Содержание к диссертации
Введение С. 3-17
Глава I. Проблема конструирования общественного
дискурса в теоретических исследованиях. С. 18-60
1. Теоретико-методологические принципы
исследований о "Других". Разделение "Других"
и "Чужих". С. 18-37
2. Институциональное формирование "Другого".
Историческое изменение каналов воздействия. С. 37-60
Глава II. Репрезентация "Других" в политическом дискурсе Российской Империи 1861-1917 гг. (на примере анализа политической прессы и материалов учебников по истории). 1. Образ поляков как "Других". 2. Образ еврейского населения как "Других".
Заключение Список литературы Приложение
Введение к работе
Стремление сообществ разделять мир на "Своих" и "Чужих" будет всегда. Критерии дифференциации, представляющие всю палитру человеческих взаимоотношений, могут изменяться (начиная, например, от материальных ценностей и заканчивая территорией или цветом кожи), но суть останется одна и та же, - индивиды, по тем или иным признакам отличают таких же, как "Я" от тех, кто таковым никогда являться не будет. Какие-либо конкретные качества "Своих", при этом, формируются, как правило, на основании отличия от "не-нас".
Потребность человека в подобной поляризации мира с успехом использовалась и используется властью в собственных целях. Властью как современной, так и советской, и дореволюционной. В ситуациях внутри- или внешнеполитических кризисов, с целью сплочения общества и повышения авторитета власти образ "Чужого" (или "Другого") наиболее актуален, так как именно на него возможно направление всей имеющейся в обществе агрессии, по отношению к нему возможно формирование образа "Себя".
В нашей работе нами будет исследован именно конструкт "другости", но не "чуждости", так как, несмотря на кажущуюся синонимичность и определённую содержательную близость, эти два понятия, всё же, имеют ряд пусть относительных, но различий. Провести чёткую демаркационную линию между ними представляется весьма сложным, и все, перечисленные нами отличия весьма условны
"Другой", в отличие от "Чужого", вместе с настороженностью и страхом (который, как правило, доминирует в дискурсе о "Чужом"), вызывает также интерес и любопытство, порождая амбивалентные чувства. Он не только отталкивает, но и чем-то притягивает "Нас" и подобная эмоциональная двойственность не всегда несёт негативное значение (что отличает "Чужих") и у "Другого" всегда есть хотя бы потенциальный шанс стать "Своим" .
Актуальность темы исследования обуславливается, на наш взгляд, тем, что современная Российская Федерация переживает один из критических моментов
Солдатова Г. В мире «чужих»: психология ксенофобии. // Век толерантности. 2004. № 8. С. 17-43. С. 17.
в своей истории, когда в условиях социальной модернизации и демократического транзита формируется новый, уникальный этнополитический ландшафт. Вследствие этнополитической этнодифференциации политическая сфера усложняется, на политическую сцену выходят новые акторы этнополитики. В данных условиях федеральной властью предпринимаются попытки формирования новой государственной идентичности, способной заменить, в общественном сознании, идентичность советскую и, таким образом, сплотить новое, уже не советское, общество. И в первом, и во втором случае, идентичность конструировалась и конструируется на основе обозначения для общества тех или иных "Других", по отношению к которым "Мы" способны создать представление о "Себе". В советский период, например, для подобных целей использовались страны Западной Европы.
Аналогичные процессы происходили и во второй половине XIX века, когда перед властью стояли подобные задачи объединения общества, локализации и, по возможности, снятия общественного напряжения и агрессии, путём направления их на другие этнические группы. Механизмы выделения, закрепления и актуализации групп "Других", на наш взгляд, с тех пор изменились мало.
Следовательно, чтобы лучше понять процессы, происходящие в современном обществе, необходимо обратиться ко времени их возникновения и первого применения - второй половине XIX - началу XX века.
Таким образом, актуальность исследования определяется, во-первых, научной недооценкой дореволюционных этнополитических процессов; во-вторых, необходимостью изучения специфики конструирования властью "непринимаемых" групп населения, отделяя, при этом, группы "Других" от групп "Чужих"; в-третьих, изучение дореволюционной российской специфики конструирования категорий "Других" позволяет лучше понять и проанализировать аналогичные процессы, происходящие в современном обществе, специфику формирования конструкта "русскости", выработать практические рекомендации по возможному предотвращению неизбежных негативных последствий, спровоцированных самим фактом выделения групп "Других" и конструирования представлений о "Себе".
