Содержание к диссертации
Введение
Глава I. ПОВСЕДНЕВНОСТЬ КАК ПРЕДМЕТ ТЕОРЕТИЧЕСКИХ И ИСТОРИКО-КУЛЬТУРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ 17
1.1. Теория и история повседневности: основные исследовательские подходы 17
1.2. Социально-психологический портрет советского рабочего 53
Глава II. СИБИРСКИЙ РАБОЧИЙ ПЕРИОДА ВОССТАНОВЛЕНИЯ ХОЗЯЙСТВА И ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ): КУЛЬТУРА ПОВСЕДНЕВНОСТИ 105
2.1. Сибирский рабочий в отечественной историографии: нормы и ценности повседневной жизни 105
2.2. Повседневная жизнь сибирского рабочего 163
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 221
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ 225
- Теория и история повседневности: основные исследовательские подходы
- Социально-психологический портрет советского рабочего
- Сибирский рабочий в отечественной историографии: нормы и ценности повседневной жизни
Введение к работе
Некогда приоритетное направление историографии попало в когорту мало востребованных исследовательских тем. Социальные психологи, социологи, историки, культурфилософы переместили свое внимание на другие сферы и аспекты социокультурного бытия, в значительной мере исключив рабочий класс из поля своего зрения.
Причины подобного невнимания кроются вовсе не в том, что эта проблематика исчерпала себя (наоборот, многие ее моменты до сих пор остаются малоразработанными, либо неразработанными совсем), а скорее из-за конъюнктурных соображений
Рабочий класс, утратив официальный (в контексте советской действительности) ореол «гегемона», лишившись иллюзорной роли творца в грандиозном проекте по претворению в жизнь наилучшего из возможных миров, не перестал быть главной производительной силой не только нашего, но и любого другого индустриального общества.
Рабочий класс на протяжении двух минувших столетий проявил себя как мощное и динамичное социальное явление, сыгравшее чрезвычайно заметную роль в судьбах многих современных государств. Тем не менее, общественной элитой он никогда не являлся, политическим лидерством никогда не обладал. Его социальные функции заключаются не в задачах управления, а в производстве материальных благ, которые и определяют в настоящее время уровень благополучия, стабильности того или иного социального организма.
Исходя из этого очевидного факта, власть имущие обычно использовали в своих интересах экономический, социальный, политический потенциал рабочего класса, хотя в кризисные периоды неизбежно вынуждены были считаться с его требованиями.
Именно с этими факторами связана двойственность экзистенциального положения рабочего класса, являющего собой, с одной стороны, созидательную силу, с другой - социальную группу, разными способами отстраняемую от рычагов власти и целенаправленно лишаемую реальной возможности определять стратегии общественно-экономического и политического развития.
Что касается непосредственно российского рабочего класса, то нельзя не отметить уникальности его истории и недавнего прошлого по своим масштабам и характеру. Им впервые в мировой истории была предпринята попытка осуществить свои притязания на общественно-политическое управление, выраженное в идее «диктатуры пролетариата». Конечно, социал-демократическая идеология на Западе имела массовую социальную опору именно в рабочей среде, и вооруженные ею политики, разумеется, осуществляли свою деятельность от имени рабочего класса, но они редко одобряли его гегемонистские притязания, считая их преждевременными или предпочитая видеть в этой роли другие социальные силы. История нашей страны, однако, достаточно убедительно показала, что хотя российские рабочий класс также лишь в ограниченной мере обладал реальной властью, его представители довольно долго жили с сознанием своей избранности как класса-лидера, сознанием своей миссии в построении наиболее справедливого и гармоничного социального устройства. Если даже подобная установка, в конце концов, оказалась иллюзорной, именно она вдохновляла советских трудящихся на героический энтузиазм и трудовой подвиг, позволивший нашей стране обрести статус мировой державы, во многом определявшей магистральные направления мирового развития XX веке. Такого масштабного опыта западные рабочие, по существу, не имели.
Изучение социокультурных аспектов бытия отечественного рабочего класса является важной темой не только в силу абстрактно понятой актуальности, но даже из простой практической целесообразности. Огромные массы рабочих всегда были «головной болью» власть имущих, которые видели в них потенциальную угрозу для сохранения политического влияния, но в то же время отдавали себе отчет в том, что продуктивное функционирование общественной системы немыслимо без производительного труда этой категории людей.
Понимание механизмов формирования компромисса между властными структурами и организованным пролетариатом в советский период истории невозможно без знания ряда вопросов материальной жизни, мирочувствова-ния, духовной культуры рабочего класс. Речь идет о его повседневной жизни, культуре повседневности, которая является субъективной стороной истории. Для исследования повседневной жизни слишком узки рамки традиционного для историков подхода, когда развитие социальных процессов показывается через деятельность тех или иных учреждений, органов власти. Изучение повседневности дает возможность взглянуть на социальные процессы с другой стороны, выделить в качестве субъекта деятельности отдельного человека, увидеть в деятельности личности типичные черты повседневной жизни, быта определенной социальной группы.
