Содержание к диссертации
Введение 4
Глава I. Проблемы сложного государства в современной науке 31
§ 1. «Простое» государство и международные организации 31
§ 2. «Сложное» государство и его разновидности 45
§ 3. Конфедерация как особая форма государственного устройства 62
Глава II. Государство и государственные соединения в античном мире 73
§ 1. Община и государство в древнем мире 73
§ 2. Античный полис как гражданская община 98
§ 3. Полисные соединения как этап в развитии античной государственности 121
§ 4. Держава («архэ») - магистральный путь развития полисной государственности 145
Глава III. Римская держава и её развитие в IV - II вв. до н.э. (от гегемонистской симмахии к сюзеренному государству) 170
§1. Гегемонистская симмахия в Италии (формирование и эволюция в IV - II вв. до н.э.) 170
§ 2. Организация провинций Римской республики III - II вв. до н.э 198
§ 3. Внеиталийские союзники Римской республики 221
Глава IV. Трансформация Римской державы в I веке до н.э 238
§ 1. Политическая консолидация римской Италии 238
§ 2. Политические партии древнего Рима и их специфика 249
§ 3. Роль политических партий в сохранении целостности Римской державы в условиях кризиса полисной государственности 261
§ 4. Политические последствия военной реформы Гая Мария и её влияние на судьбы Римской державы 274
Глава V. Ранняя Римская империя: от сюзеренного государства к асимметричной федерации 289
§ 1. Императорская власть и территориальное устройство Римской державы в I веке н.э 289
§ 2. Империя и Италия 306
§ 3. Империя и провинции 324
§ 4. Империя и «клиентские государства» 356
§ 5.На путях централизации 381
Заключение 398
Источники и литература 403
Список сокращений 445
Введение к работе
Актуальность темы диссертационного исследования и его научно-практическое значение
Проблема территориальной организации государства долгое время не вызывала особого интереса в отечественной юридической науке. Этому способствовало утверждение в 30-х - 40-х годах XX столетия в советском юридическом государствоведении однозначно трактуемого понятия формы государственного устройства. Указанное понятие объединяло в себе как территориальную организацию государственной власти, так и соотношение государства как целого с его составными частями, включая способ территориального деления и степень централизации государственной власти. Такое универсальное понятие вполне удовлетворяло большинство юристов -государствоведов, изучавших стабильные государственные организмы. Критические выступления в отдельных работах, сетовавших на недоучёт динамики внутреннего развития государств, при таком подходе, обыкновенно не меняли общей картины. Однако конец XX столетия привел к серьёзному пересмотру сложившихся взглядов и концепций.
Тяжелейший кризис, охвативший нашу Родину в эти годы, продемонстрировал всю опасность скоропалительных действий политиков, часто принимающих важные для судеб государства решения без учета долговременных тенденций, господствующих в общественной жизни. Безответственные призывы к «губернизации» и «унитаризации» России, сопровождавшиеся оскорблениями в адрес нерусских национальностей с одной стороны, и не менее безответственные призывы «брать столько суверенитета, сколько кто сумеет заглотать» с другой, привели к многочисленным жертвам. В этих условиях исследования, показывающие действительные место и роль формы государственного устройства в жизни и государства и общества, (к числу которых относится и предлагаемая диссертация), могут помочь не допустить повторения ошибок недавнего прошлого. В этом, как представляется, актуальность темы данной работы.
Изучение территориальной организации государства становится одним из важнейших направлений юридического государствоведения. Весомый довод в пользу этого — признание очевидного обстоятельства, что от территориальной организации государства зависит и построение системы органов власти и управления, и организация взаимоотношений как между этими государственными органами, так и между государством и гражданами.
Ранее в литературе предпринимались попытки выделить т.н. ведущие элементы формы государства. Иногда в качестве таковых называли форму правления, чаще - политический режим. Представляется, что подобные попытки носили ошибочный характер, ибо нельзя выделить какой-то один элемент в качестве универсального носителя изменений в форме государства. Следует признать, что в конкретных исторических условиях, преобразования любого из составляющих её элементов могут стимулировать изменение формы государства в целом. Это справедливо в отношении как древних, так и современных государств. Отсюда познать закономерности и основные направления эволюции формы государства можно только в единстве всех её сторон и элементов.
Понятно, что рассматривать подобную эволюцию следует на конкретных исторических примерах. В качестве такового особенно интересна история Римского государства, единственного в древности «завершившего» трансформацию полисной республики в империю, прошедшего весь путь развития от крестьянской общины к территориальной государственности современного типа. И поскольку история этого государства сравнительно хорошо изучена, на его примере можно наиболее достоверно представить основные закономерности формирования территориальной государственности вообще. В результате настоящая диссертация может послужить базой как для новых теоретических исследований проблематики формы государства, так и для преподавания дисциплин историко-правового и государственно-правового цикла в юридических вузах. В этом - её научно-практическое значение.
Цель и задачи работы.
Цель работы - проследить основные закономерности перерастания общинного полисного государства в государство территориальное, выявить причины такого перерастания и его основные этапы. Для достижения сформулированной цели в работе поставлены следующие задачи:
Во-первых, выявить главные родовые признаки как общинной, так и территориальной государственности.
Во-вторых, установить допустимые пределы применения современного научно-категориального аппарата для анализа государств, относящихся к иным историческим эпохам.
В-третьих, рассмотреть принципы отнесения тех или иных государств, в соответствии с их внутренним строением, к числу простых или сложных, отграничив последние от иных типов государственных объединений (типа международных организаций различных видов).
