Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Речевое взаимодействие: когнитивно-интеракциональная модель 5
1.1. Когнитивное пространство речевого взаимодействия и речевая трансакция 13
1.2. Типы коммуницируемых знаний 16
1.3. Интеракциональные компетенции и аспекты речевой интеракции 18
1.4. Составляющие когнитивной компетенции коммуникантов 19
1.5. Знание кода 27
1.6. Составляющие коммуникативно-дискурсивной компетенции 28
1.7. Постулаты речевого взаимодействия 32
1.8. Инференционная модель коммуникации и теория релевантности 36
1.9. Интеракциональная модель коммуникации 47
1.10. Жанры общения и аспекты речевой интеракции 50
Выводы по главе 1 56
Глава 2. Конитивный конфликт в речевом взаимодействии 58
2.1. Онтологические предпосылки когнитивного конфликта 58
2.1.1. Интеракционально-психологическая составляющая 60
2.1.2. Логическая составляющая 65
2.1.3. Контрфактичность знания 68
2.1.4. Концептуальные программы коммуникантов как взаимодействие возможных миров 69
2.2. Когнитивный конфликт как прагма-коммуникативная категория 72
2.2.1. Концептуальные, языковые и коммуникативные (интеракциональные) категории 75
2.2.2. Функциональные характеристики когнитивного конфликта 79
2.2.2.1. Когнитивная основа противоречия в речевом взаимодействии 80
2.2.2.2. Интеракциональная сущность противоречия 82
2.2.2.3. Метадискурсивный характер речевых манифестаций противоречия 85
2.2.2.4. Интерактивность речевых манифестаций противоречия 90
Выводы по главе 2 96
Глава 3. Речевые и языковые манифестации когнитивного конфликта: контрастивная перспектива 98
3.1. Когнитивный конфликт в сопоставительном аспекте: речевое и языковое поведение 99
3.2. Речевые реализации когнитивного конфликта в английской и русской лингвокультурах 101
3.2.1. Когнитивная трансакция 101
3.2.1.1. Когнитивный конфликт на уровне экзистенциального и предикационного знания 101
3.2.1.2. Когнитивный конфликт в передаче пропозиционального и референциального знаний 107
3.2.1.3. Когнитивный конфликт в знании кода и дискурсивной ситуации 118
3.2.2. Речевая интеракция 125
3.2.2.1. Когнитивный конфликт в деятельностной ситуации (иллокутивный и аргументативный аспекты) 126
3.2.2.2. Когнитивный конфликт в речевой ситуации (дискурсивный и интерперсональный аспекты) 133
3.3. Средства манифестации когнитивного конфликта в английском и русском языках 144
3.3.1. Лексико-грамматические маркеры К0ГК 145
3.3.1.1. Глаголы когнитивного состояния 145
3.3.1.2. Грамматические маркеры К0ГК 152
3.3.2. Дискурсивно-прагматические маркеры КогК 160
Выводы по главе 3 163
Заключение 167
Библиография 170
- Типы коммуницируемых знаний
- Инференционная модель коммуникации и теория релевантности
- Интеракционально-психологическая составляющая
- Когнитивный конфликт на уровне экзистенциального и предикационного знания
Введение к работе
Объектом данного исследования является речевое взаимодействие и интеракциональные стратегии передачи и обработки информации, отражающие динамику и полиаспектность речевого обмена, а также реализации и манифестации механизмов когнитивной трансакции посредством языковых и речевых единиц в английском и русском языках.
Проблема успешности речевого взаимодействия всегда актуальна и для теоретиков, и для практиков. Овладение наиболее эффективными приемами коммуникации и, в частности, межкультурной коммуникации является актуальнейшей задачей гуманитарных дисциплин, в том числе и сопоставительной когнитивной лингвистики [Wierzbitska, 1991; Вежбицкая, 1996, 1999, 2001; Кашкин, 2003; Красных, 1998; 1999; Леонтович, 2002; Стернин, 2002 и
ДР-]-
В поисках теоретической базы для решения практических задач эффективной интерперсональной и интеркультурной коммуникации пришло осознание двух составляющих, лежащих в основе речевого взаимодействия, -лингвистической и коммуникативной компетенций [Hymes, 1972, 1984], обозначивших в лингвистике результат противоположения имманентизма и коммуникативности, что в полной мере проявляется в интеракциональной лин-гвопрагматической парадигме [Dijk, 1981; Giles, Scherer, Taylor, 1979; Goff-man, 1981; Goodwin, 1981; Kerbrat-Orecchioni, 1990, 1992, 1994; Knapp, 1978; Алфёров, 2001, 2007 и др.]. Последняя реализуется и в сопоставительном аспекте [Гак, 1998: 566-578, Алфёров, 2004], в частности, в исследованиях языкового и речевого поведения [Гак, 1998: 578-586, Седых, 2004; Стернин, 2003 и др.]. В центре внимания оказываются коммуникативные категории речевого взаимодействия, такие как релевантность, когерентность [Dascal, 1977; Reboul, Moeschler, 1998; Sperber, Wilson, 1989; Попова, 2004 и др.], эффективность [Алферов, 2001, 2006; Стернин, 2001] и т.д., отражающие парадигматику и синтагматику речевого контакта, условия интерпретации высказываний
и принципы, регулирующие связь высказываний между собой. Интеракцио-нальные категории находятся в диалектическом единстве, которое и обеспечивает успешность речевого взаимодействия. Альтернативой успешной коммуникации выступает так называемая «коммуникативная неудача», исследованию и типологии которой посвящено немало работ [Афанасьева, 2005; Вебер, 2004; Ермакова, Земская 1993; Йокояма, 1998; Падучева, 1997; Попова, 2004; Русский язык в его функционировании. Коммуникативно-прагматический аспект, 1993; Славова, 2000; Смирнова, 2003 и др.]. Однако до сих пор не вполне определен категорииныи статус этого явления, до конца не раскрыты когнитивные механизмы, лежащие в основе коммуникативных неудач, сбоев, конфликтов. В качестве гипотезы нашего исследования мы выдвигаем тезис о том, что в основе когнитивного механизма коммуникативного напряжения лежит интерперсональный когнитивный конфликт, рассматриваемый в работе как коммуникативная категория.
