Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Ресурсы диалога в публицистическом тексте .16
1.1. Понятие диалога в современной науке 16
1.2. Специфика диалога в публицистическом тексте 24
1.3. Побуждающие ресурсы диалога 33
1.4. Диалоговые отношения в условиях социально-политической нестабильности 42
1.5. Жанровые ресурсы диалога .52
Выводы по первой главе 63
Глава 2. Ресурсы диалога в отечественной публицистике 1917-1920 гг 65
2.1. «Окаянные дни» И.А. Бунина: от монологического текста к диалогическому .65
2.1.1. Специфика дневника как жанра публицистики 65
2.1.2. Автор как субъект высказывания в дневнике .76
2.1.3. Приметы диалога в приватном тексте .91
2.2. «Письма к Луначарскому» В.Г. Короленко как прямое обращение к адресату .104
2.2.1. Адресант-адресат публицистического письма: особенности жанра и форма приглашения к диалогу .104
2.2.2. Автор письма как субъект высказывания 111
2.2.3. Реализация диалогового потенциала «Писем» и способы воздействия на адресата 117
2.3. «Несвоевременные мысли. Заметки о революции и культуре» А.М. Горького как форма установления контакта с массовой аудиторией 126
2.3.1. Оперативный анализ действительности в «Несвоевременных мыслях» 126
2.3.2. Публицист-коммуникатор в условиях революционных изменений 132
2.3.3. Особенности вовлечения в диалог массового читателя 137
Выводы по второй главе 146
Заключение 148
Список использованной литературы 153
- Специфика диалога в публицистическом тексте
- Диалоговые отношения в условиях социально-политической нестабильности
- Специфика дневника как жанра публицистики
- Адресант-адресат публицистического письма: особенности жанра и форма приглашения к диалогу
Введение к работе
Актуальность исследования. Диалог является одним из ключевых понятий современного общества, основанного на постоянном взаимодействии и обмене информацией. Представители различных областей научного знания говорят об актуальности и важности изучения диалога, формирования представлений о его участниках, особенностях организации, закономерностях функционирования. Диалог оказывается понятием всепроникающим и обеспечивающим некую коммуникативную сбалансированность в социуме.
Способствовать организации диалога в стране и мире в целом должны СМИ, призванные собирать и распространять объективную информацию, налаживать взаимодействие и информационный обмен между ветвями власти, властью и обществом, внутри общества. Одной из характерных особенностей последнего десятилетия является поиск СМИ диалога с аудиторией. У аудитории, в свою очередь, возникает потребность в информации, интерес к публикациям СМИ, поднимающим острые вопросы и требующие общественного обсуждения. Читатель желает видеть в СМИ материалы, побуждающие к размышлению.
Образцы такого рода материалов можно найти и в публицистике 1917–1920 годов, не потерявшей своей ценности для современного читателя. Обстановка, в которой создавались подобные тексты, усиливала интерес к ним массовой аудитории. Актуальность темы исследования обусловлена возрастающей потребностью современного общества в диалоге, а также усилением интереса к опыту, накопленному в начале ХХ века отечественной публицистикой.
На серьезные публицистические выступления в 1917–1920 годах решались авторы с высоким гражданским самосознанием и чувством ответственности за происходящее. Публицистика давала им возможность оперативно реагировать на события, анализировать и давать точную оценку, хотя политический режим ставил публицистов в достаточно жесткие цензурные рамки. В таких условиях особенно актуализируется значение диалога, возрастает потребность не просто в обмене информацией, но в углубленном, серьезном осмыслении происходящего вокруг. На первый план выходят публицисты, стремящиеся к дискуссии.
Объектом нашего исследования является отечественная публицистика 1917–1920 годов. Предмет исследования – диалоговые ресурсы и специфика их реализации в публицистических текстах 1917–1920 годов с учетом жанровой формы данных текстов. Материалом исследования послужили «Окаянные дни» Ивана Алексеевича Бунина, «Письма к Луначарскому» Владимира Галактионовича Короленко и «Несвоевременные мысли. Заметки о революции и культуре» Алексея Максимовича Горького.
Цель исследования – выявить ресурсы диалога с учетом возможностей различных жанровых форм (на основе публицистики первых послереволюционных лет).
Для достижения поставленной цели потребовалось решение следующих задач, определенных логикой исследования:
1) рассмотреть феномен диалога и его актуальность в различных областях знаний;
2) выявить ресурсы диалога в публицистическом тексте;
3) охарактеризовать модель диалоговых отношений, включающую в себя три уровня взаимодействий воспроизводящего и воспринимающего сознаний;
4) проследить реализацию диалоговых интенций и применение соответствующих приемов диалогизации в «Окаянных днях» И. А. Бунина, «Письмах к Луначарскому» В. Г. Короленко и «Несвоевременных мыслях. Заметках о революции и культуре» А. М. Горького;
5) определить диалоговые ресурсы и степень открытости жанров дневника, письма, комментария.
Гипотеза диссертационного исследования. Публицистический текст обладает богатыми диалоговыми ресурсами, что особенно наглядно проявляется в произведениях, созданных в сложных и противоречивых условиях. Степень концентрации диалоговых ресурсов в публицистическом тексте зависит от конкретной исторической ситуации, личности публициста, его гражданской позиции и выбранной им жанровой формы.
