Содержание к диссертации
Глава I. Женский вопрос в философии российского просвещения
(вторая половина XIX в.) 33
Значение Н. И. Новикова и российских журналов
в постановке женской проблематики 33
Юридичекие рассуждения о происхождении семьи
и роли женщины в обществе 63
Глава II. Женская проблематика в русской общественной мысли
первой четверти XIX в 77
Женская тема в журнале "Аглая" 109
Введение к работе
Обоснование темы и постановка исследовательской задачи. Обоснование хронологических рамок. Причины и условия возникновения "женского вопроса"
в России XVIII в.
В современной философской и исторической литературе все более достойное место занимает "женский вопрос" как предмет всестороннего исследования. Авторы работ на эту тему понимают "женский вопрос" как комплекс проблем экономического, правового, этического характера, от решения которых зависит общественное и семейное положение женщин. Важно иметь верное, соответствующее потребностям общественного развития понимание "женского вопроса", так как ошибочное его толкование ведет к ложным выводам о целях и содержании женского воспитания и образования. Как писал В. О. Гошевский в своей работе: "неправильное понимание природы женщины ведет к неправильному воспитанию ее, а это в свою очередь имеет тяжелые последствия для общества". Верное понимание "женского вопроса" обеспечивается целым рядом условий, среди которых немаловажное значение имеет определение истории этапов его развития.
Изучение положения женщин из привилегированных кругов российского общества открывает возможность для установления даты возникновения "женского вопроса" в России, для определения влияния социализации дворянства на положение женщин, для понимания воздействия отечественного Просвещения на эмансипацию личности. Для выявления причин возникновения этой темы - "женского вопроса" - необходимо обратиться к истории общественной мысли России XVIII в.
Успехи феодального хозяйствования в тот период за счет усиления эксплуатации крепостных и изменения в общественном положении представительниц дворянства - неразрывны. Связь этих явлений, как в литературных, так и документальных источниках соотносится с эпохой Екатерины II.
Этот период принято называть вершиной русского Просвещения. Более тридцати лет правления Екатерины II (1762-1796) оставили о себе память весьма противоречивую: "золотой век", "правление лицемерного тирана" или "философ на троне". Противоречивость суждений отражает двойственность личности самой императрицы и ее поступков. С одной стороны, правительница поощряла в России науки, искусства, сама выступала как историк, сочинитель и переводчик художественных произведений, назначила впервые в Европе руководителем двух научных учре>кдений - Петербургской академии и Российской академии - женщину, княгиню Е. Р. Дашкову, поддерживала идею равноправия женщин и внесла существенный вклад в создание системы женского образования.
С другой стороны, Екатерина II утверждала привилегии дворянства, дарила тысячами крестьян в собственность, пересекала всякие "вольнодумные идеи", угрожавшие авторитету ее власти, господству самодержавия.
Екатерина II интересовалась широким кругом явлений общественной и государственной жизни и решительно бралась за их переустройство, высказывала мысли о необходимости реформирования многих сторон жизни россиян. Но она также решительно отказывалась от своих радикальных идей и уходила на противоположные позиции.
Среди многих примеров мы укажем здесь на появление ее "Наказа". Считая себя наследницей Петра Великого, она видела будущее России только в русле европеизма. В подготовленном ею "Наказе" говорилось: "Перемены, которые в России предпринял Петр Великий, тем удобнее успех получили, что нравы, бывшие в то время, совсем не сходствовали со климатом и принесены были к нам смешением разных народов и завоеваниями чужих областей. Петр Первый, вводя нравы и обычаи европейские и в европейском народе, нашел тогда такие удобности, каких он и сам не ожидал".
Самое радикальное преобразование, которое в "Наказе" намечала императрица, предполагало отмену крепостного права, так как, по ее мнению, "противно христианской религии и справедливости делать рабов из людей, которые все получают свободу при рождении". Екатерининский "Наказ" также провозглашал равенство граждан перед законом, выступал в защиту веротерпимости и вольности.
В то же время в ст. 9 "Наказа" утверждалась незыблемость самодержавия, так как "государь есть самодержавный; ибо никакая другая, только соединенная в его особе, власть не может действовать сходно со пространством столь великого государства"; более того, "всякое другое правление не только было бы для России вредно, но и разорительно".
Тем не менее, деятельность Екатерины II в области создания системы женского образования в России, высказываемые ею реформаторские идеи, появление "Наказа" пробуждали в российском обществе, в умах современниц интерес к проблемам личности, власти и государства. Это стимулировало развитие философии, публицистики, художественной литературы, способствовало появлению социальной дифференциации в философии, т. е. оформлению либерализма и консерватизма. Яркими представителями этих тенденций были А. И. Радищев, М. В. Ломоносов, С. Е. Десницкий, М. М. Щербатов и М. Н. Карамзин.
По нашему убеждению, существенным моментом, повлиявшим во второй половине XVIII в. на самосознание женщин из привилегированных слоев общества, был меняющийся объем их имущественных прав. Мы являемся сторонниками той точки зрения, что на развитие социализации дворянских женщин, на возникновение процессов просвещения в Российской империи решающее влияние оказывали социально- экономические изменения в самом русском обществе. Мы не можем согласиться с предположением, что внешние причины, т. е. только лишь проникающие из Европы в Россию книги и идеи, были единственной причиной, инициировавшей внимание к положению женщин из дворянских кругов общества. И тем более представляются недостоверными утверждения о том, что изменения в положении женщин в России в конце XVIII - начале XIX вв. происходили под влиянием "исполнения сентиментальных ожиданий", что "западный идеал женщины становится источником внутренней силы семьи".
