Содержание к диссертации
Введение
Глава I Бытовой конфликтный дискурс как контекстуальное поле блокирующей уступки
1.1. Межличностный конфликт как социолингвистический феномен 16
1.2. Бытовой конфликтный дискурс 24
1.3. Когнитивный диссонанс как основа конфликтного дискурса 32
1.3.1. Мировоззренческий фактор возникновения диссонанса 36
1.3.2. Коммуникативный фактор возникновения диссонанса 39
1.4 К вопросу о фазе окончания конфликта и уступке как одном из способов ее реализации 51
1.4.1. Блокирующая уступка как стратегия преодоления конфликта 56
1.4.2. О месте блокирующей уступки в механизме развития бытового конфликтного дискурса на примере схемы минимального диалога 59
Выводы по Первой Главе 63
Глава II Стратегическая деятельность участников бытового конфликтного дискурса
2.1. Об основных регулятивных правилах общения и их нарушениях в бытовом конфликте 65
2.2. К вопросу о стратегиях участников бытового конфликтного дискурса. Стратегия убеждения и стратегия склонения к уступке 70
2.3. Средства реализации стратегии склонения к уступке 74
^ 2.3.1. Тактика иллокутивного упорства 74
2.3.2. Некорректная аргументация: личностная атака в аргументе ad hominem и угроза в аргументе ad baculum 78
2.3.3. Тактический шаг «self-disclosure» 85
Выводы по Второй Главе ' 93
Глава III Функвдонально-прагматический аспект уступки в фазе окончания конфликта
3.1. Прототипическая схема уступки. Типы уступки в контексте конфликтного дискурса 94
3.1.1. О промежуточной уступке 97
3.1.2. О псевдоуступке 100
3.1.3. О блокирующей уступке 106
3.2. Блокирующая уступка с позиции теории речевых актов 107
3.2.1. Об особенностях уступки как речевого акта 109
3.2.2. Условия реализации речевого акта уступки в фазе окончания конфликта 111
3.3. Вопрос об общих и отличительных моментах реализации речевого акта уступки и речевого акта согласия 113
3.3.1. Особенности вербального выражения согласия 115
3.3.2. Блокирующая уступка и варианты прототипической схемы ее реализации 118
3.4. К вопросу об интерсубъективности: «face-work» и полифункциональность речевого акта уступки в фазе окончания конфликта 122
3.5. Основные типы прямой уступки 126
3.5.1. Уступка-избегание 126
3.5.2. Уступка-обманутые ожидания 130
3.5.3. Уступка с компенсацией и оговоркой 138
3.6. Косвенная уступка и средства ее реализации 148
" 3.6.1. Императивная семантика 150
3.6.2. Смена фокуса 155
3.6.3. Смещение фокуса 163
3.6.4. Аксиологизация фокуса 165
3.7. О роли молчания в речевом акте уступки 174
Выводы по Третьей Главе 180
Заключение 182
Список использованной литературы 187
Список словарей и принятых сокращений 205
Список источников примеров 206
Приложение 208
- Межличностный конфликт как социолингвистический феномен
- Коммуникативный фактор возникновения диссонанса
- основных регулятивных правилах общения и их нарушениях в бытовом конфликте
- Уступка с компенсацией и оговоркой
Введение к работе
Проблема уступительных отношений широко исследовалась в лингвистике и продолжает интересовать учёных в настоящее время. Долгое время внимание лингвистов было сфокусировано на изучении категории ус-тупительности в рамках семантико-синтаксического подхода. Данный подход заключается в изучении формальных средств выражения уступительных отношений и, в частности, в синтаксической и семантической классификации уступительных союзов, описании способов их локализации в предложении и выявлении различий в их употреблении (Jung 1966; Helbig, Buscha 1972; Kaufmann 1974; Konig 1984; Engel 1988; Eisenberg 1989). Предметом анализа служат при этом изолированные, чаще искусственно сконструированные предложения. Некоторые исследователи на материале немецкого и русского языков занимаются описанием функционально-семантического поля уступительности (см., например, Теремова 1988; Берзина 2002), ядро которого традиционно составляют сложноподчиненные предложения с союзами «obwohl» и «trotzdem» (в русск. яз. «хотя» и «несмотря на то что»), что находит своё отражение в многочисленных грамматиках как немецкого (Heidolph 1981; Konig 1984; Engel 1988; Eichler, Bunting 1989), так и русского языков (Isacenko 1968; Mulisch 1976; Крючков, Максимов 1977; Gabka 1989; Пешковский 2001). При определении уступительного придаточного предложения в данных работах подчёркивается наличие в нём контраста двух положений дел: «это такое сложное предложение, в котором одно предназначено для того, чтобы помешать осуществлению другого, но, однако, этого не делает» (GroBe 1995:139). Многие учёные, например, G. Helbig, J. Buscha (1972), В. Vogel (1979), К.Е. Heidolph (1981), Е. Konig (1991), F. Freund, В. Sundqvist (1995), G. Weise (1997) занимаются сопоставлением уступительных отношений с граничащими с ними противительными отношениями и отношениями условия, что иллюстрируют следующие схемы: противительные отношения: А, но Б (где Б противопоставляется А); отношения условия:
если А, то Б (где Б - ожидаемое следствие А); уступительные отношения:
хотя А, однако Б (где Б - неожиданное следствие A) (Konig 1984; Weise 1997).
Вышедшие в 50-60-х годах работы Дж. Остина и Дж. Серля послужили толчком к привлечению в различные области исследования, в частности, в исследования уступительных отношений, коммуникативно-прагматических факторов. Об этом свидетельствует, с одной стороны, появление при описании уступительных отношений таких выражений, как: «по мнению говорящего», «неожиданно для говорящего», «согласно прежнему опыту говорящего» и пр., а с другой - переход многих исследователей от анализа изолированных предложений к изучению уступительных отношений в речевых актах (Vogel 1979; GroBe 1995; Freund, Sundqvist 1995; Reinhardt 1997).
