Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Лексико-семантическое поле «говорение» по материалам «Псковского областного словаря с историческими данными»: отражение народных представлений о языке 24
1. Алгоритм формирования лексико-семантического поля «говорение» по материалам «Псковского областного словаря с историческими данными» 24
2. ЛСП «говорение»: основные особенности структуры 34
класс «СПОСОБНОСТЬ К РЕЧИ» 38
класс «ВЛАДЕНИЕ ЯЗЫКОМ В УСТНОЙ ФОРМЕ» 39
класс «ПРОИЗНЕСЕНИЕ СЛОВ, ФРАЗ, ОСМЫСЛЕННОГО ТЕКСТА» 41
класс «ВНЕШНЯЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РЕЧИ» 45
класс «КОЛИЧЕСТВЕННАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РЕЧИ»..58
класс «ПЕРЕДАЧА ИНФОРМАЦИИ» 73
класс «РЕЧЕВОЕ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ» 89
класс «ВЕРБАЛЬНЫЕ РИТУАЛЫ 117
Выводы 121
Глава 2. Внутренняя форма речевых глаголов в псковских говорах: народные образы языка 125
1 Звукоподражание 129
2. Нанесение ударов 147
3. Вращение 152
4. Бросание 155
5. Полнота/пустота 157
6. Повседневные действия 158
7. Нарушение целостности 160
8. Органы артикуляции 166
Выводы 169
Глава 3. Метаязыковые высказывания как эксплицитное выражение представлений о языке 172
1. Общие представления о языке и речи 176
2. Представления о различных уровнях языка 193
В ыводы 217
Заключение 221
Список использованных сокращений источников 229
Список использованных сокращений районов полевых записей 230
Библиография 231
Приложение 242
- Алгоритм формирования лексико-семантического поля «говорение» по материалам «Псковского областного словаря с историческими данными»
- Звукоподражание
- Общие представления о языке и речи
Введение к работе
1. Языковая картина мира. Когнитивный подход к изучению языка.
В сознании каждого носителя языка существует свой способ видения мира, т.е. своя картина мира. Понятие «языковая картина мира» возникло в лингвистике в XIX в. и развивалось в трудах Ф.Гумбольдта, А. Потебни, Э. Сэпира, Б. Уорфа, среди современных ученых — в работах Н.И. Толстого и СМ. Толстой, А. Вежбицкой, Н.Д.Арутюновой, А.Д. Шмелева, А.А. Зализняк, И.Б. Левонтиной, Т.И. Вендиной, Ю.Д.Апресяна, Л.Г. Бабенко, Н.Н. Болдырева, Т.В. Цивьян, В.З. Демьянкова, И.Н. Кобозевой, Ю.Н. Караулова, В.Н. Телии, Б.А. Серебренникова, Е.С. Кубряковой, В.И.Постоваловой, СЕ. Никитиной, Е.В. Урысон, Е.С. Яковлевой и др. Идея языковой картины мира (далее ЯКМ) связана с представлением о существовании двух миров, первичного и вторичного, отраженного. Этот последний дан нам в языке. Поэтому имеет смысл говорить о языковой, точнее, о языкомыслительной, концептуальной картине мира. Это и представления о мире, данные через язык, и вполне конкретная лингвистическая категория, представляющая собой совокупность реконструируемых семантических полей, классов и других групп единиц языка.
Материалом для реконструкции ЯКМ служат факты языка: лексемы, грамматические формы, словообразовательные средства (Ю.Д.Апресян). В подходе Н.Д. Арутюновой, получившем название «логический анализ языка», для реконструкции ЯКМ используются не только языковые факты, но и любые другие тексты культуры. Согласно подходу польского этнолингвиста Е. Бартминьского, картина мира — это «заключенная в языке интерпретация действительности, которую можно представить в виде комплекса суждений о мире. Это могут быть суждения, либо закрепленные в
самом языке, его грамматических формах, лексике, клишированных текстах (например, пословицах), либо имплицированные формой и текстами языка» (Бартминьский 2005: 88). Языковую картину мира определяет «точка зрения» — «субъективно-культурный фактор, определяющий способ говорения об объекте», который формирует содержание слов и цель высказываний (так, для поэта «деревня» — это васильки в поле, а для крестьянина — запах навоза), а также «перспектива» — комплекс свойств семантической структуры слов, позволяющий распознать точку зрения. В культурно-языковом видении объекта самое важное, считает Е. Бартминьский, — категории, соответствующие компетенции рядового носителя языка, наивной, а не научной картине мира.
Картина мира, видимая через призму языка, «состоит как из сетки грамматических и семантических категорий, с помощью которой носители языка интерпретируют действительность, так и из конкретных характеристик предмета, в которых устойчивые представления сочетаются с оценками и образцами поведения» (Там же: 171). Анализ языковых данных позволяет реконструировать эти представления. Исследование ЯКМ связано с вопросами соотношения языковых средств высказывания с неязыковыми структурами: мышлением, сознанием, действительностью. Работа сознания по отображению различных фрагментов действительности представлена в речи при помощи языковых средств.
Одним из самых значимых для изучения ЯКМ является лексический уровень языка. Д.Н. Шмелев задается вопросом о том, можно ли понять русскую культуру через ключевые слова русского языка (Шмелев 2002); термин «ключевое слово» введен Вежбицкой (Вежбицкая 1997). Лексическую единицу можно считать ключевой, если она «может служить своего рода ключом к пониманию каких-то важных особенностей культуры народа, пользующегося данным языком» (Шмелев 2002: 11). Речь должна идти о каких-то представлениях о мире, свойственных носителям русского языка и русской культуры и воспринимаемых ими как нечто самоочевидное.
«Эти представления находят отражение в семантике языковых единиц, так что, овладевая языком, <.. .> носитель языка одновременно привыкает к ним, а, будучи свойственными (или хотя бы привычными) всем носителям языка, они оказываются определяющими для ряда особенностей культуры, пользующейся этим языком» (Там же: 13).
