Содержание к диссертации
Введение
2. Глава первая. Время. Пространство. Точка зрения 27 стр.
3. Глава вторая. Сюжет и композиция в романах «Замки детства» и «Духи земли» 81 стр.
4. Глава третья. Персонажи. Последний роман К.Колом 139 стр.
5. Заключение 177 стр.
6. Библиография 182 стр
- Время. Пространство. Точка зрения
- Сюжет и композиция в романах «Замки детства» и «Духи земли»
- Персонажи. Последний роман К.Колом
Введение к работе
Творчество Катрин Колом (Catherine Colomb, 1892-1965) представляет литературу романдской Швейцарии, население которой говорит на французском языке. Романдия, состоит из шести кантонов: Женевы, Во, Невшателя, Юры, Валлиса, Фрибура и французской части кантона Берна, так называемой бернской Юры. Занимаемая ими площадь - всего 12000 кв.км. Население - 1689000 человек. Однако малые размеры и сложность исторических судеб не помешали возникновению в этом крае богатой и своеобразной литературы. Несмотря на частые упреки в узости восприятия мира, в регионализме, в склонности к спиритуализму раздающиеся в ее адрес, романдская словесность отражает осознание швейцарцев самих себя и их способность видеть широкий мир из маленького уголка земли. Первые памятники романдской литературы относятся к эпохе Средневековья. На французском языке писали поэты-швейцарцы Отон де Грансон (Othon de Grandson ок.1350-1397) и Мартен Лефран (Martin Leffran ок. 1410-1461). Получивший широкую известность Теодор де Без (Theodore de Beze, 1519-1605) был не только автором псалмов и религиозной трагедии, но и первой биографии Кальвина. Его «Правдивые портреты достославных мужей» (Vrais portraits des hommes illustres en piete, 1580) пользовались широкой популярностью у современников. Беат де Муральт (Beat de Muralt, 1665-1749) в своих «Письмах об англичанах и французах», опубликованных в 1725 г. (Lettres sur les Francais et les Anglais), первым среди европейцев сумевший различить лица наций. Чуть позже в 1782 г. Его идеи развил настоятель протестантской церкви Филипп-Сирис Бридель (Philippe-Sirice Bridel, 1757-1845), попытавшийся определить задачи швейцарской литературы в трактате «Гельветическая поэзия» (Poesies helvetiennes): «Наша национальная поэзия должна обладать своим неповторимым характером, чтобы можно было распознать ее с легкостью среди прочих. Где же еще как не в благословенной
Гельвеции, чья природа так разнообразна, прекрасна и величественна, возгореться яркому пламени Поэзии? <.. .> Описав свой край таким, каков он
есть, швейцарский Поэт должен столь же верно показать его обитателей. Ими не будут ни французы, ни немцы, ни англичане; это будем мы, Швейцарцы, свободные, бедные, но, спокойные и мудрые, поступающие как люди добродетельные» (Cette poesie nationale doit avoir un caractere a soi, que Гоп puisse aisement reconnaitre et distinguer. Et dans quel pays brillera-t-elle d un plus grand eclat que dans l'Heureuse Helvetie, ou la nature est si varie, si belle, si majestueuse? <...> Apres avoir peint son pays d apres nature, le Poete Suisse montrera ses habitants avec la meme fidelite. lis ne seront ni Allemands, ni Francais, ni Italiens, ils seront Suisses, libres, pauvres, mais tranquilles et sages, ils agirons comme des hommes vertueux).1 Уроженцем и гражданином Женевы был Ж.-Ж. Руссо. В Лозанне жил почитавшийся Л. Толстым Фр. Амьель. Ш.-Ф. Рамю, остававшийся в своем творчестве верным родному водуазскому краю, получил широкую известность за его пределами.
Судьбы романдской литературы, гораздо теснее связаны с литературой Франции, чем немецкоязычная швейцарская литература с литературой Германии. Центром творческой мысли для французской Швейцарии на протяжении веков оставался Париж, хотя нельзя не отметить и влияния немецкой и английской литературы. Характерный для французской литературы постоянный интерес к напряженной духовной жизни личности, ясности мысли и ее формы отличают и творчество романдских писателей. Мечтательная устремленность в надмирные дали, характерная для немецких романтиков, также отзывалась в произведениях романдцев, хотя и воспринималась здесь вместе с тем с гораздо большей реалистичностью. Выдающиеся романдские писатели XX века Ш-Ф Рамю (1878-1947), Г.Ру (1897-1976) предлагали заново увидеть и почувствовать красоту жизни, воссоединить «разрозненные части рая, разбросанного по всей земле». В XX веке романдская литература отзывается на открытия Пруста. Современница Катрин Колом М. Сант-Элье (1895-1955) в романе «Мертвый лес» (Bois mort, 1934) пытается соединить миги прошлой и настоящей жизни, повернуть
1 Bridel Ph.-S. Poesies helvetiennes. Lausanne, 1782. P. IX-XVI.
время вспять. Роман А.Коэна (1895-1981) «Красавица Господа» (La Belle du Seigneur, 1968) современная ему критика сравнивала с произведениями Пруста и Музиля. Творчество Ж.Марто (1903-1970) и Ж.Пируэ (р. 1920) во многом опирается на опыт Т.Манна и Р.Роллана.
Однако ни один из романдских писателей не утрачивает связи с родной землей. Интерес к «своей» истории, обычаям и нравам родного края, к укладу жизни его обитателей становятся одной из центральных тем этой литературы. Романдский ум сотворен таким образом, что не может существовать, даже в большей степени, чем в немецкоязычных кантонах, вне своего прошлого, обходиться без общения с предками.
Исследователи не раз отмечали моральные предрассудки, стеснявшие швейцарских художников, полагали, что литература Романдии должна освободиться от ограничивающих убеждений писателей, чтобы стать более универсальной. Призывали к суду Кальвина, обвиняя его в гонениях на культуру, подрубивших швейцарский гений. Действительно, именно французская Швейцария - родина кальвинизма, наложившего отпечаток на характер и нравы ее обитателей. Это не могло не сказаться в литературе, питавшейся на протяжении столетий кальвинистским морализаторством. Склонность романдских писателей к самоанализу и созерцательности, «метафизическое беспокойство», разрыв между внутренней и внешней жизнью во многом объясняется кальвинистской сосредоточенностью на изначальной греховности человека и невозможности оправдаться перед Богом. Отношения с окружающим миром соединяются с сознанием собственного бессилия, неприспособленности к реальности, печальным и чудесным заменителем которой оказывается для них внутренняя жизнь. Несомненную роль в романдской литературе играет и кальвинистская идея предопределения. Тема избранных и проклятых, конфликт добра и зла интересуют многих писателей больше, чем воспевание радостей жизни.
Юмор Р.Тепфера (1799-1846), П.Жирара (1892-1956), Ж.Шессе (р. 1934) представляется исключением на фоне всеобщего трагического восприятия
жизни. Однако некоторым поэтам и романистам удается преодолеть стесняющие рамки, и тогда их воображение не знает границ, охватывая космические просторы, открывая параллельные невидимые миры. Подобное мироощущение ярко выражено в лирике Э.Кризинеля (1897-1948), в стихотворениях в прозе Г. Ру (1897-1976), в романах Ш.-Ф. Рамю (1878-1947), М.Сант-Элье (1895-1955) и, наконец, в творчестве К.Колом.