При изучении уступительных отношений в диалогах, то есть в контексте целых коммуникативных единств, новое ядро функционально-семантического поля уступительности образует противительный союз «aber» (в англ. яз. «but»), употребление которого в данном значении характерно для устной речи (Vogel 1979; Freund, Sundquist 1995; Reinhardt 1997; Koerfer 1997; Weise 1997). Значительная разница в выражении уступительных отношений в письменной и устной речи отмечалась и ранее. Так Г. Кауф-манн, посвящая своё исследование анализу изолированных предложений, отмечает эту особенность, демонстрируя её на следующих примерах: если в письменном языке считаются нормой конструкции с «obwohl»: «Obwohl es regnet, mussen wir die Mobel ausladen», то в устной речи уступительный смысл выражается по-другому: «So n Mist! Es regnet. Hilft alles nix, wir mussen ausladen» или «Das hab ich mir gedacht (daB es regnen wird). Da kannst du nix machen, der Kram muB raus» (Kaufmann 1974:2).
Таким образом, важным этапом в исследовании уступительных отношений стал переход к изучению их в рамках конверсационного анализа и анализа дискурса, где при изучении языкового материала привлекаются максимы кооперации и в рамках исследований уступительных отношений разрабатывается понятие «face work». Данный этап ознаменовался обращением ряда учёных к деятельностно-ориентированному подходу, при котором объектом исследования явилась уступка как дискурсивный феномен, как «то, что участники коммуникации делают, совершают» (Couper-Kuhlen, Thompson 1999). При данном подходе уступка сводится к диадной схеме: тот, кому уступают (А) и тот, кто уступает (В), которая призвана подчеркнуть изначальную интеракциональность уступительных отношений. В рамках деятельностно-ориентированного подхода преимущественно на материале английского языка рассматривались два типа уступки. С одной стороны, это уступка как способ выражения смягчённого возражения, обозначаемая нами как промежуточная уступка (Koerfer 1997; Couper-Kuhlen, Thompson 1999; Barth-Weingarten 2003), а с другой - уступка как способ окончания конфликта, именуемая в нашей работе как блокирующая уступка (Vuchinich 1987, 1990; Kotthoff 1993).
Объектом настоящего исследования является блокирующая уступка, реализующая фазу окончания бытового конфликта. Осуществляя этот выбор, мы руководствовались, прежде всего тем фактом, что блокирующая уступка не получила обстоятельного изучения, тогда как промежуточная уступка, способствующая поддержанию дискуссии, подробно исследуется в работах A. Koerfer, Е. Couper-Kuhlen, S.A. Thompson и D. Barth-Weingarten. Несмотря на обзорный характер работ указанных авторов, блокирующая уступка, посредством которой говорящий реализует фазу окончания конфликта, не попадает в фокус внимания учёных. Вследствие этого необходимо отметить недостаточную изученность в лингвистической парадигме фазы окончания конфликта, а также уступки как дискурсивного феномена и, в частности, уступки как одного из способов окончания конфликта. О релевантности данного тезиса пишет также Д. Барт-Вайнгартен, которая отмечает необходимость появления большего количества исследований, посвященных уступке как дискурсивному феномену (Barth-Weingarten 2003:208).
Актуальность предполагаемого диссертационного исследования обусловлена, таким образом, возросшим интересом лингвистической науки к проблеме экспликации уступительных отношений и необходимостью их изучения в рамках деятельностно-ориентированного подхода, при котором уступка рассматривается как дискурсивный феномен.
Большинство работ по исследованию конфликтной коммуникации являются процессуально-ориентированными (Gruber 1996), поскольку в них изучается, главным образом структура конфликта, производится классификация фаз протекания конфликтного диалога, и в самом общем виде выделяются стратегии и шаги, направленные на их реализацию. В частности, рассматривается проблема редуцирования конфликта (Schwitalla 1984, 1987) и ренормализации разговора (Kallmeyer 1979; Spiegel 1995), формы корректирующей деятельности (Goffman 1982), стратегии избегания конфликта и его эскалации и стратегия уклонения (Klein 1981; Thimm 1990). Также исследуется фаза окончания конфликта (Kotthoff 1993; Vuchinich 1987, 1990) и разговора вообще (Jager 1976, Spiegel 1995, Бобырева 1996; Spiegel, Franz-Fogasy 2001).
В последних работах изучаются, главным образом соположенные пары (ср. в англ яз. «adjacency pair», в нем яз. «Sequent»), имеющие ритуализированный характер, как, например: подведение резюме разговора, обсуждение времени следующей встречи, выражение благодарности, обмен пожеланиями, прощание, которые производятся, как правило, в относительно «закрытых формах коммуникации» (Jager 1976:114). Последние отличаются наличием у коммуникантов ожидаемых действий по окончанию разговора и ограничены определёнными временными рамками. Бытовой же конфликт представляет собой «открытую форму коммуникации», поскольку является спонтанным, незапланированным дискурсом, вследствие чего изучение фазы окончания бытового конфликта представляет особый интерес и одновременно особую сложность.
При изучении уступки в рамках деятельностно-ориентированного подхода становится нецелесообразным и далее заниматься сопоставлением уступительных отношений с противительными отношениями и отношениями условия, как это имело место в семантико-синтаксических исследованиях. Теперь при рассмотрении уступки как речевого действия, реализующегося в дискурсивном контексте, важным является пересечение ее с речевыми актами согласия и возражения. В то время как данная особенность уступки широко исследуется при изучении так называемой промежуточной уступки, в работах по описанию уступки в фазе окончания конфликта, в нашей терминологии блокирующей уступки, последняя отождествляется с согласием, по поводу чего обнаруживаются неясности и неточности (Schwitalla 1984, 1987, Vuchinich 1987, 1990, Thimm 1990, Kotthoff 1993, Czaplikovska 2001).