В отечественном законодательстве женщина всегда имела право на владение имуществом. Замужние женщины имели право на наследство, а также на прожиток. (Прожиток - часть поместья, выделяемая после смерти его владельца на содержание его вдовы, дочерей, престарелых родителей, несовершеннолетних детей.) В XVII в. право на получение прожитка имели в первую очередь вдовы, оставшиеся с малолетними детьми, а также бездетные вдовы. Прожиток получали вдовы до третьего брака включительно. Вдовы и дети от четвертого брака не имели право на получение прожитка, так как четвертый брак не признавался церковными правилами. Прожиток дочерям, которые жили при братьях после смерти отцов, мог быть выделен только из поместий отцов, а вотчины шли сыновьям. Прожиток получали малолетние дочери и сыновья, обычно вместе с матерью, и дочери до замужества. Исключительно важным обстоятельством, влиявшим на положение женщин в русском обществе, было то, что вдовы и "девки" (дочери, сестры, племянницы) обладали правами распоряжения своим прожитком. Вдова теряла право на прожиток только в том случае, если снова выходила замуж. Если у умершего вотчинника не было сыновей, то его родовые и выслуженные вотчины наследовали дочери и сестры, в том числе и замужние.
Таким образом, Соборное Уложение 1649 г. сохраняло в общих чертах нормы, действовавшие еще со времен Русской Правды.
Эта имущественная норма в русском праве была более благоприятна для женщин по сравнению с гражданскими законами в европейских странах. Имущественные права русских женщин, действовавшие на протяжении нескольких столетий, были важнейшим фактором, повлиявшим на их общественное положение, способствовавшим развитию у них чувства независимости, самоуважения, самостоятельности.
Как считает современный специалист по истории женщин Древней Руси Н. Л. Пушкарева, "все женщины находились под защитой феодального законодательства и являлись самостоятельными субъектами права". Что же касается женщин привилегированных социальных слоев, то к концу XV в. они имели "почти равные" с мужчинами права на защиту со стороны княжеской и церковной юрисдикции. "Период XIII - XIV вв. был известным переломом в эволюции имущественных прав женщин привилегированного сословия...в это время право на владение... на распоряжение недвижимой собственностью было закреплено соответствующими статьями законов".
Уже в период, предшествующий рассматриваемому в нашей работе, т. е. в эпоху Петра I, положение ограниченного числа русских женщин из высших слоев общества изменилось, они были допущены к "новой" жизни. Был изменен брачный возраст в сторону его повышения, для юноши - 20, для девушки - 17 лет. Были также разрешены браки лиц различных вероисповеданий. В 1714 г. произошло дальнейшее укрепление имущественных прав россиянок: так как было вновь подтверждено, что приданое является собственностью жены, которой она может распоряжаться без участия и согласия мужа.
Реформы Петра I привели к отмене некоторых варварских традиций, по которым разрешалась продажа мужьями жен, заточение их в монастырь (напомним здесь историю отношений самого Петра I и его первой жены Е. Лопухиной и ее заточение в Спасо-Ефимьевском монастыре), применение к женщинам таких наказаний, как клейма на лицах раскаленным железом, вырывание ноздрей, ссылка в Сибирь.
Законодательство Петра I и Екатерины II укрепляло общественные позиции как дворянства в целом, так и его женской части. Это проявилось и в принятии таких документов, как "Табель о рангах", "Жалованной грамоты дворянству", "Жалованной грамоты городам" и др. Повышение Петром I брачного возраста как для юношей, так и для девушек, запрещение насильственных браков ("и хотя чада воле родительской подлежат, но не как скоты бессловесные") - все это укрепляло позиции дворянства, в том числе и представительниц этого социального слоя.
Что же касается трудового населения России, то ни личные, ни имущественные права крестьянок не были регламентированы законом, а регулировались обычаем или же произволом помещиков1.
Принятие законов, структурировавших сословные права дворян, безусловно, отразились и на положении женщин. Даже сам факт воцарения в России нескольких императриц в XVIII в., практические усилия Екатерины II по взращиванию "совершеннейшей женщины" путем создания системы женских учебных заведений - институтов благородных девиц - имели далеко идущие последствия. Еще будучи великой княгиней и женой наследника российского престола, Екатерина II в своих записках так широко ставила вопрос о женском образовании и воспитании, как, пожалуй, никто до нее в России. Приучение девочек к чтению книг рекомендовалось и во всех уставах учебных заведений, открытых при Екатерине II. Чтение нравоучительных, исторических сочинений как серьезная, возвышающая душу и ум работа входит в программы обучения благородных девиц.
Это же "самостоятельное образование путем чтения" имела в виду Екатерина II, когда в 1773 г. сочиняла для своих внучек "Наставление Великим Княжнам Российским", предписывая им читать книги, которые "образуют вкус, сердце и ум". Екатерина II возлагала особые надежды на женщин в своих замыслах по переустройству России.
В системе образования Российской империи до середины XVIII в. не было учебных заведений для девушек. Есть краткие упоминания о замыслах Петра I послать для обучения за границу российских девиц, но они не были реализованы императором. Об одной подобной попытке Петра I сообщила в своем докладе на конференции Е. Путилова: "Серьезная попытка выработать план женского образования была сделана при Петре I, когда специальным указом предполагалось создание школ при женских монастырях - "и велеть под штрафом на отцах, чтобы те водили в те школы дочерей своих от 6 лет и быть им там до 15 лет". Но даже попыток к осуществлению этого плана предпринято не было: чаще всего, если дома не держали мамзели или гувернантки, обучаться заставляли прислугу, в обязанности которой, наряду с обслуживанием барышни, входило и ее обучение".
