Содержание к диссертации
Введение
Часть первая. Теоретические основания исследования временной перспективы личности и индивидуального хронотопа 22
Глава 1. Способность к апперцепции и целестремительность
как фундаментальные свойства психического 22
Глава 2. Хронотопы разных культур 47
2.1. Хронотопы первобытных культур 49
2.2. Хронотоп Античности 54
2.3. Хронотоп Средневековья 57
2.4. Хронотоп Нового времени 66
2.5. Хронотоп современного человека 75
2.6. Временная перспектива и смертность человека 92
2.7. Хронотоп российской культуры 97
Глава 3. Психологические исследования личностного времени 111
3.1 .Типологический подход к изучению личностного времени 113
3.2. Причинно-целевая концепция психологического времени 132
3.3. Мотивационный подход в изучении временной перспективы 135
3.3.1.Феномен и понятие временной перспективы 135
3.3.2.Когнитивно-мотивационная теория Ж.Нюттена 139
3.3.3.Дальнейшие исследования в рамках
когнитивно-мотивационной теории 160.
3.4. Выбор основного понятия и подхода 163
Глава 4. Временная перспектива и личность 168
4.1. Теория личности Л.И.Божович: от структурной модели к функциональной 169
4.2. Воля. Произвольность. Интенциональность 194
4.2.1. «Викторианская» воля: способность
к самопринуждению 194
4.2.2. Воля как «орган будущего» 199
4.2.3. Две реальности воли. Воля и прозвольность 207
4.3. Временная перспектива как предмет психологического исследования в контексте развития личности 213
Часть вторая. Онтогенетическое развитие временной перспективы как составляющей индивидуального хронотопа 221
Глава 5. Развитие индивидуального хронотопа в младенчестве 222
Глава 6. Развитие индивидуального хронотопа в раннем детстве 237
Глава 7. Развитие индивидуального хронотопа в дошкольном возрасте 243
7.1. Предвосхищение будущего с позиции психоаналитической трактовки Эдиповой фазы 243
7.2. Циклическое и линейное время в дошкольном детстве 246
7.3. Освоеные «шкалы возрастов» 249
7.4. Освоение «шкалы возрастов» дошкольниками, воспитывающимися в учреждении для детей-сирот 253
7.5. «Три желания» дошкольников 90-х 257
7.6.Воля, произвольность и игра в дошкольном детстве 261
Глава 8. Развитие индивидуального хронотопа в младшем школьном возрасте 270
8.1. Особенности мотивационных предпочтений 271
8.2. Экспериментальная площадка «Введение в знаковые формы работы с культурой через организацию символического творчества ребенка» 272
8.3.Особенности пространственных представлений ушкольников,
обучающихся по разным программам 276
8.4. Освоение времени 280
8.5. Пять автопортретов и временной модус Я-концепции 290
8.6. Предпочтение возраста и жизненные цели 292
8.7. Латентный период с позиции психоанализа 303
Глава 9. Временная перспектива в отрочестве и юности 304
9.1. Особенности отношения к будущему как критерий,
разделяющий подростковый и ранний
юношеский возраста 305
9.2. Динамика изменения мотивации и временной перспективы будущего в отрочестве и юности 311
9.3. Динамика тендерных различий 317
9.4. Темпоральные и содержательные аспекты временных перспектив старшеклассников 322
9.5. Факторная структура временной перспективы 326
9.6. Кросс-историческое исследование временных перспектив: 1980-1996 гг 342
9.7. Временные перспективы подростков и юношей начала XXI века 350
9.7.1. Возрастные особенности временной перспективы учащихся старшего подросткового ираннего юношеского возраста 354
9.7.2. Сравнительное исследование особенностей мотивации и временной перспективы у старших школьников, обучающихся в бразовательных учреждениях разных типов 3 69
9.7.3. Сравнительное исследование временной ориента ции выпускников ГОУ и вальдорфской школы 374 '
9.7.4. Итоги кросс-исторического исследования 381
9.8. Динамика предпочтений возраста в подростковом и раннем юношеском возрастах 3 85
9.9. Психологическое здоровье и девиации в развитии временной перспективы 395
9.9.1. Временная перспектива подростков из учреждений для сирот 401
9.9.2. Временная перспектива юношей с аддиктивным поведением 412
9.10. Общие итоги изучения временной перспективы в подростковом и раннем юношеском возрастах 418
Глава 10. Социально-психологическое исследование временной перспективы как составляющей ментальное 425
10.1. Интенциональность как аспект ментальности 427
10.2. Методика исследования 438
10.3. Факторная структура целей, представленных в массовом сознании 443
10.4. Главная жизненная цель 449
10.5. Соотношение целей и ценностей 451
10.6. Специфика жизненных целей в половозрастных и социальных группах 455
10.6.1. Жизненные цели мужчин и женщин 455
10.6.2. Возрастная динамика жизненных целей 457
10. 6.3. Специфика жизненных целей в группах разного образовательного уровня 465
10.6.4. Специфика жизненных целей в разных социальных слоях общества 469
Заключение 474
Библиография
- Хронотоп Средневековья
- Мотивационный подход в изучении временной перспективы
- Временная перспектива как предмет психологического исследования в контексте развития личности
- Освоеные «шкалы возрастов»
Введение к работе
Диссертационная работа посвящена изучению развития временной перспективы личности в онтогенезе с позиции культурно-исторического подхода. Временная перспектива понимается в данном исследовании как заданная культурой форма интенциональности субъекта в единстве ее темпоральных и пространственных характеристик. Понимаемая таким образом временная перспектива является репрезентацией мотивационной сферы, каждый элемент которой (мотив) представляет собой неразрывное единство предметного содержания мотива, определяемого его местом в ценностно-смысловом поле личности (пространственная характеристика), и антиципируемого периода реализации этого предметного содержания (временная характеристика). Такой подход позволяет исследовать временную перспективу в качестве специфического хронотопического образования.
Актуальность диссертационного исследования
Категории времени и пространства всегда была важны для понимания жизни человека и мира, однако с начала прошлого века именно категория времени приобрела особое значение. То, что фактор времени стал играть – объективно и субъективно - столь важную роль в жизни людей ХХ и начала ХХI в.в., обычно связывают с ускорением процессов общественного развития, со все возрастающим темпом технологического прогресса, с тенденциями глобализации и переходом к префигуративному (М.Мид) типу культуры.
В психологии интерес к проблемам, связанным с временными аспектами человеческого существования, также рос на протяжении всего ХХ века, но особенно стремительно - в последние десятилетия. Различные аспекты проблемы «человек и время» стали предметом исследований как отечественных, так и зарубежных авторов, принадлежащих к различным научным школам и направлениям (К.А.Абульханова-Славская, Г.А.Архангельский, Р.А.Ахмеров, Т.Н.Березина, Е.И.Головаха, В.И.Ковалев, А.А.Кроник, Н.Ф.Наумова, А.В.Петровский, А.Сырцова, В.Э.Чудновский, A.Aall, A.Adler, G.Allport, L.B.Ames, J.Arlow, Ch. Bhler, C.A.Colarusso, T.J.Cottle, P.Fraiss, L.K.Frank, P.Hartocollis, W.Lens, K.Lewin, A.Maslow, R.May, J.McGrath, J.Kelly, J.Nuttin, G.W.Allport, S.Rechtchaffen, R.Seginer, B.Zazzo, P.G.Zimbardo и др.). Один из этих аспектов – отношение к будущему, временная перспектива будущего.