В конечном счете, тема культуры повседневности российского и, в частности, сибирского рабочего актуальна тем, что в отечественной историографии до сих пор нет посвященных ей масштабных работ, - ни в рамках страны в целом, ни в рамках отдельных ее регионов.
Степень изученности темы. «Теория повседневности» редко связывалась в отечественной историографии с историей рабочего класса. Тема его повседневной жизни выдвинулась в число актуальных лишь в последнее десятилетие. При этом нужно отметить, что собственно культура повседневности сибирского, да и в целом российского и советского рабочего не являлась предметом специальных исследований. Поэтому относящийся к этой теме эмпирический материал сосредоточен почти исключительно в историографии рабочего класса в рамках одной из наиболее развитых социально-гуманитарных наук - отечественной истории. По необходимости мы должны обратиться именно к ней. Советская историография рабочего класса очень обширна, в том числе по Сибири, о чем свидетельствует фундаментальный библиографический указатель «История рабочего класса Сибири и Дальнего Востока (XVII в. - 1985 г.)» (Новосибирск, 1989). И хотя в ней недостаточно затрагиваются вопросы собственно повседневной культуры этого социального слоя, она представляют значительный интерес, так как позволяет определиться по многим аспектам предпринятого исследования. Остановимся на ключевых авторах, чьи работы заслуживают подробного внимания.
1920-е годы предоставляют в распоряжение исследователей значительное число материалов, особенно в периодических изданиях, имеющих характер первичных источников. Они используются в нашей работе. Быт рабочих Сибири в 1920-первой половине 1930-х гг. рассматривался преимущественно в плане материального благосостояния, жилищного положения рабочих и их снабжения. Это отразилось и в рубриках названного указателя. Вопросы социалистической перестройки быта, новых форм жизнедеятельности рабочего класса Сибири получили отражение в основном в публицистических выступлениях в прессе. Эти небольшие по объему публикации принадлежали перу практических работников и не ставили задачу всестороннего научного исследования. Главным в них была злободневность, стремление привлечь внимание общественности к затрагиваемым проблемам. Для историка же и культуролога - это бесценный материал о жизни рабочих в ее повседневной реальности, «без прикрас».
Во второй половине 1930-х гг. заметно снижение интереса историков к теме повседневности, выражаемой на языке того времени как «условия труда и быта», «культурная жизнь» рабочих. Возможно, это связано в какой-то мере с психологическим настроем тех лет: уже были созданы основы социализма, завершен основной этап индустриализации, проведена перестройка об- щественной жизни и, следовательно, не столь острой стала необходимость изучения проблем повседневной жизни и быта как условия интенсификации труда рабочих. Вместе с тем и в то время появлялись отдельные интересные исследования. Так, в статье Е. Полянской «Быт рабочих на Кузнецкстрое» (1931), посвященной преимущественно материальному благосостоянию рабочих, отмечаются и новые формы организации быта, созданные рабочими Кузнецкстроя. В. И. Величкин на основе исследования, проведенного в 1934— 1935 гг. на Верх-Исетском металлургическом заводе, показал значительные изменения в производственной деятельности и быту рабочих. Но в целом до 1950-х годов повседневная жизнь рабочих редко становилась предметом исследований. В историографии советской Сибири проблемы культуры и быта всех социальных слоев освещены довольно слабо. В соответствующем изучаемому периоду четвертом томе «Истории Сибири» (1968) очень кратко, на полутора страницах, говорится только о здравоохранении и развитии физкультуры в Сибири в период строительства социализма. Не затрагиваются такие важные вопросы как жилищное положение трудящихся, питание, традиционные формы отдыха, семейные отношения, нравы и прочее. В работах, посвященных непосредственно истории рабочего класса Сибири, сфера быта также исследована неполно.
Положение стало меняться в 1970-1980-е гг. Проблемам изучения быта рабочих посвятили в это время свои работы многие историки, такие как Е. М. Зуйкова, Л. Н. Коган, Б. С. Павлов, М. А. Синеглазова, В. Г. Синицын, Г. Цонков. Исследование Е. И. Перцика «Город в Сибири» (1980) построено в рамках экономико-географического подхода, в котором большое внимание уделяется проблемам городов Кузбасса (суровые климатические условия, недостатки расселения, неразвитость коммуникаций). Проблемам промышленного развития Кузбасса в 1927-1937 гг. посвящена работа Г. Г. Халиулина «Превращение Кузбасса в индустриальный регион: 1927-1937 гг.» (1995). В этом исследовании обстоятельно раскрываются социальные, социально-политические и культурные аспекты Кузбасса в указанные годы.
Заметным вкладом в разработку вопросов культуры и быта рабочих Сибири стал сборник статей, подготовленный Институтом истории, филологии и философии СО АН СССР - «Культура и быт рабочих Сибири в период строительства социализма» (1980). В этом сборнике непосредственно изучению быта сибирских рабочих посвящено 15 статей. Обобщающая картина укрепления материального благосостояния рабочих в период строительства социализма дана во втором томе «Истории рабочего класса Сибири». В нем наиболее полно рассмотрены вопросы регулирования и повышения заработной платы рабочих и их снабжения, показано жилищное положение и развитие городского коммунального хозяйства, социальное страхование и медицинское обслуживание. Ценность этих последних работ заключается в том, что они способствовали переходу к более полному, комплексному исследованию быта рабочих Сибири, материальных условий их существования. Однако в целом представление о быте и повседневной жизни сибирских рабочих остается весьма неполным.