Особенностью исследуемого нами дореволюционного периода является, в первую очередь, тот факт, что в это время все идеи, мнения и стратегии поведения, конструируемые властью для общества, ограничивались кругами интеллигенции и буржуазии, не доходя до "нижестоящих" общественных слоев. Объяснялся данный факт весьма просто - ввиду того, что в дореволюционную эпоху иных источников трансляции официальных мнений и настроений, кроме газет, журналов и школьных учебников не было, образованная и читающая интеллигенция была, следовательно, единственной публикой, способной воспринять передаваемую подобными средствами информацию. Именно на них и были ориентированы все предлагаемые мнения. Распространение же властного влияния посредством данных каналов дальше, в другие социальные слои, представлялось практически невозможным ввиду того, что подавляющее большинство населения Империи было неграмотно, что существенно затрудняло трансляцию официальной властью тех или иных смысловых конструктов. Властное влияние на остальное общество было опосредовано, главным образом, интеллигенцией, осуществлявшей передачу информации нижестоящим социальным группам.
Исходя из данных особенностей, в своём диссертационном исследовании мы сосредоточимся на изучении властного дискурса в сфере национальных проблем, не рассматривая распространение и реакцию на него в общественной среде. "Дискурс", при этом, мы будем понимать не только в контексте одного из исследовательских методов (дискурс-анализа), но и, большей частью, как представление официальной властью собственной точки зрения по тому или иному вопросу.
Объектом исследования является процесс конструирования русского националистического дискурса.
Предметом исследования - особенности формирования во властном дискурсе дореволюционной России (1860 - 1917 гг.) представлений о группах "Других", а также конструирования, на основе их, представлений о "Себе".
Изучаемая проблема находится на стыке нескольких дисциплин, так или иначе принимающих участие в её изучении. Политология, история, социология,
психология и имагология, с разных ракурсов отражают происходящие в национальной сфере процессы.
Проблема отделения "Своей" группы от групп "Других" и наделения этих "Других" теми или иными качествами, впервые была обозначена в работах У. Самнера, в 1906 году введшим термин "этноцентризм", подразумевающий, что в сознании людей существует тенденция использовать стандарты своей группы для оценки других групп, располагая свою группу на вершине иерархии и рассматривая другие группы как "нижестоящие". При этом, "другая" группа наделяется качествами, прямо противоположными "моей" группе, а подавляющее большинство конструктов о "Себе" - является следствием дискурса о "Других".
М. Смит2, продолжавший изучение проблемы, полагал, что этноцентризм отвечает потребности индивида быть включённым в группу, а также экзистенциальной потребности в расширении "Я" (self-transcendence). Кроме того, в работе исследователя впервые, в контексте этноцентризма, начинает звучать термин "национализм" (стремление к доминированию и чувство превосходства) в смысле негативных его проявлений, не имеющих ничего общего с патриотизмом.
Все дальнейшие исследования российских и зарубежных социологов, так или иначе поднимающие этнические проблемы, можно разделить по трём основным теоретико-методологическим направлениям, в которых примордиали-стские концепции рассматриваются в оппозиции к конструктивистским (конст-рукционистским) и инструменталистским подходам.
С точки зрения примордиализма (Л. Гумилев3, М. Мнацаканян4, Р. Шпрингер, А. Элез, Р. Абдулатипов, П.Л. Ван ден Берг, Ю. Бромлей5, Дж. Вико, Л. Градовский, К. Кван, В. Козлов и др.) этничность, восприятие собственного "Я" как индивидуума, наделённого определёнными морфологическими
2 Smith М. Nationalism, ethnocentrism and new world order. II J. of Humanistic Psychology. 1992. Vol. 32.
Гумилёв Л.Н. Этносфера. История людей и история природы. М, 1993.
Мнацаканян М.О. Нации: психология, самосознание, национализм. (Интегральная теория). М, 1999.