Н.Ю. Шведова в своем определении ЯКМ фокусируется на ее структуре: «Лексическая система открывает перед нами созданную языком картину мира и, что особенно важно, картину, предстающую в ее исторической перспективе. Эта картина трехсторонняя: она изображает, во-первых, мир реалий, во-вторых, многообразные пути и линии их связей, отношений, зависимостей и, в-третьих, весь тот арсенал оценок и квалификаций, который создан языком для определения как самих реалий, так и их отношений и связей» (Шведова 2005: 392).
Картина мира представляет собой центральное понятие концепции человека, выражающее специфику его бытия, и адекватно охарактеризовано может быть лишь в общей теории человека. Наиболее адекватным пониманием картины мира представляется определение ее как исходного глобального образа мира, лежащего в основе мировидения человека, отражающего сущностные свойства мира в понимании ее носителей и являющегося результатом всей духовной активности человека. Картина мира предстает при такой трактовке как субъективный образ объективной реальности и входит, следовательно, в класс идеального, которое, не переставая быть образом реальности, опредмечивается в знаковых формах, не запечатлеваясь полностью ни в одной из них (Роль человеческого фактора в языке: язык и картина мира 1988: 18-21). Связать между собой как собственно лингвистические, так и экстралингвистические знания о мире позволяет когнитивный подход к языку.
Познание человеком мира включает в себя получение информации об окружающих объектах и о связях, в которых они находятся, для чего необходимы операции категоризации и дифференциации. Средствами
вербализации представлений о мире могут выступать слово, фразеологизм, словосочетание, предложение и даже текст. Под представлением понимается образ ранее воспринятого предмета или явления, отраженный в виде наглядно-образного знания. Представление поднимается над непосредственной данностью единичных объектов и связывает их с понятием. Представления служат необходимым условием процесса познания и опосредствованы языком, наполнены общезначимым содержанием, осмыслены и осознаны (Философия 1989: 506). Так как наименование есть процесс познания и коммуникации, от структуры именования зависит адекватность передачи информации, выраженной в языковой форме, что в конечном итоге определяет адекватные представления, т.е. отражение в человеческом сознании материального мира. Характерно, что сама форма именования в языке, лексическая или грамматическая, содержит все необходимые признаки адекватного выражения способа существования объекта (Колшанский 2005).
Существование у каждого этноса своей языковой картины мира связано с тем, что, несмотря на индивидуальность, сознание каждой языковой личности есть общепонимаемая часть концептосферы. Это языковое описание образа мира, перевод индивидуальных представлений в языковые формы, которые обладают общим смыслом для носителей языка, сужение личного смысла до универсального значения. Кроме того, картина мира любого этноса зависит от времени, к какому она принадлежит. ЯКМ, как всякая картина мира, имеет двойственную природу. С одной стороны, это «некое идеальное, ментальное образование — сумма значений и представлений о мире, упорядоченных по тем или иным основаниям в интегральную систему» (Телия 1998: 176-177), «результат репрезентации сущностных свойств мира в понимании ее носителей, результат всей духовной деятельности человека» (Постовалова 1998: 21). С другой стороны, это объективированное образование, опредмеченное в знаковых, языковых формах. «Семантику языка нельзя изучать и эксплицитно представлять без
обращения к внеязыковым знаниям о мире (о реальном мире). Но ее также нельзя изучать, не проводя принципиального различия в том, что в языковом содержании от внешнего мира, а что — от его внутренней структуры. Хотя границу провести довольно трудно, тем не менее, уже разрабатываются продуктивные приемы экспликации компонентов логического значения, использующие языковую компетенцию рядового носителя языка» (Кузнецов 1992:215).
Носители языка могут быть рассмотрены как носители языкового сознания (Караулов 1978): обыденного, теоретического и художественного сознания (Степанов 1995). В том случае, когда язык рассматривается во всей своей совокупности как принадлежность сознания усредненной языковой личности носителя данного языка, члена данной лингвокультурнои общности, языковую картину мира принято называть наивной. Основанием для такого подхода является существование трех типов понятий — дотеоретическое, теоретическое и внетеоретическое, которые представляют собой три типа отражения мира в сознании человека и соответственно, предполагают возможность трех типов их вербализации:
дотеоретическая картина мира — общеупотребительный язык
теоретическая картина мира — терминологизированные системы языка (язык в специальных целях)
внетеоретическая картина мира — язык в эстетической функции.
Ю.Н. Караулов выделяет три уровня языковой личности: вербально-семантический (уровень обычной семантики, смыслов слов и их связей, то неизменное в языке, благодаря чему люди понимают друг друга), когнитивный (система смыслов в ее картине мира, понятия, идеи, концепты, образы, сравнения, метафоры, фреймы, гештальты, сценарии, модели ситуаций) и прагматический (уровень коммуникации, включающий цели, мотивы, интересы, устремления, установки и т.д.). В таком понимании картина мира выступает как принадлежность третьего уровня языковой личности — прагматикона — в ее модификации в соответствии с
целеустановками данной личности. Иными словами, один человек может быть носителем более чем одной модификации общей картины мира, а язык — не просто система, но система систем (Степанов 1995). Наивная языковая картина мира базируется на донаучных взглядах на мир, отражает нестрогие бытовые представления, подчас ложные и не соответствующие реалиям бытия. Наивное сознание меняется медленно, чем и объясняется интерес к нему исследователей. Однако некоторые исследователи (например, Урысон 2003) противопоставляют ЯКМ не только научной картине мира, но и обиходным, житейским представлениям, поскольку «язык представляет собой, вообще говоря, автономную систему, развивающуюся и функционирующую по своим собственным внутренним законам» (Урысон 2003: 12).
ЯКМ этноспецифична, но специфика национальной ЯКМ заключается не в том, что она содержит нечто, что невозможно выразить средствами другого языка, а в том, каким набором этих средств можно выразить ту или иную идею. Однако картина мира создается познанием, а не языком, поэтому национальную специфику следует искать не в языковой картине мира, а в особенностях познавательной деятельности человека (Колшанский 2005). Таким образом, ЯКМ есть отраженная в специфически национальных языковых формах и семантике языковых выражений совокупность представлений человека об окружающем его мире.