В публикациях А. С. Московского изучались такие проблемы как формирование и развитие рабочего класса Западной Сибири, рост его творческой активности и научно технического уровня в период построения социализма, то есть в годы второй пятилетки. В работах Н. X. Аитова, В. П. Буторина, Г. И. Подружина анализировались вопросы ликвидации неграмотности, роста образовательного уровня и просвещения сибирских рабочих. Анализ состава рабочих сибирского региона и деятельности профсоюзов предпринят Д. М. Зольниковым. Проблема подготовки квалифицированных рабочих в Кузбассе и рост их культурно-технического уровня в 1926 - 1940-х гг. рассматривается в исследовании А. В. Волченко. Такие авторы, как А. С. Сосов, А. И. Линяев, П. А. Трофимов, П. К. Редькин, И. Ф. Лившиц, С. Г. Ландау касались в своих работах многих аспектов досуга и творческой деятельности сибирского отряда рабочего класса. Работа В. И. Касьяненко «Советский образ жизни: история и современность» (М., 1958) - одно из первых исследований по проблемам социалистического образа жизни, привлекает масштабностью рас- смотрения, широкими историческими аналогиями и обобщениями. Однако предметом исследования в ней является все же не собственно образ жизни, а лишь ограниченный круг определяющих ее факторов. А. А. Твердохлебом и И. П. Труфановым рассмотрены работы сибирских историков, посвященные материальному благосостоянию сибирских рабочих. Историографический обзор немногочисленных работ о жилищном положении и питании рабочих Сибири дан А. М. Харакозом. Названные авторы пришли к выводу, что вопросы материально-бытового положения рабочего класса Сибири исследованы недостаточно и требуют основательной разработки.
В постперестроечной России тема культуры повседневности сибирского рабочего класса начинает привлекать внимание нового поколения исследователей, примером чего являются публикации Е.Н. Шурановой.
Что касается теоретических аспектов интересующей нас темы, то здесь мы не испытывали недостатка в материалах. Из всего многообразия представленных позиций нами за основу взяты преимущественно положения отечественных авторов, работающих в русле исторической антропологии. Прежде всего, нам близка позиция Н. Н. Козловой, которая подытожила советскую традицию изучения обыденного сознания. Повседневность понята этой исследовательницей как поле созидания и функционирования различных систем символов в процессе неизбежных изменений социума, - в первую очередь особого идеологического языка. В свою очередь, структуры повседневности служат материалом для воссоздания и понимания реальных социальных отношений прошлого и настоящего. Н. Н. Козлова осуществила реальный синтез социальной философии со смежными отраслями человекозна-ния (культурной антропологией, искусствоведением, социальной психологией) для более точной реконструкции прошлых образов и этапов развития культуры повседневности в нашей стране. Она перешла к «полевой работе» -подбору в архивах и интерпретации документов «человеческой истории советской эпохи» - писем, дневников, устных рассказов. Этот подход видится нам очень продуктивным.
Чрезвычайно важными оказались для нас и разработки Э. А. Орловой, анализировавшей социально-антропологическую категорию «образ жизни», содержащую в себе сравнительный аспект, который позволяет сопоставить способы организации людьми процессов своей жизнедеятельности в рамках не только одной и той же, но и разных эпох. Понятие «образ жизни», предложенное исследовательницей, адекватно отражает уровень методологии исследования культуры в специальной теоретической схеме, которая позволяет связать систематическим образом личностные характеристики человека, элементы его дифференцированного социокультурного окружения, а также процессы и формы его повседневной жизни. Функция такой теоретической системы - обеспечить возможность объяснения и наблюдения механизмов освоения людьми социокультурного окружения, преобразования индивидуального опыта в социально значимый, порождения и изменения культурных феноменов в процессах деятельности и взаимодействия в различных областях культуры. Категория «образ жизни» как раз позволяет охватить этот круг явлений.
Проблема настоящего исследования определяется: известной долей противоречивости в оценках повседневной жизни сибирского отряда российских рабочих; преобладанием исследовательских подходов, фактически игнорирующих многие важные аспекты данной проблематики; чрезвычайной фрагментарностью изученности культуры повседневности российского и сибирского рабочего и, соответственно, необходимостью более углубленных исторических и теоретических исследований в этой области. В силу масштабности задачи выработки концептуального знания о повседневной жизни рабочего класса, она может быть решена лишь совместными усилиями исследователей, принадлежащих к различным социальным и гуманитарным наукам. В нашей работе заявленная тема рассматривается и концептуально проясняется в основном в историко-культурном аспекте.
