышедшую под редакцией В.Г.Федотовой.2 В завершение литературного обзора хотелось бы выделить дискуссионную и полезную статью А.А.Дробышева и Г.Н.Бутырина. Она позволяет под новым углом зрения взглянуть на скрытые разрушительные процессы, протекающие в недрах современного российского общества.
Подводя итоги анализа изученной литературы, подчеркнем, что «авторитарное общество» само по себе, а вместе с тем и «структурная реформа» как особый тип управляемых, радикальных преобразований, пока не стали объектом специального социально-философского изучения. Главные аспекты избранной темы, за исключением конкретно-исторических вопросов и проблем российской традиционной «авторитарности», сегодня в должной мере не изучены и не оформлены в какую-либо связную концепцию.
Добавим также, что автор сознательно вынес за скобки данного обзора достаточно многообразную литературу, посвященную теории так называемого «тоталитаризма».4 Отдельные положения этой теории плотно соприкасаются с концептуальным полем данной диссертации. Однако, в целом, тоталитарная трактовка индустриального социально-политического строя выглядит сегодня малоубедительно. Главным недостатком этой теории является не ее содержательная часть (включающая в себя критику деспотического произвола, имевшего место в СССР периода 30-х, 40-х гг. или в нацистской Германии), а методологическая беспочвенность и концептуальная неуравновешенность. Предметом изучения «тоталитарной теории» служит тотальная власть, навязывающая всему обществу тот или иной непререкаемый стандарт поведения. Однако, внимательно изучая любой социум, где на протяжении XX века вроде бы существовала власть подобного рода, мы увидим, что объект «тоталитарной» теории по
1 Лейбович О.Л. Реформы 1953-1964 гг. в контексте отечественной модернизации.
Автореф.дис.д-ра ист.наук. Екатеринбург, 1995.
2 Модернизация и глобализация: образы России в XXI веке./ Отв.ред. Федотова В.Г. М,
2002.
3 Дробышев А.А., Бутырин Г.Н. Люмпенская составляющая российских реформ.//Вестник
МГУ. Серия социология и политология. 2003. № 3.
4 См.например: Freidrich C.J., Brzezinski Z.K. Totalitarian dictatorship and autocracy.
Cambridge, 1965. ; Shapiro L. Totalitarianism. L., 1972.; Арендт X. Истоки тоталитаризма.
M., 1996.; Белоусов Л. С. Режим Муссолини и массы. М., 2000.; Римский В. П.
Тоталитаризм как культурно-цивилизационный тип. Автореф.дис.д-ра филос. наук.
Ростов-на-Дону, 1998. и т.д.
необходимости расслаивается на три разнородных феномена: 1). существующий политический режим; 2). само общество с его культурой и стереотипами поведения; 3). систему машинного производства, всегда выступающую как фундамент тотальной власти.
Все ортодоксальные исследователи тоталитаризма, начиная с К.Фридриха и заканчивая Х.Арендт, особое внимание уделяли именно политическому режиму. Исходя из анализа функций (и средств) политической власти они выводили умозаключения об «основах» тоталитарного общества: об однопартийной системе, о монополии власти на СМИ, о репрессивной тайной полиции, о «единственной» идеологии и т.д. Эти «основы» в теоретическом плане были просто подвешены в воздухе. Иначе говоря, без изучения машинного производства, а также без подробного анализа совокупного «тоталитарного» общества нельзя делать вывод о том существует ли в реальности такое явление как тотальная власть и можно ли тот или иной исторический социум: СССР при Сталине, КНР при Мао, нацистскую Германию считать действительно «тоталитарным». Между тем, такая работа теоретиками тоталитаризма проведена не была.1
Особо подчеркнем, что речь не идет об этической оценке какого-либо деспотического и условно «тоталитарного» режима. С этой точки зрения концепция «тоталитаризма» представляет эффективную идеологическую парадигму в духе К.Маннгейма, посредством которой можно при известном усилии дискредитировать режимы или свергать диктатуры. Речь здесь идет о научном, непредвзятом анализе. Не случайно такой видный специалист по фашизму как немецкий историк В.Випперман подчеркивал в начале 90-х гг. XX столетия, что «классические теории тоталитаризма оказались не в состоянии объяснить историческую действительность».2 По указанным причинам теория тоталитаризма нуждается сегодня в критическом
1 Нас не должно вводить в заблуждение название, пожалуй, самого знаменитого труда по
теории тоталитаризма. Имеется в виду объемистая книга «Истоки тоталитаризма»
Х.Арендт, оживившую в начале 50-х гг. старую концепцию Муссолини, сданную к тому
времени в архив. Несмотря на многообещающее название подлинные истоки
современного тоталитаризма: культурные, хозяйственные, социальные в книге ХАрендт
не выявлены. Историко-политическое объяснение того, почему и как большевики создали
тиранический режим или, почему национал-социалисты сумели захватить и удержать
власть, предложенное Арендт, конечно, имеет свою познавательную ценность. Однако
этот анализ выдается Арендт и ее последователями за окончательное и истинное
разрешение вопроса о природе тотального общества, а это, очевидно не так. Сравним
такой предвзятый подход к проблеме с взвешенным толкованием австрийского социал-
демократа Р.Гильфердинга, который одним из первых ввел понятие «тотального
государства», не внося при этом в него никаких политических мотивов. (См. об этом:
Полякова Н.Л. XX век в социологических теориях общества. М., 2004.)