Хронологические рамки настоящего исследования ограничиваются временным промежутком от 1917 до 1920 года. Выбор данного исторического периода объясняется тем, что в череде революций события Октября явились в некоторой степени кульминационными, и именно тогда потребность общества в диалоге увеличилась. В таких условиях диалог, установленный посредством публицистического текста, воспринимался как один из возможных способов решения сложившихся проблем и устранения противоречий.
Положения, выносимые на защиту:
-
Диалог является эффективным способом налаживания коммуникативных отношений и организации интеллектуального взаимодействия между его участниками. Одна из удобных форм его реализации – публицистический текст. Качественный публицистический текст обладает богатым диалоговым потенциалом (диалоговыми ресурсами). Степень реализованности и доступности читателю потенциала зависит от нескольких факторов. Необходимо учитывать конкретную историческую обстановку, в которой создавался текст, личность автора (его авторитет, статус, гражданскую позицию), степень доверия данному автору со стороны аудитории. Немаловажным оказывается жанр и стилистика публицистического послания.
-
Диалог в публицистике предполагает наличие трех уровней взаимоотношений воспроизводящего и воспринимающего сознаний. Первый уровень: диалог автора «с самим собой» (Я-Я). Эта форма диалога присуща публицистическим произведениям, в которых автор наедине с самим собой размышляет о беспокоящих его фактах, ситуациях, проблемах (дневник). Дневники не обязательно носят характер закрытых исповедальных рукописей. Характерный пример такого дневника – «Окаянные дни» И. А. Бунина. Второй уровень воспринимающего и воспроизводящего сознаний: диалог автора с представителем общества или с обществом в целом (Я-Вы). Этот уровень наглядно раскрывается в эпистолярной публицистике – в системе четко зафиксированной коммуникации «адресант-адресат», где адресат может быть представлен как конкретным лицом, так и широкой аудиторией (письмо). Так выглядят письма В. Г. Короленко к А.В. Луначарскому. Третий уровень взаимоотношений воспроизводящего и воспринимающего сознаний: диалог субъекта высказывания с космосом, мирозданием, Вселенной. Происходит постановка и обсуждение вопросов бытия, движение с помощью диалога от события к со-бытию (авторский комментарий). Характерный пример - «Несвоевременные мысли. Заметки о революции и культуре» А. М. Горького. Все три уровня тесно взаимодействуют друг с другом.
-
Каждое публицистическое послание Бунина, Короленко и Горького выстраивалось с ориентацией на различные совместные с читателем действия. Это со-размышление, со-чувствие, со-переживание, со-трудничество и т. п. Адресат публицистического текста после его прочтения становился причастным к мыслям, идеям, рассуждениям автора. Даже если читатель оставался нем и пассивен после знакомства с публицистическим материалом, он все равно вступал в диалог, пусть и безответный, так как реакции в его сознании, ответные мыслительные процессы уже говорят о «вчувствовании» в текст, об определенном осмысления.
Теоретические основы исследования и степень изученности темы. Особенности диалога и диалогических отношений подробно исследовал М. М. Бахтин в работах «Проблема речевых жанров» (1953), «Проблемы поэтики Достоевского» (1963) и «Эстетика словесного творчества» (1979). Он понимал диалог и диалоговые отношения как «почти универсальное явление, пронизывающее всю человеческую речь и все отношения и проявления человеческой жизни, вообще все, что имеет смысл и значение». На труды Бахтина при исследовании диалога опираются теоретики лингвистики, литературы, философии, социологии, психологии и др. Его идеи позже поддержал Ю. М. Лотман в работах «Текст в тексте» (1981), «Семиотика культуры и понятие текста» (1992), «Семиосфера» (2000). Согласно точке зрения Лотмана, исходное сообщение вступает в диалог с ранее созданными текстами, за счет чего происходит приращение смысла в тексте и обогащение культуры. Изучением диалога с позиций его языковой реализации занимались В. В. Виноградов («О языке художественной литературы», 1959), Л. В. Щерба («Языковая система и речевая деятельность», 1974), Л.П. Якубинский («О диалогической речи», 1986). Эти ученые развивали идею о естественности диалога и искусственности монолога.
Теоретики журналистики, базируясь на фундаментальных трудах филологов, исследуют проблемы взаимодействия адресанта и адресата в рамках публицистики, возможности установления диалога посредством текста, выявления авторских интенций, особенности восприятия публицистического текста. Л. Р. Дускаева в своей работе «Диалогическая природа газетных жанров» рассматривает проблему диалогизации как одного из фундаментальных признаков публицистических текстов и выстраивает диалогическую концепцию жанропорождения. Особый интерес к изучению коммуникативного аспекта публицистического текста проявляют теоретики Воронежского госуниверситета. Е. С. Щелкунова исследует «встроенность» публицистического текста в процесс массовой коммуникации. М. Ю. Горохов анализирует специфику взаимосвязи создателя публицистического текста с реальностью, его произведением и читателями. Л. В. Кудинова концентрирует свое внимание на условиях эффективного диалога между автором публицистического текста и аудиторией. Л. Е. Кройчик и К. В. Тулупова в своих исследованиях последних лет рассматривают дискурсивный аспект публицистического текста. Ученые в качестве материала для своих работ используют, как правило, публицистические тексты современного периода.
