Содержание к диссертации
Введение
Глава I. История развития карельской письменности 40
1.1. Карелоязычные письменные памятники 40
1.2. История создания карельского письменного языка в свете национальной и языковой политики в XX веке 44
Глава II. Современные этнические и социальные условия языковой жизни в Карелии и формирование карельской письменности 67
2.1. Современные языковые процессы в Республике Карелия и факторы, их формирующие . 67
2.1.1. Объективные факторы формирования современной языковой ситуации: национальный состав, расселение, демографические характеристики 67
2.1.2. Характеристика карельского языка как идиома, участвующего в языковых процессах в Карелии 69
2.1.3. Распределение владеющих карельским языком как родным 73
2.1.4. Основные сферы функционирования карельского языка 76
2.1.5. Политический аспект современных языковых отношений 82
2.1.6. Социологический аспект формирования языковой ситуации 94
2.2. Развитие лексической системы карельского языка в условиях формирования письменности 127
2.2.1. Особенности формирования новописьменного карельского языка. 127
2.2.2. Развитие лексической системы карельского языка 134
2.2.3. Анализ социолингвистических исследований по формированию новой лексики новописьменного карельского языка 178
Заключение 190
Список использованной литературы и сокращений 191
- Карелоязычные письменные памятники
- История создания карельского письменного языка в свете национальной и языковой политики в XX веке
- Современные языковые процессы в Республике Карелия и факторы, их формирующие
- Характеристика карельского языка как идиома, участвующего в языковых процессах в Карелии
Введение к работе
Актуальность темы. Актуальность темы определяется необходимостью синхронного изучения процессов становления молодой литературной нормы новописьменного карельского языка. Всесторонний анализ проблем формирования литературного языка под воздействием совокупности объективных и субъективных факторов является чрезвычайно злободневным с точки зрения стратегии статусного и корпусного планирования языка.
Предметом исследования диссертации стали факторы формирования письменной формы карельского языка и пути создания новейшей лексики.
Целью диссертационного исследования является определение наиболее релевантных факторов взаимодействия общества и языковой структуры в формировании письменной традиции и лингвистический анализ способов образования новых лексических единиц.
В соответствии с поставленной целью предполагается решение следующих задач:
• изучение исторического контекста формирования новописьменного карельского языка;
• синхронное описание современных языковых процессов, коррелирующих с формированием литературной формы;
• установление наиболее предпочтительных моделей современного словообразования;
• выявление особенностей использования новой лексики носителями языка в условиях расширения коммуникативной функции карельского языка и определение языковых установок.
Методы исследования. Для решения поставленных задач были использованы несколько методов исследования: синхронный, сравнительно-исторический, сопоставительный метод для анализа словообразовательных моделей, а также метод социолингвистического анкетирования для определения языковой компетенции и оценочных установок обследуемых информантов при анализе параметров сложившейся языковой ситуации.
Теоретической и методологической основой диссертационного исследования послужили труды известных отечественных и зарубежных лингвистов по лексикологии, грамматике финно-угорского и общего языкознания, а также по социо- и этнолингвистике.
Материал для исследования. В диссертации использован материал проведённого двухэтапного эксперимента, в ходе которого было обследовано 320 информантов. Способы номинации новой лексики проанализированы на материале более 600 лексических единиц. Особенности употребления новых слов исследовались с привлечением ста лексем.
Научная новизна работы состоит в том, что впервые на материале карельского языка проанализированы способы номинации новых единиц общей и специальной лексики, наиболее активно используемой в процессе коммуникации; анализ новейшей лексики произведён в синхронном и диахроническом контекстах формирования письменной традиции; выявлены языковые установки носителей карельского языка и языковые предпочтения по употреблению формирующегося словарного состава.
Практическая значимость работы заключается в том, что теоретические материалы диссертации можно использовать для дальнейших изысканий лексики новописьменного языка, а экспериментальные наработки учитывать для решения вопросов языкового планирования.
Апробация работы. Основные положения и результаты работы были изложены в докладах республиканских и международных конференций, а также в 8 научных статьях. Методика исследования новой лексики, применённая в работе, используется в студенческих дипломных работах.
Струюура диссертации. Диссертация состоит из предисловия, введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы и сокращений, содержит сводные таблицы. Введение. Факторы развития письменности. Теоретические предпосылки. Карельский язык является одним из древнейших в семье прибалтийско-финских языков. Он отличается от близкородственных языков «...как по своей структуре, так и культурно-историческому развитию» (Керт, 2000, 49). Карельский язык богат не только своим лексическим арсеналом (исследователи отмечают, что в словарь, например, одного коткозерского диалекта входит более 20 тысяч слов), но и эстетическими возможностями, о чём свидетельствуют собранные на территории Карелии руны Калевалы, творчество карельского поэта Владимира Брендоева, создавшего множество авторских неологизмов с различными семантическими оттенками и т.д. Обладая богатством лексического состава и широчайшими возможностями средств выражения, будучи структурно и функционально развитым, карельский язык, тем не менее, относится к языкам с прерванной письменной традицией. История формирования его письменности весьма сложная и противоречивая. Современный этап развития письменной традиции с соответствующим расширением функциональных возможностей карельского языка также отличается неоднозначностью: достаточно констатировать, что в Российской Федерации это единственный язык, давший официальное название субъекту Федерации и не имеющий официального статуса в этом субъекте. Развитие письменности языка, начавшееся в годы так называемой культурной революции, было прервано на десятки лет, а язык стал «предметом академической науки, превратившись в какой-то степени в музейный экспонат и элемент экзотики» (Зайцева, 2002, 29). Сложившуюся к 80-м годам прошлого столетия ситуацию с положением карельского языка и его носителей можно было охарактеризовать как этноцид. В течение последних 16-17 лет карельский язык возрождается как новописьменный язык, но его «...подлинная письменная традиция насчитывает даже не десятилетия, а столетия» (Клеерова, 2004, 7).
Формирование письменной традиции любого языка происходит в результате взаимодействия множества различных по своей природе факторов - к ним относятся и объективно складывающаяся языковая ситуация, характеризующаяся целым набором различных параметров синхронного и диахронического плана (это и доминирующий тип двуязычия, функциональная стратификация взаимодействующих языков и т.д.), и социальный заказ общества, находящий выражение в регламентированной языковой политике, и определённые структурные изменения в языке, а именно, достаточное развитие внутренней языковой структуры и в особенности языкового состава для выполнения соответствующей функциональной нагрузки и т.д. Поэтому анализ формирования письменной традиции языка представляется наиболее полным с привлечением всего набора информации соответствующих разделов лингвистики, следовательно, включёнными оказываются и данные истории языка, и обширный инструментарий социолингвистики, в некоторой степени - этнолингвистика, и, естественно, лингвистический арсенал исследования, и, прежде всего, анализ словообразования.
В процессе складывания письменной формы языка в значительной степени решающую роль имеют социальные факторы. Социальные факторы способствуют или в некоторых случаях, наоборот, препятствуют проявлению той или иной внутренней закономерности языка и тем самым предстают как условия развития языковой системы в целом, и лексического её уровня в частности. Предопределяя во многом развитие лексической системы языка, внеязыковые факторы не делают это развитие независимым от внутриструктурного влияния. «Каждое слово является отражением какого-то отрезка действительности - реальной или мнимой, - но вместе с тем и единицей языка, связанной фонетически, грамматически и семантически с другими единицами» (Лексика..., 1968, 51). Любое изменение лексической системы, пополнение словаря новыми единицами неизбежно сказывается на соотношениях и связях, существующих между другими лексическими единицами. Говоря о преимущественном влиянии социальных факторов на развитие словарного состава по сравнению с другими системами языка, следует отметить, что и лексика, а точнее, различные её слои, подвержены этому влиянию не одинаково. В одних слоях лексики решающую роль в образовании изменений играют внутриструктурные законы, в других -социальные факторы.
Данный подход к развитию системы языка учитывает как собственно языковые, так и внешние (экстралингвистические) факторы.
Под внешними факторами развития языка понимаются такие, как изменение круга носителей языка, распространение просвещения, территориальные перемещения народных масс, создание государственности, по-новому влияющей на некоторые сферы языка, развитие науки и т.д. Социальные факторы, в зависимости от того, в каком объёме они влияют на уровни языка, принято делить на глобальные и частные. Последние обусловливают развитие лишь некоторых уровней языка; соответственно, глобальные факторы действуют на все уровни языковой структуры.
В зависимости от характера и направленности проявления внешние факторы подразделяют на: 1) факторы сознательного и стихийного воздействия; 2) постоянные и спорадические; 3) факторы субстратного и суперстатного характера (Баскаков, 1993, 153). Факторы первой группы проявляют себя как в синхронии, так и в диахронии. Причём сознательное воздействие на язык «...проявляется в синхронном плане в исторически ограниченные периоды социальных преобразований, когда имеются реальные предпосылки для качественных изменений в языке» (там же, 154). Действие стихийных факторов может сопутствовать сознательным преобразованиям или противостоять им. Внешние факторы, постоянно воздействуя на язык, обусловливают в основном диахроническое развитие языка, в то время как спорадические факторы (некоторые явления социально-политической, экономической и научно-технической конъюнктуры) оказывают своё влияние в синхронном плане.