В-четвёртых, рассмотреть основные разновидности сложных государств и пути их формирования в античном мире.
Методологическую базу диссертации составили: общие принципы научного познания, подходы и методы, относящиеся к методологическому аппарату гуманитарных наук и получившие распространение в историко-правовых исследованиях. В их числе важнейшим представляется принцип материалистической диалектики, заключающийся в рассмотрении предмета исследования в его развитии, логической определенности, исторической конкретности и диалектической связи между логическим и историческим способами познания, системности и всесторонности исследования.
Диссертант подчёркивает свою приверженность традиционному формационному подходу в изучении истории человечества, категорически отвергая противопоставление ему иных подходов, в частности цивилизационного. Представляется, что абсолютизация этого последнего лишает смысла всякое историческое исследование. Ведь целью изучения прошлого является не простое удовлетворение научного любопытства самого по себе, а извлечение знаний, полезных для настоящего и будущего человечества. Между тем, история любого народа всегда специфична и неповторима в деталях другими народами. К этому следует прибавить и принципиальную невозможность в ряде случаев абсолютно адекватной реконструкции прошлого. Какие-то его детали неизбежно утрачиваются навсегда и не могут быть восстановлены. При таких условиях определение истории человечества в качестве совокупности отдельных историй локальных цивилизаций не может дать ничего полезного для современности, равно как и для будущего.
Лишь в случае признания единых для всего человечества общих закономерностей исторического развития, порождённых материальными условиями существования людей, возможно плодотворное соединение обоих подходов. Отсутствие или напротив наличие некоторых материальных условий, а также особенности их сочетания между собой, формирует специфику в развитии отдельных человеческих общностей, именуемых сторонниками цивилизационного подхода локальными цивилизациями. Однако сходство материальных условий жизни неизбежно порождает общие черты в этих, казалось бы, различных человеческих сообществах. А такие черты ведут к развитию однотипных процессов внутри различающихся между собой общностей, результатом которых зачастую становится формирование сходных общественных институтов и явлений. Вот почему цивилизационный подход может и должен рассматриваться как естественное дополнение к подходу формационному, а не противопоставляться ему.
Разумеется, нельзя при этом забывать, что любое теоретическое понятие, включая и понятие общественно-экономической формации, представляет собой логическую абстракцию, не сводимую ко всему множеству конкретных жизненных явлений. Отсюда признание наличия объективных закономерностей в развитии общества и государства не означает отрицания роли случайности в истории. Не означает оно также и признания наличия некоего одного фактора, раз и на всегда определившего единственно возможную последовательность исторических событий. Более того, опираясь на положения марксистской материалистической диалектики, сформулированные Ф. Энгельсом,1 диссертант прямо оговаривает наличие особых закономерностей развития государства древнего вообще и античного государства в частности, которые неприменимы к государственности современного типа. Но их наличие не означает невозможности проводить вполне корректный сравнительный анализ этих различных исторических типов государств, ибо наряду с уникальными чертами налицо и ряд закономерностей общих как для древних государств, так и для современных. Более того, эволюционируя, древние государства постепенно приобретают все больше черт, присущих государству современного типа. И процесс такой эволюции не может не стать объектом научного исследования.
К методологической основе диссертации следует отнести и используемые в ней общенаучные подходы: сравнительный, системный, методы анализа и синтеза, исторической реконструкции, аналогии и др.; а также частнонаучные методы. К числу этих последних можно отнести:
историко-юридический метод, позволяющий провести исследование формы государственного устройства с учетом её исторического развития, сосредоточиться на основных правовых характеристиках территориальной организации государства на каждом конкретном этапе её развития;
формально-юридический метод, который позволяет оценить сохранившиеся до нашего времени нормативные акты не только как исторические документы, но и как правовые источники, характеризующиеся определенным содержанием и формой, использующие средства и правила юридической техники соответствующего исторического уровня развития;
метод государственного и правового моделирования, позволяющий на базе современных знаний о состоянии и основных чертах формы государственного устройства как модели выявить соответствующие характеристики данного государственно-правового явления на различных исторических этапах;
специальные исторические и историко-правовые методы типизации, ретроспекции, исторического моделирования.
По методологическим основам данная работа является историко-правовым исследованием, соответствующим предметной области истории государства и права.
Объектом исследования в диссертации является само античное государство как явление социальной и правовой действительности, представленное своими основными тенденциями функционирования и исторического развития.
Предметом исследования выступает процесс формирования территориальной организации древнего государства в ходе его перерастания из полиса в империю, (включая структурные особенности различного рода межполисных объединений, процесс формирования на их основе постоянных союзов государств, приобретение этими последними признаков государственного единства, формализация институтов этого единства и закономерности их функционирования и развития).
Научно-информационная база исследования разнообразна.
Теоретический базис диссертации сформирован на основе разработок, крупнейшего представителя немецкого классического юридического государствоведения Георга Еллинека, основателя марксистской теории государства Фридриха Энгельса, отечественных теоретиков государствоведов, таких как Н. М. Коркунов, А. С. Ященко, А. А. Жилин, А. Д. Градовский, И. А. Ильин, Б. Н. Чичерин, Ф. Ф. Мартене, Ф. Ф. Кокошкин, С. А. Корф, С. А. Котляревский, Н. И. Палиенко, М. А. Рейснер, Д. Л. Златопольский, М. Н. Марченко, В. Е. Чиркин, О. Е. Кутафин, М. И. Кукушкин, П. И. Савицкий, А. Н. Кокотов, М. С. Саликов. Разумеется, их работы не могут быть выстроены в один ряд, поскольку взгляды этих блистательных исследователей слишком различаются между собой. Однако именно они наиболее глубоко изучили проблематику строения государства в различных его разновидностях, сделав, таким образом, возможным и создание предлагаемой работы.