Выбранные для анализа тексты И. А. Бунина, В. Г. Короленко и А. М. Горького в последние десятилетия были в центре внимания историков и литературоведов. Интерес к наследию этих писателей со стороны литературоведов понятен, но следует заметить, что «Окаянные дни», «Письма к Луначарскому» и «Несвоевременные мысли. Заметки о революции и культуре» рассматривались в основном с точки зрения их поэтики, жанрово-тематического своеобразия или места в творческой биографии авторов. При этом коммуникативный аспект, диалоговые ресурсы данных публицистических текстов остаются неизученными.
Литературоведы относят эти произведения к разряду так называемой «возвращенной» литературы. «Возвращенные тексты» обычно приходят к читателю спустя годы после их написания. И хотя среди анализируемых текстов «Несвоевременные мысли» создавались и публиковались в течение 1917–1918 годов на страницах газеты «Новая жизнь», редактируемой самим А. М. Горьким, отдельным изданием они вышли в свет только в 1990 году. «Письма к Луначарскому» и «Окаянные дни» долгое время находились в забвении и сначала стали доступны парижской публике в 1922 и 1925 годах соответственно, российский же читатель увидел их только в конце 1980-х – начале 1990-х годов.
Теоретики публицистики либо вскользь упоминают публицистические тексты Бунина, Горького, Короленко наряду с иными работами первых послереволюционных лет, либо обращают внимание на их жанровое своеобразие, степень их достоверности и документальности. Попыток выявить диалоговый потенциал в публицистике 1917–1920 годов ранее не предпринималось.
Новизна диссертационной работы заключается в том, что впервые на примере анализа текстов публицистического творчества Бунина, Горького и Короленко охарактеризована модель диалоговых отношений в публицистике первых послереволюционных лет, включающая в себя три уровня взаимодействия воспроизводящего и воспринимающего сознаний (диалог автора «с самим собой» (Я-Я) – дневник («Окаянные дни» И. А. Бунина); диалог автора с представителем общества или с обществом в целом, в системе четко зафиксированной коммуникации «адресант-адресат» (Я-Вы) – эпистолярная публицистика («Письма к Луначарскому» В. Г. Короленко); диалог субъекта высказывания с космосом, мирозданием, Вселенной – авторский комментарий («Несвоевременные мысли. Заметки о революции и культуре» А. М. Горького). Охарактеризовано воздействие публицистического текста на аудиторию с учетом его жанровой формы и диалоговых ресурсов. Охарактеризована связь публицистических текстов Бунина, Короленко и Горького с общественно-политической обстановкой послереволюционного времени, с условиями, в которых существовала пресса 20-х годов, с непростыми взаимоотношениями между публицистами и властью. В работе представлен диалоговый потенциал публицистических жанров, наглядно иллюстрирующих основные формы диалога – «автодиалога» в дневнике, диалога с конкретным адресатом в письме и диалога с широкой аудиторией в комментаторских текстах.
В качестве методологической базы исследования использовались: метод индукции, который позволил на основе данных, полученных при анализе «Окаянных дней», «Писем к Луначарскому» и «Несвоевременных мыслей», сформулировать теоретические обоснования присущего всем трем текстам богатого диалогового потенциала; сравнительный анализ, который помог выявить сходства и различия анализируемого материала; метод аналогии. Кроме того, в работе применялся системно-синергетический подход, который помог полнее учитывать контекст, в котором шла работа над текстами.
Теоретическое и практическое значение диссертационного исследования заключается в том, что оно основано на применении современных знаний о диалоговых ресурсах публицистического текста при рассмотрении публицистики первых послереволюционных лет. Работа вносит определенный вклад в исследование диалогового потенциала публицистических жанров, используемых классиками отечественной литературы.
Результаты исследования могут быть применены при изучении учебных курсов «Основы журналистики», «История отечественной журналистики», спецкурсов по поэтике коммуникативных отношений и публицистического творчества.
Апробация исследования, его ключевых положений была проведена:
– на Международных конференциях «Мультимедийная журналистика Евразии – 2010: Национально-информационные рамки и региональный Интернет в эпоху глобальных изменений» (Казань, КГУ, 2010); «Журналистика в 2010 год: СМИ в публичной сфере» (Москва, МГУ, 2011); «Журналистика в 2011 году: Ценности современного общества и средства массовой информации» (Москва, МГУ, 2012); «Журналистика в 2012 году: Социальная миссия и профессия» (Москва, МГУ, 2013); «Методика преподавания журналистских дисциплин» (Оренбург, ОГПУ, 2011); «Журналiстыка-2012: стан, праблемы i перспектывы» (Минск, БГУ, 2012); «Татищевские чтения: актуальные проблемы науки и практики» (Тольятти: ВУИТ, 2013); на международном молодежном научном форуме студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов-2011» (Москва, МГУ, 2011);
– на Всероссийских конференциях «Жанры СМИ: история, теории, практика» (Самара, СамГУ, 2011, 2012, 2013).
Структура исследования. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка использованной литературы, насчитывающего 184 наименования. Текст диссертации занимает 170 страниц.