Еще одной отличительной чертой швейцарской литературы в целом и романдской литературы в частности являются особые отношения швейцарцев с природой. «Что может сравниться по красоте с живописными окрестностями озера Леман, с благородными и разнообразными пейзажами, окружающими его берега?., нигде больше не встретишь столь прекрасного заката, лучи дневного светила окрашивают горы таким множеством оттенков, что лишь холодный душою в силах остаться равнодушным перед подобным великолепием» (Quoi de plus beau que les bords du lac Leman? De plus noble et de plus varie que les divers paysages qui ceignent ce beau basin que forme le lac?., il n'est points de plus beau soleil couchant, les rayons de l'astre du jour peignent les montagnes de tant de couleurs, qu il faut etre froid pour les voir sans plaisir et sans emotion),- писал еще в конце восемнадцатого века французский писатель Луи-Себастьян Мерсье, близкий знакомый Руссо. Тесная связь с многообразной и уникальной врачующей природой родных мест, укрывающей от житейских бурь и катастроф, доминирует в произведениях многих швейцарских авторов. Рамю в эссе «Смысл жизни» (Raison d'etre, 1914) говорил о необходимости для писателя уметь «поместить себя в
сердцевину вещей, вступить с ними в непосредственный контакт» (contact immediat avec les choses), просто покориться природе, слушать ее и учиться у нее. Для него, уроженца кантона Во, как и для интересующей нас писательницы К.Колом, «топографическим центром» этой покоряющей душу природы стало озеро Леман.
2 Merrier L.-S. Mon bonnet de nuit. P., 1921. P.39-40.
3 Ramuz C.-F. Oeuvres completes. Lausanne, 1968. Vol. XX. P.47.
Целая группа писателей франкоязычной Швейцарии сознательно ориентирована на бытописание. Их героями становятся благочестивые крестьяне, простые люди, навсегда привязанные к маленькому клочку земли. Заблудшую, мятущуюся душу способны спасти лишь трудолюбие, верность обычаям прошлого, созерцание красоты родного края. Природа будто становится защитницей нравственности мира, источником жизненных сил. Прочными узами привязаны швейцарцы к родине, даже вдали от нее слышат ее зов. М.Сант-Элье, прожившая большую часть жизни в Париже, писала: «Я люблю все, что имеет отношение к моей земле. Послушайте, что я хочу этим сказать. Воздух, аромат, суровая природа. Нечто, заставляющее оторвать взгляд от недописанной страницы, как будто птица мимо пролетела. Но птицы нет... вместо нее возникает вдруг кустик нарциссов у не растаявшего еще островка снега, холодная зелень елей. О! Эта земля, Господи! А тем временем под нашими окнами течет Париж» (J'aime tout се qui se rapporte a ma terre. Vous voyez ce que je veux dire par la. C'est un air, une odeur, une rigueur. Quelque chose qui brusquement fait lever les yeux de la page ou on ecrit, comme si un oiseau passait. Mais il n'y a pas d'oiseau - a la place un paquet de jonquilles au bord d une flaque de neige, le froid vert des sapins. Ah ! Cette terre, Seigneur! Et pourtant Paris coule sous nos vitres).4 В статье «О значении швейцарской линии в спектре Европы» К.Г.Юнг писал: «Можно утверждать, что из привязанности швейцарца к земле вытекают его хорошие и плохие черты <...> Альпийский житель обитает в спинном хребте континента, зарывшись, как троглодит, в землю, в окружении могучих народов, которым принадлежит широкий мир, которые распространяют свое владычество на колонии или обогащаются благодаря сокровищам своих недр. Он всей душой привязан к тому, что имеет, ибо всем остальным владеют более могущественные народы. Ни при каких обстоятельствах он не поступится
4 Seylaz J.-L. Monique Saint-Helier II Histoire de la litterature en Suisse romande I Sous la dir. de R. Francillon. Lausanne, 1998. Vol. 3. P.256.
своим достоянием. Он принадлежит к малому народу, достояние его невелико. Потеряй он его - и возместить потерянное будет нечем».5
Привязанность к небольшому клочку земли, умение дорожить и ценить данное Богом, «сосредоточенность на своем и малом» и как следствие рациональный подход к жизни нашли отражение во всех четырех литературах Швейцарии. Тема «своего» и «чужого», трактовка которой в зависимости от взглядов и убеждений авторов многозначна и изменчива, постоянно звучит в романдской литературе и становится у авторов двадцатого столетия центральной «государственной», этической и метафизической проблемой, варианты разрешения которой определяют направленность их произведений.
Все вышесказанное позволяет наметить две пересекающиеся и взаимодополняющие линии, пронизывающие романдскую литературу. С одной стороны, непрекращающийся поиск ответов на вечные вопросы о жизни и смерти и в связи с этим скрупулезный анализ внутреннего мира индивида. С другой - восхищение родным краем, любовь к форме и цвету, попытка с помощью слов воссоздать осязаемый мир.
Многие писатели франкоязычной Швейцарии согласились бы с мнением своего соотечественника Э.Рода, что «единственное правило художественного творчества, которого не найти ни в одном труде по вопросам стиля, но которое действительно для всех стран и языков: говорить о том, что видишь, во что веришь и о чем думаешь, точно так, как видишь, веришь, думаешь».6 Большинство созданных романдцами произведений не являются ни романами, ни эссе, ни поэмами, а тем и другим, и третьим одновременно. Романдские писатели берутся обрисовать тончайшие изгибы души, передать полутона внутренней жизни, стремясь не упустить ни малейшего нюанса, одновременно осознавая необъятность и невыразимость человеческого духа. Это приводит к смешению жанров и стилей, к
5 Юнг К.Г. О значении швейцарской линии в спектре Европы // Альпы и свобода: Швейцарские писатели о
своей стране. (1291-1991): Переводы / Сост. и авт. предисл. Н.С. Павлова; комментарии В.Д. Седельника. М,
1992. С.241-242.
6 Цит. по кн. Павлова Н.С, Седельник В.Д. Швейцарские варианты. М., 1990. С. 169.
колебаниям тональности от возвышенной до примитивной, к внутреннему смятению, перепадам настроений, сочетанию трагического и смешного. В XX веке писатели-романдцы непрерывно находятся в поиске своих собственных новых форм, лишь отчасти соотносимых с достижениями других национальных литератур. Ш.-Ф. Рамю создает новую концепцию романа, «романа поэтического». В тридцатые годы М. Сант-Элье в саге о семействе Алераков отказывается от традиционной для семейного романа линейной композиции, делая акцент на субъективном восприятии действительности персонажами. В романах К. Колом переплетаются разные временные и пространственные пласты, звучит множество голосов, тональность повествования колеблется от возвышенно поэтической до саркастической, язвительной. Сохраняя верность родной земле и ее культурным традициям, романдские литераторы причастны к самым смелым художественным исканиям XX века. Эта смелость порой мешала признанию отечественных дарований внутри страны, сохранявшей патриархальность вкусов. Успех и возможность публикаций приходили часто из Франции. В результате романдские писатели не только обогатили швейцарскую литературу в целом, но внесли свою лепту в европейское художественное развитие, соприкасаясь с его открытиями и обогащая их своим вкладом.
Своеобразие литературы французской Швейцарии лучше всего ощущается на отдельных примерах, в творчестве ее выдающихся писателей, давно уже заслуживающих внимание и признание.
Одной из ярких и оригинальных фигур романдской литературы и является Катрин Колом.
В статье, посвященной Катрин Колом, Густав Ру, известный швейцарский поэт, так определяет характер ее творчества: «Кто же мог так писать?» - переспрашиваем мы самих себя, перечитывая эти удивительные, неожиданные страницы. Без сомнения - женщина, но воображение почему-то рисует ее похожей на девочку-подростка, Золушку, жившей когда-то
затворницей в патрицианском доме на земле Во, где-то между Роллем и Нионом, постепенно проникавшейся той трепетной, прозрачной печалью, тем особым чувством, которое вызывает вид обветшалой от времени мебели, пожелтевшие фотографии, семейные легенды, частые визиты гостей, неприятных или желанных...» ("Qui done a pu ecrire cela?" nous redisions-nous devant ces pages surprenantes. Une femme, sans doute, mais ne fallait-il pas Г imaginer comme une Cendrillon enfant ou adolescente, jadis recluse d'une demeure patricienne de la Cote vaudoise, quelque part entre Rolle et Nyon, se composant peu a peu, avec une sorte de lucidite douloureuse, au moyen de meubles desuets, de jaunissantes photographies, de recits de famille, de presences d'hotes arrogants ou charitables...).
