Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Проблемы семантического описания древнеанглийских поэтических этнонимов 12 CLASS Раздел 1. Семантика этнонимов в плане лексического значения и языковой картины мира .12 CLASS
1. Значение этнонимов. Роль коннотации в семантическом описании этнонимов .12
2. Языковая картина мира. Место этнонимов в эпической картине мира .23
Раздел 2. Этнонимы как компоненты древнеанглийского поэтического словаря и текста 30
1. Специфика семантики древнеанглийского поэтического слова и основные направления ее изучения 30
2. Текстоцентрический подход к семантике древнеанглийского поэтического слова 3
Выводы .50
Глава 2. Семантика этнонимов в поэмах, восходящих к германской устной традиции 53
Раздел 1. Семантика этнонимов в героическом эпосе .53
1. Особенности англосаксонского героического эпоса .53
2. Семантика этнонимов в поэме «Видсид» . 56
3. Семантика этнонимов в поэме «Беовульф» 71
Раздел 2. Семантика этнонимов в исторических поэмах .109
1. Особенности исторических поэм 109
2. Семантика этнонимов в поэме «Битва при Брунанбурге» .113
3. Семантика этнонимов в поэме «Битва при Мэлдоне» 119
Выводы .124
Глава 3. Семантика этнонимов в поэмах, восходящих к латинской книжной традиции .128 CLASS Раздел 1. Семантика этнонимов в религиозной поэзии 128 CLASS
1. Особенности англосаксонского религиозного эпоса .128
2. Семантика этнонимов в поэтических переложениях Библии (на примере поэмы «Исход») .131
3. Семантика этнонимов в поэтической агиографии (на примере поэмы «Елена») 142
Раздел 2. Семантика этнонимов в поэтических переложениях позднеантичной литературы (на примере Метров Боэция) 154
1. Особенности древнеанглийского переложения Метров Боэция 154
2. Семантика этнонимов в древнеанглийском переложении Метров Боэция 158
Выводы .169
Заключение 172
Список использованной литературы .179
Список источников 210
Список использованных словарей 211
Список интернет-источников .212
Список сокращений 214
- Языковая картина мира. Место этнонимов в эпической картине мира
- Семантика этнонимов в поэме «Видсид» .
- Семантика этнонимов в поэме «Битва при Мэлдоне»
- Семантика этнонимов в поэтических переложениях Библии (на примере поэмы «Исход»)
Языковая картина мира. Место этнонимов в эпической картине мира
Метод компонентного анализа, традиционный для изучения лексической семантики, также используется применительно к древней лексике и в целом представляется плодотворным (Добрунова, 1990). Однако авторы, занимающиеся исследованием значений древнеанглийских слов, указывают на их недостаточную расчлененность и обособленность по сравнению с современной лексикой, что затрудняет и дальнейшее деление значения слова на компоненты (Добрунова, 1990: 170; Феоктистова, 1976: 50).
Другой метод, ставший столь популярным в современной лингвистике – метод концептуального анализа – также нашел свое применение в исследованиях, направленных на изучение древнеанглийской лексики и языковой картины мира англосаксов. Концептуальный анализ позволяет реконструировать фрагмент действительности, представленный анализируемым концептом, а также выявить средства, при помощи которых концепт находит свое отражение в языке, «в языковом сознании отдельного человека и в языковом сознании целого народа» (Григорьева, 2003: 50).
В отношении древней картины мира данный вид анализа применялся с целью выявить и описать значимые для древних культур концепты (Гуревич, 1984; Cherniss, 1972). Однако отмечалось, что концептуальный анализ позволяет воссоздать фрагменты древней картины мира лишь в определенной степени, вследствие ограниченности нашего понимания мироощущения носителей древних культур (Гуревич, 1984: 18; Лемберская 1980: 7). Кроме того, мы не можем верифицировать наши умозаключения касательно древней картины мира, поскольку мы лишены возможности обратиться к прямым, живым свидетельствам носителей языка и не можем опираться на свою языковую интуицию (Гвоздецкая, 1995: 87).
Зачастую исследователи семантики древнеанглийского слова обращаются к анализу этимологии слов и этимологических параллелей (Гвоздецкая, 1995б; Русяцкене, 1990; Шапошникова, 2001). Необходимость привлечения этимологических данных при исследовании значений древних слов не раз справедливо подчеркивалась исследователями (Маковский, 1986; Силин, 1992; Топоров, 2004; Трубачев, 1982 и др.). В данном исследовании этимологический анализ может использоваться как дополнительный метод для более углубленного анализа семантики лексем.
