Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Комплексные единицы словообразования как объект сопоставительного исследования 20
1. Проблема основных единиц системы синхронного словообразования 20
2. Комплексные единицы словообразования в русском языке: общая характеристика и проблемы типологии 27
3. Словообразовательная пара как оперативная единица сопоставительного исследования деривационных подсистем 39
4.0 принципе сопоставимости комплексных единиц словообразования 47
Глава 2. Словообразовательная парадигма в русском и татарском языках 64
1. Понятие словообразовательной парадигмы в дериватологии 64
2. Отсубстантивная деривация в русском и татарском языках 77
2.1. Имена существительные как база субстантивного словообразования 78
2.2. Имена существительные как база адъективного словообразования 87
2.3. Имена существительные как база глагольного словообразования 90
2.4. Имена существительные как база адвербиального словообразования 93
3. Отадъективная деривация в русском и татарском языках 95
3.1. Имена прилагательные как база субстантивного словообразования 95
3.2. Имена прилагательные как база адъективного словообразования 102
3.3. Имена прилагательные как база глагольного словообразования 104
3.4. Имена прилагательные как база адвербиального словообразования 108
4. Отглагольная деривация в русском и татарском языках 111
4.1. Внутриглагольное словообразование 111
4.2. Глагол как база субстантивного словообразования 124
4.3. Глагол как база адъективного словообразования 132
4.4. Глагол как база адвербиального словообразования 135
Глава 3. Словообразовательная цепь в русском и татарском языках 137
1. Понятие словообразовательной цепи в русской дериватологии 137
1.1. Общая характеристика словообразовательной цепи как комплексной единицы словообразования 13 7
1.2. Типология словообразовательных цепей 144
2. Последовательная производность как универсальное свойство словообразовательных систем русского и татарского языков 150
2.1. К проблеме эквивалентности в межъязыковом сравнении 150
2.2. Структурно-семантическая типология словообразовательных цепей русского и татарского языков 153
3. Структурно-семантическая асимметрия словообразовательных цепей русского и татарского языков 160
3.1. Понятия симметрии и асимметрии в сопоставительной лингвистике 160
3.2. Основные причины асимметрии словообразовательных цепей русского итатарского языков 162
Глава 4. Роль словообразовательного гнезда в системной организации лексики и методы его исследования 180
1. Словообразовательное гнездо в лексико-семантической системе языка 180
2. К проблеме соотношения лексических и словообразовательных гнезд 184
3. Словообразовательное гнездо как лексическая микросистема 190
4. Ономасиологический подход в сопоставительном изучении словообразовательных гнезд 196
5. Когнитивная интерпретация словообразовательного гнезда 215
Глава 5. Сопоставительный анализ словообразовательных гнезд разносистемных языков 225
1. Отсубстантивные словообразовательные гнезда 225
1.1. Словообразовательные гнезда с исходными словами - наименованиями частей тела 226
1.2. Словообразовательные гнезда с исходными словами - наименованиями натурофактов 239
1.3. Словообразовательные гнезда с исходными словами - наименованиями артефактов 244
1.4. Словообразовательные гнезда с исходными словами - наименованиями отрезков пространственно-временного континуума 248
2. Отадъективные словообразовательные гнезда 263
2.1. Словообразовательные гнезда параметрических прилагательных 263
2.2. Словообразовательные гнезда оценочных прилагательных 273
2.3. Словообразовательные гнезда прилагательных-цветообозначений 282
3. Отглагольные словообразовательные гнезда 288
3.1. К проблеме эквивалентности отглагольных словообразовательных гнезд (на материале глаголов движения) 288
3.2. Словообразовательные гнезда с исходными словами - глаголами владения и приобретения 294
Заключение 302
Список использованной литературы 316
Лексикографические источники 342
- Проблема основных единиц системы синхронного словообразования
- Словообразовательная пара как оперативная единица сопоставительного исследования деривационных подсистем
- Имена существительные как база субстантивного словообразования
- Внутриглагольное словообразование
Введение к работе
Комплексные единицы словообразования как системно организованные группы производных слов становятся объектом внимания отечественных дериватологов приблизительно с середины 70-х годов XX века (Е.Л.Гинзбург, ЕА.Земская, Р.С.Манучарян, А.Н.Тихонов, И.С.Улуханов, И.А.Ширшов и др.). Как правило, их изучение было неразрывно связано с вопросами систематизации производной лексики и, в частности, с проблемой словообразовательного гнезда и образующих его элементов.
В самом общем виде под комплексными единицами словообразования понимаются различные объединения производных слов на основе корневой или формантной общности. Однако в дериватологии до сих пор отсутствует единообразное и терминологически закрепленное определение данного понятия: так, в «Русской грамматике» [1982], где систематизация производных слов осуществлялась на основе словообразовательных типов при помощи лексико-грамматического критерия, а также в словообразовательных словарях русского языка - А.Н.Тихонова [1985], Т.Ф.Ефремовой [2000], И.А.Ширшова [2004] - сам термин «комплексные единицы словообразования» не употребляется, что свидетельствует о нерешенности многих вопросов, касающихся статуса и классификации исследуемых структур. Проблема комплексных единиц словообразования как универсальных деривационных подсистем естественного языка еще не получила своего фундаментального описания, и в лингвистической литературе отсутствуют монографические исследования, посвященные всестороннему межъязыковому анализу данных образований. В этой связи предметом настоящего исследования стали комплексные единицы словообразования русского и татарского языков, выступающие в качестве особых форм систематизации производной лексики, и, в первую очередь, их наиболее очевидные разновидности:
словообразовательное гнездо и его составляющие - словообразовательные пары, цепи и парадигмы.
Актуальность работы определяется необходимостью обобщения и систематизации достаточно обширного, но разрозненного и порой противоречивого лингвистического материала, касающегося вопроса идентификации комплексных единиц в системе русского словообразования. Одной из актуальных проблем сопоставительной лингвистики является вопрос о тождестве и различиях основных единиц словообразования для языков различных морфологических типов, а также о воспроизводимости и повторяемости особого типа отношений, характерных для того или иного множества однокоренных слов естественного языка. «Мы можем сравнивать языки совершенно независимо от их родства, от всяких исторических связей между ними. Мы постоянно находим одинаковые свойства, одинаковые изменения, одинаковые исторические процессы и перерождения в языках, чуждых друг другу исторически и географически ... Подобного рода сравнение языков служит основанием для самых обширных лингвистических обобщений» [Бодуэн де Куртенэ 1963:371].