Ранее детство Катрин Колом прошло в замке Сен-Пре, купленном в начале века дедом по отцовской линии. Фредег (Fraidaigue) в "Духах земли" -это отцовский замок в Сан-Пре. После смерти матери в 1897 году девочку взяла на воспитание бабушка. До двенадцати лет Марион жила с ней в Бенян, в доме, принадлежавшем семье ее матери с 1835 года. Воспоминания о доме, о бабушке стали в последствии основой романа «Замки детства». «Благословен отчий дом! Все в нем наполнено покоем, нежностью, древней красотой... Ставни всегда оставались полузакрытыми, поэтому комнаты были наполнены чудесным зеленовато- золотистым светом. Между ставнями - неподвижная ярко голубая щель, при виде которой сердце начинало учащенно биться от чудесного прилива счастья.» (Benie soit la maison paternelle! La, tout etait calme, tendresse, beaute ancienne... Chaque jour, les contrevents a demi fermes repandaient dans la maison une penobre verte te doree, laissant entre eux une barre immobile et bleue qui faisait bondire cceur d'un
bonheur mysterieux.). После окончания лозаннской гимназии с 1910 по 1911 Колом живет в Германии, в пансионах Веймара и Потсдама. Образование Колом продолжила на филологическом факультете Лозаннского
7 Roud G. Preface II Colomb С. Oeuvres completes I Sous la dir. de D.Jacubec. Lausanne, 1993. P.17.
8 Colomb C. Oeuvres completes. Lausanne, 1993. Vol.2. P.169 -170.
университета. Однако не меньшее значение имело для будущей писательницы недолгое пребывание в Англии. В Лондоне она гостила в семье леди Оттолайн Моррелль, салон которой посещали представители политической и творческой элиты того времени: Генри Джеймс, Ллойд Джордж, Вирджиния Вулф, Нижинский. Здесь Колом, встречаясь с яркими, не похожими друг на друга людьми, открыла для себя совершенно незнакомый до сих пор мир. Этому времени и влиянию леди Оттолайн отчасти обязана европейская литература появлением такой тонкой и насмешливой писательницы, какой стала Колом.
В 1921 году Колом вышла замуж за адвоката Жана Реймона, будущего председателя коллегии адвокатов кантона Во. Тогда же она начинает в тайне ото всех работу над романом «Орел или решка» (Pile ou Face), который опубликует в Невшателе в 1934 году под именем Катрин Тиссо. В «Газет де Лозан» (Gazette de Lausanne) от 31 марта 1935 появляется лестный отзыв: «Роман дебютантки, но дебютантки, талантливой, подчас язвительной и резкой, отличающейся пессимизмом и пугающей искренностью». По определению многих критиков этот роман можно все же считать «предколомбовским». Катрин Колом и сама говорила позже, что «Орел или решка» не совсем о том, о чем бы ей хотелось написать. Хотя здесь еще не найден ее собственый стиль, это небольшое произведение уже таит в себе ключ ко многим загадкам ее творчества. Это эскиз, зарисовка, но основные контуры «зрелых» романов «Замки детства» (Chateaux en Enfance, 1945), «Духи земли» (Les Esprits de la Terre, 1953), «Время ангелов» (Le Temps des Anges, 1962), которые будут появятся с интервалами в десять лет каждый и составят литературное наследие писательницы, уже намечены.
В числе первых, кто оценил выдающийся литературный дар Колом в Швейцарии, был поэт Густав Ру. 24 июля 1945 он писал Колом: "Ваши "Замки" очаровывают меня все больше с каждым днем. Мне импонирует и легкая насмешливость, и глубокие переживания, с каждым новым прочтением я делаюсь все более чувствительным к той душевной боли, что
скрывается за всей этой непринужденной прелестной болтовней..." (Vos "Chateaux" m'enchantent un peu plus chaque jour. Enchantement qui est fait d' amusement et d'emotion, car plus je relis les pages plus je deviens sensible a ce qui, sous la causerie charmante, irresistible, se dissimule de dechirante douleur).9 Однако роман вызвал и резкую критику: Колом обвиняли в непроработанности сюжета, нечеткости композиции, отсутствии последовательности в изложении событий, необходимых составляющих "настоящего романа".10 От писательницы требовали верности традиционным принципам повествования, не принималось то, что было ее открытием, новым словом в литературе. Но все же в 1945 году за «Замки детства» Колом получила премию Гильд дю Ливр (Prix de la Guilde du Livre).
Несколько более позитивной была оценка второго романа Колом "Духи земли" ("Les Esprits de la Terre"), появившегося в 1953 году. И в этот раз, однако, высокие оценки произведению Колом дают прежде всего не критики, а поэты и писатели. Известный далеко за пределами Швейцарии тонкий поэт Филипп Жаккотте пишет на страницах газеты "Нувель ревю де Лозан" (Nouvelle revue de Lausanne): «Глубокая красота этой книги, делающая ее гораздо большим, чем просто "романдский" роман, заключается, может быть, в движении души, задающем особый ритм повествованию, сообщающем ему постоянное напряжение, не спадающее до внезапного драматического конца» (La beaute la plus profonde de ce livre, celle qui en fait bien plus qu un roman "romand", peut-etre est-elle dans le mouvement de l'ame qui lui souffle son rythme, qui lui impose sa constante progression jusqu au brusque drame de la fin).11 Но и критик Сюзанн Делакост в статье "Роман водуазки "Духи земли" - книга года?" отмечает присущие Колом "блеск и оригинальность, до сих пор не известные в Швейцарии" (une richesse et une originalite inconnues en Suisse).12 В 1956 году Ассоциация водуазских писателей присуждает Катрин
9 Correspondance 1945-1964. G.Roud - C.Colomb I Etabl. par A.-L. Delacretaz. Lausanne; Carrouge, 1997. P. 13.
10 Nicolier J. Catherine Colomb: Les Esprits de la terre II Gazette de Lausanne. 1953. 3 mai. P.12.
11 Jaccottet Ph. Les Esprits de la terre II Nouvelle revue de Lausanne. 1953. 23 avril. P.20.
12 Delacoste S. Le roman d'une Vaudoise «Les Esprits de la terre» est-il le livre de l'annee ? II Curieux. 1953. 13mai.
P. 18.
Колом литературную премию Водуазская книга (Prix du Livre vaudois). Колом становится известной в родной стране. Ее книги переводят на немецкий и итальянский языки.
Последний роман Колом "Время ангелов" (Le Temps des Anges, 1962) был выпущен в свет уже во Франции прославленным французским издательством Галлимар (Gallimard). В том же 1962 году Колом получает престижную премию Рамбер (Prix Rambert) за достижения в области литературы.
Перед смертью Катрин Колом уничтожила основную часть своих манускриптов, оставив лишь наброски нового романа «Враждующие королевства» (Les Royaumes combattants, 1965) и новеллу «Чемодан» (La Valise, 1965).
И все-таки надо отметить, что завоевавшее признание творчество Карин Колом остается до настоящего времени недостаточно изученным как у нее на родине, так и за ее рубежами. Отчасти это объясняется особым положением романдской литературы, стоящей особняком и редко находящей отклик у европейского читателя. Отчасти - причина заключается в самих коломбовских текстах, несомненно, трудных для восприятия.
В России творчество Колом до сих пор не известно. Впрочем, непереведенными остаются и произведения классика романдской литературы XX века Ш.-Ф. Рамю, романы М. Сант-Элье, книги писателя-путешественника Н. Бувье, новеллы Сангриа, поэзия Кризинеля, Г. Ру и многое, многое другое.
Актуальность диссертационной работы состоит во введении творчества К. Колом в отечественный культурный и научный обиход; в определении художественной значимости ее творчества, вырисовывавшейся в сопоставлении с крупнейшими писателями Швейцарии и Европы - ее непосредственными предшественниками и современниками. Важность диссертационного исследования определена также растущим у нас и за рубежом интересом к литературе франкоязычной Швейцарии, о чем
свидетельствует вышедшая в 2005 году в Москве трехтомная "Истории швейцарской литературы" 13 и состоящая из четырех книг "Истории литературы романдской Швейцарии" (Histoire de la Litterature en Suisse romande) в Лозанне в Швейцарии.14
Катрин Колом, как сказано, не отрывалась от своих корней и традиций романдской словесности. Но она не оставалась в стороне и от новых тенденций европейской литературы двадцатого столетия, воспринимая и обогащая ее открытия.
