Содержание к диссертации
Введение
1. Григорий Турский, Фредегар и автор Liber historiae francorum: Романо—германский синтез VI — первой половины VII в. глазами авторов исторических сочинений 26
1.1. Введение 26
1.2. Политическая история королевства франков во второй половине VI-VII вв 30
1.3. Образ власти в «Истории франков» Григория Турского 34
1.3.1. Григорий Турский и его место в историографических концепциях XIX в 34
1.3.2. Эпизоды с Суассонской чашей и крещением Хлодвига 47
1.3.3. «Суассонская» ветвь Меровингов и их изображение Григорием Туре ким 55
1.3.4. К вопросу о методологии историоиисания Григория ТурскогобО
1.4. «Хроника» Фредегара, сочинение «Продолжателя Фредегара» и «История франков» как источники но позднему периоду правления династии Меровингов 66
1.5. Выводы 77
2. Франкское королевство в позднемеровингский период (VII -
середина VIII в.) по материалам агиографических сочинений 79
2.1. Гаспространение агиографических сочинений в Галлии и их особенности 79
2.2. Агиографические сочинения начала VII в. и влияние «ирландского монашества» на распространение монастырей в Европе . 85
2.3. Эдуэн Руанский и Элигий Нойонский: Епископы, монастыри, и королевский двор 96
2.4. Монастыри и королевская власть: Версия «Gesta Dagoberti regis» 108
2.5. Выводы 124
3. Суд: правовая культура и ритуалы королевской власти 127
3.1. Судебные протоколы Меровингской Нейстрии: Происхождение и особенности 127
3.2. Суд и король 135
3.3. Политика согласия и король как арбитр 145
3.4. Выводы 155
Заключение 159
- Политическая история королевства франков во второй половине VI-VII вв
- Гаспространение агиографических сочинений в Галлии и их особенности
- Судебные протоколы Меровингской Нейстрии: Происхождение и особенности
Введение к работе
Актуальность избранной темы обусловлена рядом факторов, среди которых один из первых по значимости - это то, что поставленная в работе проблема относится к числу тех, из изучения которых выросла современная медиевистика, а ее непрекращающиеся ревизии и пересмотры дают новіле импульсы развития науки. Возникновение и развитие франкского королевства, динамика социальных процессов в нем па протяжении двух последних столетий являлись эталоном для изучении раннего Средневековья в других регионах Европы. Проблема ромаио- германского синтеза с первой половины
в. занимает важное место, и ее разработке и модификации были посвящено большое количество работ в XIX и XX вв. Но она стала терять свою популярность среди зарубежных исследователей начиная со второй четверти
в., а критика так называемого «эталонного подхода» к генезису феодализма, 15 рамках которого все явления социально-экономической жизни средневековья неизменно сопоставлялись с их вариантом в Иль-де-Франсе, стала звучать уже 40 лет назад. Но несмотря на попытки сфокусироваться на типологических подходах, исследователи неизбежно возвращаются к сопоставлению явлений социально-экономической жизни с их вариантом в северной Галлии и в частности, Иль-де-Франс.
В связи с этим, задачи данного исследования состоят в том, чтобы: во-первых, рассмотреть динамику социально-политического развития меро-вингского государства на основании новых данных и уточнить хронологию и содержание основных этапов ромаио—германского синтеза. Во-вторых, обратившись к уже выявленному и накопленному предшественниками фонду источников по социальной истории, проанализировать его иод углом зрения
новых источниковедческих методик и подходов к раннесредневековому материалу, для которых характерно рассмотрение содержания в неразрывном единстве с формой. В-третьих, показать, что могут дать новые источниковедческие методики и комплексные подходы в решении историографических проблем исследования меровингской эпохи.
Методологическим подходом к решению данных задач является плодотворно разрабатыевамая в отечественной историографии последних десятилетий концепция генезиса феодальных отношений в форме романо—германского синтеза. Эта концепция позволяет высветить специфику развития королевской власти в раннесреднсвековом государстве. Отражение этого процесса в современных ему исторических памятниках концепция романо—-германского синтеза привязывает к общим закономерностям развития культуры и идеологии того времени, среди которых в первую очередь следует отметить господство риторического подхода к действительности. Следует помнить, что авторы исторических и агиографических сочинений в этот период не отображали историческую действительность как последовательность событий. Они принадлежали к среде образованных людей, которым были известны примеры иозднеаитичного историоиисания, и которые в своих сочинениях стремились не просто описывать события, а делать это в том же стиле с применением устоявшихся схем, как это делали их именитые предшественники. Поэтому исследование воззрений авторов исторических и агиографических сочинений раннего Средневековья па практику власти и подмеченные ими процессы развития франкского королевства следует проводить, принимая во внимание зависимость этих авторов от известных им примеров Античного историоиисания и канонов жанра. Анализируемые в данной работе нарративные источники двойственны но своей природе и в равной степени принадлежат историографии и художественному творчеству. Проблема верификации дан-
пых этих источников в отношении королей и их семей, их окружения, а также представителей церковной иерархии (епископов и аббатов) и знати решается путем рассмотрения их в широком социально-историческом контексте, при сопоставлении их с информацией из агиогорафии и различного рода административных и юридических документов. Сравнение информации из различных типов источников будет направлено на то, чтобы исследовать сообщения источников разного типа о взаимоотношениях королей, знати и церковной иерархии. Это сравнение может показать, как следует отделять объективную информацию о политической и социальной организации Меровингской Галлии от той картины, детали которой могут быть вызваны особенностями индивидуального восприятия авторов, их стратегиями изложения материала и устоявшимися канонами жанра.
Хронологическими рамками данного исследования является конец V конец VII в., эпоха существования меровингского государства.
Источниковую базу исследования составляют три основных группы источников, каждая из которых будет рассмотрена в деталях в соответствующей главе. Во-первых, это исторические сочинения и хроники, такие как «История» Григорий Турского, «Хроника» Фредегара, сочинение Продолжателя Фредегара и «История франков» (Liber historiae francorum). Во-вторых, это агиографические сочинения, такие как жития епископов VII в. Эдуэна Руанского и Элигия Нойопского, а также более поздние «деяния короля Дагоберта». Третьим типом источников являются судебные решения (т. п. placita), которые зафиксировали процесс разрешения конфликтов в присутствии короля. Данная источниковая база является вполне репрезентативной для решения поставленных задач. При исследование практики власти и тех изменений в ней, которые были следствием взаимодействия римских и германских начал, следует учитывать, что каждый из указанных выше типов
источников отображал собственную картину действительности, и они не подлежат механическому сложению. Немыслимо рассматривать мировоззрение авторов в отрыве от жанровых форм, в которых эти авторы высказывались.
Степень изученности проблемы. В известной мере рассматриваемые нами как источники, памятники франкской эпохи породили концепции, которые историография XIX в. ввела в широкий научный оборот, а историография XX в. подкрепила анализом широкого социально экономического материала. Историография вопроса необъятна в силу ряда причин: эта проблематика является животрепещущей не только для национальных французской и немецкой историографии, занимающихся исследованием прошлого своих народов и стран, но и для исторической науки России, Англии и (с XX в.) США. в значительной степени построивших свою медиевистику на проблеме изучения генезиса феодализма в странах Западной Европы.
Зарубежная историография.