Источниковая база. Изучение избранной темы потребовало привлечения широкого круга ранее опубликованных материалов и определенного кру- га архивных материалов. Среди документов, характеризующих процесс развития промышленности и рабочего класса в 1920-1930-е гг. следует назвать материалы высших государственных и партийных органов - директивы партии и постановления правительства по народному хозяйству, материалы съездов и конференций, документы партийных и советских органов Западно-Сибирского края, протоколы и резолюции краевых конференций, отчеты исполнительных органов.
Основные фактические, в том числе статистические, материалы по Кузбассу были извлечены из Государственного архива Кемеровской области (ГАКО), Новокузнецкого филиала Государственного архива Кемеровской области (НФ ГАКО).
Помимо этих традиционных источников были привлечены источники персонологического характера, такие как личные документы (из личных архивов) рабочих, руководителей промышленных предприятий; автобиографии, дневники, характеристики, то есть материалы социально-психологического плана, отражающие элементы обыденной психологии, мировоззрения, жизненных ориентации, ценностных представлений
Многочисленную группу источников представляют периодические сибирские издания, такие как «Советская Сибирь», «Молодой рабочий», «На советской стройке», «Сибирский рабочий», «Профессиональное движение», Просвещение Сибири» и другие, которые содержат сведения о быте и настроениях рабочих, организации досуга рабочих и культурно-просветительной работе в их среде.
Объектом настоящего исследования является культура повседневности социально-профессиональных групп.
Предмет исследования - культура повседневности рабочих промышленности, строительства и транспорта, проживавших в городах и рабочих поселках Западной Сибири в 1920 1930-е годы.
Цель исследования состоит в выявлении специфики повседневной жизнь сибирского рабочего. В соответствии с этой целью нами сформулированы следующие задачи:
Обосновать адекватность исторически-антропологического подхода в исследовании повседневной жизни сибирского рабочего.
Изучить социально-психологические и культурные черты сибирского рабочего
Исследовать нормы и ценности повседневной жизни сибирского рабочего.
Обосновать специфику Кузбасса как региона, репрезентирующего процесс становления культуры повседневности сибирского рабочего в 1920 -1930-е гг.
Методология исследования обусловлена спецификой изучаемого материала и задачами диссертации. В работе были использованы методологические подходы, характерные для таких дисциплин как: история повседневности (история сознания и деятельности рядового человека в типичных сферах его частной жизни; обычное существование прошлых поколений, судьбы их конкретных представителей, в том числе способы их выживания, проживания, бытовые привычки, поведение на работе и во время отдыха; обращение непосредственно к человеку минувших эпох, его внутреннему миру мыслей, чувств, надежд и соответствующему привычному, каждодневному поведению в кругу близких и понятных ему людей и вещей); статистическая история, дающая возможность проследить качественные и количественные изменения в структуре повседневной жизни интересующего нас объекта исследования; феноменологическая социология (рассмотрение опыта человека в «естественной установке», с позиций «обыденного» сознания, обыденного деятеля, дополненной рефлексией), что позволяет преодолеть присущие другим методам уязвимые черты, такие как описательность и схематизм, и проследить становление социально-психологического облика сибирского рабочего; - историческая антропология (анализ глубинных стереотипов обыденного сознания и поведения, вскрывающий существеннейшие и обширные слои повседневной ментальное представителей конкретной социально-профессиональной группы.).
В своей совокупности они реализуют специфику историко-антропологического подхода к культуре и дают достаточно интересные результаты. Использовались также общенаучные методы - дедукция и индукция, анализ и синтез. Обыденный опыт представителей рабочего класса рассматривался нами как в синхронном, так и в диахронном срезах - в его становлении и структуре. В ходе работы привлекались данные сопредельных социальных наук - социологии и политологии.
Научная новизна работы выражается в следующем.
1. Культура повседневности сибирского рабочего стала предметом специального исследования, где в качестве основной категории используется культурно-антропологическая категория «образ жизни».
Выявлены и аргументированы объективные и субъективные факторы формирования культуры повседневности сибирского рабочего класса восстановительного периода и периода индустриализации: демографический, территориально-географический, социально-психологический, инфраструктурный.
В научный оборот культурологической регионалистики введен круг новых источников, дающий возможность более глубокого проникновения в культуру повседневности рабочего класса Сибири, - в их числе письма, дневники, публицистика, архивные материалы. Это позволило исследовать важные аспекты повседневной жизни рабочих: их субъективный мир, уровень духовных притязаний, рефлексию над своим социальным положением, реальные нравы в пролетарской среде, социальную и психологическую атмосферу на производстве и в быту и т.д.
4. В культуре повседневности сибирского рабочего советского периода в рассматриваемых хронологических рамках выявлены как элементы преемственности с миром повседневности российского рабочего предреволюционного периода, так и ее существенная трансформация, связанная с осознанием рабочими своего нового положения в социально-политической структуре общества.
Положения, выносимые на защиту.
Введенная культурно-антропологическая категория «образ жизни» позволяет рассмотреть культуру повседневности в наиболее широком охвате ее эмпирического поля.
Формирование образа жизни и повседневной культуры русского рабочего класса обуславливается уникальным характером развития русского промышленного капитализма: интенсивностью пореформенного процесса классообразования, заключенного в узкий временной интервал; многообразием сословного представительства в структуре отряда промышленных рабочих, гетерогенностью географических факторов в его генезисе.
