Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Формирование правового статуса крестьянина-общинника 15
1.1. Собственность в обычном праве и в правовом сознании крестьянина-общинника 20
1.2. Законность в представлении крестьянской общины 52
1.3. Распространение грамотности и печати в период перехода 68
поздней российской империи
ГЛАВА 2. Демократические основы крестьянской общины 87
2.1. Обычное право и традиции социального сотрудничества в крестьянской общине 87
2.2. Модернизация и общинные традиции сотрудничества 102
2.3. Самоуправленческие традиции и практика крестьянской общины 116
ГЛАВА 3. Влияние общинных норм и традиций на становление российского конституционализма: 1905 - 1918. 132
3.1. Влияние общинных норм на политические союзы и «крестьянские республики» 132
3.2. Крестьяне в кооперативном движении 144
3.3. Эволюция российского выборного права и участие крестьян в общенациональных выборах 154
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 174
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ 179
СНОСКИ 187
- Собственность в обычном праве и в правовом сознании крестьянина-общинника
- Обычное право и традиции социального сотрудничества в крестьянской общине
- Влияние общинных норм на политические союзы и «крестьянские республики»
Введение к работе
Актуальность темы исследования вызывается потребностью гуманитарных, в том числе юридических наук, осмыслить крестьянскую общину как политико-правовой феномен дореволюционной России, членами которой являлось более 80% населения Российской империи. Дело в том, что крестьянская община как первичный институт сельского саморегулирования имел богатые демократические традиции и потенциал. В современных процессах социальной трансформации России ряд этих традиций сохранился в деятельности государственных институтов, различных страт современного российского общества и в менталитете российского народа.
Актуальность изучения крестьянской общины вызывается и потребностью социальной практики. Изменения, которые происходят в мировом сообществе, в том числе и в России, остро обозначили проблемы демократии в общественной, экономической и политико-правовой сферах. При определении вектора и глубины модернизационных процессов важно учитывать степень политической и правовой культуры народа, особенности менталитета, национальные и социокультурные традиции социума на этапе системной и структурной трансформации современного общества. При ответе на вопрос, почему не идут политические реформы конца 80-х - 90-х годов XX столетия, следует обратиться к анализу как современных социальных и политических процессов, так и к исследованию феноменов ушедших эпох. Таким политико-правовым феноменом, на наш взгляд, служит крестьянская община России, изучение которой предполагает, безусловно, междисциплинарный и системный подход. Имеет право на жизнь и историко-правовой срез изучения обозначенной проблемы.
Один из открытых вопросов в области прикладного российского конституционного права связан с неизученностью влияния народных
правовых традиций на развитие демократических институтов. На самом деле, в этом одна из главных причин, почему так много политиков, юристов и исследователей разных гуманитарных наук наших времен так усердно стараются сформулировать «новую национальную идею». В этом поиске мы видим желание ученых анализировать народные традиции и выбрать из них те, вокруг которых можно объединять политические движения в поддержку демократических институтов и воссоздать или возрождать институты гражданского общества как подсознательные направляющие устои правового менталитета и для государственных служащих, и для граждан в их правовых отношениях друг с другом. В новых реалиях личной свободы, децентрализованной демократии нельзя обойтись без строгой корреляции между такими институтами и всеми правовыми актами. Современные исследователи эффективности формальных правовых и юридических актов, от административных положений до печатных конституций, многократно доказывали важность роли народного правового сознания в этом уравнении. К этому можно добавить ряд исследований тех правоведов, которые изучают так называемую «третью волну мировой демократизации» 70-х - 90-х годов.
Для юридической науки представляют интерес также вопросы, как крестьянская община - основной институт непосредственной демократии; демократия и социальное сотрудничество; традиции социальной кооперации в сельской общине; общинный эгалитаризм в свете теории модернизации; обычное право и проблема собственности; коллективизм и индивидуализм в общине; влияние общинных норм на российскую политику и формальное право; правовой статус крестьянина-общинника; историческая обусловленность формирования гражданских прав, трудового кодекса крестьянина-общинника.