Создание (или воссоздание) письменности можно отнести к достаточно мощным факторам, стимулирующим развитие системы языка в целом. В условиях развития национального литературного языка огромным изменениям подвергается лексическая система. Обновление словарного состава обусловлено необходимостью номинации новых реалий или же реалий, ранее не находивших отражения в языке. Согласно вышеизложенной классификации социальных факторов, создание (воссоздание) письменности можно отнести к факторам сознательного и спорадического воздействия.
Поскольку зарождение и формирование письменной традиции языка, как указывалось, неразрывно связано с функционированием множества экстра- и собственно лингвистических факторов, анализ такого процесса может осуществляться с привлечением данных разных областей лингвистики. Наряду с описанием особенностей современных словообразовательных процессов представляется необходимым дать характеристику социолингвистическим параметрам, формирующим современное языковое состояние. Изучение лингвистического и социологического аспектов взаимосвязано между собой. Это тем более важно потому, что изучение социологических параметров, характеризующих положение карельского языка, происходило в отрыве от лингвистического анализа. Собственно анализ языковой ситуации проводился достаточно слабо, в основном исследованием проблемы занимались учёные-этносоциологи. С другой стороны, лингвистическая наука до 1980-х годов в основном занималась исследованием внутренней структуры карельского языка, в отрыве от объективно складывающихся условий его функционирования. В связи с этим, возможно, были столь немногочисленными исследования по лексике карельского языка, особенно с точки зрения различных диахронических срезов. Для определения приоритетов развития карельского языка необходим анализ прежде всего языковой ситуации.
Сложившаяся языковая ситуация может провоцировать, стимулировать создание письменной традиции. Поэтому помимо изучения исторического контекста формирования письменности важно правильно оценить сопутствующие проблемы, а именно - сложившуюся языковую ситуацию.
1. Письменная традиция языка невозможна без складывания определённой языковой ситуации, комплексный анализ которой может быть полезен при выработке стратегических решений в период формирования письменности. Термин «языковая ситуация», или «лингвистическая ситуация», использовался, согласно Л.Б. Никольскому, ещё в 1930-годы в работах зарубежных лингвистов, изучавших языки Африки и Азии (Никольский, 1976, 79). Этим термином обозначали совокупность языков, обслуживающих общение в стране или на какой-либо территории, а также их функциональное распределение. Попытки дать точное определение понятия «языковая ситуация» предпринимались в отечественной и американской научной литературе в середине 1960-х годов. Одной из наиболее полных представляется дефиниция, предложенная в работе Л.Б. Никольского «Синхронная социолингвистика»: «Языковая ситуация - это совокупность языков, подъязыков и функциональных стилей, обслуживающих общение в административно-территориальном объединении и в этнической общности. Языковая ситуация есть архисистема языковых систем, распределённых по этническим, социальным, социально-территориальным общностям, входящим, однако, в одно общество» (Никольский, 1976, 79). В работах А.Д. Швейцера наиболее общим понятием, которое было положено в основу определения языковой ситуации, явилось понятие «социально-коммуникативной системы» (Швейцер, 1976, 133). Различные говоры и диалекты, используемые языковым коллективом в условиях одноязычия, а также различные языки, образующие социально-коммуникативную систему в условиях дву- и многоязычия, являются компонентами социально-коммуникативной системы. Между компонентами социально-коммуникативной системы существуют отношения функциональной дополнительности, которые означают социально детерминированное распределение сосуществующих в пределах данного языкового коллектива систем и подсистем по сферам использования и общественным функциям, с одной стороны, и по социальным ситуациям, с другой {Швейцер, 1976, 77). Отношения функциональной дополнительности существуют между компонентами любых социально-коммуникативных систем - будь то функционально-стилистические подсистемы одноязычной социально-коммуникативной системы или литературный язык и территориальный диалект в условиях диглоссии, или же разные языки, образующие двуязычную коммуникативную систему в условиях билингвизма. Анализ языковой вариативности имеет две стороны - объективную и субъективную. К объективной относятся данные наблюдений над социальной дифференциацией языка. К субъективной стороне относятся данные, характеризующие ценностную ориентацию, которой придерживаются члены данного языкового или речевого коллектива в отношении отбора отдельных языковых форм или целых языковых систем. Понятие ценностной ориентации встречается еще в работах американских исследователей. Оно связано с понятием социальных установок. Последние выражают отношение коллектива к противопоставляемым друг другу языковым формам, тогда как ценностная ориентация - это как бы ориентация не на сами переменные, а на критерии и правила их отбора (Лабов, 1976, 160). Понятие социальных установок впоследствии было включено в определение языковой ситуации (Швейцер, Никольский, 1978,102).
В дальнейшем понятие «языковой ситуации» в работах лингвистов было конкретизировано. Так, например, появилось определение, включающее параметры языковой ситуации: «Языковая ситуация, т.е. синхронное состояние языковой коммуникации, обусловленное социальной и коммуникативной ситуациями в той или иной национально-территориальной общности, характеризуется этнолингвистическими, социолингвистическими и собственно лингвистическими компонентами» (Баскаков, Насырова, 2000, 37). В основе определения вновь лежит понятие социальной и коммуникативной ситуаций. Ранее, например, в работах чешских учёных, детально рассматривались компоненты социальной ситуации (политико-административный статус общественной системы, степень развитости её политической, экономической и социокультурной инфраструктур, особенности этнодемографического, социально-профессионального и образовательного параметров населения и т.д.), а также коммуникативной ситуации, т.е., синхронного состояния коммуникации в той или иной национально-территориальной общности (Новое в зарубежной... , 1988, 193). Отечественные исследователи также указывали на необходимость при описании языковой ситуации направлять внимание на следующие объекты: 1) социальные условия функционирования языка; 2) сферы и среды употребления языка; 3) формы существования языка; 4) функции языка (Аврорин, 1978, 121).
Социальные условия языков - это синхронное функционирование общественной системы.
Изучение сфер и сред употребления языка является непосредственно анализом коммуникационной ситуации. В настоящее время широко используется термин «коммуникативное пространство», непосредственно связанный с её описанием. Соответственно сферам
п
общения распределяются и языковые образования (литературный язык, наддиалектное койне, диалект и т.д.).
Языковая ситуация представляет собой объект изучения функциональной стороны языка. Основной функцией языка является коммуникативная. Помимо коммуникативной, в языкознании выделяются также экспрессивная, конструктивная, аккумулятивная и эстетическая функции языка. Коммуникативная функция определяет назначение языка быть средством обеспечения социального взаимодействия. Л.Б. Никольский и А.Д. Швейцер в названной работе выделяют три вида языковых образований на основании количества частных коммуникативных функций: 1) монофункциональные; 2) полифункциональные и 3) универсальные (Швейцер, Никольский, 1978, 95). «Полиязычие обычно наблюдается в сфере высших коммуникативных функций, в то время как при непринуждённом повседневном общении этнос обычно пользуется родным языком» (Нещименко, 1994,94).
В функциональном отношении языковые образования подразделяются на: 1) языки-макропосредники (среди которых, в свою очередь, могут быть исконные и заимствованные языки); 2) региональные языки, не пользующиеся статусом общего языка; региональные языки могут иметь литературную форму, могут и не иметь её, но, в любом случае, играют роль центра этнической консолидации в данном регионе; 3) местные языки, использующиеся в основном в устном неофициальном общении; 4) профессиональные языки; 5) ритуальные языки (Швейцер, Никольский, 1978,95).
Одним из первых попытку выработать метаязык типологии языковых ситуаций в 60-е годы прошлого столетия предпринял У. Стюарт (Швейцер, 1976, 134). Опираясь на функции языка как средства общения, У. Стюарт подразделил языки на мажоритарные, миноритарные и специальные (там же, 138). Такая градация, по мнению А. Д. Швейцера, отражает лишь официальный статус языка, не учитывая его фактического положения (там же, 138). В основу описания языковой ситуации должен быть положен именно социальный статус языков. Официальный статус языка определяется законодательно закреплённым положением, а фактический статус - суммой характеристик, на основании которых можно судить о фактическом положении языка.
Языковая ситуация - явление многоаспектное и многопризнаковое. «Признаки, значимые для характеристики языковых ситуаций, разнонаправлены и не иерархичны» (Мечковская, 1994, 101). Языковая ситуация характеризуется этнолингвистическим, социолингвистическим и собственно лингвистическим компонентами. «Этнолингвистическая структура представляет собой исторически сложившийся и относительно стабильный компонент языковой ситуации, который тем не менее, может изменяться под воздействием исторических, геополитических, демографических и прочих факторов, с изменением территориальных границ, со сменой общественной формации, в результате воин, миграционных процессов и т.д.» (Баскаков, Насырова, 2000, 37)-Социолингвистическими компонентами являются социально-демографические параметры социальной базы языков, языковая компетенция различных групп населения, общественный статус языков, их функциональная дистрибуция, типы языковых контактов, принципы языковой политики, языковые конфликты и языковое законодательство. Лингвистические компоненты языковой ситуации - это сами языки, которые различаются по степени внутриструктурного развития и объёму выполняемых ими функций (там же, 37).
Языковые ситуации могут быть описаны посредством признаков, которые входят в следующие группы: количественные, качественные и оценочные (ЛЭС, 1990,616).