В связи с отсутствием подробного лингвистического исследования уступки в фазе окончания конфликта нет какого-либо единого мнения о том, что представляет собой данный тип уступки и каким образом блокирующая уступка получает своё выражение в конфликтном дискурсе. Кроме того, следствием малоизученности функционально-прагматического аспекта блокирующей уступки явилось недостаточно полное понимание данного феномена как в рамках лингвистических, так и в рамках социопсихологических исследований конфликта. В толковых словарях и в работах, посвященных социальному и психологическому изучению конфликта, действие уступающего определяется лишь как «сдача своих позиций», «готовность поступиться собственными желаниями», «признание собственного поражения» и пр. (БТС 1998, Уткин 1998, Анцупов, Шипилов 1999, Дмитриев 2000; ТСРЯ 2002 и др). В разработанной социологами «модели двойной заинтересованности», представляющей основные способы окончания конфликта, уступка находится на самом низком уровне заинтересованности субъекта в собственном успехе и выражает «наименьшую ме ру», с которой он старается удовлетворить собственные интересы (об этом см. Дмитриев 2000:296; Рубин и др! 2001:65). Лингвисты, исследующие проблему окончания конфликта, как правило, используют квантитативный метод, занимаясь, скорее процентуальным сопоставлением частотности употребления различных действий по окончанию конфликта, чем их детальным изучением. При этом уступка описывается как выражение покорности со стороны говорящего и признание им собственного поражения, с чем нельзя согласиться (Grimshaw 1990, ср. «Submission» в: Vuchinich 1987, 1990).
С целью, адекватной интерпретации выбора уступающим определенных средств выражения своей уступки мы используем в работе терминологический аппарат, разработанный в рамках социологии интеракционизма (Е. Gofrman, Р. Brown, S.C. Levinson, W. Holly). Исходя из тезиса о том, что «лицо» человека (с англ. яз. «face»), или другими словами имидж (ср. в нем. яз. «Image»), важен для «его самопредставления и является составной частью ритуального порядка», важное значение в работе придается анализу интерсубъективных отношений в рамках деятельности участников конфликтного дискурса, названной в англо-саксонской лингвистике как «face work» (Holly 2001). Данный анализ позволяет выявить основные причины инкорпорирующего характера блокирующей уступки и обращения уступающего к косвенным средствам реализации своего действия.
При лингвистическом исследовании блокирующей уступки возникает также ряд проблем, связанных со сложностью её идентификации в тексте диалога. Эти сложности обусловлены тем, что способы её языковой реализации в большинстве случаев не соответствуют, с одной стороны, так называемым формулам уступки, то есть формулам этикета, описанным в словарях речевого общения (СРО 2001), а с другой - прототипической схеме уступки, реализующейся в конструкции «ja aber». Указанные трудности вызывают необходимость привлечения в практический анализ действия уступающего всего разговора, то есть анализ уступки в фазе окончания конфликта возможен лишь в контексте конфликтного дискурса, включающего как причины возникновения конфликта, так и весь ход его протекания, речевые и неречевые действия его участников. Необходимость привлечения в исследования отдельных речевых актов контекста подчёркивается многими учёными (Колшанский 1980:30; Fairclough 1989:156; Фуко 1996:29; Emmott 1997:89; Бахтин 2000:288).
Для локального размещения уступки важно не только ее расположение внутри определённого секвента, образующего фазу окончания конфликтного разговора, но важно и то, что данное речевое действие обусловлено предыдущими высказываниями и в то же время лежит в основе последующих (Kotthoff 1993; Spiegel, Franz-Fogasy 2001). Принимая во внимание мнение X. Коттхофф о том, что «контекст создаёт структуру предпочтений, а последняя создаёт новый контекст», подчеркнём, что контекст конфликта обусловливает определённую языковую актуализацию уступки, которая, в свою очередь, создаёт новый контекст, нередко меняя существующую рамку дискурса.
Целью настоящего диссертационного исследования является, таким образом, выявление и анализ совокупности средств языкового выражения уступки в фазе окончания бытового конфликта и описание прагматических факторов, обусловивших выбор данных средств уступающим. Достижение цели данного исследования связано с решением следующих задач:
1) определить особенности бытового конфликтного дискурса как дискурса персонального типа;
2) описать стратегическую деятельность участников бытового конфликта и выделить некоторые эффективные тактики и тактические шаги, способствующие реализации стратегии склонения партнера к уступке;
3) выделить основные типы уступки как дискурсивного феномена и варианты ее прототипической схемы для уступки в фазе окончания конфликта;
4) разработать условия успешного осуществления блокирующей уступки;
5) выделить особенности реализации блокирующей уступки в интерсубъективной плоскости дискурса;
6) выявить прямые и косвенные средства реализации целей уступающего в фазе окончания бытового конфликта.
Поставленные цели и задачи определили методологию исследования. Данное исследование проводится в рамках деятельностно-ориентированного подхода при обращении к основным положениям теории речевых актов. Для выявления лингвистических способов выражения уступки в фазе окончания конфликта в данной работе используется метод дискурсивного анализа, который предполагает учет как лингвистического, так и экстралингвистического контекстов функционирования уступки. Для решения поставленных в работе задач используются общие методы научного познания: анализ, сравнение, дедукция, индукция. Применяется также метод интерпретации.
Научная новизна данного исследования заключается в том, что: а) выделяется бытовой конфликтный дискурс как тип персонального дискурса и определяются его основные характеристики; б) впервые комплексно исследуется уступка в фазе окончания бытового конфликта; в) выявляются и анализируются языковые средства выражения блокирующей уступки, которые в таком виде не были представлены ни в одной из известных нам работ по лингвистическому изучению конфликта.
