Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Развитие стран Северной Европы в XVI - XVIII вв. и их состояние к началу XIX столетия . С. 190-318.
1.1. Общий обзор.
1.2. Норвегия в составе государства датских Ольденбургов (XVI -начало XIX вв.)
1.3. Шведские планы присоединения Норвегии в новое время (XVI -начало XIX вв.)
Глава 2. Северная Европа в европейской войне 1807 - 1810 гг. и во время мирной передышки 1810 - 1811 гг. С.319-467.
2.1. Тильзит и Северная Европа. Нападение Великобритании на Данию и датско-французский союз.
2.2. Война на Севере Европы в 1808 - 1809 гг. и присоединение Финляндии к России.
2.3. Шведская революция 1809 - 1810 гг.
2.4. Избрание маршала Жана Батиста Бернадота, князя Понте Корво, шведским престолонаследником .
2.5. Швеция в конце 1810 - начале 1812 г.
2.6. Норвегия в 1807 -1811 гг.
Глава 3. Союз России и Швеции в 1812 г. С.468-585.
3.1. Заключение союзного договора между Россией и Швецией в марте —апреле 1812 г.
3.2. Англо-российско-шведские переговоры весной и летом 1812 г.
3.3. Заключение российско-шведской конвенции в Або в августе 1812 г.
3.4. Разрыв Швеции с наполеоновской Францией к началу 1813 г. и российская дипломатия.
3.5. Норвегия в 1812 г. Шведская тайная война в Норвегии.
ГЛАВА 4 . Война и дипломатия в борьбе за Норвегию в 1813 г. Кильский мирный договор 14 января 1814 г. С.586-703.
4.1. Союзный договор между Великобританией и Швецией 3 марта 1813 г.
4.2. Миссия князя С.Н. Долгорукого в Копенгаген и ее последствия. Март - апрель 1813 г.
4.3. Борьба за Гамбург и норвежский вопрос. (Апрель - май 1813 г.)
4.4. Перемирие и подготовка к новому раунду войны. Конференция в Трахенберге. Новый союзный договор между Францией и Данией (Май - август 1813г.
4.5. Северная армия в военных действиях в августе - октябре 1813 г.
4.6. Война союзников против Дании и Кильский мирный договор 14 января 1814 г.
4.7. Норвегия в 1813 г.
Глава 5. Революция в Норвегии и образование шведско-норвежской унии. (1814-1815 гг.) С.704-789.
5.1. Отказ Норвегии подчиниться условиям Кильского мира.
Провозглашение независимости Норвегии в феврале 1814 г.
5.2. Государственное собрание Норвегии в Эйдсволле (10 апреля - 19 мая 1814 г.
5.3. Конституция Норвегии 17 мая 1814 г.
5.4. Российские дипломаты о событиях в Норвегии весной+ и летом 1814 г.
5.5. Швеция и события в Норвегии.
5.6. Миссия союзных уполномоченных в Копенгаген и Кристианию (май - июль 1814 г.)
5.7. Шведско-норвежская война и Мосская конвенция 14 августа 1814 г.
5.8. Чрезвычайный стортинг в Кристиании и заключение шведско-норвежской унии (октябрь - ноябрь 1814 г.)
5.9. Скандинавские проблемы на Венском конгрессе (1814 - 1815 гг.). Приложения к главе 5. С.790-792.
Заключение. С.793-802.
Источники и литература
- Норвегия в составе государства датских Ольденбургов (XVI -начало XIX вв.)
- Избрание маршала Жана Батиста Бернадота, князя Понте Корво, шведским престолонаследником
- Заключение российско-шведской конвенции в Або в августе
- Государственное собрание Норвегии в Эйдсволле (10 апреля - 19 мая 1814 г.
Норвегия в составе государства датских Ольденбургов (XVI -начало XIX вв.)
