Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Становление и развитие метода правовой интерпретации 13
1. Древнеиудейская традиция интерпретации 15
2. Александрийская школа интерпретации 35
3. Особенности интерпретационной практики Древнего Рима 47
4. Основные этапы эволюции герменевтических идей: Средние века и Новое время 72
Глава 2. От метода к системе: формирование герменевтики как науки 94
1. Объективные и субъективные факторы становления философской герменевтики 94
2. Актуализация идей философской герменевтики в правовой сфере 109
Глава 3. Правовые категории как объект юридической интерпретации 141
1. «Принцип права» как объект правовой интерпретации 143
2. Структура нормы права как объект правовой интерпретации 162
3. Юридическая интерпретация категории «правоотношение» 178
Заключение 193
Библиографический список 199
- Александрийская школа интерпретации
- Основные этапы эволюции герменевтических идей: Средние века и Новое время
- Объективные и субъективные факторы становления философской герменевтики
- «Принцип права» как объект правовой интерпретации
Введение к работе
Актуальность темы диссертационного исследования. В современной отечественной теоретико-правовой науке зачастую имеют место противоречивые подходы к объяснению онтологической структуры и смысла права. Эклектичность приводимых аргументов и некритическое заимствование идей западной философии способствовали распространению среди российских ученых суждений о кризисном состоянии отечественной теоретической юриспруденции. Одной из причин такого состояния была в известной степени изоляция теории права от философии. В настоящее время наметилась тенденция их сближения в науке философии права, однако процессы противостояния этому в научной среде все еще достаточно сильны. Стремления изолировать право от философии противоречат основам теоретической юриспруденции и препятствуют процессу модернизации российской теории права. В этом контексте особую актуальность приобретает изучение феномена правовой интерпретации, генезис и развитие которой служат прямым доказательством тесного взаимодействия философии с наукой о праве, начиная с момента возникновения последней и вплоть до настоящего времени.
Процессы глобализации и интеграции в мировое сообщество, появление надгосударственных организующих начал, изменение ценностной составляющей мышления современного человека находят свое отражение в юридической науке. Получившие новый импульс представления о праве как о чем-то большем, нежели государственное установление, оставляют вопрос о понимании сущности права принципиально «незакрытым», ориентированным на плюрализм мнений, непрекращающийся поисковый характер и свободу научной инициативы. Отражением этих тенденций, в том числе, является проникновение в сферу правовых исследований идей такого современного направления философской мысли, углубляющего и переосмысляющего традиционные взгляды на феномен интерпретации, как философская герменевтика. Она поднимает представления об интерпретации на качественно новый уровень и позволяет по-иному взглянуть на проблемы сущности и назначения права. Расширяя представления о языке как неотъемлемом свойстве бытия, философская герменевтика способствует расширению горизонта научных представлений о праве как об одном из проявлений языковой реальности.
Применение идей философской герменевтики к праву имеет не только теоретическое, но и практическое значение, оно существенно обогащает ограниченное рамками позитивистской методологии теоретическое знание о правовой интерпретации, ее методах и особенностях их применения. Еще Г. Ф. Шершеневич, несмотря на свою приверженность позитивистской концепции правопонимания, отмечал, что толкование права есть «процесс, совершенно свободный», а значит, при его осуществлении вполне допустимо использование различных достижений научной мысли и в первую очередь философской. Другой известный ученый Е. В. Васьковский приходил к выводу, что «при толковании законов должны быть соблюдаемы правила, необходимые для понимания всякого иного литературного произведения».
Поскольку герменевтический подход может быть применим к самым различным текстам, то тем более возможным является его соотнесение с текстом права и практикой его применения.
Распространенные в настоящее время теоретические представления о методах толкования права ориентированы более на внешнюю сторону процесса интерпретации, состоящую в правильном разъяснении сформировавшегося у интерпретатора понимания правовых норм. При этом внутренняя сторона правовой интерпретации, включающая факторы, под воздействием которых интерпретатор приходит к такому пониманию, и используемые им при этом способы толкования остаются вне поля зрения специалистов. Восполнить этот пробел помогает философский подход к толкованию права, акцентирующий внимание на иррациональных началах интерпретации, долгое время игнорировавшихся теоретической юриспруденцией. Слово как главный инструмент осуществления правосудия получает иное осмысление с позиций философской герменевтики. Последняя ставит умелое использование данного инструмента в прямую зависимость от правильного его восприятия, полноты понимания смысла и назначения слова в качестве составной части более сложного образования – выражения или фразы.
Философский подход к правовой интерпретации является актуальным для разрешения проблемы единообразного понимания права. В условиях нестабильности, децентрализации современного общества, скептического отношения к роли государства в создании правовых норм философская герменевтика, указывая на маловероятность достижения окончательного понимания любого текста, тем не менее, способна наметить необходимые условия, при которых правоприменительная практика может быть если не стандартизирована, то, по крайней мере, направлена в единое русло.
