Содержание к диссертации
Введение
Глава I, Языковое пространство бытия человека 13-64
1. Онто-гносеологические основания построения концепции языкового пространства как формы бытия человека 13-45
2. Уровни язьжового пространства, его символическая и мифологическая природа 46-64
Глава II. Диалектика судьбы: язык и смысл 65-124
1. Концепт судьбы в культуре и языке 65-82
2. Язык - привнесенный смысл в судьбу мира 82-124
Глава III. Свобода как самоопределение "Я" человека в его соотнесенности с судьбой 125-144
1. Свобода как самоопределение человеческого "Я" 125-137
2. Язык и свобода человека 137-144
Заключение 145-146
Библиография 147-156
- Онто-гносеологические основания построения концепции языкового пространства как формы бытия человека
- Уровни язьжового пространства, его символическая и мифологическая природа
- Концепт судьбы в культуре и языке
- Свобода как самоопределение человеческого "Я"
Введение к работе
Актуальность исследования. Философская мысль сегодня - это, в значительной мере, попытки по-новому понять природу человека, его укорененность в бытии и межчеловеческих связях. Поставить вопрос о бытии человека - значит, быть готовым к преодолению разрыва между свободой и судьбой как двумя противоположностями, составляющими сущность человеческого бытия. Преодолевая этот разрыв, мы как бы переименовываем отрицательность в позитивность. Важно при этом учесть, что всякая оппозиция, как сказал Тиллих, "существует за счет содержания, которое отрицает". Только при этом условии мы можем восстановить утраченную ценность понимания взаимозависимости судьбы и свободы - проблемы, со всей остротой сформулированной И. Кантом в третьей антиномии чистого разума.
"В советском лексиконе слово "судьба" не должно иметь места", -провозглашал некогда М. Горький, убежденный, что тем самым он отстаивает свободу человека. А между тем, Н. Бердяев, которого называют "философом свободы", утверждал: "В нашу эпоху нет более острой темы и для познания, и для жизни, чем тема об ожидающей нас судьбе", - говорил Н.А. Бердяев ("Воля к жизни и воля к культуре" - 1922). Для современного общества, вступившего в третье тысячелетие, тема взаимосвязи судьбы и свободы не утратила своей актуальности. Более того, она обострилась: недаром все говорят о системном кризисе человеческой цивилизации, явившимся результатом свободы или своеволия человека. Вот почему данная тема требует непрерывного осмысления в рамках самых разных областей философии, в том числе связанных с изучением языка. Тем более, что всегда существует некая тайна языка, которую нельзя постигнуть с помощью сугубо рациональных или чисто эмпирических исследовательских процедур (Э. Ротхакер).
Пожалуй, только философии дано если не разгадать, то хотя бы приблизиться к ней. Мы убеждены в том, что, исследуя феномен языка (Слова), человек может изменять свое существование и, преодолевая беспорядочность сознания, становиться все более свободным в акте творения Добра. Содержание, заключенное в языке (особенно в родном языке), опредмеченное в нем и с его помощью осознанное, становится частью нашего духовного мира, соединяясь с нашим "Я".
Однако, как показывает анализ отечественной литературы, проблеме онтологии языка уделяется недостаточное внимание, а онтологическая сущность языка в единстве с такими категориями, как судьба и свобода человека, практически не исследовалась. В работах по онтологии и теории познания обычно содержится лишь констатация того, что язык (как и знак) способен фиксировать результаты познания и транслировать их (п.В. Копнин, П.В. Алексеев, А.В. Панин и др.). И нет даже упоминания о том, что язык является сущностной характеристикой бытия человека (Б.Г. Ананьев, В.В. Орлов, И.Т. Фролов и др.). Таким образом, исследование языка с точки зрения его роли в бытии человека как единстве судьбы и свободы весьма актуально: во-первых, по причине важности этой проблемы; во-вторых, ввиду ее недостаточной изученности.
Степень разработанности проблемы. Предмет нашего исследования находится как бы на пересечении трех направлений, связанных с изучением философских проблем языка, судьбы (необходимости) и свободы. Но поскольку мы не обнаружили онто-гносеологических работ, специально посвященных исследованию данного предмета, приведенный ниже обзор основных трудов, которые имеют прямое или опосредованное отношение к исследуемой нами проблемы, имеет трехчастную структуру и касается работ, посвященных: а) проблемам языка; б) понятию судьбы; в) проблеме свободы.
Лейтмотивом современных философских работ по проблемам языка стало утверждение его неразрывной связи языка и сознания: "Практически,
5 реально сознание существует только в форме языка" (П.В. Копнин); "Превращение любого психического факта в факт сознания связано с участием речи. Положение Маркса о том, что язык является реальностью мысли, следует понимать в самом широком смысле: язык является реальностью всякого сознательного психического явления" (Е.В. Шорохова); "Сознание - это всегда словесно означенное отражение: где нет зеркала, там нет и сознания" (А.Г. Спиркин); "Язык - единственный способ выражения мысли" (Н.И. Жуков) и мн. др.
Исходным пунктом рассуждений мыслителей, так называемой, "культурной ветви" философской антропологии о взаимоотношении сознания и языка объявляется неспециализированность и несовершенность человека. Именно это позволяет ему быть открытым, творческим существом, обладать индивидуальностью (М. Ландман, Э. Ротхакер). Человек создает себя и культуру, с помощью которой он преодолевает свою недостаточность. В свою очередь, культура формирует горизонт восприятия и мышления, детерминирует субъективность человека (М. Ландман), Указывается роль родного языка в духовной жизни человека. Центральной темой в трактовке языка стало отношение "Я" у "не-Я", собственной субъективности к иному сознанию (Э. Гуссерль, Ортега-и-Гассет X., Ж.-П. Сартр, Э. Левинас).
Виток гегелевской спирали осуществился в русской философии: идея языка как действительного сознания получила свое новое воплощение -обогатилась новым содержанием: логическим, онтологическим, этическим, психологическим (А.А. Потебня, Г.Г. Шпет, А.Ф. Лосев, Л.С. Выготский).