Предметом настоящего исследования является функциональное поле когнитивного конфликта (К0ГК), т.е. выявляются сопряженные с ним категории (релевантность и др.), определяется совокупность контекстов, демонстрирующих несоответствие когнитивной трансакции условиям когнитивной и интеракциональной успешности (релевантности). Сопоставляются языковые и речевые манифестации когнитивного конфликта в английском и русском языках. Сопоставительный аспект исследования заключается в выявлении универсальных характеристик К0ГК в англоязычной и русскоязычной культурах на уровне речевого и метаречевого поведения, а также на уровне закрепления путем метаязыковой номинации основных характеристик К0ГК в языковой картине мира средствами английского и русского языков.
Основной единице речевого анализа — высказыванию — в интерактив-ном плане соответствует когнитивная трансакция [Иокояма, 1999, 2005]. Речевое взаимодействие рассматривается как прагма-когнитивная среда [Мату-рана, 1995; Красных, 1999] функционирования высказывания как единицы дискурса.
Категория когнитивного конфликта трактуется в работе как коммуникативная категория, отражающая определенный аспект онтологии речевой интеракции. Процесс понимания (взаимопонимания) в рамках речевого взаимодействия (интеракции) реализуется через выдвижение интенционально обусловленных гипотез относительно референта сообщения и подтверждения выдвинутых гипотез со стороны собеседника. Понимание представляется как синхронгаация интенциональностей собеседников, направленных на предметный (объектный) и интеракциональный (субъектный) планы речевого взаимодействия. Когнитивный диссонанс на уровне общего когнитивного пространства собеседников рождает К0ГК.
Актуальность данного исследования определяется тем, что проблема коммуникативных категорий речевого взаимодействия в полной мере не изучена и требует углубленной разработки. Выбор предмета исследования обусловлен необходимостью более детального рассмотрения языковых и речевых реализаций интерперсонального когнитивного конфликта как условия нарушения релевантности речевого взаимодействия, важностью изучения языковых и речевых средств реализации интеракциональных стратегий участников речевого общения. Сопоставление реализаций категории когнитивного конфликта в речевом взаимодействии в русском и английском языках вносит вклад в сопоставительное исследование аспектов коммуникации, а также в разработку теоретических аспектов межкультурной коммуникации.
Методологическую основу исследования составили концепции и отдельные положения языковых исследований, выполненных в русле интерак-ционального и когнитивного подходов к изучению речевого взаимодействия [Auchlin, 1991; Ducrot 1984; Fauconnier, 1999; Halliday,1973; Harnish, 1977; Hintikka, 1981; Moeschler, Auchlin, 2000; Reboul, Moeschler, 1998; Sperber, Wilson, 1989; Yus,1999; Аристов, Сусов, 1999; Арутюнова, 1999; Баранов, 1998; Баранов, Добровольский, 1997; Борботько, 1998; Вольф, 1985; Гак, 1998; Демьянков, 1982, 1985; Йокояма, 1998; Матурана, 1995; Падучева, 1985; Павилёнис, 1993; Красных, 1998, 1999; Масленникова, 1999 и др.], а также
теории информации, коммуникации, кибернетики, искусственного интеллекта. Исследование продолжает разработку проблематики, ведущуюся в рамках интеракциональной парадигмы в частнолингвистическом и сопоставительном аспектах в Пятигорском государственном лингвистическом университете [Алферов, 2001; Быков, 2003; Нефедова, 2003; Федотова, 2004; Попова, 2004; Одинцова, 2005; Тамразов, 2006; Айрапетов, 2006; Шамугия, 2006].
Новизна состоит в том, что когнитивный конфликт рассматривается как коммуникативная категория, лежащая в основе межличностного конфликта собеседников и коммуникативных неудач в речевом взаимодействии. Впервые категория когнитивного конфликта рассматривается в корреляции с коммуникативной категорией релевантности, выявлены и описаны речевые манифестации и языковые средства актуализации когнитивного конфликта в английском и русском языках, сопоставлены прагмалингвистические черты речевого взаимодействия в английской и русской лингвокультурах.
Впервые предпринят сопоставительный полиаспектный анализ категориальной ситуации когнитивного конфликта и средств ее манифестации в речевых системах английского и русского языков.
Теоретическая значимость диссертации заключается:
- в определении когнитивного конфликта как речеповеденческой (ин
теракциональной) категории, коррелирующей с категорией релевантности, и
реализующейся в метаречевом договоре, сопровождающем речевое взаимо
действие;
- в применении полиаспектного анализа речевого взаимодействия
сквозь призму категории когнитивного конфликта;
- в установлении универсального и особенного в манифестациях когни
тивного конфликта в английской и русской речеповеденческих системах.