В современной дериватологии все большее значение приобретает описание словообразовательного потенциала тех или иных частей речи и лексико-семантических групп. Как известно, распределение слов по частям речи осуществляется и средствами словообразования, при этом производные слова могут являться как результатом, так и источником деривации. В академических изданиях как русской [Русская грамматика 1982], так и татарской грамматики [Татарская грамматика 1993] способ представления словообразовательного материала традиционен и содержит ответ на вопрос, от каких частей речи образуется в языке, например, глагол, при этом информация о том, какие части речи могут быть образованы от самого глагола, остается как бы вне поля зрения исследователей. Описание частей речи как результата деривации связано прежде всего с таким способом систематизации производных слов, как словообразовательный тип, в то время как изучение комплексных единиц словообразования требует «обратного» подхода - части речи как источник деривации. «Описание словообразовательных типов самих по себе - это описание однопорядковое, перечислительное и поэтому неспособное исчерпывающе отразить внутреннюю организацию словообразовательной системы языка» [Коряковцева 2001: 71]. Однако, на наш взгляд, без полной инвентаризации словообразовательных типов и формирующих их словообразовательных значений невозможно исследование словообразующих возможностей частей речи и других классов слов. В нашей работе при описании комплексных единиц словообразования используется именно «отчастеречный» подход, позволяющий проследить возникновение, развитие и дальнейшую динамику деривационных процессов в русском и татарском языках.
Научная новизна диссертационного исследования обусловлена тем, что в нем впервые на материале типологически дистантных языков, каковыми являются русский и татарский, доказывается универсальный, межъязыковой характер комплексных единиц словообразования, устанавливаются критерии их идентификации и выясняется роль и место данных структур в языковой системе в целом. При этом особое внимание уделяется выработке единого понятийно-терминологического аппарата и вопросам адекватного описания сопоставляемых языковых феноменов. Если для русского словообразования проблема типологии и функционирования данных единиц еще не нашла своего окончательного решения, а с возникновением и развитием новых парадигм научного знания требует дальнейшего осмысления, то в татарской лингвистике в этом направлении делаются только первые шаги, в частности, начинает создаваться информационная база для гнездового словообразовательного словаря татарского языка.
В настоящее время сопоставительное исследование словообразовательных систем разноструктурных языков уже немыслимо без привлечения данных антропоцентрической парадигмы в языкознании: этнопсихолингвистики, когнитивной лингвистики, лингвокультурологии и теории номинации, т.е. дисциплин, апеллирующих к национальному языковому сознанию и проблемам языкового мышления. В этой связи научная новизна нашей работы заключается также в наличии нового, интегрального подхода к изучению комплексных единиц словообразования, в соответствии с которым исследуемые структуры, и в первую очередь словообразовательные гнезда, рассматриваются в русском и татарском языках в структурно-семантическом, лексико-семантическом, ономасиологическом и когнитивном аспектах.
Среди различных форм организации и упорядочения производных слов словообразовательное гнездо, наряду со словообразовательным типом, занимает одно из главных мест и играет важную роль в системной организации словообразовательного уровня языка. Однако в настоящем исследовании приоритетной является проблема словообразовательного гнезда в его отношении к лексической семантике, позволяющая привлечь внимание к содержательной стороне процессов деривации русского и татарского языков. Актуальность данного подхода подтверждена и лексикографической практикой (см. «Толковый словообразовательный словарь русского языка» И.А.Ширшова [2004], где словообразовательная структура производных слов представлена с одновременной фиксацией их лексических значений).
Такое направление сопоставительного анализа позволяет рассматривать словообразовательные гнезда как совокупности номинативных единиц и выявлять их межъязыковую номинативную эквивалентность, которая предполагает идентификацию как понятийного содержания дериватов, так и сравнение языковых средств и способов его выражения. « ... Мир, который нам дан в нашем непосредственном опыте, оставаясь везде одним и тем же, постигается различным образом в различных языках» [Щерба 1958: 49]. Выбор лексико-семантического и ономасиологического аспектов при установлении эквивалентности словообразовательных гнезд русского и татарского языков обусловлен тем, что словообразовательный процесс представляет собой особый акт номинации, а производное слово - «вторичное мотивированное наименование с двучленной ономасиологической структурой» [Языковая 1977А: 72], сопоставительный анализ которого позволяет выявить сходства и различия в языковой категоризации действительности, а следовательно, и специфику языковой картины мира. Таким образом, в нашем исследовании ономасиологический аспект тесно переплетен с семасиологическим, поэтому первостепенное значение уделяется вопросам словообразовательной и лексической семантики и проблеме их взаимодействия. «Семантическая система и есть форма существования картины мира: какую другую реальность отражают семантические оппозиции в области грамматики и лексики языка, если не представления о мире - т.е. картину мира его носителей?» [Касевич 1993:27].
В рамках теории деривации специфика языкового мышления тесно связана с понятием внутренней формы слова, поскольку именно она может стать источником национально-культурной информации. «Стоит проследить за словами, связанными между собой одним и тем же лексическим корнем, -корневое, коренное родство покажет направление народной мысли» [Верещагин 2004: 355]. Декларируемый нами подход позволяет установить, как работает механизм языкового сознания при номинации разного типа реалий, какие признаки и ассоциации кладутся в основу производных наименований в разных языках. Производное слово в данном случае выступает как носитель определенной концептуальной информации. В этой связи когнитивная интерпретация семантической структуры словообразовательного гнезда позволяет выявить идиоэтнический компонент его производных, которые для носителей языка являются коммуникативно и концептуально значимыми. Таким образом, в исследовании впервые предпринята попытка взглянуть на словообразовательную систему русского языка с позиций татарского языкового сознания и наоборот, т.е. сквозь призму чужого языкового мышления.
В то же время не следует забывать, что основные результаты изучения словообразовательной системы русского языка были получены в рамках аналитического системно-структурного направления, поэтому в нашем исследовании системный подход к изучению комплексных единиц словообразования является в равной мере основополагающим. «Противопоставление формантных и корневых объединений лежит в основе системной организации словообразования, поэтому описание системных связей комплексных единиц словообразования, изучение системного устройства словообразования предполагает выявление и всестороннюю характеристику его конкретных проявлений» [Тихонов 1987:109].
Как известно, лексико-семантическое освоение действительности имеет в разных языках свои особенности, причиной которых может являться и морфологическая структура самого языка, следовательно, «типологические различия языков, наблюдающиеся при анализе диапазона действия аффиксации, словосложения, редупликации и прочих способов осуществления процессов морфологической деривации и вскрывающие специфику распределения неких значений по грамматическим или же деривационным (словообразовательным) категориям, оказываются тем самым существенным для характеристики языковых картин мира в сопоставляемых языках» [Кубрякова 1988: 158].