2 Именно такую интерпретацию теории «тоталитаризма» как инструментальной
идеологемы, помогающей решать конкретные политические задачи, дает американский
«советолог» Э.Глисон. См.: Gleason A. Totalitarianism. The inner History of the Cold War. N.-
Y., 1995.
2 Випперман В. Европейский фашизм в сравнении, 1922-1982. Новосибирск, 2000. С. 186.
осмыслении и, возможно, в коренном пересмотре.1 Поэтому по ходу исследования мы будем обращаться к постулатам «тоталитарной» теории изредка и в силу особой необходимости.
В заключительной части Введения представлены основные положения диссертации, выносимые автором на защиту. Слабая разработанность проблемы в научной литературе, острая дискуссионность поставленных вопросов, а также политическая актуальность тематики затрудняют адекватное разрешение перечисленных задач и придают отдельным выводам предлагаемого исследования дискуссионный характер. Тем не менее, в тексте диссертации автор старался обосновать и детально аргументировать свои главные положения и концептуальные связи. По мнению автора, полученные результаты обладают свойствами научной новизны, а также практической значимостью. Часть идей, изложенных в настоящей диссертации, может быть использована при анализе кризисной ситуации, а также при выработке долгосрочных программ структурной реформы в России.
На защиту выдвигаются следующие новые научные положения:
Авторитарное общество есть современное явление, выросшее на фундаменте зрелой индустриальной цивилизации. Это общество следует строго отличать от феномена «политического авторитаризма» или от явления «автократии», имеющих универсальный исторический характер. Властные отношения в авторитарном обществе сконцентрированы не на политической поверхности, а в недрах социального организма. При этом политическая надстройка социального авторитаризма может быть в равной степени как демократической, так и тиранической.
Современная индустриальная система образует наряду с авторитарным обществом два смежных социальных типа: гражданский и патримониальный. Гражданский тип является эталоном для повсеместного воспроизводства. Патримониальный тип, как более аморфный и промышленно отсталый, напротив, олицетворяет то опасное будущее, которое грозит авторитарному обществу, переживающему кризис.
* Общественный авторитет, а также связанное с ним «авторитарное»
действие обнаруживают себя во всех индустриальных типах. Разница состоит
лишь в том, как и «в чем» объективируется общественный авторитет. Так, в
гражданском обществе абсолютный авторитет олицетворяет абстрактная
позитивная норма права. В авторитарном обществе по форме источником и
объектом авторитета является все совокупное общество. На самом деле
единственным источником авторитета здесь служит уполномоченный
властный институт. Таков институт президентства (рационального
лидерства), а также институт доминирующей партии или институт
экспертного сообщества (властвующей технократии). Причем авторитет
1 Попытка дать критический анализ теории "тоталитаризма» (с методологических позиций) предпринята и автором настоящей диссертации. См. статью: Сафронов А.П. Противоречия индустриального общества в контексте теории «тоталитаризма». // Современные гуманитарные исследования. 2005, № 5.
данного института является абсолютными: ни один другой институт не может с ним конкурировать. В патримониальном социуме авторитет, напротив, имеет магическое или традиционное основание: здесь он воплощен в реальной или мифологической фигуре ближнего или дальнего «патриарха».