Материалом для исследования послужили отрывки из произведений современной немецкой художественной литературы общим объемом более 5 000 страниц.
На защиту выносятся следующие положения: 1. Естественным контекстуальным полем блокирующей уступки является конфликтный дискурс, в котором уступка реализует фазу окончания конфликта, способствуя его преодолению.
2. Блокирующая уступка граничит с речевыми актами возражения и согласия, приобретая инкорпорирующий характер.
3. Уступка в фазе окончания конфликта не является лишь актом, детерминирующим потерю «лица» говорящего. Уступающий стремится актуализировать свою уступку таким образом, чтобы редуцировать угрожающий потенциал данного речевого акта.
4. В блокирующей уступке реализуются как минимум две цели уступающего: основная, явная цель для слушающего, и дополнительная, скрытая цель, релевантная для говорящего.
5. Речевой акт уступки в фазе окончания конфликта выражается как прямыми, так и косвенными вербальными, а также невербальными средствами. Выбор средств актуализации блокирующей уступки обусловлен прагматической направленностью действия уступающего.
Теоретическая значимость результатов исследования состоит в том, что данная работа вносит определённый вклад в развитие лингвистического анализа дискурса в целом и в развитие исследований конфликтного дискурса и уступки как дискурсивного феномена, в частности. Полученные результаты могут содействовать дальнейшей разработке проблемы, связанной с исследованием фазы окончания конфликта и изучением разных типов уступительных отношений в различных жанрах конфликтного дискурса как на материале немецкого языка, так и на материале других языков.
Практическая ценность исследования заключается в использовании результатов выполненной работы при составлении учебных пособий, лекционных курсов по прагматике («Анализ разговора»), в разработке спецкурсов по лингвистическому анализу дискурса и созданию учебно-методических пособий для практических занятий по немецкому языку, а также при написании курсовых и дипломных работ.
Апробация работы: Основные положения диссертационного исследования обсуждались на Третьей международной научно-методической кон ференции (2000) в Иркутском государственном техническом университете, на Пятом региональном научном семинаре по проблемам систематики языка и речевой деятельности (2002), а также на Научном семинаре по проблемам речевого воздействия и языковой аргументации (2003) в Иркутском государственном лингвистическом университете. Результаты исследования изложены в шести публикациях.
Объём и структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованной литературы, списка использованных словарей и принятых сокращений, списка источников примеров и приложения. Общий объем работы 211 страниц машинописного текста, приложение составляет 4 страницы, список литературы включает 196 источников, из которых 71 - на иностранных языках.
Во введении определяется тема исследования, устанавливаются ее актуальность и новизна, формулируются цели, задачи, методы, выдвигаются положения, выносимые на защиту, отмечается теоретическая и практическая значимость работы.
В первой главе с целью описания контекстуального поля уступки освещается понятие бытового конфликтного дискурса и рассматриваются его социальные и лингвистические особенности. Здесь же делается попытка определения факторов коммуникативного и некоммуникативного характера, обусловливающих возникновение межличностного конфликта. В последних параграфах главы сравнивается освещение понятий фазы окончания конфликта и разрешения конфликта в работах различных авторов и устанавливаются место и функция уступки в общем механизме развития конфликтного дискурса.
Вторая глава посвящена описанию стратегической деятельности участников бытового конфликтного дискурса. Ее задачей является выявление некоторых эффективных тактик и тактических шагов, реализующих стратегию склонения к уступке.
В третьей главе даётся классификация уступки как дискурсивного феномена. Исследуемый в работе тип уступки изучается с позиции теории речевых актов. Систематизаруются основные и дополнительные условия успешной реализации уступки в фазе окончания конфликта, выделяются варианты прототипической схемы для ее реализации, а также выявляются особенности интерсубъективного плана реализации блокирующей уступки. Во второй части главы проводится анализ языкового материала, позволяющий выявить особенности функционирования блокирующей уступки в контексте бытового конфликтного дискурса.
В заключении представлены выводы по результатам проведенного исследования.
Межличностный конфликт как социолингвистический феномен
Межличностный конфликт как социолингвистический феномен Межличностные контакты часто протекают в условиях конфликта, который является неотъемлемой частью человеческого общения. Конфликтная коммуникация участвует в развитии и трансформации отношений и нередко отличается тем, что защитная реакция ее участников проявляется в виде выражения агрессии различной степени («agressio» с лат. яз. «нападение»), которую можно заметить в акте говорения как по вербальным, так и невербальным признакам. Однако агрессия не является обязательным условием конфликта.