Выделяя утопические черты деятельности Екатерины II в отношении изменения положения женщин через их воспитание и образование, Э. П. Юровская подчеркнула большие заслуги ее в постановке одной из важнейших составляющих женского вопроса - женского образования и просвещения. И опять-таки Э. П. Юровская увлечение Екатерины II строительством системы женского образования связывает с продолжением незавершенных усилий в этом направлении Петра I. "При Петре I обсуждавшиеся, но не реализованные планы образования женщин, переходивших в это время из "темниц" в положение "дам", носили характер политических заимствований из уже имеющегося европейского опыта. Известно, что в широкомасштабных препозициях Федора Салтыкова предполагалось в каждой губернии учредить по две школы (по 500 учениц в каждой). Разместить их предполагалось в помещениях монастырей. Ф. Салтыков, так же в духе педагогики Просвещения, считал, что ученицы должны быть вне влияния своей семьи в период учебы: гораздо будут умнее и обходительнее, нежели они у отцов своих живут".
Вопросы женского образования интересовали и других сподвижников Петра I. Так, идею основания женских семинарий "для начинания учения" обдумывал и В. Н. Татищев. Однако общая направленность строительства учебных заведений при Петре I была нацелена на подготовку военных, морских и инженерных кадров. Это обстоятельство, а также другие причины, прежде всего экономического характера, не позволяли реализовать в то время проекты создания системы женских школ, и дело было отложено на сорок лет.
Лишь Указом 1764 г. о создании "Воспитательного общества благородных девиц" при Новодевичьем Смольном монастыре в структуру образования Российской империи вошло первое женское учебное заведение, соответствующее уровню эпохи.
По уставу, составленному И. И. Бецким и утвержденному Екатериной II 5 мая 1764 г., в Воспитательном обществе было возможно содержать 200 воспитанниц дворянского происхождения. Принимали девочек 5-6 лет, а курс воспитания и образования был рассчитан на 12 лет, при этом родители давали обязательство до окончания обучения не забирать детей домой; кроме того, свидания воспитанниц с родителями были затруднены и обставлены рядом условий.
Цели образовательного учреждения в любую эпоху изложены не в учредительных документах, а в программах преподавания. Знакомство с учебным планом Смольного института вносит ясность в этот вопрос. В уставе подготовки нового поколения русских женщин была указана задача: "совершенное молодых девиц воспитание". Что это значило? Это воспитание повиновения начальствующим лицам, христианского благочестия, кротости, чистого к добру сердца и приличной благородным особам скромности и великодушия. Воспитательные задачи преобладали над образованием нового поколения россиянок из дворянства.
Почти через год, 31 августа 1765 г., при Смольном институте было открыто и мещанское отделение для воспитания дочерей чиновников, купцов и мещан. Учебный план этого нового отделения был значительно слабее.
С идеей создания "новой породы людей" связано открытие во второй половине XVIII в. Воспитательных домов в Москве (1764) и Петербурге (1770) для призрения незаконнорожденных детей. Мы считаем, что проявление внимания к незаконнорожденным через изменение отношения к ним верховной власти стало относительно медленно изменять и отношение к этим детям и их матерям самого общества. И тогда, и позднее положение женщины в любом обществе зависит от законодательства о детях, в том числе и незаконнорожденных. Во второй половине XVIII в. призрение незаконнорожденных детей было значительным шагом в повышении статуса женщины и признанием "женского вопроса". Как в настоящее время, так и в XVIII в. не было секретом наличие внебрачных, т. е. незаконнорожденных детей и у самой Екатерины II.
Как мы видим, интерес в русском обществе к "женскому вопросу" существовал и может быть представлен как предмет для изучения общественного мнения второй половины XVIII в., т. е. эпохи российского Просвещения. В чем же причина, что в настоящее время феминизм, женская эмансипация считаются явлениями лишь XX в. или по крайней мере середины XIX в.? Неверность мнения объясняется ограниченностью традиционного представления об источниках, из которых можно и должно черпать сведения и материалы о положении женщин, о развитии их самосознания, социальной и культурной идентификации, а также способов и форм их выражения и утверждения.
Около пятнадцати лет тому назад в своей монографии по истории "женского вопроса" Г. А. Тишкин осторожно заметил, что его возникновение в российском общественном мнении "следует отнести к началу XIX в.", хотя исследование его было посвящено событиям середины века. При этом в качестве подтверждения своего мнения автор привел различные факты. Прежде всего, он указал не только на появление на рубеже XVI11—XIX вв. периодических изданий для женщин, но и на то обстоятельство, что на их страницах стали печататься авторы-женщины. В развитие этой мысли несколькими годами позднее Ю. В. Жукова, ученица профессора Г. А. Тишкина, опубликовала свою весьма содержательную работу. Ее статья появилась как результат работы автора над аналитической росписью журнала "Аглая" (издавался в 1808 - 1812 гг.), проводившейся в Российской национальной библиотеке. Очень важно при анализе периодических изданий конца XVIII - начала XIX вв. установить общие тенденции в обращении русских журналов к "женской теме". "Уважение к женщине-личности, представление о женщине как самостоятельном субъекте, обладающем собственным мнением и волей, издатель формировал у читателя, помещая на страницах "Аглаи" не только переводы произведений выдающихся женщин-писательниц своего времени (так, много места уделено в журнале творчеству А. Л. Ж. де Сталь), но и очерки о ярких женщинах прошедших эпох", - к такому выводу приходит Ю. В. Жукова в результате анализа содержания журнала.
Как мы указывали выше, уточнение времени возникновения в русском обществе интереса к "женскому вопросу" имеет важное значение для определения этапов истории отечественной общественной мысли. Однако среди философов и историков нет единой точки зрения на время возникновения "женского вопроса" в России. Большинство из них полагают, что эта проблема как предмет заинтересованного обсуждения существует со времени отмены крепостного права или "периода сразу же после отмены крепостного права". В справочных изданиях даже нет разграничения между понятиями "женский вопрос" и "женское движение" применительно к истории России. Автор статьи в Большой Советской Энциклопедии, умалчивая о наличии в общественном мнении "женского вопроса" как предмета заинтересованного обсуждения, сообщает лишь о "женском движении" в России "как части русского общественного движения эпохи падения крепостного права".