Концепция романо-германского синтеза появилась уходит корнями в споры между «германистами» и «романистами» раннего нового времени1, но она стала центральной для исследования раннего Средневековья в XIX в. Значительный вклад в ее формулировку внесли классики французской медиевистики О. Тьерри и Ф. Гизо, которые фактически сформулировали основные положения идеи ромапо - германского синтеза в меровиигском королевстве франков, используемые исследователи и поныне.2 Во второй ноло-
1В качестве примеров можно привести сочинения Б. Ренана (Rhenanus В. Rcruin Gcrmaniearium libri tres. Basel. 1531.) и Ф. Отмана (Hotman F. Francogallia. Genevae, 1573).
2Thierry A. Recits des temps merovingiens, precedes de Considerations sur I'histoire de France. Paris, 1840. Тьери считал, что в VI в. (т. о. в период, описываемый Григорием Турским) франкские короли хоть и относились со все возраставшим уважением к католическому епископату, но оставались по сути варварами и «язычниками». Взгляды Тьери во многом развил и повторил один из представителей «малогерманской» партии Heinrich von Sybel в своей работе Entstchung des deutschen Konigtliuins. Bonn, 1844. В этой работе, вполне в рамках концепции, заноженной Тьери, отрицалось наличие какой-либо государственности у германцев. Отчасти противоположная точка зрения принадлежала Ф. Гизо: Guizot, F. Essais sur I'histoire de France. Paris, 1836. Ее отличие от взгляда Тьери состояло в том, что он придавал большее значение цивилизаторской функции гашго-римекого епископата, и считал, что благодаря ему Хлодвиг и последующие меровингскнс короли стали заимствовать римскую культуру, и в частности, пытались имитировать
вине XIX в. эта концепция продуктивно разрабатывалась Ф. Даном.3 После их работ сложилась традиция рассматривать раннее Средневековье как время, когда падение Римской государственности привело к смешиванию остатков сложных социальных связей развитого городского античного общества и более примитивного набора социально—экономических связей, уходящих корнями в верность варварских военных отрядов своему предводителю (Treugemeinschaft или Treugelobnis немецких авторов) и этику аграрного общества, еще сильно связанного узами родового строя.4 Появление исследований Твери и Гизо стало этаном для содержания не только гимназического, но и университетского образования практически во странах Европы и Америки *" вплоть до нынешних времен. Уже в этом исследовании проявилось характерное отношение к основным историческим сочинениям этого периода, а в особенности к «Истории» Григория Турского как к кладезю ярких и вполне достоверных фактов, не изжитое и до сих пор в ущерб другим источникам но истории этого периода.
Не обошлось и без заведомых преувеличений: а именно, постепенное проникновение небольших отрядов и групп варваров в границы Римской империи стало восприниматься как организованная но всем правилам военного искусства и подчиненная единой цели военная кампания германских народов против Рима.0 Много внимания уделялось тому, как на основе синтеза военных порядков германцев и остатков римской государственности вырос новый, «феодальный» тип социально-экономических отношений, в котором,
римские образцы в области представлений о власти.
3Dahn F. Die Konige der Germanen. Miinchen. 1895. Королевству франков был посвящен 7 том. Ф. Дан отдал дань концепциям обоих француских исследователей и сделал попытку согласовать их разногласия.
4Например: Gaupp Т. Th. Die germanischen Ansiedlungen urid Landtheihmgen in den Provinzen des Romischen Westreiches. Breslau, 1844. Halban A. Das romische Recht in den germanischen Volkstaaten. Breslau, 1899.
5Kosinna G. Die Herkunft der Gerniaiien. Zur Methode der Siedlungsarchaologie. Mannus Bibliothek. V. 6-Wurzburg, 1911. Результатом явилось появление в школьных учебниках всех стран карт, на которых стрелами были отмечены основные направления «военных кампаний» варваров.
в соответствии с его классическим определением, личная преданность королю или сеньору и участие в его военных походах вознаграждались правом условного владения землей и правом взимания с живших на ней крестьян податей.6 Помогло очертить основные черты этого процесса перехода от Ант-чиности к Средневековью в работах, написанных в рамках традиции немецкой «Rechtgeschichtliche Schnle», основанной Савиньи, и ее подражателями во Франции.7
Значительный вклад в идею преемственности между позднеантичиыми и раннесредневековыми порядками внес Н. Д. Фюстель де Куланж, который показал, что римские социально—экономические порядки просуществовали значительное время после падения политических структур Римской империи на Западе.8 Но несмотря на это, особый средневековый уклад, в соответствии с его воззрениями, сложился только в результате развития условных держаний в поздпемеровингскую и в особенности в каролингскую эпоху.
Среди многих важных вопросов, которые ставили эти труды, следует назвать один, и поныне остающийся дискуссионным. Это проблема периодизации процесса романо -германского синтеза, которая вызвала разногласия и которая и ныне предполагает различные решения. Историография усвоила легко вычитываемую из сочинений франкских историков концепцию о том, что история королевства франков эпохи правления меровингекой династии состояла из двух периодов: времени правления «варварских королей» в римской по сути провинции и времени мутации этих порядков и все набиравшего
"Классической работой являемся Roth Р Feiidalitat und Untertanverband. Weimar, 1863. Среди классических работ, развивавших эту точку зрения, можно назвать в первую очередь Hiiitze О- Weseu гінеї Verbreitung des Feudalismus. Weimar, 1929; и отчасти Mitteis H. Lehnrecht und Staatsgewalt. Weimar, 1933.
' Среди многих работ этого историко правового жанра основными и оказавшими наибольшее влияние являются: Waitz G. Deutsche Verfassungsgeschichte. Kiel, 1863- 1878; Beanchet L. Histoire de l'organisation judicaire en France. Epoque franque. Paris, 1885; Glasson E. Histoire du droit et des institutions de la France. Paris, 1888 -1889; Viollet P. Histoire des institutions politiques et administratives de la France. Paris, 1890.
"Fiistcl de CoulangesN. D. Histoire des institutions politiques de Гапсіешіе France. Paris, 1875. Его точка зрения традиционно называется «ромапистскои», хотя сам ученый отвергал такое онередсление его взглядов.
силу процесса синтеза, создавшего уникальную рапнесредневековую социально-политическую и культурную среду. Одновременно, расцветшая аграрная история согласовывала собранный ею материал с той же концепцией политического развития, тем самым придавая этой концепции глубину и фунди-рованность.9 Несмотря на возникновение двух прямо противоположных точек зрения, вопросам периодизации процесса романо - германского синтеза во франкском королевстве в период между исчезновением Римской власти в Галлии в конце V в. и превращением его королей в императоров в начале IX в. уделялось мало внимания. Уверенность в объективной очевидности родо- -племенных и дружинных порядков и завершенности исследования римских представлений о публичной власти сделала ненужным какое-либо серьезное исследование и дальпешее уточнение хронологии процесса романо- германского синтеза в раииесредиевековом франкском королевстве в историографии XIX первой половины XX в. Франкские короли времен династии Меровии-гов воспринимались либо как варварские предводители военных отрядов, и тогда смысл их власти был понятен по умолчанию. Считалось, что идея об адаптации дружинных связей к поздиеримским провинциальным порядкам делает ненужным изучение особенностей организации власти этого периода, потому что и сами дружинные порядки, и римская государственность считались хорошо изученными и более того, понятными интуитивно при чтении хроник того времени. Показателыю, что в середине XX в. Бухнер считал, что королевская власть была но сути германской (что означало для него ее схожесть с властью военных предводителей, duces), но короли правили в ноздне-римском обществе.10 Его оппонент Хаук подчеркивал обратное Меровинги для него выглядели как провинциальные наместники.11
9См. Fustel de N. D. Histoire des institutions politiques dc l'ancieime Franco. V. 3, 4. 5. 10Buchner R. Das merowingischc Konigtum // Das Konigtum. Konstanz, 1936. S. 143-150. nHauck K. Von ciner spatantiker Randkultur zurn karolingischon Europa // Friihmittclalterliche Studien.