В романах писательницы соединяются два мира. С одной стороны, в ее книгах идут напряженные поиски ответов на вечные трагические вопросы о предназначении и месте человека в мире, о границах дозволенного, о тайнах вечности, о проблемах вины, наказания, смерти. С другой стороны, важной для Колом остается патриархальная Швейцария, жители которой из века в век не меняют образа жизни и убеждений. Особенностью писательницы является умение прозреть то, что скрыто, не теряя из вида привычного мира.
В основе ее книг, действие которых разворачивается в кантоне Во, расположенном у озера Леман и подножья Юры, лежат истории семейств крупных землевладельцев. Многочисленные персонажи, сменяющие друг друга в коломбовских романах, предстают перед читателем на фоне замков, окруженных виноградниками, озер и гор.
Колом создает живую картину повседневной жизни водуазского общества на заре XX века. Достоверность этой картины подтверждается сопоставлением романов писательницы с мемуарами ее соотечественницы Мари Жийар-Малерб (Marie Gilliard-Malherbe 1848-1911) "Мне тесно в женской шкуре. Воспоминания 1900" (A l'Etroit dans ma Peau de Femme. Souvenirs 1900). Жийар-Малерб была свидетельницей событий, описанных Колом более полувека спустя удается с детальной точностью воссоздать обстановку домов, костюмы и нравы ушедшей эпохи fin de siecle.
История швейцарской литературы: В 3 т. / Редкол.:Н.С. Павлова и др. М: ИМЛИ, 2002. T.1-3. 14 Histoire de la litterature en Suisse romande / Sous la dir. De R. Francillon. Lausanne, 1998. Vol. 1-4.
Пластически воплотить воспоминания Колом помогают старинные фотографии, любой предмет может неожиданно повлечь цепь ассоциаций, связанных с прошлым. Она описывает этот процесс в отрывке "Встреча с моими персонажами" из незаконченного романа "Сражающиеся королевства" (Les Royaumes combattants): "Я вспоминаю: в кабинете отца, на стене, сбоку от барометра, висела большая фотография: молодые люди в белых фуражках, надвинутых прямо на глаза, устроившиеся маленькими группками на уступах картонных скал. Они появляются сквозь золотистую дымку моего раннего детства, а теперь я продвигаюсь по равнине, в тумане, вдалеке непроходимый лес, из него выходят животные, и какие-то незнакомцы, и вдруг, чудо, я их узнаю. Земля без деревьев, без цветов, надо ее раскопать, перевернуть земляные комья, иногда можно найти консервную банку, иногда сверкающий камень, и вдруг, на зубце вилки, кольцо!" (Je me souviens: dans le bureau de mon pere, il у avait au mur, a cote du barometre, une grande photographie: des jeunes gens a casquettes blanches, bien enfoncees sur les yeux, installes par petits groupes sur des rochers, des rochers de carton. lis apparaissent dans la brume doree de la petite enfance, mais maintenant, maintenant, je m'avance sur une plaine, dans le brouillard, tout au fond une sorte de foret impenetrable, d'ou sortent des animaux, des inconnus, et soudain, miracle, je les reconnais. La terre est sans arbres, sans fleurs, il faut la defricher, retourner le sol, tantot apparait une vieille boite de conserves, tantot une pierre brillante, et soudain, a une dent de la fourche, une bague!).15 В резервах памяти обнаруживается "еще пятьдесят одна история, которую непременно надо рассказать, об их огорчениях, траурных днях, об их радостях и разводах, о содержании гемоглобина в их крови" (et cinquante et une histories a raconteur, avec leurs chagrins, leurs deuils, leurs joies, leurs divorces, leur taux d hemoglobine).16
Колом в своих романах, как когда-то Жийар-Малерб в дневниковых записях, выводит вереницу оригинальных фигур. Может показаться, что
15Colomb С.Ор. cit. Vol.2. Р.45. 16Ibid. Р.59.
мемуары, по признанию самой Жийар-Малерб, «перегружены огромным количеством ненужных... персонажей, в самом начале большая часть портретов лишняя, надо было бы отказаться от тех, что не так важны.... Я попыталась, но не смогла, мне казалось, что этим я обижу мертвых» (J'ai encombre mon recit de beaucoup de figures inutiles, dans le commencement une bonne partie des portraits est de trop, il faudrait mettre de cote tous ceux qui ne sont pas necessaires. J'ai voulu l'essayer, je n'ai pas pu, je croyais toucher aux morts). Похожее чувство испытывала и Колом; "В конце я чувствую тревогу, все ли я сказала. В то же время мне кажется, что откуда-то издалека, из заоблачных высей раздается голос, убеждающий, что ничего еще не выражено, что обо всем еще предстоит рассказать, и я начинаю сначала, словно с белого листа, не зная заранее, как закончу начатую страницу"(і1 me semble qu une voix me dit que rien n'a ete formule, qu'il reste tout a dire et je recommence, partant de rien, ne sachant pas comment je finirai la page commencee).I8 Как и Жийар-Малерб, Колом не ретуширует изъяны внешности, странности своих персонажей. Ей свойственно прорабатывать детали, особенности поведения или характера персонажа, делающие образ навсегда врезающимся в память. Характеристики, которыми писательница наделяет своих героев, прирастают к ним так же плотно как имена и становятся поэтической приметой, выполняющей идентифицирующую функцию, по которой персонажи узнаются при каждом появлении в повествовании.
Любовь к родному краю, привязанность к земле, умение дорожить и ценить от роду данное, "сосредоточенность на своем и малом" объединяет Колом не с одной Жийар-Малерб, а со многими другими швейцарскими писателями. В прозе Колом много проникновенных описаний природы, но, со знанием дела, говорится и о работах на виноградниках, упоминается болезнь, уничтожившая большую часть урожая в 80-х годах девятнадцатого
l7Gillard-Malherbe М. A. L'etroit dans ma peau de femme: Souvenirs 1900 / Sous la dir. de D. Jakubec. Lausanne,
2001. P.23.
18Favre L. Catherine Colomb. Fribourg, 1993. P.29.
века. Коломбовские герои знают толк в ведении хозяйства и выращивания винограда.
Мы не случайно предварили анализ произведений Колом сопоставлением ее романов с дневниковыми воспоминаниями Мари Жийар-Малерб. На примере этого сравнения становится ясно, что объект художественного изображения (местная среда, природа и быт, семейные конфликты), тематика и проблематика, к которым обращается в своих произведениях Колом, достаточно традиционны для романдской Швейцарии. Рамю в самом раннем своем романическом эссе "Жизнь и смерть Жана-Даниеля Кроза" попытался, рисуя портрет главного персонажа, обобщить основные черты водуазского характера: "Жан-Даниель похож на множество других молодых людей нашего водуазского края. В нем уживаются нежность и мечтательность, гордость и беспокойство" (Jean-Daniel ressemble a beaucoup de jeunes gens de notre terre vaudoise. II fut, comme eux, tendre, reveur, orgueilleux et inquiet).19 Колом, как и ее предшественница Жийар-Малерб, чувствовала узость, отгороженность водуазского общества, пропитанного условностями, подчеркивала закрытость, клановость водуазских семей, похожих друг на друга, удовлетворенных своим благосостоянием, влюбленных в усредненность. Жийар-Малерб высмеивала обнищавшую аристократию Сиона (Sion), маленького городка с пятитысячным населением, за ее презрение ко всем, кто не имел частицы "de" перед фамилией. Не дает покоя пресловутая частица и Жему Ларошу из романа Колом, никогда не упускавшему возможность порассуждать об истинном благородстве.