* Современный авторитарный общественный строй представлен пятью
подтипами: коммунитарным, замкнутым, мобилизованным, скованным и
маргинальным. Все общества, ставшие авторитарными неизбежно проходили
через начальную стадию социальной мобилизации. Эта стадия, в
зависимости от предшествующего уровня исторического развития,
принимала три различные исторические формы. Во-первых, она могла
принять вид тотальной мобилизации, как это случилось в СССР и КНР. Во-
вторых, - вид фрагментарной мобилизации: Тайвань, Иран, Япония. В-
третьих, - вид умеренной мобилизации Аргентина, Мексика, Бразилия. В
дальнейшем, попав в мобилизованное состояние, каждое историческое
общество двигалось либо «влево» в сторону коммунитарного подтипа, либо
«вправо» в сторону маргинального подтипа. Движение «влево» требовало от
общества усилий и приводило к успеху через продуманную реформационную
политику. Движение «вправо», напротив, проходило спонтанно, поскольку
представляло собой вариант ниспадающей общественной трансформации.
Настоящая структурная реформа всегда принимает вид «управляемой» революции, т.е. - такого контролируемого процесса, который кардинально перестраивает все «подвижные» или «искусственные» социальные структуры. Эта управляемая революция имеет мало общего с «модернизацией» (за исключением «мобилизационной» реформы начального типа), ибо все состоявшиеся авторитарные социумы уже обладают среднеразвитым индустриальным фундаментом. Управляемая революция не есть «верхушечный переворот» или «революция сверху». Структурная реформа принципиально отличается от административно-технических, популистских и декларативных реформ, преследующих ограниченные цели.
Структурная реформа, проводимая в авторитарном обществе, в зависимости от целей может быть «гражданской», «коммунитарной» или «мобилизационной». Целью «гражданской» реформы является либерализация общества. Такая реформа возможна только в социумах с евро-атлантической культурной традицией. Целью «коммунитарной» реформы становится формирование процветающего «солидарного» социума, где человеку и отдельным этническим группам гарантируются социальные, культурные и экономические права, но при этом права политические подвергаются жесткому и не всегда гласному ограничению. «Мобилизационная» реформа бывает двух типов: начальной и перманентной. Главной задачей начальной «мобилизационной» реформы является построение развитого индустриального общества. Эта задача может быть разрешена в течение определенного, пусть и продолжительного, времени. Тогда как главной задачей перманентной «мобилизационной» реформы становится построение идеального «согласованного» (с точки зрения данного социума и его элиты) общества. Такое воплощение в «земном» материале
абсолютного социального идеала неизбежно выходит за рамки обычной истории. Поэтому «мобилизационная» реформа перманентного типа может длиться бесконечно продолжительный период, если, конечно, ее течение не остановят внешние, принудительные факторы.
* Структурная реформа или управляемая революция есть способ сознательного, планомерного и всеобъемлющего воплощения «в материале» того или иного общественного идеала. Этот идеал, став ориентиром для действия, становится теоретическим фундаментом реформационной программы. Если в такой программе преобладают абсолютные, неисполнимые идеалы, она принимает абсолютно утопический характер. Если в данной программе преобладают те «относительные» идеалы, которые можно реализовать, пусть и с большими усилиями, то данная программа принимает относительно утопический характер. Та программа реформ, которая включает, пусть и в малой степени, элементы утопизма может по-настоящему преобразовать общество. Все так называемые «реалистические» программы не способны менять прочные общественные структуры, а значит не могут быть положены в основу подлинной структурной реформы.
Государство и бюрократический аппарат не могут качественно исполнять роль инициатора или проводника структурных реформ. Рациональное государство и его чиновничий аппарат не имеют собственной, выраженной и оформленной воли, являясь (с точки зрения интересов всего общества) инфантильным, зависимым «объектом». Потому роль субъекта реформ в авторитарном обществе выполняет группа правящего класса, наделенная самосознанием и обладающая ответственностью. В состав этой группы входят высокопоставленные чиновники, но по социальному охвату эта группа значительно шире. Она включает в себя наиболее активную и состоятельную (в материальном и властном отношении) часть общества.
Масштабное осуществление утопических проектов возможно в пределах одного «центрального» авторитарного подтипа: в мобилизованном обществе. Именно здесь элиты занимаются истинной «социальной инженерией». Такая «инженерия» одинаково может вести общество как к процветанию, так и к гибели. Мобилизованный подтип, осуществляющий структурную реформу, иногда преодолевает негативные тенденции индустриализма, формируя «согласованную» социальную систему. Однако потеря идеалистического ориентира и превращения человека из цели в средство неизбежно приводит к возникновению деспотической тотальной власти, к упадку культуры и к деформации утопического сознания.