Лингвистическая типология определяет русский язык как флективно-синтетический, а татарский как язык агтлютинативно-аналитического строя. В рамках настоящего исследования нет необходимости подробно рассматривать специфику морфологической структуры слова в славянских и тюркских языках, поскольку в современном языкознании в этой области уже накоплен большой материал и, в частности, описан механизм действия синтетических и аналитических, фузионных и агглютинативных тенденций (см. [Зубкова 1991], [Мельников 2003], [Широкова 2000]). Ограничимся лишь несколькими замечаниями. Так, среди тюркологов высказывались различные мнения относительно морфологической структуры слова и происхождения аффиксальных морфем: «Можно с полным основанием утверждать ... , что большинство тюркских формо- и словообразующих аффиксов обязано своим происхождением не превращению лексической единицы в аффиксальные морфемы, а фузии, т.е. прочному слиянию (сплавлению) двух или нескольких однофонемных ... морфем в единое сложное целое» [Кононов 1971: 116], ср. точку зрения НАБаскакова, согласно которой тюркские языки определяются как языки, сохранившие в относительно полной степени агглютинативный строй, а элементы слова, аффиксы, - как результат грамматикализации самостоятельных слов: « ... господствующее положение в современных тюркских языках занимают аффиксальные синтетические формы, хотя наряду с ними многие грамматические значения выражены аналитическими формами, а также сочетанием знаменательных слов со служебными словами» [Баскаков 1979:70].
В характеристике морфологической структуры русского и тюркских языков большой интерес представляет точка зрения Г.П.Мельникова. По его мнению, внутренней детерминантой агглютинативных языков является тенденция к такому способу выражения содержания, при котором словоформы в предложении являются коллекционными, т.е. актуально набираются из морфем и поэтому допускают экономное использование служебных элементов в словоформе. Отсюда и такие параметры строя языка, как устойчивость, однотипность и простота используемой языковой техники, его регулярность и «правильность». «Важной особенностью русского языка как типично флективного, - считает ученый, - является то, что парадигму любой лексемы нужно знать заранее, знать, существует или не существует словоформа данной лексемы в таком-то падеже, числе и т.д.». Следовательно, «словоформы русских лексем в предложении не создаются, а избираются из числа изготовленных и социально принятых; поэтому русская словоформа - это единица селекционная», а не коллекционная [Мельников 2003: 338 - 342]; о детерминанте тюркских языков см. также [Мельников 1971].
В сопоставительно-типологических исследованиях при описании лингвистических универсалий, как правило, привлекается фактологическая база нескольких языков, поэтому для подтверждения выявленных закономерностей в настоящей работе широко используются материалы третьего - а именно испанского языка. Испанский язык, по сравнению с французским и английским, обладает меньшей степенью аналитизма, в нем можно обнаружить отдельные черты синтеза, сближающие его в некоторой степени с русским, поэтому его можно отнести к флективно-аналитическим языкам [Широкова 2000]. В отличие от русского, в морфологической структуре которого важную роль играет фузия, для испанского слова в ряде случаев характерен агглютинативный способ соединения аффиксов внутри слова. «В целом оба языка объединяются в один флективно-индоевропейский тип, чему способствует их общая типологическая черта - цельность и высокая флективность слова» [Широкова 2000: 185-194]. Таким образом, не подлежит сомнению, что ярко выраженные контрасты в деривационных структурах русского и татарского языков (специфика способов словообразования, словообразовательных моделей и инвентаря словообразовательных средств) обусловлены прежде всего их различиями в структурно-типологической организации. Однако еще в 1888 году А.А.Потебня в своем знаменитом труде «Из записок по русской грамматике» писал: «И разрушение, и рождение форм, равно как и вещественных значений, ближайшим образом зависит не от наклонностей внешних органов слова, а от известной потребности мысли» [Потебня 1958: 57]. Именно «потребности мысли», т.е. языковое сознание народа, определяют специфику средств обозначения одних и тех же денотатов в разных языках, ментальное содержание номинативных единиц и национальное своеобразие их семантической структуры. По словам Л.Г.Зубковой, с осознанием роли субъективного человеческого начала становится все яснее, что постижение и интерпретация сущности вещей зависит от познающих мир субъектов; в результате с течением времени изменяются представления как о характере мышления, так и о сфере выражаемого в языке. «Помимо мышления в нее включаются также различные формы чувственного отражения, воля, эмоции, инстинкт, интуиция и в целом «дух» народа» [Зубкова 2003:451].
Теоретическая значимость диссертации заключается в том, что сопоставительное исследование комплексных единиц словообразования способствует построению общей типологии межъязыковых соответствий на словообразовательном уровне и углубляет наши познания о языковой природе словообразовательных отношений. Анализ способов классификации производной лексики разноструктурных языков может стать источником более четких представлений о внутренней организации деривационных подсистем и словообразовательной системы в целом. Внутри- и межъязыковая инвентаризация комплексных единиц словообразования с учетом их функционирования в разноструктурных языках будет способствовать дальнейшему развитию общей теории словообразования.
Решение вопроса о степени и характере эквивалентности комплексных единиц словообразования с точки зрения их формального и семантического устройства имеет важное значение для теории и методологии сопоставительного изучения языков и вносит определенный вклад в методику межъязыкового анализа производных слов. Изучение отношений симметрии и асимметрии в деривационных подсистемах разноструктурных языков способствует выявлению инвариантности в плане выражения и расширяет наши представления о внутреннем устройстве естественного языка.
