Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Учение о природе (сущности) и характере суверенитета 37
1.1. Проблема определения понятия «суверенитет» в теории государства и его отношение к политико-правовым учениям Нового времени 37
1.2. Античность: «суверенитет» и осуществление властных полномочий 57
1.3. Средние века: Суверенитет как таковой: авторитетная воля и публичная власть 64
1.4. Новое время: источник суверенитета и .его происхождение 76
Глава 2. Проявления суверенитета: проблема делимости суверенной власти 96
2.1. Суверенная власть и форма правления. Трансферт полномочий и представительство 96
2.2. Проблема «смешанного правления» и теория «делимости суверенитета» 106
2.3. Составные части суверенитета: их связь и проблема «разделения властей» 119
2.4. О теории суверенной власти у Руссо 138
Глава 3. Границы суверенной власти 148
3.1. Абсолютный - значит неограниченный суверенитет 148 ^
3.2. Право народа на восстание 165
Заключение 179
Список использованных источников и литературы 188
- Проблема определения понятия «суверенитет» в теории государства и его отношение к политико-правовым учениям Нового времени
- Античность: «суверенитет» и осуществление властных полномочий
- Суверенная власть и форма правления. Трансферт полномочий и представительство
- Абсолютный - значит неограниченный суверенитет
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Суверенитет — понятие, пронизывающее всю историю юридической науки, формирование которой тесным образом связано со сменой парадигм теоретического, философского и мировоззренческого характера. Кроме того, эти парадигмы тесным образом связаны с историческими этапами становления государства в различные эпохи: античное государство-полис, средневековое государство-универсум и, наконец, конституционное государство, генезис и развитие которого тесным образом связано с эпохой Нового времени. Таким образом, понятие суверенитет является научным понятием с одной стороны, а с другой — формой теоретического осмысления сущности, признаков государственной власти и ее функций в конкретном политическом пространстве в определенные эпохи.
Мыслители эпохи Нового времени стремились найти адекватную форму для осмысления становления конституционного государства, основанного на верховенстве прав народа, защите преимущественно политических прав личности, истоком которых являлись права «естественные». В настоящее время понятие «суверенитет» используется при анализе интеграционных и дезинтеграционных процессов, которые протекают в современном мире: распад СССР, передел границ и выделение множества самостоятельных и независимых государств в Восточной Европе (проблема «национального суверенитета»).1
Поиск решения конкретных вопросов в области взаимоотношения ветвей власти, «суверенитете ее органов» также мыслится в рамках понятия «суверенитет». Снова активно обсуждается вопрос о возможности признания ' Отметим многочисленные работы Р.Г. Абдулатипова, С. Шахрая и др. политиков (Абдулатипов Р.Г. Российский федерализм: опыт становления и стратегия перспектив. - М., 1998). Кроме того, фундаментальные исследования O.E. Кутафина и др. специалистов (Например: Кутафин O.E. Государственное право РФ. — М., 1996. Он же. Российская автономия. — М., 2006. Он же, Алферова Е.В. Современный федерализм: состояние и тенденции развития. - М., 1999). «территориального суверенитета» отдельных областей, в которых компактно проживают те или иные народы.
Сегодня, по сути дела, речь идет о применимости понятия «суверенитет», форм и границ его осуществления к анализу сложных процессов, которые происходят в современных государствах и на международной арене. В последнем случае юристы задаются вопросом о том, в какой мере можно говорить о сохранении самого понятия «суверенитет» в его традиционном смысле этого слова в эпоху, когда все большее значение приобретают интеграционные процессы в Европе, да и в мире в целом? Проблема же «границ» суверенитета связывается с вопросом о международно-правовой ответственности демократических суверенных государств за поддержание мира.
Нет сомнения, что сегодня- наука переживает своеобразный этап переосмысления понятия «суверенитет». Возникает рефлексия по поводу традиционного, установившегося еще в науке XVII и XVIII вв., представления о нем. В науке прямо поставлен вопрос о релевантности самого понятия «суверенитет» для осмысления процессов, протекающих в государствах и в международных отношениях. Не единожды критиковались различные аспекты этого понятия, раздавались призывы к отказу от него.
Возникает правомерный вопрос: так ли «узко» или «излишне» это понятие, введенное в XVI в. Боденом и развитое в XVII-XVIII вв.? В полной ли мере оно исчерпало свой теоретический потенциал? Для ответа на поставленный вопрос необходимо обратиться к изучению сущности понятия «суверенитет» в эпоху, когда это понятие было теоретически осмыслено и логически обосновано, то есть в эпоху Нового времени (XVII-XVIII вв.).
Коротко, актуальность темы настоящего исследования видится в необходимости анализа понятийной структуры и сущностных характеристик понятия «суверенитет» в том виде, в каком оно возникло в эпоху своего возникновения (XVII-XVIII вв.) с тем, чтобы в качестве следующего этапа решить важнейший вопрос, стоящий сегодня перед теоретико-правовой наукой. А именно: следует ли в анализе новых тенденций в развитии государства и международного права пользоваться старым понятием «суверенитет»?
Степень разработанности проблемы исследования. Следует отметить, что в зарубежной и отечественной литературе не было недостатка в научных исследованиях, посвященных проблемам суверенитета, существуют различные определения этого понятия и по-разному раскрывается его содержание. Однако, как представляется, несмотря на обилие публикаций, посвященных этой теме можно выделить основные этапы формирования подходов к ее изучению, связанные с общими тенденциями в развитии науки. Поэтому целесообразно рассмотреть сначала эти тенденции, а затем остановиться на характеристике специальных работ, посвященных интересующему нас вопросу.
Понятие «суверенитет» (souverainet) было впервые использовано еще в юридических текстах во Франции XII в. и употреблялось в смысле «исключительная юрисдикция», например, в «Кутюмах Бовези» Бомануара (Beaumanoire). Опираясь на эти концепции и вводя в них важные инновации,
Жан Боден сформулировал свою собственную концепцию суверенной власти как бесспорного верховенства власти государя в стране в виде концепции его исключительной юрисдикции. Аналогичные идеи высказывались знаменитым французским юристом Шарлем Луазо, который во второй главе своего трактата «О сеньориях» отождествлял суверенитет с иммунными правами его носителя или государя. Этот взгляд легко объяснить с точки зрения времени создания его книги — 1609 г." Это было время возникновения и утверждения абсолютизма во Франции. Отмеченный этап в развитии концепции суверенной власти следует считать этапом ее генезиса, этапом, когда само понятие «суверенитет» стало употребляться в смысле «верховная власть», повиновение которой со стороны подданных должно быть безусловным. Таким образом, уже на этом этапе развития суверенитета возникает двоякое представление о сущности суверенитета: с одной стороны, как признак государства (государь — властелин самому себе и никому больше), а с другой — как признак его власти над подданными. Подобная ситуация стала возможна лишь благодаря тому, что государство в качестве единого целого мыслилось в лице государя, а верховная власть отождествлялась с фигурой ее носителя.
В начале XVII в. в связи с возникновением двух направлений мысли: естественно-правовых концепций юристов «школы естественного права» и их продолжателей с одной стороны, а с другой сочинений, в которых оправдывается абсолютная власть государей, возникает концепция верховной («суверенной») власти, которая основывалась как на представлениях о договорном ее происхождении, так и на представлениях о происхождении ее от Бога (nisi a Deo potestas). Среди многочисленных публикаций представителей этого последнего направления нельзя не вспомнить имена
Жана де Барикава, Ж.-Б. де Боссюэ, А.-М. Рамсея, Р. Филмера и др.Названные авторы оспаривали концепции договорного происхождения суверенной власти и видели источник суверенной власти в Боге. Эта полемика продолжалась вплоть до XIX в., и, к примеру, немецкий юрист и политический мыслитель Фридрих Ансиллоп в 1816 г. писал о том, что всякая суверенная власть в «божественном порядке» устройства мира имеет свое происхождение в отцовской власти, которая из этой последней вытекает. Поэтому суверенное правление - это, прежде всего, отеческое правление. Не менее определенные соображения высказывались и Ж. де Местром. В своей неопубликованной при жизни, но ценной работе о суверенитете, некоторые фрагменты из которой вошли в знаменитые «Санкт- Петербургские вечера», он писал: «говорить о том, что суверенитет не происходит от Бога лишь потому, что он пользуется им как инструментом для его установления, означает утверждать, будто не существует создателя человека только потому, что у него есть отец и мать». Как не вспомнить известное суждение Фалеса, который утверждал, что люди — «инструменты в руках Богов». Эпоха реакции в Европе во многом способствовала возрождению теологических идей в толковании происхождения и характера суверенной власти и старых, известных еще в XVII в. концепций, отождествлявших суверенную власть с властью отца над домочадцами.'' Таким образом, в политических и правовых учениях XVII и начала XIX вв. впервые ставится проблема характеристики суверенной власти с точки зрения ее источника и происхождения. При этом, что особенно важно подчеркнуть, источник и происхождение власти смешивались.