Специфика диалога в публицистическом тексте
Диалог, понимаемый как форма общения между людьми, неразрывно связан с процессом становления и развития общества, человеческой мысли и межличностного общения. На начальном этапе человеческих отношений он существовал в виде базовых смысловых конструкций. Затем смысловая нагрузка диалога усиливалась, и в античности он представляет собой удобную форму для поиска истины, способ ответа на волнующие человека вопросы. Диалог подразумевал спор, полемику. Он стал выходить из бытовой сферы в общественную, политическую, помогал разобраться в спорных моментах окружающей действительности. Диалоговые отношения – это самосовершенствующаяся структура, которая усложняется в соответствии с усложнением человеческого сознания. Диалог находится в постоянном и непрерывном развитии, однако теоретические подходы к его изучению отечественные ученые стали основательно разрабатывать с начала ХХ века. Как отмечалось в предыдущем параграфе, к диалогу проявляют интерес ученые из различных областей знаний. Все они настаивают на необходимости изучения диалога для оптимизации процессов, происходящих в современном обществе, установления ситуации общения. Теоретики отмечают важность изучения диалога и диалоговых отношений для более глубокого понимания смыслов. В процессе диалогового общения происходит взаимодействие его участников, разрабатывается сложный механизм их взаимоинформирования, взаимопонимания, сотрудничества и организуется «совместный поиск истины, совместный поиск решения и рождение у аудитории самостоятельной точки зрения» [86, с. 46]. Эти действия особенно актуальны в современном обществе, получившем определение «информационного», где во главу угла ставятся знания и информация соответственно. Одним из двигателей и распространителей информации в социуме являются диалоговые отношения. Они позволяют каждому субъекту таких отношений обогащаться новыми знаниями, по мере необходимости корректировать личную позицию и, что особенно важно, рефлексировать, а также проявлять самостоятельную активность. Удобное пространство для установления диалоговых отношений между адресантом и адресатом представляют собой публицистические тексты, нацеленные на донесение до читателя общезначимой информации и одновременное воздействие на него. Публицистические тексты не просто информируют читателя, а формируют в нем достойного со-беседника, со-мыслителя или оппонента. Подобное влияние на адресата не призвано разобщить аудиторию, наоборот, ставит своей целью разбудить ее, заставить мыслить. Диалог в таких условиях представляет собой одну из максимально плодотворных форм коммуникации.
Специфика межличностной коммуникации и коммуникативные отношения между субъектами общения вызывают интерес у литературоведов, лингвистов (популярным становится новое направление - коммуникативная лингвистика), теоретиков журналистики. Напомним, по мнению Бахтина, диалог и диалоговые отношения - «почти универсальное явление, пронизывающее всю человеческую речь и все отношения и проявления человеческой жизни, вообще все, что имеет смысл и значение» [18, с. 51].
В последнее время особенно часто встречаются исследования проблем, связанных с взаимодействием адресанта и адресата в рамках публицистических текстов, изучаются возможности установления диалога с помощью текста, выявляются авторские интенции, особенности восприятия текста. Л.Р. Дускаева в своей работе «Диалогическая природа газетных жанров» рассматривает проблему диалогизации как одного из фундаментальных признаков публицистических текстов и выстраивает диалогическую концепцию жанропорождения [63]. Как отмечалось во введении, подробным изучением коммуникативных возможностей публицистического текста занимаются теоретики Воронежского госуниверситета. М.Ю. Горохов, Л.Е. Кройчик, Л.В. Кудинова, К.В. Тулупова, Е.С. Щелкунова посвятили ряд своих работ таким проблемам, как место публицистического текста в процессе массовой коммуникации, взаимодействие автора публицистического текста и читателя, особенности восприятия текстов такого рода, эффективность публицистического диалога и т.п. Вышеперечисленные теоретики в качестве доказательной базы в своих работах прибегают к анализу современных газетных текстов. Вниманием ученых обделены публицистические тексты первой половины ХХ века, хотя, на наш взгляд, коммуникативные особенности и диалогичность публицистики этого периода заслуживают тщательной проработки. Традиционно исследователи представляют диалог в виде схемы: «автор/адресант-сообщение/текст-аудитория/адресат». Важно помнить, что данную схему не стоит воспринимать упрощенно как механический процесс передачи информации от одного лица к другому. На обоих «концах» данной цепочки находятся личности с индивидуальными, исключительными особенностями, неповторимыми интеллектуальными способностями. И отношения между звеньями данной цепочки представляют собой сложный механизм взаимодействия двух (и более) мыслящих сознаний. Автор (сознание передающее) направляет определенный смысловой код получателю (сознанию воспринимающему), последний декодирует данное послание, постигая его смысл, принимая или отвергая полученное. Каждый из этапов данного процесса осложняется еще и тем, что сознание передающее априори не может быть идентично сознанию воспринимающему. Поэтому перед адресантом стоит непростая задача максимально адекватного донесения своего завершенного сообщения. Так автор, участвуя в диалоге, сталкивается с проблемой создания эффективного продукта; адресат, вступая в этот диалог, - с проблемой адекватного понимания, восприятия данного продукта. Естественно встает вопрос о способности автора вести диалог и о подготовленности аудитории к предлагаемому диалогу. Как бы точно, убедительно и ярко не выглядел текст, невозможно быть уверенным в том, что сознание воспринимающее поймет его верно, сможет трактовать текст в соответствии с авторской идеей. При таких условиях от адресанта, с одной стороны, зависит качество предлагаемого им сообщения, с другой стороны, недостаточно создать и передать сообщение. Эффективность этого сообщения будет определяться характером восприятия сообщения адресатом. При адекватном восприятии текста создается благоприятная атмосфера для диалога. Именно такую атмосферу адресант стремится установить. Однако аудитория может оказаться абсолютно неподготовленной к пониманию текста, тогда все усилия автора окажутся напрасными. Поэтому в диалоговой цепочке важно учитывать не только намерения создателя текста, но и усилия противоположного участника диалога – аудитории. Таким образом, потенциал адресата помогает правильно «раскрыться» тексту.