И все же творчество Колом открывает другое, чем у Жийар-Малерб, содержание, и другой мир. Дело не только в смелости письма, сложной композиции, неожиданности связей между прошлым и настоящим, малым и большим, смешным и трагическим - у Колом ощутимо присутствие другого, выхоящего за рамки швейцарской обыденности грозного и прекрасного мира.
,9Francillon R. Charles Ferdinand Ramuz II Histoire de la litterature... Lausanne, 1998. Vol. 2. P.441.
Проза Колом, как и проза ее великих предшественников - М.Пруста, Р.М.Рильке, В.Вулф, - новаторская. Катрин Колом находит художественные эквиваленты беспредельности пространства, разной субстанции времени, памяти и воспоминаний. Опираясь одновременно на архаические представления и на опыт выдающихся романистов XX столетия, Катрин Колом следует собственному художественному способу интерпретации жизни.
Творчество Катрин Колом по сути мало изучено. В Швейцарии оно представлено статьями в известном "Словаре швейцарских литератур" , вышедшем на немецком, французском, итальянском, ретороманском языках. В "Истории литературы романдской Швейцарии" (Histoire de la Litterature en Suisse romande) Колом посвящена специальная глава. В 1993 году в Лозанне выходит полное собрание сочинений Катрин Колом (С. Colomb. Oeuvres completes.), предваряемое обширным предисловием Густава Ру. В том же году Лиз Фавр публикует книгу "Катрин Колом". Существенны также ряд содержательных статей и очерков, посвященных творчеству Колом. Не лишена тонких наблюдений работа Анн Перье " "Реванш" Катрин Колом" , "Ангелы Катрин Колом" Жака Шессе. Ценные соображения содержит послесловие Жана-Люка Сейлаза к роману "Духи земли.23
Следует, однако, констатировать, что швейцарские ученые затрагивают в своих статьях, как правило, лишь отдельные проблемы творчества писательницы. Так, Жозе-Флор Таппи в работе "О Катрин Колом и "Духах земли". Несколько аспектов повествования" 24 говорит о структурных закономерностях повествования у Колом, о двух типах персонажей, "алчных" и "гонимых" и соответствующих им "жесткой" или "задушевной" тональностях и замедленного или убыстренного темпа повествования.
20Seylaz J.-L. Catherine Colomb II Dictionnaire des litteratures suisses I Sous la dir. de Y.Bohler. Lausanne, 1991.
P.86.
2lPerrier A. La "revanche" de Catherine Colomb II Etudes de lettres. Lausanne, 1973. № 3. P.35-39.
22Chessez J. Les Anges de Catherine Colomb II Ecriture I. Lausanne, 1964. P. 59-65.
23Seylaz J.-L Postface II C.Colomb. Esprits de la Terre. Lausanne, 1972. P.173-182.
24Tappy J.-F. Sur Catherine Colomb et "Les Esprits de la Terre". Quelques aspects de la narration II Etudes de lettres.
Lausanne, 1979. №4. P.45-77.
Подобный анализ, но уже касательно романа "Время ангелов", проводит и Анн-Лиз Делакрета в статье "Двойной регистр поэтического и комического во "Времени ангелов" Катрин Колом". 25 Лиз Фавр также занимают особенности коломбовского повествования. Структурообразующую роль она отводит воспоминаниям, а в перескакивании с одной темы на другую, спонтанности переходов от одного персонажа к другому видит отражение работы памяти. Рассматривая систему персонажей, все критики сходятся на разделении действующих лиц на два оппозиционных друг другу лагеря, а главный конфликт обозначают как конфликт добра и зла. Пьер-Андре Рибен в статье "Между дверью из слоновой кости и дверью из рога. Воображаемый
мир Катрин Колом" интерпретирует поэтические образы мира
растительного и животного, встречающиеся в романах Колом. Фелиция
9*7
Эйгелсрейтер в статье "Хвала ангелу у Катрин Колом" сопоставляет библейских ангелов с образами ангелов в последнем романе писательницы.
Однако до настоящего момента комплексного исследования литературного наследия Катрин Колом не появилось. И это несмотря на то, что масштаб дарования писательницы, несомненно, заслуживает тщательного изучения ее творчества.
Настоящая диссертация работа является первой попыткой определить на основе тщательного изучения романов Колом характер и значение ее творчества. Важными представляются при этом следующие задачи:
1. Показать связи творчества Катрин Колом с традициями швейцарской
франкоязычной литературы и одновременно открытость писательницы
новым явлениям в литературах XX века;
2. Установить связи и отличия романов Колом и великих образцов
романного искусства XX столетия - произведений Р.-М.Рильке, М.Пруста,
Delacretaz A.-L. Le double registre du comique et du poetique dans Le Temps des anges de Catherine Colomb II LaLicorne. Poitiers, 1989. № 16. P.316-320.
26Rieben P.-A. Entre la porte d'ivoire et la porte de come. L'univers imaginaire de Catherine Colomb II Etudes de lettres. Lausanne, 1973. № 3. P.41-69.
27Eigelsreiter F. La louange de l'ange par Catherine Colomb II Six Essais sur la litterature romande. Fribourg, 1989. P. 129-156.
В.Вулф, Ш.-Ф.Рамю, что дает возможность очертить ее собственные находки и своеобразие и выяснить истинный масштаб ее дарования;
Зафиксировать переклички сюжетов, мотивов, образов в романах Колом и произведениях М.Метерлинка, Ж.Сюпервьеля, Ж.Боржо, М.Сант-Элье;
Обозначить особенности пространствено-временных отношений в произведениях Колом, отражение в них древнего циклического времени, влияния философских (Бергсон) и литературных концепций времени, памяти и воспоминаний (Пруст, Рильке, Вулф, Рамю), формирующихся в XX столетии;
Определить характер отношений повествователя и персонажей в ее романах и связанный с этим принцип подвижности точки зрения;
6. Выявить основополагающую для романов Колом структуру
построения, а также закономерности и особенности, изменяющиеся от
произведения к произведению;
Расшифровать символические образы, восходящие у Колом в одних случаях к архаике, мифологическим представлениям, в других - к христианской религиозности;
Прояснить влияние кальвинизма на характеры персонажей в романах Колом и ее принципиальные расхождения с кальвинизмом;
Проверить высказанные до сих пор оценки творчества Колом.
Эти и другие задачи могут быть выполнены только на основе пристального анализа произведений Колом (так называемое "медленное чтение"- slow reading.) Не менее важны типологические компаративные сопоставления романов К.Колом с творчеством ее великих предшественников и современников. Анализ текстов и компаративный сравнительный анализ составляют, таким образом, методологическую основу диссертации.
Работа носит историко-литературный характер: она призвана определить значение и место творчества К. Колом в швейцарской, европейской и, шире говоря, мировой литературе.
Теоретической базой нашего исследования являются труды виднейших отечественных и зарубежных ученых. Мы полагались на основополагающие идеи М.М. Бахтина о форме времени и хронотопа в романе. Особое значение для диссертации имела эстетика и философия карнавала, освещенная М.М. Бахтиным в книге «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса» (1940). Большое значение в определении композиции и сюжетов имела для нас работа О.М. Фрейденберг «Поэтика сюжета и жанра» (1936) и ее концепция архетипических сюжетных схем, а именно двух вариантов циклических сюжетов с соответствующими им разными типами героев. Плодотворными были идеи о мифическом чувстве времени, о повторяющемся цикле событий, разработанные Е.М. Мелетинским в его книге «Поэтика мифа» (1976) и М. Элиаде в «Аспектах мифа» (1964). При расшифровке образов стихий, животного и растительного царства, были использованы части пенталогии Г. Башляра, посвященной поэтике стихий: «Вода и грезы» (1942), «Грезы о воздухе» (1943), «Земля и грезы о покое» (1948), а также его работы «Поэтика пространства» (1938). Анализируя проблему памяти и воспоминаний, мы обращались к философским трудам А. Бергсона «Опыт о непосредственных данных сознания» (1889), «Материя и память» (1896), «Творческая эволция» (1927). Изучая пространственные отношения, мы опирались на исследование художественного пространства Ю.М. Лотмана. Проблема взаимоотношений точек зрения была рассмотрена нами с опорой на работу Б.А. Успенского «Поэтика композиции» (1970). Работы по исторической поэтике С.Н. Бройтмана и его теория субъектного синкретизма помогли понять переклички голосов повествователя и множества персонажей. 30 В
Бахтин М. Эпос и роман. СПб., 2000.