Вместе с тем, зарождавшийся европейский либерализм устами Бенжамина Констана заявлял, что «всеобщность (universalit) граждан и есть суверен, в том смысле, что ни один индивид, фракция, частная ассоциация не может завладеть суверенитетом, если только он им не делегирован официально». Эта «всеобщность» граждан, гражданская ассоциация в целом (здесь Констан совершенно очевидно следовал по стопам Дж. Локка) и есть выражение «общей воли». В аналогичном ключе развивались идеи Карла фон Роттека, одного из признанных интеллектуальных лидеров «предмартовских либералов» (vormrzliche Liberalen) в Германии в 40-х гг. XIX в." Таким образом, этап развития этой теории с XVII по начало XIX вв. можно назвать этапом либеральных интерпретаций понятия «суверенитет». При этом светская теория суверенитета в своем развитии получила дополнительный импульс со стороны либералов как во Франции, так и в Германии. С теоретической точки зрения вклад либерализма в развитие концепции суверенной власти оказался весьма значительным. Отрицая значимость происхождения суверенитета (от народа или от Бога), либералы начала XIX в. (к примеру, Б. Констан) отчетливо поставили проблему источника суверенной власти, не связывая эту проблему с происхождением суверенитета. Народ - источник суверенной власти уже потому, что только он (и он один) образует ту всеобщность, которой характеризуется суверенная власть. Такое качество суверенитета, как его всеобщий и абсолютный характер, зависит не от того, откуда он взялся (происхождение), а из того, каков характер источника этой власти, его сущность, насколько он является в своем качестве «всеобщим», абсолютным. XIX в. стал временем возникновения конституционных монархий в Европе, временем, когда юридическая и политическая наука стремились осмыслить новые тенденции в развитии государств, в том числе, взаимодействие традиционно существовавшей власти монарха (в Англии и Германии) с парламентским правлением. Это стало новым толчком в развитии либерализма. Наследники и одновременно критики «исторической школы права» в лице немецких конституционалистов Лабанда, Гербара, развивали своеобразный синтетический метод в единстве позитивного анализа права, концептуализма и эссенциализма, который привел к созданию ими теории суверенитета государства как юридического лица, управляемого монархом. Юристы стремились по-новому осмыслить взаимодействие государств на международной арене, перенося известную еще в эпоху Нового времени договорную теорию происхождения государства и права в сферу международных отношений. В этот же период бурное развитие в европейской и американской науке получает позитивизм. Идея, высказанная Джоном Остиным и Корнуэлом Левисом, заключалась в трактовке суверенитета как «власти принуждать других участников общественного организма согласовывать свои поступки с его волей». Этот этап в развитии понятия «суверенитет» можно охарактеризовать как этап либеральных immepnpemaii, основанный на позитивизме Конта и Спенсера.
Становление позитивизма и его диалог с неокантианством и гегельянством, который подверг критике методологию позитивизма, являлись характерными чертами подходов к изучению суверенитета в последней четверти XIX и в XX в. С точки зрения характеристики суверенитета этот этап следует считать этапом, когда суверенитет сводился к однол1у из качеств властвования — всеобщему принуждению. При этом как то само собой забывался вопрос об источнике суверенной власти. Другими словами, вопрос о том, каков сам характер властвования (качество), смешивался с вопросом, в чем заключается источник (сущность) властвования. Нужно отметить, что в отечественной науке гегельянцы, в частности, Б.Н. Чичерин и П.Г. Редкин, уделили важное внимание этому вопросу. Приспосабливая гегелевскую методологию к науке конституционного права, они мыслили государство как «высший нравственный союз», как «единство закона и цели». Это единство должно служить обеспечению охраны прав индивида и ставить цель общественного прогресса. Другими словами, сущность (источник) суверенной власти коренится в нравственно-правовом единстве государства как социального организма. Вместе с тем, эти теории подвергаются критике со стороны позитивистов. К примеру, Н.М. Коркунов в своих лекциях по общей теории права опровергал волевую теорию суверенной власти (суверенитет как воля общественного организма, связанного единством нравственным и правовым). Ф.Ф. Кокошкип, анализируя старые теории суверенитета, приходил к выводу, что теория народного суверенитета или неправильна по существу, так как приписывает суверенитет лишь одному из «органов государства» (а именно народу), или когда народ отождествляется со всем населением, что, в сущности, совпадает с теорией суверенитета государства (как совокупности населения, проживающей на определенной территории), выражая ту же мысль в другой, юридически менее точной форме. По сути дела, для позитивистов анализ фактических качеств суверенной власти, выраженных в действиях публичной власти, не нуждается в анализе источника суверенитета (его сущности). В приведенных примерах совершенно ясно обнаруживается переходный характер учений русских теоретиков права от различных вариантов гегельянства и кантианства к позитивизму.' Отсюда синтетические, а потому компромиссные определения суверенитета, которые встречаются в отечественной науке начала XX в.: от теории суверенитета (верховенства, «державности») как «юридического лица», которое соединяет суверенитет народа с суверенитетом государя у В.Ф. Тарановского" (концепция явно заимствована у немецких юристов XIX в.), до весьма интересной теории Г.Ф. Шершеневича, стремившегося найти компромисс между социологическим и психологическим позитивизмом с одной стороны, и учением о нравственном и культурном прогрессе, характерным для неокантианцев, с другой. Стремясь провести четкую грань между сущностью суверенитета (который он отождествлял, как и многие позитивисты, с его качеством — верховенством власти) и способностью государства действовать (например, правоустанавливающая функция), он выводил понятие «суверенитет» за рамки юридической науки, отмечая, что суверенитет есть социологический и психологический факт — властвующие и подвластные находятся во взаимных отношениях, которые нуждаются в историческом совершенствовании. Но это совершенствование устремляет их к высшим целям. Или, как отмечал С.А. Котляревский, в подчиненности высшим, «сверхправовым основам».4
Георг Еллинек, в свою очередь, пытался сочетать идеи неокантианства (юриспруденция - «ноологическая наука») с позитивистской установкой на изучение «фактов» при изучении права. Для этого автора не подлежало сомнению, что теории XVII и XVIII вв. целиком базировались на принципе индивидуализма (отдельные индивиды заключают общественный договор). При этом их авторы игнорировали тот факт, что человек развивается как человек в социальной и культурной среде. В своем главном труде «Общее государственное право» он высказал мнение, что суверенитет является правовым понятием, в котором заключено представление о правопорядке в целом («формальным понятием»), не являясь «существенным признаком государственной власти». Меж тем как выражение суверенитета в действиях власти наполняет суверенитет вполне конкретным «исторически обусловленным содержанием». Суверенитет заключается в том, что государство «обязывается в юридическом смысле только перед самим собой». Подобная чисто неокантианская трактовка понятия «суверенитет» (в духе формально неопределенного по содержанию кантовского «категорического императива») вынуждала Еллинека видеть проявления суверенитета лишь в действиях государственной власти (исторически определенных), то есть отождествлять сущность с явлением.
В результате подобного рода методологических споров неокантианства, гегельянства и позитивизма, сущность суверенитета сводилась к отдельным его качествам, а он сам нередко рассматривался в отрыве от основных функций. Эта сущность суверенитета мыслилась то в рамках «сверхправовых основ», то в рамках социально-психологического бытия индивидов. Но в любом случае не в рамках юридической концепции государства. Период, начинающийся в последней четверти XIX и в начале XX вв., можно охарактеризовать как методологический кризис в теории государства.