Своими языковыми картинами характеризуются различные формы существования языка: диалекты, язык фольклора, городское просторечие, различные жаргоны, обсценный дискурс. Иногда различия между разными картинами мира внутри одного языка оказываются более глубокими, чем межъязыковые различия. Эти различия определяются разницей между этическими системами, существующими в разных социальных средах, обслуживаемых различными формами языка.
Когнитивная лингвистика открывает новые возможности в исследовании диалектных образований: когнитивное направление в языкознании,
примененное к описанию диалекта, получило название когнитивной диалектологии. Представления о реальном и идеальном объекте (сущности), основанные на социокультурном опыте нации в целом, а также отдельных ее представителей (группы людей, индивидов), дают возможность «выявить наиболее значимые для крестьянской культуры понятия, описать специфику диалектного мировосприятия по сравнению с элитарной культурой» (Демешкина 2006: 56). Настоящее исследование посвящено описанию представлений о языке как одном из фрагментов языковой картины мира диалектоносителей.
2. Язык, речь как один из компонентов народной языковой картины мира. Проблемы изучения языкового сознания. Народная лингвистика.
Представления о языке, речи являются одной из составляющих картины мира человека и свойственны любой культуре на любой стадии ее развития. «Увидев, что язык безъязык, человек стал размышлять о языке и создавать язык о языке» (Арутюнова 2000: 8). Филологическая наука является высшей формой языковой рефлексии. Но наряду с ней в языковом сообществе существуют и другие формы выражения отношения к языку. Они могут, во-первых, принимать вид метаязыковых высказываний, т.е. высказываний, содержащих «словесную экспликацию мотивировки выбора слова говорящим или развернутое суждение о языке» (Ростова 2000: 55). При этом «важно не то, что утверждают носители языка, а то, что они считают само собой разумеющимся, не видя необходимости специально останавливать на этом внимание» (Шмелев 2002: 13). Тем не менее, «в ряде случаев чрезвычайно показательными оказываются суждения носителей языка, в которых непосредственно обсуждается семантика языковых единиц. <...> Однако следует помнить, что такие суждения не могут служить прочным доказательством в тех случаях, когда обнаруживается, что они не
соответствуют реальной речевой практике, осуществляемой носителями языка неосознанно» (Там же: 14). Во-вторых, факты языковой рефлексии могут имплицитно заключаться в лексическом значении лексических и фразеологических единиц и особенностях структуры их групп, в том числе иерархически организованных совокупностей языковых единиц, каковыми являются лексико-семантические поля. Знание о мире многообразно категоризируется и отражается в языке, и языковые границы этого знания очерчиваются контурами одноименного лексико-семантического поля.
Совокупность знаний, представлений, суждений о языке получила название метаязыкового сознания (Ростова 2000), языкового самосознания (Никитина 1989), металингвистической рефлексии, естественной (наивной) лингвистики. Естественная (наивная) лингвистика — это «нерефлектирующая рефлексия говорящих, спонтанные представления о языке и речевой деятельности, сложившиеся в обыденном сознании человека и зафиксированные в значении металингвистических терминов, таких, как язык, речь, слово, смысл, значение, говорить, молчать и др.». (Арутюнова 2000: 7).
Человеческое сознание включает не только сферу явного, но и сферу «бессознательного», однако к структуре языкового сознания относится лишь вербализованная (т.е. осознанная) его часть, и представление о языковом сознании можно получить, лишь изучая «вербальные его манифестации или оценки речи, вкусовые предпочтения в выборе средств выражения и нормативные рекомендации кодификаторов литературного языка» (Караулов 1987: 91). Невербализованная часть языкового сознания образует, например, пассивный словарь говорящего, а также лакуны и «пустые клетки», которые выявляются в речевых ошибках и оговорках. Единицы пассивного словаря могут активизироваться и входить в сферу сознания, «вербализоваться» в определенных условиях (неожиданное вспоминание никогда не употребляемого раньше слова). «В этом отношении состав лексикона похож на бассейн, в котором происходит постоянное движение слоев воды — одни
восходят и перемещаются на поверхность, другие опускаются вниз». (Там же: 92). Бессознательно проходит значительная часть процессов, обеспечивающих существование языка, и задача лингвистики состоит в том, чтобы выявить эти механизмы.
Вскрыть бессознательную, предречевую способность человека и пролить свет на особенность функционирования языкового сознания помогает ассоциативный метод. Н.Л. Чулкина, анализируя концепты язык, речь, слово по данным Ассоциативного тезауруса русского языка (Русский ассоциативный словарь 2002), показывает, как роль языка представлена в обиходном языковом сознании русских (Чулкина 2004). По наблюдениям исследовательницы, носители языка разделяют собственно знания языке и «знания о мире, связанные с функционированием языка» (Там же: 80). Так, люди различают свой, родной и чужой, неродной язык, а также отмечают основную функцию языка, связанную с общением. Особой зоной языковой рефлексии является оценка языка, которую дают ему носители (лаконичный, великий, гибкий). Таким образом, в языке отражается тот слой «социального запаса знания», который, пополняясь и изменяясь от поколения к поколению, составляет, с одной стороны, базовые культурные ценности, с другой - те ориентиры, которые определяют обыденные мысли и поступки людей» (Там же: 101). Кроме того, наивная лингвистика воспринимает язык прежде всего как речь. «Лингвист до конца 20 в. старательно разграничивает речь и язык, а "народной", или "наивной", лингвистике (folk linguistics) — художественной и обыденной речи — такое разделение чуждо, и языком часто называют результат речевой деятельности, то есть речь» (Демьянков 2000: 193-194).
Суждения, входящие в корпус народного языкознания, содержат, как правило, значительный ценностный момент. То или иное явление оценивается с точки зрения его достоинств, при этом значительную роль играют эстетические установки.
Таким образом, большинство исследователей народных представлений о языке отмечают сосредоточенность обиходного сознания на речевой
деятельности, особую предрасположенность к осознанию фактов лексического уровня, к сопоставлению языковых фактов по параметрам «свое - чужое» и «старое (традиционное) - новое» . Кроме того, обыденные знания об объективных законах устройства языка формируются и эксплицируются, лишь будучи «растворенными в практическом опыте» (Ростова 2000: 51).