Специфика социально-психологического и культурного образа русского дореволюционного рабочего выражается в том, что были налицо, с одной стороны, заниженный уровень социальных притязаний, высокая степень идеологической внушаемости, известная доля непредсказуемости поведенческих реакций, а с другой - выраженная тенденция к ассимиляции культурных образцов более высоких социальных страт, в первую очередь технической интеллигенции.
В условиях Советской России рабочий класс приобретает новые, не свойственные ему ранее черты, заданные его идеологически определяемой ролью субъекта социально-экономических и культурных преобразований. Практика реализации этой роли приводит к двойственности экзистенциального (на уровне самочувствования и самооценки личности) положения советского рабочего. Она выражается в расхождении идеолого-герменевтической (B.C. Барулин) трактовки его статуса как авангарда общества и реальным по- ложением как класса, полностью зависимого от партийной номенклатуры, являющегося лишь номинальным авангардом.
Повседневная жизнь сибирского рабочего характеризуется специфическими особенностями, определенными объективными факторами - средой обитания (естественной и искусственной), бурным процессом роста численности, невозможностью форсированного обустройства быта для большей части сибирских рабочих и отсутствием инфраструктуры для удовлетворения растущих культурных потребностей.
Осознание рабочим классом своей исключительной миссии как созидателя индустриальных основ нового общества выступает как ведущий субъективный фактор, способствовавший тому, что вопреки вышеуказанным объективным трудностям, культурная жизнь сибирского рабочего периодов восстановления народного хозяйства и индустриализации (1920-1930-е гг.) отличалась высокой степенью положительной динамики как в «высоких» формах культуры, так и в повседневной культуре.
Повседневная культура сибирского рабочего класса наилучшим образом репрезентируется в указанный период регионом Кузбасса, на территории которого наиболее интенсивно воплощалась практика социалистической индустриализации. Об этом свидетельствуют различные компоненты культуры повседневности: жилье, быт, отдых, досуг, развлечение, самообразование, нравы, мироощущение, получившее отражение в письмах, дневниках, воспоминаниях, в журнальной и газетной периодике и т.п.
Символический смысл в рамках страны приобрели такие его социально-индустриальные феномены как Автономная индустриальная колония (г. Щегловск), Кузнецкстрой и др.
Теоретическая значимость работы выражается в расширении предметного поля культурологических исследований за счет включения в него культуры повседневности социально-профессиональных групп. В работе также показана продуктивность историко-антропологического подхода к анализу культуры повседневности, возможность многообразия теоретико-методологических оснований исследования мира повседневности.
Практическая значимость. Материалы данной работы могут быть использованы в создании новых обобщающих трудов по истории рабочего класса Сибири, в качестве дополнительного источника по изучению истории Кузбасса, для разработки спецкурсов по культуре повседневности социально-профессиональных групп в вузах и ссузах.
Апробация работы. Основные положения диссертации излагались на: межрегиональной научно-практической конференции «Традиционная художественная культура в условиях обновления российского общества (Кемерово, 2001); межрегиональной научно-практической конференции аспирантов, соискателей, преподавателей и сотрудников КемГУКИ «Актуальные проблемы социокультурных исследований» (Кемерово, 2006); региональной научной конференции аспирантов и соискателей «Категория проблемности в научном исследовании» (Кемерово, 2004); региональной межвузовской научной конференции «Актуальные проблемы социокультурных исследований» (Кемерово, 2005).
Диссертация в полном объеме обсуждалась на кафедре культурологии и искусствознания Кемеровского государственного университета культуры искусств.
Теория и история повседневности: основные исследовательские подходы
Тема повседневности сравнительно давно вошла в сферу научных интересов на Западе и уже успела обрести прочную исследовательскую традицию. Наше общество также переживает этап пристального интереса к повседневной жизни людей и к их обыденному сознанию, в котором усматривается поистине фундаментальный пласт знания (213, с. 175). Эта тема за последние годы вошла в философскую моду среди отечественных философов и методологов гуманитарной науки. Интерес к ней пока не пошел на убыль, хотя опубликованные за последнюю четверть века в ее рамках статьи и тезисы докладов исчисляются сотнями, а монографии и защищенные диссертации -десятками.
Повседневность, будучи формой социального опыта, не вызывает какого-либо сомнения у любого человека. Многочисленные авторы характеризуют эту категорию значениями «понятности», «ясности», «знакомости», «привычности» и даже, по А. Шюцу, «самоочевидности» (40, с. 14; 56, с. 123; 228, с. 130). В сознании людей она обычно предстает как видимое, но не замечаемое и, как будто, вообще не нуждается в рефлексии (46, с. 1). Поэтому данное понятие рассматривается чаще всего с позиций некоего условного ядра культуры, привычного бытия «человека вообще», усредненной личности, причем привычного с точки зрения нашего цивилизационного типа.