Количественные признаки языковой ситуации включают: 1) число идиомов, являющимися компонентами языковой ситуации; 2) число говорящих на каждом из идиомов в отношении к общему числу населения исследуемого ареала; этот показатель называется демографической мощностью идиомов. Языковые ситуации при этом разделяются на демографически равновесные - демографически неравновесные; 3) число коммуникативных сфер, обслуживаемых каждым идиомом, в отношении к общему числу таких сфер; этот показатель называется коммуникативной мощностью идиомов. Языковые ситуации соответственно этому показателю делятся на коммуникативно равновесные - коммуникативно неравновесные; 4) число функционально доминирующих идиомов; в соответствии с этим показателем существуют однополюсные (с одним доминирующим идиомом) и многополюсные языковые ситуации (ЛЭС, 1990, 616-617).
К качественным признакам языковой ситуации относятся: 1) лингвистический характер входящих в языковую ситуацию идиомов -разновидности одного языка или разные языки; 2) структурно-генетические отношения между идиомам (различается близкородственное двуязычие, неблизкородственное и неродственное); 3) функциональная равнозначность - неравнозначность идиомов; поскольку этот признак связан с официальным коммуникативным статусом идиомов, то различают тождественный юридический статус - различный статус. Юридический статус языка не всегда отражает его реальный социальный статус; 4) характер доминирующего в государственном масштабе металекта (языка-макропосредника) (ЛЭС, 1990, 617).
Количественные и качественные параметры составляют объективную сторону языковой ситуации, К объективным факторам складывания языковой ситуации относятся также социальные, профессиональные, возрастные характеристики носителей того или иного языка, способ их расселения. Причём, «...компактное расселение носителей языка создаёт реальные условия для развития национальной культуры, придания языку титульной нации статуса государственного» (Михальченко, 1994, 177). Наиболее неблагоприятные условия для функционирования языков обусловливает дисперсный характер расселения.
В отечественной научной литературе, рассматривающей вопросы классификации языковых ситуаций, принято деление последних по критерию экзоглоссии и эндоглоссии (Никольский, 1976, 80). Экзоглоссия представляет собой совокупность языков, эндоглоссия - совокупность подъязыков и функциональных стилей. Кроме того, поскольку компоненты языковой ситуации могут быть функционально равнозначными либо находиться в иерархических отношениях, в качестве ещё одного критерия выступает сбалансированность -несбалансированность языковой ситуации. Этот критерий характеризует социальный статус языков.
На основе указанных критериев языковые ситуации могут подразделяться на следующие типы (Никольский, 1976, 80-88): 1) экзоглоссная сбалансированная - когда каждый язык, входящий в данную ситуацию, официально признан и юридически равноправен. Однако, даже юридически равноправные полифункциональные языки могут характеризоваться некоторыми различиями в объёме частных коммуникативных функций; 2) экзоглоссная несбалансированная -составляющие языковую ситуацию компоненты (языки) распределены по сферам общения и социальным группам. По числу языков, обслуживающих общение, различаются двухкомпонентные, трёхкомпонентные, четырёхкомпонентные языковые ситуации. В качестве примера двухкомпонентной языковой ситуации может служить сочетание языка-макропосредника и языков, обслуживающих обиходную речь, т.е., относящихся к местным. Трёхкомпонентную ситуацию могут составлять местные языки, региональные языки и язык-макропосредник. Четырёхкомпонентная ситуация - это набор из местных, региональных языков, языка-макропосредника и религиозных или профессиональных языков.
Эндоглоссные сбалансированные языковые ситуации
характеризуются наличием нескольких подсистем одного языка, которые совершенно равноценны в функциональном отношении или обслуживают все сферы общения в ряде языковых общностей, проживающих в пределах одного территориально-политического объединения. Однако, как отмечают некоторые авторы, «...в одноязычной ситуации баланс функций разных форм существования языка, имеющего письменность, невозможен по определению» (Мечковская, 1994,103),
Эндоглоссные несбалансированные языковые ситуации преимущественно встречаются в однонациональных государствах. Принципом для вычленения разновидностей такой языковой общности служит число языковых подсистем и их принадлежность к определённому функциональному типу.
Совокупность экстралингвистических и языковых факторов может представлять языковую ситуации в синхронии. Если же рассматривать изменения между языковыми образованиями «...в условиях влияния общества и разработанной им языковой политики, то можно получить диахронический подход к языковой ситуации» (Никольский, 1970, 7).
Таким образом, языковые ситуации изменяются вследствие социально-экономических и политических позиций, занимаемых языковыми или этнолингвистическими общностями, а также под воздействием мер, принимаемых государством с целью поддержания существующего функционального распределения языков или форм их существования, либо функционального перераспределения тех и других.
Субъективные параметры языковой ситуации - это оценочные признаки, т.е. признаки, относящиеся к третьей группе, наряду с качественными и количественными. Установки населения относительно престижности или необходимости знания того или иного функционирующего идиома формируются, с одной стороны, под влиянием господствующих концепций по этому вопросу, с другой стороны, - под воздействием реальных условий жизни. Иногда эти факторы находятся в явном противоречии друг с другом, «разумеется, субъективные суждения носителей языка должны сопоставляться с данными лингвистического анализа, но независимо от их истинности или ложности, они подлежат изучению как один из существенных элементов языковой ситуации» (Швейцер, 1971,45).
Субъективные суждения, или оценки, осуществляются в плане коммуникативной пригодности, эстетической и культурной престижности языка. Существует термин, введённый впервые Вайнрайхом, - языковая лояльность (Вайнрайх, 1953, 106). Языковая лояльность - это особое отношение к языку, которое создаёт ему престиж и заставляет его носителей защищать его чистоту от искажений в произношении и иностранных заимствований. Впоследствии чешские лингвисты ввели набор языковых функций, имеющих дело с социокультурными ценностями и установками. В связи с получающими в настоящее время широкое распространение идеями языковой экологии (термин впервые был употреблён Э. Хаугеном),стоит упомянуть разработанную П. Гарвином пятиступенчатую типологию этих функций языка на теоретической основе Пражской лингвистической школы. Язык выполняет следующие пять функций (Данеш, Чмейркова, 1994, 32-36): 1) унифицирующую - благодаря языку возникают узы, объединяющие и сплачивающие ту или иную общность; на одном конце такого континуума находится прагматическое осознание полезности и целесообразности использования одного языка в целях коммуникации в рамках национальной общности, а на другом - сильное эмоциональное отношение к своему собственному языку как к национальному сокровищу; 2) престижную, которая имеет два аспекта - социальный и индивидуальный; социальный аспект характерен для небольших национальных и языковых общностей, достигших стандартизации языка с запозданием и ощущающих потребность доказать себе и другим, что их язык ничуть не менее развит, чем другие языки; индивидуальный же аспект этой функции языка проявляется в том, что член языкового коллектива сознательно стремится к культивированному варианту национального языка и умеет оценить его использование другими; 3) партиципальную, т.е. способность языка обеспечить участие в мировом культурном, научном, производственном, торговом, политическом процессах; 4) «обрамляющую»: под рамкой подразумевается общепринятая норма.
Разделяющая и объединяющая функции коррелируют с установкой на приверженность к своему языку (языковая лояльность). Функции престижа коррелируют с установкой на языковую гордость. Функция системы отсчета (обрамляющая) коррелирует с установкой на знание нормы (Хаймс, 1975,245).
К субъективным факторам языковой ситуации относится также языковая политика, о которой будет сказано ниже. К предметной области анализа языковой ситуации относятся также процессы нормирования языка и создания национальных литературных языков, кодификационные процессы и процессы терминотворчества. Институциональная деятельность (языковая стандартизация, кодификация, языковая политика и языковое планирование) также представляют собой экологический подход к языку.
2. С теорией языковой ситуации тесно связаны вопросы, касающиеся определения и характеристики таких понятий в лингвистике, как «билингвизм» и «диглоссия». Эти два явления, «...изучаемые с точки зрения их происхождения, представляют собой более или менее полное отражение в личностном плане языковой ситуации, сложившейся в данном обществе» (Никольский, 1975,22). По мнению учёных, двуязычие является нормой языкового поведения, а одноязычие - исключением. Практически нет стран, где граждане бы пользовались только одним языком. По подсчётам М. Краусса, жители девяти стран мира, где в каждой насчитывается более 200 языков, в общей сумме пользуются более чем 3500 языками из существующих в мире 6000 языков (Krauss, 1992, 62-68). Языковое многообразие является правилом.
Термином «билингвизм» в научной литературе определяется сосуществование двух языков в рамках одного и того же речевого коллектива, использующего эти языки в соответствующих коммуникативных сферах, в зависимости от социальной ситуации и других параметров коммуникативного акта (Швейцер, 1976, 115).
Более широкую характеристику билингвизма находим у В.А. Аврорина: «Двуязычие ... можно определить как сосуществование и взаимодействие более чем одного родных языков (редкий случай) или родного и некоторого количества неродных языков (распространённый случай)» (Аврорин, 1975, 126). По мнению автора, двуязычие составляет основу любой конкретной реализации многоязычия с точек зрения психологической и лингвистической. Как правило, один из взаимодействующих языков при многоязычии и фактически, и по субъективной оценке говорящих оказывается им более близким. Это тот язык, который принято называть родным. С ним при любом акте речи на ином языке в той или иной мере соотносится речевое произведение как производящим, так и воспринимающим речевое произведение. И сколькими бы языками ни владели участники речевой коммуникации, в конкретном акте речи они используют один язык и соотносят речевое произведение также с одним языком (там же, 126).