Ю.Н. Караулов в качестве одного из аспектов языкового сознания называет чувство amor linguae, любви к языку. «Это чувство amor linguae коренится глубоко в душе человека — носителя языка и может оставаться неосознанным, проявляясь лишь при столкновении с речью людей, говорящих вроде бы и по-русски, но не "по-нашенски", а с какими-то искажениями, отклонениями, а значит, с "неправильным" употреблением слов, с иными ударениями и т.п.» (Караулов 1987: 259). Как и всякая любовь, amor linguae избирательна: каждый носитель сосредоточивает ее на определенных случаях словоупотребления. Ей тоже свойственна ревность — настроенные на стабильность ухо и глаз носителя языка мгновенно улавливают малейшие изменения и отклонения и дают им ту или иную оценку, впрочем, как правило, негативную. Даже лингвист, оставаясь языковой личностью, в своих оценках стремится искоренить примесь личного. Вывод ученого звучит парадоксально: в любом конкретном национальном языке нет ничего, что не принадлежало бы любому языку. И все же любовь диктует лингвисту предрасположенность к родному языку. «И поэтому, когда мы ставим задачу изучения языковой личности, то думается при этом не о лингвистике в первую очередь, не о психологии и даже не о филологии в целом, но о чем-то более глубоком и значительном» (Там же: 262). Таким образом, изучение языкового сознания, обиходных
* В зарубежной лингвистике донаучное знание языка получило название «folk linguistic» и было изучено на материале бесписьменных языков Азии, Африки и Америки. Следует отметить, что в языковом сознании русских крестьян второй пол. XX - нач. XXI представления о языке не столь примитивны благодаря влиянию письменной культуры, школьного образования, литературного языка в целом как наддиалектной, престижной языковой формы.
представлений о языке важно для исследования национального самосознания говорящих, для изучения культуры народа.
3. Вербализация представлений о языке в диалекте. Диалектный словарь полного типа и его картотека как источник изучения народной языковой картины мира.
Языковая рефлексия проявляется в разных формах существования языка, но ярче всего наивные языковые представления отражены в устно-разговорной форме, в частности, в диалектах. Как можно судить по материалам диалектных словарей и их картотек — Архангельского, Псковского, Карельского, Новгородского, Вологодского, словаря говоров Низовой Печоры, словарей старожильческих говоров Сибири — представления о языке находят яркое отражение в диалектной, народно-разговорной речи.
В качестве источника материала данного исследования выбран «Псковский областной словарь с историческими данными» (ПОС) и его картотека. Выбор этот не случаен. Картотека, содержащая около 2 млн карточек, сформирована силами студентов и преподавателей в соответствии с принципами записи диалектной лексики, выработанными Б.А. Лариным. Еще в 1920-е гг., вопреки традициям диалектологов, изучавших в основном речь представителей старшего поколения, Б.А. Ларин ведет наблюдения над языком различных возрастных групп крестьян. Говор, с его точки зрения, представляет собой сложное явление, поэтому недостаточно для его описания зафиксировать то, что отличает его от других диалектов. В работе 1926 г. «Материалы по литовской диалектологии» ученый пишет о необходимости при изучении диалекта учитывать влияние других говоров, литературного языка, иноязычные заимствования, а также данные народной поэзии.
Рассуждая о речи носителей диалекта, Б.А. Ларин делает ряд важных наблюдений о свойствах «практической», т.е. разговорной речи. «Наиболее существенно характеризует "практическую" речь незаконченность ее, нормальная речевая работа недоосуществляется за ненадобностью в разговорных случаях вследствие подчинения в них речи, как сопутствующего, побочного средства, другим средствам общения» (Ларин 2003в: 185—186). Такими конкурентами речи являются жест, общность ситуации. «Типическая "разговорная речь" наблюдается именно только между своими людьми, у которых всегда много безмолвно угадываемого — "само собою понятного"» (Там же: 186). Характерный пример этого явления в переводе с литовского звучит так: Там [в Америке] найдётся [много] красивых [девушек, на которых может жениться сын информантки]). Чем дальше дистанция между собеседниками, замечает ученый, тем более нормализованная и полная речь употребляется в разговорах.
Для создания полного корпуса данных о диалекте чрезвычайно важна также методика записи разговорной речи. Так, качественной записи часто мешает установка диалектолога («регистратора», как называет его Б.А.Ларин) на то, что он хочет услышать. Он отмечает, что его напарник, не владеющий литовским, часто слышал более реальные формы, т. к. он не был ориентирован на норму, на то, что должно быть. Это явление ученый называет «дурной компетентностью» регистратора. Позднее, обобщив свой огромнейший опыт полевой работы, Б.А. Ларин сформулирует принципы сбора диалектного материала. Он полагал, что работа студентов плодотворнее записей специалистов-одиночек, но только в том случае, если молодые диалектологи теоретически подготовлены, умеют вести беседу и владеют навыками быстрой фиксации речи.
Считая лингвистический атлас и словарь важнейшими формами описания лексики диалекта, ученый рассматривал дифференциальные словари как неполные, не отражающие целостной лексической системы говора. Он считал необходимым составление областных словарей полного
типа, в которых были бы описаны не исключительные слова и выражения в говорах, а по возможности весь их активный словарный запас, при этом учитывался бы и пассивный лексический фон говора. Процесс накопления фактических языковых материалов с первичной обработкой диалектных фактов Б.А. Ларин называет «диалектографией», позволяющей реконструировать историю развития данного говора и решить вопросы его исторического развития.
Сегодня многие из этих идей воплощаются диалектологами Санкт-Петербурга, Пскова, Томска, Перми. Однако в 1960-е гг. развитие диалектной лексикографии пошло по пути создания словарей дифференциального типа, представляющих лексику русских говоров (брянских, орловских, курских, пермских, ярославских). «Возглавляет» этот перечень сводный «Словарь русских народных говоров». В 1960-е гг. в рамках концепции «Язык и общество» говоры изучались как явление, постепенно исчезающее, поглощаемое литературным языком в связи с развитием советской культуры. Но при этом был выявлен ряд интересных фактов. Так, в связи с проблемой разграничения русского и белорусского языков обсуждается сам принцип отличия языка от диалекта, и впервые говорится о языковом самосознании. Ф.П. Филин говорит о том, что попытки отличить язык от диалекта на основании генетического принципа, территориальных признаков, степени понимания или непонимания, принципа автономности — субъективны, и предлагает обращаться к «данным других общественных наук, к самой жизни» (Филин 1968: 19). Одним из факторов, заимствуемых «из жизни», является языковое самосознание, впоследствии признанное многими лингвистами в качестве важнейшего критерия определения статуса языкового образования.