Следующим этапом в развитии зарубежной науки стал этап становления позитивистской теории государства (начало XX в. - первая половина XX в.), который следует охарактеризовать как попытку отказа от концепции суверенитета вообще. Проблема суверенитета, которая часто выглядит как весьма очевидная и само собой разумеющаяся в современной науке, далеко не является таковой в позитивистской традиции толкования права и государства. Опост Конт в своем систематическом изложении позитивистской доктрины прямо заявил, что понятие суверенной власти является избыточным. Оно является наследием «метафизических» политических теорий XVII-XVIII вв. Нужно ли удивляться, что Леон Дюги в своем энциклопедическом курсе конституционного права заявлял, что идея государственного суверенитета является идеей весьма и весьма опасной. Дело в том, что на международной арене идея государственного суверенитета неизбежно ведет к оправданию отказа государств от международных соглашений, поскольку признаком верховной власти является свобода вступать в соглашения и отказываться от них. Критикуя теории суверенной власти, он доказывал в весьма важном с точки зрения понимания его учения сочинении о преобразованиях публичного права в Европе в XIX в. и подчеркивал, что идея трансмиссии суверенной власти ее носителям «от Бога» или «от народа» является абсолютно неприемлемой для современности, поскольку человек рождается как социальное существо, не имея никаких «индивидуально предоставленных естественных прав». Для общества же важнейшее значение имеет обязательство предоставить ему «услуги публичной власти» со стороны власти. Без стабильности их предоставления невозможно его нормальное функционирование. Поэтому Дюги предлагал заменить выражение суверенитет на выражение «услуги публичной власти» (services publiques). По мнению JI. Дюги, вообще необходимо пользоваться выражением «публичная власть, которая законным образом выступает в качестве посредника в обществе» между гражданами, стабилизируя и развивая социальные отношения. Поэтому, по выражению Л. Дюги, «проникнутая позитивизмом» юридическая наука должна отказаться от теории «суверенитета» как совершенно не подходящей для науки конституционного права и даже «абсурдной». В этом отношении его идеи весьма сильно перекликались с идеями Огюста Конта. Известный немецкий конституционалист Гуго Прайс также отвергал, понятие суверенитета, утверждая, что в действительности нет ни одного государства суверенного, обладающего безусловной, безграничной властью. «Власть каждого государства, по его мнению, в действительности ограничена и обусловлена извне - зависимостью его от международного общения, изнутри - от разнообразных общений, из которых оно само слагается». Такой подход к проблеме суверенитета, заключающийся в его отрицании, свидетельствует о том, что в рамках западноевропейской мысли вопрос о суверенитете перестал быть чем-то очевидным, а само его изучение, по сути, свелось непосредственно к вопросу о функциях государственной власти. Но в этом направлении позитивизм сделал немало. Рассматривая суверенитет как власть, представители позитивистской науки выявили особенности верховной власти как неделимой, а также внутренний и внешний характер суверенитета, его компетенцию и возможные ограничения, которые на него могут налагаться,
В свою очередь представитель немецкого позитивизма Гуго Крабе писал, что в современной государственной науке необходимо заменить суверенитет понятием авторитета права, которое вытекает из «организации общности интересов». Эта общность и представляет собой государство, которое обладает «абсолютным, неограниченным суверенитетом». Однако эти признаки суверенной власти не следует путать с полномочиями правительства." Вместе с тем, некоторые авторы не соглашались с подобной позицией. Они полагали, что нельзя путать государство и суверенитет. Это разные субстанции, и они должны находиться «во взаимной зависимости».Подобная точка зрения приводила к необходимости признания (в той или иной мере) народного суверенитета, от которого хотели отказаться позитивисты более раннего периода. Но эта уступка не означала отказа от позитивистской методологии в целом. Критикуя «метафизические» представления немецких юристов и политиков начала XX вв., некоторые авторы позитивистского направления считали целью «истинного прогресса политической мысли развитие мощи политического воображения» народа, составляющего основы политического сообщества. В фундаментальном трактате о конституционном праве, принадлежавшем перу одного из самых влиятельных теоретиков конституционного права XX в. Реймону Каре де Мальберу, понятие «суверенитет» было отчасти восстановлено в своих правах. Это необходимо, по мнению автора, поскольку фактом развития государств после первой Мировой войны стало расширение их участия в «управляющем действии государства»: без поддержки народа действия государства были бы «лишены силы и добродетели». Это выражение означает, что государство является «законным обладателем силы нации» (titulaire de la puissance de la nation). Другими словами, суверенитет является признаком власти, которая имеет свой источник (и, следовательно, сущность) в народе. Однако юридический позитивизм приводит Каре де Мальбера к характеристике суверенной власти как независящего от какого-либо источника «атрибута власти государства, который не должно смешивать с этой властью». В конечном итоге Каре де Мальбер предлагает определить суверенитет не через его источник (в противоречии с ранее выдвинутым положением), а как трибут самого государства: он придает его механизму независимость вовне страны и высший характер внутри. Кроме того, суверенитет следует понимать в.узком, по его мнению, техническом смысле: суверенный характер решений органа, облеченного высшей (независимой от других) властью. «Высшая сила государственной воли, — писал он, — не заключена ни в одном государственном органе в отдельности, но заключена в нации, действующей совокупностью своих органов и органами, состоящими из индивидов, чьи временные полномочия подлежат возобновлению или отзыву». Совершенно очевидно, что в данном случае нация в качестве, если можно так выразиться, «хранилища суверенитета» существует с точки зрения Реймона Каре де Мальбера благодаря государству и через его органы.
Несмслря на попытку восстановления понятия «источника (или сущности) суверенитета» в своих правах Реймон Каре де Мальбер оказывается пленником позитивистской методологии: понятие «нация» — факт не юридический, а социологический, поэтому сущность суверенитета изъята из чисто юридического анализа. В действительности она оказывается сведенной к его функциям, которые проявляются через властные полномочия государственных органов. По нашему мнению, рассуждения Каре де Мальбера в полной мере открывали путь для рассуждений Карла Шмитта, который ввел понятие «сущность суверенитета» в рамки юридического анализа. Согласно Шмитту наибольшую опасность для государства представляет «тотальное государство», в котором гражданское общество подчиняет себе государство и, тем самым, ведет его к гибели. Поэтому для него неприемлема идея «участия» граждан в «управлении» государством. Центральной проблемой здесь является проблема не формирования воли граждан и осуществления ее в рамках государства, а проблема создания «истинной формы государства, то есть позитивного решения относительно благого политического существования» политического целого. В «Номосе земли» «конституирующее событие» мыслится как единственно «легитимное действие», определяющее «легальность простого узаконения». В концепции Шмитта с исчезновением народа, существование которого, как показал еще Гегель, мыслится только в рамках гражданского общества, исчезла и теория суверенитета. Ее место занял «децизионизм». Четвертьвековое развитие позитивизма, направленное на критику суверенитета, его редуцирование (в лучшем случае) до понятия «высшей силы государственной воли», сведение суверенитета, фактически, к социальному бытию этой воли, ее растворение в институтах государства, привело к тому, что это понятие оказалось исключенным из арсенала науки конституционного права также, как и из арсенала теории государства и права.
Между тем, против такого своеобразного элиминирования понятия суверенитет в свое время энергично возражал Гарольд Ласки, который отмечал, что «всякий правовой анализ государства зависит от этого сущностного понятия». Ведь трудно помыслить себе государство, которое не состояло бы из самостоятельно действующих членов, обладающих «активным сознанием» и стремящихся к «определенному благу», коллективное сознание которых (totality of consciences) существует независимо и нетождественно с волей государства. Неслучайно Ласки указывал на главную опасность подобного отождествления: авторитет приписывается государству и правительству, а государство приобретает «формальный и деспотический характер», и оно уже не может быть «ограничено служением свободе». Эти размышления Гарольда Ласки в известной мере предваряли ту полемику, которая развернулась с идеями Карла Шмитта в XX в. Ее суть заключается во взгляде на государство: является ли оно «концентрацией авторитета» (Ласки); или же оно подчинено, как выразился Ласки, «целям» (purposes) тех, над кем оно властвует и из них черпает свой авторитет?
Во второй половине XX в. эта полемика с идеями Шмитта и концепциями зрелого позитивизма приобрела еще более острый характер. Она ознаменовала собой новый этап в развитии интерпретаций понятия «суверенитет». В частности, в знаменитой и наиболее яркой книге, направленной против учения К. Шмитта, которая принадлежала перу Эрнста Блоха, сделана попытка восстановления в правах понятия «народный суверенитет». В частности, упоминаются учения Руссо и отцов-основателей американской конституции. Проблема суверенитета рассматривается и в современных философско-правовых работах. В частности, Мишель Фуко отмечал, что концепция суверенитета, будучи идеологической установкой различных общественных групп, не должна смешиваться с реальными отношениями власти и господства, которые существуют в обществе. Именно эти последние и есть сущность реализуемых в обществе отношений
2 ~ подчинения. В целом, современный этап в развитии теории суверенитета следует охарактеризовать как этап пост-позитивистский. Исчезновение концепции суверенитета из теории конституционного права и политической мысли за рубежом вследствие развития позитивизма в конце XIX-начале XX вв. привело к тому, что в работах многих современных авторов суверенитет рассматривается как «идеологическая» концепция, не имеющая отношения к реалиям. Даже идеи М. Фуко, склонного к анализу различных «реальных» аспектов власти и господства, несут на себе отпечаток того методологического влияния, которое оставил после себя позитивизм начала XX в.: в его анализе суверенитет «растворяется» в понятии власть, в реалиях социальных и социо-психологических отношений. Эта тенденция к «ликвидации» понятия «суверенитет» весьма отчетливо прослеживается в одном из самых ярких и, позволим себе такую характеристику, провокационных сочинений, которые были опубликованы в последние годы.