АВПРИ, в фонде Канцелярии, отложилась также и важнейшая для изучения нашей темы самая разнообразная внешняя переписка российского внешнеполитического ведомства, сначала МИД России, а с 1813 г. походной канцелярии Александра I. Это обмен письмами с посланниками Швеции и Дании в Петербурге и представителями этих государств при ставке Александра I, шведскими дипломатами, направляемыми к российскому императору с чрезвычайными миссиями: шведскими представителями при Александре I графом Карлом Лёвенъельмом (1772-1861), который был постоянным посланником при российском дворе и в июне 1813 г., и его старшим братом Густавом Лёвенъельмом (1771-1866), которого Карл Юхан часто посылал в конце 1812-1814 гг. в ставку Александра Ц, главой походной дипломатической канцелярии шведского наследного принца графом Густавом Веттерстедтом (1776-1838), который в июле принимал участие в совещании глав России, Пруссии и Швеции в Трахенберге, где был разработан и принять план предстоящей кампании против Наполеона, и в ноябре 1813 г. также выезжал в союзную ставку10, шведским генерал-лейтенантом Андре Фредриком Шёльдебрандом (1757-1834), в 1813 г. командиром первой дивизией шведского корпуса в составе Северной Армии, которого в июне - июле 1813 г. Карл Юхан направил в ставку российского императора . Здесь же отложилась и переписка с датскими дипломатами - министром иностранных дел Дании Нильсом
Розенкранцем (1757-1824), датским дипломатом Карлом Мольтке (1773-1858), несколько раз, в 1813 и 1814 гг. посетившим с особой миссией ставку Александра , и посланником Дании в Санкт-Петербурге Отто Бломе (1770-1849) и другими, а также переписка этих дипломатов с их российскими коллегами. Важным источником являются донесения российских представителей в Швеции и Дании. В рассматриваемый период полномочным представителем России в Стокгольме с декабря 1809 г. по сентябрь 1811 г. был генерал-инженер Петр Корнильевич Сухтелен (1751-1836), человек очень интересной судьбы. Голландец по происхождению, Питер Ян ван Сухтелен4П.К. Сухтелен в 1783 г. перешел на российскую службу, окончательно приняв российское подданство в 1806 г. В июне 1811 г. он был отозван, выехав из Стокгольма в сентябре. Российским представителем в шведской столице Сухтелена в качестве поверенного в делах стал профессиональный триддатичетырехлетний дипломат Павел Андреевич Николаи (1777-1866), остававшийся в Швеции вплоть до августа 1812 г., когда он был назначен поверенным в делах в Лондон. С 1816 по 1847 г. П.А. Николаи оставался российским посланником в Копенгагене. В марте 1812 г. П.К. Сухтелен вернулся в Стокгольм, уже как специальный уполномоченный Александра I для переговоров о союзе со Швецией, но, не занимая официальной должности в российской миссии.
Свои донесения в Санкт-Петербург оба дипломата направляли то раздельно, то совместно, с двойной подписью. То, что Сухтелен не назначался официальным дипломатическим представителем, объяснялось тем, что в 1812 г. Александр I и Карл Юхан планировали организовать совместную экспедицию в
Наполеона, а Сухтелен намечался в качестве командующего русским корпусом в этой экспедиции. Как известно, экспедиция не состоялась, Сухтелен до апреля 1813 г. оставался в Стокгольме, а затем вместе с Карлом Юханом отбыл на континент, и сопровождал Карла Юхана в его разъездах вплоть до осени 1814 г., официально представляя при нем императора Александра Iм.