Этимологический анализ позволяет шире взглянуть на возможное значение того или иного слова, поскольку слово в поэтическом языке могло сохранять более древние смыслы, зачастую утраченные в обиходном языке (Гвоздецкая, 1995: 33). При этом этимологическая мотивировка может устанавливаться в самом древнем поэтическом тексте, «в котором в силу действия особых стиховых законов происходит реэтимологизация, т.е. восстанавливаются глубинные генетические связи между словами» (Русяцкене, 1990: 40). Этимологические данные придают контекстуальному анализу диахроническую перспективу, помогают установить течение смыслового развития значения слова (Там же); анализ этимологических параллелей позволяет выявить определенные семантические потенции слова.
При этом следует стараться не подменять истинного значения слова, присущего ему в тот или иной конкретный исторический период, его древнейшим этимологическим значением (Феоктистова, 1984: 4). Необходимо также помнить, что этимологическая реконструкция сама по себе не может быть целью семантического описания, а остается одним из его инструментов (Гвоздецкая, 2000: 13). Необходимо подтверждать семантические потенции лексических единиц, выявляемые этимологическим методом, путем обращения к контексту употребления слова (Гвоздецкая, 2003: 29).
За последние десятилетия контекстуальный метод описания семантики древнеанглийского поэтического слова находит все более широкое применение в работах таких исследователей, как О. А. Смирницкая, Н. Ю. Гвоздецкая и др. Еще М. И. Стеблин-Каменский отмечал, что «не было придумано никакого более адекватного метода исследования значений слов древнего языка, чем метод наблюдения употреблений слов, или их текстуальной соотнесенности» (Стеблин-Каменский, 1974: 62). Метод контекстуального анализа признается единственно надежным для реконструкции семантики древнего слова вообще (Бородина, Гак, 1979; Буштуева, 1990; Виноградов, 1977; Стеблин-Каменский, 1974) и древнеанглийского поэтического слова в частности (Бочкарева, 1999; Гвоздецкая, 1995; 2000; Русяцкене, 1990; Феоктистова, 1984 и др.), поэтому обратимся к определению контекста в современной лингвистике.
В целом, контекст есть способ существования слова и необходимое условие реализации его значения (Арнольд, 1966; Стернин, 1985). Существуют две точки зрения на контекст. В широком смысле контекст включает все области и уровни языка, а также экстралингвистическую реальность, в том числе все условия, в рамках которых осуществляется вербальная коммуникация, «начиная от конкретной ситуации, в которой протекает общение, и кончая всей совокупностью культурных и социальных условий, определяющих весь смысловой и языковой комплекс коммуникативных актов» (Колшанский, 1980: 38). В узком смысле под контекстом понимают непосредственно лингвистический контекст (Амосова, 1963; Колшанский, 1980; Уфимцева, 1986; Firth 1935), который непосредственно отвечает за разграничение значений слов. Его, в свою очередь, принято подразделять на системный контекст (когда значение слова определяется его парадигмальными характеристиками и семантической сочетаемостью) и речевой контекст (где выбор значения обусловлен коммуникативными единицами языка – фразами, предложениями). Исследователи обращают внимание также и на контекст всего текста, поскольку с ним в значительной мере связан ассоциативный фон слова (Колшанский, 1980: 66; Русяцкене, 1990: 36).
Семантика этнонимов в поэме «Видсид» .
Внимательно изучив содержание поэмы, можно очертить круг знаний поэта об окружающих его народах. Каталоги содержат 70 наименований племен и 69 имен героев и королей. Поэма представляет собой нечто вроде конспективного перечня личных имен, топонимов и этнонимов, принадлежащих германской героической традиции, которую унаследовали англосаксы (Wrenn, 1967: 77). Ее ядро составляют устные предания об эпохе Великого переселения народов, частично сохранившиеся в других памятниках средневековой литературы, в том числе, в древнеанглийской эпической поэме «Беовульф». Таким образом, «Видсид» отсылает к «героическому веку» германских племен, который предшествовал завоеванию англосаксами Британских островов (Chambers, 1912: 8). Кроме того, присутствуют сюжеты, восходящие к более поздним, местным традициям – англосаксонской и скандинавской (Мельникова, 1987: 71).