Под диглоссией понимается взаимодействие двух сосуществующих разновидностей одного языка в пределах одного и того же речевого коллектива, использующего эти языки в соответствующих коммуникативных сферах. Раскрывая сущность этого явления, Р. Белл писал: «Существуют общества, в которых имеется социально обоснованная и культурно значимая функциональная дифференциация используемых кодов, т.е. есть согласие по поводу того, что одна разновидность обладает высоким статусом (В), а другая - низким (Н). Обычно в подобных ситуациях существует функциональное разделение между этими двумя разновидностями: В сохраняется для формального, публичного использования, у Н - неофициальный, домашний статус» (Белл, 1980, 176). Для обозначения такой ситуации был выбран термин «диглоссия». Впервые он был введён Ч. Ферпосоном в строго определённом смысле: «.. .две или более разновидностей одного и того же языка, используемых некоторыми говорящими при различных обстоятельствах».
Члены общества, в котором функционирует несколько языковых образований, в своей практической деятельности нуждаются в овладении другим языком или другой формой речи. Такие люди становятся билингвами или, практически овладев другой формой речи данного языка, - диглоссными индивидами. Поскольку как при билингвизме (наборе языков), так и при диглоссии (наборе форм речи одного языка) языковые образования функционально распределены, билингв и диглоссный индивид используют разные языки или формы речи в зависимости от целей коммуникации и ситуации общения. Поэтому и исследование билингвизма является «... не исследованием отдельных языков или языка вообще, а исследованием ситуации владения двумя языками» (Белл, 1980,157).
Поскольку как при двуязычии (билингвизме), так и при диглоссии речь идёт прежде всего о социальной дифференциации языка (или языков), следует остановиться на структуре такой дифференциации. Социальная вариативность языка предстаёт многомерной и «... включает в себя как стратификационную дифференциацию (совокупность форм существования данного языка), обусловленную разнородностью социальной структуры носителя языка, так и ситуативную дифференциацию, обусловленную многообразием социальных ситуаций» (Домашнев, 2001, 127) Об этих же двух видах социальной вариативности языка писал А.Д. Швейцер (Швейцер, 1976, 77). Американские лингвисты в качестве языковых и речевых коррелятов стратификационной и ситуативной вариативности называли социолингвистические переменные (Лабов, 1975, 150; Брайт, 1975, 35).
Социальное общение внутри языкового коллектива учёными рассматривалось также в терминах функциональных ролей (Гамперц, 1975, 185). В дву- или многоязычной системе функциональному распределению подвергаются разные языки. Примером такой системы может служить многонациональное государство. Языковая коммуникация на территории многонационального государства осуществляется с помощью нескольких языков. По набору общественных функций языки делятся на монофункциональные (с минимальным объёмом функций) и полифункциональные (с максимальным объёмом функций). Сложившийся статус языков определяется потенциальными возможностями языков выполнять больший или меньший объём общественных функций при влиянии как социальных факторов, так и собственно языковых (наличие письменной формы языка, развитость лексической системы и т.д.). В свою очередь, функционирование языка в той или иной сфере ведёт к развитию и совершенствованию разных сторон языка: пополнению соответствующей лексикой и терминологией, развитию функциональных стилей и т.д.
Если рассматривать функциональную иерархию языков в ситуациях многоязычия в Российской Федерации, то следует уточнить, что развитие общественных функций языков народов РФ «...более широко проявляется в одних сферах, например, в народном образовании, массовой информации, духовной культуре, и весьма ограничено в других, например, в сферах управления, в большинстве отраслей народного хозяйства, в науке и технике, что обусловлено рядом социальных и лингвистических факторов» (Баскаков, Насырова, 2000, 73). Основными и наиболее перспективными сферами для развития и сохранения языков остаются сфера народного образования, массовой информации, духовной культуры, о чём свидетельствует и длительный опыт языкового и культурного строительства. Что касается остальных сфер (управления, науки и техники, промышленного производства, транспорта и т.д.), где национальные языки не получили значительного применения, то невостребованность языков в этих сферах может быть объяснена следующими причинами. «Первая - это интегрированный на федеральном и международном уровнях характер деятельности в этих сферах, необходимость высокой степени её координированное™, коммуникативная насыщенность и интенсивный обмен разнообразной по содержанию и большой по объёму информации, что делает нецелесообразным, а в ряде случаев невозможным применение наряду с русским языком или вместо него национальных языков» (Баскаков, Насырова, 2000, 74). Второй причиной называется неразвитость и неупорядоченность, а порой и отсутствие систем современной официально-деловой, научно-технической и производственно-отраслевой терминологии и соответствующих кодифицированных функциональных стилей (там же, 74).
При диглоссии, так же, как и при билингвизме, между формами языка существуют отношения функциональной дополнительности. При этом одна из форм обычно играет роль функционально доминирующей, остальные вариативные формы являются обычно вспомогательными и ситуативно обусловленными. «Многообразие функционального членения языка может быть сведено к максимально обобщённой схеме, включающей два яруса: необработанные, спонтанные, преимущественно устные формы занимают нижнюю позицию, им противопоставлены формы обработанные, сублимированные, занимающие верхний ярус схемы» (Функциональная стратификация языков, 1985, 230). Если представить себе совокупность форм языка как корреляционный ряд, то на его крайних позициях окажутся литературный язык и территориальные диалекты.
Литературный язык представляет собой кодифицированную разновидность национального языка, выступающего в качестве его образцовой и престижной формы и имеющую конкретные задачи и функции в общенациональной языковой коммуникации. В общей характеристике языковой ситуации литературный язык обладает следующими различительными признаками: 1) общенациональный характер; 2) кодифицированность литературной нормы; 3) относительное единство нормы; 4) относительная связь с кругом носителей; 5) функционально-стилистическая дифференциация.
Диалект, как правило, используется только как средство повседневного общения в семье и не применяется в качестве административного и делового языка. Диалект отличается признаком региональной ограниченности от других языковых образований. Диалекты развиваются стихийно, они не знают кодификации, но их норма бывает зафиксирована в диалектных монографиях. В связи с диалектом следует отметить, что «... в последние десятилетия отношение к диалекту как некоторому второсортному по сравнении. С литературным языком явлению стало постепенно изменяться. Некоторые авторы говорят даже о «диалектных вспышках». Процесс этот идёт вплоть до формирования региональных литературных языков с ограниченными функциональными возможностями (преимущественно художественное творчество, радио и телевидение, личная переписка и др.) ... Эти регионально-островные литературно-языковые образования формируют так называемую спутниковую модель языковой картины современной Европы» (Крючкова, 2000,194-195). Между литературным языком и диалектом существует так называемая переходная зона, обозначаемая термином «обиходно-разговорный язык» или «обиходно-разговорные формы языка». Некоторые исследователи выделяют также такое образование, интердиалект (Хлоупек, 1988, 163). Интердиалект представляет собой диалектный узус, сформировавшийся при взаимных контактах представителей отдельных диалектов.
Что касается типологической картины двуязычия (билингвизма) и диглоссии, то в научной литературе ситуации двуязычия характеризуются со следующих сторон: 1) с точки зрения функционирования компонентов билингвизма и диглоссии; 2) с учётом возникновения и развития билингвизма как социального явления; 3) с точки зрения степени владения двуязычием билингвами (или подсистемами языка диглоссными индивидами).
На основе функционального подхода выработан критерий распределённого билингвизма, при котором языки распределяются в соответствии с разными коммуникативными сферами и функциями (Порхомовский, Суетина, 2000, 181). Распределённому билнгвизму противостоит «интегральный билингвизм», при котором билингв выбирает язык общения в зависимости от ситуации контакта (там же).
Существует несколько разных типологий билингвизма (рецептивный, репродуктивный, продуктивный; чистый и смешанный; групповой и индивидуальный; естественный и искусственный и т.д.)- Из последних типологий двуязычия (билингвизма) можно отметить такие, как параллельное двуязычие, при котором языки полифункциональный, и доминантное двуязычие, при котором один из языков полифункционален, а набор функций второго значительно меньше (Крысин, 2000, 153). Согласно данной типологии, тип двуязычия между русским и карельским языками в Карелии носит явный доминантный характер. О групповом или коллективном билингвизме, пишет, например, К. Джеймс: «Исследование билингвизма является исследованием ситуации владения двумя языками. Если речь идёт о том, что двумя языками владеет один коллектив, мы говорим о коллективном билингвизме, если объект изучения - человек, мы имеем дело с индивидуальным билингвизмом» (Джеймс, 1989, 213). Вслед за Л,Б. Никольским, укажем следующие типы межъязыкового билингвизма: 1) односторонний -двусторонний (по характеру владения вторым языком); 2) контактный -неконтактный; 3) территориальный или социально обусловленный (Никольский, 1974, 72). Помимо данной типологии, в научной литературе всё чаще употребляется понятие добровольного и вынужденного двуязычия (Skutnabb-Kangas, 1983, 75-80). Добровольное знание второго языка может поднять престиж человека и предполагает знание наряду с материнским иностранного языка. В многоэтническом обществе двуязычие для части населения вынужденно, «...для многих это одновременно выбор между полноценной жизнью и жизнью в замкнутой общине» (Алпатов, 2000а, 15). Подобная классификация двуязычия важна, на наш взгляд, с точки зрения проблемы витальности языков. В отношении ситуации, складывающейся с карельским языком, эти вопросы чрезвычайно актуальны. Наряду с воздействием объективных условий, приведших в результате вынужденного двуязычия, особенно, в среде молодого поколения карельского населения к явлениям в лучшем случае пассивного двуязычия (когда дети понимают карельский, но отвечают по-русски), а в худшем случае - к одноязычию, большое влияние на формирование ситуации оказывает и объективный фактор, а именно, критерий социального престижа языка, или языковой лояльности. На корреляцию между степенью утраты языка и языковыми установками указывают учёные (Крысин, 2000, 177). С точки зрения витальности миноритарных языков выстраивается схема: преобладание национального одноязычия - преобладание двуязычия - преобладание одноязычия на языке большинства - вымирание языка (Алпатов, 20006, 197).