Сопоставительный анализ словообразовательных гнезд как совокупностей номинативных единиц является способом углубленного познания объектов словообразовательной детерминации с точки зрения универсальности и уникальности их семантической структуры, позволяет выявить сходства и различия в средствах объективации одного и того же мыслительного содержания, а также зависимость внутриязыковых семантических процессов от системно-структурных особенностей сравниваемых языков. Таким образом, диссертационное исследование содержит изложение целостной концепции многоаспектного сопоставительного анализа комплексных единиц словообразования, в результате которого устанавливаются факты дифференцированного означивания фрагментов объективной действительности, объясняемые, с одной стороны, очевидными структурно-типологическими различиями сопоставляемых языков, с другой - спецификой процессов языковой категоризации. Материалом исследования послужили данные имеющихся на сегодняшний день словообразовательных, морфемных, толковых и двуязычных словарей (полный перечень лексикографических источников приводится в библиографии). Исходные слова сопоставляемых в работе словообразовательных гнезд соответствуют определенным критериям: являются обозначениями широко распространенных и тождественных во многих языках понятий и принадлежат к ядерной лексике следующих тематических и лексико-семантических групп: наименований частей тела, различных натурофактов и артефактов, частей пространственно-временного континуума, параметрических, оценочных и колоративных прилагательных, глаголов движения, владения и приобретения. Они могут входить в синонимические или антонимические отношения с другими словами. Так, например, в исследовании анализируются антонимические гнезда «день / ночь», «утро / вечер»; «весна / осень», «зима / лето»; «белый / черный»; «хороший / плохой», свидетельствующие о деривационном развитии противоположных понятий в сопоставляемых языках. В качестве соотносительных (условно эквивалентных) единиц в другом языке привлекаются синонимические словообразовательные гнезда, например, татарскими эквивалентами русского исходного слова поле являются две синонимичные лексемы - кыр и басу, следовательно, в этом случае одному русскому гнезду соответствуют два татарских; или же, наоборот, русским словообразовательным гнездам с исходными словами конь, лошадь в татарском языке соответствует только одно гнездо «ат». Данный подход в отборе языкового материала определяется задачами исследования и имеет своим следствием выявление закономерностей, касающихся строения и функционирования как словообразовательной, так лексико-семантической системы языка. При определении лексического состава гнезда синхронный характер исследования предполагает учитывать только те лексемы, которые обладают прозрачной словообразовательной структурой и сохраняют живую семантическую связь со своими производящими, т.е. единицы, принадлежность которых к гнезду не вызывает сомнений.
При анализе языкового материала в качестве основного был избран сопоставительно-типологический метод в его системно-функциональной реализации. Использование метода системно-функционального сопоставления языков безотносительно к их генетической и типологической принадлежности, по мнению ученых, позволяет осуществлять отбор не случайных, произвольно выбранных признаков, а релевантные закономерности системы, в связи с чем открываются «широкие возможности для углубленного познания внутриязыковых явлений и межъязыковых связей, для дальнейшей эволюции сравнительно-типологического изучения языков» [Нещименко 1983: 31]. В работе широко применяется перспективный словообразовательный анализ, с помощью которого выявляется словообразовательная структура производных слов и формальные связи внутри словообразовательных пар, парадигм, цепей и гнезд. При определении семантической структуры комплексных единиц словообразования и логико-семантической структуры производного слова используется метод компонентного и функционально-семантического анализа, который проводится как на лексическом, так и словообразовательном уровнях. В качестве одного из инструментов сопоставительного анализа используется когнитивный подход, позволяющий понять, «почему окружающая человека действительность осмыслена именно так, а не иначе» [Кубрякова 2004:14].
Практическая значимость диссертационного исследования определяется возможностью использовать его результаты в лексикографической практике, и в первую очередь, при составлении столь необходимого в настоящий момент гнездового словообразовательного словаря татарского языка, а также двуязычных словообразовательных словарей разного типа. Материалы исследования могут быть использованы в вузовских лекционных курсах по сопоставительному словообразованию и сопоставительной морфологии русского и татарского языков, в спецкурсах, касающихся основных проблем и методологии сопоставительного и контрастивного изучения иносистемных языков.
Полученные результаты могут широко применяться в практике преподавания русского языка в иноязычной аудитории. Словообразовательное гнездо является эффективным приемом логического запоминания слов, построенного на осознании связи, аналогии между однокоренными словами. Наглядная его форма в виде схемы способствует более прочному и длительному удержанию в памяти производных лексем, а графическое выделение словообразовательных формантов подчеркивает их бинарное строение. Не подлежит сомнению эффективность размещения языковых дефиниций по гнездовому принципу в учебных двуязычных словарях. Такая подача языкового материала облегчает поиск нужного слова и влияет на подсознательное усвоение его «родственного окружения». Кроме того, подобный анализ позволяет обнаружить наиболее регулярные, структурно и семантически прозрачные словообразовательные модели в рамках словообразовательного гнезда и закрепить уже известные теоретические знания о морфологических способах русского словообразования. Частеречная характеристика составных элементов типовых и конкретных словообразовательных парадигм способствует усвоению лексико-грамматического, категориального значения частей речи в русском языке.
Сопоставительный анализ комплексных единиц словообразования в русском и родном языке учащихся, на наш взгляд, наиболее эффективен с точки зрения выявления сходств и различий в процессах языковой номинации.
Сравнительный анализ лексики соотносительных гнезд позволит обнаружить словообразовательные номинации, характерные как для русского, так и для родного языка, что углубляет представления учащихся о языковой картине мира.
Цель диссертационного исследования заключается в установлении сходств и различий в структурно-семантической и номинативной организации комплексных единиц словообразования русского и татарского языков. Для достижения данной цели в работе ставятся и решаются следующие задачи:
1) дать полное структурно-семантическое описание комплексных единиц в системе русского и татарского словообразования, выявить критерии их идентификации, обосновать номенклатуру и типологию исследуемых единиц;
2) установить tertium comparationis и выявить оперативную единицу сопоставительного анализа деривационных подсистем разноструктурных языков;
3) выявить сходства и различия в направлении мотивации между компонентами словообразовательных пар русского и татарского языков;
4) установить структурно-семантическую эквивалентность и идентичность словообразовательных цепей русского и татарского языков, а также выявить и объяснить факты их межъязыковой асимметрии;
5) выявить общие и специфические словообразовательные значения в отсубстантивном, отадъективном и отглагольном словообразовании русского и татарского языков с целью установления инварианта суммарных словообразовательных парадигм каждого из языков;
6) выявить специфику семантической и номинативной конфигурации словообразовательных гнезд русского и татарского языков с учетом принадлежности их исходных слов к разным частям речи и к различным лексико-семантическим и тематическим группам;
7) установить факты дифференцированного означивания фрагментов действительности в лексическом составе соотносительных словообразовательных гнезд, выявить производные номинативные единицы с национально-специфическим характером лексической и словообразовательной семантики. Работа состоит из введения, пяти глав, заключения, списка использованной литературы и лексикографических источников.
Проблема основных единиц системы синхронного словообразования
Сопоставительное изучение словообразовательного уровня разно-структурных языков представляет собой достаточно сложную проблему, для решения которой огромное значение имеют понятия системности и эквивалентности словообразовательных единиц. Эти понятия позволяют исключить случайный характер сопоставительных исследований и дают возможность выявить типологически релевантные сходства и различия.
«Сводимость и сопоставимость словообразовательных характеристик разных языков зависит прежде всего от экспликации используемых терминов, понятий, единиц описания» [Манучарян 1987: 53], то есть всего того, что может входить в tertium comparationis (основания для сравнения). В этой связи различия в инвентаре деривационных средств, наборе словообразовательных значений и самих способах словообразования, обусловленные морфологической структурой типологически дистантных языков, в частности русского и татарского, требуют конкретизировать предмет сопоставительного анализа, его оптимальные модели и их соотношение с основными единицами словообразовательной системы.