Но обсуждение этого смыслового ядра, объединяющего разные смысловые явления в сферу обыденного, неминуемо приводит к целому ряду существенных оговорок, подчеркивающих относительность, функциональность данного концепта. Как только мы пытаемся четко операционализировать интересующее нас понятие, оно становится недоступным и сложным для интерпретации. «Повседневность кажется ясной не потому, что она отрефлек-сирована, а потому, что ускользает от рефлексии» (56, с. 58).
Кроме того, если вспомнить тот очевидный факт, что различные субкультуры, соответствующие тем или иным стратам общества, порождают особенные варианты каждодневного времяпровождения и мировосприятия своих представителей, то неизбежно приходит мысль, что сфера обыденного по общественной вертикали радикально меняет свои очертания, уловить все нюансы которых оказывается крайне сложной задачей.
Стоит также отметить и историко-культурную изменчивость указанной сферы. Существуют весьма убедительные доказательства того, что повседневность можно вполне рассматривать как «одно из пространственно-временных измерений развертывания истории» и как продукт социального конструирования (88). Разновременные, субкультурные, иноцивилизацион-ные формы обыденного ментоса образуют исключительно пестрый калейдоскоп. Отмеченный динамизм мира повседневных явлений означает относительность его смысловых границ. То, что вполне рутинно для одного человека или социума в некоторый период его жизни, для другого способно предстать яркой экзотикой. Повседневность, которая представляется носителем привычной надежности, не раз поражала исследователя открытием своей беспочвенности.
С одной стороны, обыденность самодостаточна. Ее система ценностей, информационных ресурсов рассчитана на замкнутый цикл своего функционирования. С другой стороны, повседневность, взятая в целом как социальный феномен, вряд ли мыслима без определенного набора своих бинарных оппозиций. Между соответствующими моментами, сторонами людского бытия происходит информационно-энергетический обмен, их целостная система создает своего рода экологическую нишу для человеческого тела и духа.
Представления о повседневности в научной мысли за последние полсотни лет претерпели серьезные трансформации. Частотность определений «повседневный» в работах специалистов очень высока, а оценки повседнев ной жизни чрезвычайно разнятся. Вследствие этого, мы посчитали наиболее целесообразным вариантом сосредоточить свое внимание не столько на анализе эволюции смысловой нагрузки интересующего нас понятия, сколько на том, что под ним подразумевается в той или иной современной научной дисциплине. В противном случае проблема оборачивается целым исследованием, далеко выходящим за рамки нашей темы. В контексте поставленных целей нашей работы, мы полагаем, будет правильней начать рассмотрение проблемы с имеющихся в научном арсенале подходов в изучении повседневности, чтобы воспользоваться теми, которые наиболее адекватно соответствуют нашим задачам.
Повседневность как проблема философии коренится в оценке трех компонентов, ее составляющих (повседневной реальности, повседневного (со) знания и «философии здравого смысла»), причем оценки диаметрально расходятся. Этот факт определяет и дивергенцию интерпретаций повседневности в разных философских традициях. Так, англо-французская и примыкающая к ней американская философская традиция (Шотландская школа, Д. Локк, Д. Пристли, Д. Беркли, Д. Юм, прагматизм, позитивизм, неореализм, Л. Витгенштейн) при всей ее неоднородности и внутренней полемичности исходит, в целом, из позитивной интерпретации повседневности; исключение составляет разве что французский экзистенциализм. В немецкой философской традиции, наряду с известной апологетикой повседневности (Э. Гуссерль, А. Шюц), все же преобладает ее негативная оценка (И. Кант, Гегель, Ф. Ницше, 3. Фрейд, М. Хайдеггер), которая в то же время соседствует с попыткой ее позитивного осмысления.
Помимо того, что разные философские традиции выделяют в феномене повседневности разные объекты, относящиеся к тому или иному ее аспекту или ракурсу, они к тому же еще рассматривают повседневность на фоне различной интерпретации центральных философских понятий и проблем, таких как природа философского знания; соотношение философии и жизни, теории и эмпирии, науки и вненаучного знания, адаптации и творчества. Проблема повседневности как собственно философская проблема никогда не возникает в рамках самой повседневности как таковой и лишь изредка актуализируется в гуманитарных науках, когда встает вопрос об их основаниях и границах (73, с. 411-412).
Феноменологически ориентированные гуманитарные науки разворачивают целый спектр повседневных форм, рассмотрение которых является их специальной задачей. Можно сказать, что конкретные гуманитарные науки -история, социология, лингвистика, психология, этнография - в меньшей степени, чем философия, отягощены рефлексией по поводу методологических проблем и потому продвигаются в эмпирическом анализе повседневности значительно дальше. Именно они, как науки, и описывают ее в качестве регулярной структуры человеческой жизни, ее законосообразного базиса, который, в свою очередь, искусственно проблематизируется философией даже тогда, когда повседневность находится в непотревоженном состоянии и вопрос о ней как таковой не возникает. Однако именно философия привлекает внимание к тому, что повседневность граничит и соприкасается со своими антиподами, то дистанцируясь от них, то, втягивая их в свою орбиту. Философское значение анализа повседневности состоит в том, чтобы обнаружить в ней то, что отличается от нее, беспокоит ее, выходит за ее пределы; чтобы во внеповседневных событиях жизни увидеть их повседневную предпосылку и перспективу (18, с. 33).