В связи с этим возникает важная проблема определения конфликта с целью его дифференциации от других типов коммуникативного взаимодейст вия. Существует большое количество дефиниций конфликта. Некоторые авто ры трактуют конфликт, исходя из наличия в нем агрессивной тональности, и определяя его как наиболее острый способ разрешения противоречий (Анцупов, Шипилов 1999:535) или как насильственное межличностное противоборство, связанное с сознательным ущемлением нравственного достоинства и потреб ностей партнера (В.И. Сафьянов цит. по Дмитриев 2000:55). С другой стороны, конфликт может трактоваться широко как проявление объективных или субъ ективных противоречий, выражающееся в противоборстве сторон (Дмитриев 2000:54). В многочисленных иноязычных работах по лингвистическому исследованию конфликтной коммуникации определения конфликта сво дятся, главным образом к двум типам: мотивационно ориентированным (motivorientierte), при которых ученые ориентируются на причины, мотивы, цели, ответственные за возникновение конфликта, и процессуально ориентированным (prozessorientierte), направленным на изучение возможностей обработки и решения конфликта (Gruber 1996:17-21). При изучении уступки в контексте бытового конфликтного дискурса мы обращаемся предварительно к изучению возможных причин возникновения конфликта, а затем рассматриваем фазу окончания конфликта и место уступки в механизме развития конфликтной интеракции. Мы придерживаемся, таким образом, как мотивацион-но, так и процессуально ориентированных подходов к изучению конфликта. Вслед за X. Ребоком, мы определяем конфликт как любую интеракцию, участники которой «оповещают друг друга об антагонистических целях и / или выдвигают различные претензии относительно отношений, ценностей, знаний, оценок и пытаются их защищать или добиваются их осуществления» (Rehbock 1987:177)1
Основные характеристики конфликта - это предмет и объект конфликта. По мнению А.Я. Анцупова и А.И. Шипилова (1999:234), в предмете конфликта отражается обыденное восприятие основного противоречия конфликта. Другими словами, предмет конфликта - это объективно существующая или воображаемая проблема, служащая причиной раздора между сторонами. Предмет может рассыпаться на частные предметы или может становиться прозрачным, диффузным, не имеющим четких границ, что обусловлено «напластованием проблем», в результате теряется первоначальный предмет конфликта. В языковом плане это выражается, прежде всего, в явлении поли-тематичности, которое широко исследуется в лингвистике (см., например, Земская 1988). Поэтому особенность конфликтной коммуникации заключается в том, что тема развивается не гладко, а присутствует модель «слово за слово», и так может свободно меняться тематика разговора, что в художественной литературе находит своё отражение в механистических описаниях спора: «ему слово, а он десять» или «а тот ему на одно слово пять» (Левонтина 2000:301). Объект же конфликта имеет дефицитный ресурс, так как подразумевает конкретную духовную или материальную ценность, к обладанию или пользованию которой стремятся обе стороны конфликта. Вслед за некоторыми учёными мы рассматриваем конфликт, как общее, родовое понятие, лежащее в основе всех оппозиционных форм выражения (ср. Gruber 1996; Spiegel 2001:17). Иными словами, мы исходим из того, что конфликт, представляя собой «первичную структуру организации интеракции», является «объектом трансформации в различные ключи» (Vuchinich 1987:122). Последнее подразумевает, что конфликт может иметь различные проявления. Например, в семье - это спор, ссора или выяснение отношений, в политической сфере - полемика, дебаты и даже скандал, в научной сфере - дискуссия как эвристический диалог, логика научного поиска (ср. Eemeren, Grootendorst 1996; Ивин 1997:315; Зарецкая 1998:259; Арутюнова 2000а:447).
Следующим важным вопросом является типологизация конфликта, которая может осуществляться на разных основаниях2. При лингвистическом изучении конфликта наибольший интерес представляет, по нашему мнению, типология по источникам возникновения конфликта, и здесь особых разночтений не наблюдается. Многие авторы (см., например, Ивин 1997; Дмитриев 2000; Рубин и др. 2001) выделяют когнитивный конфликт и конфликт интересов". Когнитивный конфликт представляет собой конфликт, в основе которого лежит спор о знании (дискуссия, полемика, дебаты). В данном конфликте цель участников — убедить или переубедить своих оппонентов, выявить недостатки соб 2 Например, Р. Дарендорф производит свою типологию по социальным последствиям(успешные, безуспешные и др.), по масштабности (локальные, региональные и др.), по ,направленности (вертикальные и горизонтальные) и пр., а И. Дойч - по сферам жизни общества и деятельности людей (экономические, политические и др.), по причинам (объективные, субъективные и др.) и по субъективности (международ ные, межличностные и др.) (об этом см. Дмитриев 2000). 3 Существуют и более подробные классификации конфликтов, как, например, типо логия конфликтных диалогов Г. Рихтера: коммуникативный конфликт, социальный конфликт, конфликт мнений («Meinungs- und Auffassungskonflikte») и пр. (Richter 1979:41). ственной позиции, доказать правоту своих постулатов, либо достигнуть общего и истинного относительно других решений. В конфликте интересов основной целью является не истина, а победа, обладание (ссора, перебранка, спор) (Ивин 1997:328). Такой конфликт основан на стремлении субъекта овладеть тем или иным объектом вопреки желанию партнёра, либо вынудить его следовать своим желаниям. В реальной жизни большинство конфликтных столкновений обусловлены столкновением ценностей, интересов и потребностей, поэтому второй тип конфликта встречается чаще. Некоторые авторы выделяют еще и третий тип - конфликт-разрядку (Дмитриев 2000) или, другими словами, псевдоконфликт (Gruber 1996), в котором отсутствует объект как таковой и происходит разгрузка накопившихся эмоций. Однако нужно отметить, что в реальных интерактивных отношениях часто происходит трансформация одного конфликта в другой. Например, возможно превращение когнитивного конфликта в конфликт интересов, когда поиск истинного знания перерастает в борьбу за доминирующие позиции и удовлетворение собственных интересов.
В психологическом аспекте изучения конфликта важным является вопрос о препятствиях, ухудшающих способность человека преодолевать разногласия. Так, Д. Дэна причисляет к препятствиям ложные рефлексы («конфликт это схватка, где необходимо выиграть») и иллюзии («выигрыш - проигрыш», «плохой человек» и «камень преткновения») (Дэна 1999). Кроме того, в рамках психологических исследований конфликта изучаются сигналы конфликта, такие как напряжение, искажающее восприятие окружающей действительности, недоразумение как следствие ложных выводов, дискомфорт и кризис, когда обычные нормы поведения теряют свою силу (Корнелиус, Фэйр 1999).