Целью диссертации является определение когнитивного конфликта как имманентной онтологической характеристики речевого взаимодействия и как прагма-логической и коммуникативной категории, определение его функционального диапазона, ядерных и периферийных средств его реализации
(манифестации) в речевых системах английского и русского языков.
Достижение данной цели потребовало постановки и решения ряда конкретных исследовательских перспектив и задач:
рассмотреть речевое взаимодействие как функциональную среду возникновения когнитивного конфликта;
исследовать различные подходы к когнитивному конфликту как категории речевого взаимодействия;
определить статус когнитивного конфликта в системе коммуникации, отделив ее от коммуникативной неудачи и когнитивного диссонанса как смежных категорий, находящихся с ней в логических отношениях перекрещивания и включения;
4) выявить функциональный диапазон (поле) языковых и речевых
средств реализации когнитивного конфликта в английском и русском языках;
описать ядро и периферию функционального поля средств выражения когнитивного конфликта в английском и русском языках;
выделить универсальное и особенное в реализации когнитивного конфликта в речевых системах английского и русского языков.
Такая постановка проблемы предопределила основные положения диссертации, выносимые на защиту:
1. Когнитивный конфликт является универсальной категориальной си
туацией речевого взаимодействия. В рамках интеракциональной категории
релевантности и наряду с другими интеракциональными категориями он от
ражает и реализует механизм формирования когнитивного пространства ре
чевой интеракции. Категория когнитивного конфликта оппозитивно коррели
рует с другими коммуникативными категориями высказывания, в частности,
категориями релевантности, информативности и др., так как нарушение лю
бой из них приводит к актуализации когнитивного конфликта в речи.
2. Когнитивный конфликт является по своей природе когнитивно-
прагматической категорией, реализуемой механизмами логического и пове
денческого (социо-психологического) в порождении и интерпретации выска-
зывания в рамках речевой интеракции.
Когнитивный конфликт проявляется в пропозициональном, иллокутивном, аргументативном, интерперсональном и дискурсивном аспектах речевого взаимодействия.
Релевантность коррелирует с языковой и речевой нормой (узусом), а также с интеракциональной (речеповеденческой) нормой; ее нарушения в реальном общении носят маркированный дискурсивно-риторический и эмотив-но-прагматический характер и могут служить индикаторами идиолектных, социолектных и этнолектных параметров речевого поведения. Когнитивный конфликт, реализующийся в случае нарушения норм речевого взаимодействия, носит метакоммуникативный аксиологический характер.
Нарушение релевантности речевой интеракции, будучи универсальной коммуникативно-прагматической ситуацией, реализуется посредством особых языковых и речевых форм в английском и русском языках:
а) большей значимостью перцептивных модулей восприятия (to see, to
realize, to know, to remember, etc.) в английском языковом стандарте, и преоб
ладание роли центральной когнитивной системы обработки информации для
русской лингвокультуры (понимать, думать)', * .-
б) большей степенью модализации интеррогативов за счет модальных
глаголов и глагольных наклонений в английском языке, коррелирующей с
развитой системой модальных слов и частиц — в русском языке;
в) большей употребительностью личных глагольных форм в отрица
тельной форме в английском языке, коррелирующей с преобладанием интер
рогативов — в русском (меньшая степень категоричности);
г) деперсонализация волитивных программ (перевод волитивной в де-
онтологическую модальность) характерна для русскоязычных контекстов
К01К.
Задачи исследования потребовали определенный научный инструментарий. В исследовании были применены методы логической интерпретации и контекстуального анализа, включающие пресуппозицию и импликацию; ме-
тод семантико-прагматической интерпретации, основанный на коммуникативной компетенции и заключающийся в экспликации смысла и перлокутив-ного эффекта высказывания, метод сопоставления социо- и идиолектных контекстов, для выявления диапазона функционального поля когнитивного конфликта, а также выявления его этнолектных манифестаций.
Материал исследования составили в первую очередь диалоги, передающие разговорную речь, из произведений художественной литературы и их переводов на английском и русском языках, а также материал лексикографической литературы, радио-телепередач, кинофильмов, текстов песен, интернет-сайтов и т.д. Было отобрано более 1000 диалогических срезов, отражающих функциональный диапазон когнитивного конфликта как категории речевого взаимодействия.
Практическая значимость данного исследования определяется тем, что для аутентичного владения иностранным, в частности, английским языком, необходимо выработать коммуникативную компетенцию, неотъемлемой составляющей которой являются речеповеденческие реакции в ситуации когнитивного конфликта. Знание и навыки стратегий речевого поведения в рамках данной категории необходимы в практике языка, лингводидактике, теории и практике межкультурной коммуникации.
Теоретический и практический аспекты диссертации могут использоваться при разработке отдельных тем сравнительной типологии, сопоставительной лексикологии, грамматики, стилистики и риторики, социолингвистики и психолингвистики, теории коммуникации и межкультурной коммуникации, спецкурсов по прагматике английского языка, грамматике речи, интерпретации текста. Полученные данные могут служить материалом для написания курсовых и выпускных квалификационных работ.