Социально-психологический портрет советского рабочего
По универсальному принципу культурного наследия формировавшаяся в 1920-1930-х гг. культура повседневности советского рабочего не могла не испытывать воздействия дореволюционной культурной основы. Поэтому, по необходимости, создание социально-психологического портрета советского рабочего, предполагающее определенный уровень абстрагирования, требует сопоставления с этой основой, - в частности, сравнения с социально-психологическими и культурными чертами русского рабочего дореволюционного периода. Этим и займемся в начале данного параграфа.
В дореформенную эпоху наемные рабочие промышленных предприятий еще не составляли автономного экономического класса. Но в результате падения крепостничества (1861 г.) возникает основное условие для развития капитализма - свободный рынок наемного труда.
Освобождение от крепостной зависимости принципиально изменило социальное положение мануфактурных рабочих (возможность свободного передвижения, право продажи своего труда), но поставила их в зависимость от промышленного капитала. Кроме того, на интенсивно формирующийся капиталистический рынок была выброшена огромная масса неквалифицированных работников (крестьян-отходников), ежегодно отправлявшихся на заработки из голодных деревень в города и на шахты и создающих армию наемного труда (124, с. 117).
Капиталистическое производство росло преимущественно за счет интенсивного развития отраслей тяжелой промышленности. Развитие и утверждение крупной машинной индустрии привело к образованию класса рабочих - людей, лишенных средств производства, порвавших связь с землей и собственным хозяйством, живущих исключительно продажей своей рабочей силой и, соответственно, на постоянной основе связанных с фабрично-заводским производством.
С начала 90-х гг. XIX столетия в России в основном завершилась промышленная революция и сложилась индустриально-техническая база российского капитализма, качественно изменившая экономическую структуру страны (13, с. 31; 205, с. 504, 510). Экономический подъем увеличил динамику социально-экономических процессов, вызвал переворот в развитии производительных сил и изменил сам характер наемного труда. Складывание пролетариата в особый класс выражалось в росте численности, изменении его состава, утверждении нового социального типа постоянных рабочих, разорвавших связь с землей и сконцентрированных на крупных предприятиях в ведущих промышленных центрах страны, а также в формировании пролетарской идеологии, психологии и нравственности. Усиление социальной активности, трансформация социального статуса и постепенное превращение ра бочего класса в передовую общественную силу выразилось в возрастании его ведущей роли с конца XIX столетия в различных социально-политических движениях.
Социальными источниками формировавшегося промышленного пролетариата России служили раннепролетарские слои и мелкие производители города и деревни, которых капитализм постоянно превращал в активную резервную армию наемных рабочих, «готовых по первому призыву удовлетворить максимальный спрос предпринимателей в земледелии, в лесном и строительном деле, в торговле, обрабатывающей, горной и транспортной промышленности» (108, с. 584).
В крупных промышленных центрах одним из источников складывания пролетариата явилась городская мещанская беднота. В процентном отношении этот источник был незначителен, но из этой среды выходила большая часть высококвалифицированных и развитых рабочих. Из городской бедноты происходило значительное количество петербургских металлистов.
Важнейшим источником пополнения рядов промышленного пролетариата стали семьи самих рабочих (потомственные пролетарии). Машинное производство всегда привязывало к предприятию не только самого рабочего, но и всю его семью. Дети рабочих с малых лет шли по стопам своих родителей.
Отличительной чертой формирования отряда сибирских рабочих являлось наличие в нем огромных масс пришлого населения - переселенцев из деревенской бедноты, а также ссыльных из всех районов Европейской России. Только за 35 лет (1861-1895 гг.) в Сибирь переселилось из Европейской части страны более 800 тыс. человек, из них более 90% осело на западносибирских землях. Рабочая сила новоселов применялась в основном в сельском хозяйстве, но также и в промышленности. Только на промышленных предприятиях Томска в конце 1890-х гг. выходцы из Европейской России составляли 41% всего состава рабочих. Большинство пришлых рабочих в сибир ской промышленности было из Нижегородской, Симбирской и Пермской губерний. Значительную их часть составляли выходцы из горнозаводских мастеровых, кустарей и ремесленников. В 1880-1890-х гг. XIX века в капиталистическую промышленность Сибири стало интенсивно вливаться местное коренное население. По данным переписи 1897 г., в состав армии наемных рабочих Сибири входило до 55% уроженцев сибирских губерний и областей, особенно Томской, Тобольской, Иркутской и Забайкальской. Сибирский пролетариат пополнялся также и за счет значительной массы отставных и запасных солдат, в основном бывших крестьян, за время действительной службы потерявших связь с землей (12, с. 18).