Различным аспектам проблемы сознания посвящены фундаментальные работы таких мыслителей 30-80 годов как Л.А. Абрамян, Н.П. Антонов, А.А. Брудный, Ф.И. Георгиев, Н.И. Губанов, Д.И. Дубровский, А.В. Ерахтин, Н.И. Жуков, Э.В. Ильенков, Ф.Ф. Кальсин, П.В. Копнин, A.M. Коршунов, А.Н. Кочергин, В.И. Кремянский, Е.И. Кукушкина, М.К. Мамардашвили, Т.П. Матяш, Н.В. Медведев, Ф.Т. Михайлов, И.С. Нарский, В.В. Орлов,
В.Г. Панов, В.И. Пернацкий, С.А. Петрушевский, Б.Ф. Поршнев, С.Л. Рубинштейн, В.Н. Сагатовский, А.Г. Спиркин, М.Г. Ярошевский и др.
В одних случаях, исходной точкой исследования оказываются не сознание и не язык сами по себе, а Бытие, из анализа которого выводятся уже все остальные моменты - сознание, мышление, общение, язык (Г.В.Ф. Гегель, К. Маркс, М. Хайдеггер, К. Ясперс, Ж.-П. Сартр, А.Ф. Лосев, М. Бубер и др.).
В других случаях, первичной реальностью, из которой стремятся вывести природу сознания и языка, выступает человек (Гумбольдт В. фон, различные варианты философской антропологии). Языковое сознание понимается как "чувство языка" и как "языковая способность", т.е. механизм, переводящий внешние воздействия и внутренние побуждения в общезначимую, интерсубъективную форму (Гумбольдт). Дается антропологическая трактовка сознания как предпосылка антропологической модели языка (М. Шелер, X. Плесснер). Исследуется взаимосвязь действия, языка и сознания (А. Гелен). Глубокая взаимосвязь структур языка, интеллекта и моторики не вызывает у Гелена сомнений. С его точки зрения, совместная деятельность, действия по приказанию, демонстрирование образцов деятельности возможны только на основе языка.
Утверждается принцип обязательности языка для мышления, сознания и неустранимости его из их функционирования. Эту мысль отстаивают философы "эрлангенской школы", утверждая, что не может быть никакого сознания, которое бы не было структурировано языком (В. Камл, П. Лоренцен, Ю. Миттельштрасс, К. Лоренц).
Одни мыслители за исходную точку в понимании сознания берут социальное взаимодействие (прагматизм - Ч.С. Пирс, Ч.В. Моррис, Дж. Г. Мид; символический интеракционизм - М. Хэллидей, Ю. Хабермас). Другие авторы понимают сознание как Чистое "Я" (Э.Гуссерль).
Достаточно распространено представление, согласно которому сознание, мышление, познание сами по себе бесплотны, "идеальны",
7 неуловимы и только их соединение с "материей языка" позволяет придать им реальность. Обратной стороной такого понимания сознания является трактовка некоторыми авторами языка как сугубо материального феномена, в структуру которого не входит ни значение, ни семантика, ни идеальное (И.А. Хабаров, А.Г. Волков и др.).
Глубокое исследование основных подходов к проблеме взаимосвязи языка и сознания в философии XIX-XX вв. проведено А.Н. Портновым, который проводит анализ роли языка в онто- и филогенетическом формировании сознания, в осознании и понимании действительности. Основной акцент он делает на таких проблемах как структура сознания и его интер-субъективно-коммуникативная природа, семиотическая подсистема сознания, движущие силы и механизмы речевого онто- и филогенеза, механизмы осознания действительности, язык и интеллект, языковое сознание и языковая ментальность.
Существенно расширила наши представления о роли знаков в организации психических процессов, так называемая, психолингвистическо-когнитивная революция в современной психологии (Б.Ф. Ломов, Э. Маккормак, Э. Холенштайн). Накопленный к настоящему времени в психологии и психолингвистике фактический и концептуальный материал позволяет более ясно понять не только генезис знака, языка, значения, но и глубже осветить природу и структуру сознания.
Имеется немало работ, в которых глубоко анализируются проблемы семиотики (Л.А. Абрамян, Е.Р. Атаян, А.А. Брудный, Б.В. Бирюков, А.А. Ветров, А.Г. Волков, СР. Вартазарян, A.M. Коршунов, И.С. Ладенко, В.В. Мантатов, И.С. Нарский, В.В. Петров, И.В. Поляков, Л.О. Резников, Г.Л. Тульчинский, И.А. Хабаров и др.).
Оригинальные работы современных исследователей поддерживают отечественную лингвистическую традицию (Н.Д. Арутюнова, Т.В. Булыгина, В.Г. Гак, А.Е. Кибрик, Е.С. Кубрякова, Е.В. Падучева, Ю.С. Степанов, А.А. Уфимцева и др.).
Многие исследователи занимаются разработкой проблем психологической и психолингвистической семиотики (MB. Гамезо, И.Н. Горелов, А.А. Леонтьев, И.Ф. Неволин, Н.Г. Салмина, Ю.А. Сорокин, А.П. Стеценко, Е.Ф. Тарасов, Н.В. Уфимцева и др.).
Кроме того, существует оригинальная, пользующаяся мировым признанием московско-тартусская семиотическая школа, успешно применившая принципы теоретической семиотики к анализу самых разнообразных знаковых систем (Вяч. Ас. Иванов, В.Н. Топоров, Ю.М. Лотман, Т.М. Николаева, Б.А. Успенский, Т.В. Цивьян и др.).