В Стокгольме с апреля по июнь 1813 г. российским временным поверенным в делах молодой, 28-летний дипломат Дмитрий Николаевич Блудов (1785-1864), впоследствии видный государственный деятель России эпохи Николая I. Новым официальным посланником стал барон Григорий Александрович Строганов (1770-1857), потомок знаменитых солепромышленников, двоюродный брат П.А. Строганова, воспитанник якобинца Жильбера Ромма. Строганов был назначен посланником в Швецию еще 15/27 сентября 1812 г., но прибыл в Стокгольм 8/20 июня 1813 г. Поскольку шведского наследного принца здесь не было уже с апреля (он отправился во главе шведской армии на континент), то серьезного политического значения миссия Строганова не имела. Донесения Блудова и Строганова представляют интерес своей информацией о происходящем в Швеции и Норвегии15. Осенью 1814 г. после всех странствий П.К. Сухтелен, сопровождая Карла Юхана, вернулся окончательно в шведскую столицу и фактически стал исполнять здесь обязанности посла, так как по табели о рангах ему был присвоен чин генерал-аншефа, и он мог быть только послом.
Избрание маршала Жана Батиста Бернадота, князя Понте Корво, шведским престолонаследником
В конце 1970 - 1980-х гг. вновь вспыхнули довольно острые споры вокруг проблем 1814 г. Национально-демократическая концепция, оттесненная как бы на обочину историографии, продолжала существовать в работах историков и публицистов, как либерального , так и социал-демократического и марксистского направлений, рассматривавших 1814 год как своеобразную буржуазную революцию 7. В то же время, в рамках демократического, леворадикального направления возникло течение, которое по своему восприняло постулаты Стеена-Сейпа. Это направление, получившее название «новая история», представители которого выступили за перенесение центра внимания историков в верхов общества на его низы. Возникшее под влиянием французской школы Анналов, это направление отодвигает событийную историю на задний план. Так в общем курсе истории Норвегии XIX в., написанным представителем этого направления норвежским историком Туре Прюсером и выпущенном как один из основных учебников в 1985 г., основное внимание уделяется социально-экономическим структурам, а политическая история, если не игнорируется, то отодвигается на задний план. События 1814 года поданы
В 1979 г. леворадикальный публицист, член Рабочей коммунистической партии марксистов-ленинцев Ларе Боргеруд под псевдонимом Уттар Стрёмме опубликовал историко-публицистическую работу о роли армии и военных в истории Норвегии эпохи унии со Швеции 1814-1905 гг. Автор -иоходя в целом из национально-демократической концепции исходя из догматических марксистско-ленинских понятий во многом упрощает реальную картину событий норвежской революции 1814 года, схематизирует характер противоречий. Например, он утверждает, что в Норвегии господствовало феодальное датское дворянство, власти которого противостояло новое национальное бюргерство и крестьянство . Итоги 1814 г., унию со Швецией Стремме считает поражением, объясняет предательской, пораженческой позицией офицерства норвежской армии, которой противостоял патриотизм рядовых солдат.271
Во многом эту концепцию стал подрывать своими конкретно-историческими исследования 1970-х гг. видный историк из Бергена Кнуд Мюкланн, профессор Университета в Бергене, вначале разделявший постулаты этой концепции. Занимаясь в основном выяснением предпосылок событий Кнут Мюкланн пришел к выводу о наличии в Норвегии уже в последние десятилетия XVIII в. национального движения, стремившегося к освобождению страны из-под абсолютистской власти датской короны и сыгравшего затем, в 1814 г., важную роль в становлении норвежской государственности. Мюкланн пролеживал взаимосвязь внешних и внутренних факторов. В конце концов он отказался от выдвинутого и пропагандируемого Енсом-Арупом Сейпом тезиса «о свободе в дар», приблизился к пониманию событий 1814 года как национально-освободительной революции, но уже на новой стадии эмпирического знания, отказавшись от умозрительных построений адептов национально-демократической школы. В то же время он выдвигал предположение, что восстание в Норвегии под руководством Кристиана Фредерика зимой 1814 г. произошло по плану, исходившему от датского короля Фредерика VI.272
В 1980-х гг. появились явственные признаки того, что концепция Стеена-Сейпа все больше не удовлетворяет историков. В 1983 г. в общественно-политическом журнале «Syn og Segn» была опубликована большая статья покойного к тому времени профессора Свале Сулхейма (1903-1971) «Историография на службе атлантической политики», написанная еще в начале 50-х гг., но так и оставшаяся неопубликованной. С. Сулхейм по своим взглядам был марксистом, в годы войны членом Коммунистической партии Норвегии, редактором подпольной газеты «Alt for Norge», изгнанный из партии в конце 1949 г.— начале 1950 г. во время ее «большой чистки» вместе с бывшим генеральным секретарем Педером Фуруботном и группой партийных активистов, участников движения сопротивления. Статья, дававшая обстоятельный критический разбор книги Стеена и рецензий на нее, была написана в начале 50-х., но опубликована не была. Сулхейм прямо связывал концепцию Стеена с насаждением пронатовской, атлантической идеологии в конце 1940-х - начале 1950-х гг. с настроениями холодной войны. Теперь же, в 80-е гг., эти критические тезисы были поддержаны рядом историков более молодого поколения, в частности, ставангерским историком Тургримом Титлестадом, в статье «Холодная война и 1814 год?», которая была опубликована в том же журнале «Syn og Segn».