Благодаря своему онтологическому характеру философская герменевтика может способствовать обогащению представлений не только о толковании права и правовой действительности в целом, но и об основных правовых категориях. В этой связи рассмотрение частных случаев правовой интерпретации на примере ключевых понятий теории права – принципа права, правовой нормы и правоотношения – является необходимой основой для их дальнейшего изучения с герменевтических позиций и способствует привлечению внимания ученых.
Степень научной разработанности темы. В современной правовой литературе сравнительно немного трудов, посвященных общим вопросам правовой интерпретации. В числе таковых можно назвать работы А. С. Пиголкина, А. Ф. Черданцева, И. Н. Грязина, Е. Н. Атарщиковой, Т. В. Губаевой, В. Е. Годика, Н. И. Хабибуллиной и др. Остальные правовые исследования проблем интерпретации являются более узкими, ориентированными на конкретные отрасли права.
Проблемы генезиса и развития методов правовой интерпретации как самостоятельных законченных парадигм не получили отражения в юридической литературе. Ученые ограничиваются рассмотрением устоявшейся, традиционной для позитивистской методологии совокупности способов толкования права.
Идеи философской герменевтики также не получили системного анализа в правовой литературе. Число правовых исследований, затрагивающих философскую герменевтическую проблематику, сравнительно невелико. К ним могут быть отнесены работы И. Н. Грязина, Е. Н. Атарщиковой, И. Л. Честнова, А. В. Полякова, А. И. Овчинникова, И. А. Исаева, А. Кауфмана. Следует отметить, что большинство из указанных авторов не сосредоточивают внимание исключительно на философской герменевтике, рассматривая ее наряду с иными современными подходами к пониманию права.
Среди философов, занимавшихся проблемами философской герменевтики, правовая тематика также не пользуется популярностью. К числу немногих философских работ, затрагивающих вопросы герменевтического подхода к праву, относятся исследования П. Рикера.
Изучение особенностей современных философских тенденций осуществляется главным образом учеными-философами и социологами безотносительно к правовой сфере. Исключениями являются, пожалуй, труды К.-Х. Ладера и Н. Лумана, в которых рассматривается влияние социологических процессов на государство и право.
Ввиду указанных причин осмысление основных правовых категорий в качестве объектов интерпретации также не имело места. Между тем такое их рассмотрение открывает широкий простор для новых правовых исследований и требует более пристального внимания правоведов.
Теоретической основой исследования послужили труды отечественных и зарубежных ученых в области теории и истории государства и права, философии права, философии и философской герменевтики. Цели и задачи диссертационного исследования потребовали одновременного анализа работ по философии и праву.
Автор опирался на исследования зарубежных ученых-философов (Ф. Шлейермахера, В. Дильтея, М. Хайдеггера, Г. Гадамера, П. Рикера, Ю. Хабермаса, К. О. Апеля, Ж.-Ф. Лиотара, К. Харта, У. Эко, Т. Адорно), а также отечественных философов (В. Г. Кузнецова, Е. В. Фалева, В. Я. Ивбулиса, Г. С. Кнабе, Б. В. Маркова и др.).
Особое значение для написания диссертации имели труды таких отечественных и зарубежных ученых-правоведов, как Н. М. Коркунов, В. М. Хвостов, Г. Ф. Пухта, Ф. К. Савиньи, П. Виллемс, Т. Кипп, В. В. Ефимов, С. А. Муромцев, П. Г. Виноградов, В. Д. Катков, А. Стоянов, Е. В. Васьковский, М. Капустин, Г. Ф. Шершеневич, Е. Н. Трубецкой, Л. И. Петражицкий, И. В. Михайловский, И. А. Покровский, О. С. Иоффе, С. С. Алексеев, В. В. Лазарев, Т. Н. Радько, Р. О. Халфина, А. М. Васильев, А. Ф. Черданцев, В. Н. Протасов, И. Л. Честнов, А. В. Поляков, Е. В. Скурко, А. И. Овчинников, Г. Дж. Берман, Н. Рулан, М. Х. Гарсиа Гарридо и др.
Нормативно-правовую базу исследования составляют Конституция Российской Федерации и законодательство Российской Федерации.
Эмпирическая база. Специфика темы потребовала анализа судебной практики, в связи с чем были изучены постановления и определения Конституционного Суда РФ, постановления Пленума и решения Верховного Суда РФ, постановления Президиума и решения Высшего Арбитражного Суда РФ.