В анализе понятия судьбы можно выделить несколько направлений. Одно из них связано с исследованиями проблемы судьбы в мифологии древних культур (Т.П. Григорьева, А.Я. Гуревич, Т.В. Топорова, Т.В. Цивьян, Т.А. Михайлова). Большое внимание уделяется изучению метафоры судьбы и связанных с нею семантических рядов, устойчивых словосочетаний и ассоциаций (Г.М. Яворская, С.Л. Сахно, О.Я. Котлицкая, Л.А. Антипенко, СМ. Толстая, В.И. Хайруллин). В процессе изучения понятия судьбы многие авторы обращаются к анализу религиозной ментальности, а также религий различных народов (СП. Виноградова, A.M. Карапетьянц, М.К. Трофимова, П.В. Секирин. Е.Н. Левинтова, В.И. Силецкий, Т.Ю. Чубарян). Имеется ряд исследований, посвященных анализу идеи судьбы в различных философских учениях (Н.П. Гринцер, С.С Неретина, С.Н. Иванов, М.С Глазман, С.Г. Семенова). Кроме того, понятие судьбы анализируется на материале фольклора, лингвистики, поэтики (Л.А. Илюшечкина, И.И. Ковалевская).
Среди классиков, исследовавших проблему свободы, прежде всего, отметим тех, кто особое внимание уделял ее нравственному аспекту: И. Канта, Г. Гегеля, С. Кьеркегора, Вл. Соловьева, Н. Бердяева, Н. Лосского. В классических трудах традиционно исследуется противоречивость существования человека, двойственность его бытия, разорванность человеческого "Я" и мира, антиномизм свободы. Таковы труды И. Канта,
9 Ф. Шеллинга, Ф. Шлегеля, Г. Гегеля, А. Шопенгауэра, К. Маркса, Ф. Энгельса, Ф. Ницше, Ж.-П. Сартра, 3. Фрейда, Г. Маркузе, С. Кьеркегора, М. Хайдегтера, Э. Фромма.
Несмотря на то, что ряд авторов (Н.А. Бердяев, А.П. Иванов, B.C. Соловьев, Г.П. Федоров, С.Л. Франк, А.И. Ципко) отрицают позитивный вклад марксистов в анализ проблемы свободы, именно в марксизме нашла свое наиболее глубокое и развернутое осмысление поставленная Гегелем и Фейербахом проблема свободы человека как преодоление отчуждения человеческой сущности. Этой проблеме посвящены работы Н.М. Бережного, И.В. Бычко, Б.Н. Воронцова, В.Е. Давидовича, Ю.Н. Давыдова, Э.В. Ильенков, И.И. Кального, В.И Копалова, В.Е. Кемерова, В.И. Колосницына, Н.И. Лапина, С.А. Левицкого, К.Н. Любутина, И.Я. Лойфмана, А.Т. Мысливченко, О. М. Ноговицына, И.С. Нарского, В.И. Плотникова, М.Н. Руткевича, Т.Ю. Сауха, А.Д. Сухова, B.C. Скоробогацкого, В.Ф. Сержантова, Д.М. Угриновича, А.С. Чупрова и др. Кроме того, большой интерес для нас представляют работы, в которых анализируется осмысление свободы в мифологии (В.Т. Звиревич, А.Ф. Лосев, Э.Б. Тейлор и др.).
Оценивая степень разработки проблемы в целом, отметим, что сделано немало в плане углубленного понимания основных характеристик "языка", "свободы", "судьбы", в том числе их структуры и внутренних противоречий. Высоко оценивая вклад ученых в исследовании феноменов "язык", "судьба", "свобода" нельзя не отметить, что степень изученности этих феноменов еще не соответствует ее значимости для решения теоретических и практических задач развития человечества. Что же касается исследования языка как способа обнаружения и разрешения антиномии судьбы и свободы в бытии человека, то - в доступном для диссертанта круге литературы - специальных исследований на эту тему просто нет.
10 Объектом исследования является язык и образуемое им языковое пространство как специфически человеческий способ бытия.
Предмет исследования - роль языка и языкового пространства в обнаружении и разрешении антиномии судьбы и свободы в бытии человека.
Цель исследования задана его предметом и заключается в том, чтобы рассмотреть язык как обнаружение и, вместе с тем, способ перманентного "разрешения" противоречивости человеческого бытия, антиномии судьбы и свободы человека.
Задачи исследования обусловлены его целью и состоят в следующем:
Рассмотреть онто-гносеологические основания, символическую и. мифологическую природу, а также уровни языкового пространства человеческого бытия.
Определить понятие судьбы как смыслового универсума существования человека и роль языка как способа привнесения смысла в судьбу человека и мира.
Показать роль языка в обретении человеком свободы как способности к самоопределению своего "Я".
Методологическая основа исследования. Методологической основой является соединение диалектического и феноменологического подходов. Причем, метод диалектики понимается нами как диалог. Диалектический метод не исключает, а напротив предполагает антропологический подход к языку, свободе, судьбе. Феноменологическая техника позволяет выявить то, что можно отнести именно к опыту самого сознания, формирующего пространство свободного общения человека с миром.
II Источниковая база исследования. Теоретической и эмпирической базой исследования послужили: а) классические философские тексты (М. Бахтин, Н. Бердяев, М. Бубер, С.Н. Булгаков, Л, Витгенштейн, Л.С. Выготский, Г.В.Ф. Гегель, А.В. Гулыга, В. фон Гумбольдт, Г. Гийом, Э. Гуссерль, Э.В. Ильенков, И. Кант, ЛА. Коган, Дж. Локк, А.Ф. Лосев, А.Р. Лурия, К. Маркс, М.К. Мамардашвили, И.С. Нарский, Т.И. Ойзерман, X. Ортега-и-Гассет, А.А. Потебня, Ф. Соссюр, А.А. Тахо-Годи, С.Н. Трубецкой, П.А. Флоренский, С.Л. Франк, Э. Фромм, 3. Фрейд, М. Фуко, М. Хайдеггер, М. Шелер, Л. Шестов, О. Шпенглер, Г.Г. Шпет);
б) исследования современных философов (П.В. Алексеев, А.В. Брушлинский,
А.Г. Волков, А. Вознесенский, В.Н. Волошинов, К.С. Гаджиев,
П.Я, Гальперин, ЛА. Гоготишвили, И.Н. Горелов, М. Дамит, И.А. Егоров,
Б.В. Емельянов, А. Зотов, Б.Г. Капустин, В.В. Калиниченко, Т.Б. Князевская,
П.В. Копнин, В.Б. Куликов, В.В. Кудрявцев, Е.А. Куштым, А.А. Лаврова,
Т. Лукманн, Ю.В. Мамлеев, В.И. Молчанов, В.В. Налимов, А.Б. Невелев,
АЛ. Огурцов, Е.Н. Панов, А.Н. Портнов, Л.А. Радзиховский, А.В. Резаев,
A.M. Руткевич, Э.Ю. Соловьев, Ю.С. Степанов, А.В. Суркова,
Н.Г. Черникова, А.С. Чупров, М. Эпштейн, A.M. Эткинд, Х.Р. Яусс и др.;
в) работы современных зарубежных философов (К.-О. Apel, Е. Holenstein,
М. Landmann, Е. Levinas, Е. Rothacker, Н. Plessner); г)эмпирический лингво-
философский материал, наработанный автором в процессе
преподавательской деятельности.