Историко-юридический аспект исследования базируется на изучении сохранившихся законодательных актов, прежде всего «Дигест», а также эпиграфических материалов, собранных, главным образом, в Corpus Inscriptionum Latinarum, Inscriptions graecae ad res romanas pertinentes, Sylloge inscriptionum Graecarum и в некоторых других собраниях надписей.
В силу недостаточности и фрагментарности сохранившихся законодательных и иных эпиграфических материалов приходилось обращаться к трудам античных историков, философов, политических деятелей. В их числе можно назвать труды греческих историков, трудившихся как в независимой Элладе, подобно Геродоту, Фукидиду, Ксенофонту, их позднейших коллег, писавших уже в эпоху римского владычества, таких как Полибий или Аппиан Александрийский.
С определённой натяжкой к числу историков можно отнести «археолога» Павсания, описывавшего греческие «древности» и «мимоходом» давшего ряд бесценных сведений исторического и государственно-правового характера.
Римские историки, подобные Титу Ливию и Корнелию Тациту также предоставили в своих трудах важный фактический материал, использованный в диссертационном исследовании. Историков эпохи Римской империи вообще сложно «разделять» по национальному признаку. Таких авторов как Аппиан Александрийский, Геродиан, Дион Кассий или Аммиан Марцеллин можно одновременно считать и греческими, поскольку писали они по-гречески, и римскими историками (по охвату материала и сфере интересов). Нельзя не упомянуть и авторов т.н. «бревиариев» - кратких исторических работ, посвященных либо конспективному пересказу римской истории от основания города, подобных Евтропию, либо военной истории, как у Луция Аннея Флора или Веллея Патеркула. Наконец нельзя не назвать Плутарха, выступавшего скорее в качестве исторического биографа и философа-моралиста, чем историка, а также работавших в том же историко-биографическом жанре Светония, авторов Scriptores Historiae Augustae или Аврелия Виктора, создавших биографии ряда императоров, которые также содержат немало ценных сведений о римском обществе и государстве соответствующих эпох.
Говоря о трудах философов, нельзя пройти мимо сочинений Аристотеля, уже упоминавшегося Ксенофонта, выступавшего и в указанном качестве, Диона Хризостома и Сенеки, давших описание и даже осмысление целого ряда фактических данных, не сохранившихся до нашего времени в других источниках. Наконец, как представляется, к их числу можно отнести и раннехристианского историка - Павла Орозия, создавшего свою знаменитую «Историю против язычников».
Труды политических деятелей, современных описываемым событиям, также предоставляют немало фактического материала для исследователя. Здесь следует назвать огромное как литературно-публицистическое, так и эпистолярное наследие Марка Туллия Цицерона. «Записки» Гая Юлия Цезаря о войнах, которые он вёл. Даже некоторые исторические работы можно отнести, скорее к той же категории источников. Такова, к примеру, работа Саллюстия о заговоре Каталины. Сюда же относятся и письма Плиния Младшего. Завершая краткий и безусловно не полный обзор источников, хочется указать на использование в работе над диссертацией доступных автору эпиграфических материалов, не относящиеся к законодательству, от различного типа посвятительных и намогильных надписей до военных дипломов римских императоров. Они также дают массу важных сведений, необходимых для раскрытия заявленной темы. Привлекались различные справочно-энциклопедические издания, содержащие систематизированные данные по римскому публичному праву и истории римского общества и государства.
Диссертант стремился учесть результаты изысканий зарубежных и отечественных государствоведов, историков и политологов, как 2-й половины XIX - начала XX вв., подобных Э. Фримену, В. Фишеру, Т. Моммзену, П. Г. Виноградову, В. И. Герье, И. Н. Карееву, И. В. Нетушилу, М. И. Ростовцеву, так и позднейших, таких как, А. Б. Ранович, Н. А. Машкин, С. И. Ковалёв, С. Л. Утченко, Е. М. Штаерман, Л. Арманд, Р. Сайм, К. Витфогель, Д. Ларсен. Привлечены и труды современных учёных, как-то Н. Н. Гребенского, И. Г. Турина, И. М. Дьяконова, А. Б. Егорова, А. В. Игнатенко, Г. С. Кнабе, Ю. В. Корчагина, В. Н. Парфёнова. С. К. Сизова, А. Л. Смышляева, Д. Элейзера, К. Криста, Ч. Старра, X. Скалларда, К. Николе. Использовались и результаты исследований этнографов и этнологов, например, А. И. Першица, Ю. И. Семёнова.
К научной новизне диссертационной работы можно отнести сам подход к территориальной составляющей формы государства — форме государственного устройства как к элементу, играющему, в определённых условиях, роль структурообразующего в построении государства. Кроме того, в настоящей работе впервые в отечественной юридической науке исследован процесс превращения одного типа государства (общинного) в другой (территориальное) и даётся сравнительная характеристика этих типов. В связи с этим в работе впервые, насколько нам известно, ставится вопрос о характеристике т.н. «простого государства» и предлагается его определение.