Апробация теоретических положений и выводов диссертационного исследования осуществлялась в форме докладов на Международной научной конференции «Личность, речь и юридическая практика» (Ростов-на-Дону, март 2007 г.), на Международной научной конференции «Текст: проблемы
смыслопорождения, перевода, преподавания» (Пятигорск, апрель 2007 г.), на межвузовской конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Молодая наука — 2007» (Пятигорск, апрель 2007 г.), на VI Международном конгрессе «Мир на Северном Кавказе через языки, образование и культуру» (Пятигорск, сентябрь 2007 г.). Все основные положения диссертации изложены в 8 публикациях автора общим объемом около 2,5 п.л.
Структура и объем диссертации. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.
Во введении обосновывается выбор темы исследования, ее актуальность, ставится проблема, определяются основная цель и задачи исследования, дается общая характеристика исследовательской парадигмы и методов исследования, раскрывается научная новизна, теоретическое и практическое значение работы.
Первая глава «Речевое взаимодействие: когнитивно-интеракциональная модель» посвящена обзору теоретических исследований, рассматривающих когнитивное и интеракциональное пространство речевого взаимодействия, проводится их критический анализ, рассматриваются когнитивные и инте-ракциональные структуры коммуникации, определяются параметры и механизмы речевого взаимодействия, предопределяющие возникновение когнитивного конфликта.
Во второй главе «Когнитивный конфликт в речевом взаимодействии» исследуются природа когнитивного конфликта и его категориальный статус в функционально-структурном исследовании речевого взаимодействия.
Третья глава «Речевые и языковые манифестации когнитивного конфликта: контрастивная перспектива» посвящена практическому исследованию речеповеденческих реализаций категории когнитивного конфликта в различных аспектах речевого взаимодействия на английском и русском языках.
В заключении обобщаются результаты, приводятся основные выводы и подводится итог проведенного исследования.
Типы коммуницируемых знаний
Вопрос о классификации и типологии знаний поднимался не раз и рассматривался под различными углами зрения в зависимости от исследовательской перспективы [см., напр., Залевская, 2000: 66-96]. Рассматривая коммуникацию как процесс передачи знания в рамках формирования общего когнитивного пространства собеседников (трансакци-онная модель), необходимо представить, каким образом и какие знания формируют когнитивный портал коммуникантов. Вслед за О. Иокояма, можно выделить семь типов знаний, которые могут составлять предмет коммуникативной трансакции: 1) экзистенциальное знание; 2) предикационное знание; 3) пропозициональное знание; 4) специ 17 фицирующее знание; 5) референциальное знание; 6) знание кода; 7) знание дискурсивной ситуации. Данную типологию О. Иокояма называет «эмпирической»: « В качестве рабочего определения будем считать, что все, что может вводиться словами «Я знаю (что, кто, какой ...)» или о чем можно спросить «Ты знаешь (Вы знаете ..?)», является тем, что говорящий воспринимает как знание» [Йокояма, 2005: 30].
На основе выделенных типов знания, процесс формирования элементарного сообщения и передачи информации можно представить как реализацию определенных предварительных когнитивных условий, необходимых для совершения когнитивной трансакции: 1. Наличие (в сознании) представления о существовании (области бытия) некоего объекта (терма) X (экзистенциальное знание). 2. Наличие (в сознании) представления о том, что данный экзистенциальный объект X существует в определенных его состояниях Y (характеристики, действия, преобразования и т.д.) (предикационное знание). 3. Наличие (в сознании) представления о том, что первое знание, сопрягаясь со вторым, реализуется на уровне глубинной синтаксической структуры, типа «X (есть) Y», называемой пропозицией (пропозициональное знание). «Голые» пропозиции не содержат специфичных термов, но содержат полно-значные предикаты (например, пропозиции [кто-то где-то преподает], [кто-то является кем-то] или [кто-то куда-то уехал] и имеют презумпцию истинности в сознании говорящего [Йокояма, 2005: 37]. 4. Наличие (в сознании) представления о том, что «голые» пропозиции в высказывании заполняются специфическими термами - вместо «кто-то» -Иванов, вместо «куда-то» — в Катманду, — называется специфицирующим знанием. При этом возможно замещение только части термов в составе пропозиций, известных говорящему, тогда как остальные термы будут оставаться неспецифицированными, ср., например, [Иванов куда-то уехал]. 5. Наличие (в сознании) представления о том, что за специфицированным термом стоит уникальный «пучок признаков» (министр иностранных дел I «симпатичный мужик» / муж Клавы Ивановой / владелец кота по кличке Мотя и т.д.). Такое знание называется референциальным знанием. Референ-циальное знание состоит из конечного для каждого когнитивного пространства набора определенных пропозиций. 6. Наличие (в сознании) представления о том, что все вышеперечисленные представления реализуются в высказывании при помощи термов и правил данного языка называется знанием кода. Совокупность представлений о коде можно назвать метаязыковым, или метаинформационным знанием. 7. Наличие (в сознании) представления о том, что коммуникация производится в соответствии с учетом параметров ситуации общения (кто, где, когда, с кем, с какой целью и т.д.) является знанием дискурсивной ситуации, или метадискурсивным знанием.
Такое сочетание когнитивных пресуппозиций коммуникантов мы предлагаем рассматривать как когнитивную способность, или когнитивную компетенцию участников речевого взаимодействия.