Согласно утверждению Бахтина, «само понимание уже диалогично» [19, с. 290], то есть на начальном этапе восприятия текста (когда еще не сформировано ответное послание) между адресантом и адресатом устанавливаются диалогические отношения. Данный тезис значительно расширяет диалоговые границы. Адресат, даже не вступая в формальный диалог, не давая ответ, является участником диалогических отношений. То есть, адресат вовлечен в диалог, погружен в атмосферу диалога. Необходимо учитывать справедливое замечание Бахтина о том, что «диалогические отношения, конечно, отнюдь не совпадают с отношениями между репликами реального диалога – они гораздо шире, разнообразнее и сложнее» [19, с. 303]. То есть отношения между репликами внутри диалога не стоит оценивать поверхностно, лишь по внешним характеристикам. В совокупности они представляют собой гораздо более сложное объединение смыслов.
Диалоговые отношения в условиях социально-политической нестабильности
Два первых десятилетия ХХ века в России ознаменовались рекордным количеством колоссальных общественно-политических изменений, которые не могли не повлиять на сознание массовой аудитории. Пожалуй, сложно выделить в отечественной истории подобный короткий период, в пределах которого течение жизни в стране несколько раз подряд меняло бы свое направление, и внутренние изменения усугублялись напряженными внешними межгосударственными отношениями. Русско-японская война (1904-1905), революция (1905-1907), Первая мировая война (1914-1918), Февральская революция и Октябрьский переворот 1917 года, Гражданская война (1918-1922) – все эти события калейдоскопично сменяли друг друга, наслаивались и увеличивали степень хаотичности, беспорядочности. Последние годы двух обозначенных десятилетий являются, на наш взгляд, кульминационными в череде потрясений. Переворот, произошедший в конце октября 1917 года, представлял собой пик коренных перемен в России первых двух десятилетий ХХ века, именно тогда революционный удар окончательно «смешал все карты» в сознании общества. Революционная волна в феврале, а затем и в октябре сбила с ног большую часть населения страны, заставила многих усомниться и разочароваться в коренных преобразованиях, в их действенности и гуманности. В подобной обстановке возникает огромная потребность в ориентации в происходящем, в трактовке настоящего, понимании и оценке. При интенсивных и быстрых изменениях далеко не каждый человек способен мобилизоваться и адекватно реагировать на окружающие его события, зачастую лишь спустя какое-то время приходит верное осознание произошедшего. Находясь в условиях постоянных общественно-политических переворотов, человек будто тонет в кипучей массе событий, не успевая при этом глубоко «вдохнуть», порой задыхаясь от удара очередной волны. В таких условиях, на наш взгляд, встает вопрос о здоровом диалоге, о возможностях его ведения в целом. Говоря образно, тот самый глубокий и спокойный «вдох» обеспечивается правильно организованным, грамотным диалогом. Диалог, установившийся в условиях хаотичных изменений, помогает понять и проанализировать канву революционных событий. Такой диалог способен организовать лишь тот, кто неравнодушен к происходящему, кто всем сердцем переживает за каждую потерянную человеческую жизнь, за болезненную адаптацию к очередному нововведению. Текстовая публицистика в обозначенных условиях как нельзя лучше подходит на роль координатора, модератора мнений.
Публицистика чутко реагирует на общественно-политические изменения, она активизируется в моменты наибольшего напряжения, давая выход мыслям деятельных личностей в это время. Публицистика – это всегда информация, реакция, вопрошание, обсуждение происходящих очевидных и сложноуловимых изменений в жизни общества, страны, а порой и мира в целом. Именно с ее помощью возможно организовать действенный и полезный диалог, который состоял бы не из обмена парой скудных реплик (в качестве реплик здесь мы подразумеваем законченный публицистический текст), а целого потока вновь и вновь прибывающих мыслей. Такой поток способствует установлению систематичного диалога - более обстоятельного и глубокого.
Для выявления непростых диалоговых отношений, сложившихся в первые десятилетия ХХ века, необходимо учитывать ряд исторических событий и общественно-политических преобразований, которые имели место в это время. В 1917 году Россия пережила падение самодержавия и кардинальную трансформацию политического строя. Сложные общественные противоречия, усилившиеся с войной, привели весной 1917 года к буржуазно-демократической революции и отречению Николая II от престола. Властные полномочия взяло на себя Временное правительство [67]. Стоит уточнить, что официально власть стала принадлежать Временному правительству, однако по факту «правительственное кресло» приходилось делить с Петроградским Советом, который решительно взял на себя ряд функций. Поэтому период между Февральским и Октябрьским переворотами – это время двоевластия, когда в стране действовали два политических центра. В таких условиях положение властей было достаточно шатким, характеризовалось политическим противоборством, и право руководить страной, в итоге, должно было закрепиться за одним из центров.