Уже самые общие представления о природе психического в качестве едва ли не главной ее характеристики фиксируют способность «видеть вперед» и учитывать фактор будущего в поведении. Эту способность разные исследователи называют по-разному: «антиципация» (В.Вундт, Б.Ф.Ломов, Е.А.Сергиенко, Е.Н.Сурков), «опережающее отражение» (П.К.Анохин), «целестремительность» (П.Я.Гальперин), «целенаправленность» (В.К.Вилюнас), «образ потребного будущего», способность «моделировать будущее» (Н.А.Бернштейн), «вероятностное прогнозирование» (И.М.Фейгенберг) и т.п. Проявляясь даже в простейших актах поведения самых примитивных живых существ, обладающих психикой, на уровне человека антиципация, целевая детерминация становятся важнейшими характеристиками человека как личности, как субъекта деятельности, как индивидуальности. Можно согласиться с Г.Олпортом, писавшим, что вопрос о том, какого рода будущее пытается осуществить человек, - это самый важный вопрос, который мы можем задать о всяком смертном.
Отдельным, сравнительно мало разработанным направлением исследований временной перспективы будущего является изучение онтогенеза временной перспективы, понять который можно, лишь рассматривая этот процесс в более широком контексте развития личности как культурного феномена.
С начала ХХ в. ведется интенсивное освоение идеи хронотопа - принципиального и неразрывного единства времени и пространства в физическом мире (А.Эйнштейн), в мире человеческой культуры (М.М.Бахтин), в мире отдельного человека, его физиологии и психологии (А.А.Ухтомский, В.П.Зинченко, А.И.Миракян, Ф.Т.Михайлов, Т.В.Снегирева, В.С.Собкин и др.). Человек, развиваясь в «пространстве-времени детства» (Д.И.Фельдштейн), становится «культурным человеком» в «пространстве-времени» вполне определенной культуры с присущим ей хронотопом как координатной сетки, внутри которой это развитие происходит. Эта координатная сетка зафиксирована в языке, в ритуалах обыденной жизни, в системе религиозных, моральных, исторических, других представлений народа, в представлениях о возрастах жизни, в тех социальных институтах, которые эти возраста поддерживают, в системе воспитания и обучения подрастающего поколения, в знании о конечности земной жизни и идеях о смерти и возможном или невозможном бессмертии, в социальных ожиданиях, которые сознательно или неосознанно, явно или неявно адресуют ребенку окружающие его взрослые и общество в целом. Актуальным поэтому представляется проанализировать процесс развития временной перспективы человека в контексте не только становления его личности, но и индивидуального хронотопа, формирование которого происходит в процессе «присвоения» ребенком хронотопа вполне определенной культуры.
В настоящей работе индивидуальный хронотоп понимается как характерное для индивида сочетание временных и пространственных составляющих его интенциональности. Последняя интерпретируется как бытийное состояние пристрастности отношения человека к миру.
Объект исследования: временная перспектива личности.
Предмет исследования: становление временной перспективы личности в контексте культурного развития индивидуального хронотопа.
Цель исследования - провести теоретическое и эмпирическое изучение развития временной перспективы личности с позиции культурно-исторического подхода.
Общая гипотеза исследования
Онтогенетическое развитие временной перспективы происходит в соответствии с принципом гетерохронии: в онтогенезе периоды преимущественного развития темпоральных характеристик временной перспективы сменяются периодами преимущественного развития ее пространственных характеристик. Каждый этап онтогенеза вносит качественно своеобразный вклад в развитие временной перспективы личности и характеризуется определенными факторами, оказывающими наибольшее влияние на ее формирование.
Частные гипотезы исследования
-
В онтогенезе периоды интенсивного развития временной стороны хронотопа (младенчество, дошкольное детство, отрочество и юность) закономерно чередуются с периодами интенсивного развития его пространственной стороны (раннее детство, младший школьный возраст).
-
Эти периоды являются сензитивными для развития соответствующей стороны хронотопа, а также воли и произвольности как разных феноменологических реальностей воли. Этапы преимущественного развития временной стороны хронотопа благоприятны для становления воли как свободного желания, как «органа будущего», а этапы преимущественного развития его пространственной стороны - произвольности как умения в режиме «здесь-и-теперь» владеть своим поведением в ситуации разнонаправленности мотивов, внутренних и внешних требований.
-
Характеристики индивидуального хронотопа могут служить дифференцирующим критерием при сравнении особенностей личностного развития на детско-юношеских этапах онтогенеза. В периоды интенсивного становления временной стороны хронотопа дифференцирующими являются его темпоральные характеристики, а в периоды интенсивного развития пространственной стороны – характеристики ценностно-смыслового содержания.
-
Развитие временной перспективы и индивидуального хронотопа в детстве, отрочестве и юности определяется, наряду с возрастным фактором, такими факторами, как историческое время, социальная ситуация развития, особенности обучения и воспитания.
-
Характеристики временной перспективы являются важным показателем психологического здоровья современных подростков и юношей.
-
Особенности временной перспективы в молодости и зрелости связаны с такими результирующими параметрами жизненного пути человека, как уровень и характер образования, профессиональная ментальность, социальный статус, которые могут нивелировать ее возрастную специфику.
Задачи исследования
1.Осуществить теоретический анализ положений эволюционного подхода к развитию временной перспективы, описывающих филогенез психических механизмов предвосхищения будущего.
2. Провести теоретико-культурологический анализ проблемы хронотопа культуры, его особенностей и характеристик в разных общественных формациях на разных исторических этапах их развития, включая современный период российского общества.
3.Проанализировать различные направления исследований психологического времени и временной перспективы в контексте представлений о развитии личности и субъектности человека.
4.Обосновать продуктивность культурно-исторического подхода к проблеме временной перспективы в процессе формирования личности.
5. Провести изучение предпосылок развития временной перспективы личности и механизмов волевого поведения на ранних этапах онтогенеза - в младенчестве, раннем и дошкольном возрастах.
6. Изучить особенности развития временной перспективы и индивидуального хронотопа в младшем школьном возрасте. Рассмотреть влияние на этот процесс различной организации учебной деятельности.
7. Выявить характеристики временной перспективы в подростковом и юношеском возрастах. Определить характеристики временной перспективы, которые могут служить показателями психологического здоровья личности и некоторых форм его нарушения.
8. Провести исследование специфики развития временной перспективы у воспитанников учреждений для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей.
