Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Онтологическая поэтика и творчество Ч. Диккенса
1.1 Основные понятия и принципы онтологической поэтики 24
1.2 Самоценность мира детства в творчестве Ч. Диккенса 60
Глава 2. Исходный смысл разобщенности ребенка и мира в романах Ч. Диккенса
2.1 Иноформы исходного смысла во внутреннем пространстве мира ребенка 92
2.2 Иноформы исходного смысла во внешнем пространстве детского мира 124
Заключение 172
Список литературы
- Основные понятия и принципы онтологической поэтики
- Самоценность мира детства в творчестве Ч. Диккенса
- Иноформы исходного смысла во внутреннем пространстве мира ребенка
- Иноформы исходного смысла во внешнем пространстве детского мира
Введение к работе
В современном мире происходит смена парадигмы в исследовательской практике со «взрослоцентрнзма» на «детоцснтризм» и все настойчивее звучит требование ученых гуманизировать пространство детства, а потому исследование темы детства в творчестве Чарльза Диккенса, который «ввел в высокую литературу видение в романе мира детскими глазами»1, приобретает особое значение.
В соответствии с традиционным пониманием, сложившимся как в филологии, так и в философской и психолого-педагогической литературе, мир человека -это, прежде всего, мир взрослого человека, в связи с чем обстоятельства взросления человека зачастую выпадают из поля зрения исследователей, либо же, попадая в него, становятся чем-то сопутствующим, вспомогательным, неким средством, раскрывающим особенности характера взрослого.
Одним из таких неправомерно остающихся в стороне обстоятельств формирования бытия человека является детство, которое, как правило, рассматривается сквозь призму бытия взрослого и выступает в качестве источника, из которого это бытие вышло. Филологические исследования, предметом которых становится мир детства в творчестве того или иного писателя, акцент делают преимущественно на роли и функциях детского мироощущения, воображения, детских мыслей и поступков в становлении человека, благодаря чему в литературоведении на вполне законных основаниях существует такое понятие, как «роман воспитания».
В настоящем исследовании тема детства рассматривается в свете онтологической поэтики, как она понимается в работах Л.В. Карасева, НА. Шогеицуковой, Е.А. Цургановой, А.Л. Цуканова и других исследователей, обращающихся к литературному творчеству с позиций онтологического интереса, который не связан с понятиями «цели» или «средства» и, будучи «исходно неутилитарен, нацелен на тело как на что-то абсолютно самодостаточное, предназначеішое лишь для себя самого, не нуждающееся в обосновании для своего наличествования, не предназначенное для того, чтобы с помощью себя добиваться чего-то другого»2.
Не вызывает сомнений, что Диккенс, создавая свой уникальный мир детства, стремился, прежде всего, изобразить этот мир в его социальной оформленно-сти. Однако, на наш взгляд, находясь «в самом сердце диккенсовского видения как предмет и способ увидеть мир» , дети у Диккенса не только выражают основную тему творчества писателя - «тему гуманистического начала в человеке»4, по и несут на себе вполне ощутимую онтологическую нагрузку, когда не социальные отношения, но и само присутствие в мире со всей его пространствешю-нредметной организацией существенным образом воздействует на их мысли и формирует способ и образ их бытия.
Вместе с тем, внушительное количество литературоведческих работ, посвященных детской теме в творчестве Диккенса, практически не рассматривает те
Шкловский В.Б. Избранное: в 2 т. Т. 1. Повести о прозе; Размышления и разборы. М., 1983. С. 174.
Карасев ЛВ. Онтология и поэтика // Вопросы философии. 1996. № 7. С. 55-56. 3 Gilmour R. The Novel of Victorian Age. L. 1965. P.78. "Спль.млн Т. И. Диккенс: очерки творчества. М.: Худож. лит., 195S. C.S 1.
или иные стороны изображаемого им мира в его пространственно-предметной определенности, тем более - в связи с детской темой, оставляя, таким образом, не вполне объясненными уникальные особенности и исходный (онтологический) смысл творимого писателем художественного бытия ребенка.
Таким образом, актуальность данной работы обусловлена необходимостью исследования темы детства в творчестве Ч. Диккенса в аспекте художественно-онтологических связей между ребенком и окружающим его вещественно-предметным миром.
История вопроса. Круг исследовательского интереса к творчеству Диккенса весьма широк: от анализа нравственно-эстетических идеалов, нашедших преломление в художественно-изобразительных средствах и образной системе произведений (например, Дж. Уорт, М. Холлшптои, Б. Харди, Д. Ларсон, Н.П. Ми-хальская, Н.Л. Поганіша и др.), до политических взглядов писателя (Т. Джексон, В.В. Ивашева, Т.И. Сильман) и изучения его творчества в сравнительно-типологическом аспекте (Ф. Ливис, А.С. Кэннинг, B.C. Филлипс, Н. Лэри, О.А. Наумова, Л.И. Чернавина, Е.Е. Дианова, Н.В. Осипова и др.).