Таким образом, представленные знания в совокупности реализуют когнитивную, лингвистическую и коммуникативную компетенции коммуникантов. Вступая в речевое взаимодействие, коммуниканты прежде всего сопоставляют свои когнитивные программы, т.е. сопрягают собственные картины мира, представления об устройстве отражаемого объекта в виде окружающей действительности. Для успешного протекания речевой интеракции (взаимодействия) необходимо, чтобы в основном когнитивные программы собеседников совпадали.
Поэтому, вслед за А.П. Седых, можно предположить, что в процессе коммуникации «происходит согласование концептуальных схем (выделено нами - Н.Г.), представляющих собой способ предметной организации информации на базе системы знаний», полученных индивидом в результате его взаимодействия со средой и в результате индивидуальной рефлексии [Седых, 2004]. Концептуальная схема говорящего базируется на способности человека интерпретировать, т.е. приписывать значения различным проявлениям окружающего его мира [Залевская, 2000: 129]. Рефлексия, вмешивающаяся в процесс «передачи» когнитивного множества, усложняет субъект-объектные отношения. В.Г. Борботько выявляет еще одну плоскость развития субъектно-объектных отношений: сферу субъекта и его окружения, характеризующуюся соответствием/несоответствием между элементами познавательной деятельности, например, знаниями субъекта о реальности и наличной реальностью [Борботько, 1998].
Сопоставление результатов такой рефлексии и происходит, как правило, в рамках речевой интеракции: собеседники сопоставляют «свой мир» и «мир другого» прежде всего для оценки адекватности двух миров. От степени совпадения двух картин мира зависит степень принятия или непринятия концептуальной и поведенческой программы другого, т.е., в конце концов, степень понимания и взаимопонимания.
Таким образом, понятие когнитивной компетенции коммуникантов можно расширить и трактовать как умение представить мир в виде опреде-ленной концептуальной схемы с ее определенными причинно-следственными отношениями, нормами и ценностными ориентирами.
Инференционная модель коммуникации и теория релевантности
Следуя инференционной модели коммуникации [Грайс, 1985; Йокояма, 2000; Ducrot, 1984; Searle, 1975, 1985; Sperber, Wilson, 1989], пропозициональная форма (высказывание) - это логическая форма обогащенная контекстуальными данными (ситуация произнесения высказывания).
Контекст в инференционной модели определяется как совокупность гипотез, выдвигаемых по мере произнесения одного высказывания за другим, относительно уместности и связности высказываний. Таким образом, контекст — это информация, пополняющая когнитивное пространство, объединяющее говорящего и адресата. Эта информация запускает дедуктивный механизм и в сочетании с логической формой создает конечную пропозициональную форму и контекстуальные (когнитивные) эффекты [Шпербер, Уил-сон, 1988].
Помимо принципа кооперации, прагматика П. Грайса основывается на фундаментальном методологическом принципе - модифицированном принципе «бритвы Оккама»,— который гласит: «Не умножайте количества лингвистических интерпретаций высказывания». Грайс противопоставляет принципу потенциальной многозначности принцип однозначности высказывания в контексте. Принцип однозначности обязывает соотносить интерпретацию высказывания с контекстом его произнесения (ср. выше: схема № 3). Во многом интерпретация высказывания по Грайсу происходит за счет коммуникативной компетенции говорящего, которая складывается из двух видов знаний (компетенций, умений, правил) - логической («конвенциональной») и диалогической (дискурсивной, «конверсационной»).
Логическая компетенция проявляется в применении конвенциональных импликатур, т.е. семантической интерпретации значений слов (лингвистическая компетенция) и на их основе извлечение смысла высказывания. Конвенциональные импликатуры по П. Грайсу определяются значением использованных слов. Многие учёные сближают конвенциональные импликатуры с семантической пресуппозицией. Конверсационные импликатуры лишь косвенно связаны с семантическим содержанием высказывания. Они обязаны своим существованием возможности эксплуатации Принципа Кооперации П. Грайса, то есть определяются коммуникативно значимыми отклонениями от предполагаемого или подразумеваемого соблюдения основных принципов общения. П. Грайс описывает процесс порождения коммуникативной импликатуры следующим образом. Предполагая тот факт, что говорящий следует постулату без нарушения другого постулата (отсутствие конфликта), не уклоняется от кооперативного общения, не пытается ввести в заблуждение в силу откровенности своих действий, слушающий пытается найти способ согласовать слова и действия говорящего с допущением о том, что он соблюдает глобальный Принцип Сотрудничества, в результате чего приходит к выводу, что говорящий сообщает ему некий дополнительный смысл, какую-то скрытую информацию. Описанная выше ситуация порождает коммуникативную им-пликатуру. Итак, когда конверсационная импликатура порождается таким способом имеет место эксплуатация того или иного принципа (максимы) кооперативного общения.