Состояние изученности проблемы. В исследовании различных аспектов проблемы вложили существенный вклад российские и зарубежные
ученые. Общая база исторических данных о возникновении, развитии и свойствах крестьянского быта освещена в трудах Б. Миронова, Е. Кирюхиной, И. Ксенофонтова, А. Луцкого, С. Макаровой, Т. Шанина, Д. Аткинсон, Дж. Брукса, М. Фэрро, Дж. Кипа, Д. Муна, Р. Пайпса, К. Фраерсон, Д. Уалласа. Их работы, основанные на широком историческом и социологическом материале, раскрывают различные стороны крестьянской общины и народного правосознания в конце царской эпохи. Представляют интерес для нашего исследования труды П. Бессонова, В. Варенцова, А. Ефименко, К. Качаровского, В. Н. Тенишева, В. Даля, Ю. Бубнова, М. Хейсина и Г. Федотова. Современные социологи, этнографы и филологи России также вложили важный вклад в изучение вышеуказанных вопросов. В их числе автор больее всего использовал труды М. Громыко, Л. Иваниц, Л. Милова, Дж. Фрезер, Г. Фриз, Л. Выготского и А. Луриа. Для сравнения с бытом и историей развитии крестьянских обществ в других странах и эпохах особенно важны работы Б. Малиновского, Т. Шанина, К. Томаса, Е. Томпсона, Дж. Скота, Б. Нелсона, Е. Уилемса, М. Эдуардса, Г. Уди, К. Андерсона.
Осмыслив бытовой и исторический фон крестьянской жизни, автор предпринял изучение правового статуса и сознания крестьянина-общинника по трудам дореволюционных правоведов, включая А. Кауфмана, Б. Кистяковского, А. Леонтьева, В. Мухина, В. В. Тенишева, Н. Устрялова, М. Фридмана, И. Чернышева, Б. Чичерина, Е. Якушкина. При изучении отношения крестьян к своим личным выборным правам и их участия в выборах в Государственную Думу использованы газеты («Речь», «Голос Москвы»), мемуары и исследования общественных деятелей (М. Кроль, Ю. Мартов, В. Левицкий, И. Павлов), а также труды современных исследователей (Дж. Бурбанк, А. Левин, Л. Протасов, О. Рэдки, Т. Эмондс).
Объектом диссертационного исследования является крестьянская община как политико-правовой институт в системе социальных и правовых отношений дореволюционной России.
Предмет диссертационного исследования образуют
функционирование крестьянской общины как первичного звена непосредственной демократии в Российской империи; влияние общинных социальных норм на общий процесс формирования конституционных, выборных и общеправовых институтов в пореформенное время и в годы революционных движений; вектор и глубина изменений в правовых взглядах крестьян в условиях модернизации на селе.
Цель диссертационной работы - комплексно исследовать крестьянскую общину как политико-правовой феномен дореволюционной России. Из цели вытекают следующие исследовательские задачи:
выявить правовой статус крестьянина-общинника; показать, как в пореформенной и послевоенной России (после первой мировой войны) шла эволюция нормативных актов, определяющих его личные права и свободы; изучить взаимодействие обычного и формального права в крестьянском социуме;
изучить крестьянскую общину как институт непосредственной демократии;
исследовать процесс становления крестьянина как гражданина, его социальное сотрудничество в рамках общины;
выявить влияние общинных обычно-правовых процедур на вектор политических и гражданских движений с 1905 по 1918 гг.;
определить влияние общинных норм на правотворчество, на учреждение и деятельность крестьянских ассоциаций и организаций (союзов).
Данные цель и задачи исследования и обусловили логику и построение
диссертационной работы. Хронологические рамки исследования
определены 1861 годом - временем начала реформ Александра II и радикальными изменениями в российской деревне. Исходя из логики развития событий в крестьянской общине и того факта, что результаты и радикальные изменения вследствие Октябрьского переворота в аграрных отношениях произошли к концу 1918-го года, диссертант ограничивает свое исследование указанной датой.
Теоретическую и методологическую основу диссертации составляют труды как дореволюционных, так и современных российских исследователей по вопросам истории государственного и гражданского права и становления конституционных и правовых норм. Комплексный характер исследования обусловил привлечение материала не только различных отраслей права и теории социального управления, но и специальных научных дисциплин: социальной и политической истории, источниковедения, архивоведения и социальной статистики.