9.Провести кроссисторическое исследование, проанализировав особенностей временной перспективы подростков и юношей 1980 - 2000-ых г.г.
10.Осуществить социально-психологическое исследования интенциональной стороны ментальности взрослых людей для выявления связи ее характеристик с такими факторами как социальный статус, уровень образования, материальное положение, гендер.
11.Разработать концепцию развития временной перспективы, базирующуюся на культурно-историческом подходе к пониманию личности.
Теоретико-методологическую основу исследования составили: положения культурно-исторической теории Л.С.Выготского, его представления о структуре и динамике возраста, о социальной среде как источнике психического развития ребенка; теория личности и представления об этапах ее формирования в онтогенезе Л.И. Божович; теория психического развития ребенка А.Н.Леонтьева, А.В.Запорожца, Д.Б.Эльконина, в частности, положение о специфике психического развития ребенка в онтогенезе как процессе присвоения социокультурного опыта, учение о ведущей деятельности, концепция возрастной периодизации психического развития ребенка, представления о социальной ситуации развития; продолжение и развитие этого направления в работах В.В.Давыдова, О.А.Карабановой, М.И.Лисиной, Л.Ф.Обуховой, К.Н.Поливановой, В.В.Рубцова, В.И.Слободчикова, Е.О.Смирновой, Г.А.Цукерман, Б.Д.Эльконина; идеи конкретно-исторического подхода к изучению личности А.В.Толстых; положения субъектно-деятельностного подхода С.Л.Рубинштейна, А.В.Брушлинского; принципы целостности личности в подходе к изучению личностного времени К.А.Абульхановой-Славской; идеи хронопсихологии А.В.Петровского; представления о хронотопе А.А.Ухтомского, М.М.Бахтина, В.П.Зинченко, В.С.Собкина; психосоциальный подход Э.Эриксона; теория психологического пространства и временной перспективы К.Левина; мотивационный подход к изучению временной перспективы будущего Ж.Нюттена.
Методы исследования
-
Констатирующая стратегия, включающая различные методы эмпирического исследования, в числе которых: метод мотивационной индукции ММИ Ж.Нюттена в нашем переводе и адаптации, методика мотивационных предпочтений, методика «Золотой возраст» (вариант А.М.Прихожан), разработанная нами совместно с И.Г.Дубовым методика социально-психологического исследования интенциональной стороны ментальности, разнообразные рисуночные методы. Параллельно использовались различные диагностические методики для соотнесения характеристик временной перспективы с личностными и поведенческими особенностями. Констатирующая стратегия с использованием ММИ легла в основу кроссисторического исследования временной перспективы подростков и юношей.
-
Формирующая стратегия использовалась, во-первых, в рамках деятельности экспериментальной площадки, направленной на внедрение, отработку и мониторинг эффективности педагогической технологии, в основу которой заложены определенные принципы формирования пространственных и временных представлений, освоения хронотопа культуры; во-вторых, в рамках разработки и апробации активных методов в контексте научно-методического обеспечения деятельности психологической службы образования.
Статистическая обработка данных осуществлялась с помощью программного пакета SPSS Windows 15.5 и включала анализ достоверности различий, дискриминантный анализ, факторный и кластерный анализы.
Характеристика обследованных групп. В исследовании приняли участие более 3000 человек разных возрастов. Большую часть выборки (более 2000 чел.) составили дети и подростки, учащиеся общеобразовательных школ гг. Москвы, Санкт-Петербурга, Новосибирска, Смоленска, Суздаля, Уфы, Орехово-Зуево; воспитанники детских домов, школ-интернатов, детских деревень системы SOS-киндердорф. Взрослую выборку составили 1000 жителей г. Москвы в возрасте от 18 до 60 лет.
Положения, выносимые на защиту
1. Временная перспектива личности представляет собой специфическое хронотопическое образование, которое, с позиции культурно-исторического подхода, можно рассматривать как высшую психическую функцию, натуральной основой которой является способность живого организма, наделенного психикой, учитывать в своем поведении пространственно-временные характеристики земного существования. На каждом новом этапе эволюционного развития психики увеличивается мощность этой способности, формируются все более совершенные механизмы ее реализации. Человеческий уровень развития психики в качестве главного основания такого механизма включает присвоение индивидом хронотопа культуры как системы зафиксированных в знаках, орудиях деятельности представлений о времени и пространстве, причем не только физическом, но и ценностно-смысловом.
-
Становление индивидуального хронотопа как характерного для отдельного индивида сочетания временных и пространственных составляющих его интенциональности происходит в пространстве-времени определенной культуры, определяющей специфику в представлениях о пространстве и времени, паттернах отношения к ним у людей разных культур в различные исторические эпохи.
-
Онтогенетическое развитие временной перспективы личности подчиняется принципу гетерохронии: периоды преимущественного развития ее темпоральных характеристик сменяются периодами преимущественного развития пространственных характеристик. Принцип гетерохронии дополняет представление о линейности в развитии временной перспективы, в соответствии с которым фиксируется ее последовательное расширение как в темпоральных, так и в пространственных параметрах (К.Левин).
-
Каждый этап детско-юношеского онтогенеза вносит качественно своеобразный вклад в развитие временной перспективы личности и является сензитивным для развития разных сторон хронотопа.
4.1. Происходящий на самых ранних этапах новорожденности переход от физиологического ритма существования эмбриона в материнском организме и непосредственной пренатальной общности «мать-ребенок» к ритму культурного взаимодействия матери и ребенка является началом становления индивидуального культурного хронотопа ребенка. На первом году жизни преимущественно развивается временная сторона индивидуального хронотопа, что проявляется в существенном увеличении времени антиципации удовлетворения органических и социальных потребностей. В раннем детстве происходит преимущественное развитие пространственной стороны индивидуального хронотопа: ребенок активно «встраивает» свое тело в физическое пространство и в пространство предметов культуры, «присваивает» эти пространства, овладевая доступными ему в непосредственном контакте предметами. Дошкольное детство - период преимущественного развития, на качественно новом уровне, временной стороны индивидуального хронотопа: временная перспектива дошкольника начинает включать его представления о всей предстоящей жизни, в том числе представления о конечности жизни, о возрастах жизни, интенсивно развивается способность к целеполаганию и планированию во времени своих действий.
4.2. В младшем школьном возрасте происходит интенсивное развитие пространственной стороны индивидуального хронотопа, а переходный возраст, включающий отрочество и раннюю юность при специфичности каждого из этих периодов - для развития его временной стороны. В переходном возрасте именно темпоральные характеристики временной перспективы выступают в качестве дифференцирующего критерия при сравнении между собой различных групп подростков и юношей/девушек, в то время как в младшем школьном возрасте подобным дифференцирующим критерием служат пространственные характеристики временной перспективы и индивидуального хронотопа.