5 Бромлей Ю.В. Очерки теории этноса. М., 1983.
6 Козлов В. Национализм и этнический нигилизм. // Свободная мысль. 1996. № 6.
или культурными особенностями, рассматривается как объективная данность, изначальная характеристика человечества. Следовательно, все основные признаки этноса (в том числе и общие традиции, история, экономика, а также "психологический склад"7), даны изначально и не могут возникать благодаря чьей-либо воле (в том числе, и по воле правительства). Группы отличных от "меня" индивидуумов, таким образом, присутствуют благодаря этой же логике.
Конструктивистский подход (Б. Андерсон , Э. Геллнер , Дж. Беннет, В. Михайлов, Л. Снайдер, А. Сусколов, В. Тишков10, Л. Дробижева11, В. Малахов12, А. Шнирельман, Г. Зиммель13, П. Бергер, Т. Лукман14 и др.) главным в формировании образа собственного "Я" (этнической общности, нации) и групп "Других", считают усилия политиков и интеллектуалов, создающих особые смысловые конструкты, транслируемые, далее, всему обществу. Следовательно, чувство принадлежности к той или иной этнической группе воспринимается как нечто "театральное" и способное, вследствие смены властных интересов, измениться.
Согласно инструменталистам (К. Вердери15, П. Брасс, Г. Беккер, И. Гофман16, М. Диган, А. Коэн, Э. Линд, К. Янг, М. Розенберг, М. Эсман, Дж. Ротшильд, Н. Скворцов, А. Стосс, Р. Тернер, А. Родз и др.) любые манипуляции с национальными чувствами, будь то создание представление о "своей" группе или формирование категории тех, кто к ней не принадлежит, осуществляется "этническими антрепренёрами", стремящимися к достижению дефицитных благ: власти, престижа, статуса, собственности, преференций и т.д.
Исследования, принадлежащие исключительно к исторической науке, в пла-
Понимаемый как «застывшая история» (Ж.Э. Ренан, О. Бауэр).
8 Андерсон Б. Воображаемые сообщества. М., 2001.
9 Геллнер Э. Нации и национализм. / Пер. с англ. Т.В. Бердиковой и М.К. Тюнькиной. /Ред. и
послесл. И.И. Крупника. М., 1991.
10 Тишков В.А. Очерки теории и этничности в России. М., 1997.
11 Арутюнян Ю.В., Дробижева Л.М., Сусколов А.А. Этносоциология. М, 1998.
Малахов B.C. Что значит «мыслить национально»? Из истории немецкой и русской мысли первой трети XX века. // .htm 13 Зиммель Г. Как возможно общество? // Георг Зиммель. Избранное. Том 2. Созерцание жизни - М.: Юрист, 1996.
Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М, 1995.
15 Вердери К. Куда идут "нация" и "национализм"?//Нации и национализм. М.,2002.С.297-307
16 Goffman Е. Presentation of Self in Everyday Life. Garden City, N.Y. Anchor, 1959.
не национальных проблем, как правило, не информативны. Национальные вопросы в них вписаны в более обширные, внутри- и внешнеполитические темы и лишены каких-либо специальных исследований (см. например, работы В. Еме-ца , А. Игнатьева, С. Тютюкина, Е. Кострикова и др.).
Большинство работ, так или иначе затрагивающих различные аспекты исследуемой нами проблемы, являются либо историко-политологическими (находятся на стыке дисциплин), либо - принадлежат к области политологии. Появляются они только в 80-х - 90-х годах XX века. Таковы, например, исследования В. Хорева18, М. Долбилова19, О. Будницкого, Р. Циунчука, Е. Правиловой, В. Кравченко, Т. Яковлевой, А. Миллера20, Д. Сталюнаса, С. Токь, А Новака и др., исследовавших проблемы взаимоотношения России со своими "национальными окраинами" (Польшей, Украиной, Белоруссией и некоторыми западными окраинами) в различные дореволюционные периоды и включавших их в систему внутри- и внешнеполитических отношений Империи, а также сопоставляющих процессы, протекающие в России с аналогичными в странах Западной Европы.