Диссертация выполнена на основе междисциплинарного системного подхода с учетом принципов историзма, объективности и плюралистического взгляда на предмет нашего исследования. В работе использовались нормативно-правовой, компаративно-правовой, конкретно-исторический и логический методы исследования, а также корреляционный и квантификационные методы. Общие исследовательские подходы диссертации сформулированы на базисе современных трудов российских конституционных правоведов (М. Баглай, Р. Енгибарян, Ю. Краснов, К. Гаджиев, Е. Рашковский). Для обоснования конкретных выводов об относительном влиянии социальных структур и норм на эффективность правовых актов и институтов автор использовал методологические подходы некоторых ученых школы «социальных капиталистов», в том числе Р. Патнэма, Г. Аманда и С. Верба.
Нормативную основу исследования образовали «Свод законов
Российской империи» (введен в действие с 1835 г.), «Реформа управления
государственными крестьянами» (П. Д. Киселева, 1837-1841), «Манифест об
освобождении помещичьих крестьян» (19.02.1861), «Положение о крестьянах, вышедших из крепостной зависимости» (05.03.1861), Указ об освобождении удельных крестьян (26.06.1863), Указы об освобождении государственных крестьян (18.01.1866 и 24.11.1866), Положение о земских учреждениях (01.01.1864), Положение о земских участковых начальниках (12.07.1889), Общее положение о крестьянах (1902), Указ об отмене круговой поруки у крестьян (12.03.1903), Октябрьский манифест Николая П (17.10.1905), Манифест об отмене с 1 января 1907 г. выкупных платежей с крестьян (03.11.1905), Новый избирательный закон о выборах в первую Государственную думу (11.12.1905), «Основные законы Российской империи» (23.04.1906), Указ о выделении крестьян из общины (09.11.1906), Новый избирательный закон (03.06.1907), «Об изменении и дополнении некоторых постановлений о крестьянском землевладении» (14.06.1910), «Закон о землеустройстве на крестьянских надельных землях» (29.05.1911), Положение о выборах в Учредительное собрание (20.07.1917), Декрет о мире Совета Народных Комиссаров (26.10.1917), Декрет о земле Совета Народных Комиссаров (26.10.1917).
Результаты и научная новизна диссертационного исследования состоят в том, что в ней, по существу, впервые осуществлено комплексное политико-правовое исследование с использованием многообразных источников, принадлежащих к различным историческим эпохам: отмене крепостного права, пореформенного развития, кануна и проведения революции 1905 - 1907 годов, предвоенного и военного времени, разгула революционной стихии 1917 года и начала гражданской войны.
Автор по-новому подошел к изучению крестьянской общины как института традиционного общества, с присущими ему демократическими интенциями. В отличие от схожих условий, в которых происходило развитие общин в Италии, Франции и других европейских странах (для этого использован компаративистский метод исследования), крестьянская община
в России обладала достаточным опытом самоуправления и гражданственности, чтобы подготовить общинников к восприятию плюралистической демократии. После отмены крепостного права русские крестьяне сумели возродить древние традиции общинной демократии, основанной на принципе консенсуса.
На защиту выносятся следующие положения, которые представляются новыми или содержат элементы новизны:
преодолен взгляд разных исследователей о предрешенной склонности русского крестьянина к авторитаризму;
показывается, что те формы общинного землевладения, которые, обычно считается, идут в разрез с современными понятиями демократического индивидуализма, были реакцией на аграрную политику, выявленную в нормативных актах российских царей XVIII - XIX веков;
обосновывается положение о том, что вопреки распространенному взгляду о радикальных действиях крестьян по захвату частновладельческих земель, основная масса крестьян-общинников занимала выжидательную позицию, надеясь на появление нормативных актов, разрешающих передел земли в их пользу;
опровергается традиционная концепция «доправового» менталитета крестьянина-общинника, его поведения и отношения к обычному праву и к волостным судам накануне революции 1905 года;
исследуется история развития грамотности и народной прессы в России конца XIX века как показатель роста демократического сознания в обществе в целом и среди крестьян в частности;
обосновывается положение о том, что общинная социальная ценность милосердия могла послужить краеугольным камнем для построения демократии в России после 1905 года;
приведены доказательства о том, что модернизационные процессы в пореформенной деревне оставили социо-культурные традиции общины без серьезного изменения;
аргументируется вывод о том, что открытость общинного схода, реальное участие сельских семей в его работе стали ключевыми факторами в подготовке крестьян-общинников к демократическим институтам и процедурам;
обосновывается положение о том, что опыт непосредственной (общинной) демократии оказывал сильное воздействие на характер и направленность деревенских и городских народных политических движений;
сделан вывод о том, что демократический потенциал крестьянской общины наглядно был реализован в стремительном росте сельских добровольных ассоциаций в 1905 - 1916 гг.;
приведенные данные показывают, что крестьяне активно реализовали свои выборные права в период с 1864 по 1918 год показывает, что большинство из них прекрасно осознавало свои интересы, и, как только у них появилась возможность, они использовали демократические институты, чтобы эти интересы реализовать.