-
Этапам развития временной перспективы и, шире, индивидуального хронотопа соответствуют определенные этапы в развитии воли и произвольности. Периоды преимущественного развития временной составляющей хронотопа являются в то же время периодами развития воли, понимаемой как «свободная воля», как обращенное в будущее желание. Периоды преимущественного развития пространственной составляющей хронотопа – это периоды становления произвольности как способности к владению своим поведением в актуальном, «здесь-и-теперь» существующем пространстве жизнедеятельности. В раннем юношеском возрасте эти две реальности воли в определенном смысле объединяются: возникновение жизненного плана, т.е. целей и мотивов, во времени далеко выходящих за пределы актуальной ситуации жизнедеятельности субъекта, становится средством саморегуляции, преодоления ситуативности поведения, формирования способности к активному (а не реактивному) поведению. Возникновение такого способа овладения собственным поведением является и критерием перехода от подросткового к раннему юношескому возрасту, и существенным параметром психологического здоровья и психологической зрелости личности на данном возрастном этапе ее развития.
-
Выявленные закономерности становления индивидуального хронотопа служат подтверждением основанной на деятельностной концепции гипотезы о возрастной периодизации, предложенной Д.Б.Элькониным: периоды преимущественного развития временной составляющей хронотопа и воли как «органа будущего» соотносимы с периодами развития мотивационной стороны деятельности в периодизации Д.Б. Эльконина, а периоды преимущественного развития пространственной составляющей хронотопа и произвольности - с периодами развития операционально-технической стороны деятельности.
7. Специфика временной перспективы в отрочестве и юности в значительной степени определяется актуальным социокультурным контекстом. Этот контекст влияет также на ту возрастную границу, которая разделяет подростковый и ранний юношеский возраста, сдвигая эту границы в зависимости от конкретной социальной ситуации развития подростка.
8. Гендерные различия временных перспектив выражаются в специфике содержания, а также более сложной и противоречивой динамике изменения временной перспективы у девушек, по сравнению с юношами, что определяется существующей в обществе гендерной асимметрией.
9. На взрослых этапах онтогенеза временная перспектива определяется не столько возрастными, сколько индивидуальными особенностями жизненного пути. Это проявляется в вариабельности временной перспективы в зависимости от социального статуса, имущественного положения, образовательного уровня и гендерных характеристик человека.
8. Разработанная концепция развития временной перспективы, базирующаяся на культурно-историческом подходе к пониманию личности, расширяет представления об онтогенезе временной перспективы за счет введения принципа гетерохронии развития пространственной и темпоральной составляющих индивидуального хронотопа, позволяет описать качественное своеобразие этапов развития временной перспективы как специфического хронотопического образования.
Научная новизна. Обоснована продуктивность подхода к рассмотрению временной перспективы личности как хронотопического образования.
Теоретически и эмпирически доказано, что развитие временной перспективы в детстве, отрочестве и юности подчиняется принципу гетерохронии: периоды преимущественного развития временной составляющей хронотопа чередуются с периодами преимущественного развития его пространственной стороны. В логике такой периодизации дифференцирующими критериями личностного развития разных категорий детей служат соответственно временные или пространственные составляющие хронотопа.
Впервые проведено кроссисторическое исследование особенностей формирования временной перспективы у подростков и старшеклассников, время взросления которых приходилось на различные периоды жизни нашего общества: периода «застоя» (конец 70-начало 80-х г.г. ХХ в.), годы перестройки (середина и конец 80-х г.г.), постсоветский этап развития (90-е г.г.) и начало XXI в. Продемонстрировано значительное, по сути прямое, влияние социокультурного контекста на характер временных перспектив подрастающего поколения.
Доказано влияние способа организации учебной деятельности в начальной школе на развитие индивидуального хронотопа, преимущественно его пространственной составляющей.
Выявлены особенности временной перспективы воспитанников учреждений для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, специфика которой на всех этапах школьного детства состоит в характеризующей мотивационную сферу таких детей жесткой привязанности (содержательной и темпоральной) их мотивов к актуальной ситуации жизнедеятельности, в сокращенности их временной перспективы.
Использование мотивационного подхода, включая специально разработанный инструментарий, для социально-психологического исследования интенциональной стороны ментальности большой по численности группы взрослого населения (18 - 60 лет) выявило зависимость интенциональности от пола, возраста, образовательного и социального уровня респондентов.
Теоретическая значимость. Представлено теоретическое и эмпирическое обоснование нового научного подхода к изучению онтогенеза временной перспективы личности в контексте развития индивидуального хронотопа. Разработанная концепция развития временной перспективы, базирующаяся на культурно-историческом подходе к пониманию личности, расширяет представления об онтогенезе временной перспективы за счет введения принципа гетерохронии развития пространственной и темпоральной составляющих индивидуального хронотопа, позволяет описать качественное своеобразие этапов развития временной перспективы как специфического хронотопического образования. Данный подход развивает традицию культурно-исторической психологии, рассматривая индивидуальный хронотоп как имеющий натуральную основу в форме сущностной способности живых существ, наделенных психикой, к антиципации, но получающий собственно человеческую определенность в процессе освоения (присвоения) индивидом хронотопа той или иной культуры.
Заявленный подход, реализованный в теоретическом и эмпирическом исследовании, расширяет представления об онтогенетическом развитии личности, индивидуальности и субъектности человека, позволяет выдвинуть гипотезу о процессе становления волевой структуры личности.
Выявленная гетерохронность развития индивидуального хронотопа расширяет доказательную базу представлений Д.Б.Эльконина о периодизации психического развития. Описанные в ней периоды развития мотивационной стороны деятельности являются также периодами, сензитивными для развития временной составляющей хронотопа и воли, а периоды преимущественного развития операционально-технической стороны - пространственной составляющей и произвольности.
Использование мотивационного подхода, включающего специально разработанный инструментарий эмпирического исследования, для изучения интенциональной стороны ментальности расширяет возможности социально-психологического исследования интенциональности больших по численности групп взрослого населения, что дает принципиальную возможность проведения мониторинговых исследований ментальности как социокультурного феномена.
Методологический и методический подходы к изучению временной перспективы, реализованные в исследовании, могут служить основанием для разработки проблем новой междисциплинарной области исследования - социальной психологии развития.
Практическая значимость исследования. Выявленные в исследовании закономерности и факты могут быть использованы в практической психологии образования как в диагностической, развивающей, консультационной работе практического психолога с детьми, родителями, учителями и воспитателями, так и в создании технологий обучения и воспитания детей разных возрастов, экспертизы образовательных программ и технологий.
Материалы исследования могут быть использоваться в работе с особыми контингентами детей и взрослых - детьми-сиротами, подростками с аддиктивным и делинквентным поведением, людьми, находящимися в состоянии посттравматического стресса и т. п. в контексте обеспечения их психического здоровья и конструктивного личностного развития.
Данные и выводы исследования могут послужить основой для проведения конкретных психологических и социально-психологических исследований в области социальной психологии развития.