Концепция романо—германского синтеза в том виде, в котором она окончательно сложилась перед Первой Мировой войной, обычно выглядела следующим образом. Короли франков из Меровингской династии в течение большей части VI в., как считалось, выглядели полными энергии «сильными» нравитеи, но «варварами» по своей культуре и в этом смысле неспособными по-настоящему поставить под свою власть романизированное общество Галлии и в особенности, Аквитании.12 Ситуация, как это виделось исследователям, изменилась после того периода, которое еще успел застать Григорий Турский --- а именно, в начале VII в. Но поскольку франкские правители, как и сами франки, жили в обществе, которое еще до недавнего времени было частью римской провинции, то некоторые известные ученые рассматривали прерогативы франкских королей в понятиях конституционной истории, которые более применимы для Поздней Римской империи, а не для раннего Средневековья.13 Идея преемственности между временами Римской империи в Галлии и эпохой правления королей из династии Меровингов подчеркивалась Ф. Лотом, Г. Фурпье, К. Ф. Строэкером и Р. Фольцем.14
Основным недостатком их работ остается то. что исследователи этой школы считали, что идеалы власти в эту эпоху состояли всего лишь из двух основных типов: из власти публичной, императорской, и власти «частной» (власти предводителей-варваров над своими дружинниками и над своими
Bd. 1. 1967. S. 3-93.
12Пообпуго точку зрения можно увидеть в Lot F., Pfister С. Ganshof F. L. Histoire du moyeu age. P. 297-325. Но наиболее концентрированным (и n чем-то даже гипертрофированным) выражением этого тезиса явилась работа Pirennc II. Mohammed et Charlemagne. Bruxclles, 1934. (Можно отметить, что эта работа была оставлена автором и виде черновиков и никогда не получила завершения при его жизни. Она была издана его учеником, причем в процессе правки в нее вошли не только те мысли и идеи, которые Анри Пиренн высказал в письменной форме в черновике, но и те мысли, которые, как утверждал его ученик, произносились им устно в ходе личных бесед.) В этой работы было показано, что приход варваров на территорию римской Галлии и Аквитании нисколько не изменил социально экономическую ситуацию п том регионе, которая как была, так и осталась связана с Поздней Античностью но своему характеру.
"Например, Lot P., Pfister С, Ganshof F.L. Histoire du Moyen Age. P. 297-325.
14LotF. La fin du nionde antique et le debut du Moyen Age. P., 1951. Fournier G. Les Merovingiens. Paris, 1966. Stroheker K. F. Die geschichliche Stellung der ostgermanischen Staaten am Mittelmeer // Idem. Germaneiitum und Spjitantike. Zurich. 1965. S. 102 133. Folz R.. Guillou A. De PAutiquite au monde medieval. Paris, 1972.
домашними), и что они некритически относились к понятиям «римский» и «варварский» при описании представлений о политическом устройстве. При прочтении этих работ остается неясным, на чем именно зижделась власть в эпоху, рисовавшуюся этими исследователями как картина оседания варваров в римской провинции. Ведь постулирование идеи о власти как «римской» или «варварской» ничего не может сказать нам о тех механизмах и стимулах, которые были в руках правителей и их окружения. В Поздней Античности Римская империя была вынуждена тесно взаимодействовать с варварами, брать их на свою службу, причем некоторые из них смогли достичь второго по значимости поста в имперской иерархии власти, а именно положения префекта претория Запада (как, например, это сделал Рихимер).10 Что именно в Позднем Риме оставалось «римским», а что стало уже к началу V в. «варварским» и «провинциальным», является и поныне предметом дискуссий.16 Поскольку у современных исследователей раннего Средневековья пет такой картины того, во что превратилась поздняя Римская империи в период, закончившийся падением императорской власти на Западе, как была у историков XIX в., то превращаются в дискуссионные казавшиеся некогда изученными пути эволюции власти в варварских королевствах.
В середине XX в. стали появляться работы, которые поставили под сомнение схему, по которой Средневековье вырастает из VI в., из романо германского синтеза в Меровиигском королевстве. Марк Блок предложил считать раннее Средневековье периодом экономического застоя, истоки которого уходят еще в эпоху падения Западно Римской империи. Одновременно
15 О Рихимере см. Jones-А. Н. М. The prosopography of the Later Roman Empire. 260 395. Cambridge, 1971. V. 1. P. 942. О проникновении варваров на высшие командные должности римской империи и армии см., в частности, работы Demand! A. Magister inilituni. RE Suppl. 1970. V. L2. S. 553; Idem. Der spatromische Militaradel // Chiron. 1980. T. 10. S. 609; Idem. The osmosis of the Late Roman and germanic aristocracies // Das Reich und die Barbaren. Ilrsg. von ChrysosE., Schwarcz A. Wien. 1989. S. 75.
16B частности, течис о начале «варваризации» Римского нрава еще период Почдней Античности выдвинул Levy Е. Das romische Vulgarrecht. Cambridge, 1946.
он подчеркнул, что период Высокого Средневековья (X - XII вв.) был временем быстрого экономического роста, и что он не был генетически связан с процессами, протекавшими после падения Западно-Римской империи и до IX в.17 Он считал, что ранее и Высокое Средневековье кардинально отличались друг от друга в социально-экономическом и политическом смыслах. Из иод пера его учеников и последователей во Франции вышли работы, авторы которых стремились доказать существование двух различных периодов Средних Веков. Они считали, что до начала X в. франкский мир еще оставался средиземноморским и поздперимским по своей сути.18 Его последователи постарались показать, что некоторые особые приметы римского мира еще долго характеризовали развитие Европы даже после того, как императорская власть уже перестала существовать. В частности, они утверждали, что рабство, возможно, оставалось широко распространено до конца X в.19 И только в начале XI в., как они утверждали, стали появляться ростки нового, средневекового социально-экономического устройства. Основой его, как они считали, стали условные держания земли владельцами замков, которые были обязаны военной службой крупным региональным властителям. Хотя этот подход и позволил по-новому посмотреть на развитие средневекового общества, интерес его адептов к социально-экономическим проблемам привел к тому, что мало кто из ученых этого периода серьезно задавался вопросом о представлениях о власти и об их сходстве или отличие от поздперимских. В то время как медиевисты XX в. уточняли хронологию процесса ро-
17Блок М. Феодальное общество / Пер. с фр. М. 10. Кожевниковой. М., 2003.