Теоретическая и практическая значимость диссертационного исследования заключается в том что автор обосновал правовую природу крестьянской общины как целостного демократического института дореволюционного российского общества. Авторское оригинальное видение эволюции крестьянской общины даст возможность уточнить и обогатить ряд теоретико-методологических и нормативно-правовых положений гражданского, уголовного, коммерческого и земельного права, связанного с формированием политических и общественных организаций. Материалы
диссертации могут быть использованы в учебном процессе по юридическим, историческим, политологическим и другим гуманитарным дисциплинам.
Апробация результатов исследования отражена в опубликованных диссертантом статьях. Автор также выступал по теме исследования на круглых столах и конференциях в различных научных центрах России и зарубежных стран. В том числе:
Круглый стол юристов России и США на тему «Нравственные основания государства и государственной политики» в Академии государственной службы при Президенте Российской Федерации 12.11.1996.
Круглый стол Христианского демократического союза Российской Федерации, на тему «Коалиции, демократия и вера» 28.05.1994.
Круглый стол Эстонской консервативной партии на тему «Политика и нравственность в постсоветском пространстве» 10.06.2000.
Правовая основа общества и его политическая культура. Законы,
определяющие функционирование государства, имеют огромное значение.
"Государственные установления", "конституция", "основные законы", — все
эти и многие другие юридические институты и документы в
демократических государствах регулируют политическую и общественную
жизнь. Но для перехода к демократии или для сохранения демократии
бывает необходимо переосмыслить и переформулировать первичные
правила социального и политического существования общества, которые в
упорядоченном виде содержат "основные законы". Сделать это непросто.
Такая деятельность подразумевает не только кодификацию, но и отказ от
одних социальных норм и замену их другими. А социальные нормы куда
труднее изменить, чем закрепляющие их документы или государственные
институты. Как писал юрист и правовед Н.В. Устрялов в 1917 году, «в
иерархии ценностей праву принадлежит подчиненное место. Выше его -
нравственность, эстетика, религия».1 Поэтому в современных
демократических странах эволюция социальных норм так же важна, как эволюция норм правовых. Государство в той степени демократично и прогрессивно, в какой его правовые нормы отражают социальные нормы большинства политически активного населения.
Политические теоретики Просвещения, сочиняя политические трактаты, были склонны преуменьшать косность ценностей, чувств и верований массовой культуры. В их представлении человек был достаточно пластичным существом, чьи социальные нормы могли быть рационализированы путем просвещения и реформ. Как писал К. Маркс в «Капитале», не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание. Другие наследники Просвещения были не столь оптимистичны, но в способности создания нового, рационального человечества они были убеждены не меньше. Слова современного левого мыслителя Тейяр де Шардена, "Все, что поднимается (к Разуму) должно соединяться", — вполне могли быть девизом той эпохи.2
После двух мировых войн политологи и правоведы начали искать
возможность понять непреходящий иррационализм человеческого духа и его
социальные последствия. Особую силу придала этому поиску бурно
развивавшаяся научная школа, методология которой основывалась на
изучении социума с применением постоянно совершенствующихся методов
выборки и опросов. По-новому стали использоваться более мощные и
точные приемы статистических подсчетов, сопоставлений и анализа. Так, в
современной политологии возникла школы западных ученых «Политической
культуры» и «Социальных капиталистов», которые, во-первых, изучают
субъективные предпочтения населения в отношении политических деятелей
и правовых институтов; во-вторых, оценивают эти предпочтения как
познавательные, эмоциональные и ценностные явления; в-третьих, эти
школы полагают, что политическую культуру населения формируют
социализация в детстве, образование, воздействие СМИ, опыт
взаимодействия с правительственными, общественными и экономическими
структурами. Кроме того, последняя школа подчеркивает, что политическая культура состоит из правил, которые ограничивают свободу действий ее субъектов, и что поведение политических деятелей, как и развитие политических течений, в свою очередь влияет на правовую культуру.