Полученные результаты используются в процессе профессиональной подготовки и повышения квалификации психологов, социальных педагогов, воспитателей и учителей в рамках курсов «Психология личности», «Психология развития и возрастная психология», «История и теории социальной психологии развития», «Психология подростка», «Эмоционально-личностные нарушения на различных этапах онтогенеза», «Ребенок без семьи» и др.
Внедрение результатов исследования. Результаты исследования вошли в качестве составной части в разработку научно-методических основ детской практической психологии и психологической службы образования, которые велись в Психологическом институте РАО; внедрены в практику работы психологической службы образования России.
Полученные в диссертационном исследовании разработки вошли в комплекс диагностических и реабилитационных методов работы с лицами, пережившими травматический стресс.
Материалы исследования использовались в практике деятельности международной организации SOS – Детские деревни, в частности, при отборе кандидатов на должность матерей-воспитательниц, в программе их подготовки для работы с детьми-сиротами в детских деревнях (в рамках «школы матерей»), непосредственно в работе с воспитателями и воспитанниками детской деревни-SOS-Томилино; послужили основой для создания ряда методических рекомендаций, адресованных работникам учреждений для детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, а также созданной по заказу Министерства образования и науки РФ (2008 г.) программе отбора кандидатов для замещающих семей и работы с ними.
Материалы исследования использовались при разработке серии реабилитационных программ для работы с разного рода трудными семьями в условиях стационара Московской службы психологической помощи населению.
Эти материалы были также использованы в разработке и осуществлении деятельности экспериментальной площадки «Введение в знаковые формы работы с культурой через организацию символического творчества ребенка» (ГОУ СОШ № 1096 г. Москвы), а также ГОУ СОШ № 19 г. Новосибирска и №№ 6, 36, 39 г. Смоленска, где велось и ведется преподавание по технологии «Росток».
Результаты исследования используются в образовательном процессе для обучения аспирантов и студентов Московского городского психолого-педагогического университета, факультета психологии ГАУГНа, факультета психологии УРАО, Института психологии им. Л.С.Выготского РГГУ, Психологического института РАО, а также для повышения квалификации педагогов и психологов в рамках факультета повышения квалификации МГППУ.
Надежность и обоснованность результатов исследования обеспечена последовательной реализацией методологических позиций, теоретической и методической проработанностью проблемы; использованием взаимодополняющих методов исследования; содержательным сравнительным анализом феноменологии явления и связей, выявленных на обширной репрезентативной выборке (n=3000 в эмпирическом исследовании).
Обоснованность данных обусловливается адекватностью измерений, тщательной статистической обработкой материала; перепроверкой отдельных вызывающих сомнение результатов; соотнесением количественных и качественных данных.
Апробация исследования. Основные положения и результаты работы неоднократно представлялись на научных сессиях Психологического института РАО; докладывались автором на симпозиуме «Психологическая служба в школе» (Таллин, 1983), Всесоюзной конференции «Научно-практические проблемы школьной психологической службы» (Москва, 1987), VII съезде Общества психологов СССР (Москва, 1989), I съезде практических психологов образования России (Москва, 1994), II съезде практических психологов образования России (Пермь, 1996), Всероссийской научно-практической конференции «Ребенок в современном обществе» (Москва, 2007), Международной научно-практической конференции «Психологические проблемы семьи и личности в мегаполисе» (Москва, 2007), Международной научно-практической конференции «Современные проблемы психологии личности: теория и практика» (Москва, 2008), международных симпозиумах «Психологические проблемы смысла жизни и акме» (Москва, 2008, 2009), Международной конференции «Общение и развитие в детском возрасте» (Москва, 2009), Международной научно-практической конференции «Психологические инновации в экономике и финансовом бизнесе» (Москва, 2009), I Всероссийской научно-практической конференции «Социальная психология малых групп» (Москва, 2009), II Всесоюзной научно-практической конференции по психологии развития «Другое детство» (Москва, 2009).
Диссертация обсуждена на расширенном заседании лаборатории научных основ детской практической психологии Психологического института РАО (2009) и на расширенном заседании кафедры возрастной психологии Московского городского психолого-педагогического университета (2010).
Материалы диссертации отражены в 68 публикациях по теме исследования общим объемом 84,5 п.л.
Хронотоп Средневековья
Начнем рассмотрение проблемы развития временной перспективы с возможных ответов на вопросы о том, когда и почему (или зачем) появляется в эволюции живой природы способность живых существ к предвидению, что определяет необходимость появления такой способности и как, хотя бы гипотетически, можно проследить «постепенное приобретение», развитие такой способности в филогенезе.
«Опережение событий внешнего мира является универсальным явлением жизни», - утверждал П.К.Анохин (1978, с. 21). П.Я.Гальперин связывал устремленность в будущее не с жизнью вообще, а именно с жизнью живых существ, наделенных психикой: «Целестремительность отсутствует среди физических процессов, и ее вообще нет в мире до тех пор, пока в организме не возникает активное противоречие - требование действовать, но не так, как организм умеет, не автоматически, а как-то иначе, причем еще неизвестно как. И в качестве одного из условий выхода из этого противоречия образуется психическое отражение ситуации» (Гальперин П.Я., 2002, с. 98).
Вопрос о том, является ли способность как-то учитывать будущее в своей актуальной жизнедеятельности присущей любому живому существу или только тому, который наделен психикой, сам по себе достаточно интересен, но в контексте нашей работы не столь важен. Можно остановиться на таком, например, компромиссном суждении: возникновение в процессе филогенеза такого явления как психическое отражение переводит способность живого организма «опережать события внешнего мира» на более высокий, качественно новый уровень. Идея «целестремительности» как сущностного свойства любого живого существа и, в особенности, существа, наделенного психикой, может служить прекрасной исходной точкой для начала разговора о временной перспективе будущего. Эту идею в контексте размышлений о природе и развитии мотивации обстоятельно и с предельной определенностью доказывает в своих работах В.Вилюнас (1986, 2006), беря в союзники не только П.К.Анохина, но и Н.А.Бернштейна, И.М.Сеченова, ПЯ.Гальперина, У.Макдауголла и других авторов, задумывавшихся о принципиальной целенаправленности поведения живых организмов.
Полемизируя с положениями гипотезы А.Н.Леонтьева о происхождении психики, которая, как известно, связывает возникновение психического отражения с возможностью организма реагировать не только на биотические, но и на абиотические, сигнальные, раздражители, В.Вилюнас предлагает свою гипотезу, в которой возникновение аппарата психического отражения рассматривается как необходимое условие появления такой созидательной способности, которая позволяет живому организму вырабатывать реакцию (каждый раз в определенном смысле новую) в самой ситуации, что, как доказывает В.Вилюнас, принципиально невозможно вне целенаправленности поведения. Не воспроизводя всю систему предлагаемых В.Вилюнасом аргументов, отмечу наиболее важные для нашей работы моменты.