Ряд исследований, поднимающих те или иные национальные вопросы, посвящен проблеме формирования в обществе представления о том или ином народе, как о "враге". Идеологему "врага" как явление массового синдрома рас-сматривал, например, Л. Гудков , включая его в механизмы социокультурной интеграции. Проблемам "масонофобии" и отнесению последних к "врагам" посвящены статьи американского исследователя Д. Смита . Более широкую, по мнению исследователей, в отличие от первых, категорию "инородцев", изучали,
История внешней политики России. Конец XIX - начало XX века. (От русско-французского союза до Октябрьской революции). / Под ред. В.А. Емеца, А.В. Игнатьева, СВ. Тютюкина, Е.Г. Кострикова. М., 1997.
Хореев В.А. Польша и поляки глазами русских литераторов. Имагологические очерки. М., 2005.
19 Долбилов М. Полонофобия и политика русификации в Северо-Западном крае империи в 1860-е гг. // Образ врага. / Сост. Л. Гудков; ред. Н. Конрадова. М, 2005. С. 127-174.
Миллер А. Империя Романовых и национализм. Эссе по методологии исторического исследования. М, 2006.
21 Гудков Л. Идеологема "врага": "Враги" как массовый синдром и механизм социокультур
ной интеграции. // Образ врага. / Сост. Л. Гудков; ред. Н. Конрадова. М., 2005. С. 7-79.
22 Смит Д. У истоков русской массонофобии. // Образ врага. / Сост. Л. Гудков; ред. Н. Конра
дова. М., 2005. С. 80-101.
например, Дж. У. Слокум23, Ю. Слёзкин24, Пол В. Верт25, М. фон Хаген26, У. фон Хиршхаузен и др. Антинаполеоновскую и антисионистскую пропаганду анализировали американский исследователь европейского происхождения - Й. Петровский-Штерн , полагавший, что именно в ней ярче всего и проявляется
бессилие власти, Б. Натане рассматривал адекватность причин введения для евреев черты оседлости, приходя к выводу, что это, преимущественно, было обусловлено внутренними проблемами государства, не смогшего, или не успевшего сформировать единую, сплочённую нацию. Вопросам полонофобии и политики русификации в западном крае Империи в 60-е годы XIX века посвящены работы воронежского и польского историков М. Долбилова и Д. Сталю-наса29. Понимая под "западным краем" также и Белоруссию, проблему русификации и восприятия белорусов как "Других", поднимал Т.Р. Вике30, считавший, что политика, осуществлявшаяся имперским правительством в регионе отнюдь не способствовала сближению двух этносов. Проблемы кавказского региона как источника содержаний образов "Другого" и "врага" поднимаются, напри-
Слокум Дж. У. Кто и когда были "инородцами"? Эволюция категории "чужие" в Российской империи. // Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет. Антология. / Сост. П. Верт, П.С. Кабытов, А.И. Миллер. М., 2005. С. 502-534.
24 Слёзкин Ю. Естествоиспытатели и нации: русские учёные XVIII века и проблема этниче
ского многообразия. // Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних
лет. Антология. / Сост. П. Верт, П.С. Кабытов, А.И. Миллер. М., 2005. С. 120-154.
25 Верт П.В. От "сопротивления" к "подрывной деятельности": власть империи, противостоя
ние местного населения и их взаимозависимость. // Российская империя в зарубежной исто
риографии. Работы последних лет. Антология. / Сост. П. Верт, П.С. Кабытов, А.И. Миллер.
М., 2005. С. 48-82.
26 Хаген М. История России как история империи: перспективы федералистского подхода. //
Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет. Антология. / Сост.
П. Верт, П.С. Кабытов^А.И. Миллер. М., 2005. С. 18-47.
Петровский-Штерн Й. "Враг рода человеческого": антинаполеоновская пропаганда и "Протоколы сионистских мудрецов". // Образ врага. / Сост. Л. Гудков; ред. Н. Конрадова. М., 2005. С. 102-126.
Натане Б. За чертой оседлости: евреи в дореволюционном Петербурге. // Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет. Антология. / Сост. П. Верт, П.С. Кабытов, А.И. Миллер. М., 2005. С. 634-687.