Исследованию человеческих пороков в творчестве Диккенса посвящены книги В. Уолдера и Р. Добнея. Диккенсу как исследователю социальных пороков и характеров жителей лондонского «дна» посвящены в зарубежном литературоведении работы П. Рука, И. Брауна, П.Акройда и др. Рассматриваются также источники формирования диккенсовских характеров, их драматическая роль в пантомиме, эволюция драматических образов (Э. Этер, П. Дэвис), уделяется серьезное внимание анализу психологии героев (Б. Харди и Дж. Голд), исследуется роль, которую в жизни писателя играли женщины (М. Слейтер).
В работах последних десятилетий, посвящешіьіх творчеству Диккенса, обозначены новые аспекты его творчества: гуманизм и человеколюбие писателя, его стремление к достижению духовного единства при помощи нравственных ценностей, твердая вера в возможность духовного возрождения человека, глубокая убежденность в необходимости гуманного развития и морального совершенствования общества.
Таким образом, творчество Диккенса исследуется широко и много, и в последние годы интерес к нему только возрастает, свидетельством чему служат диссертационные исследования Е.В. Сомовой, О.О. Шуваловой, Т.М. Шевелевой, Т.М Черкасовой и др. Однако, несмотря на многообразие подходов и филологических предпочтений, все исследователи в своих работах так или иначе не могут не касаться темы детства в произведениях писателя.
Диккенсовские детские образы детально рассмотрены в ряде монографий. Так, в книге Ф. Донована «Дети Чарльза Диккенса» дана классификация образов диккенсовских детей: «бедные дети низших классов»; «дети-сироты»; «дети, не являющиеся сиротами, но со стороны родителей, настоящих или приемных, и школьных наставников испытывающие жестокость и невнимание»; «дети, с которыми обращаются без жестокости, но которых часто не понимают». Ф. Доиован, выделяя образы диккенсовских детей в группы, преследует определенную цель -
показать «сломанный мир детства» в романах писателя, духовный мир одинокого ребенка.
К. Эрикссон рассматривает сложные взаимоотношения отцов и детей, в частности, дочерей, которые отличаются от других женских характеров. Серьезное внимание исследователем уделяется проблеме замены ("surrogate" или "substitute") родителей. К этой проблеме, а именно к «замещению естественных ролей» ("substitute nature roles") обращается и С. Мэннинг.
В целом исследования, непосредственно касающиеся темы детства в произведениях Диккенса, можно условно разделить на группы, в которых рассматриваются схожие аспекты. Так, например, предметом исследования становится отношение Диккенса к вопросам воспитания и образования, его общественная деятельность в этой области, его произведения, связанные с этой темоіі, и его личный опыт как отца многочисленного семейства (А.И. Кирпичников, Дж. Мэншшг, П. Коллинз, Л. А. Дымова).
В других работах о Диккенсе всесторонне анализируется вопрос семьи и отношений отцов и детей (Б. Мозес, С. Мэншшг). В частности, А. Эдриан вслед за М. Эндрюсом утверждает, что Диккенс подвел нас к теме «взрослого ребенка» ("the grown-up child"), к теме «переверігутоіо детства» ("inverted parenthood") и сделал отношения родителей-детей микрокосмом всего общества.
Некоторые литературоведы (Р. Лэшгтон, В. Мэухэм, Ч.Хабберт) придерживаются мнения, что именно с детьми- своими героями и героинями - Диккенс часто идентифицировал себя. Д. Перкинс, представитель английской мифологической школы, настаивает в работе «Ч. Диккенс: Новая перспектива», что романы писателя - последовательное мифологическое описание душевной жизни человека, в том числе и детства. Так, младенчество, по мнению автора, представлено в образе Пиквика с характерными для него наивной верой во всеобщую доброту, удивлением перед міфом и доверием к нему. Период, предшествующий отрочеству, воплощен в образе Оливера Твиста и ознаменован острым ощущением одиночества в большом мире. А само отрочество - в романах о Николасе Никльби, Нелл и Барнеби Радже.
Существуют также исследования, в которых рассматриваются образы детей в произведениях Диккенса в контексте английской литературы (Д Хартог, Р. Пэт-тисон, П. Кавени), в процессе целостного анализа конкретных произведений (А.С. Ромм, МЛ. Нерсесова) или творчества писателя в целом (Дж. Миллер, Р. Барнард, Ф. Хобсбаум).