Чтобы обнаруживать содержание диалоговой (конверсационной) им-пликатуры сообщенного говорящим, получатель должен сделать заключение, общая схема которого может выглядеть следующим образом: 1. Говорящий L сказал Р. 2. Получатель D не вправе предполагать, что L не соблюдает диалоговые максимы или по крайней мере принцип сотрудничества (кооперации). 3. D считает, что L соблюдает принцип сотрудничества и максимы (качества, количества и т.д.), и предполагает, что L подумал Q. 4. L знает (и знает, что D знает, что L знает), что D понимает, что он предполагает и думает Q. 5. L ничего не сделал, чтобы мешать D думать Q. 6. L хочет таким образом, чтобы D думал Q. 7. Таким образом, L имеет в качестве подразумеваемого Q. Применение принципа импликатуры и инференции (извлечение скрытого смысла) необходимо при анализе так называемых косвенных речевых актов, выделенных Дж. Серлем [Серль, 1986]. Ставшее классическим предложение Can you pass me the salt? Вы не могли бы передать мне соль? , в своем буквальном значении выражает общий вопрос, т.е. требует реакции в виде ответа Да/Нет, но практически употребляется в значении просьбы, т.е. имеет косвенную иллокутивную силу, отличную от прямой, которая предусмотрена буквальным смыслом предложения.
Предположение о неоднозначности данного высказывания явно противоречит интуиции собеседника, его коммуникативной компетенции. Значение просьбы, т.е. косвенной иллокутивной силы, может быть «вычислено», или «выведено», из прямого смысла предложения с помощью последовательности логических рассуждений. В этом вычислении используется то, что можно назвать вещественными предпосылками коммуникации. К таким предпосылкам относятся: I. Наличие у Г и С общего фонда знаний о мире (= долговременной па мяти). II. Наличие у Г и С обшей оперативной памяти, касающейся данного диалога. III. Наличие у Г и С общего проксемического поля (пространства). Разумеется, к вещественным предпосылкам коммуникации относится и наличие у Г и С общего языка, со свойственными ему ограничениями всех уровней (лингвистическая компетенция). Дж. Серль приводит развернутую пошаговую модель инференциального исчисления скрытого смысла [Серль, 1986]: Шаг 1. Человек X спросил меня, могу ли я передать соль, (сведение из оперативной памяти относительно данного диалога). Шаг 2. Я предполагаю, что высказывание удовлетворяет постулату релевантности (постулат коммуникации). Шаг 3. Едва ли моя способность передать соль представляет интерес сама по себе (сведение из общего фонда знаний о мире). Шаг 4. Более того. X, скорее всего, видит сам, что ответ утвердительный (сведение из общего поля зрения). Шаг 5. Следовательно, его высказывание, скорее всего, не вопрос, а имеет другую иллокутивную силу (вывод из предшествующих шагов), Шаг 6. Возможность С совершить действие является предварительным условием всякого акта побуждения (теория речевых актов). Шаг 1. Следовательно, вопрос X таков, что утвердительный ответ на него влечет выполнение предварительного условия для просьбы передать соль (вывод из шага 6). Шаг 8. Мы обедаем, а за столом естественно передавать друг другу соль (сведение из общего фонда знаний о мире). Шаг 9. Следовательно, при отсутствии других возможных гипотез относительно иллокутивной силы высказывания X можно заключить, что X, вероятно, просит меня передать ему соль (вывод из шага 5 и шага 8).
Выявление постулатов дискурса способствует уточнению понятия ин-ференции (логическое исчисление смысла, основанное на пресуппозиции, импликации). Так, высказывание Я не знаю, что Петр бросил курить (ср. Я знаю / Я не знал / Она не знает) - противоречиво (не релевантно), исходя из коммуникативного постулата, состоящего в том, что говорящий знает то, что говорит.
Д. Шпербер и Д. Уилсон за основу своей теории языкового общения взяли вместо Принципа Кооперации принцип Релевантности. Для них контекст не является постоянной характеристикой. Он меняется от сообщения к сообщению. Более того, здесь контекст трактуется в самом широком смысле, включающим и фоновые (энциклопедические) знания говорящих, и паралин-гвистические параметры общения, и данные интерпретации предыдущих высказываний. В этом смысле используемое понятие контекста в теории релевантности Шпербера — Уилсон (далее - ТР) трактуется как когнитивная среда существования высказывания, а речевое взаимодействие как когнитивное пространство, создаваемое совместной когнитивно-коммуникативной деятельностью [ср.: Матурана, 1995; Красных, 1999].
Шпербер и Уилсон помещают в центр своей теории интенциональность говорящего (коммуникативное намерение). Для адекватного раскрытия интенции говорящего собеседник прибегает к определенным стратегиям интерпретации.
Интеракционально-психологическая составляющая
Когнитивный конфликт - это один из вариантов внутренних (психологических) конфликтов человека. В основе когнитивных конфликтов лежит столкновение несовместимых представлений. Согласно идеям когнитивной психологии, человек стремится к непротиворечивости, согласованности своей внутренней системы представлений, убеждений, ценностей и т.д. и испытывает дискомфорт в случае возникающих противоречий, рассогласований как во внутреннем мире, так и в столкновении с миром другого (собеседника). Например, если некто, с кем, как вы полагали, вас связывают вполне дружеские отношения, совершает несовместимый с этим поступок (речевое действие), возникает противоречие двух представлений — «он мой друг» (референтное знание) и «друзья так не поступают» (пропозициональное знание), откуда возникает эмоциональное переживание, связанное с противоречием.