Однако многие исторические факты вынуждают усомниться в этом выводе. Идея совершенствования общественного и семейного положения женщины в России являлась предметом общественного осмысления не только на революционно- демократическом и пролетарском этапах освободительного движения, но и на дворянском. Уже во время царствования Петра I начинают складываться условия для изменения общественной роли женщины. Особенно с середины XVIII в. начинает расти интерес к иным (кроме семейной жизни) ролям женщины. На самосознание русских женщин оказали влияние различные события как в России, так и в Европе, - прежде всего идеи Просвещения и некоторые достижения Великой Французской революции.
Из внутрироссийских событий существенное влияние на умонастроения россиянок оказали в XVIII в. сменявшие друг друга правления императриц Екатерины I, Анны Иоанновны, Елизаветы Петровны и особенно Екатерины II, что в общей сложности продолжалось около 70 лет. Екатерина II прилагала значительные практические усилия "по взращиванию совершенной женщины" с помощью создания системы закрытых учебных заведений - институтов благородных девиц. Императрица была заинтересована в пропаганде идеи высокого предназначения женщины. Е. О. Лихачева, собравшая значительные материалы о женской личности в России, приводит примеры, когда открытие Смольного института было расценено уже современницами как историческая заслуга Екатерины II, как благодеяние для "благородных" российских женщин.
Иные аргументы приводит в поддержку идеи о появлении и распространении в XVIII в. "женского вопроса" в России известный историк философии Ю. Н. Солонин. "Нам доводилось уже обратить внимание на необоснованность такого суждения (автор имеет в виду точку зрения о возникновении "женского вопроса" в XIX в.). Неверность мнения отчасти объяснена ограниченностью традиционных представлений об источниках, из которых должно и можно черпать сведения и материалы о ситуации женщины, развитии ее самосознания, социальной и культурной идентификации. [...] Корректировка этих представлений почти с неизбежностью расширяет исторический горизонт темы, включая в него весь XVIII в. Именно к этому периоду относится начало того сдвига, в результате которого женщина утверждает себя как новый субъект публичной общественной жизни".
Это не единственное высказывание Ю. Н. Солонина о значимости XVIII в. для понимания "женского вопроса" как составной части истории русской общественной мысли. Двумя годами ранее он также обращался к этой проблеме, однако тогда без пространной аргументации: "Русский XVIII в. принципиально важен [...] для выработки правильного понимания изменения ситуации женщины в русском обществе в последующее время"1.
Но о какой женщине говорит Ю. Н. Солонин? Ее семейное и общественное положение зависит от социального статуса. Самая многочисленная группа русского общества - крестьяне (особенно крестьянки) почти не представлена в сохранившихся памятниках письменности. Это "безмолвствующее большинство" женщин поставило перед исследователями русской мысли задачу поиска новых источников для анализа интересующей нас темы. Однако в настоящей работе мы не ставили перед собой задачу освещения источников по "женскому вопросу", ее мы откладываем до следующего случая, оставаясь в полной уверенности, что изучение "женского вопроса" необходимо начать с анализа источников по истории общественной мысли.
Такую же точку зрения на хронологические рамки "женского вопроса", как Г. А. Тишкин и Ю. Н. Солонин, высказали и некоторые авторы, подготовившие и защитившие в последние годы кандидатские диссертации по разным специальностям, но с одним непременным атрибутом - наличием "женского вопроса" как основной составляющей их исследований. Работа Т. К. Кирилловой на соискание ученой степени кандидата правоведения содержит целую главу "Правовое положение женщины в период абсолютной монархии", в которой автор много места уделила осмыслению российского общественного мнения о "женском вопросе" в сфере юриспруденции.
И. В. Зимин в своем исследовании привел немало примеров из сферы медицины и показал, что во второй половине XVIII в. в Петербурге и Москве как свидетельство изменяющегося общественного мнения возникают первые медицинские учебные заведения для женщин. Формирование системы женского медицинского образования автор рассмотрел как одну из ступеней решения "женского вопроса".
Для понимания такого явления, как "женский вопрос" в XVIII в., необходимо обратиться к новому быту, к новому типу советского общества в России, в котором женщина присутствовала как равноправный партнер. Под влиянием женщин начали изменяться каноны общественной нравственности и морали. Если в предыдущие эпохи оценка женщины была связана преимущественно с такими функциями, как продолжение рода, создание домашнего комфорта, обустройство быта, выполнение обязанностей по воспитанию подрастающего поколения, то гораздо меньше внимания уделялось и почти не придавалось значения ее интеллектуальным и духовным качествам. Под влиянием женщин к концу XVIII в. сблизились разграничения между дозволенным и недозволенным, допустимым и недопустимым для них, так что в итоге расширилась степень ее свободы. Особенно важно и то, что постепенно в сферу оценок поведения мужчины включались женщины, а с рубежа XVIII—XIX вв. достойное и недостойное в поведении мужчины стало преимущественно оценкой женского сообщества или, как это считалось в ту эпоху, - "суждением света". Общественное мнение в России XVIII в. (да и в последующие эпохи) - это в основном женское мнение. Среди распространенных типов русских женщин, "богомольных и веселящихся", появились новые - "беседующие и спорящие с мужчиной". Этот факт влияния женщины на суждения русского общества оказал огромное воздействие в дальнейшем на выбор перспектив, лидеров и целей исторического развития России.