Научно-практическая значимость исследования. Материалы и выводы исследования могут использоваться в преподавании учебного курса философии, а также способствовать решению ряда научно-исследовательских проблем, связанных с изучением онтологии языка.
Апробация диссертации. По теме диссертационного исследования опубликовано 6 работ. Основные положения диссертации доложены автором
12 на ряде Всероссийских и региональных конференций - в Челябинске (2001), Екатеринбурге (2001), Москве (2001).
Структура и объем диссертации. Диссертация состоит из введения, 3 глав, заключения и списка использованной литературы. Содержание работы изложено на 156 страницах машинописного текста, список литературы включает в себя 162 наименования.
Онто-гносеологические основания построения концепции языкового пространства как формы бытия человека
"Есть ценностей незыблемая скала" (93, С. 96).Эти ценности - живая незыблемость, не буквы, а духа. Ценным достоянием человека, сложным и таинственным феноменом разума, развития человеческой цивилизации является язык. В данной главе, обозначив уровни сознания, мы предпринимаем попытку исследования, во-первых, диалектики языка как специфически человеческого способа взаимодействия с миром; во-вторых, показываем язык как тождество диалектики и диалога; в-третьих, исследуем возможности влияния языка на осознание действительности, а значит, и на осознание своего истинного "Я".
Познавая феномен языка, мы постепенно познаем мир, мы познаем себя. Парадокс состоит в том, что познание языка, познание мира, а значит, и себя в мире, осуществляется опять-таки посредством языка. Обратимся к теории Г. Гийома, в которой исследуются мыслительные подсистемы, входящие в общую систему языка, созданной человеком в его стремлении к познанию мира (160). Согласно Гийому, язык - это, прежде всего, способ познания мира, "зеркало" этого мира. Само стремление к познанию мира предшествовало потребности человека в языке как средстве общения с себе подобными, ибо предметом сообщения может быть только то, что известно, хоть в какой-то степени "познано", во всяком случае, воспринято из общения с природой, с миром (162, PP. 304-308).
Следует различать понятия "язык" и "языковая (или речевая) деятельность". Язык постоянно присутствует в сознании человека, тогда как под речевой деятельностью понимается использование единиц языка в речи в тех случаях, когда человек хочет сформулировать свои мысли (для самого себя или для передачи этих мыслей собеседнику). Речевая деятельность базируется на языке, она начинается с обращения к языку и завершается в речи, выражающей мысль. То есть, речевая деятельность представляет собой переход от языка к речи, причем, язык - это явление постоянное, а речь -явление преходящее. Возможность осуществления речевой деятельности предполагает два момента: 1) наличие языка в виде понятийной структуры, состоящей из виртуальных единиц, получающих языковое знаковое оформление, и находящейся в сознании человека; 2) переход от понятийных обобщающих представлений к конкретным объектам речи с оформлением знаками речи в соответствии с задачами высказывания.
Виртуальные единицы языка (в европейских языках - слова и грамматические формы) образуют основу речевой деятельности, обеспечивают построение предложения (фразы) - единицы речи, -выполняющего цели высказывания. Слово в языке и слово в речи - это не одно и то же: в языке слово виртуально (может обозначать как общее, так и частное понятие), в речи - реально, служит непосредственно образованию предложения, называя определенный объект речи. Наличие языка, предварительно сформированного из слов, служит непременным условием рождения речи. Как предложение, являющееся единицей речи, так и слова, служащие единицами языка, создаются способностью к речевой деятельности, понимаемой в широком смысле слова, как акт, обеспечивающий выражение мысли, акт двухфазовый, причем, каждая фаза подводит к законченной единице (слова и предложения). Речь - это результат работы мысли, идущей от общих представлений (понятий) в языке к выражению определенного конкретного содержания передаваемого реальной речевой системой знаков. Е.А. Реферовская обращает внимание, что "Точка зрения Гийома на соотношение языка и речи отчетливо выражена в словах: "Кто говорит "речь", говорит "язык". Речь - это конструкция, построенная моментно из данных языка, структуры, сформированной предварительно, полученной как наследство, и время образования которой неуловимо" (114, С. 28-29).
Что мы будем понимать под словом "язык"? Язык - это, прежде всего, явленность человеческого бытия в слове, движении, мелодии, красках, поступках. Каждое слово подобно медали - оно двусторонне: первая сторона внешняя (звучащая или видимая - физическая) - это звучание или написание слова, это действие; вторая сторона - внутренняя (неслышимая и невидимая - психическая) - это смысл, или значение слова. В принципе, такое понимание языка не является новым. В частности, на антиномичность слова указывал П. Флоренский. Любое слово по своей природе антиномично. Оно одновременно и "неразложимое единство" предметов, сущностей, и мир многообразных внутренних отношений. Согласно Флоренскому, внутренняя и внешняя формы слова различны. Применительно к антиномичности речи внешняя форма - это твердый состав, которым держится все слово. Внешнюю форму можно уподобить телу организма. Это та неизменная часть, которая делает слова и речь понятными для всех, индивидуальными. По Флоренскому, это тело, безусловно, необходимо; но жизненная сила его, самого по себе, только тлеет, ограниченная узкими пределами, и не способна согревать и освещать окружающее пространство. Внутренняя форма - это душа тела речи, которая постоянно рождается заново и придает речи индивидуальность. Это есть не что иное, как явление жизни духа.