СМИ, а, следовательно, и публицистика, полностью зависели от вновь и вновь устанавливающихся в стране правил. За первые два десятилетия ХХ века смягчалась и ужесточалась цензура, закрывались и возникали газетные и журнальные издания разной направленности, образовывались и распадались политические партии – наблюдалось постоянное и непрерывное беспокойство в общественно-политической жизни страны, «брожение» и противостояние сил, взглядов, позиций. Как отмечает Р.П. Овсепян, «с первых дней Февральской революции в печати России четко обозначились три тенденции. Первую выражала буржуазная журналистика. Она считала революцию завершенной и провозглашала дальнейший конституционный путь развития страны. Но при этом обходила стороной пути решения самых насущных вопросов, волновавших массы: о войне, мире, труде, земле. Буржуазная пресса, в том числе и кадетская, выступала за продолжение войны и совместные действия с союзниками. Вторая тенденция была связана с деятельностью печати меньшевиков, эсеров, анархистов - основной части социалистической журналистики. Она призывала к сотрудничеству с Временным правительством за предотвращение возможных путей наступления на демократические свободы. Журналистика социалистических партий выражала недоверие большевикам, несогласие с их политикой, преследовавшей цель установления диктатуры пролетариата. Третью тенденцию выражала большевистская пресса. Она отстаивала идею перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую, критиковала социалистические партии за их несогласие с платформой большевиков, обвиняла меньшевиков и эсеров в примиренчестве, соглашательстве с Временным правительством» [121]. Каждая из политических сил имела свои периодические издания. После падения самодержавия его официальный орган «Правительственный вестник» был преобразован в «Вестник Временного правительства» с 5(18) марта 1917 года. Исследователи утверждают: «Всем своим содержанием “Вестник” свидетельствовал, что Временное правительство намерено продолжать прежний курс царизма, особенно во внешней политике» [93]. Центральным изданием кадетов на тот момент являлась газета «Речь». На ее страницах идейный лидер кадетов П.Н. Милюков активно поддерживал внешнеполитический курс, выбранный еще до февральской революции, а именно - «политику территориальных притязаний … : захвата Галиции, польских районов Австрии и Германии, турецкой Армении, а главное Константинополя, проливов Босфор и Дарданеллы» [93]. «Речь» настойчиво призывала продолжать войну, во что бы то ни стало. Издание было положительно настроено по отношению к буржуазной прессе, но гневно критиковало социалистическую, особенно большевистскую периодику.
Специфика дневника как жанра публицистики
Традиционно дневник понимается как подневные записи автора о текущих событиях, связанных с его личной жизнью или окружающей действительностью. Жанр дневника получил распространение с конца XIII века. Его особенности достаточно подробно исследованы отечественными литературоведами . Литературоведов, как правило, интересуют дневники активных общественных деятелей, представителей искусства, зачастую это подневные записи писателей и поэтов (так называемые дневники писателя). Их записи содержат информацию, позволяющую понять специфику внутреннего мира художника, историю его творческих записей, характер взаимоотношений с окружающим миром. Автор такого рода дневников зачастую обращается к самоанализу, что позволяет проследить его собственное духовное становление, его духовно-нравственную эволюцию, выявить этапы его саморазвития.
Таковы, в частности, дневники Л.Н. Толстого. Второй вариант – дневниковые записи для памяти, зачастую фиксирующие хронологию дня, содержащие рабочие пометки и т.д. Третья форма дневника – вариант записной книжки, включающей в себя наброски, этюды, отдельные эпизоды и фразы, которые автору могут пригодиться впоследствии. Различают также литературную стилизацию под дневник (Дневник Печорина в «Герое нашего времени» М.Ю. Лермонтова). Существует, наконец, особая форма дневника – «Дневник писателя». Данная форма организации жизненного материала была блестяще использована Ф.М. Достоевским в одноименном тексте.
В теории публицистики дневник как жанр не вполне изучен. Большинство исследователей, выстраивая различные жанровые системы, предпочитают не включать дневник в систему возможных публицистических жанров и, как правило, игнорируют его либо касаются вскользь , причисляя дневник к разряду эпистолярных жанров литературы. Между тем можно говорить о дневнике как о публицистическом жанре. Если исходить из понимания публицистического жанра как способа организации жизненного материала, обладающего рядом устойчивых признаков и выявляющего в эстетически организованной форме отношение автора к реальной действительности, то можно определить у дневника специфику всех его природообразующих признаков.
На предметном уровне дневник представляет собой исследование событий и фактов, к которым автор причастен или проявляет очевидный интерес как к стимуляторам его личностного отношения к окружающему миру. Иными словами, на предметном уровне дневник демонстративно активизирует взаимоотношение его автора с окружающим миром.
На функциональном уровне первостепенная задача дневника – зафиксировать закономерности авторской рефлексии по отношению к окружающей среде и к собственным переживаниям; наметить взаимосвязь между объективно существующей реальностью и субъективной реакцией на процессы личности по отношению к данной реальности.
Дневник как публицистический жанр помогает автору и аудитории постичь закономерности развития тех процессов, о которых размышляет публицист. На уровне метода исследования дневник представляет собой повременной анализ происходящего, прежде всего, в соотнесенности объективной реальности и субъективного ее восприятия. При этом именно авторская фиксация является главным предметом изучения автора (на уровне самоконтроля и самоорганизации взаимоотношений с миром).
На уровне созерцания – дневник как публицистический жанр представляет собой текст, в основе которого лежит наблюдение личности за происходящим, в ходе которого автор, опираясь на оказывающийся в поле его внимания материал, вырабатывает собственную концепцию мира.
Специфика дневниковых записей заключается в том, что автор, как правило, не ведет осознанный поиск и отбор фактов реальной действительности, а исследует то, что оказывается в пространстве его интересов.