Усилия Екатерины II по распространению грамотности среди дворянских дочерей, поддержка возникающих женских учебных заведений приводили к активному проникновению и усвоению даже в среде провинциального дворянства новых культурных привычек. Чтение девушкой книги становится модой, добавляет к ее образу черты привлекательности. Появление в дворянских усадьбах институток и пансионерок сопровождалось образованием небольших собраний отечественной, а также переводной и оригинальной зарубежной литературы. Иметь библиотеку стало престижным знаком в дворянской среде. И если А. С. Пушкин, создавая образ Татьяны Лариной, сообщает читателю, что "Ей рано нравились романы, // Они ей заменяли все", то и мать героини, чья молодость относится к XVIII в., "...любила Ричардсона, // не потому чтобы прочла", а потому, что "ее московская кузина // Твердила часто ей об них". Чтение художественной литературы и, довольно часто, разговоры о героях книг становятся нормой поведения женской дворянской молодежи.
Во второй половине XVIII в. у женщин складываются устойчивые читательские пристрастия. Сочинения сентиментального характера играли в жизни девушек большую эмансипирующую роль, внушали женщинам новое понимание жизни и чувства. Под влиянием женской читательской потребности в России начинает бурно развиваться то, чем гордится отечественная, культура, - художественная литература.
И в этой области, в постоянной заботе о распространении книги в России проявила себя Екатерина II. С первых лет царствования она уделила большое внимание развитию книжного дела и его распространению вширь. В результате принятых мер она сделала книгу доступной для дворянской семьи. Как известно, особое значение в создании благоприятных условий для развития книжного дела имел указ Екатерины II, обнародованный в 1783 г. По этому указу разрешалось заводить частные, или как они часто назывались, - "вольные типографии". Для этого необходимо было иметь две вещи - деньги и разрешение местной управы благочиния. "Указ 1783 г., - пишет крупнейший современный историк книги И. Е. Баренбаум, - содействовал децентрализации книжного дела, продвижению книги в провинцию, создавал условия для деятельности издателей-просветителей Н. И. Новикова, И. А. Крылова, И. Г. Рахманинова и иных. По существу этот указ перевел книжное дело "на рельсы" буржуазного предпринимательства, ставшего господствующим в XIX в." Это значит, что выпуск книжной продукции начиная с 1760-х годов резко возрос. А в конце 1780-х годов книжная продукция составила более 400 изданий в год. Все это сделало книгу доступной по цене для покупки представителями среднего дворянства.
Открытие многих новых типографий в столицах и таких провинциальных городах, как Астрахань, Владимир, Воронеж, Калуга, Кострома, Нижний Новгород, Пермь, Смоленск, Ярославль, Тамбов и далекий Тобольск (всего 17 губерний), привело к значительному увеличению тиража книг по различным отраслям знания.
Какое отношение развитие книжного дела в России во второй половине XVIII в. имело к становлению "женского вопроса"? Грамотная женщина становится активным читателем художественной литературы. А кто создал русскую художественную литературу - писатель или любознательный читатель? Литература, скажем мы, не существует без автора-сочинителя, но не в меньшей степени она невозможна и без страстной, умной и требовательной читательницы.
Можно смело утверждать, что большинство как отечественных, так и переводных изданий, вышедших в свет в период 60-90-х гг. XVIII в., носили просветительский характер. Русские писательницы получили возможность познакомиться в переводах с наиболее значительными произведениями европейских просветителей, философов, ученых, особенно популярными были художественные произведения. В связи с этим необычайно большой размах во второй половине XVIII в. приобрела переводческая деятельность. Книги переводили не только профессиональные переводчики Петербургской академии наук, но и преподаватели и студенты Петербургского университета и образованные женщины.
Губернаторствовавший в Тамбове Г. Р. Державин привлек провинциальных дам к занятиям словесностью. Деятельность этого литературного салона дала свои зрелые и прекрасные плоды. Например, одна из его участниц, Е. К. Нилова, перевела и снабдила комментариями философский роман в семи томах.
Более всего книг переводилось с французского языка, который вытеснил ранее распространенный в России немецкий язык. Французский выполнял и роль посредника в распространении произведений, созданных на английском, немецком, испанском, итальянском языках. С этого же языка переводились (и переделывались) многие произведения для театра, который в "золотой век" феодальной эпохи приобрел исключительную популярность: театральные сцены существовали не только в крупных городах, но и в поместьях.
Интерес женщин к художественной литературе мог быть удовлетворен появлением новых отечественных авторов и новых переводных изданий. Постепенно отодвигаются на второй план сочинения по философии, истории, естественным наукам. Поколеблен был в женской среде интерес к церковной литературе. Женщина-читатель стала диктатором моды на писателей и книги. Под влиянием женского мнения, или "мнения света", почерпнутого в художественной литературе, уточнялись представления об истинной скромности,
нравственном поведении, о том, что есть "настоящий мужчина".
В то же время мужчины конца XVIII в. начинают ценить в женщине не только ее скромность и домовитость, но и начитанность, остроумие, широту кругозора, способность пользоваться в жизни почерпнутыми из книги знаниями, одним словом, - интеллект.
Никогда прежде в российском обществе, в его дворянской среде, не придавалось такого важного значения воспитанию и образованию женщин. Знакомство с мемуарной литературой позволяет составить убеждение, что инициатива совершенствования образования и воспитания дворянской молодежи шла не только "сверху", как это было в эпоху петровского правления, но и "снизу", т. е. от самого дворянства. Погоня за совершенным образованием, знанием языков стала всеохватывающей модой в дворянской среде. Это проявилось во многих фактах: создании частных пансионов, казенных институтов и корпусов, появлении в состоятельных семьях гувернеров и учителей, в возложении Сенатом в 1750-х годах на профессоров Петербургского университета обязанности подвергать экзаменам знания иностранцев и выдавать им аттестаты на право преподавания "партикулярным образом" школьных предметов детям.
