Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретико-методологические проблемы исследования телевидения в системе культуры повседневности...10
1. Культура повседневности как предмет социокультурного анализа ... 10
2. Телевидение в современной культуре повседневности: методологические подходы к анализу. 39
Глава 2. Формирование телевизионной картины мира...76
1. Телевизионная картина мира: проблема времени и пространства ...76
2. Конструирование культуры повседневности через телевизионную мифологизацию и демифологизация как стратегия управления телевизионной политикой будущего ... 102
Заключение...134
Список использованной литературы... 139
- Культура повседневности как предмет социокультурного анализа
- Телевизионная картина мира: проблема времени и пространства
- Конструирование культуры повседневности через телевизионную мифологизацию и демифологизация как стратегия управления телевизионной политикой будущего
Введение к работе
Актуальность темы исследования. В мире начался масштабный переход от индустриальной цивилизации к цивилизации информационной (или постиндустриальной). Общий смысл изменений (как утверждают А. Тоффлер, Д. Белл, А. Турен и другие теоретики) таков: если раньше власть была в руках у тех, кто владел промышленностью (фабриками, заводами и т. д.), то в новой цивилизации власть будет у тех, кто владеет источниками информации и новыми технологиями.
Для того чтобы возродить культ знания, духовности, нужно опереться на выработанные эпохой новые средства воздействия на умы людей. Для информационной цивилизации такими средствами становятся СМИ. Из средств массовой информации в современных условиях лидирует телевидение. Ни радио, ни печать, ни Интернет не дают такого мгновенного охвата аудитории, какое имеет телевидение. Однако телевидение, как и другие СМИ, вовсе не только инструмент созидания, но и мощный инструмент разрушения. Философия современных СМИ базируется на демократической идее свободы слова и информации. Эта свобода нередко бывает иллюзорной, что подтверждается, например, использованием технологий «черного PR» в предвыборных гонках.
В настоящее время в мире лидирует американское телевидение, определяющее около 80% всего транслируемого материала. Американский вариант телевидения имеет целью получение прибыли, а не развитие личности. Но и в самой природе и культуре человека, есть определенные механизмы, заставляющие его, даже при свободе выбора из множества каналов, выбирать прежде всего те самые передачи, на которые указывает американская концепция телевидения.
Актуальность темы исследования, таким образом, обусловлена значимостью исследования телевидения как социокультурного феноме-
4 на для понимания культурных процессов в условиях становления информационной цивилизации; необходимостью выявить характер взаимодействия телевидения со всем зданием современной культуры повседневности, понять основы конструирования телевидением этой культуры; недостаточной исследованностью картины мира, создаваемой телевидением на современном этапе его развития.
Степень научной разработанности проблемы. В культурологическом исследовании роли телевидения в современном обществе немало сделано как зарубежными, так и отечественными учеными. Ранние исследования скорее рассматривали телевидение как техническую новинку. Масштабное культурологическое осмысление телевидения как значимого феномена цивилизации началось после того, как М. Маклюэн опубликовал книгу «Гутенбергова галактика» (1962), где утверждал, что на смену власти книгопечатанья, культуре, основанной на чтении книг, приходит «Галактика Маркони» — современная электронная цивилизация, вслед за чем современный мир определил как «глобальную деревню», в которой главным средством коммуникации, информации и управления стало телевидение. Огромное влияние на культурологическое осмысление телевидения оказал и Г. Маркузе. В своей книге «Одномерный человек» (1967) он характеризовал телевидение как один из главных инструментов манипуляций со стороны государственных структур сознанием человека, превращения его в «одномерного человека», а всего общества — в «одномерное общество», которому следует сказать решительное «нет», провозгласив «борьбу против», «Великий отказ». Некоторые культурологи (например, Ж. Марабини) провозгласили Маркузе и Маклюэна глашатаями «новой мировой революции». Два этих имени обозначили два полюса отношения к телевидению: оптимистический (Маклюэн) и пессимистический (Маркузе). Но это был скорее взгляд, чем теория.
Наиболее значимой культурологической теорией телевидения можно считать концепцию Р. Вильямса, изложенную им в работе «Телевидение. Технология и структурная форма» (1974). Здесь была обоснована теория телевещания как «потока», разрушающего жанровые и другие ограничители. Появились работы, в которых телевидение рассматривается не как средство коммуникации (основное в концепции Вильямса), а как одна из сложных знаковых систем (Р. Ален, Дж. Фиске), трактуется в постмодернистском ключе (Ж. Бодрийяр, Дж. Уайвер, Э. Каштан, Ф. Джеймисон) вплоть до признания телевидения «реальным миром постмодернистской культуры, общества и экономики, реальной популярной культуры, которая стремится вперед, движимая экстазом и разложением непристойного зрелища» (А. Крокер, Д. Кук). Глубиной социологического подхода к телевидению отмечены взгляды П. Бурдьё. Большое количество зарубежных работ носят специальный характер (Б. Уилки, В. и С. Карлсон, Д. Сэмуэлсон, Д. Миллерсон, Д. Лайвер, Р. Гейтс и др.).