3. Двуязычие, будучи наиболее распространённой формой реализации многоязычия, или полилингвизма, по своему определению предполагает взаимодействие или контакт языков. Языковым контактам посвящены многочисленные труды как зарубежных (Э. Хауген, Г, Шухардт, Дж. Гамперц, У. Вайнрайх), так и отечественных лингвистов (Л.В. Щерба, В.Н. Ярцева, В.Ю. Розенцвейг и др.), Классической работой по теории межъязыковых контактов стала работа У. Вайнрайха «Языковые контакты» (Вайнрайх, 1979).
Поскольку вопросы становления письменной формы карельского языка будут рассмотрены с точки зрения влияния объективно сложившихся условий и субъективных факторов, представляется целесообразным остановиться на проблеме контактирования языков. Объективные параметры сложившейся в Карелии языковой ситуации можно характеризовать в том числе с точки зрения сформировавшегося типа двуязычия, явившегося результатом контактирования языков.
Существование языковых контактов является прежде всего следствием социальных причин - необходимостью общения между представителями разных этнических и языковых групп, вступающих в интенсивные связи между собой в целях хозяйственного, политического и прочего взаимодействия. Результатом языкового контакта обычно является изменение структуры словаря одного или нескольких взаимодействующих языков.
Краткий обзор литературы по данной проблеме позволяет заключить, что понятие «языковой контакт», сопряжённое с термином «интерференция», восходит к явлению смешения языков (Шухардт, 1950, 12). Ни один язык не является «чистым», свободным от влияния других языков. Всякое изменение происходит или путём внесения в одно начало гомогенного ему другого начала, или путём внесения гетерогенного ему начала - тогда мы обычно говорим о смешении (там же).
Рассматривая вопрос смешения языков в контексте общей проблемы развития языка, чешский лингвист Б. Гавранек писал о том, что иноязычное влияние на язык, представляя собой внешнюю мотивированность языкового развития, включает внутренний и внешний аспекты. «Речь идёт не только о чуждом, идущем извне влиянии, но прежде всего о том, как проявляется это влияние в воспринимающем языке, а это уже вопрос, связанный с внутренним развитием языка, которое и определяет, какие черты заимствуются, а какие нет» (Гавранек, 1972, 95).
В начале 1950-х годов термин «смешение языков» был заменён термином «языковой контакт», впервые предложенным А. Мартине. При столкновении языков какое-то круг людей в процессе коммуникации будет вынужден употреблять две лингвистические системы, в результате чего возникает воздействие одной системы на другую.
Как было отмечено выше, двуязычие - это непосредственно процесс контактирования языков. Где бы ни проявлялось влияние одного языка на другой, оно осуществляется через двуязычных индивидов. «Всякое взаимное воздействие языков требует наличия людей, которые хотя бы в незначительной степени были двуязычными» (Щерба, 1958, 48). Наибольший научный интерес с точки зрения языкового развития представляет изучение коллективного двуязычия.
Результаты взаимовлияния языков отражаются на всех уровнях языка, «...ибо нет такого уровня языка, на который другой язык не пытался влиять, хотя проницаемость уровней разная» (Ojanen, 1985, 32). Изменения контактирующих языков в лингвистической литературе подразделяются на три группы: переключение, интерференция и интеграция (Хауген, 1972,69). Но, так как контакт языков может оказывать косвенное влияние на формирование языковой ситуации, уже непосредственно влияющей на формирование письменности, представляется необходимым отметить, что причины кодового переключения часто носят социальный характер. При описании языкового контакта У. Вайнрайх говорит о таких явлениях, как смена языка и формирование новых языков в процессе контакта. Возникновение новых гибридных языков (пиджин, креольский) происходит вследствие изменения языков, находившихся в контакте.
Явление языкового контакта определяется как «..поочерёдное использование двух или более языков одними и теми же лицами» (Хауген, 1972, 61). Язык, на котором осуществляется контакт, принято называть «контактным языком» (Розенцвейг, 1972, 1). При этом различаются два случая:
1. Контактный язык как язык одного из контактирующих коллективов, причём допускается, что в зависимости от условий речевого общения в данном обществе это может быть язык то одного, то другого коллектива.
2. Контактный язык, не принадлежащий ни к одному из контактирующих языков, который можно определить как язык-посредник.
Лингвистическое исследование языкового контакта должно координироваться с экстралингвистическим изучением двуязычия.
Точная картина воздействия двуязычия на речь индивида меняется в зависимости от множества факторов, причём некоторые из них можно считать экстралингвистическими, так как они находятся вне структурных различий данных языков или даже вне их лексических несоответствий. Некоторые из неструктурных факторов связаны с отношением двуязычного индивида к тем языкам, которые он приводит в состояние контакта, например:
2S
• общим владением средствами вербального выражения и способностью говорящего поддерживать раздельность между двумя своими языками;
• относительной степенью владения каждым из данных языков;
• специализацией в пользовании каждым из данных языков;
• способом изучения каждого языка;
• отношением к каждому из них.
Перечисленные факторы представляются весьма важными с точки зрения формирования языкового поведения двуязычных индивидов, что, в свою очередь, является непосредственной характеристикой языковой ситуации. Последняя группа факторов относится к числу так называемых субъективных установок, которые были обследованы в ходе данного исследования.
4. Помимо объективно складывающихся условий на развитие языка в целом, и на формирование письменной традиции, в частности, в немалой степени оказывают влияние субъективные факторы. Одним из наиболее мощных является языковая политика. Как подтверждают факты истории развития карельской письменности, она была подвержена значительной политизации. В эпоху языкового строительства, развернувшегося по всей стране, языковая политика в Карелии за недолгий промежуток времени (с середины 1920-х годов до конца 1930-х годов) меняла курс с такой частотой, что, сегодня, анализируя события тех лет, нередко бывает трудно уловить их последовательность. Современная ситуация с карельским языком не менее политизирована и в силу множества причин не менее проблематична.
Языковую политику можно определить как « систему мер, принимаемых государством для сохранения или изменения языковой ситуации, для стабилизации или изменения существующих лингвистических норм» (Никольский, 1986, 59). Языковая политика относится к категориям, связанным с сознательным воздействием общества на язык.
Языковая политика представляет собой процесс выбора диалектов и отдельных языков для выполнения особых функций и для экономико-политического воздействия на этот выбор, при этом «...языковая политика существует как неотъемлемая часть общей политики государства, а более конкретно, - как часть его национальной политики» (Межъязыковые отношения..., 1988, 3). Одной из основных сфер языковой политики является сфера народного образования, поэтому «...проблема выбора второго или третьего языка, которому надо обучать, становится чаще всего проблемой политической ориентации» (Дешериев, 1977, 261).
Языковая политика оказывает существенное влияние на функциональное распределение языковых образований в государстве, способствуя выдвижению на более высокий уровень одних и препятствуя распространению и локализуя другие, а также на развитие языковой системы, стимулируя использование и развитие одних элементов и сдерживая употребление других.
Сознательное воздействие общества на язык проявляется на разных уровнях и в различных формах (Дешериев, 1977,180):
• общество может способствовать развитию языка или постепенному выходу его из употребления;
• общество располагает возможностями расширять социальные функции языка путём создания письменности, организации обучения в школах;
• общество в состоянии осуществлять любые целесообразные действия, касающиеся усовершенствования или нормирования звукового строя, морфологической, синтаксической, стилистической, лексико-семантической систем языка;
• общество вправе регулировать процессы взаимодействия языков;
• сознательному воздействию общества поддаются и спонтанные изменения в языке.
Разные уровни языковой системы по-разному реагируют на влияние сознательного воздействия человека (общества) в силу большей или меньшей проницаемости. В более общей форме, в контексте влияния на языковую систему всей совокупности социальных факторов, можно говорить о наибольшей эксплицитности реагирования на такое влияние лексического уровня языковой системы. Это обусловлено прежде всего тем, что значение лексических единиц имеют отчётливые внеязыковые корреляты, кроме того, они в меньшей степени, чем, например, грамматические значения, подвержены внутрисистемным влияниям. Основная функция лексических единиц - служить обозначениями предметов и явлений действительности - обусловливает наибольшую проницаемость лексики для внеязыковых воздействий по сравнению с другими системами языка.
Степень воздействия общества на различные участки лексической системы языка далеко не одинаковы. В наибольшей мере такое воздействие проявляется в области терминологии. Терминология в значительно большей степени, чем общая лексика, создаётся в результате сознательной деятельности путём отбора и конструирования единиц. Поскольку терминология обслуживает относительно узкий круг говорящих на данном языке, в терминотворчестве значительно сильнее действуют субъективные факторы. Процесс терминообразования определяется рядом специфических свойств: термины создаются для нужд специальной коммуникации, терминотворчество - процесс сознательный и контролируемый (Лингвистический аспект стандартизации..., 1993, 19). Необходимость терминообразования обусловливается прежде всего созданием письменной разновидности языка, процессами нормализации и кодификации языковых форм. При этом могут наблюдаться всевозможные трудности в образовании слов-терминов, которым присущи такие признаки, как этимологическая ясность, тенденция к моносемичности, системность и др. Трудности могут быть связаны с недостаточным уровнем развития языковой структуры, несоответствием между уровнем развития языка и функциональными потребностями.