В 1963 году новый этап правовых и политологических исследований инициировала книга Гэбриэла Аманда и Сидни Вербы "Культура гражданского общества: политические предпочтения и демократия в пяти странах мира".3 Они попытались измерить сравнительную силу и глубину правовых и политических предпочтений в США, Великобритании, Италии, Мексике и Германии, сопоставив их с формами и степенью успеха политических и социальных структур этих стран.
Аманд и Верба стали первыми в длинной череде "гражданских гуманистов", которые считали культуру гражданского общества элементом, жизненно важным для существования любого демократического государства. Стоит упомянуть имя профессора Гарвардского университета Роберта Патнема, чья книга "Чем жива демократия: гражданские традиции в современной Италии" (1993г.) получила многочисленные награды за безукоризненное применение количественных методов в анализе того, как реально функционируют демократические институты различных регионов Италии и каковы в этих же регионах показатели развития гражданской культуры. Патнем и его коллеги выявляли взаимную корреляцию этих двух объектов исследования и соотносили эту корреляцию с механизмами функционирования экономики и уровнем экономического развития в течение последнего столетия. Им удалось выявить разительные параллели, особенно для периода 1970-1989 гг., в течение которого исследователи провели семь масштабных кампаний по опросу населения и шесть общенациональных опросов общественного мнения.
Внесли свой вклад в это направление исследований и российские ученые 1990-х годов. Как писали профессора Р.Енгибарян и Ю.Краснов, "в гражданском обществе, где автономность человека-гражданина значительно
больше и имеет прочную социальную основу, особая роль принадлежит таким социальным нормам, какими являются моральные, религиозные, этические нормы, а так же нормы обычаев и традиции."4 Социологи, изучающие политику, и политологи, анализирующие процессы демократизации, многое сделали для выяснения важности связи мировоззренческих установок и успехов демократических институтов. Им удалось установить связь отдельных параметров социальной психологии с особенностями демократического строя. Енгибарян и Краснов в указанной книге "Теория государства и права" удачно суммировали соответствующие характеристики демократии:
Свобода личности в сфере экономической деятельности,
Реальная гарантированность личных прав и свобод гражданина,
Эффективные механизмы политического и избирательного воздействия населения на характер государственной власти,
Защита личности от государственного произвола,
Реальное разделение властей государства,
Правовые гарантии прав меньшинств,
Методы преодоления возникающих социальных противоречий,
Плюрализм,
Законность.5 Чтобы упростить анализ взаимодействия крестьянской общины и демократического мировоззрения крестьянства, мы разделили эти девять категорий на три группы, каждая из которых охватывает отношение крестьянства: (1) к индивидуальным правам и свободам; (2) к демократическим принципам плюрализма и совместной политической активности; (3) к процедурным аспектам демократии.
Структура данной работы примерно соответствует этой классификации. Первая глава посвящена эволюции правовых актов по вопросам прав и свобод человека и готовности крестьян принять и реализовывать существенную для правовой демократии идею личных прав.
В главе второй исследуется влияние общинных традиций на готовность крестьян совместно участвовать в социально-политических союзах, возможных после провозглашении Октябрьского манифеста Николая П (17.10.1905) и издания «Основных законов Российской империи» (23.04.1906). В третьей главе анализируется применение общинных норм в области формального выборного права на протяжении последних десятилетий правления Романовых.
Собственность в обычном праве и в правовом сознании крестьянина-общинника
Манифест об освобождении помещичьих крестьян 19 февраля 1861 г. и судебные реформы этого и последующих лет начали процесс восстановления уважения к личности всего деревенского населения. Хотя главные нормативные акты после 1832 г. подтверждали право на собственность всех поданных Российской империи, многие правотворческие деятели и правоведы пореформенного периода боялись, что обычное право крестьянской общины ослабило эффект этих юридических гарантий на правосознание российских деревенских масс. Здесь речь идет о континууме в крестьянском правосознании между коллективизмом и индивидуализмом.