Индустриальные основы современности
Индустриальная система, при всей ее вещественной наглядности, есть сложный, противоречивый и слабо изученный феномен. Прикладные науки уделяют пристальное внимание отдельным аспектам промышленной цивилизации, но философский подход к проблеме встречается сегодня в научной литературе редко. Отсутствие нормального философского объяснения закономерно усложняет комплексное исследование проблем современности. Конечно, разные теоретические модели, созданные в рамках социологической или экономической науки, по-своему истолковывают природу промышленной цивилизации. Но в своих философских первоосновах они, как правило, не содержат ничего нового, поскольку исходят из известных теоретических постулатов, выдвинутых классиками социально-экономической мысли: К.Марксом, В.Зомбартом или М.Вебером.
Современных западных исследователей мало интересуют культурно-исторические корни индустриального общества. С тем, что современное общество есть продукт зрелой индустриальной цивилизации, и так согласны все специалисты, изучающие социальный строй передовых, среднеразвитых или отсталых стран. Но без анализа первооснов индустриального общества, не возможно выявить вектор его исторического движения, а значит нельзя дать ему и правильную философскую оценку. Действительно, каков прошлый и нынешний социально-культурный фундамент индустриализма? Сохраняет ли нынешняя технологическая система начальные свойства «промышленного капитализма» или ныне возникла иная, невиданная форма технократической цивилизации? Вот несколько драматических вопросов, которые не имеют пока обоснованного ответа.
Объемному изучению индустриального общества препятствует и то, что многие западные эксперты вместо тщательного и многостороннего анализа реального индустриализма выдвигают идею о «закате» классической промышленной цивилизации, о «приходе» новой «анти-индустриальной» цивилизации. Вниманию научного сообщества и широкой публики предлагаются занимательные, сенсационные и плохо аргументированные концепции «сервисного», «информационного» или «рассредоточенного» обществ.1 По мнению автора, те специалисты-футурологи, которые вслед за
Д.Беллом, А.Турреном или О.Тоффлером всерьез полагают, что «чистая информация» или «сервисная услуга» способны заменить реальный товар, а крупное фабричное производство может быть легко «распылено» на мельчайшие организационные единицы, далеки от объективного понимания действительности. Эти авторы, рекламируя свои революционные выкладки и прогнозы, руководствуются скорее политическими или прагматическими соображениями, но не истинным научным интересом. Именно поэтому большинство новых теорий, якобы раскрывающих смысл современного индустриализма, относится не к сфере академической науки, а к области политической публицистики и массовой научно-популярной литературы. По той же причине они не нуждаются в какой-либо развернутой критике. Даже при беглом анализе современного социально-экономического строя любому специалисту становится ясно, что индустриальная система к началу XXI века не только не исчезла, но, наоборот, расширила и укрепила позиции.1
Однако, учитывая остроту полемики по проблеме так называемого «постиндустриального общества», следует уточнить тот смысл, который вкладывается в понятие «индустриального общества». Без предварительного анализа индустриальной системы нельзя полноценно исследовать современные общественные формы и протекающие в них реформационные процессы. Поэтому необходимо охарактеризовать индустриальную систему, показав, что в ней на самом деле изменилось к настоящему моменту, а что сохранилось в первозданном, «классическом» виде.
Начнем с того, что приведем наиболее взвешенное, на наш взгляд, определение понятия «индустриализма», предложенное французским социологом и философом Реймоном Ароном. В отличие от многих своих коллег, Р.Арон сдержанно и спокойно воспринимал те иллюзорные перемены, которые во второй половине XX столетия слегка отретушировали облик индустриальной системы. В своих знаменитых «Лекциях об индустриальном обществе» Р.Арон выделил ядро промышленной системы, отметив, что «индустриальная цивилизация - это особый общественный генотип, в котором крупная индустрия, основанная на развитии технических средств труда и технологий, является характерной формой производства».2 Приняв исходные методологические и философские посылки Р.Арона, мы признаем корнем, или «стержнем» индустриальной системы рациональную технику, которая закономерно, по ходу своей эволюции, приобретает черты крупного машинного производства.