Заключение российско-шведской конвенции в Або в августе
Эта сложность структуры владений датских Ольденбургов отражала и применявшаяся в XVII-XIX вв. терминология. Под понятием «государство» (по-датски Riget) в документах обычно понималась вся совокупность владений Ольденбургского датского дома. Название «королевство» (по-датски Kongeriget) обычно относили к Дании и Норвегии с заморскими владениями последней. Германская часть владений Ольденбургов включала «герцогства» (по-датски Hertugd0mmerne, по-немецки die Herzogtumer), как именовали часто Шлезвиг-Гольштейн и графства Ольденбург и Дельменхорст. Заморские владения Дании в Индии, Западной Африке и в Вест-Индии тогда, как и теперь, именовались колониями.
Владения шведских и датских королей, как и все империи, вплоть до начала XIX в. были полиэтническими и многонациональными, многоязычными. К концу XVIII в. Северная Европа была довольно пестрым в лингвистическом отношении регионом. При этом основная часть населения - шведы, норвежцы, датчане, фарерцы и исландцы - пользовалась языками, принадлежавшими к скандинавской группе германских языков. Первые три языка - датский, норвежский и шведский, довольно близки и более или менее во многом взаимопонятны. Фарерский и исландский языки сохранили во много/Ърхаичные формы древнескандинавского языка. Однако языковое развитие скандинавских языков происходило по разному и неравномерно. На территории Северной Европы жили народы, принадлежавшие к другим лингвистическим группам.
Так, в шведской мини-империи, помимо собственно шведов, проживавших на территории метрополии и частично в южной части Финляндии, и пользовавшихся шведским языком, который в XVII в. уже сложился как литературный язык, основным населением последней - крестьянства - были финны, говорившие на финском языке, который занимал в Финляндии в те времена подчиненное положение. Подданными шведского короля в его качестве герцога Померанского были немцы. В далекой Лапландии кочевали финно оставаться самостоятельным герцогством, в личной унии с Данией, и лишь 9 сентября 1806 г. было провозглашено его воссоединение с королевством Данией. угорские оленеводческие племена саамов-лопарей. Шведская нация в основном сложилась уже в раннее новое время, хоте процесс ее формирования продолжался. Норвежскоязычное и датскоязычное население аннексированных шведами норвежских и датских провинций во второй половине XVII в. подверглось мощной шведизации, так что уже к концу XVIII в. можно было говорить лишь о наличии диалектов шведского языка в этих провинциях, сохранившихся до сих пор (сконский диалект шведского языка).