«Способность организма активно преследовать цели средствами гибкого приспособления к ситуации — пишет В.Вилюнас, - стала возможной только благодаря наличию плана предвосхищаемого будущего, так как иначе, чем в этом плане, цель (в строгом смысле слова) просто не может быть задана. Сам процесс гибкого приспособления предполагает взаимодействие обоих планов отражения, так как представляет собой такое преобразование настоящего, которое совершается под постоянным контролем будущего, точнее отдельного его элемента, задаваемого целью» (Вилюнас В., 2006, с. 32). Чуть далее он продолжает эту мысль так: «...природа цели такова, что организм, направленный на ее достижение, уже имеет стратегическую программу действия, которая совпадает с внутренним действием, создающим возможность видеть эту цель в плане будущего. Поэтому цель - это не только некоторый предвосхищаемый результат, например, пойманная хищником жертва, но и указание на принципиальный способ действия: выследить, догнать, подстеречь и т.п.» (Вилюнас В., 2006, с. 32).
Таким образом, по мнению В.Вилюнаса, едва ли не главная задача психического отражения - создавать организму возможность заглядывать в будущее, с определенной степенью вероятности предвосхищать его. «Значение опережающего отражения, вооружающего организм образом потребного будущего, трудно переоценить. В определенном смысле жизнь можно охарактеризовать как процесс, противостоящий энтропическому влиянию времени. Уже в самой организации жизненного процесса, основывающегося на заблаговременном накоплении вещества и энергии и последующем их использовании в будущем для самосохранения и воспроизводства, можно усмотреть некоторую победу над неотвратимой одномоментностью времени и невозможностью его физического опережения: жизнь - это процесс, совершающийся в настоящем, но ориентированный на будущее, учитывающий его. С появлением психического и созданной им возможности предвосхищения эта победа была закреплена тем, что будущее стало не только учитываться, но и активно контролироваться жизненными процессами. Благодаря опережающему отражению организм получил возможность жить как бы двумя моментами: настоящим, реальным, и будущим, предвосхищаемым» (Вилюнас В., 2006, с. 32).
Ориентацию на будущее, умение прогнозировать, как главную функцию, даже тайну психики животных и человека, рассматривал и В.В.Давыдов. «Что такое психика? — задает он себе и студентам, для которых читал лекцию, вопрос, - Я вам назвал и буду много раз повторять эти звенья. Потребность, план, поиск - решение системы задач (это всегда учет конкретного стечения обстоятельств) и взаимосвязь действий, всегда предполагающая отношение к будущему» (Давыдов В.В., 2008, с.44). В лекции «Общая структура психики», которую мы процитировали, В.В.Давыдов много раз возвращается к этой мысли: «Общая
Мотивационный подход в изучении временной перспективы
Неоднократно нами цитируемый специалист в области изучения категорий средневековой культуры А.Я.Гуревич не соглашается с мнением многих историков о том, что этот этап истории характеризуется «безразличием ко времени». По его мнению, средневековье если и было безразлично ко времени, то только в нашем современном понимании. Люди средних веков не были безразличны ко времени, они были мало восприимчивы к изменению и развитию. Вместе с тем, однако, человеку средневековья было присуще напряженное переживание эсхатологии, его персональной включенности во всемирно-историческое движение, сознание, сопровождаемое противоречивым сочетанием надежды на спасение и страха перед гибелью. И в этом смысле психологическое ощущение времени достигало в средние века интенсивности, немыслимой для предшествующих эпох человеческой истории.
Если говорить о соотношении пространственных и временных представлений людей в период средневековья, то можно отметить, что так же, как в предшествующие времена, доминирующими остаются представления пространственные. Так, анализ литературы европейского средневековья показывает, что именно пространство, а не время было организующей силой художественных произведений, что само время воспринималось пространственно. Между описываемыми событиями, которые происходили раньше, и теми, которые совершались позднее, не устанавливались преемственные связи, они как бы существовали одновременно, то есть, частицы времени по сути дела располагались в плоскости пространства. Поэтому время оказывалось «скачущим», а герои рыцарской поэзии - нестареющими и неизменяющимися. Внутреннее изменение человека в лучшем случае осознавалось и изображалось не как таковое, а как путь, ведущий человека через некоторое пространство. Как считает А.Я.Гуревич, опираясь на мнения и других исследователей, временные отношения начинают доминировать в сознании средневекового европейца не ранее XIII века. Впрочем, вопрос о субъективном переживании времени персонажами литературных произведений средневековья остается дискуссионным. Ему было посвящено много специальных исследований, которые показывают, что все было не так просто. Так, со ссылкой на работу Ф.Минара (Menard Ph., 1967), А.Я.Гуревич пишет о том, что субъективное восприятие времени не могло быть неизвестно в средневековой литературе хотя бы потому, что начиная с Августина осознавалось различие между «мыслимым временем» и «переживаемым временем». И хотя субъективное время тогда не было объектом анализа (как это стало в XX веке, где время - чуть ли не главный герой литературы), оно находит свое выражение и в рыцарском романе, и в рыцарской поэзии. Герои этих произведений забывают о времени в горе или в порыве страсти, они не в силах переносить время в разлуке с возлюбленной и т.п.
Правда, по мнению АЛ.Гуревича, само применение понятий «объективный» и «субъективный» для описания мировосприятия в эпоху средневековья вряд ли можно считать корректным. Это противопоставление выражает современное мировоззрение, четко разграничивающее объективную реальность и внутренний мир человека.
Статичность мировосприятия средневековым человеком, его неспособность видеть мир меняющимся, имела другой своей стороной отношение человека к самому себе, к своему собственному развитию. Как категорично пишет об этом А.Я.Гуревич, «внутреннее развитие индивида было исключено». Жизненный путь человека был «запрограммирован» его земным призванием. «Не воспринимая свою собственную сущность в категориях развития, человек, естественно, не относился и к миру как к процессу. И отдельный человек, и вселенная пребывают в статическом состоянии, изменения касаются лишь поверхности и подчинены божественному провидению. В этой системе ни психологически индивид, ни исторически общество и вселенная не представляют проблемы» (Гуревич А.Я., 1984, с. 144).
Оборотной стороной атемпоральности была деконкретизация. «Незнакомое с портретом тысячелетие» — так называют эпоху средних веков историки, время, когда художники не писали портреты. Не писали не потому, что не замечали индивидуальных особенностей внешности людей, а потому, что это не считалось важным. Важны были лишь непреходящие ценности.
Историческим рубежом, разделяющим средневековый хронотоп и хронотоп Нового времени, А.Я.Гуревич считает период позднего средневековья, время подъема класса городского населения с новой хозяйственной практикой, новым стилем и ритмом жизни. Используя выражение Ж.Ле Гоффа, А.Я.Гуревич называет переход к новому пониманию категорий времени и пространства переходом от «библейского времени» к «времени купцов». Переход этот был медленным, длительным, продолжавшимся до конца средних веков.