Конечно, индустриальная система не сразу проявила свойства исходного, идеального «генотипа». Процесс ее становления был сложным и нелинейным. Индустриализм в своем развитии прошел три этапа: ранний, или мануфактурный, классический, или машинно-фабричный и, наконец, зрелый, или корпоративно-финансовый. Особый интерес для нашего исследования имеет классический этап промышленной цивилизации. Ведь именно в конце XIX и в начале XX века окончательно сложился тот индустриальный генотип, который и поныне определяет жизнедеятельность развитого мира. Связь классического индустриализма с современностью кажется настолько очевидной, что ее редко делают предметом теоретического исследования. Между тем, не обладая ясным представлением о специфике, средствах и целях классического индустриализма, исследователю будет очень трудно разобраться в том, как и почему зрелая промышленная цивилизация приобрела такой планетарный размах, идейный универсализм и безграничную инструментальную силу.
Разумеется, важнейшие признаки индустриализма давно описаны и классифицированы. Первым признаком классического индустриализма считается господство машины и вытекающая отсюда всеобщая механизация производства.1 Под машиной при этом понимается любой самодвижущийся механизм, оснащенный паровой установкой, электрическим мотором или двигателем внутреннего сгорания. Машина в классический период становится опорой массовой экономики, включая сюда и сельское хозяйство. Вторым признаком классической промышленной системы является то, что целью массового производства становится не выпуск продуктов, не создание потребительской ценности, а добыча меновой стоимости, выраженной в денежном эквиваленте. Еще Маркс указывал, что «непосредственной целью капиталистического производства является не производство товаров, а производство прибавочной стоимости или прибыли (в ее развитой форме)». Именно классический индустриализм превратил выпуск потребительской продукции в самодостаточное товарное производство, которое закономерно приобрело массовый и стандартизированный характер.
Характеристика изменяемых социальных структур
Процесс социального реформирования имеет границы, заложенные в природе социальных форм и структур. Даже грандиозные и революционные преобразования не всегда меняют «корневые» основы общественного строя, поскольку затрагивают лишь часть общественных структур, существующих в данном обществе. Соответственно, нам необходимо выяснить, какие общественные структуры подвергаются прямому реформационному воздействию, а какие - нет. Для утопистов-революционеров и для идеалистов-реформаторов такой проблемы не существует. Радикально настроенным реформаторам кажется, что в их власти находятся все аспекты социальной жизни. В действительности многие общественные формы демонстрирует высокую стабильность, слабо поддаваясь планомерной, сознательной регулировке. Рассмотрение «подвижных» и «устойчивых» социальных структур позволит нам определить, в чем состоит содержание структурной реформы и каковы ее реальные преобразовательные задачи.
До того, как приступить к анализу «подвижных» социальных форм, следует разобраться в том, что такое общественная «структура» и как она связана с процессом общественного производства. Кроме того, необходимо выяснить, какие функции исполняют разные структуры и как они сопряжены друг с другом. Чтобы избежать двусмысленности при толковании термина «структура», сразу заметим, что «структура» здесь понимается как реальный общественный феномен, наполненный тем или иным функциональным содержанием. Социальную структуру мы определяем как стандартное социальное взаимодействие между индивидами, группами, сообществами, повторяющееся в пространстве и времени и превратившееся в институт (легальный или неформальный).
Любое целерациональное действие людей или групп проявляется в рамках какой-либо социальной структуры. Когда говорят об обществе как постоянном, устойчивом феномене, указывают, в первую очередь, на его форму, или структуру, а не на его функциональное содержание. Так, отечественный философ В.В.Агудов, разъясняя толкование этого термина, утверждал, что «структура - это философская категория, характеризующая систему, принцип, способ взаимосвязей частей целого».2
Генотип конкретного общества и его реальный исторический облик не отделимы от принципов его структурной организации. Уровень совершенства или сложности этой организации зависит от существующей в данном обществе техники производства, с помощью которой создаются материальные, политические и идеологические «продукты». Определенная техника производства диктует соответствующий способ распределения и потребления. При этом производственные структуры автоматически захватывают процессы общественного распределения и потребления, формируя зависимые, вторичные социальные институты. Если внешняя форма структуры может долгое время оставаться неизменной, то ее функция (или производственный смысл) под влиянием закономерных факторов и случайных обстоятельств постепенно или быстро трансформируется.
Всякая структура имеет два аспекта: формальный и содержательный. Они порой соответствуют друг другу, а иногда существенно противоречат. При любых не совпадениях формальной и содержательной стороны определяющее значение имеет целерациональная функция социальной структуры. То, ради чего структура на самом деле существует, определяет то, чем она в действительности является. Другое дело, что определить истинную социальную функцию той или иной общественной структуры, особенно маргинальной или архаической, стороннему наблюдателю удается не всегда. Точное социальное предназначение конкретной локальной структуры, например, института якутских шаманов, «смотрящих» российского уголовного мира или мусульманских кадиев в Боснии, известно только членам данного сообщества. Таким образом, истинное значение или производственная функция закрытой структуры утаивается от «чужих», что приводит к неверному истолкованию их истинного смысла посторонними.