Попытка изучить "женский вопрос" как часть русской общественной мысли на рубеже XVIII - XIX вв. встречается с рядом препятствий, в том числе и источниковедческого свойства. Бытует мнение о том, что женщины XVIII в. - это безмолвствующее большинство русского общества. Не сохранились (если они и были) в необходимом количестве для сравнения и изучения их дневники и письма, очень малочисленны публикации на страницах периодики поэтических и беллетристических текстов авторов-женщин. Они оставили нам мало воспоминаний, практически нет (за двумя-тремя исключениями) делопроизводственных документов, вышедших из-под пера женщин, так как они не занимали должностей и не состояли на государственной службе.
На протяжении всего XVIII века ситуация менялась, хотя и медленно. С распространением грамотности стали появляться письменные источники о женской судьбе, о женских требованиях и мечтах и, что особенно важно, эти источники начали создаваться самими женщинами. Но их было не просто мало - эти документы содержат сведения о численно незначительной общественной группе женщин, т. е. лишь о тех из них, кто происходил из господствующих слоев населения России - о дворянах.
Писавший о структуре российского семейного быта в XVIII в. Ю. Н. Солонин сетовал, что свидетельства о русской женщине в быту и семье, о ее ближайшем окружении, о ее склонностях и занятиях, об отношении к окружающему миру возможно черпать лишь из источников, созданных мужчинами, через их самосознание и оценки. Внутренний мир женщин остается для исследователя закрытым. "Преодоление социокультурного маскулинизма, закрепленного в тонко организованной системе эмотивных и интеллектуальных клише и стереотипов восприятия - одна из первых задач, встающих при использовании этих источников".
Но в то же время необходимо учитывать, что любые источники, созданные женщинами, испытывали на себе влияние сочинений, господствующих идей, порожденных мужчинами. В связи с этим сочинения женщин должны быть учтены осторожно, без умиления и доверчивости "к женской искренности". Сторонники подобных оценок не должны упустить из виду, что истинность, правдивость социально ориентированной литературы, каковой, без сомнения, является мемуаристика, столь же социально обусловлены, как и поведение человека, как его пристрастия, оценки, т. е. находятся за пределами его объективных и субъективных намерений. Если попытаться дать однозначный ответ на вопрос: кто является автором "эмотивных и интеллектуальных клише и стереотипов", то нужно признать, что установление их авторства - дело сложное, если не бесперспективное. Подобные "клише" - плод взаимного творчества как мужчин, так и женщин. Речь должна идти о необходимости повышенного требования и постоянной критической оценки этих источников, о понимании их содержания в контексте культурной среды конца XVIII - начала XIX вв., о необходимости учета личностных способностей, черт характера, семейного опыта авторов.
Ю. Н. Солонин делит источники по истории "женского вопроса" на три группы. Такое деление, хотя оно и условно, создает удобство для их понимания и оценки.
Первая - жизнеописательные мемуары, записки, очерки. Она содержит историю рода или самой героини, апологетический, назидательный рассказ автора. К нему относятся образцы мемуарной литературы, подобные "Запискам Е. Р. Дашковой".
Вторая - объяснительно-оправдательные, в которых авторы "отчитываются" перед потомками и современниками, почему они приняли те или иные решения и совершали поступки. Типичным примером могут служить записки Екатерины II.
Третья - исповедально-повествовательные произведения. Они написаны в объяснение поступков, личных переживаний, в них подводится итог жизни. Хотя в работах этой группы содержатся объяснения событий, но чаще мемуаристка стремится излить душу. В этом случае примером могут служить "Своеручные записки" Н. Б. Долгорукой.
Деление мемуарной литературы на три группы является условным потому, что любой источник из этих групп не существует в чистом виде, а содержит элементы и других видов. Но важен сам факт появления в России на рубеже XVIII—XIX вв. мемуарных (а также и иных) сочинений женщин. Это является свидетельством важных изменений в культурной жизни общества, причем изменений принципиального характера: женщина вошла в общественную, культурную, литературную жизнь как субъект.
Что же касается источников по истории большей части российских женщин- крестьянок, то на их отсутствие обращали внимание еще в середине XIX в. и выдающийся филолог и фольклорист Ф. И. Буслаев и критик-демократ С. С. Шашков.
Это тем более несправедливо, что нравственный облик, заслуги крестьянки в сохранении отечественной культуры, воспитании подрастающих поколений ратников и пахарей русской земли исключительно велики. Забвение истории женщины открывает возможности для принижения вклада России в мировую цивилизацию.
Однако крестьянки, несправедливо обойденные историографией, забытые летописцами, сами позаботились о себе, сами создали бесписьменную историю своей жизни, своих чувств, надежд и переживаний, имеющих не только личный, семейный, но и значительный общественный характер. Основным источником для характеристики мировоззрения и художественного сознания русской крестьянки являются произведения народного творчества, словесный фольклор, главной героиней которого является сама горюющая или гневная крестьянка.
Положение крестьянки в семье имело свои интересные особенности по сравнению с положением женщин других социальных слоев русского общества. Она играла более важную роль в связи с тем, что крестьянская семья держалась на труде всех без исключения ее членов. Крестьянка - незаменимая в семье работница. Об этом говорят как историки крестьянской семьи, так и сам народ. Это нашло подтверждение в целом ряде пословиц, которые подчеркивают значение женского труда: "Иглою да бороною деревня стоит", "Мужику не наносить мешком, что баба натаскает горшком", "Хозяйкою дом стоит" и др.
Необходимо учитывать, что отношение к крестьянской бабе было неуважительным со стороны правящего феодального класса, но в своей крестьянской среде женщина была более самостоятельна, чем представительницы других социальных групп. Это и нашло отражение в фольклоре.
Исследователи истории женщины оценивали ее положение в русском государстве иногда с прямо противоположных позиций.