Взаимодействие с литературным языком приводит, по мысли исследователей, к социальной стратификации диалектов (Баранникова 1965; Орлов 1968). В говоре сосуществуют элементы разных систем (литературный язык, просторечие, научно-технический, деловой стили), и эти системы по-
разному представлены в речи разных социальных групп деревни. Одним из выводов исследования Л.М. Орлова (проводившегося в Волгоградской области) стало важное наблюдение: когда диалектоносителями начинает осваиваться литературный язык, приходит осознание диалектных особенностей своей речи. «Стало уже невозможным собирать языковой материал и при этом избегать разговоров о диалекте, о речевых особенностях самих информантов <...> Теперь диалектолог только поставит вопрос: как это у вас называется? — и уже сразу услышит нередко пространные рассуждения не только о том, как говорили раньше, как говорят сегодня, но и кто говорит еще на диалекте, и кто уже на диалекте не говорит» (Орлов 1968: 160). Однако дифференциальный принцип собирания лексики, принятый диалектологами тех лет, зачастую оставлял эти интереснейшие рассуждения «за бортом». И только комплексный ларинский подход к говору как к живому явлению, сосуществующему с ^другими формами языка, позволил зафиксировать эти явления как один из аспектов системности диалекта и описать их в «Псковском областном словаре с историческими данными».
Материалы ПОС и его картотека являются прекрасным источником по изучению особенностей разговорной речи. «Псковский областной словарь с историческими данными» занимает среди областных словарей особое место, так как это многоаспектный словарь полного типа, отражающий записи живой народной речи. Уже вышедшие выпуски и богатейшая картотека словаря, статьи и монографии как результат изучения псковских говоров делают возможным провести исследование с позиций междисциплинарных направлений современного языкознания, таких, как этнолингвистика или психолингвистика. Такой подход позволяет обобщить опыт исследователей и интерпретировать накопленный материал с точки зрения пользования языком в конкретной ситуации.
Исследователями уже много сказано о том, что словарь накапливает самобытный духовно-практический опыт народа, выраженный в слове, и является источником реконструкции народной ментальное (Сороколетов,
Кузнецова 1987; Черепанова 1994, Мжельская 1995; Волков 1995; Костючук 1996; Савельева 1997). То, что ПОС и его картотека могут служить источником изучения народного сознания, также отмечено исследователями (Черепанова 2001; Лутовинова, Пецкая 2001; Тарасова, Большакова 2001; Ивашко, Поцепня 2001 и др.). Собранная в словаре лексика охватывает все аспекты деятельности человека и при этом отражает его взгляд на язык, несет информацию не только историко-культурного, но и психологического, этического, эстетического характера. Так, для речи крестьян характерны экспрессия, в частности, переносное употребление слов {барабанить, брякать 'говорить, болтать'), использование сравнений (девочка маленькая, как ложка, дорога вьется, как змея), тавтологических сочетаний (красно-краснёхонъко, ломком ломить) (Ивашко, Мжельская 1970), переосмысление мотивировки слова — явления контаминации и народной этимологии (Мокиенко 1973). Именно поэтому диалектный словарь полного типа и его картотека могут быть источниками изучения самых разнообразных языковых явлений, в том числе и вербализации представлений о языке. Чтобы выявить глубинную этнологическую семантику языковых явлений, необходим анализ конкретных лексических, фразеологических, грамматических средств, реализующих те или иные представления людей о мире и самих себе.
Научная новизна настоящего исследования заключается в том, что в нем впервые на диалектном материале рассмотрен такой фрагмент народной языковой картины мира, как язык. В последние годы в лингвистике активно развиваются исследования вербализации ЯКМ в различных текстах, однако недостаточно разработана специфика вербализации представлений о языке. Изучение данного фрагмента ЯКМ заполнит лакуну, в частности, среди выполненных на материале псковских говоров исследований других ее фрагментов: человека, его занятий, быта (одежды, построек, кушаний), природы.
Актуальность исследования определяется тем, что оно выполнено в рамках актуальных научных теорий и подходов: когнитивной лингвистики, мотивологии, теории поля. Уже вышедшие выпуски ПОС и богатейшая картотека словаря, статьи и монографии как результат изучения псковских говоров делают возможным проведение исследования в рамках этих направлений.
Методы исследования: описательный, состоящий в описании семантики лексических и фразеологических единиц; метод полевых структур, заключающийся в построении лексико-семантического поля, выявлении соотношения его частей и отношений со смежными понятийными полями; метод компонентного анализа, состоящий в выявлении интегральных и дифференциальных сем в структуре значения лексических единиц.
Теоретическая значимость исследования состоит в том, что оно вносит вклад в изучение ЯКМ диалектоносителей, представляя собой реконструкцию народных представлений о языке. Кроме того, теоретически значимым является предпринятый в диссертационном исследовании комплексный подход к изучению избранного фрагмента ЯКМ, включающий формирование и описание ЛСП «говорение», анализ мотивации и этимологии входящих в него единиц и описание наивных знаний о языке, эксплицитно выраженных в метаязыковых высказываниях. Системный, семантический и этимологический аспекты описания диалектной лексики вносят вклад в развитие диалектной лексикологии и лексикографии.
Практическая значимость исследования заключается в возможности использовать его результаты в лексикографической практике, в частности, при дальнейшей работе над «Псковским областным словарем с историческими данными». Разработанный автором алгоритм построения лексико-семантического поля по материалам диалектного словаря может применяться при создании автоматизированной базы данных псковских говоров. Результаты исследования могут быть использованы при подготовке
курсов «Русская диалектология», «Русская лексикология и лексикография», при разработке спецкурсов и спецсеминаров по диалектологии и этнолингвистике.