Помимо организационных структур в обустройстве общества свою роль играют мировоззренческие формы, структурирующие коллективные представления отдельных групп или сословий, а также систематизирующие общественное сознание в целом. По своему способу организации социальные и мировоззренческие структуры очень похожи: у них есть центр, периферия, свои вторичные и «атомарные» элементы. Однако генеральные функции социальных и мировоззренческих структур различны. Социальные формы организуют, систематизируют и регулируют материальные процессы общественного взаимодействия (даже если они имеют мистический или «потусторонний» смысл). В то время как мировоззренческие структуры всегда предшествуют всякому действию. Они предопределяют ценность любого поступка, определяют его контекст и задают ему некое «идеальное» содержание. Несмотря на свою относительную эфемерность, подобные структуры мышления, как это доказал еще К.Л.Леви-Строс, могут быть выявлены, учтены и научно классифицированы.
Любая структура включена в организационную систему, или в иерархию. В рамках иерархии она исполняет естественную функцию, вытекающую из ее начальной природы, либо функцию назначенную, приписанную. Все многообразие социальных структур (как организационных, так и мировоззренческих), таким образом, сводится к четырем категориям: генеральные, целостные, зависимые и атомарные структуры.
Генеральная структура - это мета-система, охватывающая все социальное бытие и мыслимые или воображаемые проявления человеческой деятельности. Всеобщее, а потому и абстрактное человечество, за пределами которого нет ничего, что относилось бы к личности и ее творчеству, есть классический образец генеральной социальной структуры.
Целостная структура олицетворяет явленную форму данного объекта и в идеале полностью выражает его смысл и направленность движения. При этом она является подчиненным элементом генеральной мета-системы. К категории целостных структур относятся умозрительное (т.е. - образцовое) гражданское или авторитарное общество, а также их реальные, исторические прообразы: например, современный американский или российский социум. Целостными структурами, впрочем, могут быть не только крупные и эпохальные общественные организмы. Целостными структурами являются и другие, менее значительные социальные объекты при том условии, что смыслом их существования являются интересы самой структуры.
Зависимые социальные структуры исполняют внешнюю, предписанную функцию. Смыслом их существования являются не они сами, а иные, внешние сопряженные целостные формы. Подобные структуры регулируют либо второстепенные производственные процессы, либо часть социального взаимодействия. Они могут быть стабильными, но символического значения не приобретают никогда. К разряду зависимых структур относятся, например, государственные институты, частные общественные союзы, хозяйственные предприятия и т.п. За пределами государственной или общественной иерархии зависимые структуры не существуют.
Атомарные, или «низовые» общественные формы - это, пожалуй, самая своеобразная категория социальных структур. С одной стороны, они обладают качеством целостности или самодостаточности и даже отдельными «генеральными» свойствами, а с другой стороны, они зависимы и подчинены внешним социальным формам, стоящим на иерархической лестнице на ступеньку выше. Социальная территория атомарных ячеек ограничена нормой права, обычаем или религиозным догматом. В до-индустриальный период образцовой атомарной ячейкой являлись русская община, буддийская сангха или западноевропейская городская коммуна. В современную эпоху к числу атомарных структур следует отнести институт семьи, мелкое деловое предприятие, религиозный приход и т.п. Хотя атомарные структуры зависят от целостных форм, они, в некотором роде, остаются первообразом или генотипом масштабных социальных образований. Изучив специфику той или иной атомарной структуры можно понять и особенности устройства всего, стоящего по сложности на уровень выше, совокупного общества.
Инициаторы и субъекты структурных перемен
Для превращения социальной стихии в податливый «объект» преобразований, необходим субъект перемен, который обладал бы инициативой, волей и твердым намерением довести реформу до заданного рубежа. Бесспорно, ни один субъект не в состоянии осуществить на земле чистую, умозрительную утопию в духе Платона или Кампанеллы. У него другая задача: дать обществу импульс к развитию, а также исправить те осознанные социальные недостатки, которые тревожат социум и разрушают основы общественного строя. Изменяя общественные структуры по заранее намеченному плану, субъект реформы относится к обществу как к обычному предмету созидательного труда. Активный реформатор исходит из предположения, что социальная система, в отличие от живого организма, не способна сама, естественным путем разрешать внутренние противоречия. Субъект преобразований уверен, что без ощутимой доли насилия или авторитарного принуждения общество не сумеет выйти из кризисной ситуации. Произвольное, естественное течение событий приводит любое общество, не ставшее лидером «мировой гонки», на грань социально-экономического кризиса. Овладение этим стихийным процессом, изменение его вектора составляет содержание системной, реформационной политики.