Если хронотоп модели мира, характерной для средневековой Европы, определялся, с одной стороны, феодальным способом производства, психологией феодального земледельца и землевладельца, а, с другой стороны, -христианским миропониманием, то последующие грандиозные трансформации в представлениях людей о пространстве и времени, в отношении к ним, исследователи практически единодушно связывают с развитием капиталистического производства, возникновением буржуазног о индивидуализма и - чт о более всего важно для нас в контексте психологического исследования - феномена личности.
«В эпоху Возрождения, когда человеческая личность решительно порывала с традиционными корпоративными и сословными связями и самоопределялась как автономный субъект воли и поведения, восприятие пространства изменилось: индивид стал ощущать себя в качестве центра, вокруг которого размещается остальной мир» (Гуревич А.Я., 1984, с. 97). Это, в частности, отчетливо видно на картинах художников Возрождения, которые вновь возвратились к линейной перспективе, предполагающей наличие наблюдателя, человека-наблюдателя. Подобная субъективно-антропологическая позиция была решительно не свойственна человеку средневековья, когда центром пространства мог быть только Бог, о чем сказано выше.
Но еще более радикально изменилось представление о времени. Во-первых, время стало индивидуальным временем. Дело в том, что в средние века социальное время держала под контролем церковь. Именно она направляла и регулировала социальное время феодального общества. Любые попытки выйти из-под церковного контроля неукоснительно пресекались: нельзя было трудиться в праздничные дни, церковь определяла, когда что следует употреблять в пищу, когда можно и когда нельзя заниматься сексом и т.д. Время отдельного человека ему не принадлежало, не было его индивидуальным временем.
Временная перспектива как предмет психологического исследования в контексте развития личности
Вообще говоря, если повнимательнее присмотреться к представлениям о времени современного человека, то окажется, что они причудливо сочетают и представления о линейном времени, и о циклическом времени, и о времени магическом. В качестве иллюстрации приведу две цитаты из книги А.Гениса, в которых себя легко узнает почти любой человек. Первая -о суевериях, как отголоске, как он считает античных представлений о времени, но, возможно, и более ранних. В данном случае это не так важно.
«Признавая право пороков на существование, античные авторы исходили из того, что пороки есть, и с этим ничего не сделаешь. Неизбежный, как дождь, грех не рассчитывал на искупление, ибо даже боги не могли изменить прошлого, а будущего у древних не было. Вернее, было, но они старались о нем не думать, потому что твердо - в отличие от нас, агностиков, - знали, чем все кончается. Их будущее уже состоялось. Оно ждало их, подобно узору, выписанному вечными звездами в черном небе.
Понимая, что нельзя исправить свершившееся, они искали к нему удобную дорогу, видя предзнаменование во всем, что встречалось по пути. Не следовать ему означало мешать будущему. Поскольку это никому не под силу, оно все равно свершится, но уже самым неудобным образом... Однако приметы не спасают от будущего, а лишь указывают пути к нему. Укрыться от будущего можно только в настоящем. Для этого надо по секундам отшелушить от текущего малейшую примесь грядущего. Упраздняя время, человек становится неуязвим и называется буддой, но они встречаются редко» (Генис А., 2009. С. 83 - 85).
Вторая цитата - о линейном и циклическом времени. Цикличность и линейность в представлениях о времени у современного человека христианской культуры ежегодно почти сталкиваются в двух праздниках, которые разделяют всего несколько дней, - Новый год и Рождество. В своей манере А.Генис пишет об этом так: «Распрямляя время, Рождество переворачивает часы, чтобы высыпавшийся песок обнажил дно Страшного суда. Конец придает смысл пути и освещает его начало. За рождественским столом мы отмечаем день рождения времени, за новогодним — его похороны. В последнюю ночь года время умирает, словно змея, подавившаяся собственным хвостом, а над его трупом мы возводим пирамиду украшенной елки. Она стережет свою жертву, чтобы время не сбежало в вечность, а проросло, как зерно. Рождество — это смиренный Новый год, укрощенный и безвредный, как медведь на фантике. Но Новый год остается собой, сохранив свою нецивилизованную, архаическую природу» (Генис А., 2009, с. 286).
Последнее десятилетие прошлого века в нашей стране - время бурных социальных изменений, которые для многих людей обернулись прямо противоположными субъективными переживаниями. Как пишет об этом один из исследователей социального времени И.Г.Рекорд, «девяностые годы XX века в России, характеризующиеся падением жизненного уровня, снижением продолжительности жизни, превышением смертности над рождаемостью, снижением избирательной активности, можно назвать социальным анабиозом. В древнем Риме это всеобщее равнодушие называлось ацедией» (Рекорд И.Г., 2006, с.З).
Но, пожалуй, точнее будет сказать, что время 90-х оказалось разным социальным временем для людей, по-разному включенных в процесс масштабных социальных преобразований: одним - для тех, кто делал стремительную политическую карьеру или сколачивал миллиардные состояния, другим — для тех, кто ощутил себя бессильной и бесправной пешкой в чужой и малопонятной игре. Широко развернувшиеся в эти и последующие годы социологические исследования убедительно демонстрируют принципиальные, подчас полярные различия в видении и оценке прошлого, настоящего и будущего - для себя лично и для всей страны - у людей разных поколений, разного уровня образования, с разным доходом, живущих в больших городах и в маленьких населенных пунктах (столицы - отдельно) и т.д. (см., например, Горяинов В.П., 2006; Дубин Б.э 1999).
В эти же годы начинает осознаваться методологическое значение самого фактора времени для социологических и психологических исследований. Рассматривая различные «методологические амплуа», в которых сегодня выступает время в конкретных исследованиях, Г.И.Сагаенко, в частности, отмечает, что социальное время присутствует в исследованиях своим темпом, динамикой общественной жизни, определяя, в числе прочего, даже сроки социального исследования. «Стабильное общество, — пишет она, — позволяет на разовые исследования отводить по 5-10 и даже более лет... Галопирующая нынче ситуация в России стремительно лишает значимости каждое отдельное разовое исследование. Например, данные об отношении к политическим партиям, полученные в 1995 г., мало что значат для читателя в 1999 г., когда наконец удается опубликовать статью. Нынешняя ситуация в России - в целом непростая для изучения и тем самым требующая значительного времени на осмысление эмпирического материала, однако та же самая изменчивость общественной ситуации требует и все более коротких сроков на реализацию исследования» (Сагаенко Г.И., 2002, с. 133). С подобной стремительностью изменения ситуации, «эпохи на дворе», влияющей на результаты исследования, мы непосредственно столкнулись и в ходе психологического изучения онтогенеза временной перспективы, о чем речь пойдет ниже. Здесь же лишь в целом укажем на то, что для современной российской действительности характерны, с одной стороны, зависимая от многих факторов множественность отношений людей ко времени, а, с другой, — быстрые изменения этих отношений.
На этом, пожалуй, и закончим разговор о хронотопах в разных культурах. Из него с очевидностью следует, что человек не рождается с тем или иным восприятием, пониманием, переживанием времени и пространства, он «впитывает» их прижизненно, чаще всего не осознавая этого, а затем уже через эти конструкты смотрит на мир, на себя, на свою жизнь, как-то организуя и проживая эту свою жизнь во времени и пространстве.