Речь идет о книге Джин Баркелстоун «Генеалогия суверенитета». Суть взгляда автора на проблему суверенитета заключается в попытке доказать непосредственную связь между современными эпистемическими представлениями и изменениями в политических реалиях. Применение трех методов (контекстуальной истории политических идей, концептуальной истории политических идей и структуралистского метода) убедило автора книги в том, что само понятие «суверенитет» в эпоху Нового времени сложилось в результате «случайного набора дискурсивных и эпистемических событий», который возник в европейской традиции размышлений о «политическом благе» и «практически-политическом вопрошании».Учитывая случайный характер этого понятия, с учетом сегодняшних изменений в политике и праве, «мы, кажется, не в состоянии принять решение о том, нужно ли оно нам». Конечно, понятие «суверенитет» сложилось в определенном интеллектуальном и историко-культурном контексте, но невозможно согласиться с автором книги в том, что этот контекст (переход от Средних веков к Новому времени) исключительным образом определяет его содержание. Нетрудно заметить (учитывая сказанное нами в обзоре основных этапов интерпретаций понятия суверенитет), что оно стало доминантой научного и политического сознания пе только эпохи Нового, но и эпохи Новейшего времени. Отметим и то обстоятельство, что сводить содержание этого понятия к конъектуре эпохи Нового времени означает не видеть того важнейшего для современности влияния, которое оказывал и продолжает оказывать позитивизм на различные его трактовки.
Тот факт, что позитивизм «редуцировал» понятие суверенитета, исключив его фактически из юридической науки, обусловил в значительной мере те подходы, которые сложились в современных спег^иалъных исследованиях, посвященных истории учений о суверенитете, особенно в эпоху XVII-XVIII вв. Эти подходы - подходы в рамках политической философии, а не в рамках юридической науки. Примером тому является коллективная монография, посвященная этому вопросу, которая вышла в свет под редакцией видного специалиста по истории и теории политической философии во Франции Ива Зарки. Соавторов данной монографии интересует судьба идеи народного суверенитета в ее контексте идеологии, порожденной современными процессами глобализации, в частности, в национальных государствах и в рамках Евросоюза. Среди основных вопросов, затрагиваемых авторами представленной монографией, вопрос о реальности политического суверенитета в наши дни, о его смерти и том, что его заменит в таком случае, может ли исчезновение института народного суверенитета принести пользу для свободы, демократии и социальной солидарности.
Изучение истории развития суверенитета в рамках политической философии - характерная черта позитивистских и постпозитивистских работ, посвященных анализу политико-правовой мысли ХУП-ХУШ вв. Например, в общих работах, в частности, Поля Жане, Вильяма Даннинга вопрос о суверенитете оказался распыленным среди глав и параграфов: он рассматривался в рамках отдельных более общих тем (государство, общественный договор, учения о морали) и по персоналиям. К сожалению, этого недостатка не избежали и авторы современной фундаментальной академической «Истории политических и правовых учений» под редакцией Джона-Хендерсона Бёрнса, изданной в 1996 г. Оксфордским университетом. Работа, написанная коллективом, состоявшим из крупнейших европейских и американских исследователей, и по настоящее время является работой, с изучения которой следует начинать научные исследования истории политических учений Средних веков и Нового времени. Анализ зарождения теории суверенитета проводился в названной работе то тематически («тираноборцы»), то по персоналиям (Ж. Боден), то снова тематически (идеологи французского абсолютизма), то снова по персоналиям (Гроций, Пуфендорф). Историю политических учений эпохи Нового времени и Возрождения авторы считают законченной в 1700 г. Это привело к тому, что XVIII в., и, в частности идеи Руссо, одного из виднейших последователей «школы естественного права», возникшей в XVII в., оказались за рамками названной работы. Аналогичным образом в сочинениях французской исследовательницы Симоны Гойар-Фабр основное внимание сосредоточено на изучении философских основ концепции суверенитета в XVII-XVIII вв. Кроме того, в ее работах (в особенности последних лет) заметна тенденция к изучению авторов договорных теорий названной эпохи по персоналиям, о чем свидетельствуют появившиеся недавно исследования, посвященные Ж. Бодену и С. Пуфендорфу."
Помимо общих работ, посвященных теме нашего исследования, следует отметить и ряд специальных исследований, к примеру, работы таких французских ученых, как Робера Дератэ, Ижена Д'Эшталя. Французский исследователь Р. Дератэ первым поставил перед собой цель «дать научный комментарий к трактату Руссо «Об общественном договоре». Его исследования стали попыткой тематического изучения проблемы суверенитета применительно к политическим учениям эпохи Нового времени, хотя и с акцептом на творчество Руссо. Однако собственно теоретико-правового анализа понятия «суверенитет» его работа не содержит. Более того, акцент на теории народного суверенитета Руссо привел автора к тому, что работы его предшественников рассматривались не на концептуальном, а па иллюстративном уровне, то есть как «комментарий» к теории суверенитета у Руссо. Французский исследователь Эжен Д'Эшталь посвятил изучению суверенитета отдельный труд. Изучение теории суверенитета он начинает с эпохи Античности и основополагающих идей Аристотеля и заканчивает XIX в. и проблемой конституционализма во Франции в рамках конституции 1875 г. Однако, обращаясь к сочинениям Аристотеля и Марсилия Падуанского, Д'Эшталь сразу переходил в своем анализе к изучению творчества Руссо, совершенно проигнорировав всю традицию изучения проблемы суверенитета в эпоху конца XVI — первой половины XVIII вв. В результате вопрос о генезисе этого учения остался в стороне. Более того, автор так и не смог привести убедительных аргументов, в том числе и на уровне анализа терминологии, в пользу того, что в эпоху Античности и Средних веков существовали учения о суверенитете. Вместе с тем, автор справедливо считал, что в анализе теории суверенитета в исторической ретроспективе необходимо уделить пристальное внимание вопросу о единстве суверенной власти и ее делимости в учениях предшественников Монтескье и самого Монтескье.
В целом, подводя итог развитию специальных исследований, посвященных вопросу о суверенитете в зарубежной науке, необходимо отметить следующее. Последние три десятилетия характеризуются повышенным вниманием к проблеме суверенитета, однако, сознательно или неосознанно следуя общему направлению развития позитивистской теории права, многие авторы анализируют возникновение и развитие теории суверенитета с точки зрения истории политической философии. Нетрудно заметить, что в этом случае происходит своеобразная диссоциация историко- правового исследования и теоретико-методологических исследований в рамках современной теории права. К сожалению, этим недостатком отличаются работы, написанные отечественными исследователями как до Революции 1917 г., так и после.
В начале XX в. крупное исследование проблемы суверенитета принадлежало Н.И. Палиенко. В своей книге он провел преимущественно исторический анализ в области зарождения, развития теории суверенитета от времен Античности, где, по его мнению, само понятие суверенитета еще отсутствовало, средневековой Франции, где оно непосредственно зародилось, вплоть до конца XIX в. и начала XX в. Палиенко, вслед за
Еллинеком считал, что «суверенитет - чисто формальное понятие, выражающее собой лишь определенный характер государственной власти, как юридически высшей и независимой, и не может быть смешиваем с содержанием этой самой государственной власти или с отдельными правами, составляющими содержание государственного властвования». Исходя из подобного взгляда, этот автор рассматривал всю историю политико- правовых учений как его своеобразную иллюстрацию.
Нельзя не обратить внимания на то, что богатое по содержанию исследование Палиенко оказало сильное влияние на работы отечественных авторов, в частности на работы И.Д. Левина, B.C. Шевцова, В.И. Зуева и других. Они содержат именно теоретико-правовой анализ понятия «суверенитет». Но их труды, написанные в рамках марксистко-ленинской науки, страдают существенным недостатком: отрицанием достижений «буржуазных» авторов, в число которых попали, разумеется, и крупнейшие мыслители эпохи Нового времени. Отмеченная ранее диссоциация теоретико-правового анализа вопроса и философско-политического, свойственная в зарубежной науке, оказалась и отличительной чертой советской науки (правда по причинам идеологического характера).
Отечественная наука послеперестроечного периода, к сожалению, не смогла в полной мере обратить свое внимание на юридическое содержание теории суверенитета в XVII-XVIII вв., обратившись к первоисточникам. Весьма спорные положения содержат работы Ю.А. Дмитриева (в соавторстве с Ш.Б. Магомедовым и А.Г. Пономаревым), Р.В. Косова,
В.А. Увачева. Среди таких положений можно привести, например, мнение Дмитриева о том, что Руссо являлся противником разделения властей. В действительности, Руссо заявлял о неделимости суверенитета в связи со своим постулатом о неделимости воли, которая составляет его существо, но власть, как механизм, реализующий суверенитет, по мнению мыслителя, вполне делима на законодательную и исполнительную. Весьма спорно мнение Увачева о том, что впервые идею о трех независимых властях выдвинул Ш.-Л. Монтескье, хотя до него это сделал крупный женевский юрист Жан-Жак Бюрламаки. Можно привести и другие примеры досадных неточностей в работах названных авторов. В современной отечественной и зарубежной науке достаточно много исследований узкого, специального характера. Рассмотрение каждого из них в отдельности проведено в соответствующих главах основной части настоящей работы.