Сталюнас Д. Может ли католик быть русским? О введении русского языка в католическое богослужение в 60-х годах ХІХв.// Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет. Антология. / Сост. П. Верт, П.С. Кабытов, А.И. Миллер. М., 2005. С.570-588. 30 Вике Т.Р. "Мы" или "Они"? Белорусы и официальная Россия. 1863-1914. // Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет. Антология. / Сост. П. Верт, П.С. Кабытов, А.И. Миллер. М., 2005. С. 589-609.
мер, в трудах Р. Джераси, М. Басейна31, А. Халида, Н. Найта, М. Тодоровой32, В. Мартин, Г. Зверевой33, А. Левинсона34, В. Шнирельмана35 и др.
Исследованиям национальных вопросов в конкретном регионе во второй половине XIX века посвящены, например, работы В. Рабиновича36, исследовавшего еврейские общины в Сибири и на Дальнем Востоке; М. Членова37, рассматривавшего еврейский вопрос в системе прочих национальных проблем. А. Рем-нев38 анализировал национальный вопрос в системе регионального управления; еврейские диаспоры и общины в Одессе изучал С. Ципперштейн; исследования по истории евреев в Сибири принадлежат Ю. Мучнику39. Проблемам евреев в дореволюционном Петербурге посвящено большинство статей Б. Натанса. Отношениям польского и русского населения в западных регионах Империи посвящены также статьи А. Миллера, М. Долбилова, Е. Правиловой, Р. Циунчука и др.
Большей "популярностью" среди политологов и историков, тем не менее, пользуется изучение национальных проблем советского периода и современной России. Исследователи изучают как проблемы осуществления различных советских национальных мифов и мифов перестроечного периода, точек зрений советских националистических партий и подпольных групп (например, работы
Басейн М. Россия между Европой и Азией: Идеологическое конструирование географического пространства. // Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет. Антология. / Сост. П. Верт, П.С. Кабытов, А.И. Миллер. М., 2005. С. 277-310.
Тодорова М. Есть ли русская душа у русского ориентализма? Дополнение к спору Натаниэля Найта и Адиба Халида. // Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет. Антология. / Сост. П. Верт, П.С. Кабытов, А.И. Миллер. М., 2005. С. 345-359.
Зверева Г. Чеченская война в дискурсах массовой культуры России: формы репрезентации врага. // Образ врага. / Сост. Л. Гудков; ред. Н. Конрадова. М., 2005. С. 302-335.
Левинсон А. "Кавказ" подо мною: Краткие заметки по формированию и практическому использованию "образа врага" в отношении "лиц кавказской национальности". // Образ врага. / Сост. Л. Гудков; ред. Н. Конрадова. М., 2005. С. 276-301.
Шнирельман В. "Отомстить неразумным хазарам...": Хазарский миф и его создатели. // Образ врага. / Сост. Л. Гудков; ред. Н. Конрадова. М., 2005. С. 248-275.
Рабинович В.Ю. Евреи дореволюционного Иркутска: меняющееся меньшинство в меняющемся обществе. Красноярск, 2002.
37 Членов М.А. Еврейство в системе цивилизаций (постановка вопроса). // "Диаспоры", 1999. № 1.С. 34-57.
Ремнев А.В. Самодержавие и Сибирь в конце XIX - начале XX вв.: проблемы регионального управления. // Отечественная история. 1994. № 2. С. 60-73. 39 Мучник Ю.М. Из истории евреев в досоветской Сибири. Очерки. Томск, 1997.
Н. Митрохина , А. Даниэля, Д. Данлопа, Ю. Иванова, В. Измозика, В. Кожино-ва41, М. Каганского, Н. Куценко, М. Разорёновой, С. Цакуновой и др.), так и националистический дискурс и проблемы национальной идентичности в современной России (работы А. Мосейко42, А. Лобок, П. Стефаненко, В. Тишков43, Л. Дробижева44, В. Малахов45, Э. Паин, Э. Согомонов, М. Соколов, И. Клямкин, В. Лапкин и др.).