Записи в дневнике образовываются в значительной степени спонтанно, по мере формирования у публициста индивидуально-неповторимой концепции мира. По своей форме дневник представляет собой повествование от первого лица, то есть некий демонстративно организованный письменный диалог, рассчитанный на определенную реакцию аудитории (хотя бы в отдаленном будущем). Дневник – это презентация личности, что делает высказывания автора всегда субъективными. Успех этой презентации во многом зависит от искренности пишущего. Один из самых существенных признаков дневника – его документализм. Последовательная хронологичность, «датирование записей превращает дневник в свидетельство, что, в свою очередь, предполагает определенный отбор фактов. Дневник фиксирует не просто мысли, но и взаимосвязь реальных событий во времени» [174, с. 66]. День ото дня, таким образом, автор дневника набирает богатый документальный материал, выстраивая его в череду последовательно сменяющих друг друга фактов. Временное деление текста придает дневнику эффект некоторой фрагментарности, но при этом в целом записи воспринимаются как вполне связанные между собой. Дискретичность субъектно-объектного повествования в дневнике объясняется самим ритмом жизни автора: каждый новый эпизод, воспроизведенный в очередной дневниковой записи, является составной частью единой жизненной линии, зафиксированной в тексте. Документальная основа дневника порождает споры о его мемуарном характере. А.Г. Тартаковский настаивает на принадлежности дневников к мемуарной прозе [156]. Но мемуары, как правило, не претендуют на пространственно-временную точность повествования. О разнице мемуаров и дневников говорит В.Д. Оскоцкий в работе «Дневник как правда»: «исторический кругозор дневника ограничен горизонтом настоящего, тогда как глубина историзма мемуаров измеряется соотнесением их с прошлым, ставшим или становящимся историей» [123, с. 5]. М.В. Нечкина тоже является сторонницей разведения дневниковых и мемуарных текстов и высказывается по этому поводу достаточно категорично: «Дневник, как правило, является более ценным источником, нежели мемуары» [119, с. 67]. Среди теоретиков литературы находятся исследователи, которые указывают на сложное и пограничное положение дневника, называют его промежуточным жанром, то есть не сугубо литературным [42]. Мы склонны придерживаться разделения дневников и мемуаристики, хотя их изначальное природное родство в некоторой степени улавливается. М.Г. Чулюкина, являясь одним из самых активных современных разработчиков теории дневника, вписывает его в систему публицистических жанров и замечает, что «когда-то дневниковые записи служили лишь средством сохранения информации для их автора. Но со временем, в конце XVIII, начале XIX века, благодаря возможности быть опубликованным, дневник становится доступным читающей публике, перестает быть частным делом его создателя. Этот период можно считать началом зарождения дневниковой формы публицистики. … В авторском и читательском сознании постепенно менялись представления о дневнике как о средстве подневных автобиографических записей до понимания его как публицистической формы высказывания. Поэтому жанровые изменения, связанные с изменением читательского и авторского представления о функциях дневника, проявлялись в первую очередь в содержании дневников, которое все более насыщалось общественно важными фактами, оценками» [176, с. 65-66].
Адресант-адресат публицистического письма: особенности жанра и форма приглашения к диалогу
Письмо - это одна из основных форм прямого диалога между людьми в обыденной жизни. Письмо - это послание от адресанта к адресату, содержащее некую информацию, обладающее определенной притягательностью для его получателя. Оно заключает в себе некоторую психологическую загадку, неизвестное до момента прочтения содержание, которое вызывает интерес у адресата. Получив, распечатав и ознакомившись с письмом, адресат попадает в закрытое, ранее ему не принадлежащее пространство адресанта, познает его, проникается им. Сегодня, когда форму бумажного письма заменяют письма электронные, а порой мобильные способы связи между людьми (сотовая связь, мгновенные sms-сообщения, видеосвязь), утрачивается загадочная энергетика писем. Письмо все реже заключает в себе искренние и глубоко сердечные переживания, оно зачастую носит деловой характер и служит для выяснения каких-либо вопросов и донесения важной информации. Омрачает ценность письма спам, который обесценивает часть писем, получаемых современным человеком, включенным в информационное пространство.
