Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Семантика экспрессивности в языке романов Э.М. Ремарка (в подлиннике и переводах) 9
1.1. Лексико-семантические основы сущности экспрессивности и формы ее реализации в романах Э.М. Ремарка 9
1.2. Интерпретация выражения утверждения и отрицания в языке текстов романов 40
1.3. Языковые средства утверждения и отрицания в художественном тексте 51
1.4. Экспрессивно-иронические аспекты в языке романов Э.М.Ремарка 78
1.5. Способы и средства реализации экспрессивности в художественном диалоге языка романов Э.М. Ремарка 88
Выводы 110
Глава 2. Семантика утверждения и отрицания в языке Э.М. Ремарка: стилистический аспект 113
2.1. Специфические интерпретации теории перевода художественных текстов .113
2.2. Формально-грамматические выражения утверждения в языке подлинника и переводов Э.М. Ремарка 126
2.3. Формально-грамматические выражения отрицания в языке подлинника и переводов Э.М. Ремарка 140
2.4. Авторская модальность утверждения и отрицания в текстах романов и переводов 155
Выводы 173
Заключение 176
Библиографический список 181
- Лексико-семантические основы сущности экспрессивности и формы ее реализации в романах Э.М. Ремарка
- Экспрессивно-иронические аспекты в языке романов Э.М.Ремарка
- Специфические интерпретации теории перевода художественных текстов
- Формально-грамматические выражения отрицания в языке подлинника и переводов Э.М. Ремарка
Введение к работе
Проблема экспрессивности как языкового явления всегда находилась в центре внимания многих лингвистов, поскольку она связана с выражением субъективного отношения говорящего к предмету речи. Однако явление экспрессивности настолько многогранно, что тема не может быть исчерпана уже существующими исследовательскими работами и требует дальнейшей разработки.
Актуальность работы обусловлена наличием в лингвистике, начиная со второй половины XX столетия и по сегодняшний день, повышенного интереса к эмоциональной сфере человека, к проблеме воздействующей силы слова, к возможности изучения личностных качеств коммуниканта по его речевой деятельности, к вопросу взаимоотношений между языковыми знаками и теми, кто ими пользуется.
Специалисты в области лингвистики текста выделяют различные его планы: оценочный, метафорический, прагматический, эмотивный, экспрессивный и другие подтексты. Многие из этих аспектов недостаточно изучены, в том числе и экспрессивный - один из важнейших планов текста, являющийся производным от его коммуникативной природы и необходимым для реализации прагматических задач.
В лингвистических исследованиях начала XXI века также отмечается все возрастающий интерес к изучению приемов и средств выражения экспрессивности утверждения и отрицания в языке текстов художественных произведений.
Однако описание экспрессивного потенциала и художественно-изобразительных функций разноуровневых языковых средств, способов и приемов их использования до сих пор не является достаточно полным и типологически исчерпывающим.
Исследование типологии этих средств представляется актуальным также для теории и практики художественного перевода, поскольку их некорректное, неадекватное применение часто приводит к искажению замысла ав-
тора, разрушая семантико-вербальную архитектонику авторского текста.
Объектом исследования являются экспрессивные средства выражения утверждения и отрицания разных уровней языковой системы в художественных произведениях Э.М. Ремарка, а также те из них, которые используются в текстах переводов.
Предметом исследования являются языковые средства реализации экспрессивности утверждения и отрицания в языке текстов Э.М. Ремарка и их переводов.
Практическим языковым материалом исследования послужили утвердительные и отрицательные лексические единицы, метафоры, сравнения, фразеологические единицы и междометия, извлеченные методом сплошной выборки из текстов художественных произведений Э.М. Ремарка и их переводов: Im Westen nichts Neues I На Западном фронте без перемен, Der Weg zu-riick I Возвращение, Drei Kameraden I Три товарища, Liebe Deinen Nachsten I Возлюби ближнего своего, Arc de Triomphe I Триумфальная арка, Zeit zu leben und Zeit zu sterben I Время жить и время умирать, Der schwarze Obelisk / Черный обелиск, Die Nacht von Lissabon I Ночь в Лиссабоне.