Следует отметить, что, в отличие от исследовательской традиции прошлого, обращенной преимущественно к изучению конкретно-исторической специфики образов детей, в современном восприятии творчества Диккенса имеет место тенденция к актуализации универсального (философского, морально-этического) компонента данной темы.
Однако, несмотря на значительное число литературоведческих трудов, касающихся темы детства в творчестве Диккенса, действительный характер связи ребенка с окружающим его вещественно-предметным миром остается малоизученным. Да и безотносительно темы детства исследовательский интерес не рас-
прострапяется на конкретные, вещественные детали диккенсовского мироустройства.
Разъясняя основной смысл взгляда на художественное произведение с точки зрения онтологической поэтики, Л.В. Карасев говорит об особом онтологическом чувстве, которое представляет собой наиболее напряженное и правдивое ощущение и переживание жизни, когда нет никаких условностей и мир воспринимается таким, каким он показывает себя в данный момент и в данном пространстве. Применительно к романам Диккенса подобное «правдивое ощущение жизни» дает знать о себе тогда, когда перед нами предстает картина мира, отраженная жизнью ребенка. Именно развитие человека в его детские годы служит тем срезом бытия человека, в котором вещественно-пространственная оформленность сказывается с максимальной напряженностью и выразительностью. Неслучайно поэтому, мир взрослых в его произведениях пронизан детскими воспоминаниями, которые служат своего рода мерилом поступков во взрослой жизни.
Важно отметить, что автор, создавая художественный текст, тем самым удовлетворяет, как отмечает Л.В. Карасев, свою онтологическую тоску по «второй реальности», или «второй жизни». При этом естественно было бы полагать, что эта самая вторая реальность будет вбирать в себя все наиболее важное и пршщипиалыюе из реальности актуальной, в которой автор, собственно говоря, и черпает свой жизненный опыт. И в этом смысле именно автобиографичность произведений Диккенса, на которую указывают исследователи его творчества, как нельзя лучше помогает вскрыть его «онтологическую тоску».
В связи с онтопоэтическим взглядом на мир диккенсовских детей представляет интерес весьма точная характеристика детского мира, данная Н.Я. Дьяконовой: «Внутренний мир ребенка, ассоциирующийся со сказкой, не только отражает мир внешний, не только им формируется и доводится до взрослого состояния, но и сам, из своих скрытых запасов, окрашивает этот мир, преобразует его, награждает ценностью и смыслом, которых его лишает поверхностный взгляд с позиций здравого смысла»5. О каких «скрытых запасах» идет здесь речь? Сама исследовательница и дает этому разъяснения, когда указывает на родственность творчества Диккенса и английских романтиков, прежде всего - Вордсворта, который, по ее мнению, внушил писателю - реалисту веру в инстинктивную правоту детства, его естественной морали и наивности.
Итак, «скрытые запасы» ребенка диккенсовского мира коренятся прежде всего в его инстинктивности, естественности и наивности, в связи с чем можно предположить, что именно естественно-наивное, не обусловленное никакими социальными и нравствегаїьіми отношениями отражение ребенком вещественного мира и является тем предметом в прозе Диккенса, на который следует направить поэтико-оптологаческий интерес исследования.
Таким образом, объект данного исследования - романное наследие Ч. Диккенса, рассмотренное в свете естественно-наивного мировосприятия детских пер-
Дьяконова М.Я. Философские истоки миросозерцания Диккенса // Дьяконова Н. Я. Из истории английской литературы. Статьи разных лет / сост. А. А. Чамеев. СПб.: Алетейя, 2001. С. 80.
сонажей писателя (прежде всего, романов «Оливер Твист», «Домби и сын», «Лавка древностей», «Дэвид Коппсрфилд», «Большие надежды»).
Предметом исследования выступает вещественно-пространственная оформлешюсть мира ребенка в художественных произведениях Диккенса.
Научная повита диссертации заключается в том, что в ней впервые мир ребенка рассматривается с точки зрения онтологической поэтики, то есть в его вещественно-пространственной определенности, оказывающей воздействие на характер поведения, мысли, намерения детских персонажей в творчестве Ч. Диккенса.
В связи со сказанным цель работы заключается в исследовании художест-вешюго мира ребенка в его пространственной, предметной и вещественной представленности, в раскрытии на основе онтопоэтического анализа «исходного смысла» темы детства в прозе Ч. Диккенса.