Таким образом, пролетариат в пореформенной России и, в частности, в Сибири складывался из различных социальных источников. Этот формирующийся класс принципиально отличался от всех других классов российского общества и тех слоев населения, которое его пополняли. Данное обстоятельство обуславливалось тем, что процесс формирования пролетариата сопровождался изменением психологии, морали, семейно-бытового уклада людей, включал пробуждение пролетарского самосознания и идеологии. Вместе с тем, тесная генетическая связь российского пролетариата с крестьянством и другими трудовыми слоями населения страны обеспечивала ему многообразные каналы влияния на народные массы, вовлекая их в социально-политическую борьбу (77, с. 31).
Сибирский рабочий в отечественной историографии: нормы и ценности повседневной жизни
Рабочему классу Сибири как историческому субъекту были присущи свои внутренние, специфические особенности развития. Они проявлялись в увеличении численности рабочих, изменении источников и форм пополнения состава, глубоких сдвигах в его возрастном, половом и профессиональном уровнях, в культурно-технической оснащенности и материально-бытовых условиях. Эти процессы развития рабочего класса Сибири 20-30-х гг. XX века были тесно связаны с коренными социально-экономическими преобразованиями общества, осуществляющимися в ходе создания материально-технической базы советского общества.
Рабочий класс, выступая в качестве творца новейшей истории, являлся главной созидательной силой в производстве материальных ценностей молодого советского государства. Это находило отражение в его повседневной творчески-созидательной деятельности и существенной роли в общественно-политической жизни страны. Обе эти стороны, диалектически взаимообусловленные, отражали сложный исторический процесс становления и развития советского рабочего класса.
Определенные успехи были достигнуты в изучении истории сибирского отряда советского рабочего класса. Его история на различных этапах социалистического строительства освещается в нескольких монографиях, в сборниках научных трудов и отдельных статьях. Опубликованы отдельные статьи, издано несколько историографических сборников, в которых рассматривается степень изученности тех или иных аспектов истории рабочего класса Сибири на отдельных этапах становления советского общества (См.: 29; 169; 171).
Следует подчеркнуть, что число крупных монографических исследований по историографии сибирского рабочего класса СССР незначительно. Среди опубликованных историографических работ по данной проблеме пока преобладают статьи обзорного характера по узким сюжетам. В немногочисленных публикациях по истории рабочего класса Сибири также имеются редкие историографические обзоры, в которых дается краткий анализ литературы по интересующему нас вопросу.
Научный уровень изданных в 20-40-е годы работ - статей и, в лучшем случае, брошюр - не удовлетворяет современным требованиям, в частности, из-за недооценки роли рабочих-сибиряков. Неразрешенными остались вопросы о месте и роли рабочих Сибири в победе социалистической революции, при защите ее завоеваний в ходе гражданской войны и в «Сибирской Советской энциклопедии».
Отдельные небольшие работы 40-х гг. носят описательный характер и не поднимаются выше краеведческого рассмотрения ранее известных фактов. Содержание работ, как правило, не соответствует их широким названиям.
Сибирская историография рабочего класса имеет в своем арсенале только несколько крупных монографических исследований, посвященных основным вопросам истории рабочего класса сибирского региона в 1921-1937 гг., в том числе и истории отдельных отраслевых его отрядов (См.: 4).
В ряде исследований в широком плане и за длительный период анализируются вопросы формирования и развития профессиональных кадров сибирских рабочих, динамика их численности, источники и формы пополнения их рядов, повышение профессиональной подготовки и т. д. Сибиреведение располагает, кроме того, монографиями, в которых рассматриваются такие вопросы истории рабочего класса как развитие промышленности региона, производственная и общественно-политическая активность рабочих в процессе создания материально-технической базы советского общества, рост их культурно-технического уровня (См.: 20; 121; 133; 134). Очень выгодно от всех прочих отличается работа А. С. Московского, в которой комплексно рассматривается история рабочего класса Сибири (См.: 134 и др.).
Относительно широкое освещение в сибиреведении нашла проблема отношений рабочего класса и местного крестьянства. Ей посвящены значительное количество статей и коллективная монография Н. Я. Гущина, 10. В. Журова, Л. И. Боженко, которая вносит крупный вклад не только в сибирскую, но и в общероссийскую историографию (См.: 43). На конкретном материале авторы рассматривают вопросы складывания и укрепления связей между этими классами в Сибири в годы революции, гражданской войны и социалистического строительства; прослеживают изменения в их содержании и формах на основных этапах развития советского общества; анализирует материально-техническое, организационно-политическое и культурное воздействие рабочего класса на преобразование всего уклада жизни крестьянства; раскрывают региональные особенности отношений рабочего класса и крестьянства Сибири в период строительства основ советского общества.
За последние три десятилетия в ряде городов Сибири проводились общесоюзные, общероссийские и региональные конференции, посвященные различным проблемам истории Сибири, в том числе и истории рабочего класса. Многие материалы этих конференций опубликованы (См.: 167; 170). Разнообразные статьи, помещенные в этих сборниках, кратко освещают некоторые аспекты истории рабочего класса за годы советской власти.
Значительные успехи были достигнуты в изучении национальных отрядов рабочего класса Сибири. Опубликованы крупные работы, освещающие историю рабочего класса в республиках Советского Союза и большое количество статей, посвященных отдельным вопросам его становления и развития в национальных районах сибирского региона.