Воспроизводя тулы-каталоги, поэт демонстрирует свое знание истории, этнологии и героических легенд (Malone, 1962: 45). Многие имена в перечнях трудно или даже невозможно соотнести с реально существовавшими народами и правителями. Напротив, в «героических» вставках, повествующих о «личном опыте Видсида», встречаются имена, хорошо известные из германской поэтической традиции или всемирной истории (Долгова, 2003: 52). Так, после первой тулы поэт воздает хвалу легендарному королю англов Оффе, рассказывает о судьбе Хродвульфа, Хродгара и Ингельда (героев, известных по поэме «Беовульф»). Особая роль в «автобиографической» вставке, следующей за вторым каталогом, отводится восхвалению Эрманариха, реального остготского вождя IV века. Однако с точки зрения поэтического сознания само разделение на реальные или вымышленные имена не имеет особого смысла – поэтическая традиция не различает легендарных персонажей и реальных исторических личностей: все племена и герои в поэме описываются (и, вероятно, воспринимаются поэтом) как действительно существовавшие (Бочкарева, 1999: 26). Любое имя в тексте обрастает коннотациями, для их выделения не нужно привлекать исторический контекст, хотя знание фактов истории может помочь объяснить появление и истолковать значение тех или иных ассоциативных смыслов.
Обширны познания поэта в легендарной готской истории, относящейся иногда даже к IV-му веку. Ему также известны англо-фризские племена и герои, а также большое количество племен, чье расположение в точности указать невозможно, но которые, по-видимому, проживали на побережье Балтийского и Северного морей. О нижненемецких племенах и героях сведений мало, о верхненемецких их нет вообще – не упоминаются даже такие племена, как бавары и алеманны. Присутствуют, однако, имена, происходящие из библейской и восточной традиции (например, Israhelas/Ebreas «израильтяне/евреи»). Ранее исследователи были склонны видеть в этом позднейшие интерполяции, наравне с вступлением и эпилогом. Однако со временем эта точка зрения стала отвергаться, а поэма рассматриваться как единое целое. И не как некая «рапсодия» на героические темы, а скорее как «рекламный проспект» поэта, желавшего оставаться на королевской службе и завоевать высокое покровительство: скоп перечисляет известные ему сюжеты, о которых может рассказать в своих песнях (Cherniss, 1972: 13; French, 1945: 623–630). Путешествуя от двора ко двору, поэт мог слышать и добавить упоминания о географически удаленных племенах, а также впитать и вложить неосознанно в текст отголоски христианской культуры (Русяцкене, 1990: 18; Cherniss, 1972: 13). В итоге не важно, рассматриваем ли мы поэму как работу одного или нескольких авторов; несмотря на некоторые несовпадения в разных частях произведения, оно, так или иначе, отражает один и тот же «героический век» (Chambers, 1912: 11).
Таким образом, география «Видсида» подвержена героической идеализации. (Смирницкая, 1982а: 251). Имена в «Видсиде» – это не просто названия. За каждым из них стоит длительная историческая и литературная традиция. Каждое имеет культурное наполнение и у сведущего слушателя должно вызывать разнообразные аллюзии. «Как ни кратки эти аллюзии – иногда лишь одно имя, один этноним, — они дают неповторимую возможность окинуть единым взором многообразие героико-эпических сюжетов, известных англосаксонскому скопу в VII—VIII вв.» (Мельникова, 1987: 70).
Содержание поэмы помогает узнать, какие эпические сюжеты могли быть знакомы англосаксонской аудитории (Смирницкая, 1982б: 185–186). Особенно это верно по отношению ко второй туле, где имена непосредственно связываются с сюжетами, известными скопу. Так, например, упоминая Хродгара, поэт вкратце перечисляет все известные ему предания, связанные с вождем данов (Мельникова, 1987: 71). В поэме встречаются аллюзии на истории из «Беовульфа» (укрощение Оффой его невесты, вражда между данами и хадобардами). Пусть часть некогда присущих имени представлений утеряна, мы все же можем восстановить некоторые смыслы, связанные с упомянутыми именами, опираясь, прежде всего, на саму структуру текста и поэтический язык, но привлекая также известные о данных народах факты для пояснения полученных выводов.
Семантика этнонимов в поэме «Битва при Мэлдоне»
Этноним Geatas также приобретает коннотацию «печаль и ужас»: идеи, передаваемые на сюжетном уровне, получают своеобразное подтверждение на уровне лексическом - геатов ждет гибель и разрушение, как и весь героический мир. Дважды этноним вступает в аллитерацию с композитами, первой частью которых является корень gryre- «ужас»: gryregieste (2560) «ужасный гость», gryrefahne (2576) «ужасно враждебный». Кроме того, этноним аллитерирует с другими словами, содержащими семы «печаль», «ужас», «разрушение»: gnorn (2658) «печаль», geomor (2419) «печальный, мрачный», geswac (2584) «потерпел неудачу», begnornodon (3178) «оплакали».