Отмеченное положение дел в специальных исследованиях отечественных исследователей современного периода привело к разрыву между теоретико-правовым анализом вопроса и анализом в рамках истории политических и правовых учений. Наследие мыслителей ХУП-ХУШ вв. редко привлекает внимание отечественной теоретико-правовой науки, которая, по сути, сосредоточивает внимание на понятии «государственный суверенитет». Авторы учебников, говоря о том, что суверенная власть понимается как власть верховная, независимая, неделимая и неотчуждаемая,часто не раскрывают сущность ни одного из вышеуказанных признаков, что более всего походит на механическое постулирование аксиоматичных принципов. Из-за этого возникает некая неопределенность и недосказанность в теории суверенитета, что недопустимо для любой науки. При изучении теории суверенитета отечественные авторы значительное внимание уделяют механизму действия суверенной власти, а именно ее верховенству внутри страны и независимости на международной арене, при этом не затрагивается ее сущность (источник), объем и границы.1 А ведь именно проблема источника суверенной власти была одной из центральных в эпоху Нового времени.
Подводя краткий итог степени изученности понятия «суверенитет» в науке, следует отметить, что полемика позитивизма и юснатурализма в конце XIX и начале XX вв. привела к исчезновению в науке проблемы источника (сущности) суверенной власти, которая в большинстве случаев стала рассматриваться не в рамках теории права, а в рамках обсуждения политических вопросов. Эта ситуация оказала существенное влияние на современное состояние анализа истории понятия «суверенитет». Он либо анализируется в рамках политической философии, либо, как свидетельствуют большинство работ современных отечественных исследователей, история идеи суверенитета используется как иллюстративный материал для характеристики общих теоретических положений. На .наш взгляд, сегодня необходим анализ сущностных характеристик понятия «суверенитет» на материале тех концепций, в которых оно было впервые сформулировано (XVII и XVIII вв.), принимая во внимание то, что эта концепция, пройдя сквозь призму позитивистской критики на рубеже Х1Х-ХХ вв., во многом утратила богатство своего содержания. Это содержание в силу названных ранее причин не было в полной мере изучено и в отечественной науке.
Объектом исследования в диссертации являются политические и правовые учения юристов «школы естественного права» и мыслителей, разрабатывавших проблематику «школы» (Т. Гоббс, Дж. Локк, Ж.-Ж. Руссо).
Предмет исследования - понятие суверенной власти, ее признаков и границ в трудах юристов «школы естественного права» и философов, разрабатывавших проблематику «школы» в ХУН-ХУШ вв.
Цель исследования — выявить логическую основу, сущностные элементы концепции суверенитета и ее развитие в сочинениях мыслителей указанного направления.
Для уточнения вопросов, подлежащих рассмотрению в работе, необходимо определить хронологические рамки исследования. Теоретические представления о природе и сущности суверенитета в целом, о делимости суверенитета (весьма важный вопрос для понимания современной теории разделения властей), о тесной зависимости определения формы правления в государстве от принадлежности суверенитета одному или нескольким лицам, и, наконец, вопрос о границах осуществления суверенной власти сложились в XVII-XVIII вв. в сочинениях юристов «школы естественного права и прав лиц». Естественно-правовые концепции и договорные концепции происхождения государства и права развиваются весь XVII в. вплоть до конца XVIII в. Уже для большинства современников это направление политической и правовой мысли являлось чем то единым, связанным общей проблематикой и методологическими установками.Заметим, что в последние годы этот взгляд то оспаривается, то поддерживается исследователями. Мы считаем необходимым придерживаться сложившейся еще в XVII в. традиции, признающей это направление мысли единым, в котором ' выделяются «основные представители школы». Это, прежде всего, ее основоположник, Г. Гроций, С. Пуфеидорф, Ж. Бюрламаки, Ж. Барбейрак, К. Томазий (как историк, а, отчасти, критик «школы»), а также философы, которые внесли существенный вклад в разработку проблематики «школы»: Д. JIoick, Т. Гоббс, Ж.-Ж. Руссо. В известной мере рубежом явились 70-е и 80-е г. XVIII в., когда в большинстве сочинений физиократов во Франции подвергаются критике отдельные положения теории суверенитета. Систематически ее критика предпринимается видным венецианским юристом Ф. Финетти, И. Кантом и в сочинениях Й.-Г. Фихте, Г.-В.-Ф. Гегеля. Таким образом, целесообразно определить нижней границей исследования 70-е и 80-е гг. XVIII в.
Вместе с тем, в науке в том или ином ракурсе ставилась проблема происхождения суверенитета в политико-правовой мысли эпохи Античности и Средних веков. Большинство исследователей, работы которых были проанализированы ранее, считали, что понятие «суверенитет» в полной мере использовалось в эпоху Античности и Средних веков. Учитывая сказанное, необходимо определить нижнюю границу исследования первой четвертью XVII в. (появление сочинений Гроция), но проследить развитие представлений о нем на материалах сочинений отдельных, наиболее крупных представителей средневековой и античной политико-правовой мысли.
Задачи исследования: проанализировать генезис и основные этапы становления концепции суверенитета у мыслителей «школы естественного права» и их продолжателей в XVI-XVIII вв. в рамках европейской традиции политико- правовой мысли; исследовать взгляды юристов «школы естественного права» и философов, разрабатывавших проблематику «школы», об источнике и способах происхождения суверенной власти; изучить непосредственно связанные с концепцией суверенитета учения о его «делимости» (указав ее роль в формировании современных концепций «разделения властей»), учение о форме правления, в том числе и так называемого «смешанного правления», учение о границах суверенной власти и праве народа на восстание; выявить роль концепции суверенитета в XVII-XVIII вв. в формировании парадигм' размышлений о природе суверенитета в учениях конца Х1Х-ХХ вв.; - выделить основные подходы к интерпретации концепции суверенитета у юристов «школы естественного права» и мыслителей XVII-XVIII вв., разрабатывавших ее проблематику в историко-правовой науке.
Методы, раскрывающие предмет исследования.
Изучая структуру и содержание концепций суверенитета целесообразно учесть указания Э. Гуссерля, касающиеся сущностных характеристик понятия. По его мысли, существуют «чисто логические основополагающие понятия - те, какими определяется логическая структура предмета вообще или те, что выражают безусловно необходимые и конститутивные определения предмета».1 От них Э. Гуссерль предлагает отличать те категории, которые «выводятся из других предметностей посредством синтактических форм», другими словами эти категории выражают «сопряженность предмета с другими предметами». К их числу мыслитель относил такие категории, как «положение дел», «отношение», «качество», «единство», «множественность», «порядок» и т. д. Введение подобного различия весьма важно для анализа логической сущности понятия суверенитет, поскольку на протяжении всей истории развития этого понятия он нередко мыслился с точки зрения категорий второго рода (по выражению Гуссерля, «синтактических»), то есть через сопряженность этого понятия с понятиями «власть», «полномочия органов власти», «услуги публичной власти» и т. п.
Сравнительно-исторический метод анализа в его приложении к изучению политико-правовых учений нацелен на изучение содержания понятий, образующих логическую структуру той или иной концепции во взаимосвязи с концепциями разных исторических периодов. Частным приложением этого метода является метод ноативный, который заключается, по мысли академика B.C. Нерсесянца, в анализе того нового, что дает изучение тех или иных текстов и концепций с точки зрения их содержания по отношению друг к другу.
Метод историко-критического анализа. Как и любой критический метод, он является, по своей сути, рефлексивным. Если историко-сравнительный метод позволяет получить новые знания предметного уровня (содержание, характер понятия суверенитет), то критический метод, заключающий в своей сути метапредметпый уровень, на котором рассматриваются вопросы «о соблюдении в предметных знаниях не только логических требований непротиворечивости, полноты, разрешимости, но и содержательных методологических требований», позволяет «уточнить эмпирические данные, рассмотреть причины смены одной теории другой, изменения предмета той или иной науки». В последнем отношении историческая критика является «формой метапредметной рефлексии»."" Именно благодаря критическому анализу структуры и особенностей эволюции теорий суверенитета в эпоху Нового времени с позиций современной научной методологии становится возможным выявить те их особенности, которые могут быть актуализированы в настоящее время и содействовать развитию наших общетеоретических представлений.
Методы историко-липгвистические позволяют проанализировать семантику терминов, характеризующих понятие «суверенитет».
Источники. Настоящая работа основана на изучении трудов мыслителей «школы естественного права» и философов, разрабатывавших проблематику «школы» по возможности на языке оригинала. Речь идет о сочинениях Гроция, Пуфендорфа, Локка, Гоббса, Руссо и др. Но не только. Учитывая необходимость изучения генезиса теории суверенитета в эпоху Нового времени, необходимо привлечь сочинения мыслителей эпохи Античности и Нового времени. Поэтому источники, изученные нами в процессе исследования, следует презентовать как в хронологическом, так и в тематическом порядке (особенно в отношении «школы естественного права» и ее продолжателей).