Данная проблематика описывается в психологии теорией когнитивного диссонанса Л. Фестингера [Фестингер, 1999]. В соответствии с ней индивид одновременно имеет два «знания» (понятия, мнения), психологически противоречивых (не согласованных). Такое противоречие получает название когнитивного диссонанса. Л. Фестингер в своей работе приводит пример о человеке, который знает, что курить вредно, но продолжает курить. Его два «знания» (или «когниции») - «знаю, что курить вредно» (пропозициональное знание) и «знаю, что курю» (референтное знание) - противоречат друг другу. Уменьшение когнитивного диссонанса возможно через изменение одного из противоречащих представлений таким образом, чтобы они соответствовали друг другу: можно изменить «когницию» о своем поведении (бросив курить, вы получаете новое «знание» — «Я не курю», вполне соответствующее другому — «Курить вредно») или «когницию» о том, что «курить вредно» (убедив себя, что представления о вреде курения преувеличены, что отказ от курения мешает справляться со стрессом, а это еще хуже, и т.д.).
По определению Л. Фестингера, конфликт возникает, когда необходимо выбрать между двумя возможными вариантами. Индивид подталкивается сразу в двух противоположных направлениях. Как указывает Н.В. Гришина, «любому из нас, наверное, знакомо состояние «уговаривания» или «убеждения» себя в правильности принятого решения с помощью дополнительных аргументов, повторяемых доводов и т.д.». [Гришина, 2003: 83-84]. Диссонанс возникает как следствие противоречия двух «знаний»: «Я принял решение» и «Я не уверен, что это правильное решение».
Противоречивые проблемы, затрагивающие деятельностную сферу жизни личности, могут переживаться как ролевые конфликты. Одним из способов описания человека как субъекта деятельности является использование представлений о совокупности его ролей. Возникновение противоречий между различными ролевыми позициями личности, ее возможностями и соответствующим ролевым поведением может привести к возникновению ролевых конфликтов [Берн, 1996]. Типичными факторами, определяющими интенсивность ролевого конфликта, считаются степень совместимости-несовместимости разных ролевых ожиданий (поведения, требуемого ролью); жесткость, с которой эти требования предъявляются; личностные характеристики самого индивида, его отношение (установки, направленность) к ролевым ожиданиям и т.д. В этой плоскости и выполнено большинство исследований по проблематике ролевого конфликта. В целом в психологии выделяются три типа конфликта — личностный (внутриличностный), межличностный и групповой [Здравомыслов, 1996].
Примером первого подхода может служить классификация основных видов внутриличностных конфликтов, предложенная А.И. Шипиловым. В качестве основных структур внутреннего мира личности, между которыми возможно возникновение противоречий и конфликтов, им рассматриваются мотивы, переживаемые человеком как «я хочу»; ценности, выступающие как «эталон должного» в силу принятия их личностью или просто необходимости следовать им и воспринимаемые человеком как «надо» или «я должен»; самооценка, выражающаяся в «могу» или «не могу» [Анцупов, Шипилов, 1999], невозможность сделать выбор между влечениями и нормативными представлениями, между «должен» и «хочу» [Гришина, 2003: 86-87].
Межличностный конфликт может быть определен как ситуация противостояния участников, воспринимаемого и переживаемого ими (или по крайней мере одним из них) как значимая психологическая проблема, требующая своего разрешения и вызывающая активность сторон, направленную на преодоление возникшего противоречия и разрешение ситуации в интересах обеих или одной из сторон [там же: 88].
Межгрупповые конфликты сопровождают взаимодействие как между собственно группами людей, так и между отдельными представителями этих групп. Личностные, межличностные и групповые конфликты могут быть рассмотрены с позиций трех подходов, принятых в современной психологии: мотивационного, ситуационного и когнитивного [Агеев, 1990].
Мотивационный конфликт (столкновение внутренних мотивов) ставит человека перед необходимостью выбора между в равной мере привлекательными, но взаимоисключающими альтернативами [Гришина, 2003: 81]. Ситуационный подход направлен на поиск внешних, деятельностных, социальных факторов: «Конфликт - это такая специфическая организованность деятельности, в которой противоречие удерживается в процессе его разрешений» [Хасан, Сергоманов, 2003: 9]. Наконец когнитивный конфликт — это не свойство ситуации, но скорее выводы, делаемые субъектом на ее основе. Когнитивный подход к анализу конфликта делает акцент на решающей роли когнитивных установок субъектов относительно друг друга [Агеев, 1990].
Для современной отечественной психологии характерен «холистический» подход к рассмотрению природы конфликта. Основанием для вычленения отдельных видов конфликтов является традиционное различение сторон конфликта, представленных в виде малых групп, отдельных личностей или отдельных сторон личности. Субъектом всех этих конфликтов, однако, остается человек — как личность, как участник межличностного взаимодействия, как член группы, вступающий во взаимодействие с другими членами своей группы и другими группами [Гришина, 2003: 121].
Конфликт возникает тогда, когда человек, «выступая от имени» то одной то другой стороны своей личности, фактически ведет диалог, «борьбу» с самим собой, причем формы этой борьбы фактически имеют интерперсональный характер. «Общение с самим собой производно от общения человека с другим человеком, в котором создаются и опробуются различные знаки, усваиваются правила и их сочетания, употребления, интерпретации. Формы общения с другим оказываются основным фондом форм общения человека с самим собой» [Кучинский, 1988: 54].
Когнитивный конфликт на уровне экзистенциального и предикационного знания
Особой формой языковой игры, отличающей литературных формалистов всех времен и народов, всегда являлся нонсенс, степень формальности которого также варьируется. Перевод хармсовского «Пушкин в детстве любил кидаться камнями. Вот так выйдет на дорогу, ... кидается - просто ужас!» не представляет трудности с точки зрения формального перевода. Здесь возникают проблемы понимания смысла смешного, связанные с фоновыми знаниями и литературно-культурологической компетенцией.