Целью работы определяется и соответствующий круг исследовательских задач:
1.С опорой на работы Л.В. Карасева, Н.А. Шогенцуковой, Е.А. Цургановой, А.Л. Цуканова очертить круг основных понятий и принципов онтологической поэтики применительно к исследованию творчества Ч. Диккенса.
2. Рассмотреть этапы становления и развития темы детства в английской
литературе и определить факторы, повлиявшие на формирование данной темы в
творчестве Ч. Диккенса.
Выявить особенности отображения темы ребенка в творчестве Ч. Диккенса.
Исходя из выявленных особенностей возникновения темы детства в творчестве Диккенса, установить ее «исходный смысл».
Определить и раскрыть шюформы «исходного смысла» темы ребенка у Диккенса.
На основании полученных результатов показать своеобразие вещественно-пространственной оформленности мира ребенка в произведеїшях Ч. Диккенса.
Теоретической основой данного диссертационного исследования явились работы отечественных (Е.Ю. Гениева, Н.Я. Дьяконова, В.В. Ивашева, И.М. Катар-ский, Н.П. Михальская, Н.Л. Потанина, Т. Сильман, Д.М. Урнов, В.Б. Шкловский и др.) и зарубежных (Ф. Донован, X. Пирсон, Дж. Саймоне, Э. Уилсон, К. Фил-динг, Т.К. Честертон, К. Эрикссон и др.) литературоведов, посвященные творческому наследию Ч. Диккенса; методологическую основу работы составили труды в области онтологической поэтики Л.В. Карасева, А.Л. Цуканова, С.Л. Тюкиной.
Проблема и цель работы определяют основные методы исследования:
а) типологический метод, предполагающий рассмотрение литературных яв
лений не посредством анализа прямых контактов, а на основании сходства куль
турной среды;
б) историко-генетический метод, способствующий обнаружению источни
ков литературных явлений;
в) метод онтологической поэтики и онтологического анализа, заключаю
щийся в раскрытии связи личностного бытия автора с общекосмическим бытием,
отраженным в художественном произведении и формирующим его метафоро-символическую и сюжетпо-образную структуру.
Онтологически ориентированный взгляд видит не только поступки и намерения персонажей, но прежде всего то, как они были вещественно, пространственно и текстуально оформлены. С точки зрения онтологической поэтики, произведение существует как онтологический акт, или самодостаточная структура, автономная по отношению к действительности и личности писателя. Предмет «онтологического анализа» - пространственно-предметная определенность мира, само демифологизированное бытие.
Практическая значимость работы состоит в том, что полученные в результате исследования материалы могут быть использованы при чтении лекционных курсов и проведении семинарских занятий по истории английской литературы.
Апробация работы. Результаты диссертационного исследования обсуждались на кафедре культурологии и зарубежной литературы Магнитогорского государственного университета. Материалы исследования нашли отражение в докладах на международной научно-практической конференции «VIII Ручьевские чтения» (Магнитогорск, 2007) и международной научно-практической конференции «Мир детства и образование» (Магнитогорск, 2007).
Цели и задачи диссертации определяют ее структуру и объем. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы, включающего в себя 230 наименований (из них 121 на английском языке). Общий объем диссертации составляет 195 страниц.
На защиту выносятся следующие положения:
Детские персонажи в произведениях Ч. Диккенса несут на себе ощутимую онтологическую нагрузку, при которой пространственно-предметная организация мира воздействует на их мысли и формирует способ и образ их действий.
Бытие человека в его детские годы становится в творчестве Диккенса тем срезом бытия человека, в котором вещественно-пространственная оформленность сказывается с максимальной напряженностью и выразительностью. Диккенсовские дети напряжешю переживают жизнь во всех ее перипетиях и представляют некий идеал бытия человека как такового в его чистом виде.
В произведениях Диккенса находят отражения такие стержневые для онтологической поэтики понятия, как пороги, эмблемы, исходный смысл, а также вещество литературы, то есть, с одной стороны, предметы, служащие неотъемлемым дополнением атрибутики диккенсовских персонажей, а с другой - собственно вещество, сопровождающее тот или иной персонаж на его жизненном пути, -таков, в частности, камень, в значительной степеїш определяюший враждебный по отношению к ребенку характер пространства.
Тема ребенка в творчестве Ч. Диккенса была вызвана вполне определенными факторами: богатой и достаточно разработанной литературной традицией, морально-этическими запросами эпохи, действительным (преимущественно неблагоприятным) положением, в котором находились многие дети в Англии, а также личными впечатлениями о неблагополучности собственного детства, остававшиеся б памяти писателя на протяжении всей его жизни.