Цель и задачи диссертационного исследования. Целью настоящей диссертации является исследование интерпретации как инструментального метода, используемого правовой наукой, и выявление сущности интерпретации как самостоятельного феномена.
Для достижения этой цели ставятся следующие задачи:
- изучить причины возникновения, систему объектов, субъектов и совокупность методов первых интерпретационных практик на примере древнеиудейской, александрийской и древнеримской традиций интерпретации;
- проследить эволюцию методов толкования, заложивших основу для становления герменевтики и повлиявших на правовую интерпретацию, начиная с древних времен и до XX в.;
- исследовать причины качественных изменений в системе герменевтического метода, которые способствовали возникновению философской герменевтики;
- выявить ключевые идеи, которые легли в основу формирования герменевтики как научного направления;
- рассмотреть актуализацию идей философской герменевтики в правовой сфере;
- проанализировать правовые эмпирии для выяснения влияния особенностей процесса интерпретации на возникновение состояния вариативности в применении правовых норм;
- изучить влияние интерпретации на особенности возникновения и развития тех правовых категорий, которые лежат в основании всей системы права, а именно – принципа права, правовой нормы и правоотношения.
Объектом исследования является феномен интерпретации в его соотношении с толкованием права.
Предмет исследования составляет выяснение особенностей развития методов интерпретации, их современное состояние и влияние на теоретическую юриспруденцию и непосредственно на толкование права.
Методологическая основа исследования. Для достижения поставленной цели и решения обусловленных ею задач был использован общенаучный диалектический метод познания, а также исторический, логический, системный и структурно-функциональный методы. Также применялись методы формально-юридического и сравнительно-правового анализа. Комплексное использование научной методологии позволило подробно исследовать соотношение общефилософского и правового феноменов интерпретации.
Научная новизна диссертационного исследования. В работе феномен интерпретации впервые исследуется как один из главнейших показателей органического единства философии и теоретико-правовой науки, прослеживаются генезис и развитие правовой интерпретации, выделяются система ее объектов, субъектов и методов. В диссертации рассматривается историческая обусловленность параллельного развития философской и правовой наук, приводятся доказательства приемлемости и необходимости идей философской герменевтики для осмысления феномена правовой интерпретации и развития теоретической юриспруденции в целом, впервые показывается прямая зависимость появления основных правовых категорий от интерпретации и прослеживается дальнейшая эволюция их интерпретационной практики.
О научной новизне работы также свидетельствуют положения, выносимые на защиту.
Положения и выводы, выносимые на защиту:
1. Традиция познания права и построения правовых концепций основана на философских методах и принципах. Попытки позитивизма разделить философию и право не смогли в корне изменить этого положения. Само появление юриспруденции стало возможным благодаря достижениям философской схоластической мысли, в дальнейшем изменения в философии неизбежно и в течение короткого промежутка времени проникали в правовую науку и отражались в ней.
2. Сформировавшись на основе схоластического метода интерпретации, юридическая герменевтика в ее современном понимании непосредственно связана с философией и представляет собой осмысление права сквозь призму философских представлений об интерпретации.
3. Возникновение юридической герменевтики и приобретение ею статуса самостоятельной парадигмы в эпистемологии права произошло под влиянием изменений, которые претерпевала система методов философии.
4. Выведение правовых категорий и конструкций явилось итогом длительной работы научной мысли по анализу и интерпретации. Если правовые нормы как регуляторы общественных отношений появлялись изначально на волне общественных потребностей и исторической ситуации, то оформление правовой науки и выход на новый уровень правового регулирования основывается на систематической интерпретационной деятельности.
5. С момента своего появления правовые категории начинают жить собственной жизнью и превращаются в самостоятельные объекты толкования, создавая предпосылки для нового витка интерпретации. В процессе своего существования они подвергаются толкованию и переосмысляются по мере изменений, происходящих в научной сфере и практических реалиях. Итогом такого переосмысления становится изменение понимания правовой категории или появление новых категорий. Таким образом, процесс создания и развития правовых категорий является примером герменевтического круга по отношению к правовой интерпретации.
6. Принципы права выступают результатом интерпретации, были порождены применением философского метода толкования к правовому тексту. Будучи результатом интерпретационной деятельности, они могут и должны быть осмыслены в русле идей философской герменевтики. Историчность принципов и их присутствие в сфере общественного правосознания делает необходимым их выявление как явных или скрытых факторов формирования законодательного текста. Правовые принципы являются частью «герменевтического круга», так как формируют «предпонимание» интерпретатора. Они являются исходными началами, отправными пунктами правовой интерпретации и в то же время – ее самостоятельным объектом.
7. Правовая норма – целостный объект интерпретации, в результате которой появилось учение о сущности и структуре нормы. Элементы структуры получили теоретическое оформление в связи с применением различных методов интерпретации.