Термин "индивидуализм" для обозначения связи личности со своими социальными средами употребил впервые Токвиль, но сознавалась важность этого понятия задолго до него. Современная юридическое понятие собственности восходит к эпохе пробуждения суверенности народа в Европе, от Локка в Англии до творцов Французской революции «на континенте». Сегодня, применяя терминологию Токвиля, взгляды Локка обычно характеризуются выражением, объединяющим два термина вместе: "собственнический индивидуализм". С другой стороны, Статья 17 «Декларации прав человека и гражданина» описывает собственность как право неотъемлемое и священное В обоих случаях, как и у других западноевропейских народов, неприкосновенность личности прямо связывается с неприкосновенностью ее собственности.
Локк соединил средневековую теорию труда как ценности с римским сознанием ценности собственности, основав собственность на труде. Он полагал, что личность соединяет свой труд с объектом и таким образом создает собственность. Уважение к собственности есть уважение к труду, который, прежде всего, и сделал собственность собственностью. Джон Милль полагал, что правовая охрана собственности есть минимальное условие личной свободы. Гегель довел концепцию Локка до ее логического завершения, заявив, что личность, делая какой-либо объект предметом своей воли, делает этот предмет частью себя. Словно синтезируя Милля и Локка, Гегель утверждал, что защита собственности в принципе эквивалентна защите человеческой воли. Все эти формулировки подчеркивают ту своеобразную, но прямую связь между суверенностью личности и собственностью, о которой на уровне эмоции свидетельствует эмоциональная травма, переживаемая личностью, дом которой «обчистили» грабители. Жертва кражи часто выражает эту связь прямо и просто: "Меня обокрали", а не говорит: "Мой дом обокрали". Таким образом, и рациональная философия, и интуиция говорят о прямой связи между защитой собственности и защитой прав личности. Ограничивая одно, мы ограничиваем другое. Практически, переход от архаического авторитарного общества к современной демократии совпадает с расширением прав человека и прав собственника.
Поскольку демократия требует от личности постоянно свободного выбора в социальной и личной жизни, постольку демократические механизмы обессмысливаются без четко сформулированного права на собственность. Право на собственность дает возможность пользоваться плодами вчерашней свободы и дает будущую перспективу сегодняшним действиям. Даже если гарантировать личности неприкосновенность, но дать общине или государству право нарушать права собственности, все плоды личных трудов, все мечты человеческие, любые надежды улетучатся. Чтобы демократия не обессмыслилась, она должна покоиться на праве человека сохранять плоды своего труда. В пореформенном периоде Свод законов 1832 г., хотя регулярно пополняясь новыми законами, оставался главным источником гражданского права до конца императорского режима. После эмансипации он быстро дополнялся разными правовыми актами, приспособленными к новым обстоятельствам, и в 1864 впервые издан процессуальный кодекс гражданского права. В Своде законов 1832 г. собственность определялась как право «исключительно и независимо от лица постороннего владеть, пользоваться и распоряжаться имуществом вечно и потомственно» (т. 10, ч. 1, ст. 262). После 1860-х гг. субъектами гражданского права стали все физические лица независимо от сословия, и свобода владения частной собственностью из привилегии сделалась общей правовой нормой для всего населения. Тем не менее, до 1918 г. существовала отдельная система крестьянских судов (волостные суды) со своим процессуальным кодексом, основанном на обычном праве, влияние и значимость формальных юридических понятий о собственности были смягченны, и исследователь должен учитывать роль обычного права в формировании крестьянского понимания собственности. К этому надо добавить широко распространенную практику крестьянского самосуда как отражение крестьянского правосознания.
Обычное право и традиции социального сотрудничества в крестьянской общине
Члены народной демократии должны обладать не только твердым сознанием личного достоинства, но и уравновешивающим, объединяющим импульсом — способностью к социальному взаимодействию. Личность должна быть вовлечена в социальное соревнование, но она должна уважать права других участников этого состязания, должна быть способна сотрудничать с ними для выражения своих чаяний, обуздывать свои личные стремления ради соучастия в социальных чаяниях тех, кто не принадлежит к ее собственной семье или деревне.