К числу «новаций» могут быть также отнесены и некоторые положения, разрабатывавшиеся в классическом государствоведении XIX века, но позднее прочно забытые наукой двадцатого столетия. Речь идёт о признании конфедерации совершенно самостоятельной формой государственного устройства, равнозначной унитарному государству и федерации. В работе предпринимается попытка обосновать данное положение. Наконец, несомненно, к числу новаций относится и исследование специфики влияния конфедеративных элементов формы государственного устройства на форму правления. Речь идёт о неизбежном в таком государстве создании особой государственной структуры, поддающейся лишь частичной формализации и легализации. В Риме, например, таковой стала императорская власть.
Всем вышеизложенным определяются положения, выносимые на защиту.
Во-первых, эволюция формы государственного устройства ведёт к трансформации примитивно-унитарного полисного государства через симмахии различного рода к державе-империи. Эта закономерность действует в различных регионах античного мира совершенно одинаково, как в Греции, так и на Сицилии, и на Боспоре, и даже в негреческих регионах, таких как средняя Италия и северная Африка.
Во-вторых, такая эволюция не может дойти до естественных пределов своего развития в рамках равноправной (равностатусной) федерации полисов. Опыт Ахейского и Этолийского союзов Ш-И вв. до н.э. неопровержимо доказывает, что, не говоря уже о невозможности последовательно выдержать принцип равноправия в полисной федерации, этому препятствует также ограниченность экономической и этно-политической базы такого объединения. Невозможность для менталитета древних греков признать «варваров» равноправными «эллинам» ограничивает рамки такой федерации только миром греческих полисов.
В-третьих, достичь этих самых естественных пределов может только неравноправное объединение полисов — гегемонистская симмахия. Только в объединении подобного рода, включающего в себя как эллинов, так и варваров, возможно было существование полисных общин, переросших узкие рамки независимого общинного государства, но сохранивших элементы полисной замкнутости, такие как восприятие гражданства как привилегированного положения, численное ограничение граждан общины, стремление к эксплуатации в интересах привилегированного гражданства неполисной периферии и т.п. Уже опыт эллинистических царств, таких как Селевкидское и Птолемеевское, подтвердил этот тезис.
В-четвёртых, внутренне противоречивый характер полисных государств, объединяемых в союз-симмахию, порождает образование сложной формы государственного соединения с признаками конфедеративного государства. Такая конфедерация выступает чаще всего в форме т.н. «сюзеренного государства». Её отличает отсутствие в государствах-субъектах объединения местных структур властных органов государства-гегемона, связь центральной власти с гражданами отдельных общин только через властные органы самих этих общин, а в ряде случаев даже и ограничение законом права государства-гегемона на вмешательство во внутренние дела государства-вассала. Наиболее очевидно эти особенности проявились в структуре Карфагенской и особенно Римской держав. Все эти факторы, превращающие входящие в державу полисы в суверенные государства, затрудняют управление подобной державой и требуют преобразования сюзеренного государства в империю.
В-пятых, для предохранения подобной конфедерации от развала требуется создание новых органов союзной (фактически имперской) власти. Это не может быть власть полиса гегемона, опирающегося на наиболее привилегированных союзников, как в гегемонистской симмахии. Прежде всего, сложность управления огромной державой требует большего учёта интересов подвластных государств, чем это может позволить себе правящая верхушка любого полисного государства. Кроме того, необходима самостоятельность этой центральной власти даже в отношении полиса-гегемона. Наконец, необходимость повышенной гибкости для подобной власти требует постановки её над законами отдельных полисов, с тем, чтобы эти полисы не могли связывать эту власть своими интересами. В эллинистических царствах в качестве органа такой имперской власти выступали цари и их двор. В Римской державе, начиная с конца I в. до н.э., те же функции выполняла императорская власть. При этом, если царская власть в эллинистических державах Востока выступала в качестве силы, изначально «внешней» для эллинских полисов, то в Риме императорская власть в течение долгого времени вынуждена была маскироваться под чрезвычайную магистратуру, выросшую внутри самого Римского полиса, выступающего в качестве вспомогательного механизма при существующей государственной машине полисной республики.
В-шестых, преобразование полисной симмахии в империю ведет к качественной трансформации общинного государства в государство территориальное. Для этого, последнего характерно коренное изменение подхода к институту гражданства. Из обозначения полноправного и привилегированного членства в общине равных оно преобразуется в подданство, то есть в такую связь лица с государством, которое определяется, прежде всего, совокупностью обязанностей этого лица перед государством, не обязательно соответствующего равнозначному объёму прав. Кроме того, при преобразовании гражданства в подданство обязанности государства перед своими гражданами могут вообще сводиться к минимуму. Далее, в территориальном государстве «почва» превалировала над «кровью». Т.е. любое лицо, родившееся на территории указанного государства, если законом не определялось иное, признаётся его подданным. Из привилегии меньшинства гражданство-подданство, таким образом, превращалось в основание установления обязанностей и (не обязательно) прав для большинства населения. Наконец, такое государство создаёт иерархически организованный аппарат управления, автономный от населения, а потому приобретающий характер особой корпорации со своими собственными традициями, со своей корпоративной этикой и конечно со своими собственными интересами. Подобный аппарат управления уже выступает как сравнительно самостоятельная сила, противостоящая основной массе населения. Да и сама государственная территория из общей собственности гражданского коллектива превращается в территориальном государстве в новое явление - страну, заселенную людьми сходными по языку, культуре, психологическому складу. Эти люди ощущают этническое родство между собой, но одновременно они не могут не видеть невозможности для себя непосредственно влиять на политику своего государства. Все указанные обстоятельства ведут к серьёзнейшим изменениям в общественной психологии, прежде всего в менталитете общества. Граждане, ставшие подданными, уже не обязательно идентифицируют собственные интересы с интересами своего государства. Они вполне могут быть равнодушны или даже враждебны этому последнему.