При анализе особенностей письма как жанра важно учитывать момент его перехода от разновидности личной переписки в статус публицистического. Такой статус письмо приобретает в случае, когда оно содержит злободневную социальную проблему, направлено на изменение сложившейся ситуации и публикуется в печати или обнародуется в списках. Е.П. Прохоров, говоря об особенностях эпистолярной публицистики, справедливо замечает: «Своеобразие ее воздействия на читателя заключается прежде всего в том, что важное, социально значимое содержание передается через идущий от сердца, из глубины души монолог автора, обращенный к определенному адресату. И читатель как бы “подслушивает” то, что обращено будто бы не к нему непосредственно. Это своеобразие идейно-эмоционального восприятия писем замечено давно» [142, с. 4]. Прохоров отмечает, что «публицистикой письмо, даже при наличии в нем отчетливой публицистичности, становится окончательно тогда, когда автор сознательно рассчитывает письмо не только на обозначаемого адресата, но вместе с тем и, пожалуй, прежде всего на множество читателей» [137, с. 21]. Из отечественной истории известны примеры личной и деловой переписки, имевшие важное общественное значение. Массовый характер отечественная эпистолярная публицистика приобретает в XVI веке. Именно тогда «потребность активно воздействовать на адресата понуждает авторов посланий … усиливать публицистичность изложения. Заострять внимание на определенных темах» [137, с. 20]. К самым известным текстам этого времени можно отнести переписку Ивана Грозного с князем Курбским (XVI в.). Курбский отправил царю пять писем, в которых обвиняет правителя в жестокости по отношению к боярам и воеводам. Подчеркивая ухудшение политики Грозного, Курбский так начинает свое обращение: «Царю, богом препрославленному и среди православных всех светлее явившемуся, ныне же – за грехи наши – ставшему супротивным... совесть имеющему прокаженную, какой не встретишь и у народов безбожных» [126, с. 56]. В ответ Грозный послал гневные, крайне экспрессивные послания. Известны и послания старца Филофея (XVI в.). Филофей, старец Трехсвятительского Псковского Елизарова монастыря, был автором трех посланий к псковскому дьяку Мисюрю Мунехину, послания к «некоему вельможе, в миру живущему», посланий к великому князю Василию Ивановичу и к царю Иоанну Грозному. В своих письмах старец отвергает астрологию и выступает против астрологических предсказаний Николая Немчина соответственно; озвучивает некоторые псковские проблемы; впервые пытается основательно развить теорию о Москве как о третьем Риме и хранителе правой христианской веры. Известны эпистолярные тексты и протопопа Аввакума (XVII в.). Перу Аввакума принадлежали письма, челобитные, послания, ставшие ярким элементом древнерусской культуры. Его тексты охотно переписывались соотечественниками и были востребованы наравне с другими произведениями протопопа. К таким материалам можно отнести челобитную царю Алексею Михайловичу, «Послание “верным”», письмо к Морозовой и Урусовой и др. Спектр поднимаемых проблем и тем крайне широк, богата и стилистическая палитра писем. Аввакума по праву относят к мастерам древнерусского словесного творчества. Как отмечает Е.П. Прохоров, «письмо личное и деловое послужило почвой, на которой возник и расцвел жанр письма в творчестве собственно публицистов» [137, с. 19].
Жанровые особенности письма исследуются в работах А.И. Акопова, Л.Е. Кройчика, Е.П. Прохорова, А.А. Тертычного и др. Они предлагают различать две основные группы писем: письма читателей и открытые письма . В рамках нашего исследования особый интерес представляет жанр открытого письма. Акопов дает ему следующее определение: « … это обращение по поводу важного общественного явления, острой проблемы, событий или фактов, могущих повлечь за собой опасные последствия, предназначенное для опубликования в печати» [3, с. 18]. Из массы открытых писем можно выделить группу, которая обладает рядом признаков: 1. Адресант - известная личность, адресат – политический деятель или человек, наделенный конкретными полномочиями; 2. Актуальность, насущность, социальная значимость поднимаемой проблемы; 3. Строгая аргументированность и убедительность письма. В таком случае позиция адресанта должна находить широкий отклик у читателя. Автор, учитывая, что письмо будет опубликовано и станет достоянием массовой аудитории, выступает адвокатом общественных интересов и рассчитывает на широкий резонанс.
Данную группу, вслед за Е.В. Суровцевой, уместно обозначить как «письма вождю». Е.В. Суровцева использует формулировку «письма вождю» в нескольких своих работах: «Жанр “письма вождю” в тоталитарную эпоху (1920-е - 50-е годы)» [152] и «Жанр “письма вождю” в советскую эпоху (1950-е – 80-е годы)» [154]. Она, в свою очередь, при подборе такого определения опирается на текст А.И. Солженицына «Письмо вождям Советского союза» (1973) и на его основе предлагает использовать «письмо вождю» как отдельную жанровую единицу. Суровцева исследует широкий пласт писем русских писателей, адресованных представителям власти. Данное определение вполне уместно использовать и в рамках нашего исследования, так как литературная деятельность зачастую тесно переплеталась с публицистической.
Письмо как диалоговая форма представляется нам в виде поединка адресанта и адресата или, говоря словами А.А. Тертычного, при написании «письма вождю» происходит «приглашение на открытую арену, где он (адресат) должен продемонстрировать на виду у всех не только свои профессиональные качества или свою власть, но и личное мужество, свой интеллект, нравственную стойкость. Естественно, не каждый способен выступить в роли рыцаря на турнире, лицом к лицу с оппонентом» [158, с. 321]. Возлагая на себя роль оппонента, автор письма осознавал всю опасность «турнира» и предполагал возможность самых неприятных для себя последствий. Однако авторитет адресанта и его вес в обществе, как правило, не позволял адресату проигнорировать письменное обращение и побуждал его выступить с ответом. Текст письма несет на себе отпечаток личности получателя. Адресант предполагает, в чьи руки попадет послание и оформляет его в соответствии с характером переписки (официально-деловым, дружеским, любовным и т.п.) и с учетом индивидуальных особенностей адресата. Этой точки зрения придерживается М.П. Алексеев, исследуя письма И.С. Тургенева [4, с. 30]. Адресант, с учетом статуса, характера, нрава адресата, создает свое письменное послание, начиняя его подходящими и соответствующими ситуации общения приемами. Автор письма зачастую соблюдает определенные ритуальные нормы ведения переписки. Первостепенные и самые популярные нормы – это наличие приветствия и «прощания» в начале и конце письма соответственно. Содержание послания может варьироваться в зависимости от интенций адресата и серьезности поднимаемых тем.