5. В основе большинства произведений Диккенса лежит вполне определенный неуничтожимый импульс - «исходный смысл» разобщенности ребенка и мира - импульс, который осуществляет, обнаруживает себя по мерс движения сюжетов в цепочке различных, но сущностио связанных друг с другом вариантов или основных «иноформ»: ситуация сиротства и «заброшенности» ребенка; духовная «зоркость» и житейская «слепота» «маленьких взрослых» Диккенса (шюформы исходного смысла во внутреннем пространстве мира ребенка); ограниченность жизненного пространства ребенка; «мертвое» пространство детских персонажей Ч. Диккенса; камень как вещественная метафора мира ребенка (шюформы исходного смысла во внешнем пространстве детского мира).
Основные понятия и принципы онтологической поэтики
Наряду с термином «онтологическая поэтика» существует термин «поэтическая онтология» , - они, по сути своей, синонимичны, что обусловлено определенной синонимичностью заключенных в них понятий. Как отмечает Л.В. Карасев, «онтология — это и само бытие, и картина бытия, и размышление о нем ... Нечто подобное можно сказать и о термине «поэтика», который одновременно относится и к устройству текста, и к способам устройства этого текста. В определенном смысле онтология и поэтика выходят почти синонимами, так как в обоих случаях речь идет о бытии и его оформленности» .
Вместе с тем различие между «онтологической поэтикой» и «поэтической онтологией» определяется перспективой взгляда на предмет и характер исследования, а именно: первая имеет место в литературоведческих работах, вторая — в философских.
В западном литературоведении «онтологический» подход к художественному тексту имеет место в рамках «новой критики» Дж. К. Рэнсома , который разграничивает и отделяет «событие» поэтического произведения от прозаического, или научного, дискурса. По словам Е.А. Цургановой, поэтическое произведение в свете «новой критики» обладает уникальной онтологией, объективным статусом и реальностью существования, которые, прежде всего, и отличают его от остальных типов дискурса. «Поэтическое произведение имеет не только логическую структуру, подобно научному высказыванию, — оно обладает еще «свободной индивидуальной фактурой», которая состоит из деталей. В поэтическом произведении это метафоры, ритм, метр, эвфония, коннотации слов, последовательность образов; в прозе — пространственная форма, точка зрения, сценическая организация материала и т.п. Они иррелевантны по отношению к рациональному содержанию, к логически выстроенному рассуждению, лежащему в основе произведения, к «прозе стиха». Дихотомия структура-фактура и определяет онтологию поэтического произведения» . Таким образом, можно сказать, что именно структура и фактура, в своем единстве сообщающие художественному тексту завершенный смысл, и определяют уникальный статус этого текста, который отличает его от непоэтического дискурса.
По словам А.Л. Цуканова, «в отличие от таких способов герменевтического прочтения текстов, как психоанализ, архетипология и интертекстуальный анализ, онтологическая поэтика сосредоточивает свое внимание на тех символических формах, которым автор произведения мог придать смысл основных и вечных вопросов человеческого существования»5.
Подобную же позицию мы наблюдаем и у Л.В. Карасева, который говорит о том, что онтологический взгляд предполагает смену перспективы восприятия вещей, при которой природа берет верх над культурой, вещество над символом, факт наличия вещи — над возможностью ее использования, утилизации, что предполагает выраженный отказ от поиска и учета интертекстуальных связей, скрытых или явных цитат, идеологических и стилистических заимствований, иными словами - отказ от рассмотрения текста как чего-то такого, что состоит из частей других текстов, их отражений или заимствований. Однако отказ этот, подчеркивает исследователь, «мотивирован не тем, что интертекстуальный подход неверен, а тем, что онтологический интерес — совсем в другом. Хотя он тоже нацелен на выход за рамки конкретного авторского сочинения и желает увидеть за частным событием нечто общее, сам характер этого «общего» оказывается иным: это не знаки, а вещества, не цели, которые преследует движение, а само движение, его «форма»; не «польза» от предметов, а сами предметы, понятые как самостоятельные существа» .
Термин «онтологическая поэтика» официально включен в «Литературную энциклопедию терминов и понятий». Согласно определению А.Л. Цуканова, «онтологическая поэтика (греч. ontos -сущее, logos — слово) — метод герменевтического анализа текста, направленный на раскрытие связи личностного бытия автора с общекосмическим бытием, отраженной в художественном произведении и формирующей его метафоро-символическую и сюжетно-образную, » структуру» .