8. Конструкция правовой нормы подтверждает, что любое толкование, в том числе и правовое, определяется исходной посылкой, от которой – осознанно или неосознанно – отталкивается интерпретатор: трехэлементная структура нормы права появилась под влиянием соответствующих конкретно-исторических условий, где исходной посылкой интерпретации выступала идеологическая составляющая определения понятия нормы.
9. Неоднозначный смысл и сложность правовых категорий породили в теоретической юриспруденции появление феномена первичной и вторичной интерпретации. Первичной интерпретацией являлась формулировка соответствующей правовой категории, элементы которой (при наличии таковых) затем становились самостоятельными объектами толкования и порождали всплеск вторичной интерпретации по отношению к категории как целостному объекту.
Научная и практическая значимость исследования. Теоретические положения и рекомендации, содержащиеся в работе, способствуют расширению сложившегося в теоретико-правовой науке традиционного подхода к феномену правовой интерпретации. Предлагаемый автором подход соответствует современному общественно-историческому контексту и отвечает требованиям о необходимости динамичного развития теоретической юриспруденции.
Проведенное исследование содействует обогащению традиционных для теории государства и права вопросов о принципах права, структуре правовой нормы и составе правоотношения.
Идеи и предложения данного исследования могут быть использованы при подготовке лекционных материалов, научно-методической литературы, монографий и научных статей по философии права, теории государства и права. Они также могут использоваться при проведении занятий по философии права, теории государства и права и отраслевым дисциплинам.
Апробация результатов исследования. Диссертация выполнена и обсуждена на кафедре теории и истории государства и права Воронежского государственного университета. Основные ее положения и выводы апробированы на международных, всероссийских и иных научных и научно-практических конференциях, в частности на: всероссийской научно-практической конференции «Правосудие: история, теория, практика» (Воронеж, 2007 г.); международной научно-практической конференции «Современное российское законодательство: законотворчество и правоприменение» (Москва, 2007 г.); межрегиональной научно-практической конференции «Проблемы российского законодательства» (Тольятти, 2008 г.); всероссийской межвузовской научно-практической конференции «Актуальные проблемы защиты прав и свобод личности: теория, история, практика» (Воронеж, 2008 г.); межвузовской научно-практической конференции «Общество, право, правосудие» (Воронеж, 2009 г.).
Материалы диссертационного исследования использованы для разработки и чтения курса по философии права и курса по проблемам теории государства и права, а также при написании методических разработок по теме «Способы (приемы) толкования права».
Основные выводы диссертационного исследования отражены в 11 научных публикациях общим объемом около 6, 5 п. л.
Структура диссертации обусловлена целью и задачами исследования, состоит из введения, трех глав, включающих девять параграфов, заключения и библиографического списка.
Александрийская школа интерпретации
Выбор александрийской методики интерпретации в качестве отдельного предмета исследования не случаен. Античная цивилизация, выдающейся частью которой являлась Александрия, явила миру много примеров рассмотрения проблематики толкования. В их числе интерпретация киниками и стоиками по-эм Гомера , от которой многие склонны вести отсчет истории герменевтической мысли, а также постановка вопросов по проблемам толкования, понимания и объяснения такими известными философами, как Платон, Аристотель, неоплатоники и др.37
Однако при всей безусловной значимости вклада указанных мыслителей в развитие философии, они не породили ни целостного представления о процессе интерпретации, ни развернутую систему методов толкования. Так, поэмы Гомера, будучи художественными, повествовательными произведениями, в принципе не могли послужить катализатором столь мощной волны интерпретационной практики, как та, что возникла в древнем иудаизме38. А труд Аристотеля «Об истолковании» был посвящен, главным образом, художественным литературным приемам, и к толкованию права имел весьма отдаленное отношение. Таким образом, в античной цивилизации это были лишь первые и достаточно скромные попытки интерпретационной деятельности, расцвет которой произошел во времена проникновения в греческий мир христианской религии.
Влияние христианства на зарождение интерпретационных практик наиболее ярко проявилось в Александрии, в которой к I в. н. э. сложилась одноименная школа толкования39, вобравшая в себя одновременно тенденции иудаизма и христианства. Объектом толкования выступали тексты Священного Писания40, включавшие в себя как Ветхий, так и Новый Завет.
Появление самостоятельной части Библии в виде Нового Завета потребовало нового интерпретационного подхода, в том числе — и к Ветхому Завету. Достаточно развернутая методика толкования последнего уже была выработана иудеями, и, конечно, христианские исследователи не могли не использовать ее хотя бы на начальных этапах развития христианской экзегезы. Но это требовало знания еврейского языка и точности перевода, не говоря о том, что в переводе на греческий нуждались все библейские тексты41. По всей видимости, уже при его осуществлении столкнулись с проблемой точной передачи смысла высказываний. А поскольку в переводе участвовали иудеи, то это стало законо мерной основой для дальнейшего стремления к синтезу иудейской и зарождающейся христианской методик интерпретации.