Апробация результатов исследования.
Основные положения и выводы диссертационного исследования отражены в монографиях и научных статьях, опубликованных диссертантом в различных изданиях. Они также излагались в докладах, представленных на различных международных и всероссийских научных конференциях в 1997-2004 гг.3
Исследуя античную государственность, приходится отмечать некоторые её неустранимые особенности, порождающие определённые трудности для исследователя. Эти трудности проистекают в значительной степени из того, что основной формой организации античного общества является полис, который часто определяют как город-государство. На самом деле определять его подобным образом - значит совершать логическую ошибку, поскольку понятия город и полис принадлежат к различным таксонометрическим системам.4 Рождаясь в качестве одной из форм общинной организации, объединяющей землевладельцев, полис, не утрачивая этого своего общинного характера, превращается на определённом этапе развития в государство. Но полисное государство настолько специфично, настолько отличается от иных его разновидностей, что некоторые исследователи вообще отказывают полису в праве называться этим именем.5 Указанная специфика связана, как представляется, именно с общинной природой полиса, которая несовместима с наличием стоящего над обществом государственного аппарата, этому обществу противостоящего. Между тем, даже если отрешиться от классического марксистского определения государства как аппарата управления одного класса другим, большинство исследователей, так или иначе, связывают государство с политической организацией, а, следовательно, и с определённой системой управления обществом.
Таким образом, восприятие полиса как общины неизбежно отодвигает на второй план проблему его территориального членения, более того, представляет его чем-то маловажным и несущественным. Как утверждал ещё Г. Еллинек: «В государстве этого типа вся политическая жизнь исходит из центра и в нём же завершается. Членами государства являются, поэтому, индивиды - либо как таковые, либо объединённые в семейные союзы, политическая жизнь которых сливается с жизнью государства. Только само государственное единство расчленено, поскольку для разных дел существует система органов, между которыми разделены государственные функции. Но все государственные установления суть установления центральные. Идея хотя бы только административной или судебной местной организации либо совершенно отсутствует, либо только слабо намечена в учении об указанном 6 идеальном типе государства».
Подобный взгляд на полисное государство не соответствует реальности. Однако, подобно большинству ошибочных выводов, он верно отражает отдельные стороны этой самой реальности. В частности, в общинном государстве территориальная организация действительно выполняет иные функции, чем в государстве современного типа. Опираясь на признаки территориальной государственности современного типа, ранее обозначенные в положении, выносимом на защиту номер шесть, укажем на некоторые из таких различий.
Во-первых, сегодня разделение населения по административно-территориальным единицам и осуществление публичной власти по территориальному признаку оказывается исходной посылкой для формирования важнейшего общественного института - гражданства (подданства).7 В древности гражданство не имело непосредственной связи с территориальной организацией государства и значительная часть коренного населения полисного государства, никогда не знавшая иного отечества, являясь подданными, не считалась его гражданами. В качестве наиболее яркого примера можно привести афинских метеков, живших бок о бок с гражданами, но не обладавших целым рядом их прав.8 И хотя в государствах полисного типа списки гражданского коллектива составлялись по территориальным округам (по демам в Аттике, по городским и сельским трибам в Риме), однако не каждый постоянный житель округа, даже родившийся на его территории, обладал правами гражданина.
Во-вторых, ныне осуществление публичной власти по территориальному признаку ведёт к установлению её пространственных пределов. Ни законодательство, ни юрисдикция государства не могут распространяться за его границы. Имеющиеся исключения лишь подтверждают правило. Античность же знала случаи, когда органами власти полиса управлялись территории, формально в состав полисного государства не входившие (в качестве примера можно предложить, например, периекские общины древней Спарты или провинции Римской республики). На эти территории не распространялись обычные полисные законы, а люди их населявшие считались иностранцами или (как в случае с периеками Спарты) неполноправными.,0
Наконец, в-третьих, территориальная дислокация аппарата публичной власти в наше время выражается в формировании цельной системы как центральных, так и местных её органов со своими специфическими полномочиями, порядком формирования и отчётностью. Античность же не знала разделения властей не только «по горизонтали», но и «по вертикали». Все полисные магистраты имели один источник власти («народ полиса»), однотипные полномочия и различались разве только что своими функциями. Порядок же осуществления ими своих властных полномочий, как и порядок отчёта в проделанной работе не имел принципиальных отличий, что для низших, что для самых высших магистратов.
Можно привести ещё целый ряд подобных отличий, но они лишь подтвердят вывод: государство-община принципиально отлично от государства современного типа и с этим фактом ничего поделать нельзя.
Слабым местом общинного государства являлась ограниченность допустимой численности граждан. При разрастании за определённые пределы такое государство теряло управляемость, в нём обострялись внутренние противоречия. С другой стороны, процессы естественного социально-экономического развития разрушали внутреннюю замкнутость общины, подрывая естественную солидарность её членов. Общинное государство было обречено «перерасти» рамки сравнительно немногочисленного коллектива. Но за этими рамками места для него как такового уже не было. Государство общинное должно было переродиться в государство территориальное.