Те, кто ориентировался в своих исследованиях преимущественно на фольклор, считали высокой степень их свободы, а те, кто изучал письменные источники, считали ее положение в обществе низким. В то же время в научной литературе существует точка зрения о благотворном влиянии церкви на положение женщины, об обретении женщиной защиты с принятием на Руси христианства. Но одновременно высказываются мнения и о том, что с конца X в. начинается на Руси процесс понижения социального статуса женщины, получает распространение византизм и традиции Востока в отношении к женщине.
Но вполне закономерен вопрос: насколько положение женщины в семье и обществе соответствовало требованиям церкви и была ли она идеалом "доброй жены" - смирной, покорной, безмолвной? По мере того как в источниках все более настойчиво повторяются требования к женщине и усиливаются запреты, закрадывается все больше сомнений, что идеал был достигнут, что власть мужчины в семье была обеспечена и гарантирована.
В реальной жизни русского общества как конца XVIII в., так и конца XX в. многое зависело и зависит от того, в какой семье, с каким достатком живет женщина. Глубокий знаток жизни русского крестьянства А. Я. Ефименко аргументированно указывала на различие в положении женщины в большой и малой семье. В последней женщина была в несомненно лучших условиях. Она стояла лицом к лицу только со своим мужем. Тогда главенство в семье зависело не столько от пола, сколько от личных качеств. Крестьянка могла воспользоваться "физическим, нравственным или умственным" преимуществом перед мужем и завоевать себе известную долю свободы. Авторитет и влияние женщин в крестьянской семье были довольно велики. Это отмечали все внимательные историки крестьянской женщины, в том числе и царские чиновники, что нашло отражение и в источниках делопроизводственного характера.
Факт появления в реальной жизни русского дворянства второй половины XVIII в. "новой" женщины свидетельствует о принципиально важных сдвигах в общественной жизни. Женщина вошла в те сферы, которые ранее безраздельно принадлежали мужчинам. В силу каких причин это могло произойти?
Нет оснований для возражения в том, что имеется причинно-следственная связь с петровскими преобразованиями, однако оценка их культурных и социально- политических последствий прочно связана и в нашем сознании и, следовательно, в научной и художественной литературе со значительными трансформациями в области государственного устройства, строительства армии и флота, территориальными изменениями. Мы недостаточно обращаем внимания на те изменения, которые, следуя за крупными переворотами, изменяют содержание, качество жизни общества. Нам они представляются "мелкими, малозаметными, частными, частичными изменениями в сфере быта, навыков, привычек, обычаев, житейских правил, досуга, развлечений, способов самоудовлетворения и самореализации сначала отдельных людей, затем небольших сообществ и малых социальных групп, постепенно распространяющихся на все общество и становящихся естественной основой его воспроизводства".
В культурологии последних десятилетий весьма перспективными стали те исследования, которые ориентированы на кропотливую работу по фиксации и выяснению культурных последствий именно таких медленных и длительных изменений общества.
Во второй половине XVIII в. положение женщин находится в поле зрения не только отдельных публицистов или ученых, но и широких дворянских кругов, что нашло отражение в выдвижении ими законодательных инициатив. Это проявилось прежде всего в сфере, болезненно затрагивающей ту область человеческих отношений, на которую распространяется наследственное право. А в этой области развитие шло неуклонно в направлении расширения круга наследников. Как известно, дворянские дочери и ранее изучаемого нами периода получили возможность наследовать после отца не только при отсутствии братьев, но и при их наличии, хотя и значительно меньшую долю поместья.
К середине XVIII в. экономические и общественные отношения изменились настолько, что ни человеческие чувства, ни правосознание уже не мирились с ограничением женщин в наследственных правах. Раздавались в дворянском обществе голоса, требовавшие изменить существующий порядок. Например, неудовлетворительное состояние законов о наследственных правах женщин нашло отражение не только в том, что в жизни они сплошь и рядом нарушались, но и в том, что была предпринята попытка через депутатов, направленных в Комиссию для подготовки проекта нового уложения, добиться пересмотра устаревших норм и принятия новых законов. Депутаты - дворяне Дмитриевского уезда И. Вяземский, Л. Орлов, В. Салтыков, А. Киреевский, Л. Вахромеев, И. Навроцкий и другие - получили наказ, в котором живописно изображено, как "родители с горечью взирают на бедных дочерей своих. Отец, имея одну дочь и одного сына, принужден бывает оставить сына своего, иногда недостойного, в изобилии с тринадцатью долями своего имения, а дочь в нищете с четырнадцатою долью". В наказе приводились и другие аргументы в пользу уравнения в правах наследников обоего пола.
И в последующие десятилетия XVIII - начала XIX вв. вопрос об изменении закона о наследовании не исчез из поля зрения русского общества. В связи с обширной деятельностью М. М. Сперанского правовое положение женщин вновь стало предметом обсуждения при подготовке проекта Уложения гражданских законов.
При этом некоторые современники, как нам представляется, бездоказательно упрекали Сперанского в заимствованиях из "Кодекса Наполеона" законов о гражданском положении женщин. Такое мнение возникло не без влияния публицистики Н. М. Карамзина, который в связи с приближением войны с Францией писал о деятельности Сперанского в области законотворчества: "Предлагать россиянам законы французские, - возмущался Карамзин, - в то время, когда имя Наполеона приводит сердца в содрогание, а мы положим его "Кодекс" на святой алтарь отечества!"1
Однако при внимательном рассмотрении истории законотворчества М. М. Сперанского, в том числе и в области положения женщины, мы неизбежно придем к выводу о том, что Карамзин был не во всем и не всегда прав. Кроме того, сопоставив проект "Уложения" Сперанского и "Кодекс" Наполеона, мы обратим внимание на традиционное отличие русского законодательства от европейского в области прав женщин. Имущественную самостоятельность русской замужней женщины по сравнению с французским кодексом и австрийским уложением юристы в прошлом веке называли "сфинксом русского права". Они невольно задавались вопросом, чем руководствовался Сперанский, когда в своем проекте сформулировал положение о полной имущественной самостоятельности русской женщины в сравнении с положением женщин в других европейских странах.