Принципиальная возможность языковой политики, таким образом, обусловлена наличием в языковой системе уровней, проницаемых для внешних влияний, и зависимостью объёма частных коммуникативных функций языка от внешних факторов.
С точки зрения сознательного воздействия общества на функционирование и развитие языка, проблемы, связанные с внутренним устройством языка, и с его функциональным использованием, объединяются в микро-область языковой политики. Макро-область языковой политики включает проблемы, относящиеся к распределению языковых образований по сферам общения (Белл, 1980, 214).
«Микроподход ставит в центр внимания двуязычного индивида, провоцируя вопрос о том, каким образом билингв может оперировать более чем одним языком. Второй подход, ориентированный на группу, связан с обнаружением того, как язык используется для поддержания и для создания социальной дистанции или кооперирования, как некая элита устанавливает контроль над политической машиной государства или уступает его иной элите» (Белл, 1980,216).
Языковую политику можно представить в виде определённой схемы: 1) проблеме «выбор кода» соответствует процесс «формирование официальной языковой политики»; 2) проблеме «стабилизация кода» -кодификация с помощью словарей, грамматик, орфографических справочников; 3) проблеме «расширение функционального диапазона кода» - разработка терминологических систем, тезаурусов; 4) проблеме «дифференциация разновидностей кода» - культивирование этих разновидностей с помощью стилистических пособий, субсидирования литературного творчества и т.д. Все перечисленные этапы известны и в новописьменном карельском языке.
Что касается типологии языковой политики, то в силу преобладания той или иной характеристики авторы по-разному классифицируют её. Достаточно подробное описание типов языковой политики находим в работе Р. Белла «Социолингвистика» (Белл, 1980, 217-220). Типологию автор предваряет такими понятиями, как «элита», «эндоглоссия», «экзоглоссия», «Великая традиция». Элита стремится удержать власть или расширить её; элита обязательно потерпит неудачу, если у неё нет языковых средств для проведения своей политики.
Термины «эндоглоссный» и «экзоглоссный» используются, чтобы отличать выбор внутреннего языка для выполнения какой-то определённой формальной функции от выбора внешнего языка. Наиболее чистую форму эндоглоссии можно обнаружить там, где национально-официальным языком (НОЯ) является родной язык подавляющего большинства населения и где единственные языковые проблемы - это проблемы, связанные с правами местных меньшинств и иммигрантов, а также тех, кто говорит на нестандартной разновидности НОЯ. Экзоглоссную форму представляет такая ситуация, при которой язык сохраняется в качестве единственного НОЯ, но одному или нескольким местным языкам предоставляется статус регионального официального языка (РОЯ). Великая традиция может быть определена в терминах культурных признаков - права, правительства, религии, истории, которые являются общими для всей нации и способствует интеграции граждан государства в сплочённую массу. Принимая во внимание все перечисленные понятия, Белл предлагает следующую классификацию типов языковой политики (Белл, 1980,222):
• Языковая политика типа А. В случае, когда элита приходит к выводу об отсутствии Великой традиции, языковая политика скорее всего будет направлена на создание экзоглоссного государства путём принятия в качестве НОЯ языка бывших правителей.
• Языковая политика типа В. Политика, противоположная А, избирается в том случае, если элита, а в некоторых случаях всё население, приходит к выводу, что действительно имеется Великая традиция вместе с соответствующим языком.
• Языковая политика типа С. Политика этого типа является результатом признания того, что имеются несколько соперничающих Великих традиций, каждая со своей социальной, религиозной или географической основой и языковой традицией.
Основной проблемой в подобных ситуациях оказывается сбалансирование потребностей общего национализма с национализмом региональным или групповым, а также эффективности общенациональной системы с существующими местными политическими системами. Неизбежно появляются соперничающие элиты, отстаивающие противоположные интересы, и, если они недовольны существующим положением, они могут предпринять шаги к отделению своего региона от федерации, чтобы образовать своё собственное национальное государство. Так, политика типа С представляет собой "временное" принятие политики типа А , смягчённое объявленным намерением перейти к политике типа В, как только это окажется возможным. Требования, которые такая политика предъявляет к гражданам государства, огромны, так как она предполагает со стороны всех образованных людей владение по крайней мере двумя, а вероятнее всего, тремя языками.
Более общая классификация языковой политики распределяется по 1) направленности: ретроспективная, т.е. направленная на сохранение существующей иерархии языковых образований, и перспективная, т.е. направленная на изменение функционального соотношения языковых образований; 2) содержанию: демократичная и антидемократичная; 3) этнической ориентации: интернационалистичная, когда соблюдается юридическое равноправие всех языков, и националистичная, когда наблюдается привилегированное положение одного языка (Языковая политика в афро-азиатских странах, 1977,26-27).
Перспективная языковая политика может быть как конструктивной, т.е. предусматривающей расширение функций языков, сферы их применения, их социально-коммуникативной роли, создание и развитие литературных языков, так и деструктивной. Кроме того, возможна как централизованная языковая политика, проводимая государством и предусматривающая систему общеобязательных мероприятий, так и децентрализованная, не имеющая обязательной силы за пределами региона и проводимая местными органами власти.
Реализация языковой политики происходит в основном по общей схеме, включающей следующие этапы (Швейцер, Никольский, 1977, 125): этап формулирования целей и задач языковой политики, этап узаконения и кодификации оптимального лингвистического варианта, этап осуществления языковой политики.
Языковая политика, будучи практикой сознательного вмешательства в языковое развитие, включает в себя культуру языка (сохранение языкового статуса, борьба за чистоту языка) и языковое планирование, т.е. создание новых норм. Являясь частью языковой политики, языковое планирование обращено в будущее, что и предполагает содержание первого компонента термина. В целом под языковым планированием понимается практическая деятельность, направленная на создание новых норм и новых языковых образований. Планирование языкового развития, опираясь на научные основы, ставит своей целью предварительное определение практического решения тех или иных вопросов, касающихся ближайшего будущего.
Термин «языковое планирование» ввел в употребление в 1959 году, опираясь на работы У.Вайнрайха, Э.Хауген. Он предложил опыт типологии языковых проблем, различая: а) выбор нормы, б) кодификацию нормы, в) внедрение нормы в языковое сообщество, г) приспособление языка к выполнению им новых функций.
Для проведения на практике языкового планирования необходимо изучить историю языковой ситуации, учесть генетическую природу языка, социальную и экономическую ситуацию, принять во внимание организацию и структуру системы образования, предполагаемые расходы, которые вызовет осуществление конкретных языковых мер.
Планирование языкового развития может быть распределено по таким сферам: планирование социальных функций языка, планирование формирования и развития элементов структуры литературного языка, планирование некоторых явлений взаимодействия языков. В последнее время эти типы планирования чаще принято называть статусным и корпусным языковым планированием (Huss, 1999, 33-39; Раннут, 2004, 84-140).
Планирование социальных функций языка зависит от множества факторов: от уровня политического, экономического, культурного развития народа, наличия у него государственности, от численности населения, наличия второго языка, выполняющего широкие общественные функции и т.д. Планирование социальных функций языка, или его статусное планирование, распределяется на основе сфер языкового общения: в этот блок входят определение государственного языка, языковые требования для получения гражданства, судебная деятельность на языках, право получения образования на языках, работа масс-медиа на языках (Раннут, 2004,106-112).
Планирование развития литературного языка нередко связано с планированием создания письменности, включающего решение следующих вопросов: выбор диалектной базы, определение графической основы, составление орфографии, разработка принципов создания элементарной терминологической системы, определение предполагаемого объёма социальных функций языка, сфер его применения, подготовка кадров, способных обучать этому языку, создание учебных пособий и некоторой иной литературы на этом языке (Журавлёв, 1982,297).
Иными словами, корпусное планирование языка включает общеязыковое планирование, терминологическое планирование, планирование ономастики и перевода (Раннут, 2004,129-139).
Для планирования развития или нормирования определенных процессов взаимодействия языков устанавливаются известные правила иноязычных заимствований.
Наряду с понятием "языковое планирование" в работах, освещающих проблемы языковой политики, встречается понятие "языковое прогнозирование" или "языковое предвидение". Языковое прогнозирование, как и прогнозирование в других науках, представляет собой экстраполяцию на будущее установленных законов, имеющих в языке характер тенденций. Языковое прогнозирование может быть пассивным, когда на основании изучения языковой ситуации устанавливаются тенденции развития в функциональном плане и их действие экстраполируется на будущие взаимоотношения функционально стратифицированных языковых образований. Прогнозирование является активным, если в его процесс будет включена активная деятельность человека, т.е. языковая политика. Выбор оптимальной языковой политики, наиболее приемлемых для данной ситуации мер по развитию языков, принятие языкового законодательства, отвечающего конкретным условиям и соответствующего общим тенденциям развития языка, являются наиболее острыми вопросами решения языковых проблем.
В современных работах, посвященных проблемам языковой политики, устоялись понятия миноритарных и мажоритарных языков (ранее встречались термины «функционально первые и функционально вторые языки», «малые и большие языки», «малочисленные» и т.д.). К миноритарным относят языки, принадлежащие в данном государстве национальным (этническим) меньшинствам или выполняющие второстепенные социальные функции (Дьячков, 1996, 6). Языки большинства населения, выполняющие основные коммуникативные функции в данном социуме, называются мажоритарными (Дьячков, 1996,
7).