В данном параграфе исследуется проблема основной единицы словообразования в кругу других единиц и подсистем этого уровня языка, поскольку именно она должна служить своего рода точкой отсчета в межъязыковых сопоставительных исследованиях словообразовательных структур разного типа. Другими словами, перед нами стоит задача выявления такой единицы словообразовательной системы, которая могла бы быть релевантной и для сопоставительного исследования процессов деривации неродственных языков. На наш взгляд, такая единица должна представлять собой реальный языковой факт, поскольку именно с его визуального наблюдения и начинается первичный сопоставительный анализ. В современной лингвистической литературе вопрос об основной единице словообразовательной системы до сих пор остается дискуссионным, причем учеными порой высказываются диаметрально противоположные точки зрения. Поэтому нам представляется важным сопоставить существующие мнения по этому вопросу, выявить возникающие здесь противоречия, а также выдвинуть и обосновать свою собственную точку зрения на данную проблему.
Как известно, основные языковые единицы - фонема, морфема, слово и предложение - образуют соответствующие уровни языковой структуры. И по логике вещей основной единицей словообразовательного уровня традиционно принято считать морфему. Так, по мнению И.Г.Милославского, в качестве базисной единицы словообразовательного уровня может выступать морф (морфема) при морфемном аспекте или формант (дериватор) при собственно словообразовательном аспекте. Являясь элементарным по форме, хотя и неэлементарным по смыслу языковым знаком, морф (и соответственно морфема, формант, дериватор) имеет как план выражения, так и план содержания [Милославский 1987: 58], что позволяет считать его полноправной языковой единицей.
Исследуя морфему в системе идеографической организации номинативных единиц языка, Л.В. Сахарный также рассматривает ее как базисную единицу, определяющую ряд фундаментальных параметров лексической и словообразовательной систем языка: структуру и многие содержательные характеристики отдельного слова, взаимоотношение морфем в структуре производного слова, взаимоотношение лексического значения и внутренней формы слова, взаимоотношение элементов в словообразовательном гнезде и т.д. [Сахарный 1997: 31]
Несмотря на то, что морфемная структура слова и само существование морфем в языкознании является бесспорным фактом, в современной лингвистике существуют концепции, ставящие под сомнение аддитивную модель морфологии. Так, например, главными отклонениями от принципов аддитивности и/или изоморфизма считаются кумуляция, идиоматичность и контекстная вариативность, см. подробнее [Плунгян 2000:40].
По мере изучения и описания различных подсистем словообразования многие ученые пришли к выводу, что словообразовательную систему в целом образует большое количество неоднородных единиц, различающихся по разным основаниям. Как утверждает А.Г. Лыков, ни один другой языковой уровень не может сравниться со словообразованием по количеству и многообразию своих составляющих - в его арсенале насчитывается по меньшей мере 18 единиц: морфема, корень, аффикс, суффикс, приставка, постфикс, интерфикс; слово (производное); база, формант, синтагма; парадигма, тип, способ, пара, цепь, ряд; гнездо [Лыков 1987: 137]. Действительно, большинство из этих единиц используется для описания словообразовательных систем и других языков (см., например, в татарском [Ганиев 1974, 1982, 2000], [Татарская грамматика 1993], [Сабитова 2002], в испанском [Арутюнова 1961], [Lang 1992], [Miranda 1994], [Gramatica descriptiva 1999] и др.). Однако в качестве основной единицы словообразования А.Г.Лыков признает только морфему, поскольку словообразование как процесс в конечном счете есть не что иное, как различные комбинации и объединения морфем и их различных блоков в единства более высокого порядка - слова, а слово (производное) представляет собой лишь объект словообразования. Производное слово в этом случае выступает как нечто вторичное и выводимое из морфем, выступающих здесь в качестве изначальных и непосредственно составляющих двусторонних сущностей, т.е. главных единиц [Лыков 1987: 141].
Противоположная точка зрения на проблему основной единицы словообразовательного уровня языка содержится в работах Е.С. Кубряковой [1978], [1981], [2004]. По ее мнению, морфемы, выделяемые в структуре производного слова, лишь опосредованно отражают источник деривации и способ его преобразования, причем могут отражать неполно и то, и другое; морфемный состав производного не только не соответствует его словообразовательной структуре, но и затемняет различие процессов словообразования, участвующих в создании производных, и скрывает их возможную нетождественность. В этой связи минимальной элементарной единицей словообразовательной системы следует считать формальные операции, способствующие преобразованию источника деривации в однословное наименование и отражающиеся в морфологической структуре производного в виде тех или иных формантов, хотя сами по себе форманты не дают представления ни о функциях словообразовательной системы, ни о специфике ее семантического аспекта. Таким образом, для автора главной единицей словообразовательной системы языка является производное слово, поскольку оно дает яркое представление о всех отличительных чертах системы в целом и поскольку все описанные к настоящему времени более крупные единицы могут быть описаны как определенные объединения или группировки производных слов. «Производное слово может рассматриваться как основная единица словообразовательной системы как потому, что она отражает главную - номинативную - функцию системы, так и потому, что оно отражает все типы зависимостей от других уровней языка, преломляя эти зависимости в своей формально-семантической структуре» [Кубрякова 1978: 38].
Сохраняя за производным словом статус объекта словообразования, А.Н. Тихонов тем не менее считает, что оно не является основной единицей синхронной системы словообразования, поскольку каждое конкретное производное слово - это прежде всего единица словаря, лексическая единица. Оно входит в систему словообразования, лежит в основе этой системы, но не обладает системообразующим свойством. В качестве основной единицы синхронной системы словообразования он предлагает использовать словообразовательный тип, поскольку именно эта единица в первую очередь выступает в системообразующей функции словообразовательного уровня и его важнейшим свойством как единицы языка является воспроизводимость и повторяемость как в плане содержания, так и в плане выражения, а сама «система словообразования представляет собой совокупность всех существующих в современном русском языке словообразовательных типов в их взаимодействии» [Тихонов 1985: 31].