Полиэтничность и многоязычность владений датских Ольденбургов была еще большей, чем во владениях шведской короны. Датский язык в XVII в. также сложился как литературный, и им пользовалось почти стопроцентно население собственной Дании. Он также распространился в Северном и отчасти в Центральном Шлезвиге. ( датчане предпочитают называть эту часть страны -Южная Ютландия) Языковая ситуация в Норвегии к рубежу XVIII - XIX вв. была значительно более сложной. Дело в том, что исторически здесь городское население, чиновничество, интеллигенция, духовенство пользовались датским языком, в то время как крестьянство говорило на различных диалектах местного норвежского языка. Датским языком пользовалась и верхушка Исландии и Фарерских о-вов, основное население которых сохранило собственные языки, исландский и фарерский. Эти языки, близкие к древнескандинавскому языку викингов (N0rr0n), из-за отдаленности и изоляции сохранили многие архаические формы последнего. Жившие на крайнем севере Скандинавского полуострова в Швеции, Норвегии и Финляндии саамы-лопари пользовались различными вариантами саамского языка, а оказавшиеся на территории Северной Норвегии финны, которых здесь называли квены, говорили на финском языке. И финский, и саамский языки относятся к финно-угорской группе.
В центральной и южной части Шлезвига, в Голынтейне, Ольденбурге и Дельменхорсте, входивших в германские владения датских Ольденбургов население говорило по-немецки, в основном на нижнегерманском диалекте (Platt-Deutsch), за исключением побережья Северного моря в герцогствах, где значительная часть населения говорила на фризском языке, близком к немецкому.
В странах датской и шведской мини-империй, находившихся в зависимости от метрополий, прежде всего в Финляндии и Норвегии, этнолингвистические границы во многом совпадали с социальными сословно-классовыми перегородками. В зависимой от Швеции Финляндии бюргерство, чиновничество и часть духовенства, как уже говорилось, были почти исключительно шведскоязычными, а крестьянство, за исключением некоторых прибрежных районов Юго-западной и Южной Финляндии, финноязычным. Были многочисленные примеры, как люди, в процессе социальной мобильности перемещавшиеся из низших страт в высшие, т.е. крестьяне становившиеся чиновниками, духовными лицами или бюргерами, переходили с финского языка на шведский и даже меняли свои звучащие по-фински фамилии на шведский лад.21
В XVIII столетии этнолингвистическая картина стран Северной Европы еще более осложнялась тем, что в условиях космополитического менталитета датский и шведский языки, хотя и стали государственными в своих странах, но они отнюдь не были в монопольном употреблении как языки верхушки общества и центрального административного аппарата. В Дании-Норвегии на протяжении почти всего XVIII в. языком двора, армии и значительной части администрации был немецкий, точнее общенемецкий или верхненемецкий язык (Hoch-Deutsch), отличающегося от нижненемецкого диалекта герцогств. Дело в том, что после установления в стране абсолютизма в 1660 г. королевская власть стала широко привлекать на службу при дворе, в администрации, в качестве дипломатов немцев из разных частей Германии, которые пополняли ряды нового дворянства, опоры самодержавия. Наиболее ярким примером были сделавшие блистательную карьеру в королевстве
Государственное собрание Норвегии в Эйдсволле (10 апреля - 19 мая 1814 г.