Следующим обширным и немаловажным блоком научных работ, касающихся национальных вопросов и исследующих их на материалах документов националистических партий, русского фольклора и произведений русских философов и публицистов, являются работы С. Кара-Мурзы, С. Степанова, Е. Шмелёвой, А. Шмелёва, С. Неклюдова, В. Гусева46, А. Некрылова47, Ю. Соколова48, А. Розова, Г. Зелениной, М. Эделынтейна, Й. Телушкина, В. Болотокова, Е. Голлербаха, А. Гулыги, В. Дурновцева, Н. Лосского и др. Три достаточно разных направления в исследованиях возможно объединить на том основании, что исследуемые источники изучались в контексте отражения общественного мнения. Во многих работах, изучавших националистические дискурсы в работах философов, документах черносотенцев или на материалах фольклора, поднимаются не только вопросы анализа содержания, его адекватности реальной ситуации в стране, но и ищутся аналогии с подобными явлениями в странах Западной Европы.
Отечественные и зарубежные этносоциологи и этнопсихологи, исследующие проблемы межэтнического взаимодействия и взаимовосприятия в поликультурных обществах, привлекают и анализируют такие категории, как этнические
Митрохин Н. Русская партия. Движение русских националистов в СССР. 1953-1985 годы. М, 2003.
Кожинов В. "Черносотенцы" и Революция (загадочные страницы истории). М, 1998.
Мосейко А.Н. Мифы России. Мифологические доминанты в современной российской мен-талыюсти. М., 2003.
43 Тишков В.А. Очерки теории и этничности в России. М., 1997.
44 Арутюнян Ю.В., Дробижева Л.М., Сусколов А.А. Этносоциология. М., 1998.
45 Малахов B.C. Что значит "мыслить национально"? Из истории немецкой и русской мысли
первой трети XX века. // .htm
46 Гусев В.Е. Проблемы фольклора в истории эстетики. М. - Л., 1971.
47 Некрылов А.Ф. Русские народные городские праздники, увеселения и зрелища. Л., 1988.
48 Соколов Ю.М. Русский фольклор. М., 1941.
границы, социальная и культурная дистанция, сходства и различия культур (индивидуализм - коллективизм, ценностные ориентации и т.д.), этнический статус. Обширный круг исследований посвящен проблемам интолерантности в межгрупповом взаимодействии (например, работы Г. Солдатовой, Ф. Барта). Изучая проблемы этнической границы, норвежский исследователь экспериментально устанавливал, что в поддержку культурных различий действуют все без исключения члены этнической группы. Это и является, по сути, одним из истоков национализма.
Общим постулатом как теоретических, так и эмпирических исследований этнических границ является положение, что выраженная этническая граница связана со снижением этнической толерантности и накладывает ограничения на межэтническое взаимодействие.
Исследования этнических границ стали одной из причин обращения учёных к проблемам социальной дистанции. Одним из первых исследователей явления стал Г. Зиммель, осуществивший его анализ и показавший правомерность использования в качестве центрального понятия при изучении степени близости или отчуждения социальных групп. Работу Г. Зиммеля продолжили Т. Парк, Э. Берджесс и Л. Фон Визе, показавшие также взаимосвязь между дистанциями и общим состоянием общества. Жёсткость и соразмерность социальной дистанции служит показателем состояния общества, степени равенства групп, качественными индикаторами социальной справедливости, социальной и этнической толерантности.
Параллельно с вопросами социальной дистанции, этнопсихологами и этно-социологами рассматривались вопросы дистанции культурной (А. Фэрнхем, С. Бочаров, Н. Лебедева49, Г. Триандис50, Г. Хофстедтер и др.) и этнического статуса (К. Оффе51, Р. Льюис, Р. Роуланд, Р. Клем и др.).
Культурная дистанция понималась как осознание различия культур по некоторым параметрам и была призвана способствовать нахождению оси измерения
49 Лебедева Н.М. Введение в этническую и кросс-культурную психологию. М, 1999.
50 Triandis Н. Individualism-Collectivism. Boulder, СО: Westview, 1995.
51 Оффе К. Этнополитика в восточноевропейском переходном процессе. // Полис. 1996. №
2. С. 27-46.
культурного разнообразия. В качестве возможных предполагались, например, такие понятия, как индивидуализм - коллективизм, сходства и различия их ценностей.