Практически попытка такого синтеза была осуществлена одним из представителей Александрийской школы толкования иудейским философом Филоном Александрийскіш (ок. 20 г. до н. э. — ок. 50 г. н. э.). Литературная деятельность этого мыслителя внесла философский элемент в экзегезу Ветхого Завета. Будучи эллинизированным иудеем, полностью воспринявшим александрийскую культурную среду, он попытался объединить традиционный иудаизм с греческой философией - попытка, беспрецедентная во всех отношениях, учитывая категорическое неприятие еврейской средой любого влияния внешней культуры. Такое сопротивление достигало апогея именно по отношению к античной философии, в которой евреи видели опасность расшатывания основ иудейской веры.
В противовес указанному предубеждению Филон полагал, что столь близкие ему основы греческой (в особенности платоновской и стоической) философии никоим образом не способны повредить религиозному чувству, но могут и должны быть использованы во благо при объяснении библейского текста. Внесенный им в интерпретацию элемент эллинизма состоял в использовании аллегорического метода толкования.
Филон был не первым мыслителем, употребившим аллегорию вообще, и применительно к Священному Писанию в частности. Распространенный в стоической философии, аллегорический метод был воспринят иудейскими экзегетами: в частности, первая попытка аллегорического комментария к Ветхому Завету еще ранее была предпринята придворным философом Птолемея Фило-метора иудеем Аристобулом. Значимость же исследовательского вклада Филона заключается в попытке на основе аллегории построить целостную философскую систему не только библейской экзегезы, но и переосмысления иудейской религии.
Филон считал Священное Писание источником мудрости как таковой (не только религиозной), поскольку в нем каждая буква и знак исходят от Бога, и уже вследствие этого они наделены смыслом. Библейский смысл, по мнению Филона, может проявляться в двух видах: явном или буквальном (доступном для народных масс) и скрытом или аллегорическом (предназначенном для избранных). Тексты Священного Писания далеко не всегда могут быть истолкованы буквально - их правильное понимание отнюдь не лежит на поверхности и требует иносказательного (аллегорического) толкования.
Аллегорический метод интерпретации встречается у Филона тем более часто, что в античной традиции аллегория широко применялась для толкования преданий варварских народов , к числу которых были отнесены и евреи. Такое тяготение к эллинизму объяснимо весьма отдаленным знакомством Филона с иудейской галахой.43 Влияние духа эллинистической культуры определило восприятие Филоном, как и многими другими александрийскими учеными, Священного Писания в качестве символического и полумистического предания, постижение смысла которого требовало соотнесения с понятиями скорее отвлеченно философскими, нежели заданными в тексте.
Надо сказать, что аллегорический метод интерпретации считается одной из необходимых предпосылок любого вероучения, тем более когда оно претендует на философский уровень, ведь аллегория освобождает от связанности текстом и дает простор для перевода священных книг в философские и околофилософские понятия44. Так и Филон, рассматривая Ветхий Завет в символическом и отчасти мистическом ракурсе, выделяет в самом священном тексте признаки, свидетельствующие о необходимости аллегорического толкования: 1) удвоение фразы; 2) выражение, кажущееся лишним в тексте; 3) повторение уже имеющегося в тексте Писания утверждения; 4) изменение в форме выражения; 5) игра слов и т.д.45
Основные этапы эволюции герменевтических идей: Средние века и Новое время
Традиции и принципы интерпретации, заложенные иудейской, александрийской и древнеримской мыслью, сформировали идейно-методологическую базу, послужившую основой для последующего развития целостной теории интерпретации. Динамика общественных преобразований в экономической, политической и социокультурной сферах ставила перед интерпретаторами новые цели и задачи, попытки решения которых выводили на первый план не только прикладные, но и теоретические проблемы, сопутствующие феномену толкования. Так, теологическая направленность средневековой мысли, определявшая развитие всех сторон общественной жизни, в которые внедрялись положения христианского вероучения, оказала непосредственное влияние на право и способы его интерпретации. Велико было влияние на средневековую юриспруденцию становившейся в монастырских стенах схоластической философии.
Опосредуя развитие приемов толкования права, философские идеи Средневековья явились первым основанием теоретического осмысления процесса интерпретации. Говоря о праве, справедливо было бы заметить, что философские приемы и традиции далеко не сразу ассимилировались в правовой сфере. Но в Средние века развитие философии и правовой науки шло параллельно и зачастую находило выражение в единых концепциях ученых. Поэтому правовая интерпретация неразрывно связана с философией.