Конечно, термин «территориальное государство» является условным. Любое государство (как будет показано ниже - даже общинное) обладает определённой территорией, вне которой оно существовать не может. В данной работе этот термин применяется исключительно для того, чтобы противопоставить государству-общине иные разновидности государства, которые уже не имеют общинной первоосновы. Важнейшие их признаки были указаны ранее. Поскольку подобная терминология уже употребляется «гражданскими» историками весьма широко11, представляется не имеющим смысла изобретение иных терминов.
Формирование территориальной государственности в античном мире оказалось процессом не быстрым и не простым. Общинные полисные традиции отмирали медленно. Порой происходило даже их возрождение в той или иной сфере общественной жизни. Слишком много выгод извлекали «власть имущие» из использования полисных порядков и традиционной морали в своих интересах. Традиции гражданского патриотизма и признания государства высшей общественной ценностью формировали великолепный человеческий материал для армии. С другой стороны, обычай служения полису сообразно своему имущественному положению позволял существенно снизить нагрузку на государственную казну и на сравнительно малочисленный управленческий аппарат. В этих условиях полис нельзя было просто отменить законом или указом. Он должен был постепенно отмереть сам. А пока этого не произошло, строительство государственности нового типа должно было производиться только в полисных же рамках. Конечно, здесь не могло быть и речи о простом слиянии общин в рамках крупного унитарного государства (подобно тому, как это имело место в Египте или в Двуречье эпохи деспотических монархий). Объединить разрозненные полисные общины в рамках единого политического организма можно было либо через завоевание, сопровождающееся полным сломом полисных порядков, либо через заключение с этими полисами союзов. Второй путь требовал меньше усилий и издержек, чем первый, а, следовательно, подобные союзы и должны были стать этапом на пути к созданию крупных территориальных государств. Формы таких союзов могли быть весьма разнообразны, и детально рассмотреть их в рамках одного исследования не представляется возможным. Поэтому в предлагаемой работе основное внимание уделено только одной, как представляется, наиболее прогрессивной в тех условиях форме такого объединения - гегемонистской симмахии. Неравноправный союз полисов под руководством наиболее могущественной и сильной в военном отношении общины мог, конечно, оказаться кратковременным образованием, но мог превратиться и в нечто более стабильное. Во втором случае он постепенно трансформировался в постоянный союз государств, на основе которого могло возникнуть уже единое союзное государство, которое, как это имело место в Римской империи, в конце концов, эволюционирует к унитаризму. Учитывая огромную роль подобных объединений в развитии античной цивилизации, следовало предположить, что они должны были подробно описываться и изучаться уже современниками. Действительность, однако, не соответствует этому предположению. Притом, что современники действительно часто упоминают всевозможные союзы и объединения от Пелопонесского (VI - IV вв. до н.э.) до Римско-Италийского (IV - I вв. до н.э.), упоминания эти содержатся лишь в контекстах описания тех или иных исторических событий. Теоретические же вопросы, как-то задачи и принципы указанных объединений, осмысление деталей их политической организации в античном государствоведении своего освещения не нашли. Даже наиболее склонный к «теоретизированию» в истории Полибий строит свою политическую теорию на том фундаментальном положении, которое было обосновано еще Аристотелем, а до него - Платоном: любые вопросы государственной теории следует рассматривать только на примере полиса. Поэтому учение Полибия о государстве, изложенное в 6-й книге его труда, иллюстрируется фактами, которые относятся к истории и конституции Рима, Спарты, Афин, Фив, городов Крита, Карфагена, но не федеративных союзов. Даже составляя панегирик Ахейскому союзу во «Введении» к своей «Всеобщей истории» , учёный подбирает примеры, свидетельствующие о почти полном подобии государства ахейцев единому полису, однако умалчивает о самостоятельности и автономии полисов в рамках союза, тем самым односторонне характеризуя его устройство. Похоже на то, что практика государственного строительства в данном случае опередила развитие политической теории, и достижения, например, федерализма в позднеклассической и эллинистической Греции не были по-настоящему осмыслены даже наиболее выдающимися умами того времени. Представление о том, что государствоведение есть наука об устройстве полиса, продолжало господствовать и в тот период, когда независимые греческие полисы стали почти анахронизмом.1
В чём же причина столь странной «слепоты» современников? Как представляется, причина — в том же самом общинном восприятии государства, о котором уже упоминалось. Для древних греков и римлян наличие какого-либо особого аппарата управления (а тем более аппарата подавления) не связанного с гражданской общиной, было верным признаком всеобщего рабства. Склонность к такому рабству они приписывали исключительно «варварам», но никак не самим себе. Когда же подобные институты начали произрастать на родной почве, их просто пытались исключить из понятия государства, относя или к частной жизни знатных лиц (как, например, институт императорских прокураторов в Риме), либо к международным делам (те же самые союзные объединения).