Объектом исследования являются лексические и фразеологические единицы, относящиеся к теме «язык, речь», а также законченные в смысловом отношении метаязыковые высказывания, т.е. суждения о языке и речи или комментарии, относящиеся к той или иной единице языка.
Предметом исследования являются народные представления о языке и их вербализация в речи носителей диалекта.
Материалом исследования послужили вышедшие выпуски «Псковского областного словаря с историческими данными» (Вып. 1-19, Л.-СПб., 1969 - 2007, издание продолжающееся) и его картотека . Авторская картотека составляет 2800 единиц. В работе рассмотрено 1240 лексических единиц, в том числе 197 устойчивых сочетаний, 490 метаязыковых контекстов.
Цель исследования:
Выявить народные представления о языке и описать их вербализацию, т.е. конкретное, как эксплицитное, так и имплицитное, проявление эт"их представлений в речи носителей диалекта.
Задачи исследования:
1) По материалам ПОС и его картотеки, используя разработанный нами алгоритм, выделить единицы (лексические и фразеологические), относящиеся к теме «язык, речь», описать их семантику в контексте употребления, а также выделить контексты, содержащие метаязыковые высказывания.
* Хранится в Межкафедральном словарном кабинете им. проф. Б.А. Ларина на факультете филологии и искусств Санкт-Петербургского государственного университета.
Сформировать и описать ЛСП «говорение»: выделить ядро и периферию поля, описать семантические классы, подклассы, группы и подгруппы лексики, входящей в поле, выделить зоны пересечения классов и подклассов внутри поля, а также зоны пересечения исследуемого поля с другими полями.
Описать вербализацию имплицитно выраженных представлений о языке: закономерности образования переносных значений в сфере ЛСП «говорение», внутреннюю форму слова, способы мотивации, этимологические связи слов.
4) Описать знания и представления о языке, содержащиеся в
выделенных метаязыковых высказываниях, опираясь на научную картину
языка. Выявить сходства и различия наивной и научной картины языка.
5) Обобщив эксплицитно и имплицитно выраженные представления о
языке, описать «картину языка», отраженную в речи носителей диалекта.
Положения, выносимые на защиту
1) Представления о языке вербализуются эксплицитно, в виде
метаязыковых высказываний, и имплицитно, в виде значений лексических
единиц и их групп, образующих ЛСП «говорение», а также в виде
мотивирующих сем метаречевых лексических единиц. Эксплицитно и
имплицитно выраженные представления обладают разной степенью
осознанности. Доказательством существования имплицитно выраженных
представлений является их вербализация, т.е. проявление в семантике
языковых единиц.
Анализ этимологии и мотивированности единиц ЛСП «говорение» позволяет вскрыть глубинные образы языка в народном языковом сознании.
Метаязыковые высказывания отражают наивную картину языка, свойственную носителям диалекта, которая соотносится с научной, во многом дополняя ее.
4) Комплексный подход к изучению данного фрагмента ЯКМ
позволяет описать как глубинные представления о языке («образы языка»),
так и непосредственные взгляды людей на язык в целом и отдельные элементы его структуры.
Структура исследования Исследование состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии и приложения.
Апробация работы: Основные положения диссертации нашли отражение в докладах и были обсуждены на научных семинарах и конференциях: на Межвузовской научной конференции «Русские народные говоры: история и современное состояние» (Новгород, 26-28 ноября 1997 г.), Международном научном семинаре молодых филологов «Русская литература - мировая литература, русский язык - язык мировой литературы» (Эстония, Таллинн, 17—19 апреля 1998), Межвузовской научной конференции «Псковские говоры (Псковский областной словарь и актуальные проблемы диалектной лексикографии)» (Псков, 19-21 мая 1998 г.), Межвузовской конференции «Русские говоры: история и современное состояние» (Псков, октябрь 2001 г.) и на XXXVI Международной филологической конференции (Санкт-Петербург, 12-17 марта 2007 г.).
Основное содержание работы отражено в следующих публикациях:
Алгоритм формирования лексико-семантического поля «говорение» на материале областного словаря полного типа // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 9. Филология. Востоковедение. Журналистика. Вып. 1. 2008. С. 201-208.
Некоторые наблюдения над способами оценки речевой деятельности носителями диалекта (На материале псковских говоров) // Русские народные говоры: История и современное состояние. Тезисы докладов межвузовской научной конференции. Новгород: НовГУ, 1997. С. 85-86.
3. ТЁМНЫЙ, СЕРЫЙ — функционирование переносных значений в
диалектной речи // Лексическая и грамматическая семантика. Материалы
республиканской научной конференции. Белгород: Изд-во Белгородского госуниверситета, 1998. С. 89-90.
4. Интерпретация молчания носителями традиционной культуры // Studia
slavica. Сб. научных трудов молодых филологов. / Сост. Аурика Меймре.
Таллинн: Таллиннский педагогический ун-т, 1999. С. 135-141.
Диалектная номинация глазами информантов // Псковские говоры (Псковский областной словарь и актуальные проблемы лексикографии). Межвузовский сборник научных трудов. Псков: ПГПИ им. СМ. Кирова, 2001. С. 194-199.
Вербализация представлений о языке в речи носителей диалекта // Севернорусские говоры. Вып. 8. / Отв. ред. А.С. Герд. СПб.: СПбГУ, 2004. С. 252-261.
Алгоритм формирования лексико-семантического поля «говорение» по материалам «Псковского областного словаря с историческими данными»
Проблема реконструкции языковой картины мира по данным словарей, представляющих собой системное описание лексики, давно рассматривается в отечественной и зарубежной лексикографии (Языковая картина мира и системная лексикография 2006; Русский семантический словарь, Новый объяснительный словарь синонимов русского языка). С другой стороны, изучается языковая картина мира, представленная в разных языковых формах, в том числе в народной речи, диалектах. Обращение к диалектному словарю полного типа, каким является «Псковский областной словарь с историческими данными» (далее ПОС), позволяет описать народную языковую картину мира системно, поскольку одним из элементов лексикографического метаязыка данного словаря является отражение системных связей слов. При этом удачным методом описания лексики, сочетающим системность, с одной стороны, а с другой, широту семантических интерпретаций, представляется построение лексико-семантического поля (далее ЛСП). ЛСП «говорение» позволяет концептуализировать такой важный фрагмент языковых знаний человека о мире, как знания и представления о языке.