«Синтетический» термин, созданный на стыке двух дисциплин, онтологии и поэтики, введён в научный оборот российским ученым Леонидом Владимировичем Карасёвым в его статье «Гоголь и онтологический вопрос», впервые опубликованной в журнале «Вопросы философии» в 1993 г. Обосновывая целесообразность внедрения его в литературоведение, Л. Карасёв поясняет, что «онтологические интуиции сказываются и в самой потребности автора в создании «второй реальности», и в особенностях устройства текста, в сюжетных ходах, мотивах поступков персонажей и в различных деталях. Исследование этого особого слоя (обычно закрытого для автора текста), я назвал онтологической поэтикой или онтологическим подходом к литературе»
Самоценность мира детства в творчестве Ч. Диккенса
В английской литературе тема детства получила довольно широкое и полное освещение. Она вошла в английскую культуру с литературой Просвещения, преодолевая прежние узкие рамки, в которых она существовала скорее в качестве вспомогательного материала для художественной разработки других, более «серьезных», тем, нежели в качестве самостоятельной проблемы. Отмечая возникновение и широкое развитие в Англии детской литературы, A.M. Демурова пишет: «Однако помимо этой стороны дела, на которую указывают западные исследователи, была и другая, не менее важная. На нее обратили внимание лишь сравнительно недавно. Это становление самого понятия детства в историко-культурном контексте. Современные историки культуры указывают на то, что понятие детства, строго говоря, не существовало в Западной Европе вплоть до нового времени»43. На связь между зарождением нового понятия детства и появлением детской литературы указывает и французский исследователь Ф. Ариес: «Книги, адресованные детям и обособляемые для детей, появляются в конце XVII в., т.е. в то время, когда возникает понятие детства»
Между тем трансформация самой идеи детства в полноценную литературную тему осуществлялась не на голом месте, но на тех основаниях, которые в известной мере были заложены в процессе ее многовековой истории. На протяжении своего формирования и развития она вызывала споры, которые велись в догматическом и гносеологическом направлениях. Основными вопросами этих споров, в частности, были: падает ли на ребенка первородный грех и каким должно быть стремление к Богу - интуитивно-детским или сознательно-взрослым. Исследователь
М.И. Свердлов отмечает, что в начале XI столетия «установка раннего францисканского движения «умалиться, как это дитя», прозвучала как призыв к действию».
По мере того как теологические споры переходили от одного этапа к другому, идея детства завоевывала различные литературные жанры: рождественская проповедь, житие, медитация о жизни Христа, драма. Обращение к этим жанрам объясняется и «новыми религиозными потребностями и интересами общества XII-XV веков: всеобщее внимание к детским образам Священной истории». 46
К XVII веку, когда ведущую роль в формировании идеи детства стал играть теологический трактат, наметился перелом в развитии этой идеи: она становится литературной темой, то есть приобретает свои пространственные и временные рамки. Теперь детство в литературном произведении, по мнению М.И. Свердлова, может рассматриваться как прошедший возраст, предмет воспоминаний, как возраст, устремленный в будущее, с которым связаны ожидания, как возраст, в котором живут в настоящее время. Идея детства в качестве литературной темы приобретает свои основные характеристики, в том числе и психологическую: ребенок противопоставляется взрослому и воспринимается как особое существо.
Отражение этой сформировавшейся в XVII в. традиции мы находим в творчестве Диккенса. В романе «Дэвид Копперфилд» детство служит предметом воспоминаний взрослого героя. Детство как возраст, устремленный в будущее, с которым связаны ожидания, стало предметом изображения в романах «Оливер Твист», «Домби и сын», но, пожалуй, наиболее полно и ярко это выражено в романе «Большие надежды», само название которого указывает на данную особенность (в некоторых переводах название романа звучит как «Большие ожидания»). Изображению детства как возраста, в котором живут в настоящее время, посвящено подавляющее большинство романов писателя: «Оливер Твист», «Николас Никльби», «Лавка древностей», «Домби и сын» и др.
К XVIII веку тема детства в английской литературе претерпевает значительные изменения. Неслучайно роман воспитания как отдельный жанр возникает в эпоху Просвещения, когда особенно остро звучали проблемы просвещения, образования и воспитания, когда путешествие становилось неотъемлемой частью формирования личности образованной, гуманной и сочувствующей страданиям других. Прием путешествия, понимаемый как скитания героя по враждебному ему миру, широко используется в романах о детях Ч. Диккенса. Именно эти странствия, невзгоды, переживаемые в их процессе, делают ребенка личностью по-настоящему гуманной и сочувствующей другим людям. Оливер Твист странствует сначала в Лондон, потом по городскому дну. Нелл скитается вместе со своим дедушкой. Дэвид проходит долгий путь лишений, пока добирается к бабушке, и т.д.