Словообразовательная пара как оперативная единица сопоставительного исследования деривационных подсистем
Вопрос об основной единице синхронного словообразования, на наш взгляд, неразрывно связан с его центральным понятием - понятием словообразовательной мотивации, а также с возможностью идентифицировать эту единицу в других деривационных структурах. Поэтому в качестве основной единицы словообразовательного уровня языка и в качестве оперативной единицы сопоставительного словообразования мы предлагаем использовать словообразовательную пару - два однокоренных слова, находящихся в отношениях словообразовательной мотивации, т.е. производящее и производное: легкий - легкость; порядок - беспорядок. Основным условием объединения двух слов в словообразовательную пару является семантическая выводимость одного из другого, т.е. значение производного слова в словообразовательной паре формируется на базе семантики производящего: «производящие и производные слова связывает не какое-то общее значение, не какая-то общая идея, заложенная в корне слова и свойственная всем однокоренным словам. Каждое производное слово возникает на базе строго определенного значения производящего. Семантическая общность однокоренных слов базируется на конкретных лексических значениях (курсив наш.-В.Ф.), свойственных производящим словам словарного гнезда» [Тихонов 1985: 41].
Действительно, с одной стороны, словообразовательная пара - это реальная, онтологическая языковая единица, уникальность которой определяется лексическим значением слов, ее составляющих. С другой стороны, словообразовательная пара - единица метаязыковая, поскольку ее члены вступают между собой в определенные отношения: «они включают в себя общий идентифицирующий компонент - мотивирующую базу, по которому идет сопоставление, и дифференцирующий компонент - аффиксы-форманты, по которому идет противопоставление. Это дает основание квалифицировать отношения в словообразовательной паре как парадигматические» [Гейгер 1987: 306] и, следовательно, позволяет ее считать минимальной классификационной единицей. Такой синкретизм делает словообразовательную пару универсальной элементарной единицей при описании различных деривационных структур. В составе более крупных словообразовательных единиц - словообразовательной цепочки, парадигмы и гнезда - она оказывается вовлеченной в синтагматические, парадигматические и иерархические отношения, что также подтверждает ее статус элементарной классификационной единицы.
Так, из словообразовательных пар состоит словообразовательная цепь: груз (производящее) -» грузовой (производное и производящее) -» грузовик (производное и производящее) - грузовичок (производное), в которой каждый второй член предыдущей пары является первым членом последующей. «Их пересечение с «усложнением» последнего члена, выступающего производным по отношению к предыдущему члену и производящим - к последующему, и создает цепочку» [Дащенко 1985: 49], ср. более образное высказывание: « ... словообразовательные цепи включают словообразовательные пары, которые, подобно кольцам цепочки, накладываются одна на другую, составляя единое связное целое» [Зверев 1987:324].
И в русском, и в татарском языках можно встретить цепи с одинаковым набором словообразовательных пар: лето - летний - по-летнему: эщэй - щайге - щэйгечэ; готовый - готовить - готовиться - приготовиться: озер - взерлэу - эзерлэну - озерлэнеп кую; ср. в испанском: mentir - mentiroso - mentirosa: лгать - лгун - лгунья (здесь и далее примеры из испанского языка используются в качестве иллюстративного материала для подтверждения выводов, касающихся разносистемных языков в целом).
В основе словообразовательной парадигмы также лежит взаимосвязь производящего и производного слов, хотя принцип ее структурации иной, чем словообразовательной цепи. В традиционном для синхронного словообразования понимании словообразовательной парадигмой является совокупность всех производных одного и того же производящего, т.е. ряд однокоренных слов с тождественными мотиваторами и разными формантами, находящихся на единой ступени деривации. Таким образом, словообразовательная парадигма выступает как особым образом упорядоченный ряд равнопроизводных слов (кодериватов), которыми как раз и являются вторые компоненты словообразовательных пар. Так, от производящей основы долг образуется следующая словообразовательная парадигма: должок, должишко, должник, долговой, должный, должать (устар.), одолжить, которую можно преобразовать в конкретное множество словообразовательных пар: долг - должок, долг -должник, долг - долговой и т.д. Приведем примеры эквивалентных словообразовательных парадигм русского и татарского языков, кодериваты которых (а следовательно, и словообразовательные пары) совпадают как структурно, так и семантически: бессильный — - бессильно, бессилие, бессилеть, бессилить: хэлсез - хэлсез (2), хэлсезлек, хэлсезлэну, хэлсезлэндеру; проигрыш - проигрышный, беспроигрышный: оттырыш - оттырышлы, оттырышсыз. Если рассматривать словообразовательное гнездо как совокупность словообразовательных цепочек и словообразовательных парадигм, то в конечном итоге и эта комплексная единица также представляет собой набор словообразовательных пар. В «Словообразовательном словаре русского языка» А.Н. Тихонова представлено большое количество микрогнезд, т.е. словообразовательных гнезд, включающих в свой состав кроме производящего только одно производное: багульник - багульниковый, баул - баульчик, валторна - валторнист, кафедра - кафедральный, кляча - клячонка, ноябрь - ноябрьский, песец - песцовый, пострел - постреленок, роща - рощица: ср. в татарском: тэрэч (треска) - тэрэчлэр (тресковые), упкын (водоворот, омут) - упкынлы (имеющий водовороты, омуты), шомырт (черемуха) - шомыртлык (черемуховая роща). Фактически данные гнезда, являясь «результатом замкнутого, одноактного словообразования» [Моисеев 1987: 181], состоят из одной словообразовательной пары, а следовательно, с известной степенью допущения, из одной словообразовательной цепи. Следовательно, в этом случае можно говорить о структурно-семантическом тождестве трех комплексных единиц словообразования.
Даже словообразовательный тип, будучи, как уже говорилось, абстрактной классификационной единицей, в его конкретно-речевой реализации также являет собой «открытое множество» словообразовательных пар, поскольку при отнесении производного слова к тому или иному словообразовательному типу учитывается не только способ словообразования, формант, лексико-граммати-ческая структура производного, но и лексико-грамматическая структура производящего.
Одним из центральных понятий в системной организации языка является понятие отношения, которое лежит в основе любой классификации. В этой связи наиболее важным отличительным признаком словообразовательной пары как основной единицы словообразовательного уровня языка является наличие в ней отношения мотивации, связывающего две лексические единицы в единое целое. Данный признак наглядно отражает сам процесс деривации, его наличие или отсутствие, и позволяет использовать словообразовательную пару в качестве операционной единицы сопоставительного словообразования.