Слово - это организм, самозамкнутый мир, имеющий тонкую структуру и сложное строение. Оно имеет в себе: 1) момент физико-химический, соответствующий телу; 2) момент психологический, соответствующий душе; 3) момент оккультный, соответствующий телу астральному. Но так как всякое проявление видимой нами жизни начинается в мысли (на высшем духовном плане), и через желание (через низший духовный план) приводится в исполнение действие на физическом плане существования, и так как на всех этих планах действует дух, то, в сущности, нет и не может быть разделения на жизнь материальную и жизнь духовную, ибо нет границ в единой жизни. Все эти три плана существования составляют единый план Бытия, и везде царит Дух.
Дух, понятый нами как психическая энергия, лежит в основании проявления Мира, в основании Слова. Психическая энергия проникает во все ткани, во все органы нашего тела, устанавливая во всем организме равновесие. Каждое наше действие, каждое желание и каждая мысль - есть проявление психической энергии, которая двигает горами, как говорил об этом Христос, ибо преград для нее не существует. Она действует вне времени и пространства. Психическая Энергия создает и разрушает миры (Сравнить: "Словом можно убить, словом можно спасти"). Все те великие чудеса, о которых повествует Библия, совершены психической энергией. Вспомним пророка Даниила, брошенного в ров ко львам и не растерзанного ими потому, что была вызвана в действие защитная психическая энергия, против которой не дерзнет ни одно животное. Вспомним все великие чудеса Моисея, совершенные им при выводе Израиля из Египта и во время сороколетнего странствия по пустыне: переход через разделенные воды Красного Моря, извлечение воды из камня, появление манны с неба и перепелов из туч и т.д. Точно так же не забудем и всего того, что творил психической энергией Христос: возвращение к жизни умерших, исцеление слепорожденных и больных, хождение по воде и усмирение бури, превращение воды в вино и многое другое.
Уровни язьжового пространства, его символическая и мифологическая природа
Вопрос об онто-гносеологических основаниях построения концепций языкового пространства человеческого бытия - это вопрос о природе и движущих силах развития языковой способности человека. Современная наука о языке, тем более позитивистски ориентированная философия языка, почти ничего не может сказать о природе языкотворческой способности человека. С одной стороны, мы отчетливо наблюдаем единство мышления человечества (каждый народ выступает за мирное сосуществование всех народов мира, все понимают необходимость борьбы с наркоманией, все народы решают проблемы здравоохранения и биоэтики, высказывают идеи за сохранение окружающей среды и мн. др.). С другой стороны, языки человечества содержат глубокое формальное и смысловое своеобразие.
Действительно, еще досократики выдвинули общие идеи о единстве, родстве и связности всего сущего. Таковы, например, философские положения Гераклита: "И из всего одно, и из одного - все"; Анаксагора: "Во всем есть часть всего" и др. В этих положениях можно выделить два аспекта, в которых связываются между собой "единство" и "все". Во-первых, единство понимается глобально: все существующее, вся многоразличная реальность образует единое целое. Во-вторых, единство понимается и конструктивно, структурно: единство означает единство во всем, совершенную связанность и взаимопроникнутость. Эти два аспекта мы соотнесем с двумя фундаментальными предметами эллинского философствования: Логос и Космос. Подразумевая Космос, открывается, что единство есть единство всего; подразумевая же Логос, открывается, что единство есть единство во всем, ибо открывается "внутренняя сопринадлежность и взаимосвязанность сознаний через их причастие общему, пронизывающему их Логосу" (140, С. 35). О Логосе учил, в первую очередь, Гераклит ("Логосу внимая, мудро согласиться: все едино"). При этом осознавалось, что в обоих случаях в объединяемом не утрачиваются и различия, сохраняется своеобразие.
Мы склонны признать, что имеется некая всеобщая языковая способность (сила), подобно кантовской "способности суждения" (буквально "силе суждения"), которая, по нашему мнению является первым из оснований единства построения пространства свободного общения между людьми, независимо от того, принадлежат ли эти люди к западному или восточному варианту культуры - способность к диалогу. "Целостность личности (как, впрочем, и целостность отдельного народа) - в ее диалогичности, в способности существовать в формах "Я" и "Другого" ("Ты" и "Он" или "Man"), отмечает М. Бахтин ( 5, С. 319).
Поскольку между "Я" и "Ты" существует пространство свободного общения, то им, по-видимому, будет являться духовное творчество как высшая форма активности человека - диалог. Человек обретает собственную сущность, только вбирая в себя всечеловеческое, соотнося себя с другими. Сущность человека как способность к диалогическим отношениям выступает в виде некой данности. Диалог оказывается и исходной точкой, и перспективой. Мы можем понять другого ровно настолько, насколько можем понять себя. Сознание человеком самого себя уже заключает двойственность своего "Я".
Противоречивость "Я" личности подмечена И. Кантом. "1). Я как субъект мышления (в логике), которое означает чистую апперцепцию (чисто рефлектирующее Я) и о котором мы ничего больше сказать не можем, так как это совершенно простое представление; 2). Я как объект восприятия, стало быть, внутреннего чувства, которое содержит в себе многообразие определений, делающих возможным внутренний опыт" (56, С. 365). Но можно ли считать структурными компонентами личности логическое и психологическое понятия "Я"? Кант считает неправомерным вообще задавать такой вопрос, а именно: "Сохраняет ли человек свою тождественность себе, осознавая, что душа его претерпевает изменения"? Он полагает, что "человек может сознавать эти изменения только потому, что в различных состояниях он представляет себя как один и тот же субъект" (56, С. 365). В самом разделении на сознание и самосознание — главное отличие человека от животных: "То обстоятельство, что человек может обладать представлением о своем Я, бесконечно возвышает его над всеми другими существами, живущими на Земле. Благодаря этому, он - личность, и в силу единства сознания при всех изменениях, которые он может претерпевать, он - одна и та же личность, то есть существо, по своему положению и достоинству совершенно отличное от вещей, каковы неразумные животные, с которыми можно обращаться и распоряжаться как угодно" (56, С. 357). Самосознание, согласно Канту, выступает предпосылкой нравственности человека, его моральной ответственности, другими словами - предполагает присутствие в его сознании другого лица одновременно с образом своего эмпирического "Я". Это другое лицо, по Канту, "может быть действительным или чисто идеальным лицом, которое разум создает для самого себя" (57, С. 377).