Эти классические характеристики демократии включают в себя и еще одну группу признаков: стратегическое стремление к политическому плюрализму, защиту меньшинств и стратегическое признание права своих членов на объединение в рамках гражданской культуры, которая и является прежде всего культурой "ассоциаций". Эти характеристики демократии особенно важны, когда самоуправление распространяется с низового уровня на общегосударственный, особенно когда совершается переход от деревенской монолитности к религиозному, культурному, национальному и классовому разнообразию на уровне империи или республики. Такой переход требует от этических норм, чтобы они преодолели верность крови и клану, чтобы человек стал видеть в себе гражданина, личность с правом и обязанностью участвовать в управлении обществом в соответствии с принципиальными социальными нормами. Именно к выражению этих норм в крестьянской общине мы теперь и обратимся.
Когда историки описывают переход от архаичной этики к современной, они в качестве одного из главных теоретических постулатов используют концепцию Фердинанда Тэниса, выдвинутую им в знаменитой работе 1887 года "Общность и общество" ("Gemeinschaft und Gesellschaft").
Теннис считал, что для современного общества принципиально важно возникновение этического универсализма. Свое утверждение он иллюстрировал двумя идеальными моделями социальных типов.
В аграрных, крестьянских социумах господствует идеал общины (Gemeinschaft), в которой личные отношения определяются и регулируются традиционными социальными установлениями. Люди находятся друг с другом в простых, непосредственных отношениях, определяемых "естественной волей" (Wesenwille) — природными чувствами, возникающими спонтанно и выражающимися непосредственно. Этому противопоставляется юридический и формализованный характер отношений в современных обществах.
Социальные нормы русской общины, как и других социумов, основанных на общности, выражались в основном в неписаных традициях. Юридические нормы общины никогда, судя по всему, не фиксировались письменно, и даже нравственные принципы Библии понимали очень смутно, воспринимали их опосредованно, через вне-библейские и дохристианские нормы. В главе первой мы отмечали, что крестьянский самосуд был скорее средством контроля над девиантным поведением и разрешением общинных конфликтов, чем попыткой провести в жизнь строго определенный набор нравственных норм. То есть, обычным правом крестьяне старались заполнять пробелы чужого им коронного закона. Даже волостные суды следовали этому же принципу. Они были вынуждены функционировать с минимальным соблюдением юридических норм городского социума ("общества" как "gesellschaft"), но практически они опирались на представления о правде, выработанные крестьянской общиной: справедливость как нечто, осуществляемое при личном контакте и достижении всеобщего консенсуса. Волостные суды чрезвычайно редко ссылались на прецеденты или какие-либо узаконения. Вместо этого, по 170 статье Положения о крестьянах (05.03.1861) они основывали свои решения, прежде всего, на единодушном мнении судей из крестьян. Они оценивали показания свидетелей и затем определяли наказание с учетом того, насколько правонарушение оскорбляло их собственное представление о социальных нормах общинной жизни.
Подробного и систематического анализа норм волостных судов, который был бы основан на сохранившихся архивах, пока нет, и приходится искать другой письменный источник, отражающий нравственные и социальные воззрения крестьянства. К числу лучше всего сохранившихся (и имеющих непосредственнейшее отношение к предмету) относится крестьянский фольклор. К счастью, в течение девятнадцатого столетия были предприняты колоссальные усилия по собиранию и сохранению русского фольклора. Полная библиография исследований этих собраний, истории и развития фольклора намного превышает объем самого фольклора. Но для целей настоящей работы важно, что собрания фольклора, особенно относящиеся к периоду 1840-1905 гг., дают нам срез крестьянского правового мироощущения накануне отмены крепостного права.
Влияние общинных норм на политические союзы и «крестьянские республики»
В эту эпоху есть несколько важных примеров того, как общинная традиция воспроизводила реальную структуру самоуправления. Один из этих примеров — городской. Обычный горожанин, по крайней мере, до 1905 года имел меньше возможности участвовать в демократическом самоуправлении, чем средний крестьянин-общинник. Тем не менее, человек приходил из деревни в город с большими надеждами. Он вырос в условиях общинной демократии, он решил, что сможет испробовать сладких плодов современной жизни и даже накопить денег, чтобы вернуться в деревню не с пустыми руками. Придя в город, он обнаруживал, что угодил прямо в объятия весьма авторитарной власти. Это он чувствовал в отношениях со своим домохозяином, с заводским начальством и, по мере того, как он сталкивался с теми, кто непосредственно управлял страной, он мог почувствовать и их железную хватку. Собственно, непосредственно с государством он соприкасался лишь в лице исполнительной власти — полиции и армии.