Sce-Geatas - sidas (1968) «морские геаты - морские путешествия». В данной коллокации происходит удвоение семы «море», таким образом актуализуется связь племени геатов с мореходством. Данную семантическую ассоциацию подтверждает также и коллокация Geatas - geofenes begang (362) «геаты - морские пути».
Этноним Geatas аллитерирует также с рядом слов, которые в большей степени служат сопряжению понятий, связанных сюжетно: grette (625) «приветствовал», gongan (1642) «шли», ongitan (1911) «получать» и т.д.
В случаях, когда этноним вступает в аллитерацию, являясь частью устойчивого словосочетания, возникающие семантические ассоциации порой относятся не к самому имени, а к определяемому им существительному. Так, прилагательное geong (1831) «молодой» скорее относится к наименованию вождя (dryhten), нежели к этнониму. Прилагательное gamela, вступающее в аллитерацию с этнонимом Geat, являет собой характеристику вождя данов Хродгара и вообще не относится к племени геатов (1792). Прилагательное wlanc «гордый» в составе коллокации wlanc – Wedera leod (341) также скорее относится к характеристике вождя ведеров (геатов), а не самого племени.
Интересно проследить, в каких частях поэмы у этнонима может возникать та или иная коннотация. Так, ассоциация геатов с золотом и дарами прослеживается на протяжении всего произведения, равно как и их связь с битвой. Напротив, аллитерация с лексемами, обозначающими «печаль» и «ужас», появляются только во второй части поэмы, где описывается конфликт геатов со свеями. Аллитерации, включающие одновременно этноним и слова данной семантической группы, могли бы появляться и в первой части поэмы, в тех местах, где говорится о противостоянии геатских воинов Гренделю. Однако там племя геатов предстает как пребывающее на вершине своего благоденствия, и акцент на подобной ассоциации был бы неуместен.
Этноним Sweon аллитерирует со словами synn (2472) «враждебность, дурное деяние», sacu (2472) «битва, сражение», а также с формой secea (3001) «постараются (достичь атакой)», благодаря чему подчеркивается воинственность и завоевательная активность свеев. Поэтическое наименование Heao-Scilfingas появляется в составе коллокации Heao-Scilfingas – hearde hildfrecan (2205) «свирепые и готовые к сражению воины» и одновременно вступает в эпическую вариацию со вторым ее членом. Таким образом, разные наименования одного и того же народа приобретают одну и ту же коннотацию, что указывает на устойчивость актуализуемого представления.
Другое наименование свеев Sweodeode аллитерирует с существительным sibbe «мир», что должно бы вызывать положительные ассоциации, которые, однако, уничтожаются в контексте за счет синтаксиса (предложения с отрицанием): Ne ic to Sweodeode sibbe одде treowe wihte ne wene (2922) «не жду я от народа свеев ни мира, ни правды нисколько».
Рассматривая аллитерационные коллокации, включающие наименования народов, следует обратить внимание на форму самих этнонимов. Довольно часто поэт украшает этноним субстантивным эпитетом. Использование подобных эпитетов расширяет возможности аллитерации, однако в данном случае роль субстантивного эпитета нельзя свести к формальным нуждам построения стиха. Субстантивные (украшающие) эпитеты сами по себе привносят определенные оттенки в значение этнонима, присваивая называемому народу идеальные эпические черты (Beorht-Dene «блистательные даны», Gar-Dena «храбрые даны», Here-Scyldingas «воинственные скильдинги», Sige-Scyldingas «победоносные скильдинги»).
Кроме того, использование композитов в ряде контекстов порождает особые оттенки смысла применительно не только к этнонимам, но ко всему высказыванию. Субстантивный эпитет придает этнониму положительную коннотацию, которая, однако, может противоречить смыслу, возникающему в контексте всего эпизода. Любопытно, что все примеры подобных несовпадений включают в себя наименования именно племени данов. Ср.: Hwcet, we Gar-Dena in geardagum, peodcyninga prym gefrunon (1-2) «Слушай, мы о храбрых данах (букв. копьеданах) в дни былые, (о) славе вождей узнали». Данный зачин иллюстрирует несовпадение на сюжетном и композиционном уровне: прославление данов не находит дальнейшего отклика в поэме.
Семантика этнонимов в поэтических переложениях Библии (на примере поэмы «Исход»)
«Исход» является одной из наиболее сложных по структуре и интересных в стилистическом плане поэм, приписываемых «школе Кэдмона» (Greenfield, 155). Многочисленными исследователями признается талант автора, а также эстетическая ценность и художественная выразительность поэмы (Anderson, 1962; Brodeur, 1968; Cross, Tucker, 1960; Farrel, 1969; Greenfield, 1966; Kossick, 1971; Wrenn, 1967). Ей присущи яркость повествования, а также уникальный поэтический словарь и стройность композиции (Wrenn, 1967: 98).