На разработку проблемы взаимосвязи языка и сознания в XIX-XX веках огромное влияние оказала философия языка Гумбольдта. По нашему мнению, целый ряд положений Гумбольдта нуждается в новом прочтении с точки зрения заявленной в диссертационном исследовании темы. Исходная точка философии языка Гумбольдта - Человек, Человечество. Крайне критически оценивая "абсолютное Я" Фихте (он "берет за исходное то, что является собственно конечным, то есть абсолютное Я"), Гумбольдт утверждает, что мы должны исходить из понятия единства, в котором снимается всякая противоположность единства и множества. "Определение этого единства как божества я нахожу банальным, так как им всюду разбрасываются безо всякой пользы. Выражения "мир", "вселенная" приводят к совершенно слепым силам и к физическому бытию. "Мировая душа" - понятие еще более неуклюжее. Поэтому я предпочитаю остановиться на том, что ближе всего. Это единство - человечество, а человечество есть не что иное, как само "я". Я и Ты, как любит говорить Якоби, - это совершенно одно и то же, точно так же, как я и он, я и она и все люди" (53, С. 235).
Согласно Гумбольдту, единству Человечества соответствует "всеобщая языковая способность", "В каждом человеке живет стремление (стимулируемое, регулируемое и ограничиваемое определенной силой) под действием внешних и внутренних сил порождать язык, и притом так, чтобы каждый человек был понят другими людьми" (36, С. 78). Языковая способность (сила) тесно связана со всеми основными антропологическими характеристиками человека. "Язык, - подчеркивает Гумбольдт, - есть орган, образующий мысль". Данное положение он аргументирует так: "Интеллектуальная деятельность, совершенно духовная, глубоко внутренняя и проходящая в известном смысле бесследно, посредством звука материализуется в речи и становится доступной для чувственного восприятия" (36, С. 75). Нам думается, Гумбольдт мыслит вполне традиционно, тематизируя следующие моменты: противоречие идеального (мысль, сознание) и материального (звуки речи), мысль материализуется, объективируется с помощью языка. В свою очередь, соединение с материей языка позволяет мысли "достичь отчетливости и ясности", без чего "представление не может стать понятием".
Концепт судьбы в культуре и языке
Рассмотрев эволюцию понятия судьбы с точки зрения современной рефлексии человечества (диалога логик, культур, способов смыслового упорядочения бытия), автор в данной главе раскрывает многообразие семантических полей судьбы в различных языках и культурах, показывает инвариантность отношения "человек-судьба", обосновывая тезис - "судьба -партнер человека".
"Люди ищут судьбу, а судьба - людей", - как точно с помощью языка Ч. Айтматов передал смысл диалектики судьбы. Однако, приблизиться к смыслу можно, только лишь обнаружив его. В частности, нам интересен Шекспир и Мандельштам, Пушкин и Пастернак тем, что для нас есть возможность познания смыслов созданного ими. Эти смыслы актуальны и волнуют нас только потому, что они обнаружены нашим "Я". Так и идея Судьбы может быть для нас актуальна и может волновать нас только потому, что она обнаружена.
Проблеме судьбы в истории мировой общественной мысли наибольшее внимание уделялось в кризисные периоды. Именно тогда особенно актуальным становился вопрос о месте человека в мире, о границах свободы его действий, о праве распоряжаться собственной жизнью. В свое время, Шекспир выдвинул антиномию, которая стала камнем преткновения для многих философов Нового времени. С одной стороны, судьба - это история времени, обстоятельства эпохи, с которыми вступает в единоборство человек. В этом смысле, судьба вне человека и воспринимается им как необходимость. С другой стороны, судьба - это свободный выбор человека, соответствующий его внутренним качествам, его характеру. 33 этом смысле, судьба человека заключена в нем самом, и воспринимается им как свобода. В нашем понимании судьба - это некая психическая сущность, которая выражается в стремлении человека к свободе.
Можно ли считать судьбу и свободу однопорядковыми понятиями? Мы думаем, что да. У нас не вызывает никакого сомнения, что у слова есть значение. Каждое слово заключает в себе определенный смысл, несет какую-то информацию. Смысл есть не только в словах, но и в звуках слова, в его звуковом оформлении. Каждое звуковое оформление не случайно, оно имеет определенный смысл. Об этом, в частности, свидетельствуют многие экспериментальные данные лингвистической теории содержательности звуковой формы в языке (45). "Верь в звук слов: смысл тайн в них" (В. Брюсов). Звучание (движение, взгляд и т.д.) и значение, представляющее собой содержательное основание определенной языковой единицы в рамках заданной системы языка, соединяясь в слове (языке) образуют смысл, существование которого возможно только в партнерских отношениях человека с судьбой. Для нас существенно то, что смысл не зависит от различий между языковыми системами, по своей сути он является универсальным основанием человеческой культуры.
Настоящий взрыв интереса к проблеме смысла был связан с развитием неопозитивизма, ориентированного на формальный анализ языков науки или научных средств выражения. Неопозитивисты осознали необходимость учитывать в своих исследованиях смыслообразующую деятельность сознания. Этот факт инициировал переход позитивистов от поиска формальных критериев, отличавших осмысленные выражения от бессмысленных, к анализу понятия "смысл" и выработке оснований смыслообразующей активности сознания. В данном ключе, выделяются следующие основоположения позитивистской парадигмы мышления: 1) смысл выступает как структура, регулирующая отношения лексических единиц внутри знаковых систем, причем смысл языковых выражений любой знаковой системы зависит от способа презентации описываемого объекта; 2) смысл имманентен интерпретированным знаковым системам. Он является принципом описания отношений между знаковыми системами и адекватными для них способами интерпретации; 3) смысл какого-либо языкового выражения фундирует саму возможность осмысленного оперирования этим языковым выражением в рамках общей языковой системы. Этими характерными чертами обладают теории смысла Р. Карнапа, К. Льюиса, Г. Фреге и других мыслителей-позитивистов.