В этом совпадают взгляды убежденного реформатора с мировоззрением заговорщика-революционера. Однако, в отличие от радикального революционера, истинный реформатор никогда не изберет путь вооруженной перетряски общества. Девизом идеалиста-бунтаря является известный ленинский тезис «ввяжемся в борьбу, а там посмотрим». Напротив, разумный реформатор, как правило, предпочтет сначала выработать план действий и завербовать себе сторонников во всех слоях общества. Только потом он объявит о начале «нового курса». Суть позитивной реформаторской политики - максимальное улучшение социального строя с минимальными побочными издержками. Тогда как любой сторонник революционного насилия стремится к захвату политической власти, к подчинению всех враждебных и нейтральных группировок. Социальные сдвиги, происходящие в обществе после замены правящей элиты, интересуют революционера лишь как побочное средство для укрепления собственного господства. Таким образом, одинаково признавая необходимость «управляемого» вмешательства в общественные процессы, реформатор и революционер далеко расходятся в остальных пунктах своего мировоззрения.
Степень свободы революционера определяется количеством и качеством послушной ему вооруженной силы, а также тем, насколько созрел «текущий момент» для открытого восстания. Свобода реформатора зависит от большего количества объективных факторов. Первый из них - личное, ответственное самосознание, побуждающее его идти против воли инертного большинства. Другие факторы таковы: объективный социальный «запрос» на реформу, наличие материальных ресурсов для ее исполнения, сплоченность и единство правящей элиты (или ее активной части), эффективность государственных институтов, поддержка со стороны трудового населения. Субъект управляемых перемен, замечающий изъяны общественного строя и признающий отсталость своей страны, избирает ту политику, которая позволяет решать самые актуальные, на его взгляд, задачи. В зависимости от уровня самосознания, индивидуального и коллективного, а также от того, сложилась благоприятная обстановка для реформ или нет, реформатор вырабатывает одну из трех возможных линий поведения.
Во-первых, потенциальный субъект перемен может спонтанно реагировать на обострившийся кризис или межсословный конфликт. В этой ситуации побудительным мотивом к реформе станет простое, эгоистическое желание сохранить исходное положение в общественной иерархии. Рефлекторно отзываясь на давление обстоятельств, субъект преобразований не способен взять их под контроль. Подобная зависимая политика не приносит позитивных материальных плодов.
Во-вторых, проводник реформы имеет шанс занять отстраненную, взвешенную позицию, отказываясь от преследования узкокорыстных групповых интересов. Следствием такого выбора будет ограниченная, охранительно-консервативная задача, предполагающая поддержание порядка и спокойствия в государстве. Сбалансированное, умиротворенное состояние общества, достигнутое в короткий срок - вот идеал «охранительной» реформы. Данный вариант преобразовательной политики имеет позитивный потенциал, но не разрешает скрытых принципиальных проблем, а значит, не снимает опасность социального катаклизма, а только отодвигает его в неопределенное будущее.
В-третьих, тот потенциальный субъект «управляемых» перемен, который ставит интересы общества выше личных и корпоративных, способен занять революционную позицию. Исходя из нее, он постарается изменить облик общества мирным способом, действуя решительно и сообразно заранее намеченному плану. Если целью такого политика-реформатора будет корректировка отдельных, самых болезненных сегментов общественного строя, то его реформа неизбежно примет вид «технического» или «учрежденческого» преобразования. Если же проводник «управляемых» перемен начнет стремиться к кардинальным преобразованиям, затрагивающим все целостные и атомарные структуры, то его политика приобретет качество структурной реформы.