На что бы ни надеялся рабочий, скоро он обнаруживал, что для сохранения хотя бы остатков собственного достоинства в новой среде ему нужно очень потрудиться, и только тогда его надежды могут сбыться. В пореформенной деревне приходилось тяжело бороться за физическое выживание, но это компенсировалось ощущением того, что ты на своем месте: нравственные и социальные нормы были ясны, их поддерживали все или почти все окружающие. В городе ничего такого не было. Управители фабрик обладали почти феодальной властью над рабочими и расправлялись с любыми попытками противопоставить их монополии сколько-нибудь организованное сопротивление. До самого 1905 года рабочие так и не смогли эффективно сплотиться. Что ж не удивительно, что новые поколения рабочих стремились к любой организации, которая позволила бы им выразить недовольство своим фабричным существованием. В сущности, учитывая общий для недавних выходцев из деревни опыт общинной демократии, можно было ждать от них создания каких-то организаций, основанных на близких принципах.
Почти идеально отвечало этой модели созданное священником Георгием Гапоном Собрание русских фабрично-заводских рабочих Петербурга. В характеристике, которую И.Н. Ксенофонтов дает этой организации, мы находим отголоски практически всех девяти принципов, которые, согласно Миронову, определяли жизнь деревенской общины.186 Для данного исследования важно, что каждое отделение "Собрания" придерживалось тех же принципов демократического принятия решений с участием всех членов, который был идеалом и для общины. Собрание открыто придерживалось, как и крестьянская община, христианского универсализма. По иронии судьбы, во главе движения в этот критический момент оказался глубоко верующий человек и популярный проповедник. Конечно, было естественно, что именно Православная Церковь породила лидера, который был приемлемой фигурой и для рабочих, и для полиции. (Кстати, в то время как советские пропагандисты уверяли, что Гапон был агентом полиции, Ксенофонтов уверен, что это совершенно невероятно. Большинство свидетелей и сподвижников Гапона полагало, что он искренне выступает на стороне рабочих. Каждый знал, что Собрание не может осуществлять свои цели без официального разрешения, что Гапон не мог получить такое разрешение, не вступая в сношения с соответствующими полицейскими и городскими чиновниками. Все донесения многочисленных полицейских агентов, которые шпионили за Собранием, как и доклады, составлявшиеся руководством полиции, подтверждают, что Гапон не был агентом-провокатором).
Тем не менее, Гапон инстинктивно чувствовал, что его новая паства не может сплотиться только вокруг классового интереса. Он придерживался принципа милосердия, запечатленного в притче о самаритянине, в своей проповеди он выражал собственный опыт жизни в деревне, он говорил на церковном языке, обращаясь к рабочим, еще недавно бывшим крестьянами, которым было легко понять такие проповеди, основываясь на двоеверии и на обычаях общинной жизни. Видимо, совершенно не случайно из всех попыток того времени организовать мирное и созидательное демократическое движение сколько-нибудь успешной оказалась лишь та, которую возглавил сельский священник.
Гапону не очень-то и нужна была помощь правительства, — лишь бы не мешали. Он служил в Полтаве, потом в Петербурге в церкви Скорбящей Божьей Матери Галерной Гавани — одном из самых нищих районов города, и всюду неустанно обнаруживал свою искреннюю заботу об угнетенных, свои поразительные ораторские и организаторские способности. Позднее он вспоминал, как ему мешала зависть православных иерархов, когда он впервые прославился в 1900-1901 годах, и как он был вынужден организовать при церкви сиротского приюта Голубого Креста на 22 линии Васильевского острова союз взаимопомощи рабочих: "Вся суть моего плана была в том, что это будет постоянная организация и все управление будет всецело в руках самих рабочих и что это воспитает в них самоуважение и уверенность в возможности кооперации".