Имена существительные как база субстантивного словообразования
Специфической особенностью русского словопроизводства является префиксальный и префиксально-суффиксальный способы словообразования, отсутствующие в татарском языке. Следует отметить, что в традициях современной Казанской лингвистической школы (и прежде всего в исследованиях В.М.Маркова [2001]) префиксально-суффиксальный способ словообразования слов трактуется как конфиксальный: «Под конфиксацией понимается способ морфологического словообразования, при котором производящая основа осложняется аффиксальным формантом одновременно в препозиции и постпозиции. В системе аффиксации выделяется, таким образом, третий тип аффиксальных морфем - прерывистые морфемы, или конфиксы» [Николаев 2001: 264]. В нашем исследовании для достижения единообразия в описании способов словообразования и словообразовательных значений здесь и далее будут использоваться традиционные для русской дериватологии понятия и термины. Итак, русские префиксальные и префиксально-суффиксальные существительные не имеют в татарском языке структурных эквивалентов: неправда - ялган, алдау; от-блеск - чагылыш, шэулэ; под-станция - ярдэмче станция; при-город - бистэ; рас-красавица - бик матур; пра-внук - оныгыныц улы, сверх-прибыль - встэмэ табыш, файда; бес-придан-ниц-а - бирнэсез кыз; под-свеч-ник - шэм-дэл, под-земелъ-е - щир асты, дісир эчендэге мэгарэ; пере-лес-ок - кечкенэ урман, агач-лык, ср. также существительные с нулевой флексией: из-морозь - бэс, сыкы; на-ледъ - су остендэге боз катламы. В данном случае мы не ставим своей целью рассмотреть способы передачи значений русских приименных префиксов на татарский язык, а лишь констатируем фактор, имеющий важное значения для формирования в русском языке словообразовательных категорий имен существительных в целом.
При внутрисубстантивном словообразовании в обоих языках реализуются как универсальные, так и специфические словообразовательные значения, которые находят свое выражение в соответствующих словообразовательных типах и моделях. Рассмотрим их более подробно.
Общими, универсальными для обоих языков являются производные существительные со значением лица, носителя предметного признака. Например, наименования лиц по профессии или роду деятельности можно считать семантической универсалией, поскольку они отражают освоение человеком окружающего мира; в их основе лежат многочисленные признаки: наименования лиц по предмету труда, по средствам (орудиям) труда, по результату (продукту) труда. В русском языке для выражения этого значения используется большое количество суффиксов: -ак (-як): рыба - рыбак, море -моряк; -аръ: виноград - виноградарь, библиотека — библиотекарь; -ач: труба - трубач; цирк - циркач; - ант: музыка - музыкант; -ик: химия - химик, история — историк; -up: банк - банкир, бригада - бригадир; -ист: трактор -тракторист; журнал - журналист, -ник: двор - дворник, сапог - сапожник; -чик (-щик): бетон - бетонщик, аппарат - аппаратчик и др. В татарском языке при назывании лиц по профессии используется в основном один аффикс - чы/-че: таш-чы - каменщик, дицгез-че - моряк, бакча-чы - садовник, огородник. Однако сходство в способах словообразования отнюдь не является гарантом эквивалентности словообразовательных структур в целом, поскольку в русском и татарском языках при образовании соответствующих номинаций могут быть выбраны разные мотивирующие базы, например: в татарском - тимер-че (от тимер - железо), в русском - кузнец (с точки зрения синхронии непроизводное); в татарском - балта-чы (от балта - топор), в русском плотник (непроизводное); квмеш-че (от комеш - серебро, букв.: серебрянных дел мастер) - ювелир (непроизводное, заимств.); кибет-че (от кибет - магазин) -продавец (от продавать); урак-чы (от урак - серп) - жнец (от жать), ср. тырма-чы (от тырма - грабли) - уборщик сена с граблями и т.д. Ряд татарских производных с данным значением передается на русский язык сложными словами с нулевым суффиксом, что свидетельствует, с одной стороны, о сходстве мотивировочных признаков, с другой стороны, о специфике словообразовательной структуры: кыр-чы (от кыр - поле) - пол-е-вод; тел-че (от тел - язык) - язык-о-вед; эдэбият-чы (от эдэбият - литература) -литератур-о-вед; таш-чы (от таш - камень) - камен-о-тес и др.
И в русском, и в татарском языках имеются отсубстантивные существительные, называющие лицо, связанное с другим лицом или сопричастное ему по самым различным признакам: месту жительства, возрасту, родственным отношениям, действию, мировоззрению. В русском языке к таким номинациям следует отнести словообразовательный тип существительных с префиксом со- и суффиксом -ник/-енник\ «лицо, объединенное с другим лицом (лицами) совместностью, взаимной связью, основанной на одинаковом отношении к тому, что названо мотивирующим словом»: собеседник, сокурсник, современник, соплеменник, сотрудник [Русская грамматика 1982: 235]. В татарском языке при выражении данного значения используется аффикс -даш / -дэш (-таш / -тэш): заман-даш (от заман - время) - современник. Производным словам этого типа в русском языке при совпадении мотивировочной базы соответствуют лексические единицы разной словообразовательной структуры, например, ватан-даш (от ватан - отечество)
- соотечественник; булмэ-дэш (от булмэ - комната) - соквартирант; хезмэт-тэш (от хезмэт - служба) - сослуживец; авыл-даш (от авыл - село) -односельчанин; фикер-дэш (от фикер - мысль) - единомышленник; кроме того, татарские производные могут иметь специфическую внутреннюю форму, указывающую на различие в сравниваемых языках мотивировочных признаков: як-таш (от як - сторона) - земляк (от земля); миллэт-тэш (от миллэт - нация)
- люди одной национальности; исем-дэш (от исем - имя) - тезка (в современном русском непроизводное); щинаятъ-тэш (от ощинаять -преступление) - сообщник (соучастник) преступления и др. Таким образом, при общности словообразовательного значения средства его выражения в русском и татарском языках могут быть разными, причем в обоих языках в процессе образования соответствующих производных могут выбираться различные мотивирующие признаки, что свидетельствует о национальной специфике номинативных актов и языкового сознания.
К универсальным словообразовательным категориям в русском и татарском языках следует отнести отсубстантивные существительные с предметным значением, хотя набор словообразовательных типов, их формирующих, имеет ярко выраженные различия.
Возьмем для анализа производные номинативные единицы, являющиеся обозначениями территорий, участков земли с произрастающими на них растениями или деревьями. В русском языке они образуются при помощи суффиксов -ник и -няк, например, осинник и березняк. В «Русской грамматике - 80» существительные со значением «носитель предметного признака» (признака, заключающегося в отношении к предмету, лицу, явлению, названному мотивирующим словом) противопоставлены словам с модификационным значением, в разряд которых входит значение собирательности [Русская грамматика 1982: 183]. Все производные с суффиксом -ник отнесены к первой группе, и словообразовательный тип, их объединяющий, выражает значение «вместилище» и более частное «название пространств и территорий»: березник, ельник, ракитник, осинник, ежевичник. В то же время лексемы с суффиксом -няк - березняк, дубняк, ивняк, сосняк -отнесены к другой группе и выражают модификационное значение собирательности, «совокупность одинаковых предметов (чаще всего растений), названных мотивирующим словом» [Русская грамматика 1982: 207]. При сравнении данных словообразовательных типов нетрудно обнаружить их синкретизм, а возможно, и неточность в определении словообразовательного значения: ср. березняк - роща или лес, состоящий из одних берез (МАС); березник - то же, что и березняк (МАС); ельник - еловый лес , сосняк - сосновый лес (МАС).