Значительно число работ о телевидении и в отечественной науке (А. Я. Юровский, В. С. Саппак, Р. Н. Ильин, Э. Г. Багиров, И. Г. Кацев, Ю. А. Богомолов, В. П. Демин, Р. Д. Копылова, А. С. Вартанов, С. Б. Рассадин, В. В. Егоров, Н. А. Голядкин, А. В. Колосов и др.). В близком к теме диссертации аспекте анализируют телевидение культурологи Е. Н. Шапинская, В. А. Шапинский, А. В. Костина и др. В последнее время появились весьма ценные диссертационные исследования по проблемам телевидения (работы В. М. Березина, М. И. Гарабовой, X. Д. Дамадановой, Н. А. Исаевой, Н. А. Краилиной, Ли Яня, Е. А. Мос-ковской-Муштак, Мухамеда Найма, Н. Е. Орешкина,А. В. Пилипенко, И. В. Рогозиной, А. А. Шараповой, О. В. Шлыковой и др.).
Наиболее характерный культурологический подход, свойственный как зарубежным, так и отечественным исследованиям, заключается в соотнесении телевидения и массовой культуры. Однако более продуктив-
ным может стать подход, суть которого — представить телевидение в связи с другой культурой, в ряде аспектов близкой к массовой, но вместе с тем иной — с культурой повседневности. Он пока остается слабо разработанным. Это во многом связано и с тем, что культурологическая и социологическая разработка понятия повседневность, осуществленная Г. Зиммелем, М. Хайдеггером, Э. Гуссерлем, Г. Маркузе, А. Лефевром, А. Хеллер, А. Щютцем, П. Бергером, Т. Лукманом, Ж. Бодрийяром, школой «Анналов» (Блок, Бродель, Ле Гофф), школой «новой этнографии» (Фрэйк, Стюртевант, Псатас) и развившим ее идеи Г. Гарфинке-лем, а в отечественной науке Л. Г. Иониным, А. В. Костиной и многими другими исследователями, за редким исключением (например, у Г. Маркузе, в отечественной культурологии — у А. В. Костиной) связана с прошлыми эпохами или народами, оставшимися на ранних стадиях развития общества. Поэтому специфика современного развития повседневности, в частности, воплощенная в социокультурном феномене телевидения, во многом остается непроявленной.
Отсюда вытекает цель работы: выявить особенности телевидения как инструмента конструирования современной культуры повседневности.
Целью определяются задачи диссертации:
Культура повседневности как предмет социокультурного анализа
Теоретическое осмысление культуры повседневности на уровне философских и культурологических представлений началось относительно недавно, хотя эмпирическое представление об этом феномене сложилось намного раньше. Когда немецкий философ Иоганн Готфрид Гердер, которому «принадлежит честь создания первой культурологиче-ской теории»1, в «Идеях к философии истории человечества» (т. 1-4, 1784—1791)2 характеризовал различные культуры мира (кн. 11, 12 — народов Азии, кн. 13 — греков, кн. 14 — римлян, кн. 16, 18 — германских народов, кн. 16, гл. 4 — славянских народов и т. д.), он широко использовал не только примеры достижений этих народов в искусстве, науке, философии, но и касался их религии, быта и т. д. Такой подход оказался плодотворным: он позволил обосновать как общее представление о культуре, так и идею равноправия культур разных эпох и народов. Тем самым Гердер заложил традицию, которая представлена в большинстве последующих трудов культурологического характера.
Весьма значимой в укреплении этой традиции стала работа швейцарского историка и философа культуры Якоба Буркхардта «Культура Италии в эпоху Возрождения» (I860)3. Буркхардт анализирует не только исторические факты, государственное устройство Италии (гл. 1: «Государство как произведение искусства»4), развитие личности, возрождение античности, открытие человека и мира в исследуемую эпоху (гл. 2-45) — об этом до него уже писали (прежде всего — Ж. де Сталь, Ж. Мишле и др.6), — но и праздники, телесные упражнения, домашний быт (гл. 5: «Общественная жизнь и праздники»7), нравы и религию (гл. б8). Этот путь оказался плодотворным в научном отношении: если термин renaissance встречается уже во втором издании «Всеобщего словаря» А. Фюретьера в 1701 г., но только применительно к изобразительному искусству (и здесь Фюретьер лишь шел по стопам Д. Вазари, введшего понятие Возрождение в XVI веке), то не после книги Ж. Мишле «Возрождение» (1855), который одним из первых применил это понятие по отношению к целой эпохе, а именно после выхода в свет труда Бурк-хардта в науке и в общественном сознании закрепилось представление о Возрождении в широком культурологическом смысле.