'Лотман Ю. Пушкин, Лермонтов, Гоголь. М., 1988.
'Бройтман С.Н. Историческая поэтика. М., 2001.
разрешении поставленной нами проблемы особого, «пограничного» состояния протагониста в произведении, важную роль сыграла книга, П. Флоренского, по выражению А.В. Михайлова «философа границы», «Иконостас» (1922) и описанная в ней композиция сновидения. Необходимо отметить работы Н.С. Павловой и В. Д. Седельника, посвященные Швейцарской литературе.32 Постоянно использовалась нами также «Теория литературы в двух томах» под редакцией Н.Д. Тамарченко.33
Подход к детализированному анализу, упоминавшееся ранее «медленное чтение» романов Катрин Колом во многом были определены для нас работами швейцарского литературоведа Эмиля Штайгера (Emil Staiger) Werkimanente Interpretation.34 Штайгера нередко упрекают в неисторичности, но для отдельных аспектов нашей работы была важна именно его сосредоточенность на тексте и природе самого произведения. Интерпретировать поведение героев, существо их характеров помогли работы Петера фон Мата «Литературоведение и психоанализ»35 и Марты Робер « Роман истоков и истоки романа». Важными для нас была книга
3*7
Мишеля Дантана «Ш.-Ф. Рамю. Пространство творчества» и работы
-зо
швейцарского литературоведа Дорис Жакубек.
Представленная диссертационная работа состоит из трех глав, Введения и Заключения.
В первой главе диссертации - «Время. Пространство. Точка зрения» - рассматривалась роль воспоминаний и второго «тонкого», метафизического плана в романах К. Колом «Замках детства», «Духах земли»
"Михайлов А.В. П.Флоренский как философ границы. К выходу в свет критического издания «Иконостаса»
// Флоренский П.А. Иконостас. М, 1995. С. 120-130; Михайлов А.В. Обратный переворот. М., 2000. С. 444-
485.
32Павлова Н.С, Седельник В.Д. Швейцарские варианты. М., 1990; Павлова Н.С. Проблема национального
самосознания и швейцарская литература//История швейцарской ... Т. 1. С. 5-31.
"Теория литературы: В 2 т. / Под ред. Н.Д. Тамарченко. М., 2004. - T.1-2.
34Staiger Е. Die Zeit als Einbildungskraft des Dichters. В., 1939; idem. Grundbegriffe der Poetik. В., 1946; idem.
Die Kunst der Interpretation. Stuttgart, 1955; idem. Literatur und Offentlichkeit. Stuttgart, 1967.
35Matt P.von. Literaturwissenschaft und Psychoanalyse. Ditzingen, 2001.
36Robert M. Roman des origines et origines du roman. P., 1972.
37Dentan. M. C.-F.Ramuz. L'espace de la creation. Neuchatel, 1974.
38Jakubec. D. Verkorperungen der Andersartigkeit im Werk von Monique Saint-Helier II Figuren des Fremden in
der Schweizer Literatur. Zurich, 1997. P.62-76; Solitude surpeuplee I Sous la dir. de D. Jakubec. Lausanne, 1997.
и «Время Ангелов». В связи с художественным решением в произведениях Колом пространства и времени в этой главе рассмотрены вопросы соотношения «большого и малого», границы реального и потустороннего. В главе отмечается, что у Колом огромная роль отводится опытам со временем, одним из главных элементов которого являются память и воспоминания. Поиски «утраченного времени», осознание особой роли детства сближают творчество Колом с произведениями Марселя Пруста и Райнера Марии Рильке. В этом отношении Колом не одинока и в современной ей романдской литературе: следует назвать имя Шарля-Фердинанда Рамю, а также Жоржа Боржо и Моники Сант-Элье. Однако главным в романах Колом является множественность голосов и точек зрения, с которых ведется повествование. Значимой становится проблема повествователя и героев, их отношений и их миров и занимаемых ими в этих мирах позициях. В этой связи нами были прослежены преемственность и отличия романов Колом по отношению к романам Пруста, Рильке, Вулф, швейцарских авторов.
Романы Колом в известной степени предваряют творчество «новых романистов», выступивших во Франции в пятидесятых годах. В «Замках детства» писательница находит приемы, которые позже были разработаны К. Симоном. Но если Симон задачу романиста видел в том, чтобы зафиксировать путанный, спонтанный процесс познания мира, алогичного и не поддающегося объяснению, то для Колом важна задача не упустить ни одной мельчайшей детали, связывающей воедино события прошлого и настоящего, ни одной составляющей бытия, где любая частица наделена значением и занимает определенное ей место.
Во второй главе работы - «Сюжет и композиция в романах К.Колом "Замки детства" и "Духи земли'*» - мы показали, что композиционная структура «Замков детства» восходит к архаической мифологической модели, к вегетативному варианту циклического сюжета. В работе подробно рассматривается эпизод смерти Женни, играющий в романе «Замки детства» роль связующего звена между жизненными циклами
персонажей, между этапами развития сюжета. Применительно к этому роману нами была рассмотрена и эстетика карнавала, претворенная Колом.
Поэтические образы и выходы в вечность сближают роман «Замки детства» Колом с творчеством символиста Жюля Сюпервьеля и Райнера Марии Рильке.
Композиция романа «Духи земли» напоминает композицию «Замков детства». Но если в романе «Замки детства» построение пространственно-временных отношений повторяет причудливые изгибы воспоминаний и соотносится с представлениями о цикличности, то в «Духах земли» помимо этого автор ставит новую задачу. Внутренняя раздвоенность главного персонажа определяет сюжет и одновременно обуславливает композицию. Сюжет развивается как бы в двух направлениях. С одной стороны, «Духи земли» - это роман о ранимом, гонимом Цезаре. Любовные истории Цезаря, его взаимоотношения с братьями и с сестрой развиваются по схеме циклического вегетативного сюжета: исчезновение (утраты, смерть), страдание, поиски, обретение. Последовательность, в которой разворачиваются события, отражает внутреннее состояние Цезаря, погруженного в грезы, и сопоставима с последовательностью протекания сновидения, от следствий к причинам, от последующего к предыдущему, от настоящего к прошедшему до некоторого начального события - причины всего последовавшего за ним.
С другой стороны, мотивы потери, несправедливости, вынужденной духовной изоляции героя приобретают в этой книге Колом иную, чем в «Замках», форму и иной смысл. Цезарь ненавидит своих обидчиков и мечтает поквитаться с ними. И перед читателем предстает совершенно иной, отличный от чувствительного Цезаря, персонаж, активный герой, вынашивающий план мести и готовый сразиться с врагом. Конфликт Цезаря с его невесткой разворачивается, обнаруживая известную близость к древнему солярному варианту циклического сюжета: потеря, подвиги, преследование, победа). В истории отношений Цезаря с его невесткой
причинно-следственные связи не нарушены. Однако события- причины расположены по отношению друг к другу не в хронологическом порядке. Эта путаница вновь напоминает о патологическом состоянии Цезаря, заставляя усомниться в правдоподобности его «подвигов».
Стремление представить мир во всем многообразии составляющих его моментов сближает роман Колом «Духи земли» с творчеством Вирджинии Вулф. Но если Вулф показывает, как человек вмещает в себя целый мир, то Колом пытается определить место человека в мире. Момент в «Духах земли» Колом расширяется иначе, чем в романах Вулф, благодаря не внутренним, а внешним процессам. В один временной промежуток в разных географических координатах разыгрывается множество ситуаций. Прежде в романдской литературе этот прием использовал Ш.Ф. Рамю, рассказавший в одной из глав романа «Красота на земле» о действиях каждого персонажа в один летний полдень.