Античность. Для понимания основных тенденций в развитии представлений о верховной власти в эпоху Античности целесообразно изучить работы ведущих политических мыслителей эпохи: Платона, Аристотеля, Цицерона.1 Анализ терминологии, использованной в их произведениях необходимым образом должен сочетаться с анализом правовых и политических реалий времени, практики политической жизни в античном полисе. Здесь необходимо привлечь авторитетные работы Т. Моммзена и др. авторов, посвященные этим вопросам.
Средние века. Средневековая политическая и правовая мысль развивалась в период интенсивных споров о характере и природе верховенства папской власти над светской властью государей. Анализ этого вопроса целесообразно основывать на сочинениях блаженного Августина, Иоанна Солсберийского и других мыслителей. В развитии политико- правовой мысли эпохи позднего средневековья огромную роль сыграли сочинения св. Фомы Аквинского. Существенный вклад в понимание роли и места общественного договора в эпоху Средних веков внесли труды Марсилия Падуанского, Уильяма Оккама. Вопрос о суверенном характере власти активным образом дебатировался в XVI в. в сочинениях «тираноборцев» и их противников. Все названные мыслители явились непосредственными предшественниками главных представителей «школы естественного права» и их последователей. Немаловажную роль в формировании теории суверенитета сыграли труды Иоанна Альтузия, сторонников абсолютной монархии во Франции вроде Жана Барикава и Шарля Луазо. Их труды также по возможности использованы в настоящей работе. Это представлялось тем более необходимым, что современные исследователи часто в своих работах «перепрыгивают» от анализа трудов Бодена к анализу сочинений Гроция, игнорируя как промежуточный этап сочинения французских юристов первой половины XVII в., изучавших вопрос о сущности суверенной власти.
Новое время. Выдающуюся роль в развитии концепции суверенитета сыграли труды крупнейшего французского юриста XVI в. Жана Бодена. Его главный трактат «Шесть книг о Республике» был первоначально написан на французском языке, а затем автор перевел его на латинский (язык тогдашней образованности). Первое французское издание было нами использовапо в настоящей работе.
Среди представителей «школы естественного права и прав лиц» нужно назвать в первую очередь голландского ученого-юриста Гуго Гроция — родоначальника современной, свободной от религиозной средневековой идеологии и покровительства феодализму, теории естественного права. Его главный и без преувеличения фундаментальный труд - знаменитый трактат «О праве войны и мира» (1625) был посвящен не только вопросам, собственно, права войны и мира, международного права, но и уголовного, гражданского и, что представляет больший интерес для раскрытия темы нашего исследования - государственного права. В рамках проблем государственного права Гроций вслед за Жаном Боденом развивал учение о государственном суверенитете. При этом он уделял немалое внимание глубокому исследованию не только самого понятия суверенитета (или, как называл его ученый, верховной власти), но и разделения этой верховной власти с точки зрения ее полномочий, проблему границ и многие другие вопросы в рамках данной тематики. Для раскрытия темы настоящей диссертации были привлечены русский перевод трактата Гроция, оригинальное издание на латинском языке, а также его текст в переводе женевского юриста Жана Барбейрака . Перевод Барбейрака интересен для нас тем, что он снабдил трактат «О праве войны и мира» ценными комментариями исторического и теоретического характера. Этот перевод в XVII в. и, особенно, в XVIII в. являлся важнейшим источником знакомства с главным произведением Гроция.
Нужно сказать, что использование такого сочетания разных источников одного и того же произведения (оригинал и различные переводы) позволяет выявить подлинную позицию самого автора, а также ученых, переводивших его труды, поскольку любой перевод насколько блестяще он не был исполнен, все равно оставляет на себе субъективный смысловой отпечаток переводчика. Такой подход с целью раскрыть истинное содержание (т.е. в чистом виде) учений о суверенитете в нашей работе применялся и к другим мыслителям (Т. Гоббс (латинский-английский), русские переводы L.-JI. Монтескье и Ж.-Ж. Руссо).
Различные проблемные аспекты теории суверенитета в тексте настоящей работы были исследованы в трудах крупного немецкого юриста эпохи Нового времени Самюэля Пуфендорфа, профессора женевского юриста Жана-Жака Бюрламаки", поднявшего проблему взаимодействия частей суверенной власти; политических писателей Англии — Томаса Гоббса и Джона Локка, а также французского мыслителя Жан-Жака Руссо, которые внесли немалый вклад в развитие теории происхождения суверенной власти, ее характере, а также «делимости суверенитета».
Следует сказать, что оригинальный вклад в развитие теории суверенитета внес известный протестантский публицист XVII в. Пьер Жюрьё, который активным образом . полемизировал с защитниками абсолютной власти монарха и католическими публицистами, к числу которых относились, прежде всего, Р. Филмер, А. Рамсей, Ж.-Б. де Боссюэ.Различные аспекты этой полемики позволяют уточнить основные направления развития представлений о суверенитете в эпоху Нового времени.
О Жане-Жаке Руссо следует сказать отдельно. Его теория народного суверенитета во многих моментах не совпадала с позицией большинства юристов «школы естественного права» и философов, разрабатывавших проблематику «школы», но, доказывая несостоятельность и противоречивость их концепций, Руссо сохранял главное - ту проблематику, в рамках которой велась дискуссия. Более того, пересматривая спорные нюансы сквозь призму теории народного суверенитета, он находил наиболее адекватное и верное, как нам кажется, для теории решение. При изучении теории суверенитета по Руссо был использован его известный трактат «Об общественном договоре, или принципы политического права», а также письма Руссо и ряд мелких работ.
Для изучения специфики и определения роли теории «разделения суверенитета» в формирования современной концепции «разделения властей» в исследовании были привлечены работы Шарля Луи Монтескье (а именно трактат «О духе законов») и политические эссе Александра Гамильтона, Джеймса МедисОпа и Джона Джея известных под общим названием «Федералист».
Структура работы. В соответствие с поставленными задачами исследования работа структурирована следующим образом: введение, три главы - «Учение о природе (сущности) и характере суверенитета», «Проявления суверенитета: проблема делимости суверенной власти», «Границы суверенной власти», заключение и список использованных источников и литературы.
Проблема определения понятия «суверенитет» в теории государства и его отношение к политико-правовым учениям Нового времени
Рассмотрение вопроса о суверенитете многие ученые, как правило, начинают с определения понятия государства, и это вполне логично, поскольку представить себе суверенитет, существующий вне государственного образования, невозможно. Итак, государство, согласно наиболее распространенному определению в теории, это организация, обладающая верховной политической властью на определенной территории. Исходя из данного определения, можно заключить, что государство в первую очередь должно обладать непременно властью верховной. Ее верховенство выражает такое свойство, как суверенитет. Таким образом, суверенитетом можно назвать верховенство власти внутри страны и независимость вовне. Суверенность власти государства означает ее верховенство и независимость по отношению к властям всех лиц и организаций, находящихся как в пределах, так и за пределами государства. Среди структурных элементов суверенитета, придающих в целом власти ее известное свойство, выделяют его верховенство, независимость, неделимость и неотчуждаемость. Все перечисленные структурные элементы суверенитета в совокупности в юридическом смысле проявляются в исключительном праве государства на издание законов, других нормативных и правоприменительных актов, обязательных для всех граждан и организаций, в исключительном праве на законное применение силы, в самостоятельности принятия решений в области внутренней и внешней политики, распространении государственной власти на всю территорию страны, возможности отмены решений иных властей.
В современной литературе указывается также и на то, что суверенитет по своей природе может быть ограничен, поскольку в реалиях существует экономический, финансовый суверенитет, а также суверенитет отдельных органов власти и субъектов федерации, о суверенитете личности. При этом выделяется и различный субъектный состав суверенитета, то есть выделяются различные его носители: личность, народ, государство (государственный суверенитет), нация, отдельные субъекты в составе федераций. Поэтому суверенитет рассматривается (эта точка зрения достаточно распространена в литературе) как своего рода сосуществование «суверенитетов», а, следовательно, и признается делимость суверенной власти. Понимание суверенной власти как ограниченной в современной науке обосновывается и с другой точки зрения. Суверенитету противопоставляются права человека как высшая ценность. Игнорирование последнего обстоятельства неизбежно ведет, по мнению некоторых авторов, к созданию концепции тоталитарного государства. Некоторые авторы указывают на ограниченный характер суверенной власти с точки зрения международного права. К примеру, русский юрист A.A. Кокошин писал в этой связи, что «сейчас, в отличие от прошлого, суверенитет не рассматривается как неограниченный и абсолютный: он находится в определенных отношениях с основополагающими, общепризнанными принципами международного и конституционного права». Надо, однако, заметить, что признание принципов международного права и конституирование государства как раз и являются выражением верховенства власти, ее независимости и способности проявлять свою волю.