Группа ответственных реформаторов, добившихся высоких постов, как правило, прекрасно справляется с осуществлением преобразований, но влиятельные государственные чиновники редко становятся инициаторами структурных перемен. На роль субъекта управляемой революции лучше всего подходит человек или группа лиц, не имеющая отношения к бюрократической иерархии. Инициаторы и субъекты управляемых перемен на разных этапах преобразований выполняют различные функции. Реальные инициаторы перемен обычно не обладают распорядительной властью, но они являются носителями общественного авторитета, а потому их слова и рекомендации приобретают особое, координирующее значение. Только инициатору видны кризисные узлы, проблемные точки и вытекающие отсюда способы разрешения социального напряжения. Дополнительная функция инициаторов заключается в том, что они доходчиво и компетентно переводят на язык, понятный широкой публике, самые радикальные или утопические социальные теории. Инициаторы реформ оформляют свое представление о перспективах общественного развития в виде систематизированной, обоснованной программы.
Часто инициаторы склоняются к утопическому, идеалистическому восприятию общественных проблем, но их сила в том, что они разумно соизмеряют свой идеал с приземленной действительностью. Крайние же утописты-критики не готовы быть инициаторами реальных преобразований, поскольку они не адекватно оценивают реформационный потенциал общества и часто приписывают конкретному социальному организму те свойства, которые существуют только в их воображении. Впрочем, чрезмерный житейский прагматизм тоже противопоказан инициаторам реформ. Погруженность в обыденные хозяйственные вопросы сковывает творческую фантазию и не позволяет выдвинуть захватывающий, радикальный проект управляемых изменений.
Чаще роль инициаторов реформы берет на себя интеллектуальное крыло «третьего сословия»: инженеры, адвокаты, профессора, независимые правительственные консультанты и т.п. Следовательно, инициаторами перемен оказываются те социально ответственные индивиды, которые уже перестали быть отвлеченными критиками-утопистами, но еще не стали (или не захотели стать) прагматичными руководителями. В условиях системного кризиса инициаторы перемен выполняют три главные просветительские задачи: 1. Указывают потенциальный и сбалансированный вектор развития; 2. Вырабатывают первые, черновые наброски реформационного проекта; 3. Убеждают правящую элиту в необходимости скорейших управляемых изменений. Предварительная, изыскательская работа инициаторов становится востребованной в тот момент, когда общество и особенно активная часть правящей элиты (если таковая, конечно, имеется) осознает, что без системных перемен нельзя двигаться вперед и сохранять достигнутое.
Особый исторический смысл деятельность инициаторов приобретает при подготовке управляемой революции. Для проведения технической, популистской или декларативной реформы не нужны компетентные инициаторы и их детально разработанные проекты. Если инициаторы продвигают проект структурной реформы, а правящая элита готова только на технические или декларативные преобразования, то ценность предлагаемой инициаторами программы снижается до минимума. Инициатор реформ, не нашедший административную или политическую опору в субъекте преобразований, не имеет возможности воплощать свои идеи на практике.
Чтобы заниматься реальными переменами, надо иметь организационный талант, обладать особым складом ума и, конечно, быть членом правящей политической группы. Проводники или субъекты реформы всегда являются выходцами из «авторитетного» правящего класса. У них слабо развито ощущение долгосрочных перспектив и они, начиная преобразования, с осторожностью делают первый шаг к системным переменам. Зато им хватает воли, власти и упорства для того, чтобы направить течение общественной жизни в заданное русло. Получив интеллектуальный импульс от инициаторов управляемой революции, компетентные проводники реформ быстро преодолевают свою начальную инертность и замешательство.
Большинство кардинальных реформ, проведенных в России в XIX и в начале XX века, стартовали с известным опозданием на тридцать-сорок лет. Но и начавшись, эти реформы нередко сбивались с заданного курса и шли с вынужденными остановками. Освобождение крестьян в 1861 году и судебно-земская реформа Александра II, финансовая реформа С.Ю.Витте, земельный «передел» П.А.Столыпина - эти преобразования проводились вяло и с оглядкой на консервативное крыло земельной аристократии. Инертность и колебания при осуществлении реформ есть удел не только патриархального самодержавия и российского дворянства. Передовые, индустриальные страны (за исключением Великобритании) тоже начинали свои системные реформы с изрядным опозданием. Даже в США две главнейшие реформы: «реконструкция» Юга после гражданской войны и «новый курс» Ф.Д.Рузвельта проводились с ощутимой задержкой. В итоге, социалистическая политика Рузвельта осталась не завершенной, а реальную реформу судебной и правовой системы южных штатов провело правительство президента Л.Джонсона во второй половине 60-х годов XX века. То же самое произошло в Германии, где социально-экономическая реформа, инициированная Бисмарком, затянулась на полвека, но так и не завершилась к началу Первой мировой войны.