Этнический статус, в трактовке исследователей, это своеобразная лакмусовая бумажка, позволяющая определить, какая из групп доминирует, и, следовательно, обладает властью, а какие - находятся на положении подчинённых и вследствие каких причин это происходит.
Наконец, в отдельную группу хотелось бы выделить исследования французских историков и политологов, также рассматривавших национальные проблемы и конфликты, совершающиеся на территории Российской Империи, Советского Союза и современной России.
Все исследования справедливо, на наш взгляд, разделить по изучаемым проблемам на несколько условных тем. Одной из таких будет проблема национализма, рассматриваемая исследователями как на примере сегодняшних событий, так и в ретроспективе (в советский период). Анализу подлежат отношения со всеми республиками современной России (главным образом - Татарстаном и Чечнёй) и ближним зарубежьем. В большинстве случаев авторы (например, J. Radvanyi52, Т. Couet5) приходят к выводу об авторитарном стиле правления, отразившемся, в том числе, и на взаимоотношениях федерального центра и некоторых регионов.
Ряд статей, посвященных отношениям на постсоветском пространстве (главным образом, отношениям России, Украины и Белоруссии) представлены также в журнале политики и экономики - "Politiques commerciales".
Следующий сюжет составляют исследования, так или иначе затрагивающие национальные проблемы России в дореволюционный период. Большинство исследователей (Grave V., М.-А. Domin54, N.Riasanovsky, J.-Ph. Jaccard и т.д.) ограничиваются простым перечислением фактов, свидетельствующим о наличии
Radvanyi G. Tempete politique en Russie. II Le Monde diplomatique. 1999, juin. P. 10. II YI/12117
53 Couet Th. Russie et nationalites. II
54 Domin M-A. Alexandre Mikhailovith, grand-due de Russie. Paris, Atlantica, 2004.
в государстве таких проблем, как польский и еврейский вопросы. "Виноваты" в происходящих событиях, по их мнению, обе стороны. Другая группа политологов и историков (например, М. Niqueaux, J.-P. Arrignon55, Т. Landry56, М. Zino-vieff, V. Traven, M. Heller, Ph. Zwang, S. Model и ряд других), анализируя процессы, происходящие во внутренней и внешней политике Российской Империи, большое внимание уделяют проблемам взаимоотношения русских с другими, населяющими Империю, народами. При этом, как правило, признаётся авторитарный характер существенной части происходящих в обществе процессов. Поднимается феномен "русификации", являющийся, с точки зрения исследователей, одним из проявлений авторитарной царской политики. Исследуются взаимоотношения "центральной власти" и окраин, носящие, как и в первом случае, отнюдь не либеральный характер.
Таким образом, слабо изученными остаются вопросы различий конструктов "Другого" и "Чужого" (по отношению к сообществу "Мы"), механизмов конструирования властным дискурсом представлений о "Других" в дореволюционный период, как и создание представления о "Себе". Иногда, данные вопросы рассматриваются фрагментарно и в контексте более широких исследований. Специальных эмпирических исследований по проблеме изучения стигматизированных групп в дореволюционный период также не проводилось. Мало изучена и специфика отношений центра и полиэтничных регионов (в дореволюционный и советский периоды).
Целью диссертационной работы является анализ стратегий конструирования властью дискурса о "Другом" и включение его в качестве основополагающего элемента анализа в дискурса о "Себе" ("русском", "православном" населении).
Достижение указанной цели предполагает постановку и решение следующих исследовательских задач:
- проанализировать сущностные характеристики и содержания феномена "Другого" и его отличия от "Чужого";
55 Arrignon J-P. Russie vers 1550, monarchie nationale ou Empire en formation? Paris, 2005.
56 Landry T. La valeur de la vie humaine en Russie. Lion, 2001.
раскрыть концепции Н. Лумана, Т. Адорно, М. Хоркхаймера, С. Жижека, Г. Зиммеля - как основополагающих при институциализации дискурса о "Другом";
проанализировать образ польского населения как "Других" и соотнести его с еврейским населением, также попадающим в данную группу;
Теоретико-методологическую основу исследования составляет конструктивистский подход, выбор которого объясняется спецификой периода, выбранного нами для исследования, а также характером всех, происходящих во обществе изменений, осуществляющихся исключительно благодаря инициативе власти.