Внутриглагольное словообразование
Отличительной чертой русского внутриглагольного словообразования является префиксация, интерес к которой в процессе развития науки о языке не только не убывает, но и возрастает, см. [Кронгауз 1998], [Черепанов 2004], [Дмитриева 2005]. Так, в исследовании М.В.Черепанова на основе действующих в современном русском языке структурных схем, моделей, словообразовательных типов, сочетающихся средств (основ и формантов) и видов мотивации представлено достаточно полное таксономическое описание префиксальных и конфиксальных словообразовательных структур русского глагола. Проблема типологии префиксальных и конфиксальных словообразовательных структур русского глагола, по мнению автора, включает в себя решение следующих вопросов: установление порождающего механизма префиксального и конфиксального словопроизводства современного русского глагола; выявление основных закономерностей сочетаемости лексико-семантических групп исходных глаголов со словообразующими формантами при внутриглагольном аффиксальном словопроизводстве; установление динамических тенденций глагольного словопроизводства на современном этапе развития русского языка и построение типологической схемы, учитывающей эти тенденции [Черепанов 2004: 8-11].
С точки зрения сопоставительного анализа внутриглагольного словообразования русского и татарского языков следует говорить прежде всего о межъязыковых эквивалентах, поскольку в татарском языке префиксация как способ морфологического словообразования фактически отсутствует [Газизов 1977], [Ахунзянов 1987], [Аминова 1993], [Фатхутдинова 1988]. Наиболее полное описание межъязыковой семантико-словообразовательной эквивалентности русских и татарских словообразовательных типов и пути семантического развития русских префиксальных глаголов представлено в монографии А.А. Аминовой «Производный глагол в сопоставительном аспекте» [1993].
На основе большого фактического материала в работе описаны словообразовательные структуры русских глаголов с префиксами в-, вз-/воз-, вы-, до-, на-, о-/об-, от-, пере-, под-, при-, про-, с-, у-, причем их ономасиологическая и семасиологическая презентация осуществляется на фоне татарских эквивалентов. Автором установлено, что эквивалентные словообразовательные типы русского и татарского языков имеются во всех сферах глагольного действия - пространственных, количественных, временных и результативных; своеобразие глагольной словообразовательной системы в русском языке на фоне татарского проявляется в весьма дробной детализации семантического пространства, активном формировании новых словообразовательных типов на базе характеристик результата действия, направления процессов семантической деривации.
Отличительной чертой структуры татарского языка является конкуренция непроизводных лексем с производными, в состав которых они входят в качестве второго компонета, относительно свободной позицией компонентов аналитического производного глагола, что позволяет создавать новые «смыслы» [Аминова 1993: 152]. Речь в данном случае идет о сложных глаголах татарского языка как эквивалентах русских префиксальных глаголов: бежать - вбежать: йвгеру - йвгереп керу; рыть - вырыть: казу - казып алу, казып кую; пачкать - напачкать: пычрату - пычратып бетеру; греть - подогреть: жылыту - жылытып алу; беречь - уберечь: саклау - саклап калу и др. Необходимо подчеркнуть, что большинство сложных (составных) глаголов татарского языка, несмотря на их широкую распространенность, до сих пор не находят своего последовательного описания в лексикографической практике, на что неоднократно указывали татарские лингвисты [Ганиев 1982], [Миннулин 2003]. Данное обстоятельство обусловлено тем, что по своей форме они могут совпадать со свободными лексическими сочетаниями, что ставит под сомнение их статус цельнооформленных номинативных единиц. Тем не менее составные глаголы отличаются от свободных словосочетаний целым рядом признаков, совокупность которых как раз и определяет самостоятельную лексическую единицу:
1) составные глаголы выражают одно новое значение и в связи с этим в предложении выполняют единую для них синтаксическую функцию в качестве одного из членов предложения: Мин бу китапны укып чыктым;
2) компоненты составных глаголов не могут выступать раздельно и между ними нельзя вставить третье знаменательное слово без ущерба значению; 3) в составных глаголах невозможно обнаружить синтаксические взаимоотношения между компонентами; 4) компоненты составных глаголов характеризуются наличием взаимопроникновения, поскольку второй компонент уточняет значение основного и относится только к нему; 5) составные глаголы имеют единое ударение [Ганиев 1982: 99-100]. Несмотря на то, что деривационная структура татарских составных глаголов противоречит главному признаку слова - его цельнооформленности, в своем исследовании мы придерживаемся точки зрения тех лингвистов, которые считают данные образования полноценными сложными словами.
С префиксацией в русском языке связана одна из важнейших морфологических категорий глагола - категория вида. Под категорией вида в русском языке понимается «система противопоставленных друг другу двух рядов форм глаголов: ряда форм глаголов, обозначающих ограниченное пределом целостное действие (глаголы совершенного вида), и ряда форм глаголов, не обладающих признаком ограниченного пределом целостного действия (глаголы несовершенного вида)» [Русская грамматика 1982: 583]. Сложность и противоречивость грамматической категории вида в русском языке приводит к тому, что члены видовой корреляции квалифицируются учеными, с одной стороны, как грамматические формы одного и того же слова, с другой стороны, как противопоставленные друг другу слова, о чем свидетельствует наблюдаемый между ними факт семантической асимметрии.
Именно данное обстоятельство дает возможность интерпретировать образование видовых пар путем префиксации и суффиксации как акт словообразования. «Видовая пара - это противопоставление разных глаголов, находящихся в отношениях словообразовательной мотивации ... Категория вида является категорией несловоизменительной» [Русская грамматика 1982: 584]. Таким образом, в языковых средствах выражения аспектуальной семантики находит свое отражение столь актуальная для русской грамматики проблема соотношения словообразования и формообразования.
В «Словообразовательном словаре русского языка» А.Н. Тихонова в качестве исходного дается глагол несовершенного вида, «так как видообразование в системе глагольной лексики обычно начинается с несовершенного вида (бросать - бросить, лить - вылить, бить — побить, мыть - вымыть, решать - решить, кричать - крикнуть, кончать - кончить, но: дать - давать, деть - девать, явить - являть, простить - прощать и т. п.)» [Тихонов 1971: 241].