В эпоху средневековья, когда государственная власть была поставлена непосредственно под патронат господа бога (сразу вспоминается библейское «нет власти аще не от Бога»), ни о каком теоретическом осмыслении государственности речи не было, ибо сам по себе «божий промысел», как впрочем, и «дьявольские козни» могли объяснить всё что угодно. Поэтому проблемы развития сложных государств, как, впрочем, и государства вообще, попали в поле зрения исследователей только в Новое время. Первоначально к ним обратились, решая злободневные вопросы текущей политики. Так, например, когда молодому североамериканскому государству требовалось разрешить ряд сложных организационных проблем конституционного характера, его основатели решили обратиться к историческому опыту. «Отцы-основатели» США пытались обосновать свои взгляды примерами из античности (которая пользовалась незыблемым авторитетом в глазах образованных людей того времени). В ход пошли рассуждения о структуре и о взаимоотношениях внутри разного рода союзных организаций древности от Дельфийской амфиктионии до Ахейского союза.15
К весьма своеобразно понятому опыту античности обращались и деятели Великой Французской революции. Здесь оказался заявлен весь спектр взглядов и представлений, от призывов заимствовать благородство защитников Римской республики, до копирования внешних традиций императорского Рима.
Позднейшие исследователи могли заниматься своим делом уже без оглядки на злобу дня. Поэтому их труды носили уже более академический характер. Тем не менее, говоря об античных государствах, они без каких либо сомнений применяют к ним такие эпитеты, как «федеративный» или «конфедеративный», разработанные политической теорией уже Нового времени. Достаточно вспомнить труды уже упоминавшихся ранее учёных XIX века Э. Фримена, В. Фишера, В. В. Латышева и Ф. Г. Мищенко.16 И это, несмотря на то, что уже в те времена учёные-юристы связывали возникновение указанных форм государственного устройства только с появлением т.н. «современного государства», (не ранее XVII - XVIII веков), а, следовательно, полагали применение их к характеристике более ранних государств не корректным.17 «Гражданских» же историков указанное обстоятельство вообще не беспокоило.
Историки антиковеды второй половины XX столетия также не чураются подобной терминологии (здесь достаточно указать на труды Дж. 1 Я.
Ларсена, С. К. Сизова, Н. Н. Гребеневского, Ю. В. Корчагина). Причём, иногда они используют её, прямо оговаривая условность используемых терминов.19 Что же вынуждает исследователей применять терминологию, в адекватности которой явлениям прошлого они сами сомневаются?
Представляется, что ни о случайных обмолвках, ни о намеренном пренебрежении к положениям юридического государствоведения, ни о модернизаторских тенденциях здесь нет и речи. Просто, исследуя античную государственность, учёные не могут обойтись без сравнительного анализа, а он, в свою очередь, невозможен без создания понятийно - категориального аппарата, одинаково применимого к различным государствам и эпохам.
Создание такого аппарата, как и проведение самих сравнительно-исторических исследований, наталкивается на значительные трудности. Есть опасность скатиться к вульгарной модернизации. Не случайно в трудах античников первой трети XX века постоянно встречаются рассуждения о «капитализме», «пролетариате», «буржуазии» и тому подобных категориях, появившихся совсем в иную эпоху и не имевших никакого отношения ни к древней Греции, ни к древнему Риму.20 Есть и иная опасность: всячески подчёркивая уникальность античной цивилизации, её отличия от современности, можно, в конце концов, дойти до признания её непознаваемости для современного учёного и на этом основании вообще отказаться от дальнейших исследований этого научного направления. Истина, очевидно, находится где-то посредине между крайностями. Изучать античный мир следует при помощи категорий и терминов, выработанных современной юридической наукой. Однако, содержание этих терминов, категорий и понятий следует уточнить в максимально возможной степени, дабы не сбивать читателя с толку внешне сходными выражениями, скрывающими различный смысл.
Сложность проблемы использования категорий современной науки в изучении античности осознавалась ещё в начале XX столетия. Уже упоминавшийся классик германского юридического государствоведения Георг Еллинек ещё в 1903 году требовал ограничиться изучением государств, выросших на общей исторической почве, а также образующих эту почву политических образований прошлого. Учёный писал: «Следует сравнивать государственные образования одновременные или, по крайней мере, не отделённые друг от друга значительным промежутком времени. Типичные элементы не будут, правда, вовсе отсутствовать и в том случае если мы будем сравнивать, например, античные государства с современными, но, вследствие глубокого различия между этими государствами, поставленными в совершенно различные исторические условия, индивидуализирующие элементы будут преобладать над типичными» .
Возражать этим словам кажется, на первый взгляд, бессмысленно. В самом деле, у специалиста попытка провести прямые параллели, например, между поздней Римской империей и абсолютистской Францией XVIII века не может вызвать ничего, кроме недоумения. И всё - таки причины для возражений почтенному метру имеются. И пищу для таких возражений дал он сам. Так, исследуя проблемы конфедеративного объединения, немецкий учёный специально оговаривает неправильность введения в этот тип античных и средневековых городских союзов, где международные отношения и государственное положение союзных общин не сопоставимы с государствами новейшего времени. Далее, переходя к обобщениям, он отмечает: «В союзе государств никогда нет прочных гарантий того, что решения союза будут исполнены всеми его членами. Союзная экзекуция, как и все другие международно-принудительные средства всегда зависят от соотношения сил членов союза. Так в Германском союзе союзная экзекуция была, по отношению к крупным государствам, пустым звуком и осуществление ими решений союза зависело только от их доброй воли». По - существу с тех же позиций выступают «отцы-основатели» США, приходящие к сходным выводам на основе анализа именно античных примеров (истории греческих амфиктионий и Ахейского союза). Столь детальные совпадения, возникшие более чем со столетним разрывом во времени, показывают: слова Г.Еллинека применимы не к любым сопоставлениям. Проблема здесь не в том, сопоставлять ли античность и современность или нет? Ответ однозначен - конечно сопоставлять. Но при этом необходимо четко представлять себе, что именно, как и с чем будет сопоставляться?