Основные этапы эволюции герменевтических идей Средневековья и Нового времени были связаны с деятельностью таких выдающихся философов, как Аврелий Августин, юристы Болонской школы, комментаторы (постглоссаторы), Матиас Флациус Иллирийский, Г. Гроций, И. М. Хладениус, В. Гумбольдт, Ф. ACT и Ф. Шлейермахер. Не рассматривая их научные концепции детально, заострим внимание на тех ключевых положениях, которые составили существенный для своего времени вклад в развитие герменевтической мысли.
Начало эволюции герменевтических идей в эпоху Средневековья было положено выдающимся философом и богословом Аврелием Августином. Разумеется, библейская герменевтика развивалась и до написания им знаменательного труда «Христианская наука, или Основания священной герменевтики и церковного красноречия», однако именно Августин одним из первых систематизировал герменевтические знания и придал им в определенной степени философское осмысление.
Значимость научного вклада Августина определяется несколькими концептуальными моментами. Во-первых, можно сказать, что он приблизил герменевтику к научному пониманию. Хотя четкого определения герменевтики Августин не давал, но из общего смысла его произведения следует, что под «христианской наукой» (курсив мой — авт.) он понимал совокупность правил, позво-лявших находить подлинный смысл Священного Писания и разъяснять его-народу. Заложенная в этом определении двойственность актов понимания и объяснения позднее получила отражение в разделении библейской герменевтики на собственно критику текстов и риторику.
Во-вторых, проблему количества смыслов слова Августин рассматривал, исходя из взаимосвязи категорий «знака», «значения» и «понимания». Разделив все знаки на естественные и искусственные, он четко определил понятие язы ., кового знака в отличие от вещей и неязыковых знаков, заложив основы семиотического подхода в научной методологии.
В-третьих, подробное рассмотрение знаковой природы слова позволило Августину прийти к трактовке понимания как перехода от знака к значению, что оказало непосредственное влияние на последующее развитие герменевтики.
Теологический характер научной концепции Августина, оказал на нее одновременно как прогрессивное, так и регрессивное воздействие. Прогрессивное в том смысле, что в указанную эпоху теология являлась единственной возможной сферой развития методики изучения и толкования текстов. Некоторая регрессивность же была связана с твердой убежденностью богословов в ограниченности человеческих возможностей, что не позволяло в полной мере разрешить проблему понимания, поскольку абсолютное понимание априори считалось недоступным греховной природе человека. И все же одну только постановку и относительно подробное рассмотрение такой проблемы можно отнести к неоспоримым заслугам Августина.
Он также отстаивал правильность утверждения о единственности смысла слова, полагая, что каждый знак может иметь лишь одно значение, которое определяется контекстом. «Поелику же предметы, между собою подобные, могут иметь сходство во многих отношениях, то не должно думать, чтобы вещь, имеющая в известном месте по некоторому сходству то или другое значение, имела то же самое во всяком другом месте». В подтверждение сказанного философ приводил примеры расхождения значений, например, слов «квас» и «хлеб» в разных местах Священного Писания. При этом особо оговаривалось, что они необязательно будут противоположными - Августин таким образом лишь подчеркивал зависимость смысла слов или изречений от контекста118.
Значения, по Августину, могут быть двух видов - собственные и переносные. Уяснение тех и других ставится в прямую зависимость от знаний, осведомленности интерпретатора.
Объективные и субъективные факторы становления философской герменевтики
Рассмотренные в предыдущей главе идеи интерпретации отличались .вы-раженным прикладным характером. На указанных этапах герменевтика как искусство толкования действительно являла собой не более чем систему методов, приспосабливаемую для решения актуальных практических задач. Однако такое положение вещей вполне естественно для зарождающегося научного направления и не означает его вечной «приговоренности» к инструментальному статусу: увеличение числа используемых методов интерпретации и переосмысление их сущности и назначения придало герменевтике философский уклон и вывело ее на онтологический уровень.
Такая трансформация происходила постепенно и была подготовлена совокупным воздействием на герменевтическую мысль множества факторов, которые условно можно подразделить на объективные и субъективные. Под объективными факторами мы понимаем исторический контекст и философские умонастроения соответствующей эпохи. К числу субъективных факторов можно отнести авторский вклад отдельных ученых, научная деятельность каждого из которых являла собой целую веху в философской мысли XX века и служила катализатором развития непосредственно идей герменевтики. Поскольку каждая научная мысль есть «дитя своего времени», прежде чем понять ее, необходимо разобраться в предпосылках ее возникновения. Поэтому обратимся первоначально к тем историческим условиям, в которых происходило формирование философской герменевтики.