18Первоироходцем в этой области и создателем очень влиятельной историографической традиции и школы во Франции был Жорж Дюби, который постарался обоновать тезис Марка Блока на примере исторпко-правового исследования практики зависимости воинов or магнатов. Duby G. Recherches sur revolution des institutions judicaires pendant le X et XI sifecle dans le sud de la Bourgogne // Le moyen age. 1946. V. 52, 2-4; 1947. V. 53, 1-2. Основным его трудом, эталоном для всех его последователей, стал La societe aux XI et XII siecles dans la region Maconnaise. Paris, 1953.
19Verlindcn C. L'esclavage dans l'Europe medievale. Brugge, 1955. Bonnassie P. The survival and extinction of the slave system in the early medieval West (fourth to eleventh centuries) // Idem. From slavery to feudalism in south-western Europe. P. 1-59.
мано- германского синтеза преимущественно на основе изучения социально-экономической проблематики, их коллеги--антиковеды работали над уточнением особенностей развития общества и идеологии власти в поздний период существования Римской империи. Значимый для медивистики XIX в. VI в. в результате последующих исследований стал лишь частью перехода от Античности к Средневековью, рассматриваемом в аспекте времени болыло длительности. «Поздняя Античность» появился в конце XIX в., и с тех пор интерес к этому времени как к самостоятельному периоду развития с особыми способами политической, социальной, и культурной жизни стал центральным для многих исследований. Среди ученых, много способствовавших повышению репутации этого периода как значимого и интересного можно назвать Лабриоля, А. Шастапьоля, А. И. Марру, П. Брауна.20 Работы этих ученых показали, что выдвинутый Гиббоном тезис о «падении Римской империи» не может служить достаточным для описания этого периода и что этот процесс был более сложным.21 Ученые показали в своих исследованиях, что уже к концу принципата Римская империя лишилась многих черт, которые напоминали о ее связи с республиканским Римом времен Античности. Стало нормой говорить о Поздней Античности как об особом периоде истории, который характеризовался значительным количеством особенностей по сравнению и с предшествующим, и с последующим периодами.22 Используя данные археологии, ученые все меньше говорят о массовых варварских вторжениях как о
20Marrou H.I. Histoire do. Г education dans l'antiquite. Paris, 1948. Brown P. Society and the holy in Late Antiquity. Berkeley, 1982; Idem. The world of Late Antiquity. 200-750. London, 1971; Chastagnol A. L'evolution politique, sociale et economique du monde romain de Diocletien a Julien: la mise en place du regime du Bas-Empire (284-363). Paris, 1982.
21 Noble T. F. X. The Transformation of the Roman world: Reflexions on five years of work // East and West: Modes of communication. Proceedings of the First Plenary conference at Merida. Edd. E. Chrysos, I. Wood. Leiden, 1999. P. 266.
22См., например, фундаментальное исследошшие Millar, Fergus. The emperor in the Roman world (31 ВС-AD 337). Ithaca, 1977. Brown P. The rise of western Christendom: Triumph and diversity AD 200-1000. Oxford, 1996. Idem. The cult of the saints: Its rise and function in Late Antiquity. Chicago, 1981. Idem. The world of Late Antiquity, 200-750. London, 1971.
доказанном факте, что позволяет переосмыслить значение этого периода как времени, характеризующимся преемственностью традиций и постепенной их адаптацией к новым условиям. Поэтому сейчас историки говорят о том, что в Поздней Античности сложились своя, особая практика власти, которая отличалась от классических, античных традиций, и которая одновременно не была связана с каким-либо влиянием варваров на римский мир. В соответствии с современными представлениями ясно, что Поздняя Античность не сразу уступила место раннему Средневековью, и что между ними существовала значительная генетическая связь. И только в результате дальнейшего развития появилось то, что в XIX и начале XX в. называлось просто «Средневековьем», а в конце XX в. стало называться «Высоким Средневековьем». Поэтому развитие представлений о власти и об организации общества в Галлии в период правления династии Меровингов стоит рассматривать не только
С ТОЧКИ ЗреїШЯ СреДНевеКОВЫХ ПОрЯДКОВ И мептаЛЫЮСТИ, НО И учитывая 1103Д-
иеаптичиые идеалы и организацию власти.
С одной стороны, историки отмечали постепенное ослабление власти франкских королей, связанное в первую очередь с тем видением па историю династии, корое можно было найти у Эйпхарда.23 Но существенным недостатком этой устоявшейся в первой половине XX в. точки зрения является ряд внутренних противоречий, которые становятся видны при тщательном анализе. В частности, эта концепция не дает удовлетворительного объяснения серии событий, произошедших во франкском королевстве в конце VI первой четверти VII в. Тогда франкским королям из «Суассонской ветви» династии удалось усилиться в правление Хилыюрика, его сына Хлотаря II и его внука Дагоберта I и объединить под властью одной ветви династии практически всю территорию современной Франции. Но после очередного раздела
23Lot F., Pfistcr С, Ganshof F. L. Histoire du moyen age. P. 319-325.
территории единого королевства после смерти Дагоберта власть Меровипгов над всей территорией современной Галлии, как стало обычным считать, уже никогда не восстановилась и значение династии в целом пошло на спад. Таким образом, именно правление этого короля стало пиком раннесредневеко-вого единства Франции, а король Дагоберт приобрел мифологические черты короля- собирателя земель.
Важными для понимания истории франкского королевства в Меро-вингский период являются работы нескольких англоязычных исследователей. Нестыковки различных концепций позволили Р. Гербердингу предположить, что в них есть слабости, которых он попытался избежать в своей теории. Он обратил внимание па взгляды автора «Истории франков» (Liber historiae francorum), тексту, которому до этого уделялось сравнительно мало внимания. Р. Гербердинг сравнил сообщения о позднем периоде истории Меровингского королевства, которые можно найти в «Истории франков», с информацией из других источников.24 В результате было показано, что эта «История» не дает возможности принять сложившую историографическую традицию. В работе Гербердипга был окончательно развенчан тезис о «слабости» меровингских королей в последние полтора века своего правления, который появился впервые в сочинении биографа Карла Великого Эйпхар-да. Исследователь также показал, что это утверждение можно воспринимать только как каролингскую пропаганду и как знак того, что для историков, связавших свою судьбу с каролингской династией, было важно подчеркнуть принципиальное отличие политики этой династии от политики предшество-вашей ей меровиигской. В результате детального изучения «Истории франков» Р. Гербердинг ноказші, что для автора, писавшего свой труд в эпоху правления этой династии, короли были сильными и значимыми, а вовсе не
-MGerberding R. The riso of the Carolingians and the Liber historiae Francorum. Oxford, 1987.
теми слабыми властителями, которых видел в них Эйнхард. Их основным принципом власти был поиск согласия между различными группами светской и церковной иерархии, и в этой области, как считает Гербердинг, они добивались успехов и тогда, когда новые мажордомы из Австразии, потомки Арнульфа из Меца и предки Пепина III и Карла Великого, уже предъявляли серьёзные претензии на власть в Нейстрии. Это говорит о том, что власть позднемеровингских королей действительно была значительной. Как следовало из его работы, ситуация была как раз обратной: для автора «Истории франков» франкские короли крепко держали бразды правления в своих руках, и только от них зависело поддержание мира во франкском королевстве. Отметим, что в результате этой появления этой работы сложилась интересная и неоднозначная историографическая ситуция в отношении этого вопроса: в частности, Р. Гербердинг создал и укрепил представление о том, что в VII в. власть франкских королей не только не ослабла, но, наоборот, укрепилась. К слабостям работы английского исследователя относится, однако, тот факт, что механизмы реализации этой власти остались в исследовании Гербердипга нераскрытыми.