Значительный период в плане исследования проблемы смысла относится к середине XX в. и связан с развитием феноменологии, открывшей новые горизонты в осмыслении данной проблемы. Основной проблемой феноменологии является проблема "смыслополагания" мира, предполагающая обнаружение той активности сознания, благодаря которой многообразный и, вместе с тем, целостный мир предстает перед нами как иерархия смыслов. Именно поэтому феноменологов интересует, прежде всего, смыслообразующая деятельность сознания, лежащая в основании различных форм целеполагающей деятельности человека. Феноменология прояснила тот факт, что мы сами конституируем смысловую данность мира, и всякий, обитаемый в мире смысл, является, прежде всего, переживаемым и понимаемым самим человеком. И потому, смыслы выступают теми структурами, которые выполняют роль онтологической "связки" экзистенции человека и его Судьбы (Бытия).
В традиционных культурах прошлого и настоящего мифологема "судьбы" играет огромную роль. Одним из самых важных признаков ментальности является образ и понятие судьбы. "Определенная установка относительно судьбы, своеобразное отношение к судьбе - это характеристика любого человека, черта повседневного облика коллективного сознания, находящая свое выражение во многих символических модусах культуры. Раскрыть за "планом выражения" "план содержания", за символическими формами - инвариантные ментальные структуры, их сдвиги в истории культуры, понять ментальные установки как неотъемлемый компонент социокультурной системы - такова задача философии культуры" (60, С. 177).
Рассмотрим коротко эволюцию понятия "судьба", обратившись к работам современных исследователей. Т.П. Григорьева анализирует понятие судьбы в учениях Востока. Она подчеркивает, что в буддизме и у даосов не было понятия судьбы в греческом смысле, объясняя это тем, что на Востоке не было того, что породило это понятие: греческой космологической модели, представлений об изначальном Хаосе, следствием которых явилась вера в непредсказуемость и неотвратимость рока с вытекающими отсюда фатализмом, детерминизмом, стоической жертвенностью (60, С. 177-178). Согласно даосской модели, изначален не Хаос, а Свет, Великое Единое, потенциальная Гармония - Дао, "следуя которому мир восходит к Добру" ("И-цзин"). Человека не подстерегает рок, если он действует в соответствии с "волей неба", со своими врожденными свойствами("дэ"). Если же он не следует своему предназначению и достигает успеха, то проку все равно не будет, ибо Небо знает Справедливость ("и").
Согласно буддийской модели, изначальна светлая природа Будды. Все существа, пройдя ряд перевоплощений, нирванизируют, изживают свою карму. Человек призван изжить "авидью" (неведение, помраченность сознания). Карма - не Судьба. Она не дана, а делается: прежние и нынешние поступки формируют карму индивидуальную, национальную, космическую, то есть участь человека, нации, Вселенной зависит от сознания. Поэтому на Востоке не возникло трагического мироощущения, неизбежно возникающего при дуальной модели мира, где свобода субъекта противопоставляется объективной необходимости. Всякое отделение одного от другого считалось иллюзией, плодом непросветленного сознания. Это и предопределило разные мировоззренческие парадигмы и типы исторического поведения.
Анализ древнегерманских представлений о судьбе дает Т.В. Топорова (60, С. 178). Обозначения судьбы здесь организованы в универсальные бинарные оппозиции: "отделение" - "соединение", "полагание" -"установление", "статичность, неподвижность" - "динамичность, изменчивость". Эти оппозиции объединены инвариантным значением - "мера", "гармония", "совершенство". Древнегерманские представления о судьбе коррелируют с космогоническими мифами. Эта корреляция проистекает из единого первоначального архаичного идейного комплекса, в котором не разграничивались язык и миф, объединенные в ритуале.
Для исследования эволюции понятия судьбы, обратимся к религиозной ментальности, к религиям различных народов в их отношении к судьбе.
"Судьба" ключевое слово в языке Заратустры. Формирование этого понятия обусловлено противопоставлением Добра и Зла в мировосприятии древних иранцев. Согласно зороастризму, к судьбе, понимаемой как "спасение", ведет "путь", складывающийся из "добрых мыслей, слов и поступков". Особое значение приобретает "знание пути" (в дальнейшем отождествляемой с "верой"). Это знание Заратустра получил от Ахурамазды в божественном откровении (60, С. 180-181).
Обращает на себя внимание семантическая соотнесенность авест. asi -"доля, удел" (одна из нескольких лексем, образующих семантическое поле судьбы в гатах) с авест. Asa - "истина, космический закон, порядок".
Свобода как самоопределение человеческого "Я"
С целью обоснования тезиса, что свобода есть внутренняя творческая энергия судьбы (суть бытия человека), мы предпринимаем попытку показать диалектическое противоречие свободы через призму осмысления судьбы и потребности человека в проговаривании своего "Я", в поддержании "тоски по содержанию" (А.Б. Невелев).