Особо отметить следует также обширное исследование немецкого художника и историка культуры, профессора Берлинской академии художеств Германа Вейса «История цивилизации» (1856-1872). Собственно, это название принадлежит редакторам новейшего издания русского перевода труда Вейса, вышедшего в 1998 г.9 В подлиннике работа называется «Handbuch der Kostiimkunde», дословно: «Настольная книга для заказчика костюма» (в рус. пер. 1873-1877 гг. — «Внешний быт народов»). Иначе говоря, автор вовсе не претендовал на создание истории цивилизации. Но огромный материал, собранный им, сыграл заметную роль в утверждении мысли о том, что культура быта — неотъемлемая часть культуры народов. И труд Вейса тем самым приобрел культурологический смысл.
Эта мысль, с трудом утверждавшаяся в исследованиях культуры ближайших по времени эпох, была совершенно естественной для создателей и представителей этнологии и культурной антропологии. Даже в «Первобытной культуре» (1871)10 Эдварда Тайлора, где основное внимание уделено первобытной мифологии (гл. 5-7) и открытому им анимизму (гл. 8-14), подчеркивается первенствующее значение ритуала по сравнению с мифом. Но ритуал тесно связан с предметным миром повседневности, а не только с духовными практиками, таким образом, культура первобытности предстает как материально-духовное образование (хотя это и слабо зафиксировано в известном тайлоровском опреде 14 лении: «Культура... слагается в своем целом из знаний, верований, искусства, нравственности, законов, обычаев и некоторых других способностей и привычек, усвоенных человеком как членом общества»11). Тот же вывод следует и из «Золотой ветви» (1890) Д. Фрезера, других ранних представителей культурной антропологии.
Телевизионная картина мира: проблема времени и пространства
Культуролог Т. Ф. Кузнецова в монографии «Философия и проблема гуманитаризации образования»150 и в докторской диссертации дала обширную характеристику философского и культурологического понятия «картина мира». Ею была выдвинута концепция особой — «культурной картины мира». Вернувшись к этой проблематике в самое последнее время, Т. Ф. Кузнецова отметила этапы развития философских представлений о «картине мира» вплоть до наших дней151. Воспользуемся этими источниками для введения в существо проблемы.
В гуманитарных науках, как отмечает Т. Ф. Кузнецова, давно уже используется понятие «жизнь идей»132, а в последние два десятилетия — еще, может быть, более точное (применительно к нашим исследователь 81 ским целям) понятие «пульсация идей»153. Идеи, живя в общественном сознании, то становятся широко признанными, то почти уходят в небытие, утрачивая актуальность, затем, модифицируясь и вступая в сочетания с новыми идеями, снова выходят на авансцену духовной жизни, чтобы потом опять уйти в тень. Можно говорить и о теневых периодах в жизни идей154. Именно такой теневой период ныне переживает понятие «картина мира» и связанный с ним комплекс философских и научных представлений. Если проследить «пульсацию» этого понятия за последние полвека, станет очевидно, что этот теневой период не первый. Вопрос о картине мира активно дискутировался в отечественной литературе, преимущественно по философским проблемам естествознания, начиная с 50-х годов. Пик интереса к представлению реальности в виде картины мира, частнонаучнои картины мира, естественнонаучной картины мира приходится на конец 60-х — начало 70-х годов.
Чем же была обусловлена новая волна интереса к введению понятия о научной картине мира?
Т. Ф. Кузнецова отмечает: «Одной из особенностей науки конца 50-х годов было явное лидерство физических дисциплин, превращение физики в ведущую теоретическую дисциплину естествознания. Как известно, ведущая теоретическая дисциплина, занимая определенное место в качестве методологического уровня научного исследования, находится в промежуточном положении между философией как верхним «этажом» и специальными дисциплинами различных областей знания. В ней (ведущей теоретической дисциплине) отрабатываются нормы, методы, идеалы познавательной деятельности, складывается ядро научной картины мира и аккумулируются философские основания. Эта дисциплина становится ведущим звеном, через которое философские и культурные воздействия проникают в специальное знание, она оказывается посредником и проводником основных философских принципов в науку.