В рамках конструктивизма вся инициатива принадлежит органам власти, способным, путём использования тех или иных политических технологий, формировать в обществе различные точки зрения на определённые проблемы. Одна из главных ролей здесь отдаётся средствам массовой информации - самому распространённому проводнику официальной точки зрения, а также различной учебной литературе, обязательной для прочтения и способной существенно облегчить задачу СМИ.
Теоретическую основу исследования составляют, таким образом, идеи известных зарубежных и отечественных учёных: П. Бергера и Т. Лукмана о специфике социального конструирования реальности, А. Шютца о "Мы" и "Они" группах, Н. Лумана о конструировании общественных мнений и представлений через средства массовой информации, Т. Парсонса, изучавшего коммуникативный процесс в качестве главного системообразующего фактора, Г. Зиммеля, первым разработавшим концепцию и обозначившим феномен "Другого", Ю. Хабермаса, о невозможности отторжения от "Себя" "Другого" и поисках единых оснований различных культур, М. Бубера, одним из главных условий существования своего "Я" полагавшего наличие "Другого", В. Кемерова, поднимавшего вопросы изначально данной "инаковости другого", Э. Левинаса, предпринявшего попытку найти "общий принцип инаковости", С. Никитина, рассматривавшего возможности перерождения "иного" в "Чужого", И. Нойма-на, дающего характеристики феномену "Другого", представителей Франкфурт-
ской школы - Т. Адорно и М. Хоркхаймера, разрабатывавших механизмы конструирования в сознании граждан представлений о "Другом" и выявлявших "агентов", опосредующих данный процесс, С. Жижека, рассматривавшего идеологию и культуру как главных "архитекторов" любых общественных процессов, в том числе, и нашего представления о "Других", Томпсона Дж., изучавшего агентов символической власти и одним из первых исследователей доказавшего необходимость исследования школьных программ и учебников, представляющих, по его мнению один из старейших инструментов управления "умственной деятельностью" общества.
В ходе научного исследования, наряду с общенаучными методами и методами политического анализа, использовались качественные социологические методы: дискурс-анализ и качественный контент-анализ.
Научная достоверность исследования обеспечивается качеством эмпирического базиса, основой которого являются материалы СМИ (дореволюционной газеты "Русский вестник") и результаты авторских социологических исследований.
Научная новизна исследования состоит в самой постановке проблемы исследования и полученных результатах - диссертационная работа представляет одну из первых попыток обращения к истокам русского националистического дискурса, берущего своё начало задолго до революции 1917 года.
Теоретическая значимость работы заключается в том, что полученные результаты дополняют и углубляют существующее в современной российской науке представление о дореволюционном националистическом дискурсе. Представленные выводы исследования могут служить основой для дальнейших исследований и научных проектов в данной области.
Практическая значимость исследования представлена в эмпирическом материале, собранном в ходе исследований, результатах социологических исследований, а также отдельных выводов диссертации, способных найти своё научное и практическое применение в системе государственного и муниципального управления, в виде рекомендаций по нормализации обстановки в полиэтниче-
ских регионах и предотвращения негативных последствий активной государственной политики, направленной на формирование национального самосознания. Наконец, результаты исследований могут быть востребованы при разработке и преподавании курсов по Политологии, Этнополитологии, Этнополити-ки, Этносоциологии, а также некоторых разделов Истории России.
Основные положения и выводы диссертационного исследования представлялись на научно-практических конференциях: "XXI век: новые горизонты гуманитарных наук" (Самара, 2004 г.), "Россия и мир: глобальные интеграционные и дезинтеграционные процессы" (Казань, 2004 г.), "Государство и общество: философия, экономика, культура" (Москва, 2005 г.), Международном социальном форуме (Москва, 2005 г.), а также на курсах по Этносоциологии (Казань, Москва, Санкт-Петербург, 2005 г.) и Социальной антропологии современного общества (Саратов, 2005 г.).
Работа состоит из введения, двух глав, содержащих четыре параграфа, заключения, библиографического списка литературы и приложения.