Специалисты считают, что историю психологии как самостоятельной, объективной и точной науки открывает событие, произошедшее в 1796 году в Гринвичской астрономической лаборатории, директор которой Масклайн уволил по причине предполагаемой небрежности ассистента Киннбрука. Причина увольнения была в том, что, работая по хорошо выверенной методике определения времени прохождения звезд через меридиан, этот ассистент определил время прохождения звезды чуть ли не на секунду позже, чем сам Масклайн. Через некоторое время немецкий астроном Бессель снял с ассистента это обвинение, доказав, что нет двух астрономов, в наблюдениях которых не было бы непроизвольных различий. Эта разница в показаниях между отдельными наблюдениями была названа «личное уравнение». Можно, по-видимому, полагать, что это уравнение и было первым законом научной психологии, который объединил, с одной стороны, индивидуальность человека, а с другой, - время. В данном случае это было время реакции, впоследствии всесторонне изученное в многочисленных психологических и психофизиологических исследованиях. Но мы все же решили начать обзор психологических исследований, относящихся к области, которую в самом общем виде можно назвать «человек и время», упоминанием об этом хорошо известном событии, потому что есть какой-то символизм в том, что первое «личное уравнение» было уравнением, связавшим человека и время.
Оформившись во второй половине XIX века как самостоятельная наука, психология вначале занималась преимущественно изучением времени реакции, субъективным восприятием длительности временных интервалов и т.п., лишь позднее перейдя к рассмотрению вопросов взаимоотношения человека и времени в масштабе целостной личности.
Освоеные «шкалы возрастов»
«Фома, сделав недвусмысленный вывод в пользу разума, с неизбежностью подчиняет мужество мудрости. Выбор в пользу воли означал бы большую, хотя и не полную, независимость мужества от мудрости. Различие между этими двумя направлениями мысли играет решающую роль в оценке «дерзающего мужества» (или, на религиозном языке, «риска веры»). Подчинение мудрости мужества становится по сути «силой духа» и делает возможным следование велению рассудка (или откровения), в то время как дерзающее мужество соучаствует в творении мудрости. Очевидная опасность, которая таится в первой точке зрения, - бесплодная неподвижность, присущая в значительной мере католической и отчасти рационалистической мысли. Столь же очевидная опасность, таящаяся во второй точке зрения - неуправляемый произвол, присущий отчасти протестантскому и в большей мере экзистенциалистскому мышлению» (Тиллих П.. 1995, с.11).
Эти две точки зрения просматриваются и в современных психологических течениях. С известной долей условности можно сказать, что в представлениях об интенциональности, когнитивстские концепции тяготеют к первой точке зрения, а гуманистические и экзистенциальные — ко второй.
Возможно, имеет смысл, действительно, зафиксировать две разные, как говорит Л.Фарбер, феноменологические реальности воли: одна, в наибольшей степени связанная с тем, что П.Тиллих называет мужеством, с не всегда осознаваемой интенциональностью, направленностью в будущее, опасность которой при ее гипертрофии - произвол; другая, связанная с мудростью, с самопринуждением, с викторианской «силой воли», и ее опасность - бесплодная неподвижность.
В русском языке есть два слова, которые чаще всего используются как синонимы, но которые могли бы послужить для названия двух разных «воль». Эти слова — воля и произвольность. Слово воля я бы оставила для того механизма, который, по П.Тиллиху, связан с мужеством, хотя бы потому, что в русском языке синонимом воли является свобода, и потому, что когда А.С.Пушкин говорит «На свете счастья нет, но есть покой и воля», он вряд ли имеет в виду самопринуждение хоть в каком-то виде. В таком случае воля - это способность бесстрашно хотеть, способность самому определять цели своей жизни и деятельности, способность осуществлять выбор жизненных приоритетов, ценностей.
Словом произвольность в таком случае можно было бы обозначить то, что В.А.Иванников называет «механизмы волевой регуляции», то, что Р.Мэй называет викторианская «сила воли», а П.Тиллих — «силой духа». Иными словами, это способность человека осуществить намерение, реализовать ту или иную цель, задачу, неважно в данном случае, кем поставленную - учителем, родителем, обществом или самим человеком.
Идея разделить в таком примерно смысле эти два понятия - воля и произвольность — для меня возникла довольно давно, двадцать с лишним лет тому назад, в долгом разговоре о путях детского развития, который мы вели с В.В.Степановой. Упоминаю здесь имя В.В.Степановой, потому что не только ее взгляд на волю, но и ее понимание детского развития, созданная ею педагогическая технология имеют прямое отношение к нашей работе, к чему мы еще вернемся.
Позже разведение понятий воли и произвольность, каждый раз в несколько иной логике, было проведено в работах Е.О.Смирновой (1992, 1998, 2009), Н.И.Гуткиной (2004). Так, Н.И.Гуткина, в логике, близкой к описанной выше логике Л.И.Божович, предлагает рассматривать импульсивность как натуральную функцию, а произвольность и волю как «процессы, возникающие в результате овладения и управления человеком собственной мотивацией» (Гуткина Н.И., 2004, с. 33). При таком понимании, по мнению Н.И.Гуткиной, исчезнет пропасть между импульсивностью, с одной стороны, и волей и произвольностью, - с другой. «Импульсивность, - пишет она, - видимо, нужна ребенку в первые шесть-семь лет жизни для его развития, так как благодаря неустойчивости мотивов он легко переключается с одного предмета на другой, и это позволяет ему получать все новые и новые впечатления, что в свою очередь ведет к развитию. (По Л.И.Божович (1968), потребность в новых впечатлениях -движущая сила развития.) Когда дальнейшее развитие ребенка после семи лет начинает зависеть от концентрации его внимания в течение длительного времени на одном объекте (предмете), появляется произвольное поведение (с постановкой цели, принятием намерения и т.д.)» (Гуткина Н.И., 2004, с. 34 - 35). Таким образом, по мнению этого автора, произвольное поведение - это опосредствованное постановкой цели и принятием намерения импульсивное поведение.
Природу импульсивности маленького ребенка Н.И.Гуткина видит в отсутствии у них «достаточно устойчивых напряженных мотивов, способных определять все их поведение». «Как только у ребенка появляются мотивы, способные затормозить воздействие сиюминутных желаний, то сразу же импульсивность уступает место произвольности» (Гуткина Н.И., 2004, с. 35). Она особо подчеркивает, что «произвольность появляется только в том случае, если субъекту это для чего-то нужно» (Гуткина Н.И., 2004, с. 35). Применительно к дошкольнику, это значит, что произвольность необходима ему лично для сюжетно-ролевой игры. Применительно к неуспевающему ученику это означает, что его поведение может стать произвольным только по его собственному желанию, т.е. если произвольность будет способствовать удовлетворению существующей у него потребности.