Коммуникативный фактор возникновения диссонанса
Коммуникативный фактор возникновения диссонанса Рассмотренный выше мировоззренческий фактор возникновения когнитивного диссонанса, обусловленный разностью индивидуальных картин мира собеседников, представляет потенциальную предпосылку возникновения когнитивного диссонанса. Данный фактор детерминирует возникновение коммуникативного фактора, непосредственно влияющего на протекание коммуникативного процесса. Возникновение коммуникативного фактора является следствием интерактивного взаимодействия, где причиной диссонанса является в первую очередь собеседник и его речевое и неречевое поведение. Причинами взаимонепонимания в коммуникации могут служить, с одной стороны, неверная интерпретация реципиентом интенции говорящего, коммуникативной силы его высказывания, а с другой стороны, неверное толкование его слов, непонимание употребляемых им терминов, что может каузировать неадекватную реакцию со стороны слушающего. Указанные причины возникновения когнитивного диссонанса коммуникативного характера перекликаются с предложенными Ф.Х. ван Еемереном и Р. Гроотендорстом «факторами создания нечёткости выражения речевого акта» (ван Еемерен, Гроотендорст 1992:191): 1: невыраженность коммуникативной силы высказывания; 2: нечеткость выражения референции; 3: неопределенность предикации как использование незнакомых слов и выражений; 4: расплывчатость понятий. Рассмотрим подробнее указанные причины возникновения диссонанса коммуникативного характера.
Непонимание коммуникативной силы высказывания (интенции говорящего) Успешная коммуникация как установление взаимопонимания в общении предполагает соглашение, общность интенций. В конфликте же отношения могут быть самыми разными: от совпадения мотивов и целей, то есть кооперации до их столкновения и даже антагонизма при взаимодействии людей с противоположными, взаимоисключающими целями (Дойч 2001; ср. «двойной интерес» в: Козер 2001:175). Люди, вступая в какие-либо отношения, испытывают определенное интенциональное состояние и преследуют определенную интенцию, придающую данному состоянию форму (Серль 1987:125). Если эта интенция оказывается не понята собеседником, это может помешать выполнению решаемой в данный момент задачи коммуникации. В любом случае, на что бы ни рассчитывал говорящий, обращаясь к собеседнику, главное, в чем он нуждается, это понимание. Слова «пойми меня» имплицируются говорящим в любом его высказывании. По мнению Е.И. Головаха и Н.В. Паниной, они могут иметь разные значения: 1: выслушай меня, 2: истолкуй
Вивчив- & смысл сказанного правильно (то есть как я), 3: вырази мне искреннюю поддержку и сочувствие (Головаха, Панина 1980).
Однако существует множество препятствий на пути к пониманию и верной интерпретации смысла, который вкладывает в свои слова говорящий. Об этом пишет Н. Хомский: «если я употребляю язык с целью выразить мысли или прервать паузу, а также руководствуясь множеством других причин, мои слова имеют строгое значение, и я прекрасно могу иметь ввиду именно то, что я говорю, однако, наиболее полное понимание того, во что я хочу заставить поверить, может лишь отчасти указать или вообще никак не указать на значение моих слов» (цит. по: Дэвидсон 1999:178).
Каждый из участников общения стремится построить систему интерпретаций поведения своего партнера и мотивов его действий. Здесь уместно обратиться к используемому в психологии понятию «атрибуции», которое означает стремление человека отыскать причину поведения другого человека. В обыденной жизни люди часто не знают действительных причин поведения собеседника, и в условиях дефицита информации или, не довольствуясь полученной информацией, пытаются разгадать намерения своего партнёра. Э. Джонсон и К. Дэвисон разработали путь процесса атрибуции, которому следует человек, приписывая причины поведения своему партнёру. Процесс атрибуции осуществляется, по их мнению, следующим образом (см. об этом Андреева 1999:156):
Для наблюдателя (реципиента) то, что справа - наблюдается, а то, что слева - выводится, предполагается и соответственно его интерпретации могут быть как точными, так и ошибочными. При этом в любой ситуации реципиент склонен осуществлять процесс атрибуции, приписывая своему партнеру намерения, мотивы на основе сходства его поведения с каким-нибудь другим образцом, имевшимся в прошлом опыте (стереотип), либо на основе анализа собственных мотивов, предполагаемых в аналогичной ситуации (убеждение), либо основываясь на уже сложившемся отношении к партнеру, мнении о нем (предрассудок)9.
Проблема непонимания или неверной интерпретации интенций собеседника особо остро возникает в практике межкультурной коммуникации, что обусловлено, прежде всего наличием в разных культурах различных норм поведения. Это можно продемонстрировать на примере Дж. Гум-перза (1986), исследующего дискурсы стандартного западного английского и индийского английского языков. При рассмотрении такого стилистического средства, как диалогический повтор автор справедливо отмечает, что в то время как данное средство традиционно считается на Западе выражением протеста, возражением со стороны говорящего, у индо-англо-говорящих, напротив, оно является проявлением вежливости и кооперативности. В связи с этим могут возникать ситуации взаимонепонимания, как это демонстрирует следующий пример, участниками которого являются британский работодатель (А) и индийский рабочий (В). (5) А: «О yeah, Jaswinder, what s your problem this week?» B: «Well, uh, I think, I m paid short.» A: «No, I don t think so. I think, that s your normal amount, isn t it?» B: «Well, it s not normal amount, you remember, I worked the extra time last week.» (Gumperz 1986)
Подобную же картину представляет в своей статье Н.Л. Овшиева, предлагающая в виде «слоеного пирога» «интегральный механизм» восприятия речи, включающий в себя внутреннюю мотивацию, фоновые ожидания, предпосылочные знания и стереотипы сознания воспринимающего субъекта (Овшиева 1999:99).