Несмотря на кажущееся сходство композиции, «Замки детства» и «Духи земли» строятся по разным законам. В первом романе перед автором стояла задача показать непрерывную длительность и обратимость времени, чередование и повторяемость событий. Во втором осуществлен иной замысел - рушится стена между воображаемым и реальным. Смерть воспринимается как другая, «неосвещенная» сторона жизни. Ход романа несет в себе мысль об огромной цельности мироздания.
Отдельную задачу в данной главе представляла расшифровка образов -символов в романах Замки детства» и «Духи земли».
Третья глава «Персонажи. Последний роман К.Колом» посвящена системе персонажей в романах Колом и анализу поэтики романа «Время ангелов». Была показана не только эволюция от романа к роману характеров героев, но и смещение внимания Колом от частного к общему, повлиявшее на коренное изменение формы повествования и появление в последнем романе «Время ангелов» героев нового типа.
Следует заметить, что романы Катрин Колом "Замки детства", "Духи земли", "Время ангелов", романы Ш.-Ф. Рамю "Красота на земле", "Самюэль Беле", новелла "Папаша Антий", роман М. Сант-Элье "Мертвый лес", роман Ж.Боржо "Школьный двор", стихотворения Ж.Сюпервьеля, как и рассматривающие их творчество работы швейцарских исследователей, не переведены на русский язык и составляют новый материал, впервые вводимый данной диссертацией в оборот.
Время. Пространство. Точка зрения
В произведениях Катрин Колом сосуществуют два как будто не соединимых мира, две, будто вдвинутые друг в друга, действительности. Детально описанная жизнь зажиточных водуазских семейств соседствует с гораздо более существенным метафизическим планом. Именно такая двусоставная реальность и есть материя коломбовских романов, определяющая в них характер пространства и времени.
Чтобы представить, как связываются у Колом реальное пространство и время и «другое», находящееся вне действия земных законов, в настоящей главе следует проанализировать (1) проблемы памяти и отношений текущего момента с прошлым, (2) взаимодействие точек зрения повествователя и персонажей в ее романах. В соответствии с темой диссертационной работы эти проблемы будут рассмотрены в сопоставлении произведений К.Колом с творчеством важнейших ее современников и предшественников, решавших близкие художественные задачи.
Легче всего было бы определить произведения Колом как романы-воспоминания. Воспоминания, действительно, занимают многие и многие страницы в ее книгах. Так ли просто, однако, определить их художественный смысл? Совпадает ли роль воспоминаний у Колом с их ролью у великих художников прошлого М.Пруста, P.M. Рильке, Ш.-Ф. Рамю, как и у романдских авторов-современников? И, главное, исчерпывает ли такое определение глубину творчества писательницы?
В романах Колом «Замки детства» (Chateaux en Enfance. 1945), «Духи земли» (Les Esprits de la Terre. 1953), «Время Ангелов» (Le Temps des Anges. 1962) реальное пространство и время, где разворачиваются социальные и семейные драмы персонажей, связаны с датами и определенным местом действия. В параллельно существующем, преображенном «тонком» мире время измеряется иначе, там откликаются ощущения, представления, воспоминания персонажей и живут мифологические существа, духи и души умерших.
Начнем с реального, конкретного плана. Памятуя о проблеме времени, следует при этом принять во внимание, что история взаимоотношений двух ветвей патрицианского водуазского семейства, Ларош и Анженеза, положенная в основу романа «Замки детства», охватывает более полувека. Даты и исторические события, упоминаемые в тексте, рассыпанные в нем, словно осколки мозаики, служат скорее не предметом изображения, а точками отсчета, определяющими временные рамки повествования. Память повествователя регистрирует события прошлого, сохраняя их контуры, окраску и место во времени. С одной стороны, тексту свойственна точность в воспроизведении бытовых мелочей и самых мелких событий, с другой - произвольность их расположения в повествовании, в зависимости от того, что всплывает в памяти в данный момент. Если попытаться воссоздать хронологию и упорядочить даты, обозначенные в романе, получится следующая картина.
Точкой отсчета может, очевидно, служить собрание за праздничным столом в честь крещения новорожденной девочки, дочери главной героини, Луизы Анженеза. Во главе стола ее мать, Софи Анженеза, «старая, как Адам и Ева», приехавшая в Швейцарию в начале девятнадцатого века из Риги. В 1840 году она вышла замуж за прокурора Лароша, который был на пятнадцать лет младше, и с тех пор наблюдала, как вокруг нее «рождалась эта чужая семья» (cette famille etrangere naquit autour d elle).1 Следующая дата, которая дает ориентир во времени, таится в упоминании о дротиках, украшающих одну из комнат в доме Луизы. Их привез дядя Альфонс, работавший инженером на строительстве Суэцского канала. Обратив внимание на эту деталь, можно приблизительно определить время крестин. Это шестидесятые годы девятнадцатого века (канал в Египте строился с 1859-1869). После смерти мужа, в тайне от близких заложившего дом, и трагической внезапной смерти дочери, Луиза Анженеза, оставшаяся с новорожденной внучкой на руках, попадает в затруднительное материальное положение. Приняв решение о продаже акций русских железных дорог, она обращается за советом к своему кузену (Жему Ларошу), который уговаривает ее повременить, но вскоре акции обесцениваются. Падение акций в России произошло в 1880-ых. Так, не прямо, Колом определяет страшные для Луизы годы.
Нельзя не обратить внимание на то, что уже в первой главе читатель, еще не представляя себе истории Луизы, узнает дату ее смерти. В то время, когда в Африке шла Бурская война (1899-1902 г.г.), Луиза еще могла видеть, как нос другого ее кузена Вальтера Анженеза покрылся сеточкой кровеносных сосудов, а в годы русско-японской войны (1904-1905) чувствовала странный запах муравьиной кислоты, исходивший из его заросших шерстью ноздрей. Но, «в тот ужасный год, - повествователь имеет в виду 1914 год, начало Первой мировой войны, за чем следует «странная» ошибка, - когда Германия, вдруг объединившись с Россией и Японией, обрушилась на Европу» (cette terrible annee ou 1 Allemagne s alliant soudain avec la Russie et le Japon deferla sur L Europe.) и когда пропал муж внучки пастора, Луизы уже не было в живых.
Сюжет и композиция в романах «Замки детства» и «Духи земли»
Уже в первом своем романе «Замки детства» Катрин Колом отказывается от традиционной романной формы, предполагающей последовательное изложение событий. Известный романдский писатель Густав Ру, анализируя особенности композиции «Замков», первым заговорил о головокружительной скорости развертывания повествования, усугубляемой головокружительным ниспровержением времени. Разъясняя сказанное, Ру добавил: «Мы живем и умираем, совершенно определенно строя отношения со временем. Или, прибегая к другой, более жесткой терминологии, разыгрываем нашу жизнь согласно некоему нашему внутреннему представлению о времени. Сколько среди нас тех, для кого время одномерно, безвозвратно, необратимо? И сколько тех, кто вышел за рамки подобного восприятия, предчувствуя возможность победы над временем? Катрин Колом принадлежит к числу последних» (Nous vivons et mourons d une certaine idee en nous de nos rapports avec le temps. Ou, en d autres termes, et plus grievement: nous jouons notre vie sur une certaine image interieure du temporel. Combien d entre nous ne «voit-ils» pas encore le temps sous son aspect lineaire, irreversible, irrevocable? Et combien sont-ils, ceux qui on depasse cette vue et pressenti que le temps peut etre vaincu? Catherine Colomb est de ceux-ci.).1 Сюжет в «Замках детства» соединяет в себе оба представления.