Известный историк семейного права И. Г. Оршанский писал о том, что "иностранцев всегда поражало то сравнительно более выгодное положение, в котором поставлена как законом, так и общественными правами и обычаями русская женщина, несмотря на общую отсталость нашего законодательства в деле гарантии личных прав граждан".
Отстранение Сперанского на несколько лет от законотворческой деятельности не привело к изменению существа его идей в области гражданского права о раздельном владении супругов своим имуществом. Это проявление жизнестойкости положений проекта "Уложения" Сперанского указывает на тесную связь их с глубинной правовой традицией по отношению к женщине, когда издревле русское общественное сознание признавало ее высокий социальный статус.
На рубеже XVIII—XIX вв. идея равных прав в наследовании женщин и мужчин имела немало сторонников. Об этом свидетельствует и ход обсуждения в Государственном Совете в 1810 г. положений "Проекта гражданского уложения" Сперанского в части наследственных прав. В параграфе 158 главы 13-й он полагал возможным, чтобы брат получал "четыре части против каждой сестры". Однако, как свидетельствует журнал заседаний Государственного Совета №11, при обсуждении предложения Сперанского у него оказалось немало противников, причем как "слева", так и "справа", и мнения участников разделились почти поровну. Такая ситуация - раскол - и провалила проект.
Однако необходимо подчеркнуть весьма многозначительный факт, что противники Сперанского "слева" шли дальше предложений его проекта и настаивали на необходимости полностью уравнять наследственные права мужчин и женщин. Приведем в подтверждение этого соответствующее место из журнала заседания: "Государственный Совет в общем собрании при рассмотрении сей главы обратил особенное внимание на вопрос, каким образом учредить часть сестры против брата. 13 членов полагали утвердить положения в проекте уложения принятые, 10 членов, напротив, находили, что с разумом настоящих законов, с примером других государств и с общею справедливостью сходственнее и простее было бы постановить в обоих полах равные части наследства". Александр I, к которому на утверждение поступил проект закона, утвердил точку зрения, сохранившую преимущество мужчины при получении наследства. Таким образом, в 1810 г. неравенство было сохранено большинством всего в 3 голоса.
Действительно, неравенство не удалось преодолеть на рубеже XVIII—XIX вв. ни депутатам-дворянам от Дмитровского уезда, ни членам Государственного Совета, но для нас при анализе общественного мнения российского общества важно другое. Мы обнаруживаем крупный сдвиг в общественном сознании, который отражается не только в публицистике или литературе, но и в деятельности законодателей. Все это свидетельствует о постепенных, медленных, но необратимых явлениях в российском общественном мнении: осознании роли и места женщины.
А ведь каждая крупная ли, мелкая ли реорганизация политических или культурных установок что-либо значит тогда, когда она имеет длительный и необратимый процесс культурных преобразований. В нашем случае это происходило по отношению к "женскому вопросу". Во второй половине XVIII в. формируется новый быт, появляется новый тип светского общества, в котором женщина присутствует как более или менее равноправный партнер. Она в этом обществе не только стимулирует активность отношений, но и создает их. Конечно, нет оснований переоценивать самостоятельность и распространенность такой "новой" светской жизни, но она появилась, утвердилась, она принята и за ней будущее.
Нельзя упускать из виду стилеобразующее значение женщин, их влияние на окружающих мужчин через механизм социального и культурного подражания, через распространяемую моду на образ жизни, обстановку в жилище, одежду, литературные и музыкальные произведения и т. п. Потребности нового светского общества формировали иные условия быта и межличностных отношений.
Сходные выводы можно сделать и в связи с изменением одежды. В новом стиле женского платья приобрело выявление женственности, а не ее сокрытие. Некоторая открытость женского платья выступала символом самоутверждения, известной освобожденности от отягчающих условий старого быта.
Прежде узкое социально-культурное пространство, в котором обитала русская женщина, неизмеримо расширилось, структурно усложнилось и обогатилось за счет включения в него новых сфер жизни и функциональных отправлений женщин, которые стали выступать в ином качестве.
В традиционной русской культуре московского периода, в церковной литературе, прежде всего житийного характера, общественная оценка значимости женщины была связана преимущественно с такими ее функциями как продолжение рода, умение создать семейный комфорт и устроить быт, с умением исполнять обязанности по воспитанию и обеспечению процесса социализации подрастающего поколения. Но меньшую значимость в оценке женщины имели такие свойства как самостоятельность, духовность, способность отстаивать свои интересы и свое мнение.
Нет возможности определить значение культурных и духовных последствий от внедрения в русскую жизнь XVIII в. европейского танца, в котором мужчина, пусть и в очень искусственной ситуации, ведет себя иначе по отношению к женщине, чем в русском танце. Это касается и других развлечений нового типа, составлявших основную часть ритуала светской жизни.
Надо иметь в виду, что рядом с тенденцией развития культуры и образования женщин существовала иная жизнь. Среди тысяч суровых помещиц, высасывавших кровь и пот своих рабов, рядом с салтычихами и обезумевшими от безудержного самовластья изуверами редко "мелькали кое-где гуманистки, как Лабзина и ее мать, могла развиться образованная, способная Дашкова, хотя и на ее характер наложила отпечаток крепостная пора".
Все это свидетельствует о неуклонном повышении общественного статуса женщины в русском обществе, начавшегося в узкой сфере привилегированного дворянского круга и постепенно распространившегося на другие слои и широкое культурное пространство. Указанный процесс неизбежно порождал непростые социально-культурные и семейно-бытовые коллизии.