Возможность представления лексики в виде объединения многих частных систем слов обсуждалась уже в лингвистических трудах XIX в., например, в работах М.М. Покровского. Сам термин «семантическое поле» начал активно употребляться после выхода в свет работ И. Трира и Г. Ипсена. В основе теории семантических полей лежит представление о существовании в языке некоторых семантических групп и о возможности вхождения языковых единиц в одну или несколько таких групп. Элементы отдельного семантического поля связаны регулярными и системными отношениями. Семантические поля могут пересекаться или полностью входить одно в другое, причем значение каждого слова наиболее полно определяется только в том случае, если известны значения других слов из того же поля. Отдельная языковая единица может иметь несколько значений и, следовательно, может быть отнесена к разным семантическим полям. Семантический признак, лежащий в основе семантического поля, может также рассматриваться как некоторая понятийная категория, так или иначе соотносящаяся с окружающей человека действительностью и с его опытом. Об отсутствии резкого противопоставления семантических и понятийных полей говорится в работах И. Трира, А.В. Бондарко, И.И.Мещанинова, Л.М. Васильева, И.М. Кобозевой. При реконструировании поля учитываются также ассоциативные связи слов и субъективный фактор в языке, т.е. отношение говорящего к реальности, высказыванию и собеседнику. Поле реконструируется не само по себе, а в его связи с другими полями и ЯКМ.
ЛСП понимается нами как иерархически организованная совокупность языковых единиц, объединенных синонимическими, антонимическими, деривационными, родо-видовыми и другими отношениями, соотносимых с определенной сферой внеязыковой действительности и объединенных интегральными семами (в центре группировки) или интегральной и дифференциальной семами (на периферии) (см. Караулов 1972; Гак 1993; Кронгауз 2001; Апресян 1995а).
Непосредственной задачей является структурирование семантического поля: описание дифференциальных и интегральных признаков и непосредственно классификация слов данного семантического поля. «Семантические поля... образуют незамкнутые и многократно пересекающиеся семантические группировки, любые две из которых связаны, как и отражаемый ими мир вещей, процессов и идей, непрерывной цепью посредствующих семантических звеньев, независимо от того, насколько далеко друг от друга отстоят в семантическом пространстве языка эти группировки» (Апресян 1995а: 255).
Основной принцип организации поля — структурно-семантический, на основе которого выделяются основные сферы поля — ядро, центр, периферия. Структурные элементы поля связаны иерархическими отношениями, в основе которых лежит семантическое сужение (иерархия отношений представлена на графической схеме в Приложении). Центр лексико-семантического поля образуют единицы семантических классов, классы подразделяются на подклассы, группы и подгруппы, включающие ряды слов с близким, а в отдельных случаях — с тождественным значением, которые в теории и практике создания «Псковского областного словаря с историческими данными» получили название синонимических рядов. Периферия поля — это зона взаимного наложения и взаимодействия полей. Смежные поля тесно взаимодействуют и переходят друг в друга.
Звукоподражание
Активная способность человека производить звук связывается прежде всего с человеческим голосом. Как показывает этимология слова голос, во многих языках понятие голоса связывается со звуком человеческой речи, языком, говорением: инд.-евр. основа gal-s (о) призыв , клич , крик , корень gal-, тот же, что и в ст.-слав. глаголь (Черных 1, 201); голос возводится также к компоненту -so, аналогично лит. garsas звук , др.-инд. bhasa речь, язык , лит. balsas голос , bilti голосить , видимо, родственно с гологблитъ болтать (Фасмер I, 431). В наших материалах корнем гблос-мотивированы такие метаязыковые лексемы, как голосить звать, подзывать Ф Пирявбзе забралась на дерева и давай галасйть: «Бурёха! Краснуха!». Остр.; голосить плакать, причитая «Май мйлыи детушки, куды жы мы денемся проти халбннай зимушки?» — уаласйла мать. Нее.; голосать плакать с причитаниями Па Марке плакать, галасать найду. Н-Сок.; голосовать кричать, вопить Кто это крицит, голосует? {Чернышев, Сказ, и лег., 318); голос плач с причитаниями Инвесту праважают, а ана з гблъсъм, в ноги кланяцца. Гд., голосьба, голошёнье плач с причитаниями на похоронах, свадьбе Бабы на похоронах голосят, голозьбу подымут, как вбдицца. Гд., Какой пакбйник — такб и галошэнье. Слан., Голошэнье и начинаецца, тогда утром свадьба начинаетца. Гд. Характерно, что рассмотренные глаголы являются скорее не речевыми, а «голосовыми», т.е. называют воспроизведение не только звуков человеческой речи, но и крика, плача, пения. Исследователи традиционной народной культуры подчеркивают важность голосовых характеристик речи именно в ритуальной сфере: не случайно ритуальные тексты обычно произносятся особым голосом. Голос как природная функция человека наделяется более широким спектром значений и магических функций, чем другие звуки, служа приметой «этого», т.е. земного, звучащего мира... «Голос — инструмент знакового поведения человека (речи), и он способен приобретать различные семиотические и магические функции — защитную, отгонную, продуцирующую, лечебную и т.д. Семиотизация голоса в культуре (в отличие от его использования естественным языком), как правило, связана с изменением его физических характеристик: повышением или понижением тона, изменением интенсивности (от крика до шепота), ритмической структуры, характера звукоизвлечения и т.п.». (Толстая 1999: 10). Для магических и сакральных текстов характерно намеренное изменение голоса (крик, шепот, .говорение высоким, низким, толстым, тонким голосом, подражание голосам животных и птиц, скороговорка, рифмовка, звуковые повторы).