В том же ключе написан ряд работ П. Форакра. В них исследователь постарался рассмотреть различные аспекты политики Меровипгской Галлии, уделив особое внимание проблемам королевского двора, и его взаимоотношениям с местной знатью. Цель работы П. Форакра состояла в том, чтобы показать, что двор был центром власти, и что все группы светской и церковной иерархии должны были искать и находили в представителях королевского двора поддержку своим интересам. Исследования обоих авторов подтвердили необходимость осторожной оценки политической практики раннего Средневековья, потому что в них было показано, что в это время власть основывалась прежде всего на личных связях, а не на каких-то институциональных
принципах.25 К недостаткам этих работ можно отнести то, что авторы сфокусировали внимание па анализе событий в отрыве от от особенностей источников, повествующих о них. А ведь исследования истории Средних Веков в XX в. показали, что учет авторской позиции необходим, чтобы понять, как исторические события отразились в тексте своего времени.
Из-за появления новых работ в историографии вопроса появилась одно уязвимое место: в частности, под вопросом оказалась сама суть исторических тенденций VII в., и, в частности, стало неясно, был ли этот период временем усиления или ослабления меровингских королей, и когда именно стала проявляться одна из этих тенденций.
Отечественная историография
В отечественной историографии вопросы трансформации представлений о власти в контексте перехода от Поздней Античности к раннему Средневековью и в частности, вопросы о создании практики взаимоотношения правителей, знати и церкви в Галлии времен поздних Меровингов затрагивались в немногих но значимых для отечественно историографии работах. Занимаясь «общинными» порядками, М. М. Ковалевский рассматривал дап-
иые сюжеты с помощью методологии социально-экономического анализа. Наиболее интересными и опередившими свое время представляются концепции, изложенные в лекциях В. Г. Васильевского, читанных в 1880-е гг. Отрицая реальность образа франков как «варваров», склонных к безудержному насилию, он склонялся к мнению, что хаос в меровннгской Галлии конца
25Fouracre P. Merovingian history and merovingian hagiography // Past and Present. V. 127. 1990. P. 3-38. Observations on the outgrowth of Pippinid influence in the Regnum Fiancorum after the battle of Tertry (687-715) // Medieval prosopography. V. 5. 1984. P. 1-31. Idem. 'Placita'" and the settlement of disputes in latei Merovingian Francia // The settlement of disputes in early medieval . Edd. Wendy Davies and Paul Fouracre. Cambridge, 1980. P. 23-43. Idem. Merovingians, mayors of the palace and the notion of a low-born Ebroin If Bulletin of the Institute of Historical researcli. 57:135. 1984. P. 1-14. Idem, and Richard Gerberding. Late Merovingian France: History and hagiography, 640-720 / Manchester Medieval Sources. Manchester, 1996.
26Ковалевский M. M. Экономический рост Европы до возникновения капиталистического хозяйства. М., 1898.
VI в. возник не в последнюю очередь благодаря «усилиям» галло-римлян, а не только франков.27 Но стоит отметить, что он принимал на веру саму концепцию «хаоса», которая не была бесспорной для исследователей даже в XIX в. К сожалению, его взгляды не получили закопченного выражения в монографии или статьях, и поэтому не вошли в широкий научный оборот в начале XX в.
Среди отечественных работ обзорного плана (которые, тем не менее, обладают самостоятельным научным значением), посвященных оценке истории Меровиигского королевства в контексте переходе от Античности к Средневековью, можно отметить статью И. М. Гревса в энциклопедическом словаре Брокгауза-Эфрона в 1902 г. и его попытку анализа этого явления в работе, изданной в Политехническом Институте в 1903 г.28 В своем обзоре и очерке (посвященными в большей степени историографии) исследователь выразил и свои взгляды на ряд вопросов, связанных с истрией раннего Средневековья.29 Для пас особенно важно отметить ту позицию, которую он занял в отношении меровиигского королевства, которое стало для некоторых исследовате-лей конца XIX в. (в особенности для Г. Вайтца) примером синтеза римской и варварской «государственности». И. М. Гревс отмечал, что в меровиигскую эпоху короли франков не смогли бороться с «факторами разложения, которые раньше проникли в социальную жизнь римских провинций». Но в отличие от немецких исследователей, он воздерживался от ответа на вопрос о существовании «государственности» у франков.30 Таким образом, он иодчер-
27В. Г. Васильевский. Лекции по истории Средних веков. СПб., 2008. С. 282-284 (Или История Средних веков. Лекции проф. В. Г. Васильевского. СПб., 1883-1884. С. 254-25С.)
28Гревс И. М. Феодализм // Энциклопедический словарь. Брокгауз Ф.; Эфрон И. Т. 70. СПб., 1902. С. 506-530; Он же. Феодализм. СПб., 1903.
Л'В частности, обращаясь к причинам падения Римской империи на Западе и к созданию на ее территории варварских королевств, Гревс проводил различие между двумя ипостасями процесса феодализации, характерного для этой эпохи между процессом социального расслоения, шедшим в примитивном обществе варваров-германцев, и процессом феодализации (которая в данном случае была синонимом децентрализации и ослабления власти) в поздней Римской империи. Гревс И. М. Феодализм. С. 26-42.
30Его утверждение о том. что меровишекне короли не смогли противостоять тенденциям распада может
кивал преемственность между поздней Римской империей и Меровингским королевством, но видел эту преемственность только в процессах разложения стройной системы власти и и общества.
Проблематика, связанная с переходными периодами и проблемой генезиса феодалима была чрезвычайно актуальна, для отечественной историографии советского периода. В частности, среди удачных работ, сохранивших актуальность и поныне, можно назвать учебное пособие О. Л. Вайштейна и Е. А. Косминского.31 В нем в классических марксистких категориях был описан процесс романо -германского синтеза и подчеркнуто его особое значение для формирования феодализма. Тем не менее, нельзя не отметить некую двойственность в сложившейся в отечественной науке историографической ситуации. Усилия исследователей были направлены главным образом в сферу социально-экономической истории, а в сфере социально-политической упор делался в основном па проблемы классобразования и классовой борьбы. Изучение же эволюции королевской власти и ее отношений с формирующееся знатью, церковью, епископатом, были вытеснены главным образом в сферу школьного и вузовского преподавания некоторых дисциплин - истории Средних Веков и истории государства и права. Сфера преподавания обладала меньшим по сравнению со сферой научного исследования статусом, не предполагала новаторских подходов, консервировала восходящие к историографии XIX в. представления.
Важными для понимания социально экономической организации этой эпохи является работа Н. П. Грацианского.32 Среди работ, посвященных в целом переходу от Античности к Средневековью и прямо или косвенно затра-
быть понято именно как желание дистанцироваться от споров по повод}' «парварской государственности». Грепс И. М. Феодализм. С. 42-43.
*51 Косминский Е. А.; Вайнштейн О. Л. Феодализм в Западной Европе. М., 1932.
32 Труды дореволюционного и советского периода опубликованы в посмертном сборнике: Грацианский Н. П. Из социально-экономической истории западноевропейского средневековья. М., 19G0.