Античное государство не похоже, да и не может быть похоже на современное. Особенности полиса таковы, что побуждают некоторых ученых, как это уже отмечалось ранее, вообще отрицать его государственный характер. Уже упоминалось соответствующее заявление Е. М. Штаерман,24 которое вызвало, в своё время, бурную полемику на страницах журнала "Вестник древней истории"25. В результате всё же возобладало мнение о государственном характере полиса, а значит, была признана и необходимость детального изучения его как формы государства. Сомнения вызывает лишь вопрос о формах такого изучения, или, иными словами, о допустимости использования современных понятий и категорий для этого изучения. Различные исследователи пытались отвечать на него по-разному. Так Б. А. Стародубский пытался обосновать свой отрицательный ответ. Говоря о полисной государственности, он утверждал: «Она совсем не похожа на современную унитарную форму, ибо на территории даже мелких современных унитарных государств расположено то или иное множество городов и областей, а полис (civitas) не мог иметь большую территорию по той простой причине, что был устроен в виде одного города. И в этом его специфика»26.
Факты говорят иное. Источники указывают на наличие в Аттике V века до н.э. нескольких городских центров (кроме самих Афин сюда можно отнести Пирей, превратившийся в крупный международный порт, Элевсин, ставший в конце века резиденцией многочисленных сторонников свергнутого олигархического правительства). . Можно также указать на Спарту, контролировавшую весь южный Пелопоннес и управлявшую многочисленными «периекскими городами» как самой Лаконии, так и Мессении28. Так что классический полис вовсе не сводился к одному городу-государству, тем более что известны и полисы, вообще не имевшие городских центров29.
Можно предположить, что Б. А. Стародубского ввело в заблуждение уже упоминавшееся отождествление понятий полиса и государства, присущее античным мыслителям30. Указанное отождествление давно подмечено европейской наукой и даже приводило её к ошибочным выводам. Например, тот же Г. Еллинек утверждал, что в древности не осознавалось значение территориального элемента государства, а само понятие государства было приурочено только к гражданам. «Так как права гражданина обусловлены его принадлежностью к родовому союзу, то государство связано с существованием этих родов, а не с территорией, которую они населяют» . Это утверждение прямо противоречит фактам. Достаточно привести в качестве примера борьбу между финикийским Карфагеном и греческой Киреной. После многолетней войны карфагенские послы братья Филены согласились быть заживо похороненными на спорной земле, дабы закрепить её за своим полисом . Другим фактом может послужить поведение тех же карфагенян в годы III Пунической войны. Римский сенат соглашался оставить за карфагенской общиной все её владения в Африке, гарантировал её гражданам личную свободу и право жить по своим законам. Взамен требовалось только одно - оставить свой город, избрав для поселения любую местность, удалённую от моря. Учитывая отказ карфагенских властей от государственного суверенитета можно было теперь надеяться не только на доброжелательное отношение со стороны Рима, но и на его защиту от нумидийской агрессии (ведь после всего этого римлянам уже не нужна была сильная Нумидия в качестве противовеса Карфагену). Но карфагеняне предпочли гибель вместе с родным городом. Странное поведение для людей, не придающих значение территориальному элементу государства33. Иногда в подтверждение тезиса о полисе как только о коллективе граждан приводят выступление Фемистокла на военном совете перед Саламинской битвой. Афинский стратег заявил тогда, что город афинян - это их 200 триер. При этом забывают, что данное выступление носило откровенно демагогический характер и преследовало цель - оказать давление на афинских союзников. Поэтому само по себе ничего оно не доказывает.
Таким образом, хотя древние и не усматривали разницы между полисом как общиной граждан и полисом как государством, современному исследователю видеть эту разницу необходимо. Ибо если мы признаем, что для полисного государства характерны, также как и для всякого иного, все три элемента понятия «формы государства», то всё сразу становится на свои места. И полис следует признать особой разновидностью унитарного государства. А раз возможна одна привычная для нас форма государственного устройства, то, по крайней мере, теоретически, возможны и иные. Остаётся только выяснить, существовали ли таковые на самом деле?
Само собой разумеется, что эти формы государственного устройства древности не могут и не должны в деталях совпадать с современными. Нелепо требовать, скажем, от федерации древнего мира, чтобы она копировала современную федерацию, как никто не требует тождества античной демократии - современной, но при этом не отказывает им обеим в праве на само имя «демократия». Явления государственной жизни развиваются с течением времени и поэтому не могут не быть подвержены изменчивости. Однако эта изменчивость не меняет главного - существа этих явлений, и, следовательно, они могут быть объектом изучения с помощью универсальных категорий правовой науки. Такое изучение тем более необходимо, что сами древние не всегда чётко определяли критерии современным им явлениям. Например, понятие «симмахия», которое часто упоминается в источниках и которое охотно используют современные гражданские историки, означало просто оборонительно-наступательный военный союз, а значит, под этим названием может скрываться любая форма государственных соединений (используя понятие начала XX века). Выявить то, что в действительности стоит за этими неясностями - крайне необходимо. Ибо, только досконально изучив явления прошлого, можно верно определить тенденции развития государственных форм сегодняшнего дня, избежав тем самым ошибок в планировании дня завтрашнего.
Настоящее исследование признано, в какой-то степени, способствовать дальнейшему изучению сложных форм античной государственности, а вместе с тем и изучению теории государства как особой социальной организации вообще.