Хронологически появление философского герменевтического концепта совпадает с так называемой эпохой постмодерна154. Однако нечеткость и дис-куссионность ее временных границ взывает к необходимости прояснения соотношения постмодерна с предшествующим ему периодом — эпохой модерна, и выявления их терминологических нюансов.
Первым впечатлением, которое оставляют после себя многочисленные современные философские дискуссии, является противопоставление модерна и постмодерна как двух различных эпох и типов философствования155. Нередко как синонимичные им употребляются понятия «модернизм» и «постмодернизм»156. Хотя при более глубоком осмыслении последние возникает необходимость обособить. Так, термин «постмодерн» характеризует современное культурное состояние общества и имеет исторический оттенок, в то время как «постмодернизм» понимается как «состояние осознающей его ментально-сти» , т.е. как философская концепция эпохи постмодерна. Аналогичнымг-об-разом обстоит дело и с понятиями «модерн» - «модернизм». Но учитывая, что чаще всего в работах на подобную тематику терминология не только не разграничивается, но и откровенно запутывается , в дальнейшем мы не станем акцентировать внимание на терминологических тонкостях, хотя и постараемся по возможности отделять общий исторический фон от конкретных философских концепций. Относительно временных границ модерна и постмодерна в современной науке единства мнений не наблюдается. Так, Т. Адорно относит начало модерна к 1850 г., хотя известно, что сам термин был употреблен еще в V в. для отграничения приобретшего официальный статус христианства от языческого прошлого159. Некоторые склонны видеть проявления модерновости и в более раннюю эпоху, считая его довольно растяжимым понятием, особенно, «если иметь в виду не искусствоведческие, а философские хронологии»160.
По выражению Адорно, «признаки разброда суть печать подлинности модерна»161. Но в чем тогда разница с постмодерном, в котором, как известно, «разброда и шатаний» более чем достаточно? Ю. Хабермас, посвятивший проблемам модерна и постмодерна целый ряд работ, отмечает, что на протяжении веков содержание модерна могло меняться, но всегда при этом выражало «становление сознания новой эпохи на базе обновленного отношения к античности». Примером могут служить времена Карла Великого (XII в., эпоха Просвещения), где в каждом из периодов присутствовало осознание новизны и собственной «модерновости»1 .
Если подходить к терминологии так условно, то надо будет согласиться, что модерн перестает быть модерном, как только на смену ему приходит новая эпоха с новыми ценностями. В этом смысле и постмодерн следовало бы считать просто очередным «новым модерном».
Руководствуясь этой посылкой, воплощением модерна считают и философию И. Канта, и эпоху первых буржуазных революций. В последнем случае на арену выходит уже термин «модернизация» как совокупность процессов формирования новых ресурсов и капитала, развития производительных сил, повышения эффективности труда и прочие общественно-экономические преобразования. Нас же интересует философский аспект проблемы, а потому мы склонны согласиться с Хабермасом в том, что «проект модерна был сформулирован в XVIII в. философами Просвещения»164.
Является ли этот проект в настоящий момент закрытым — вопрос дискуссионный. Большинство философов исходит из противопоставления постмодерна модерну. Говорят об отрицании и опровержении модернистских постулатов и ценностей со стороны постмодернистской философии. С этих позиций легко последовать примеру А. Тойнби, утверждавшего, что постмодерн есть новая эпоха, пришедшая на смену модерну1 5. Несмотря на указанное противопоставление научных принципов и исследовательских ориентиров, многие не склонны признавать модерн и постмодерн двумя разными эпохами. Мысль Ж.-Ф. Лиота ра о постмодерне как о квинтэссенции всего радикального и раздражающего, что есть в модерне , перекликается с мнениями о модерне и постмодерне как о «разных этапах одного культурного кризиса» и об одном общем «диагнозе нашего времени» .
«Принцип права» как объект правовой интерпретации
С общенаучных позиций «принцип» можно определить как научное или нравственное начало, основание, правило, основу, от которой не отступают277; исходное положение какой-либо теории, учения, мировоззрения . В философском смысле принцип понимается как теоретическое обобщение наиболее типичного, положенное в основу чего-либо. Ф. Бэкон называет принципы «первичными и наиболее простыми элементами, из которых образовалось все .ос-тальное» . Философская проблема первооснов, принципов природы вещей активно обсуждалась со времен древнегреческой философии. Однако до сих пор вопрос о принципах в правовой сфере является открытым, а его предлагаемые решения — неоднозначными и дискуссионными.
В римском праве — истоке развития правовых систем светского толка — принципы не являлись самостоятельным объектом изучения. Римские юристы не ставили своей задачей выведение общих принципов из сложной системы казуистических норм. Изложенные в Дигестах Юстиниана «широкие нормы» (regulae) в действительности были извлечены из вполне определенных прецедентов и в отрыве от них в римском праве не применялись.