гивающих королевство франков, можно отметить статьи и труды Д. С. Гра-меницкого, АИ.Неусыхина и А. Р. Корсупского. Статья первого посвящена Меровингскому иммунитету, и в ней он подчеркнул частно-правовой характер иммунитета и назвал его практикой, целью которой в меровингскую эпоху (в отличие от последующей, каролингской эпохи) было оградить частных владельцев от произвола государственных чиновников.33 Важным для оценки меровингской эпохи является утверждение А. И. Неусыхина, что в раннесред-невековый период общество было «дофеодальным», т. е. таким, г, котором еще не было значительных классовых противоречий, в котором большинство населения составляли свободные. 34 Хотя ученый не говорил этого явно, но его утверждение дает возможность посмотреть на ранее Средневековье как на период, политическую организацию в котором еще нельзя называть термином «государственность» в современном смысле этого слова. В своей работе, посвященной раниесредневековой государственности, А. Р. Корсуиский показал, что для этого периода существовало то, что можно назвать «демократией знати» и что раинесредневековые королевства не были еще «государствами» в полном смысле этого слова.35 В своих работах Я. Д. Серовайский уточнил тезис об общинном порядке в раннесредпевековых варварских королевствах, показав, что королевский фиск собирал подати с лесов, пользуясь практикой, сложившейся еще в Империи.36 Однако стоит отметить, что большинство работ о раннесредпевековых политических образованиях останавливались толь-
33Граменицкий Д. С. О происхождении и содержании франкского иммунитета // Средние Века. 1946. № 2. С. 135-153.
'''Неусыхин А. И. Дофеодальный период как переходная стадия развития от родо-племешгаго строя к раннефеодальному. (Тезисы доклада) // Средние века. JV» 31. 1968. С. 45-48, 59-G3 и Он же. Дофеодальный период как переходная стадия развития ог родоплеменного строя к раннефеодальному // Вопросы истории. 1967. № 1.
35Корсуиский А. Р. Образование раннефеодального государства в Западной Европе. М., 1963. С. 154,162. Корсуиский А. Р. Готская Испания. М., 1969.
,6Серовайский Я. Д. О путях формирования феодальной собственности на леса и пастбища во франкском государсше // Средние пека. j\ 32. 1969. С. 48-60; № 33. 1971. С. 61-80. Он же. Права франкских королей на лес и развитие феодальной собственности // Средние века. № 50. 1987. С. 212-219.
ко на самом раннем периоде их существования (т. е. на периоде до конца VI в.) и не затрагивали трансформации этих варварских королевств в период, когда римские порядки стали только эфемерной памятью, т. е. в VII - VIII вв.
Свидетельством широкого интереса среди отечественных историков является перевод «Истории» Григория Турского и его издание в авторитетной серии «Литературные памятники».37
В отечественной историографии имелись и другие работы, посвященные данному периоду, по рассматривавшие в-оеновном проблемы социально- -экономического развития: развитие крупного домена, закрепощение мелких землевладельцев и т. д. Следует отметить работу А. Д. Удальцова о развитии социальных связей в каролингской Фландрии, и труды А. И. Неусыхина и Л. Т. Мильской.38 Однако они были посвящены в-основном вопросам общинного землевладения и формирования зависимого крестьянства. Для исследователей этот период характеризовался двумя основными тенденциями. В области экономической истории, как считали ученые-марксисты, для этого раннего Средневековья было характерно постепенное разложение родовой общины, исчезновение рабства и формирование новых, феодальных форм зависимости. По сравнению с Античностью, как они считали, в раннем Средневековье зависимость стала поземельной. Следует отметить, что эти идеи были генетически связаны с историографическими концепциями европейских ученых XIX в., в первую очередь идей фон Ипама-Штериегга, Н. Д. Фюстель де Куланжа и А. Допша, в которых было рассмотрено, как после распада рим-
37СавуковаВ. Д. Григорий Турский и его сочинение // Григорий Турский. История франков. Изд. нодг. В.Д.Савукова. М., 1987. С. 321-350.
38Удальдов А. Д. Из аграрной истории каролингской Фландрии. М., 1935. Неусыхин А. И. Возикновение зависимого крестьянства как класса раннефеодального общества в Западной Европе VI VIII вв. AL, 1956. Он же. Судьбы свободного крестьянства в Германии в VIII - XII вв. М., 1964. Он же. Проблемы европейского феодализма. М., 1974. Мильская Л. Т. Светская вотчина в Германии VIII - IX вв. и ее роль в закрепощении крестьянства. М., 1957. Она же. Очерки из истории деревни в Каталонии X XII вв. М., 1962.
ского рабовладельческого хозяйства распространились мелкие крестьянские хозяйства, которые, в свою очередь, уступили место крупным хозяйствам, что стало причиной закрепощения мелких собственников.
Ряд исследователей 60-х гг. возлагали большие надежды на. методы типологического анализа и подвергли критике т. н. «эталонный подход», при котором все сравнивалось с процессами, их темпами и характером северной Галлии Меровингской эпохи. Наиболее яркой в этом отношении фигурой можно считать А. Я. Гуревича, введшего в научный оборот значительный скандинавский материал.39 Но даже в небольшой исторической ретроспективе нельзя не отметить, что сам выбор этого нового и иногда парадоксального материала происходил в вольном или невольном сравнении с эталонным галльским материалом. В конце XX в. в развитии отечественной пауки наступил перелом, и ученые стали уделять больше внимания вопросам средневековой меиталь-ности и культуры в целом, в частности, стли появляться труды, рассматривающие сакрльные аспекты отношений между земледельческим населением Ероиы властью.40
Проблемы Меровингской Галлии изучались также отечественными специалистами по вспомогательным историческим дисциплинам, О. Л. Вайп-штейиом и А. Д. Люблинской.41
Научная новизна работы: Впервые при оценке различных исторических концепций социального -политического развития меровиигского госу-
39Гуревич А. Я. Свободное крестьянство феодальной Норвегии. М., 1967; он же. Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе. М., 1970; он же. Норвежское общество в ранее средневековье. М.. 1977.
"Туревич Л. Я. Крестьяне и святые // Он же. Избранные труды. Культура средневековой Европы. \1., 2006. С. 67-110.
,41Вайнштейн О. JI. Западноевропейская средневековая историография. JL, 1965. С. 121 122. В частности, автор повторяет данную одним из историков XIX в. характеристику одного из основных источников по истории этого периода, «Истории» Григория Турского как «церковной истории народа франков», потому что в нем, как он считает, много внимания уделено пропаганде религиозной морали, а в своей светской части - «скандальной и преступной хронике королевского двора». Автор говорит о том, что в этой истории «события светской истории переплетаются с фактами истории церковной». Люблинская А. Д. Источниковедение истории Средних веков. Л., 1956.
дарства была выявлена степень их зависимости от схемы, заложенной в историографии эпохи Реставрации (вторая четверть XIX в.). В свою очередь, была показана зависимость некритического исследования историков первой половины XIX в. от летописной традиции франкской эпохи. Были обобщены данные новых источниковедческих подходов к изучению историографии франкской эпохи. При рассмотрении проблемы достоверности данных франкских историков учитывалась степень их приобщенности к позднеантичной исторической традиции, а из историографический метод рассматривался в широком социокультурном контексте. Комплексный подход к историкам данной эпохи позволил выявить основные закономерности отражения действительности в памятниках исторической мысли, агиографии и права.