Поэма основана на ветхозаветной книге Исход, где повествуется о бегстве еврейского народа из Египта. Древнеанглийская поэма, однако, обладает определенной спецификой, что не позволяет считать ее простым пересказом библейского повествования. Поэт достаточно свободно использует свой источник. С одной стороны, он многое добавляет к исходному тексту, опираясь также на другие библейские книги, где повествуется о Моисее, например, на Бытие (Greenfield, 1966: 155). Отступления, прерывающие и замедляющие ход повествования, тематически связаны с основным сюжетом поэмы и обладают особой смысловой нагрузкой (Shippey, 1972: 136). С другой стороны, в своем переложении поэт использует не всю книгу Исход, а воспроизводит лишь часть библейской истории, а именно бегство евреев от египтян, эпизод их перехода через Красное море, гибель египетского войска и вознесение благодарения Богу на берегу после перехода (Malone, 1948: 64; Shippey, 1972: 136).
Внимание исследователей привлекала неоднозначность смыслового наполнения поэмы, которая обусловила появление ее различных трактовок.
Ряд ученых рассматривали памятник в контексте других переложений Ветхого Завета (Fowler, 1976; Gardner, 1933; Wilson, 1974). Знание легенды о Кэдмоне и особенностей произведений, приписываемых его школе, может помочь в понимании поэмы и изучении «ее связей с различными традициями толкования Библии» (Яценко, 2006: 49). Рассматривая связи «Исхода» с общим библейским контекстом, исследователи сумели увидеть заложенную в древнеанглийском тексте аллегорию, определяющую смысл всего произведения и отдельных его частей (Irving, 1953; Robinson, 1968). Так, Брайт, а вслед за ним МакЛаглин, Кросс, Такер и Уилсон, выявили связь символики поэмы с таинством крещения (Bright, 1912; Cross, Tucker, 1960; McLoughlin, 1969; Wilson, 1974). Однако другие ученые отмечают, что, будучи религиозной по тематике, по духу поэма зачастую напоминает героический эпос (Malone, 1948: 65). Таким образом, не стоит сосредотачиваться исключительно на аллегоричности поэмы, а в первую очередь следует обратить внимание на изучение «героического» в поэме, играющего важную роль в подаче сюжета и передаче идеи произведения (Greenfield, 1966: 158).
Религиозный контекст и традиционное германское мировоззрение тесно переплетаются в «Исходе», образуя сложное и многогранное целое. Поэт излагает христианское содержание посредством образов, характерных для германского героического эпоса (Greenfield, 1966; Wrenn, 1967). С данной точки зрения не удивляет включение в повествование германских эпических мотивов, а также выбор слов, которые поэт использует в тех или иных описаниях, а именно традиционных героических формул и эпитетов (Malone, 1948: 65). Так, следуя традиционной героической этике, поэт наделяет Моисея всеми качествами, необходимыми для идеального вождя (Malone, 1948: 64; Shippley, 1972: 138). Однако, хотя Моисею в древнеанглийской поэме уделяется больше внимания по сравнению с оригинальным библейским текстом, повествование все же сосредотачивается не на нем, как вожде народов, но на судьбе самих народов, образы которых также приобретают героико-эпические черты. Так, евреи называются «мореплавателями», поскольку они пересекают море (Malone, 1948: 65), а избранные еврейские воины описываются как германская дружина (Там же: 64). Судьба племени иудеев получает также некую «историческую» перспективу. Поэт подчеркивает их мужество во время перехода через море, которое должно обеспечить им в будущем моральное и историческое превосходство (Shippey, 1972: 141). Одновременно, история иудеев (как и вся библейская история) сближается в поэме с собственной историей англосаксов; в заключительном эпизоде поэмы, англосаксонская аудитория приравнивается к героям поэмы – израильтянам (Яценко, 2006: 44).
Итак, образы библейских народов получают в древнеанглийской поэме некое переосмысление. Претерпевает изменения уже сам список имен. Так, в библейском Исходе упоминаются семь народов: народ израильский («израильтяне» и «евреи»), египтяне, а также пять ханаанских племен (хананеи, аморреи, хеттеи, евеи, иевусеи) (Исх. 13:5). В древнеанглийской поэме народ израильский получает, кроме двух указанных, еще наименование «иудеи»; не приводятся имена отдельных ханаанских народов (вместо этого обитатели Ханаана получают одно собирательное имя «хананеи»); называются два «темнокожих» африканских племени, вовсе не упоминаемые в библейской книге.