В каждом отдельном случае вышеназванные проблемы имели обусловленный или сугубо личный характер, но всегда они были рассчитаны на постепенное совершенствование отдельной личности, использование нравственных категорий и стандартов, выработанных общественными институтами и, прежде всего, религией.
Иноформы исходного смысла во внутреннем пространстве мира ребенка
Исходный смысл разобщенности ребенка и мира как идеальная структура или онтологическое ожидание, сформулированное нами на основании анализа предпосылок появления темы детства в творчестве Диккенса, а также исследования самих произведений писателя, должен, очевидно, «сбываться в тексте» (выражение Л.В. Карасева) в пределах того художественного пространства, в которое авторская воля помещает ребенка. Вполне естественно предположить, что, поскольку речь идет о своего рода конфликте между ребенком и окружающем его миром, «вина» за эту разобщенность может лежать как на одной, так и на другой стороне. То есть, в первом случае, в самом ребенке (в его внутреннем мире), а во втором - в окружающих его обстоятельствах (или во внешнем пространстве его мира). Следовательно, рассмотрение того, как выражены оба пространства в тексте, должно способствовать конкретизации иноформ исходного смысла и, в целом, оформлению нашего представления о характере мира ребенка в творчестве Диккенса.
Поскольку самоценность детского мира заключается, как мы видели, в существовании особенного взгляда диккенсовского ребенка на мир, то мы и приступим к рассмотрению, прежде всего, внутреннего пространства.
Детство в сознании Чарльза Диккенса — не просто ранний период человеческой жизни, а счастливая пора, воспоминания о которой скрашивают тяготы жизни и облегчают старость и смерть. Детство ассоциируется со сном, дарующим надежду на будущее, и цветущим деревом - символом здоровья и жизни. Гармония звука и цвета царит в описании начала жизни. Анализ текстов произведений Диккенса показал, что писатель через всю свою жизнь пронес ощущение того, что детство — «самая светлая пора нашей жизни», когда в глазах можно видеть «светлый, жизнерадостный блеск, веселье, не знающее удержу, искренность, не боящуюся холодной острастки, неувядающую надежду, мимолетную улыбку счастья»1.
В характере ребенка проявляется во всей полноте его будущая человеческая сущность. Герои, уже сложившиеся и неизменные, видят мир сквозь «розовые очки» детства, так как в силу своей чистоты и наивности не могут полностью осознать угрозу и реалистичность окружающего мира, где царят грубость, лицемерие и деньги. Они живут в иллюзорном мире, созданном их воображением, и зачастую жизнь для них «лишь блаженная, непонятная, но красивая игра»2.
Однако следует отметить, что детство для Диккенса — это не время благоденствия и безмятежного существования. Именно на этот период выпадает основная доля испытаний маленького героя. Его судьба, как правило, несчастлива от рождения: ребенок либо сирота (Оливер Твист, Пип), либо теряет одного из родителей (Поль и Флоренс Домби, Дэвид Копперфилд и др.), как правило - доброго и любящего. Оставшийся взрослый либо жесток, либо равнодушен, либо вздорен (например: мистер Домби, отчим Дэвида, сестра Пипа и т.п.). Жизнь маленького героя тяжела и преимущественно безрадостна. Редко рядом с ним, помимо жестоких и равнодушных людей, есть доброе сердце, верный друг. Сиротливость, бедность и страдание по большому счёту составляют отправную ситуацию повествования. С нее начинается тот или иной значимый этап в жизни персонажа-ребенка, который в романах писателя отличается от всех тех домашних детей, которые постоянно окружены попечением своих взрослых домочадцев, так что ему, как правило, неоткуда ждать помощи в его воспитании и становлении. Уповать такому ребенку приходится лишь на скрытые и естественные механизмы такого становления, которые присутствуют в нем подобно тому, как механизмы роста и развития имеют место во всяком растении, живущем в обстановке дикой природы, а, скажем, не на уютном подоконнике у какого-нибудь цветовода.