Особенностью физики XX века, занявшей лидирующее положение в естествознании, было то, что она являлась неклассической физикой. Пожалуй, наиболее существенным моментом утраты классичности была потеря наглядности физического знания. В 70-е годы эта проблема занимала огромное место в литературе по философским проблемам естествознания.
Если в период классической физики исследователь без труда мог онтологизировать производимые его наукой идеальные объекты и представить себе таким путем, что же являет собой мир как таковой, то в неклассической физике такая онтологизация упрощала бы отношения научной теории и реальности, свидетельствовала бы о наивно-реалистических иллюзиях»153.
Конструирование культуры повседневности через телевизионную мифологизацию и демифологизация как стратегия управления телевизионной политикой будущего
Рассмотрение пространственно-временных принципов телевидения подтвердило данное Р. Вильямсом определение телевещания как «потока». Что же позволяет телезрителю ориентироваться в хаотическом потоке непрерывно сменяющейся информации?
Вариант ответа на этот вопрос можно найти у П. Бурдьё: «...Телевидение не самая благоприятная среда для выражения мыслей. Я выявил негативную связь между спешкой и мыслительным процессом. Это очень старая тема философского дискурса: еще Платон противопоставлял философов, располагающих временем, людям, находящимся на агоре, городской площади, которые должны быстро принимать решения. Он как бы говорит, что в состоянии спешки невозможно думать. Это откровенно аристократическое заявление, точка зрения человека, занимающего привилегированную позицию, у которого нет недостатка в свободном времени и который не осознает того, что это привилегия. Но мы сейчас говорим не об этом. Несомненно, существует связь между мышлением и временем. И одной из главных проблем, ставящихся телевидением, является вопрос об отношениях между мышлением и скоростью. Можно ли мыслить на скорости? И не обрекает ли себя телевидение, предоставляя слово мыслителям, вроде как способных мыслить в ускоренном темпе, на то, что ему всегда приходится иметь дело только с... «быстродумами», мыслящими быстрее собственной тени...
Стоит задуматься, почему они способны отвечать этим совершенно особенным условиям, почему у них получается мыслить в условиях, при которых никто уже не мыслит. Ответом, как мне кажется, является то, что они мыслят «готовыми идеями». «Готовые идеи», о кото 106 рых говорит Флобер, — это идеи, усвоенные всеми, банальные, общие, не вызывающие возражений; это также идеи, усвоенные всеми до того, как вы их усвоили, поэтому проблема восприятия не ставится. Когда речь идет об устном выступлении, книге или телевизионном сообщении, главная задача коммуникации — соответствовать условиям восприятия, для чего необходимо знать, располагает ли слушающий кодом для расшифровки того, о чем в данный момент говорится. А когда вы выдаете «готовые идеи», проблема отпадает сама собой. Коммуникация возникает мгновенно, потому что в каком-то смысле ее не существует. Она является всего лишь видимостью. Обмен банальностями, общими местами есть коммуникация, единственным содержанием которой является сам факт общения. Достоинством «общих мест», играющих огромную роль в повседневном общении, является то, что все способны их воспринимать и воспринимать мгновенно: из-за своей банальности они являются общими как для говорящего, так и для слушающего. В отличие от общих мест, мысль по определению является подрывной: она начинает с разрушения готовых идей, а затем должна привести доказательства. Когда Декарт говорит о доказательстве, он имеет в виду длинную цепочку рассуждений. Это занимает некоторое количество времени, нужно выдвинуть целую серию посылок, связанных союзами «следовательно», «значит», «принимая во внимание что»... Но такое разворачивание мыслящего мышления неразрывно связано со временем.
...Это одно из следствий подчинения необходимости оперативности — не только потому, что они располагают записной книжкой с записанными в ней одними и теми же адресами (для передачи про Россию надо пригласить г-на или г-жу X, про Германию — г-на У). Существуют уже готовые собеседники, и это освобождает от необходимости искать кого-либо, кому действительно есть, что сказать. Таковыми часто являются молодые, никому пока не известные, занятые своими исследованиями, люди, не слишком жаждущие иметь дело со средствами массовой информации, и которых к тому же еще нужно поискать, в то время как под рукой есть привычные, готовые разродиться статейкой или дать интервью, завсегдатаи СМИ. Кроме того, чтобы быть способным «думать» в условиях, при которых никто уже не думает, необходимо быть особого рода мыслителем»195.
«Готовые идеи», о которых говорит П. Бурдьё, вполне вписываются в его концепцию «габитуса» — некой призмы, присущей массовому сознанию, через которую проходит и трансформируется по готовым шаблонам любая информация.