Следуя этой логике рассуждений, названный автор утверждает, что «в наше время» опыт многих войн и международных конфликтов убеждает в необходимости ввести термин «реальный суверенитет», который указывает на разрыв между юридически декларированными правами верховенства власти внутри страны и на международной арене и реальными возможностями реализации этих прав (к примеру, подчиненное положение некоторых стран так называемым «супердержавам»). Но ведь фактически зависимое положение от другого государства как раз и возникает тогда, когда одно государство де факто, а иногда и де юре признает свое подчинение другому государству. И в этом подчинении тоже проявляется его суверенитет: оно добровольно ограничивает свои права. Если оно с этим не согласно, то по большей части возникают конфликты. Поэтому понятие «реальный суверенитет», по нашему мнению, вряд ли необходимо в юридической науке. В целом подход A.A. Кокошина можно назвать «реалистическим».
В настоящее время в отечественной науке можно выделить несколько теоретических подходов к определению понятия «суверенитет». С точки зрения «социологического» подхода государство рассматривается как факт социального единства людей, как «союз свободных людей», которые необходимым образом разделяются на управляемых и управляющих и т. п. Подобный «социологический подход» часто грешит совершенно очевидным недостатком. Тоталитарное государство не является союзом «свободных людей», однако оно не перестает по этой причине быть суверенным государством.
М.С. Джунусов развивает подход, который можно назвать иитегративным или междисциплинарным. Он отмечал, что «различные науки о суверенитете нуждаются в разумной междисциплинарной интеграции, способной расширить горизонт представления о культуре суверенизации, о культуре демократии в национальном вопросе». Этот подход примыкает к социологическому, вводя анализ понятия «суверенитет» в широкий контекст социокультурного бытия государства, в контекст сложившихся в нем отношений. Однако этот подход, при всей плодотворности его применения, не избавляет от анализа юридической природы суверенитета. Именно эта задача стоит перед современным теоретическим правоведением.
Античность: «суверенитет» и осуществление властных полномочий
Для теорий Средних веков характерно представление о том, что всякая верховная (суверенная) власть происходит от Бога и покоится на «господстве» (лат.: dominium, нем.: herrschaft). Эта верховная власть мыслилась как unitas in volunlatibus, voluntas una domina et regulatrix (Dante, De monarchia. L. 1, Ch. 15), то есть как «единство в волениях, воля единая, господствующая и направляющая». Таким образом, верховная власть рассматривалась как высшая воля, вытекающая из единства воль, авторитет которой бесспорен. Данная конструкция стала возможной благодаря тому, что «воля» направляла единое коллективное целое, государство как человекоподобное существо. Таким образом, представление о волеизъявлении как высшей власти основывалось на «органической» концепции государства, которое характеризовало уже сочинения Иоанна Солсберийского с его взглядом на государя, как на голову, которой подчинены все части тела Однако такое органическое представление о государстве неизбежно вело, как совершенно справедливо полагал Отто фон Гирке, к отождествлению авторитета государя (или католической церкви у Иоанна) с его функцией главы (головы) общественного организма (universitas). И, хотя власть государя и суверена неделима и неотчуждаема, тем не менее, государь остается связанным с общиной, прежде всего, долгом перед общественным организмом. Отсюда мысль о том, что власть государя ограничена (potestas limitata) теми обязанностями, которые на него возложены этой общиной. Нет ничего удивительного в том, что на протяжении всех Средних веков мысль о возможной оппозиции между государем и communitas (universitas civitatis) прослеживается в огромном большинстве сочинений, начиная от Фомы Аквинского и кончая Марсилием Падуанским вплоть до появления в учении последнего теории выборной монархии.
Народ, тем не менее, рассматривается не просто как объект заботы со стороны государя, исполняющего свой долг, но как единое целое, как корпорация, которая вручает (единой волей) суверенную власть государю. И в этом акте прослеживается божественное Провидение, а воля институирующего народа есть ничто иное, как воля Бога, транслируемая через народ. На почве этих рассуждений о воле народу открывалась широкая возможность для рассуждений на тему об общественном договоре между государем и народом, хотя часто этот договор, например в средневековой Германии, рассматривался как отречение народа от власти в пользу государя. Названные мыслители искали пути решения этой проблемы в рамках договорной теории происхождения государства и права. В целом, общественный договор мыслился как соглашение между различными частями государства." Всякая власть происходит от Бога и коренится в его авторитете, как полагал Уильям Оккам, но Бог передал ее правителям через народ (Imperium a Deo est et tarnen per homines constitutum est (Ockham. Dial. III, Lib. 1. Cap. 27). В силу этого акта возникает суверенная власть государей, и даже римский папа является, своего рода, «мандатарием народа» (Ibid. Сар. 30). В результате сама форма общественного договора мыслилась как «пакт о подчинении» (pactum subjectionis). Этот «пакт» имел двоякое значение. Во- первых, он указывал на происхождение светской власти независимо от духовной. Во-вторых, этот пакт обосновывал (имплицитно) делимость власти между народом и правителем (государем).
Эта договорная теория, пусть даже в форме контракта об отречении от верховной власти в пользу кого-либо, сыграла существенную роль в борьбе германских императоров против притязаний пап на светскую власть. Это была теория светского происхождения верховной власти. Инвариантом этой теории договора являлась теория, согласно которой монарх избирается на определенных условиях на престол. В этом случае в зависимости от характера этих условий устанавливалось монархическое или смешанное правление, где монарху принадлежали лишь определенные властные полномочия. Из этой теории смешанного правления в Средние века вырастала и теория народного суверенитета. Монарх, в свою очередь, рассматривался как «поверенный» народа, а потому народа считался выше государя. На этой почве развивались идеи Марсилия Падуанского и Николая Кузанского. Последний в трактате «Concordantia Catholica» недвусмысленно высказался в пользу теории народного суверенитета, ссылаясь на «Политику» Аристотеля (III, 14, 1285b): «всякий принципат, будь то монархический или аристократический, был установлен выборным путем, поскольку эти образы правления установлены в соответствии с волей подданных». Весьма важньш для понимания сюжета настоящего исследования представляется мысль О. фон Гирке о том, что «народ» представляется в учениях Средних веков как «universitas» («корпорация»), то есть фиктивное лицо, но при этом совершенно в стороне остается вопрос о том, что представляет собой лицо (глава) самого государства в качестве «субъекта публичной власти». Отсюда возникло отождествление суверенитета с носителем суверенной власти, то есть с монархом. В результате единый государственный механизм распадался между государем, ассамблеей представителей народа, которая связана с государем договором. Попробуем сформулировать мысль Э. фон Гирке немного иначе. Если названные мыслители эпохи Средних веков не сомневались в том, что источником авторитетной воли является народ как единое целое, в котором эта воля формируется и действует, то сложнее дело обстояло с тем, как представить себе выражение этой воли в форме действия публичной власти, то есть государства." Мыслители эпохи Средних веков видели публичную власть в виде главы государства.
Суверенная власть и форма правления. Трансферт полномочий и представительство
Различные теории смешанного правления возникают, как, своего рода, ответ на довольно распространенный в науке вопрос о наилучшем режиме и иллюстрируют хрупкость и неудобство простых режимов, таких как монархия, аристократия и демократия. Уже Полибий, тщательно описав и весьма идеализировав строй римской республики, говорил о том, что она «может сама найти средства устранить зло внутри себя» и в силу своего устройства поддерживать внутреннее равновесие (Hist, univers. VI, 18). О существовании так называемой «четвертой» формы правления, а именно смешанной, говорили еще Аристотель, Дикеарх, а после них и Цицерон. По их мнению, такая форма правления представляет собой смешение трех простых. Святой Фома Аквинский, последователь Полибия и Цицерона в этом вопросе, смешанную форму правления считал лучшей. В этом смысле она является, в известной мере, политическим идеалом эпохи Античности.
Однако Жан Боден не разделял мнения античных авторов и заявлял, что смешения трех различных форм есть ни что иное, как частная разновидность республики, которая, по сути, является демократическим государством.