Совершенно другое дело — литературный формальный нонсенс. Например, того же Хармса: «Ты расскажешь паровоз, почему же паровоз? мы не хо-чим паровоз. Лучше шпилька, беренда с хика ку гой беренда завертела беренда» [Хармс, 2000: 22].
Если под смыслом понимать цель сообщения, его перлокутивный эффект (воздействие), тогда форма, в частности, стихотворная, ритмическая форма (аллитерации, ассонансы и т.д.), имеет значение независимо от содержания. Такие в большей или меньшей степени «бессмыслицы» существуют в детских считалочках, «вопилках и пыхтелках», скороговорках: «Сшит колпак, да не по-колпаковски...», «Don t trouble troubles till trouble troubles you...». Суть возникающего при понимании таких номинаций К0ГК и способов его преодоления интерпретатором проявляет особенно четко при переводе таких конструкций на другой язык, что в свою очередь предполагает решение дилеммы «либо форма, либо содержание». И в том и в другом случае исчезает смысл существования подобных построений — языковая игра. Степень бессмысленности таких искусственных построений различна, и, помимо эффекта формальной игры (рифма, ассонанс, омофония и т.д.), существуют другие причины создания таких «псевдореферентных» языковых и речевых единиц.
В сказках, фэнтези, science fiction и т.п. псевдореферентная неология расцветает в названиях и именах волшебных персонажей, их инструментов и действий (заклинания и т.п.), т.е. всей атрибутики, отличающей этот «возможный мир» от реальности и тем самым возвышающей и поэтизирующей его. При необходимости передачи их средствами другого языка в межкультурной коммуникации (переводе) особенно чувствуется неизбежная потеря «формального смысла» таких построений.
Сохранение внутренней формы при переводе псевдореферентной квазитерминологии, как и перевод или затекстовыи комментарий «говорящих» имен и фамилий, - почти обязательное требование текста на ЯП, т.к. именно внутренняя форма изобразительной волшебной номинации и антропонимики создает поэтический «возможный мир» сказки, позволяет резче обозначить образную характеристику персонажей.
Одним из ключей к пониманию и переводу (передаче) псевдореферентного текста может стать щербовская «глокая куздра», моделирующая механизм смыслообразования в «бессмысленных» высказываниях. Семантика означающих, составляющих данный текст, определяется морфо-грамматически-ми маркерами, создающими актантно-функциональную канву интерпретации, которая реализуется на метаязыковом уровне понимания: глокая куздра ште-ко будланула бокра и кудрячит бокренка. В интерпретациях, приводимых в [Залевская, 2000: 263-266], возрастные различия интерпретаторов только подчеркивают общий механизм толкования: грамматические маркеры, определяющие семантику высказывания, сводят псевдореферентный текст к формуле «какое-то существо ( злая мама ) сделало что-то ("ударила") с другим существом ("папу") и что-то делает с его детенышем ("шлепает сыночка")» (Там же: 265).
Кэрролл всячески подчеркивает относительную самостоятельность планов выражения и содержания. Нонсенс Зазеркалья имеет в этом «возможном мире» статус нормы, его невозможно понять нормальному человеку и с этим, как с многим непонятным вокруг нас и в реальном мире, приходится мириться. Но Алиса - не нормальный человек, а ребенок, которому в его смысловом максимализме и семантическом детерминизме необходимо «дойти до самой сути». Она протестует, спорит с бессмыслицей Вандерленда и Зазеркалья, ее не устраивает «общий смысл» таинственного стихотворения («Одно ясно: кто-то кого-то здесь убил».) (КА:129).
В английском языке функцию идентифицированного референта выполняют имена нарицательные с определенным артиклем в дейктической функции, как, например, в предложении «The driver didn t take the money» ( {Этот} водитель не взял (этих) денег ) (см. ниже: пример 47), а нарицательные имена с так называемым специфичным неопределенным (specific indefinite) артиклем (ср. «I bought a dictionary» Я купил (один) словарь , где a dictionary указывает на референт, соотносящийся с объектом, известны говорящему, но не-известны слушающему (неидентифицированный денотат) [ср.: Иокояма, 2005: 34]:
Наконец, сами употребляемые термины «коммуникативная неудача» или «негативный коммуникативный результат» (Л.И. Гришаева), влекут по своей внутренней форме представление об окончании, финале действия, в то время как конфликт предполагает диалог, развитие, стремящееся либо к разрешению, либо к конфронтационному взрыву. Как пишет сама Л.И. Гришаева, «реальная коммуникация чрезвычайно богата ситуациями с проблемным развитием интеракции, с конфликтами, разрешающимися самыми разными способами» [Гришаева, 2007: 82].
Таким образом, когнитивный конфликт в онтологическом и дискурсивном планах представляется нам прежде всего как рассогласование в когнитивных (инференционно-логических), интеракциональных (стратегических или тактических) и дискурсивных (кодово-процедурных) программах взаимодействующих субъектов (коммуникантов), эксплицитно и эмоционально проявляющееся на метаязыковом и метадискурсивном уровнях.
Реализуясь преимущественно на когнитивном уровне речевой трансакции, К0ГК существует как интеракциональная прагматическая категория субъект-субъектного речевого взаимодействия (интеракции).