Так, заключительный титул 50.17 Дигест объединяет 211 подобных норм. Однако, например, положение о том, что «никто не может считаться обманувшим тех, кто знает и соглашается», изначально относилось к делу человека, приобретшего что-либо у должника-мошенника с согласия его кредиторов -последние в дальнейшем не могут жаловаться на то, что их обманули. Что касается другого, казалось бы, общего положения - «добросовестность владения дарует обладателю вещи столько же, сколько истинному собственнику там, где закон не ставит препятствий», — оно имело в виду добросовестного владельца чужого раба: в случае совершения последним кражи у другого лица, жертва предъявляет иск этому владельцу .
Исходя из слов юриста Павла, пояснявшего норму как «нечто, кратко излагающее суть дела», также следует, что данные нормы служили скорее дидактической цели облегченного запоминания обширного текста и «ни один римский юрист не относился к ним как к отвлеченным принципам» .
Однако в римском праве все же можно усмотреть некие прототипы принципов права. Таковыми являлись общие положения, которыми всегда руководствовались при толковании закона — это требования справедливости (aequitas), учета природы вещей, разумности и заботливости при осуществлении личных прав. Эти положения, имевшие наименование ratio decidendi, широко испрль-зовались для преодоления пробелов в законодательстве, которое в силу казуи-стичности норм оставляло неурегулированными многие общественные отношения. Однако данные «квазипринципы» восходили скорее к общему пониманию права как олицетворения справедливости, находящегося в гармонии с устройством мироздания в целом, и не возводились римскими юристами в основу каждой нормы.
Необходимость формулирования общих правовых принципов впервые возникла в эпоху Средневековья. Проблема взаимодействия и разграничения полномочий между духовной и светской властью породила ключевой вопрос о поиске путей примирения двух независимых структур. В итоге борьба за инвеституру между папой Римским и императором Римской империи получила компромиссное разрешение, которое по своей форме соответствовало договору283. Поиск компромиссов в политической сфере отразился и на сфере права путем обогащения ее схоластическим методом исследований.
Последний получил широкое применение в устранении противоречий между библейскими текстами. Приведение противоположных мест Священного Писания к общему знаменателю производилось путем выведения общей для них посылки. Целью схоластических диспутов было не определение правильности одного из двух суждений, а предложение нового, более общего третьего — в качестве примиряющего конфликт. Впоследствии данный метод получил -широкое применение и в праве, тем более что оно также столкнулось с проблемой согласования противоречивых текстов.
В XI-XII вв. Европа заново открыла для себя значение Дигест Юстиниана, положения которых подчас были не менее противоположным друг другу, чем библейские тексты. Однако, осознавая правовую ценность Дигест, западноевропейские юристы видели свою задачу в том, чтобы превратить их в эффективный регулятор актуальных общественных отношений. И единственным решением этой задачи было выведение из самого текста Дигест общих начал, правовых максим, которые систематизировали бы разрозненную совокупность норм и способствовали преодолению их казуистинности. Это происходило путем мыслительных операций различения и подразделений, осуществляемых до тех пор, пока не обнаруживалось бы общее основание, позволявшее выйти из противоречия.
Наиболее показательным примером применения диалектического метода в юриспруденции является трактат болонского монаха Грациана. Выводя принцип из ограниченного числа ситуаций, он распространяет его действие на все подобные случаи в качестве общей посылки, из которой они вытекают.
Грациан рассматривает казус, когда благородная дама дала согласие на вступление в брак с сыном дворянина, предварительно не видев его. Впоследствии другой человек неблагородного происхождения (раб) выдал себя за этого дворянина и взял ее в жены. После заключения этого брака настоящий претендент на руку и сердце дамы заявил о своем праве. Дама, в свою очередь, заявила о том, что ее обманули, и о своем желании выйти замуж за настоящего жениха.
Проводя первоначальный анализ ситуации, Грациан отвечает на вопрос о легитимности такого брака и праве дамы оставить то лицо, которое заключило с ней брак обманным путем. Из положений Дигест в качестве тезиса он заимствует норму, согласно которой, в случае если какого-то человека «принимали за Вергилия, а он оказался Платоном», налицо ошибка в опознании, и брак не может считаться законным. Далее следует антитезис, по которому в глазах Бога нет различий между свободным и рабом, и признак происхождения не является определяющим при решении вопроса о действительности брака. Итоговым синтезом двух противоположных посылок становится вывод: отсутствие осведомленности стороны о свойствах конкретного лица означает отсутствие намерений заключать брак именно с ним, поэтому в описываемой ситуации брак должен быть признан недействительным. Так Грацианом был выведен принцип честности или адекватности намерении сторон.