Практическая значимость работы состоит в том, что ее данные и результаты могут быть применены в общем и специальных курсах но истории Средних Веков, истории государства и нрава зарубежных стран, страноведения, на семинарских занятиях, при составлении хрестоматий и учебных пособий, комментировании критических изданий памятников меровингской эпохи.
Апробация работы: данные исследования были представлены в качестве докладов на конференциях. По материалам данного исследования опубликованы 4 статьи.
Структура работы: Работа состоит из введения, в котором определены актуальность, задачи методологические подход и хронологические рамки исследования, охарактеризованы источпиковая база и степень изученности вопроса, трех глав, заключения, содержащего выводы, и списка литературы. В первой главе будут рассмотрены историографические сочинения, и информация из них будет использована для того, чтобы восстановить воззрения образованных людей на власть и на историческую роль Меровингской Гал-
лии во всеобщей истории. Во второй и третьей главах будет предпринята попытка сравнить сообщения хроник с той информацией, которую можно почерпнуть из агиографических сочинений и из сохранившихся судебных документов этого периода. Подобное сравнение еще не предпринималось в отечественной историографии, а в иностранных работах можно найти только соображения по отдельным сюжетам и частным вопросам этого периода.
Политическая история королевства франков во второй половине VI-VII вв
Для обсуждения истории меровингского королевства франков вначале следует обозначить основные вехи этого периода. После раздела франкского королевства Хлодвигом между своими сыновьями в 511 г. экспансия франков приостановилась.12 Однако в 534 г. после удачной войны против Бургундии сыновья Хлодвига Хильдеберт и Хлотарь I присоединили ее западную и южную часть к своим королевствам (с центрами соответственно в Париже и в Суассоне), а их племянник Теодеберт (сын Теодериха, другого сына Хлодвига), найдя общий язык со своими дядями, присоединил к своему королевству (охватывавшему Мец, Овернь и близлежащие области) северную часть Бургундии.13 Но несмотря на то, что на этом процесс присоединения новых земель к королевству франков практически прекратился,14 процесс внутреннего обустройства, в частности, оформление составных частей франкского королевства (в том виде, в котором мы привыкли его воспринимать Ней-стрия, Австразия, Бургундия) был еще далек от завершения. На месте будущей Нейстрии еще существовали «Суассонское королевство» Хлотаря I и «Парижское королевство» Хильдеберта, которые были слишком малы, чтобы оказывать значительное влияние па всю Галлию. мепному равновесию сил, которое продержалось недолго. Смерть одного из братьев, Хариберта, в 567 г., привела к кризису власти и конфликту между королями Хильпериком I (561-584, правителем Суассонского королевства), Сигибертом (535-575, правителем Австразии) и Гунтрамном (525-592, королем Бургундии). Этот конфликт продолжался и тогда, когда умер один из его участников, Сигиберт, и когда трон Австразии занял Хильдеберт II, его сын (575-596). Но тогда произошло перераспределение сторон в конфликте, который из спора между северо-западом Галлии и Бургундией превратился в спор между суассонским королевством и Австразисй.16 Этот конфликт продолжался до смерти Хильперика в 584 г. Именно в ходе этого конфликта произошла «консолидация» составных частей королевства (Нейстрии, Австразии, Бургундии), т. е. определение (хотя бы вчерне) после раздела 561 г. их границ.17 Этот сюжет является центральным для истории меровиигского королевства во второй половине VI в., потому что именно тогда были заложены основы для оформления каркаса франкского королевства, который составил основу не только меровингской власти в VII первой половине VIII вв., и но и каролингской власти в период VIII IX вв.
В правление Хлотаря II (584 629) была сделана попытка объединения королевства, в которое вошли Нейстрия (владение его отца), Бургундия и Австразия (613). В эту же эпоху власть Хлотаря II, представителя «суас-сонской» ветви династии, распространяется на Бургундию и Австразию. Но одновременно в структуре меровиигского господства над Галлией и сопредельными областями наметились региональные различия. Если в Бургундии знать довольствовалась тем, что один из ее представителей стал майордомом короля Нейстрии, то в Австразии Хлотарю II пришлось пойти на уступки местной аристократии: в угоду местным знатным родам он поставил во главе этого региона своего сына Дагоберта I, а не просто мажордома.18 Последний продолжил дело своего отца но объединению франков, но в последние годы своего правления, в связи с неудачными военными походами на юг Франции и в земли саксов к востоку от Рейна он вынужден был уступить давлению австразийской знати. В частности, в 633 г. Дагоберт I сделал своего сына Си-гиберта III правителем Австразии, а через год поставил другого сына Хлодвига II королем Нейстрии. На первый взгляд, это распределение власти может показаться выражением центробежных тенденций политического развития. Однако один из виднейших исследователей меровингской эпохи Эвиг оценивал правление Хлотаря II и Дагоберта I как попытку объединения франков под властью одного короля, хотя и не завершившуюся полным успехом.
class2 Франкское королевство в позднемеровингский период (VII -
середина VIII в.) по материалам агиографических сочинений class2
Гаспространение агиографических сочинений в Галлии и их особенности
«История» Григория Турского. а также сочинения Фредегара и автора «Истории франков» показывают, что представления о власти изменились в течение правления династии Меровипгов, и королевский двор стал играть в них все более важную роль. Одновременно с историографическими сочинениями, другой жанр стал все больше распространяться среди образованных людей и монахов в этот период. Это был жанр житийной литературы, который появился в восточном Средиземноморье с развитием и распространением христианства, и который стал распространяться в Галлии с V в. Этот жанр строился по другим правилам, нежели историографические сочинения, и поэтому информация из житий относительно представлений о власти является интересным дополнением к той картине, которую рисуют истории и хроники этого периода. Для нашего исследования тема развития монашества, которая проходит красной нитью через все агиографические сочинения, интересна с точки зрения того влияния, которое появление новых монашеских общин оказывало на представления о соотношении королевской власти, знати и сакральной власти церкви.
Первым сочинением такого рода в Галлии стало «Житие» св. Мартина, епископа г. Тура (371-397), которое в середине V в. написал представитель знатного рода Сулышций Север.2 Жизнь этого святого стала важным сюжетом, к которому, хотя и со своих точек зрения, в V - VI в. обратились Паулин из Перигора и Григорий Турский.3 После всплеска агиографической литературы в этот период появление новых агиографических сочинений пришлось уже только на середину VII в., когда этот жанр получил новый импульс и когда жития стали все более широко распространяться.4 В западном Средиземноморье и затем в континентальной Европе, в отличие от восточного Средиземноморья, Малой Азии и Ближнего Востока, главными персонажами такого рода житий служили не столько аскеты- пустынники, сколько епископы, т. е. представители церковной иерархии, вся жизнь и деятельность которых была к тому времени тесно связана с королями и знатью. Именно поэтому эти сочинения дают возможность посмотреть на развитие политической ситуации и представлений о власти в VII в. с весьма интересной точки зрения.