Несмотря на многочисленные репризы, на постоянные возвращения к начатым и оборванным на полуслове эпизодам, в «Замках детства» все же достаточно легко просматривается история жизни двух семейных кланов Ларош и Анженеза. В начале романа Галсвинта, Луиза Анженеза - молодая жена Эжена, ее кузен Жем Ларош - жених, Маргарита- младенец; в середине повествования Галсвинта занята заботами о взрослой дочери, Жем, женившись на богатой наследнице, делает карьеру; в конце - Галсвинта и Жем, состарившись, умирают. Однако если обратить внимание на возвращающиеся детали, разглядеть нечто общее в далеко отстоящих, на первый взгляд несоединимых событиях, оказывается, что жизнь каждого из персонажей - только мельчайший отрезок времени, включенный в вечный цикл повторяющихся событий, в нескончаемую цепь смертей и рождений, в общее «колесо времени». Все моменты этого круговорота-сансары взаимосвязаны и могут рассматриваться и в прямом и в обратном порядке, отменяя обычное представление о времени.
В «Замках детства» за смертью девочки Женни следует рождение Маргариты; Маргарита уходит совсем молодой, но жизнь ее дочери Элизабет продолжается; от тоски и внезапной болезни умирает Галсвинта, но смерть не становится завершающим моментом. «Смерть Галсвинты разбросала вокруг, подобно цветку бальзамина, дивные семена» (sa mort comme celle de la balsamine jeta autour d elle de merveilleuses semences). Образ разлетевшихся мельчайших частиц, некогда бывших единым целым, будто повторяет у Колом строчки стихотворения Жюля Сюпервьеля3 «Семена» (сборник «Гравитации», 1925). «Вот семена, рассеянные в пространстве, цветочная пыльца миров, вот семена, в долгом плаванье измерившие все небо... Они расскажут о матросе, расскажут, что сеет гроза, перенося его душу на самую дальнюю видимую звезду и на миллионы ужасных световых лет рождая в его взгляде, затопляемом морем и смертью, робко приоткрытые зеленые ставни дома, которые невидимая женская рука вот-вот толкнет изнутри. И никто не знает, что семена только что пролетели над нами, пока ночь зашивала прорехи дня» (voici les germes espaces, le pollen vaporeux des mondes, voici les germes au long cours qui ont mesure tout le ciel... ils dissent le matelot que va disperser la tempete, remettant vite son ame au dernier astre apercu, et, dans un regard noye par la mer et par la mort, faisant naitre a des millions horribles d annees-lumiere les volets verts de sa demeure timidement entrouverts comme si la main d une femme allait les pousser du dedans. Et nul ne sait que les germes viennent d arriver pres de nous tandis que la nuit ravande les dechirures du jour, подстрочный перевод мой - И.М.)4. Эпиграфом к своему стихотворению Сюпервьель выбрал слова шведского химика Сванте Аррениуса (1859-1927), разработавшего теорию диссоциации, распада частицы на более простые частицы: «Если бы они распадались повсеместно, космос был бы засеян ими» (ils se repandraient de tous cotes et l univers en serait en quelque sorte ensemence.). Колом же во втором своем романе выделила курсивом формулировку принципа сохранения энергии, данную в XVIII веке французским химиком Антуаном-Лораном Лавуазье (1743-1794): «ничто не теряется, ничто не создается » (rien ne se perd, rien ne se cree) -мысль, лейтмотивом прозвучавшая не только в «Духах земли», но и других произведениях Колом.5
Персонажи. Последний роман К.Колом
Швейцарские литературоведы выделяют два типа персонажей в произведениях Катрин Колом. Ж.-Ф. Таппи в статье «О Катрин Колом и "Духах земли". Некоторые аспекты повествования» анализирует стилистические и интонационные изменения текста, соответствующие отношению рассказчика к «алчным» и «любимым» протагонистам.1 Д. Маджетти в эссе «Катрин Колом. «Время Ангелов» выносит обвинительный приговор несправедливому обществу и пишет о «монстрах, надежно укрывшихся за баррикадами собственного эгоизма» и «грустных детях».2 А.-Л. Делакрета в работе «Бастард и найденыш в "Духах земли" Катрин Колом» говорит о роли отцовского и материнского начала в формировании личности, о могущественных «повзрослевших» героях и остальных, навсегда оставшихся детьми.3 По существу же исследователи, придерживаясь общей точки зрения, делят действующих лиц на «отрицательных» и «положительных».
Однако всегда ли у Колом эта граница обозначена одинаково четко? В нашу задачу входит показать, как от романа к роману углубляются характеры героев, как изменяется отношение повествователя и персонажей к жизни и смерти.
В «Замках детства» оценка персонажей однозначна. Одни предстают жестокосердными гонителями, практичными реалистами, уверенными в себе хозяевами жизни, другие - жертвами несправедливости и коварства, мечтателями, для которых «жизнь внутренняя становится печальным и чудесным заменителем жизни настоящей».4
Критерием, подчеркивающим противоположность персонажей, является в этом романе Колом их способность помнить и сам характер
памяти. Еще А. Бергсон полагал, что в зависимости от мировосприятия в человеке развивается в большей степени либо «механическая», либо «образная» память.5 Воспоминания мечтательной Галсвинты, появляющиеся и исчезающие помимо ее воли, связанные с умершими дорогими ей людьми, полны грусти и нежности. То, что остается в памяти «реалистов», определяется, прежде всего, практическими нуждами. Для этих персонажей актуальны, прежде всего, те события прошлого, которые значимы в сфере материального. Лароши и Анженеза предаются воспоминаниям когда ситуация позволяет покичиться происхождением, социальным статусом, ревниво сравнить себя с другими, или оглянуться на упущенные в делах шансы. Софии Анженеза не вспоминает своей семьи, но всегда рассказывает об отоплении в рижском доме и простынях из тонкого льна, Эмили Фево помнит, прежде всего, то, что она дочь крупного промышленника, а Жем Ларош и вовсе старается обойти молчанием своих предков неблагородного происхождения, сделавших состояние удачными браками. Воспоминания «гонителей» лишены индивидуальности, часто окрашены завистью, гордыней, эгоизмом. И время для них необратимо именно потому, что оценивается упущенными возможностями. Механическая память "реалистов" «сохраняет из прошлого только разумно координированные движения,... она уже не представляет прошлого, она его проигрывает».6 Несмотря на значительный интервал времени между крестинами Маргариты и ее свадьбой, праздничный ужин, состоявшийся двадцать лет назад ничем не отличается от сегодняшнего. Описывая участников вновь повторяющегося в доме Галсвинты спектакля, Колом акцентирует детали их внешности и поведения. Утрированные физические недостатки, гримасы и тики искажающие лица «реалистов» делают их неестественными, похожими на маски. Мир Ларошей и Анженеза предстает одновременно смешным и ужасным, отвратительным. Софи Анженеза облизывает фиолетовым кончиком языка сморщенные губы и пускает слюни. Пристальный взгляд Жема Лароша пугает и гипнотизирует, как взгляд василиска. Старая, размалеванная чопорная Сеевис похожа на огромную деревянную куклу. У матери Адольфа, все время садившейся на свой носовой платок и истерически смеявшейся, левая грудь похожа на косо растущий кактус. У прачки Жюли из-под волос выступает огромная бородавка. Лицо принцессы напоминает мордочку скунса.
Поведение «реалистов» предсказуемо. Манеры, разговоры, мишени злословия десятилетиями остаются неизменными. Софии Анженеза, перебивая всех, вступает в разговор с одной и той же фразой: «А вот я..», дальше следует перечисление ее собственных достоинств. Три поколения матерей, сменявшиеся каждые двадцать пять лет, скорее по привычке, нежели действительно помня о падении мальчика Адольфа со стены, кричат своим детям: "Не лезь на высокую стену, с нее упал дядя Адольф"» (les trois meres qui se sont succedees tous les vingt ou vingt-cinq ans dissent: "Ne grimpe pas sur le grand mur, с est de la que 1 oncle Alphonse est tombe). Эмили Фево, натужно улыбаясь, продолжает про себя ругать гостей Галсвинты последними словами. Рационально функционирующая память помогает «гонителям» приспособиться к разным ситуациям, услужливо подсказывая соответствующие обстоятельствам жесты и реплики. Не желая поддерживать сомнительные темы, Лароши принимаются разглядывать свои руки.