Вплоть до 1796 г. норвежский вопрос в шведской внешней политике, как уже говорилось практически не поднимался. Посвященные в него густавианцы Армфельт и Таубе были отстранены от власти и на внешнюю политику никакого воздействия естественно не имели. Кроме того, сближение с Данией делало какие-либо поползновения в западном направлении не актуальными. Однако сам молодой король не забывал о стремлениях отца. Имеются сведения, правда, пока не подтверждаемые документами, что вопрос о возможном присоединении Норвегии к Швеции обсуждался с только что пришедшем к власти Павлом на заключительной стадии брачных переговоров, когда якобы
Адольф , не унаследовав театральных склонностей и блеска отца, во многом воспринял его внешнеполитические представления, в частности ненависть к Французской революции, что, однако не помешало ему вступить в переговоры с республикой исходя из чисто прагматических факторов. Новый шведский король не только вспомнил о Норвегии, но и, как увидим далее, сделал планы ее присоединения тайным стержнем внешней политики Швеции своего царствования в гораздо более последовательной форме, нежели это было при Густаве III. Так, уже на рубеже 1797-1798 гг. шведское правительство сделало попытку включить вопрос о Норвегии в тот грандиозный план переустройства Европы и, прежде всего Германии, вопрос, который должен был стать предметом переговоров в Раштадте между республиканской Францией, войска которой одержали ряд блестящих побед в Италии, и Священной Римской Империей, то есть Габсбургами, и другими германскими государствами. Шведский король, который в качестве герцога Померанского формально был в вассальной зависимости от императора а мог отправить в Раштадт свою делегацию. Идея включить Норвегию в план общеевропейских территориальных преобразований родилась в Стокгольме под впечатлением получаемой по дипломатическим каналам информации. Большое значение здесь имели донесения известного шведского дипломата Ларса фон Энгестрёма, не так давно занимавшего пост посланника в Варшаве и назначенного в Вену, которого, однако, здесь принять отказались из-за его экстравагантной профранцузской ориентации. Энгестрём разъезжал по Германии, регулярно отправляя донесения в Стокгольм. Уже в мае 1797 г. он сообщил о предстоящем конгрессе в Раштадте, где хотел был стать шведским представителем. В июле Энгестрём писал о намечаемых территориальных преобразованиях в Германии, в частности, о секуляризации церковных владений, предназначаемых для компенсации владетелей, потерявших свои земли в прирейнской области. В середине августа Энгестрём встретился с прусским представителем на предстоящем конгрессе бароном Якоби-Клёстом, фактически предложившим Швеции сотрудничество.
Энгестрём предлагал переориентировать внешнюю политику на Францию и Пруссию, и принять самое активное участие в будущем переделе Европы. Информация Энгестрёма во многом подтверждалась и другим шведским дипломатом совершенно иных убеждений Акселем фон Ферсеном, который вошел в историю Французской революции как фаворит Марии-Антуанетты и один из организаторов бегства королевской семьи в Варенн. Находясь в Германии Ферсен, сообщая о предстоящих переустройствах Империи, писал, что венская дипломатия готова принести в пользу интересов собственно Австрии интересы Империи в целом.179
Густав IV Адольф очень внимательно следил за происходящим и готовившимся в Европе, взвешивая, какую пользу можно извлечь из этого. Он предложил Энгестрёму подробнее изложить свои предложения в связи с готовящимся конгрессом, что тот и сделал в двух мемуарах, датированных 21 октября и 28 декабря 1797 г. В первом он предлагал добиваться для Швеции или принадлежавшего Дании о-ва Борнхольм взамен на то, что последняя получит Любек, или части Мекленбурга с побережьем между Висмаром и Померанией, или права взимать пошлины в устье Варнемюнде. Во втором, менее конкретном по характеру, Энгестрём писал о грядущем крушении Вестфальской системы, чему Швеция не должна противиться. Главным же было предложение сблизиться с Французской республикой. Здесь же мимоходом подвергался резкой критике Аксель фон Ферсен как возможный конкурент в качестве шведского представителя на конгрессе. В диссертации Свена Свенсона обстоятельно рассмотрена эволюция взглядов молодого короля на общеевропейские и германские в частности проблемы. Если еще в июле 1797 г. Густав IV Адольф недвусмысленно выступал против всяческих перемен в Германской империи, то к ноябрю его точка зрения стал совершенно иной, потому что неожиданно замаячила возможность в обстановке перекройки европейских границ заполучить Норвегию. Если поначалу король возлагал надежды на Пруссию, то, когда стало ясно, что Берлин занимает весьма сдержанную позицию в отношении такой перекройки, на первый план выступила перспектива сближения с Францией.181