Проблема свободы, получившая наиболее острое звучание в наши дни — проблема экзистенциальная. В этом отношении, представляет научный интерес статья Н. Аббаньяно "Экзистенция как свобода" (1, С. 146-157). Конфликт, лежащий в основе проблемы, - это не конфликт между двумя дисциплинами или двумя точками зрения на человеческую жизнь, которая, с одной стороны, есть природа, а с другой - дух. Это более глубокий конфликт, укорененный в самом бытии человека и в его конкретных актах поведения. Разрешение этого конфликта, если оно существует, не может быть сведено лишь к теоретическому постижению: оно должно затронуть и непосредственно охватить экзистенцию человека. "Действительно ли свободен человек?" Вопрос, кажущийся курьезным, оказывается тревожным, если придать ему другую форму: "Действительно ли я свободен?" Это подлинная форма вопроса, который обретает смысл, когда непосредственно касается меня, если связан с какими-то моими жизненными решениями, с направлением, которое я хочу или должен придать своей жизни. Только в такой форме этому вопросу можно дать серьезное философское обоснование и ожидать действительно жизненно значимого слова. Мне необходимо понять свое подлинное место как человека среди других людей и в мире в целом. Лишь после этого вопрос обретает жизненную значимость: чем же я являюсь и кем же я должен быть сам для себя?; чем же я являюсь и кем же я должен быть для других? Мои конкретные интересы, все то, что конституирует мою природу и мои поступки - все это входит в вопрос о свободе. Иными словами, проблема свободы неизбежно связана с вопросом о природе и судьбе человека. Решить вопрос о свободе - значит, ответить на более широкий вопрос о природе отношений, связующих меня с другими людьми и с миром.
Если человек - это отношение к бытию, то бытие для него трансцендентно. "Человек не есть бытие, бытие находится за его пределами, за пределами завершенной формы, за пределами ситуации, в которой он познает себя и обретает свои границы", - пишет Н.Аббаньяно (1, С. 150). Завершенность его формы, ситуация, его определяющая, - все это ему принадлежит, составляет самого человека. Однако, хотя все это и связывает его с бытием, тем не менее, не означает его овладения бытием, а, наоборот, не допускает его. Мысля, действуя, борясь, человек пытается завоевать бытие и овладеть им; но он никогда не достигает стабильного, окончательного завоевания и полного его овладения. Со всех сторон бытие ускользает от него. Исследование человеком всех взаимосвязей и конкретных видов бытия ведет лишь к более ясному осознанию трансцендентности бытия. Одновременно человек более четко представляет себе ситуацию, с которой связан. По мере того, как осознается трансцендентность бытия, тождество человека с этой ситуацией оказывается все более и более прочным. Чем в большей мере бытие оказывается его пределом, тем в большей мере этот предел сжимается вокруг него. Стремление избежать конечности его природы, для того чтобы соединиться с бытием, содействует, говорит Н. Аббаньяно, определению и ограничению человека, укрепляя его в его собственном положении. В действительности, человек не может реализовать себя иначе, как в отношениях с другими людьми и с миром: поэтому любая попытка его самореализации, любая попытка постичь бытие и овладеть им неизбежно укрепляет его связи с миром вещей и с другими людьми, усиливая, вместе с тем, круг его ограниченности.
Наиболее эффективной школой ясности, согласно А. Камю, является творчество. "Оно является и потрясающим свидетельством единственного достоинства человека: упорного бунта против своего удела, настойчивости в бесплодных усилиях" (52, С. 87). Там, где мысль возвращается к самой себе, рассуждает А. Камю, вздымаются образы, являющиеся очевидными символами конечной, смертной и бунтующей мысли. Отвергая единство, мышление возвеличивает многообразие. Единственной, освобождающей ум человека, мыслью является та, что оставляет его наедине с самим собой, со знанием собственной конечности и близкого конца (52, С. 88). Последним усилием, считает А. Камю, для родственных умов творца и завоевателя, является умение освободиться от своих занятий: дойти до признания, что самого дела - будь оно завоеванием, любовью, творчеством - могло бы и не быть. Все завершается признанием глубочайшей бесполезности индивидуальной жизни. Остается только судьба, а ее исход предрешен. За исключением единственной фатальности смерти, во всем остальном, в радости или в счастье, царит свобода. Человеку предоставлен мир, он -единственный его властелин (52, С. 88).
Традиционно считается, что судьба предзадана человеку и ограничивает его свободу, но правильнее было бы сказать, что свобода и судьба предпосланы друг другу. "Человек предзадает себе нечто большее и сильнейшее себя, предзадает себе то, что его одолеет, - пишет М. Эпштейн (152, С. 74). Судьбы нет там, где есть совпадение вещи с порядком вещей, где растение растет, а животное живет" (152, С. 74). Человек -судьбообразующее существо именно потому, что он вырывается из порядка вещей, изрекает свое слово - и поэтому получает ответ, слышит предреченное ему. "Рок" - недаром того же корня, что и "речь". "Человек есть существо рекующее — и потому рекомое, подлежащее року, то есть слову и приговору Бога" (152, С. 75). Субъективность в нем неотделима от объективности даже в чисто грамматическом смысле. Как субъект речи, он обречен быть и ее объектом, не в том поверхностном смысле, что говорят о нем, а в том, что говорят "им": он сам "изречен", "сказан", и этот Логос укоренен в его бытии вместе с возможностью его собственного Логоса. Именно эту изреченность самого себя человек нарекает роком. "Это "чело-весть", посланная неизвестно кем и неизвестно кому, лишь отчасти прочитывается самим человеком, а то, что не удается прочитать и понять, и составляет "тайнопись судьбы" (152, С. 75).
Философская посылка теории судьбы, по мнению М. Эпштейна, состоит в том, что судьба, вопреки традиционному пониманию, вовсе не есть данность или предзаданность человеческого бытия. Представление о том, что человек должен осилить свою судьбу, встать выше ее, взять в свои руки и т.д., находится внутри античной традиции. К ней же принадлежит и известное бахтинское изречение: "Человек или больше своей судьбы, или меньше своей человечности", где судьба понимается именно как предзаданность и обреченность, чему противостоит человеческая воля к самоопределению ( 6, С. 424). Из контекста рассуждения М. Бахтина об образе человека в жанре романа видно, что он понимает под судьбой "данное", "ставшее", историко-биографическую плоть или одежду, облекающую человека в противовес его свободному самоопределению. "Человек до конца невоплотим в существующую социально-историческую плоть. Все существующие одежды тесны (и, следовательно, комичны) на человеке" ( 6, С. 424). Судьба - цепь, которую человек должен разорвать; одежда, из которой он должен вырасти; среда, из которой он должен вырваться; закон, который ему предстоит опрокинуть; язык, с помощью которого он может сказаться. По большому счету, все перечисленное и есть обретение свободы.