Большинство речевых глаголов генетически восходят к звукоподражанию, причем во многих из них звуковая мотивация утрачена и восстанавливается только с помощью специальных разысканий в области этимологии. Таковы, например, глаголы говорить (родственно лтш. gaura болтовня , gaurat, -aju свистеть; бушевать , gavilet, -eju буйно ликовать; петь (о соловье) , лит. gauju, gauti выть , д.-в.-н. gikewen звать , англос. ciegan (из kaujan) — то же, гутнийск. kaum вой , д.-в.-н. kuma жалоба , др.-инд. jdguve издаю звук, кричу , греч. yooq жалоба , уоаю жалуюсь, плачу : Фасмер I, 424); молвить (по мнению М. Фасмера, родственно др.-инд. bravlti говорит , авест. mraoiti — то же, mraite, инф. говорить, читать : Фасмер II, 641; П.Я. Черных считает, что слово одинокое, но приводит версии языковедов, возводящих к и.-е. корню mel- (греч. \iiXoq песня ): Черных 1, 539); врать (М. Фасмер считает, что родственно греч. оратор , ргтшр, скажу , лтш. vervelet, -eju бубнить, быстро тараторить (из verver-); сюда же относят лит. vardas название , лтш. vards — то же, др.-прусск. wTrds слово , лат. verbum, гот. waiird слово . O.H. Трубачев считает, что слово врать только великорусск., поэтому целесообразнее видеть в нем новообразование и объяснять его на основе врЬти кипеть говорить чепуху и производить врать из за-верётъ, за-вбра (Фасмер I, 361); П.Я. Черных добавляет и.-е. корень цег говорить , вещать ); кричать (от крик: звукоподражание, родственное лит. kryksti пронзительно кричать, визжать ; лтш. krika смеющийся , kriklis крикун , греч. крі со трещу, скриплю, громко смеюсь , кріуті сова , др.-исл. hrikja скрипеть , др.-исл. skrikia крик птицы , др.-англ. scric дрозд : Фасмер II, 377). Однако большинство звукоподражательных речевых глаголов обладают достаточно прозрачной внутренней формой, так что возможно выделить основные типы звуков, имитация которых легла в основу их структуры.
Звукоподражание
Обобщенные суждения о языке и речи, описывающие какое-либо их свойство или функцию, редко встречаются в спонтанной устной речи носителей крестьянской культуры: языковая рефлексия требует конкретной ситуации, примера, аналогии, причем, как будет показано ниже, примеры приводятся чаще всего из сферы лексики. Однако на основе анализа метаязыковых высказываний информантов нам удалось выявить общие представления о языке.
— Язык является принадлежностью любой нации, народа (Фсякую нацию я видела, фсяки языки слышала. Остр?), передается из поколения в поколение, осваивается ребенком в детстве и сохраняется на всю жизнь. Эту идею передают лексемы русский свойственный русским, россиянам Руский изык, гъварят, самый тижблый. Кр.\ родной свойственный тому месту, где родился (родной язык язык, на котором говорят с раннего детства ); природа: по природе по прирожденному свойству ; наследство то, что осталось от предшествующих поколений , старики представители старшего поколения , а также термины родства отец, мать: Родной язык ни пиримёниш. Пуст. Нам язык ня пярямёниватъ, фее такой будя суконный. Пушк. У них разгавор свой пайдётъ, будетъ у ней уэюэ наречие, так и да смерти. On. Па природы, па наслётству так гаварйм. Пушк. Как отец с матерью, так и он наворачивает. Остр. Мы-тъ am старикбф тджэ нарёчий-тъ берём, паэтъму и мы балтаим так. Пек.
— Язык — прежде всего устная речь, которая противопоставляется речи письменной: Я тблька языком знаю, я граматы ня знаю. Остр. Ана францускую грамъту знала, а заварить не умёлъ. Печ. (грамота система письменных знаков для передачи речи ).
— Устной речи свойственен автоматизм; процесс порождения устной речи отличается легкостью, нематериальностью. Представление о речевом автоматизме реализуется в наблюдениях над речемыслительной деятельностью: слово спонтанно возникает в сознании {Йнъший рас и не думают наш словам, а анб самб придёт. Вл. Вот так говориш и не замечаеш. Н-Рж.) и зачастую спонтанно произносится. Представление о нематериальности речи особенно актуально в ситуации диалектной записи, когда не контролируемый говорящим речевой процесс получает контроль со стороны диалектолога. Это представление вербализуется в лексемах, объединенных семой ловить . Глагол ловить употребляется в значениях: добывать, захватывать с помощью специальных приспособлений {Ночъями рыбу лбвлютъ. Остр?) , подкараулив, хватать добычу {На днях убили лисщу — курёй лавила. Вл.); стараться не упустить что-н. важное, нужное Нада лавйть, кагда мак сазрёит. Пушк. Представление о том, что ловить, т.е. записывать, можно звучащие слова, вербализуется с помощью глаголов и фразеологических единиц: ловить слушая собеседника, отмечать, записывать Я говорю, a ami эта и ловят, и записывают. Дн. Дёфки нашы слова лбвют. Пек. Вот так говориш и не замечаеш, а вы ловите фсё. Н-Рж; ловить на ушки то же Тань, ты записываешь, так и ловишь меня на ушки. On.; пойма ть услышав, зафиксировать Мнбга ли ана am яво слоф-та паймала?; уловить то же Можна, канёшна, улавйть аддёлъныи речи, када ф поли работают. Идея нематериальности устного слова реализуется также в метафорических контекстах: Слоф мне не жалкъ, мне их за спиной ни насгипъ. Печ. С моих слоф дом не выстроит. Кр.
— Тот язык, на котором говорят деревенские жители — это диалект, т.е. территориальная разновидность национального языка. Говорящие отмечают такое явление, как диалектное членение русского языка: Нарбт руський, а гаварйт розна. Вл. Руские-то мы феи, а у кажнова свае наречие. Гд. У кавб какая нарёция, как-то разный йизыкй. Пушк. Представление о собственной форме говорения, каковой является местная, территориальная разновидность языка, требует детального рассмотрения, поскольку в лингвистических представлениях отражаются представления социальные и культурные.
Похожие диссертации на Вербализация народных представлений о языке носителями диалекта : на материале псковских говоров