Одной из основных отправных ситуаций, в которых на страницах романов Диккенса мы застаем его маленьких персонажей, является, как уже было сказано выше, сиротство ребенка. Приведем лишь некоторые примеры: «С тех пор как я себя помню, меня, как принцесс в сказках, воспитывала моя крёстная ... и при мне никогда не говорили о моей маме» - Эстер Саммерсон, «Холодный дом» ("I was brought up, from my earliest remembrance—like some of the princesses in the fairy stories .. . by my godmother .. . I had never heard my mama spoken of - BH, pp. 19-20);
«Я родился в графстве Суффолк, в Бландерстоне ... Глаза моего отца закрылись за шесть месяцев до того, как открылись мои» — «Дэвид Копперфилд» ("I was born at Blunderstone, in Suffolk ... My father s eyes had closed upon the light of this world six months, when mine opened on it" -DC, vol.1, p. 6);
«Доктор мягко отвёл рассыпавшиеся кудри ребёнка от лица и губ матери ... Так, держась крепко за эту хрупкую тростинку, прильнувшую к ней, мать уплыла в тёмный и неведомый океан, который омывает весь мир» - Флоренс Домби, «Домби и сын» ("The Doctor gently brushed the scattered ringlets of the child, aside from the face and mouth of the mother ... Thus, clinging fast to that slight spar within her arms, the mother drifted out upon the dark and unknown sea that rolls round all the world" — DS, p. 14);
Иноформы исходного смысла во внешнем пространстве детского мира
Проблема пространства, будучи актуальной в разных областях научного знания: филологии, философии, лингвистике, психологии, является сложной и до конца не изученной. Пространство может быть большим, но может также сужаться до тесных границ одной комнаты. Пространство, создаваемое автором в его произведении, может обладать своеобразными свойствами, быть реальным (определенным) или воображаемым (неопределенным). Возможность визуального наблюдения предметов и ситуаций обеспечивается позицией человека, определяющей свойственный ему способ «видения мира». По словам П. Флоренского, «пространство порождается самопроявлением сущности, и потому строение пространства в данном произведении обнаруживает внутреннее строение сущности, есть проекция и внятное о нем повествование. Но на пути к такому пространство-устроению возникает орган этой деятельности. Он — уже в пространстве; его можно сравнить с непротяженною, но координированною с другими точкой. Эта точка - имя»30. Как же разворачивается эта точка в творчестве Диккенса? Каким образом пространство, которое он создает в своих романах, населяя его детскими персонажами, проявляет себя и воздействует на тех, кто в нем находится?
Анализируя творческий почерк Диккенса, В. Ивашева пишет: «В построении характеров, в своих реалистических портретах Диккенс обнаруживал исключительное разнообразие художественных средств. В первой половине своего творчества он пользовался преимущественно приемом заострения и сгущения, обрисовки образов через комплексное раскрытие различных мотивов (внешний портрет, дом, улица, вещи персонажа, его манера говорить, двигаться, его поступки, даже повадки и жесты и т. д.). Для ранних романов Диккенса столь же типична лейтмотивная однолинейность портретов (Чирибл всегда добродушны, веселы, всегда сияют счастьем и довольством, Хип всегда хрустит суставами пальцев, капитан Каттль неразрывно связан со своим железным крючком и т.д.). Но чем дальше шли искания Диккенса и чем глубже он стремился проникнуть в суть вещей, задавая себе вопрос «почему?», манера его менялась. Все дальше уходил писатель в глубины сознания (а порой, интуитивно, и подсознания) своих героев, все больше хотел увидеть и показать. И именно здесь на помощь все чаще приходили реалистические символы — туман и грязь в «Холодном доме», мотивы крови, пожара и камня в «Повести о двух городах» и т. д.»31.
Мы видим, что освоение пространства персонажа у Диккенса «комплексное», то есть для выражения образа задействуются практически все возможные мотивы, причем со временем, как подчеркивает исследовательница, внешняя характеристика окружающего мира осложнялась различными символами, одним из которых, несомненно, стал символ «дома» и вообще «крова» как необходимого элемента, конституирующего мир ребенка.
Для Диккенса, как известно, идеи Дома и Порядка были теснейшим образом взаимосвязаны. Они лежали в основе его «рождественской философии», реализованной в художественной прозе, а также — в основе журналов «Домашнее чтение» и «Круглый год», пользовавшихся огромной популярностью у современников.
По словам Г. Башляра, «для феноменологического исследования глубинных ценностей замкнутого пространства дом, совершенно очевидно, представляет собой некую привилегированную сущность, - разумеется, при условии, что мы берем дом в его единстве и комплексности одновременно и стремимся интегрировать все его частные значения в единую фундаментальную ценность. Дом для нас - источник разрозненных образов и вместе с тем некое образное целое» . Можно ли из всех воспоминаний о домах, что когда-то дали нам кров, из всех представлений о домах, где мы мечтали жить, извлечь глубинную, конкретную сущность, которая оправдала бы неповторимую ценность всех образов надежно защищенной, сокровенной жизни?
Показанное нами в первой главе подробное и живописное изображение Диккенсом пространства «дома», в котором живут и действуют его преимущественно «взрослые» персонажи, выступает резким контрастом с тем пространством, в которое, как правило, помещается персонаж «детский» (собственно, «дома» зачастую лишенный).