Проблема языкового обустройства возникает всякий раз, когда на одной территории сосуществуют разные языки или даже варианты языка. В условиях сосуществования языков имеет место так называемая языковая подвижность, то есть переход групп населения от одного языка к другому, который в конечном счёте может привести к смене языка (история так называемого обрусения карельского населения подтверждает данное утверждение). Социопсихологическим следствием диглоссии нередко оказывается языковое отчуждение. Оно заключается в том, что человек, не имеющий возможности полноценно пользоваться родным языком и не усвоивший полностью мажоритарный язык, фактически оказывается без средства общения и выпадает из числа активных членов общества. Поэтому у носителей миноритарного языка может возникнуть стремление перейти полностью на мажоритарный язык. В условиях двуязычия миноритарный язык всегда может оказаться на пути к исчезновению, и предотвратить этот процесс можно только с помощью целенаправленных действий, составляющих часть языкового обустройства. Два основных аспекта такого обустройства - это законодательные акты правительственных органов и деятельность общественных или частных организаций. Языковое обустройство включает в себя два аспекта практического характера: реальное положение языков в стране и сознательное вмешательство государства в языковую ситуацию, а также два аспекта теоретического характера -изучение и описание фактов многоязычия, теоретическая разработка языкового планирования. Без учёта множества факторов языковой ситуации изменение языковой политики не сможет радикально улучшить положение языков.
Карелоязычные письменные памятники
Несмотря на то, что письменная форма карельского языка официально начала свою историю с 1930-х годов, развитие письменной традиции началось значительно раньше.
Первый письменный текст на карельском языке известен благодаря найденной в Новгороде берестяной грамоте (N 292), датируемой ХП-ХШ веками. Грамота была найдена в 1957 году профессором А.В. Арциховским. Запись сделана кириллицей и содержит заклинание от молнии. Текст грамоты впервые был опубликован и прокомментирован Ю.С. Елисеевым (Елисеев, 1959,66): юмалануоли Юнимижи ноули съ хан оли омо боу юмола соудьни иохови В переводе это звучит как: Божья стрела (молния), Десять имён твоих. Стрела та она принадлежит богу, Бог судный направляет.
Всего в Новгороде было найдено восемь берестяных грамот XIII-XIV веков, содержащих карельские собственные личные имена и топонимы. Первые карельские слова в письменных источниках известны с начала XIV века. Географические названия карельского происхождения встречаются в тексте Ореховецкого мирного договора (1323 г.), например, Кореломкошки, Сергилакши, Пуноярви. Карельские географические названия и личные имена встречаются в «Переписной окладной книге по Новгороду Вотцкой пятины 7008 года» (1500 год по новому летоисчислению), а также в «Писцовых книгах Обонежской пятины 1496 и 1563 гг.».
По мнению АЛ. Баранцева, первая попытка создания письменности для карел «...была, видимо, предпринята в середине 16 века. Она была связана с миссионерской деятельностью православной церкви в Карелии» (Баранцев, 1967, 91).
К ранним письменным памятникам карельского языка исследователи относят русско-карельские словарные записи XVII - начала XVIII веков (Керт, 2000, 19) и тексты людиковских заговоров из рукописного сборника (Баранцев, 1984). В 1778-1782 годах была издана работа П.С. Палласа «Сравнительные словари всех языков и наречий», содержащая список из 273 карельских слов.
Печатные тексты на карельском языке появились только в первой половине XIX века. Это в основном были тексты духовного содержания. В начале XIX века с целью укрепить православную веру среди карел «церковь стала публиковать духовную литературу на языке паствы» (ПФНР, 2003, 194). В 1804 году Синод опубликовал в переводе на ливвиковское наречие карельского языка («олонецкий язык») «Перевод некоторых молитв и сокращённого катехизиса на корельский язык».
В 1820 году на основе русского алфавита священником Вышневолоцкого уезда Тверской губернии Г.Е. Введенским и учителем Новоторжского училища М.А. Золотинским был сделан перевод Евангелия от Матфея (Герран мІань Шюндю-руохтынан святой іовангели Матвъйшта карьялан кіелелля. ПечатоЙду Святьйшего-Правительствующаго Синоданъ кяшшенняшта, Веніяген Библейскойнъ канжакуннан элолла. Пийтери, 1820).
В результате дальнейшего совместного труда переводчиков появилась рукопись карельского перевода евангелия от Марка - Маркешта святой Іовангели (Макаров, 1964, 176). Полтора века эта рукопись хранилась в архивах. Рукопись содержит 37, 5 страниц и текст её написан с использованием русского алфавита того времени. К некоторым буквам добавлены значки для более точной передачи звуков карельского языка.
В 1870 году в Петербурге на русском и карельском языках был издан "Карело-русский молитвенник для православных карелов", составленный Е.И. Тихоновым. В настоящее время молитвенник Тихонова считается лучшим по орфографии печатным изданием на сямозерском говоре ливвиковского наречия карельского языка.
С точки зрения грамматики карельского языка одним из лучших печатных изданий считается также книга А. Логиновского «Начала христианского учения», вышедшая в 1882 году.
В течение 1895-1897 гг. для карел Кемского уезда Архангельский епархиальный комитет издал несколько духовных книг. Среди них: «Краткая священная исторія ветхого и нового завета на русскомъ языке с переводомъ на карельскій язык.» (Архангельск, 1895), «Господа нашего Иисуса Христа Святое Евангелие от Матфея на карельском языке -Господанъ Міань Иисусанъ Христанъ Пюгя Евангели Матфейшта Каррьяланъ кіелелля.» (Архангельск, 1896), «Господа нашего Иисуса Христа святого Евангелие от Марка на корельскомъ языке - Господанъ МШнъ Иисусанъ Христанъ Пюгя Евангели Маркешта карьялан кіелелля." (Архангельск, 1896), «Господа нашего Иисуса Христа Святое Евангелие от Иоанна на корельскомъ языке - Господанъ Мшнъ Иисусанъ Христанъ Пюгя Евангели Ийванашта карьялан кіелелля.» (Архангельск, 1897). На карельский язык их переводили М. Усердов, Н. Дьячков, К. Дашков, П. Преображенский.
История создания карельского письменного языка в свете национальной и языковой политики в XX веке
К началу XX века языковую ситуацию в Карелии определяли три идиома: функционально развитый старописьменный русский язык и два бесписьменных языка с ограниченным объёмом общественных функций -карельский и вепсский.
Родной язык был главным средством общения карел, Большинство карел жили в сельской местности. «В однонациональной среде, при преобладании внутриэтнических брачных, соседских, межпоселенческих связей знание языка соседних народов не было необходимым. Примерно лишь 10% сельских карел умели сравнительно свободно говорить, читать и писать по-русски» (Прибалтийско-финские народы России, 2003,197).
Карелы говорили на трёх основных наречиях карельского языка: собственно-карельском (около 22 тысяч человек), людиковском и ливвиковском (около 64 тысяч человек) (там же). Наречия карельского языка являлись в основном средством бытового общения. Между наречиями карельского языка, которые разделились на многочисленные говоры, были достаточно большие различия. В северо-западных областях, в пограничных с Финляндией районах, собственно-карельское наречие было близко к финскому литературному языку. Наречия более южных районов Карелии и вепсский язык были далеки от финского литературного языка, но испытывали на себе значительное влияние русского языка. Этому во многом способствовали многовековое совместное проживание и общение русского и карельского крестьянства, массовое отходничество карел и вепсов с середины 19 века на заработки в русские губернии, школьное обучение и распространение литературы на русском языке.
Систематическая работа в области языкового строительства в Карелии началась с созданием национальной государственности карельского народа в июне 1920 года в форме автономной области в составе РСФСР, получившей название Карельской трудовой коммуны -КТК (Афанасьева, 1989, 49). Образование КТК было провозглашено Декретом ВЦИК. Что касается численности и этнического состава КТК в 1920 году, то всё население составляло 143 тысячи человек, из которых карелы - 59,8%, русские - 38,3%, финны - 0,6%.
Формирование территории КТК шло в соответствии с экономическими планами. Границы автономии далеко заходили за земли, населённые карелами. За два года существования КТК в связи с присоединением смежных районов изменилась этническая картина: на 200, 8 тысяч человек русские составляли уже 55,7%, карелы - 42,7%, финны - 0,5%. В 1924 году к КАССР были присоединены волости с преобладающим русским населением, в результате чего демографическая ситуация вновь изменилась: русские составляли 54% населения, карелы -40,6%, финны - 0,5%, вепсы - 3,8% (к Карелии была присоединена Шелтозерско-Бережная волость, 75% населения которой составляли вепсы).
В июне 1920 года были приняты «Наказы Карельскому ревкому», в которых решение по спорному в дальнейшем национальному вопросу в Карелии было определено так: «Для развития народной культуры открыть возможно больше школ и чтобы преподавание велось на родном народном, русском или финском, по желанию родителей, языке.» Основные принципы организации карельской автономии и пределы её самостоятельности были определены в «Заявлении о самоуправлении Восточной Карелии» (октябрь 1920 г.) при подписании мирного договора между Советской Россией и Финляндией. Относительно языка в протоколе было записано: «п.4. Местный народный язык является языком администрации, законодательства и народного просвещения».