основных регулятивных правилах общения и их нарушениях в бытовом конфликте
Об основных правилах общения и их нарушениях в бытовом конфликте При рассмотрении правил организации коммуникативного процесса мы обратимся к терминологии Дж. Серля, который различает конститутивные и регулятивные правила совершения иллокутивных актов (Серль 1986а; ср. Dorge 2000:311). Конститутивные правила предписывают, как применять знаки в конкретных ситуациях общения, и управляют языковыми ходами, делая язык доступным членам языкового сообщества (ср. «правила языковых игр» в: Л. Витгенштейн 1994). Соответственно конститутивные правила можно обозначить как «знание языка, языковую память», которая включает в себя схемы обращения со знаками, способы соединения их с другими словами, стратегии помещения их в определённые синтаксические конструкции, составляющие вербально-семантический уровень языковой личности (Караулов 1987:56; ЧФЯ 1991:91). Конститутивные правила могут нарушаться коммуникантами таким образом, что влияние, оказываемое на собеседника, остаётся для него не замеченным16.
Вторая группа правил, обозначаемая нами вслед за Дж. Серлем как регулятивная, представляет собой, по его словам, правила, «регулирующие уже не зависимо от них существующие способы поведения» или, другими словами, это правила, лежащие в основе норм языкового и неязыкового поведения (Серль 1986а; ср. «Basisregeln» в: Spiegel 1995:25). К данной группе правил, регулирующих процесс межличностного общения, мы относим здесь принцип кооперации, принцип вежливости и в связи с исследованием в работе
16 Подобные языковые манипуляции изучаются многими учёными. Так, например, Дж. Стэнли разрабатывает проблему «эксплуатации синтаксиса» и лжи на уровне пропозиции (см. об этом: Болинджер 1987), а X. Вайнрих исследует ложь на семантическом уровне (Вайнрих 1987). конфликтного дискурса - правила ведения рациональной дискуссии. При этом необходимо отметить, что участники бытового конфликтного дискурса часто прибегают к нарушениям регулятивных правил, и эти нарушения производятся во всех дискурсивных плоскостях, как они выделяются в лингвистических работах по конфликтной коммуникации: в содержательной плоскости, в плоскости отношений и в структурной плоскости дискурса (Gruber 1996:82). Далее кратко рассмотрим возможные нарушения регулятивных правил общения в бытовых конфликтных дискурсах.
Правила ведения рациональной дискуссии предусматривают выполнение её участниками определённых шагов: тезис, аргумент - контраргумент. В бытовом конфликтном дискурсе партнёры нередко выдвигают тезисы без их последующей аргументации, прибегают к некорректным методам ведения борьбы, а также нарушают структурную плоскость дискурса, перебивая партнера и лишая его возможности высказать собственную точку зрения. Таким образом, частым явлением в бытовом конфликте является нарушение его участниками принципов спора, которые основаны на соблюдении принципа вежливости, определяющего «ряд аспектов прагматической ситуации диалога с точки зрения отношения между его участниками» (Вольф 1985:171; Зарецкая 1988:277). Собеседники, обращаясь к конфликтным действиям, нарушают, с одной стороны, максиму согласия, так как конфликт строится на выражении несогласия различной степени, а с другой -максиму одобрения, так как в течение развития конфликта его участники неоднократно выражают неодобрение по отношению к друг другу в прямой или косвенной форме. При этом, как правило, актуализируются отрицательно-оценочные слова, сопровождаемые сильными эмоциями неприятия, где нередко объектом оценки становится адресат. В бытовом конфликте преобладает невежливое поведение, которое является уместным в данном типе дискурса, так как действия его участников направлены на то, чтобы сохранять своё «лицо» (защищать своё мнение, навязывать свои желания) и угрожать «лицу» партнёра (критиковать, нападать, перебивать) (ср. Gruber 1996:60).
Таким образом, свойства бытового конфликтного дискурса вступают в противоречие с общими свойствами речевого общения, необходимыми согласно теории Г.П. Грайса для успешного взаимодействия: 1) наличие общей ближайшей цели; 2) согласованность вкладов участников; 3) наличие негласного соглашения, что взаимодействие будет продолжаться в соответствующем жанре до тех пор, пока оба не решат его прекратить (Грайс 1985:225). Данные условия успешного взаимодействия являются скорее условиями рациональной дискуссии, вследствие чего Ф.Х. ван Еемерен и Р. Гроотендорст, ис-следующие исключительно рациональные дискуссии, представляют их как некий идеальный конструкт и неоднократно подчеркивают, что «кооперативный принцип применим ко всем дискуссиям по поводу выраженных мнений» (Еемерен, Гроотендорст 1994:137). В бытовом же конфликте, представляющем собой реальный феномен межличностной коммуникации, интенции партнеров, как правило, разнонаправлены (нарушение условия 1). Их вклады могут быть не согласованными, поскольку в течение развития конфликта существует возможность овладения коммуникативной инициативой лишь одним из коммуникантов, а также речевые акты участников нередко бывают монологическими, то есть игнорирующими высказывания партнера (нарушение условия 2). Кроме того, не всегда оба партнёра настроены на сохранение взаимодействия и один из участников конфликтного дискурса может отказаться от продолжения разговора, не ориентируясь при этом на партнера и его интересы (нарушение условия 3). Сказанное объясняет тот факт, что во многих работах, посвященных изучению конфликтной коммуникации, принцип кооперации подвергается критике.
Уступка с компенсацией и оговоркой
Уступка с компенсацией и оговоркой Данный тип уступки эксплицируется в речевом акте, в который наряду с индикаторами консенсуса говорящий включает условие или оговорку. Название данной уступки было заимствовано у В.Ю. Апресяна, который именует один из выделенных им подклассов уступительных союзов как «компенсация и оговорка», куда относит союзы «зато», «правда», «вот только» (Апресян 1999:30). Наличие в пропозиции данной уступки конъюнкции (признание пропозиции партнёра и условие / оговорка) обеспечивает уступающему компенсацию за производимое им действие. Компенсация может достигаться за счёт выдвигаемых уступающим дополнительных условий, требований или за счёт произведения оговорки, которая подчёркивает вынужденный характер уступки. Это способствует осуществлению дополнительной цели уступающего - цели сохранения его «лица». Уступкой с компенсацией и оговоркой уступающий, как правило, стремится не только блокировать конфликт, "но и ренормализовать общение. Рассмотрим подробнее языковые способы реализации данного типа блокирующей уступки.