Боден, как сторонник идеи абсолютного суверенитета, был твердо убежден в том, что суверенитет по своей природе неделим, и в связи с этим невозможно разделить его между королем, аристократией и народом. Кроме того, для него было очевидно, что полное смешение трех форм правления невозможно, поскольку всегда одна из трех властей будет доминировать и поглощать все остальные. В эпоху Нового времени в рамках теории «смешанного правления» возникает новая проблематика в тесной связи с учением о суверенитете. Сторонники этой теории видели в ней возможность избежать той ситуации, при которой существует абсолютное подчинение подданных или граждан (соответственно, в монархии или республике) суверенной власти. Такая возможность возникает при смешении в рамках одного правления трех различных форм распределения полномочий суверена (монарха, аристократии и парода). И, таким образом, разделенный па определенные «элементы», суверенитет принадлежит уже не одному человеку или ассамблее, а «различным инстанциям». Рассуждая на эту тему, Пуфендорф в отличие авторов, которые как Боден скептически относились к смешанным формам, признавал не только возможность, но и реальность их существования, и более того различал две основные разновидности. Первая из них, когда части суверенитета поделены между различными персонами или различными «организмами» одного государства таким образом, что каждый осуществляет независимо от другого ту часть суверенной власти, которая ему досталась. При этом такой правитель остается по-прежнему подчиненным в той юрисдикции, сфера которой принадлежит иным. Другая форма смешанного правления, о которой он говорит, возникает, когда многие владеют суверенитетом безраздельно, причем так, что если мнение одного носителя части суверенитета отличается от мнения других, в этом случае последние не могут принимать никакого законного решения и осуществлять свою «долю» суверенитета. Таким образом, согласно Пуфендорфу, сущность одной формы смешанного правления заключается в том, что среди правителей есть кто-то, кто обладает определенными прерогативами и определенными правами, которые он может осуществлять без участия и одобрения со стороны остальных, другой в том, что все обладатели суверенитета абсолютно равны. Довольно оригинальный взгляд на эту проблему развивал Томас Гоббс. В начале своих рассуждений он допускал наличие, в частности, двух вариантов смешанного правления. Первый был связан с возможностью существования такого режима, где суверенитет в государстве присутствует в разделенном состоянии, при котором так называемые правящие «инстанции» обладают определенной долей суверенитета. При этом такие доли строго согласованы между собой, и, не смотря на наличие такого рода деления, фактически, представляют собой неделимый суверенитет. При ином варианте части суверенитета не согласованы между собой. Однако в «Левиафане», в отличие от трактата «О гражданине», Гоббс отказался от подобных рассуждений и сформулировал следующий принцип, который лег в основу его теории абсолютного суверенитета, это принцип неделимости суверенной власти: «существует совокупность прав, которые составляют сущность суверенитета» и которые «не могут быть переданы и поделены» . «Элементы сущности суверенитета — это те права, формирующие естественные законы, которые являются основой политической системы». И следует отличать такие права от тех, что суверен вправе присвоить или, напротив, даровать кому-либо тем или иным способом в каждом государстве. Такие права являются частью гражданских законов, но не естественных. «Права же, образующие сущность суверенитета, - согласно Гоббсу, помимо всего прочего, — являются признаками, по которым индивид может определить того человека или то собрание людей, которые облечены верховной властью». Сосредоточие различных суверенных прав в руках нескольких суверенных правителей ставит под угрозу сохранение мира, справедливости и равновесия в государстве, поскольку вся сила и мощь суверенной власти рассеивается из-за разногласий между правителями. Такие разногласия и есть основные политические причины, провоцирующие гражданские войны в государстве: «... царство, разделенное в самом себе, — пишет Гоббс, - не может сохраниться, ибо без такого предварительного разделения никогда не может случиться, чтобы оно разделилось на две борющиеся между собой армии. Если бы раньше большая часть населения Англии не придерживалась мнения, что указанные права были разделены между королем, лордами и палатой общин, то народ никогда не был бы разделен, и дело не дошло бы до гражданской войны — сначала из-за политических разногласий, а затем из-за разногласий по вопросу о свободе религии». Доказывая последовательно хрупкость и негодность смешанного правления, Гоббс, тем не менее, допускает существование в теории с единственной лишь целью — показать невозможность присутствия смешанных форм правления в действительности, то есть на практике. Для этого он приводит конкретные исторические примеры и исследует их в контексте рассматриваемой проблематики.
Абсолютный - значит неограниченный суверенитет
Право народа на восстание против суверенной власти в учениях юристов «школы естественного права» и политических мыслителей их современников тесным образом связано с их учением о границах последней и находится в зависимости от учения о «естественном состоянии» и договорной теории происхождения государства и права. Вопрос, который ими ставился, можно кратко сформулировать следующим образом: имеют ли право граждане, заключившие общественное соглашение, ограничивать действия суверенной власти в тех или иных случаях путем открытого сопротивления ей? Ответ на этот вопрос в значительной мере зависел от трактовки характера суверенной власти. В рамках «школы естественного права» были авторы, которые, подобно Гоббсу, заявляли, что верховная власть вне зависимости от формы правления в государстве не просто обширна, а без преувеличения безгранична. К тому же она является абсолютной и «не должна быть ограничена ничем, кроме как силами самого государства» (id est summam, sive absolutam, viribus civitatis, nequa ulla aliare limitandam). Последнее замечание имеет весьма существенное значение для понимания сущности учения Гоббса о суверенной власти. Силы государства небезграничны по своей сути.
Но, если все-таки государь причиняет вред своим подданным, то Гоббс не исключал случаев, когда не право на восстание, а естественное чувство справедливости заставит граждан оказать сопротивление тирану. «Никто в силу заключенного им общественного соглашения не может обязываться не оказывать сопротивления тому, кто стремится его убить, ранить или причинить телесные муки». Человек в силу своей природы скорее предпочтет оказать сопротивление in extremis, чем погибнуть. Поэтому, как это уже было сказано в предыдущем параграфе, никакого обязательства не оказывать сопротивление человек принимать на себя не может.
Все эти рассуждения, на первый взгляд, идут вразрез со своеобразным договорным абсолютизмом Гоббса. Но это не вполне так. Логически безупречные, по мнению современников, построения Гоббса, однако, оставляли широкий простор для учета конкретной ситуации, опыта. Ведь неслучайно мыслитель указывал на то, что «удел человека имеет свои недостатки», и на то, что, «хотя суверенная власть согласно установлению ее учредителей должна быть бессмертной... в силу невежества людей и их страстей, она с самого момента своего возникновения носит в себе семена естественной смерти и раздоров». Политический реализм Гоббса вносил свои коррективы в теоретические построения. Суверенная власть может быть ограниченной de facto, хотя она и является неограниченной de jure. Одной из этих границ является право народа на восстание, когда тем самые страсти, о которых говорил Гоббс, берут верх над разумом, заключенным в общественном соглашении. Эта рассуждения великого мыслителя оставляли нерешенным важнейший вопрос о юридических определенных границах суверенной власти, а в конкретном, интересующем нас аспекте, случаи, когда народ имеет законное право на восстание против монарха.
Эта проблема в полной мере была ясна уже Гуго Гроцию, который в своем знаменитом трактате, хотя и отрицал право народа на «законный бунт» против суверенной власти, тем не менее, отмечал, что тот государь, который провозглашает себя врагом своего народа, «тем самым отрекается от своей коропы». Гроций, правда, не допускал, что государь может дойти до такой степени «неистовства», обладая здравым смыслом и понимая, что народ, которым он правит, «один». Тем самым, Гроций, не устояв перед желанием дать нравственную оценку поведения государя, тем не менее, в отчетливой форме заявил, что взаимные обязанности подданных и государя определены самим общественным соглашением, согласно которому в обязанность государя входит забота о подданных. Если государь проявляет по отношению к ним жестокость, общественный договор следует считать расторгнутым. Правда, Гроций нигде не говорит о праве народа на восстание. Более того, он его прямо отрицает, когда говорит, что «несправедливым поводом» для войны является война за восстановление свободы («независимо от того, идет ли речь о частных лицах или государствах»), ибо «никто не имеет права не стать однажды рабом».
Это «умолчание» в его теории государства не осталось без внимания выдающегося немецкого юриста, одного из виднейших представителей «школы естественного права», Самюэля Пуфендорфа. «Право народа на восстание может быть допущено только в том отношении, что народу позволительно защищать себя, когда он доведен до крайности несправедливой жестокостью со стороны своего государя: защита, которая освобождает народ от повиновения, если она оказалась успешной, ибо, как только государь начинает обращаться со своим народом как с врагом, считается, что он освобождает его от клятвы верности себе. Кроме этого случая, народ, ставший рабом, или, вернее сказать, подчинившийся абсолютной власти, не вправе более браться за оружие (подобно частному лицу, отнимающему вещь у другого лица, которую оно передало ему в силу законного соглашения), дабы вернуть себе свободу», — писал он.
Нужно сказать, что, по сути дела, Пуфендорф, как и Гроций, не допускал наличия у народа права на восстание против тирана. Народ, освобожденный от «клятвы верности», восстает не столько против государя, сколько оказывает сопротивление агрессору так же, как одно частное лицо оказывает сопротивление другому в «естественном состоянии». В этом отношении мысль Пуфендорфа весьма близка к рассуждениям Гоббса. Нельзя не заметить, что это право не является правом в юридическом смысле. Это право, согласно мнению Пуфендорфа, «естественное».
Кроме того, подобная трактовка права народа на восстание как права естественного открывала дорогу к морализаторству. В частности, рассматривая случаи, когда гражданский и естественный законы противоречат друг другу, Пуфендорф писал, что «самым надежным следует считать повиновение, не вникая ни во что, оставить на совести суверена его отношения с Богом... ведь можно же исполнять повеления суверена в качестве его простого инструмента. Тогда возможно рассматривать суверена как единственного виновника, который несет ответственность за свой поступок».