Согласно принципам проводимой в это время политики «коренизации», титульные народы каждой «национальной» территории должны были быть пропорционально представлены в аппаратах партии и государства, языком управления и преподавания должен был стать «национальный» язык. (В семье единой..., 1998, 18.) Политика коренизации осуществлялась на практике. Языки титульных народов стали официальными на своих территориях. Начальное обучение организовали практически везде на национальных языках, десятки малых народов создали свои литературные языки.
Современные языковые процессы в Республике Карелия и факторы, их формирующие
Республика Карелия расположена на северо-западе Российской Федерации. Общая территория - 180,5 тыс. кв.км. Численность постоянного населения 716,3 тыс. человек (данные переписи 2002 года). Плотность населения 4,0 человек на 1 кв.км. В республике 13 городов, 11 посёлков городского типа.
Среди всего населения русские составляют 76,6 %, карелы 9,2% (65651 тыс. чел.), белорусы 5,3%, украинцы 2,7%, финны 2% (14156 тыс. чел.), вепсы 0,7% (4870 тыс. чел.). Согласно данным Всероссийской переписи 2002 года в Карелии проживают представители 150 национальностей (поляки, татары, чуваши, литовцы и др.).
Карелы Республики Карелия являются преимущественно городскими жителями. В городах их численность составляет 35 689 чел., из них 15 101 мужчин и 20 588 женщин.
Самым крупным центром сосредоточения карел является Петрозаводск. Значительная часть карел проживает в Кондопоге, Костомукше, Сегеже, Питкяранте, Суоярви. Олонец является единственным городом республики, где карелы составляют большинство населения. В конце 1980-х годов удельный вес карел в городском населении Карелии был равен 6,6%.
На селе проживает 29 962 карел, их них мужчин 13 846 человек, женщин - 16 116. В конце 1980-х годов в сельском населении на долю карел приходилось 21,4%. Большинство населения карелы составляют только в Олонецком районе. В сельской поселенческой системе негативными факторами являются исчезновение деревень с карельским населением (за последние 35 лет их число сократилось в 3,5 раза), увеличение числа деревень более мелких (до 50 жителей), изолированность и удалённость деревень друг от друга. Также отмечается факт проживания карел в основном в национально-смешанной или многонациональной среде (Клементьев, 1992, 141). Приведённые цифры отражают также половую диспропорцию карельского населения.
На высоком уровне сохраняется межнациональная брачность карел: к концу 1980-х годов каждый второй брак в сельской местности и каждые три брака из четырёх в городах были межнациональными. Более двух третей смешанных семей карел составляли карельско-русские семьи (Бирин, 1992, 137).
В конце 80-х годов констатировался факт, что использовать свой язык вне этнокультурной среды перестало быть престижным. Эти факторы способствовали дальнейшей ассимиляции карел русскими.
Что касается возрастной характеристики карел, то основной тенденцией является существенное постарение карельского этноса.
Если в 1959 году в возрастной структуре карел наибольшую долю составили 20-34-летние (33,9% среди городского и 27,5% среди сельского населения), то в 1989 г. наиболее многочисленную группу в городах составляли 25-39-летние (31,2%), а в сельской местности - 50-64-летние (28%). Согласно данным переписи 2002 года, наиболее многочисленную группу среди всех городских и сельских жителей составили карелы в возрасте от 70 и старше лет - 7986 человек, затем следует группа 45-49-летних карел - 6823 человека, затем - возрастная группа 40-44-летних представителей карельской национальности - 6789 чел.
Среди прочих демографических характеристик можно отметить миграцию из села в город, которая в 80-е годы позволила сохранить половозрастной состав городских карел в нормальном состоянии, но существенно уменьшила численность сельских карел и подорвала их естественное воспроизводство. Массовый отток населения из сельских мест в 1970-80-е годы стал следствием ликвидации "неперспективных" деревень.
Если в целом говорить о динамике численности карельского населения, то при сравнении показателей переписей 1989 и 2002 годов отмечается радикальное сокращение карельского этноса. Если в 1989 году карелы в Республике Карелия составляли 10% населения (78,9 тыс.чел.), то в 2002 году их было уже 65,6 тыс.чел., или 9,2%. Аналогичные цифры по Российской Федерации составляют 125 тыс.чел, и 93 тыс.чел. соответственно. Нужно отметить, что похожие тенденции характерны практически для всех финно-угорских народов России. В связи с этим в последнее время всё чаще говорят о «депопуляции» некоторых из них, в том числе и карельского народа.
В качестве факторов изменения демографической структуры можно считать прибытие в Карелию беженцев и вынужденных переселенцев, поэтому кратко остановимся на этих характеристиках. В 1995 году в Карелию прибыло 90 беженцев (среди них - русские, армяне, грузины и т.д.) и 367 вынужденных переселенцев (из Чечни, Азербайджана, Грузии и т.д.). (Сеть этнологического..., 1996, N8.) За первый квартал 1998 года прибыло 79 беженцев (русские, украинцы и т.д.). С начала регистрации к концу 1990-х годов всего в Карелию прибыло 1 793 человека. (Сеть этнологического..., 1998, 26.) Кроме того, изменилась структура финского населения Карелии, поскольку за последние десять лет количество эмигрировавших в Финляндию из Карелии составило примерно 10 000 человек.
Характеристика карельского языка как идиома, участвующего в языковых процессах в Карелии
Как уже неоднократно отмечалось ранее, языковая ситуация характеризуется набором объективных и субъективных параметров. К последним, имея в виду политический аспект, относится языковая политика. В разделе, посвященном характеристике языковой политики, указывалось, что необходимость в сознательном вмешательстве в языковую жизнь возникает всякий раз, когда на одной территории существуют разные языки или даже варианты одного языка. В условиях Карелии с начала 1990-х годов в круг вопросов языкового обустройства вошли такие, как выбор диалектной базы для создания литературной формы; придание карельскому языку статуса государственного; целенаправленное изучение языка в школах, особенно в местах компактного проживания карел и т.д. Проблемы, касающиеся положения карельского языка, вызывали острые дискуссии на страницах местной печати: кто-то выступал категорически против возрождения карельской письменности, осуждая "националистические" порывы сторонников карельского языка, отвергая саму перспективу сохранения, а тем более, его активного функционирования. Одной из причин такого отношения, на наш взгляд, была некоторое опасение по поводу возможной дискриминации по языковому признаку. Хотя объективная картина положения карельского языка, и, прежде всего, по числу лиц карельской национальности, не давала повода для таких опасений. В этой связи можно было привести опыт языкового законодательства Финляндии, в законе о языках которой сказано: «Деятельность на двух языках не обозначает того, что всем нужно владеть двумя языками; это значит лишь то, что в тех сферах, где требуется знание языков, должен быть владеющий этими языками штат сотрудников» (Kielilaki, 2003, . 4). И только чиновники центрального административного аппарата государства всегда являются двуязычными (там же, 3).
С середины 1990-х годов, когда карельский язык уже достаточно активно изучался в школах и когда необходимость в создании карельской письменности уже не нужно было доказывать - она уже более или менее успешно существовала, темой дискуссий стал вопрос о государственном статусе карельского языка. Мнения крайне разделились, и вопрос остаётся открытым до сих пор.
Если кратко обратиться к мировой практике решения языковых вопросов, то, на наш взгляд, стоит отметить, что в настоящее время общественное мировое мнение относительно функционального развития и возрождения языков ориентировано в основном на позитивные процессы. Так, например, академик Д.С. Лихачёв писал: "...Когда исчезают языки малых народностей, это беда... Любые языки надо сохранять" (Дьячков, 1996, 10). Генеральный секретарь Европейского бюро менее используемых языков Донал о Ригэн считает: "Если Ваш язык обречён на умирание, то не потому, что смерть его неизбежна, а потому, что у вас не хватает мудрости, чтобы сохранить его" (Дьячков, 1996,11).
Учёными разграничиваются так называемые инструментальные и сентиментальные функции языка: первые связаны с его эффективным использованием как средства коммуникации, вторые - с этническими чувствами того или иного народа (Алпатов, 1997. 132). Часто язык, потеряв реальную коммуникативную роль, сохраняет эмоциональное значение. С инструментальной точки зрения и прежде всего в связи с развитием общемировых экономических процессов, выгодно использование немногих (в идеале - одного) крупных языков и вытеснение малых и средних. Однако этому противостоят сентиментальные функции многих языков. Подчас благодаря именно сентиментальным функциям языков повышается инструментальный их статус.
В Европейском Союзе принят принцип "полного многоязычия", в соответствии с которым признаётся одинаковое достоинство всех функционирующих в Европе языков, даже тех, носители которых не имеют самостоятельной государственности, и все эти языки могут быть использованы в работе Европейского Парламента (Дьячков, 1996, 12). Существует, правда, и более, на наш взгляд, осторожный подход к проблемам сохранения и развития миноритарных языков. Так, американский социолингвист Дж. Эдварде "в равной степени отказывается как от безоговорочного признания прогрессивности вытеснения малых языков большими (такое вытеснение приводит ко многим конфликтам, а, как известно, языки в контакте легко делаются языками в конфликте), так и от стремления спасти вымирающие языки любой ценой; в связи с этим он весьма скептически относится к концепциям языковой экологии". По мнению ученого (на наш взгляд, весьма справедливому), для спасения погибающего языка или расширения функций более благополучного языка меньшинства необходим весь комплекс мер, прежде всего, социально-экономических; вырванные из контекста отдельные стороны неэффективны (Алпатов, 1997,135).