После долгого периода недоверия к агиографическим сочинениям, характерного для XIX в., в XX в. ученые стали но-иовому обращаться к этим источникам. Филипп Делеэ привлек внимание к житиям святых как к историческим источникам, в надежности которых исследователи к тому времени уже привыкли сомневаться.5 Прорыв в изучении агиографических сочине пий во второй половине XX в. был сделан рядом исследователей. В своих работах они показали, как в Поздней Античности епископы и монахи могли использовать святость и сочинения о святых людях как стратегию легитимации своего собственного положения в бурном и быстро менявшемся мире времени поздней Римской империи, которая поднимала их престиж и давала им возможность выразить свое мнение на происходящие события.6 В 1960-х гг. чешский ученый Граус исследовал жития как источник по истории франкского королевства.7 Он показал, что агиографические сочинения времени правления династии Меровингов можно использовать в качестве исторических источников. Другой важнейшей работой, задавшей тон в обращении к агиографической литературе из Галлии для воссоздания картины прошлого, стал труд о Сулышции Севере и о его жизнеописании св. Мартина Турского.8 Эти исследования показали, что жития являются прямой иллюстрацией того, как знать и епископы искали поддержку в сакральной силе, которой но миопию верующих, обладали святые, сами становясь при этом посредниками между высшими силами и светской властью в обществе, недавно лишившемся верховной власти Римской империи.9 Такой подход к исследованию агиографических сочинений представляется очень важным, и в этой главе информация из житий будет рассмотрена именно в этом ключе. Агиографические сочинения, которые являются источником сведений о том, как в нозднемеровингский период (VII VIII вв.) образованные люди представляли властителей и их роль в управлении обществом, создают картину, нуждающуюся в тщательном и аккуратном анализе. Эта картина является важным дополнением к той, что рисуют истории и хроники. Это произошло потому, что авторы житий, как правило, занимали другое положение в обществе, нежели историки, и поэтому их взгляд на события и на практику власти отличался от взгляда Гриория Турского, Продолжателя Фредогара и автора Liber historiae francorum.
После перерыва, последовавшего за появлением нескольких версий жития св. Мартина в V VI вв., в конце VI - начале VII в. агиографические сочинения стали появляться снова. Широкое распространение житий с начала VII в. н. э. позволяет дополнить ту картину развития Меровингских королевств, которую современные исследователи реконструировали на основании нарративных источников. Именно в это время было написано и стало известным «Житие Колумбаиа». ирландского монаха, чей вклад в распространение аскетического образа жизни в Европе является темой для полемики среди современных ученых.10 Кроме этого, появились другие агиографические сочинения, такие, как жития королевы Балтхильды, епископов Эдуэиа Руан-екого и Элигия Нойопского, «Деяния короля Дагоберта» и некоторые другие. Они являются важными источниками, которые позволяют дополнить картину политических и социальных процессов в этот период. Ведь 15 отличие от уже устоявшегося историографического жанра, который требовал следования канонам, жития допускали большую долю самодеятельности со стороны авторов и позволяли им не обладать теми знаниями образцов историографии, которые нужны были для написания исторических сочинений. Поэтому их авторы могли и не следовать канонам исторического жанра, и их взгляд на исторические и современные им события мог представлять альтернативу взгляду авторов исторических сочинений.
Судебные протоколы Меровингской Нейстрии: Происхождение и особенности
Судебные протоколы, частный случай раннесредневековых правовых актов, значительно отличаются но характеру от нарративных историй и житий и позволяют дополнить картину происходившего в Галлии в VII в. Отличаются он также и от грамот, которые составляли в течение долгого времени основу наших представлений о юридических документах этой эпохи. К судебным протоколам, как и к другим правовым актам, исследователи использовали в основном для исследования истории институтов королевской власти и права. Однако в этой главе нашего исследования будет сделана попытка показать, что в этих документах отразился ряд важных представлений о королевской власти, а не только стандарты административной грамотности, и что картина, которую рисуют протоколы судебных заседаний, имеет самостоятельное значение и не сводится к той, которую можно увидеть в исторических и агиографических сочинениях.
Сохранившиеся записи меровиигского королевского суда (относящиеся к VII VIII вв.), наряду с формулярием из Анжера (formulae Andecavenses), являются интересным примером правовых источников, впитавших как правовые традиции Поздней Античности, так и реалии раннего Средневековья, и дают возможность посмотреть на взаимодействие королей, епископов, аббатов и представителей знати с особой точки зрения.1 Эти протоколы суда (традиционно называемые современными исследователями placita) возникли как результат записи хода судебных заседаний при дворе меровингских королей Нейстрии (северо-западной Галлии) во второй половине VII - первой четверти VIII в. Первая из этих записей относится к 653 г., а последний из меровингских документов подобного рода относится к 715 г. Подавляющее большинство этих записей запечатлело иски, связанные с монастырем Сен-Дени, усыпальницей франкских и французских королей.
Эти документы позволяют рассмотреть вопрос о путях синтеза римского и варварского начал в правовых традициях королевства франков. Как считали специалисты в области истории права, в области правовой культуры королевство франков впитало в себя как римские, так и варварские черты.2 В области королевской юрисдикции, как считается, королевство франков было варварским.3 В частности, в доказательство этого тезиса исследователями приводились свидетельства Григория Турского о том, что некоторые преступления наказывались смертной казнью королевской прерогативой.4 Клятва верности, которую приносили обитатели территорий, присоединяемых франками, обозначалась франкским словом leudesamium, что означало для исследователей XIX в. наличие в правовой культуре сильного влияния германской правовой традиции.0 Правда, даже «германисты» признавали, что в королевстве франков не было механического воспроизведения германских традиций, что они творчески адаптировались к требованиям времени.6 Королевская власть вводила новые порядки в праврвые традиции варварского франкого общества. Как считают исследователи, у франков, в отличие от других королевств, право служило для подчинения королем поданных, а не для защиты их от произвола королевской власти.8 Но королевство франков было наследником Римской империи но ряду признаков: короли его обладали абсолютной властью, которая была свойственна императорам. Для поддержания мира (mundium), короли обладали всей полнотой власти. Кроме этого, галло-римляне чувствовали себя уверенно среди франков. Церковь обладала особыми привилегиями, и была фактически единственной силой, способной оспаривать власть королей. Сложившиеся представления обладают рядом неточностей, и обращение к судебным протоколам может помочь нам уточнить характер романо германского синтеза в области правовых традиций, и в особенности в области представлений современников о границах королевской юрисдикции.
В ряде вышедших работ исследователи рассмотрели судебные протоколы с различных точек зрения.К ним обращались, чтобы показать, что королям удавалось поддерживать порядок в меровингской Галлии и приводить правонарушителей к ответу.13 В фундаментальном исследовании дипломатики этих протоколов было проведено их детальное сравнение с обычными королевскими грамотами. Это сравнение оказалось не в пользу первых, потому что судебные записи были выполнены неряшливо и, как казалось исследователю, были лишены строгого протокола, который отличал королевские дипломы.14 Эти записи отличались друг от друга написанием слов, грамматическими особенностями, и тем более протоколом, что говорило исследователям об их случайном характере.10 Третье исследование, хотя и не уделило много внимания именно судебным протоколам, поставило вопрос о том, насколько эти судебные записи связаны по форме с императорским рескриптом.16 Представляется необходимым поставить вопрос о том, насколько эти документы отражают представления о роли королевской власти в создании практики взаимодействия между светской властью, знатью и церковью. Ведь именно эти источники, в отличие от историй и житий, были прямым результатом поиска согласия между королями, епископами, аббатами и знатью.