«Gut wenn» как компромиссное предложение При произведении уступки в фазе окончания конфликта компенсацией говорящему может служить включение в его высказывание условной конструкции с «wenn», прямо или косвенно выражающей условие, при осуществлении которого реализуется уступка говорящего. Для примера уступки с компенсацией и оговоркой приведем конфликтную ситуацию, где уступка строится говорящей по синтаксической схеме: «если действие Р, то желаемая партнёром ситуация Q».
«Sag таї, ist der Wohlstand ausgebrochen? Du siehst toll aus.» «Heute wird gefeiert! So, Schlufi mit Porno-Synchron undanderem Elend» Claudia nimmt das Schriftstiick zur Hand und wird plotzlich kalkweifi. ... Claudia schreit emport: «Es ist nicht zufassen! Um diese Stelle hatte ICH mich beworben. Warum hast du mir verschwiegen, dafi DU dich auch beworben hast? Ja, und iiberhaupt welche Qualijikationfur den Posten hast DU denn eigentlich?» «Aber Claudia, ich hatte nicht die geringste Ahnung, dafi du... Ja, Mensch, was soil ich sagen? Ich stand nur zur richtigen Zeit am richtigen Tresen. Also, wenn ich gewufit hatte.»
Claudia sagt gutgelaunt: «Na ja, es bleibt ja in der Familie. Und ich meine wirklich FAMILIE. Wenn wir namlich HEIRATEN Frank, dann ist es doch egal,wer von uns beiden den Job hat!» «Wo du Recht host, hast du Recht!», sagte Frank. Kommt Zeit kommt Rat, dachte er. (Zuckeraumn 1999)
Франк, обращаясь при реализации стратегии обороны к тактическому шагу «self-disclosure», косвенно выражает извинение и искренне говорит о своих чувствах («Ich stand nur zur richtigen Zeit am richtigen Tresen. Also, wenn ich gewuflt hatte»). Следствием данного шага явилась неожиданная уступка Клаудии, преследовавшей ранее стратегию нападения, где она маркирует уступку лексически («Na ja»). В своем последнем высказывании она выдвигает компромиссное предложение, служащее ей компенсацией за производимую уступку (Мне все равно, у кого есть работа - Мы поженимся). Эмфатически выделенные слова «Familie» и «heiraten» представляют ключевые компоненты условия, при реализации которого Клаудия идет на уступку. В единой пропозиции это звучит, как: «я уступлю, если мы поженимся». Так Клаудия, с одной стороны, определяет в собственном речевом акте план их дальнейших действий, сохраняя инициативу и реализуя дополнительную цель сохранения «лица», а с другой стороны, блокирует конфликт, осуществляя фазу ренормализации общения. Партнёр, заинтересованный в окончании конфликта, соглашается с выдвинутым Клаудией условием («Wo du Recht hast, hast du Recht!»). В данной ситуации уступка строится по обратной схеме (вариант 2) с дополнительным элементом X : А-В
А: X - Ich stand nur zur richtigen Zeit am richtigen Tresen B: X - Naja, es bleibtja in der Familie (эксплицируется X : я принимаю твоё утверждение) (Y) X - Und ich meine wirklich Familie. Wenn wir namlich heiraten Frank dann ist es doch egal, wer von uns beiden den Job hat (имплицируется Y: я ограничиваю свою уступку тем, что выдвигаю условие, что мы поженимся; повторно эксплицируется X : я принимаю твоё утверждение)
Таким образом, при произведении компромиссного предложения уступающий выдвигает собственное услойие, требование, определяя линию поведения партнёра и тем самым значительно редуцируя интенсивность производимой уступки.
«Gut wenn» как уступка с оговоркой Условные конструкции «gut wenn» могут употребляться с различными иллокуциями. Так, Д. Тэннен описывает ситуацию, где отец одной девушки никогда не говорил ей прямого «нет», поэтому на вопрос дочери, можно ли ей пойти в кино иллокутивная сила его ответной реплики («Wenn du willst, kannst du hingehen»), верно интерпретировалась ею как отказ (Tannen 1992:80). Подобные конструкции содержат оговорки, представляющие собой замечание, ограничивающее основную иллокутивную силу высказывания. В фазе окончания конфликта оговорки могут употребляться уступающим, чтобы подчеркнуть, что уступка производится не по его воле, а по воле партнёра. При этом речевой акт уступки строится по следующей синтаксической схеме: «признание желаемой партнером ситуации Q, если он хочет ситуацию Q». Следующая ситуация иллюстрирует уступку с оговоркой, построенную по данной схеме.
«Uberhaupt habe ich dir verboten, iiber den Film zu sprechen. Das ist MEIN Ding. Im Obrigen habe ICH in letzter Zeit viel mehr an dem Drehbuch gearbeitet, als du! Ich will im Vorspann als erster genannt werdenl»
«Moment. Da solltest du mal einen Blick in unseren Vertrag werfen! Da steht ganz klar die Reihenfolge der Namensnennung: Drehbuch: Franka Zis und Will Grofi.» «Dann werden wir ein Schreiben aufsetzen, in dem du dich damit einverstanden erklarst, dafi ICHzuerst genannt werde.» Er tat ihr leid. «O.K! Wenn dir soviel daran liegt!» (hind 1997:257)