Объем картотеки выборки составляет 2500 единиц анализа (1000 немецких и 1500 -русских).
Цель работы - рассмотреть и описать особенности функционирования разноуровневых экспрессивных средств выражения утверждения и отрицания в текстах подлинников романов Э.М. Ремарка и способы их эквивалентной передачи на русский язык разными переводчиками.
Поставленная цель предполагает решение следующих задач:
выявление экспрессивной функции языка творчества Э.М. Ремарка и определение основных компонентов экспрессивности в их взаимосвязи;
установление сходства и различия между абсолютной и относительной экспрессивностью;
осуществление отбора и инвентаризации разноуровневых средств выражения утверждения и отрицания в текстах оригиналов и текстах переводов
Э.М. Ремарка в пределах рассматриваемых аспектов для дескриптивного анализа;
- характеристика функционирования экспрессивных средств выраже
ния утверждения и отрицания в языке художественного диалога Э.М. Ремар
ка;
— сопоставление способов трансляций экспрессивных средств утвер
ждения и отрицания в текстах художественных произведений Э.М. Ремарка
на русский язык, а также выявление в переводах смысловых неточностей и
стилистических несоответствий, порождающих искаженное представление об
оригинале и вызывающих художественную разноплановость текстов ориги
нала и перевода.
Методологической базой исследования послужили идеи и концепции, изложенные в работах лингвистов отечественной и зарубежных школ. В их список включены труды, ставшие уже классическими (В.В. Виноградов, В.Г. Гак, Е.М. Галкина-Федорук, И.Р. Гальперин, В.Н. Комиссаров, В.Г. Костомаров, А.Д. Швейцер, И. Эрбен, В. Юнг и др.), также работы последнего времени (Ю.Д. Апресян, Л.Ю. Буянова, Т.Г. Винокур, В.Д. Девкин, Л.А. Лебедева, М.В. Ляпон, Г.П. Немец, Ю.П. Нечай, Г.Д. Сидоркова, В.Н. Телия, Г. Хель-биг, В.И. Шаховский, Д.Н. Шмелев и др.).
Научная новизна работы заключается, во-первых, в выделении и анализе разноуровневых экспрессивных средств выражения утверждения и отрицания в текстах художественных произведений Э.М. Ремарка; во-вторых, в исследовании специфики их выражения при помощи метафоры, сравнения, фразеологических единиц и междометий, употребление которых обусловлено индивидуальными особенностями автора, его мироощущения, мышления, личностной, жизненной позицией, спецификой его языковой личности; в-третьих, определены особенности их перевода на русский язык разными переводчиками.
Теоретическая значимость работы состоит в том, что ее положения дополняют известные исследования проблемы и интенсифицируют анализ
художественных текстов романов Э.М. Ремарка и их переводов на русский язык, чьей стилевой спецификой является актуализация выразительных средств языка. На основе сравнительного анализа демонстрируются национальные особенности, характерные для немецких и русских экспрессивных средств утверждения и отрицания, намечаются пути дальнейшего исследования этой актуальной проблемы. Представленные в работе описания прагматики экспрессивных средств выражения утверждения и отрицания связаны с развитием теоретической базы преподавания русского языка как иностранного, влияют на аспекты формирования и восприятия немецкой и русской языковых картин мира.
Практическая значимость работы состоит в возможности применения результатов исследования в преподавании курса теории языка, теории и практики художественного перевода, разделов лексикологии, общетеоретических курсов по функциональной грамматике и лингвистике текста. Полученные данные могут быть рекомендованы для использования в психолингвистике, социолингвистике и прагмалингвистике, на различных практических занятиях по проблемам разговорной речи, при создании соответствующих учебных пособий, а также при написании курсовых и дипломных работ.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Средства выражения утверждения и отрицания, функционирующие в
языке художественных текстов Э.М. Ремарка, характеризуются экспрессив
ностью как в немецком (язык подлинника), так и в русском языках (язык пе
ревода).
Экспрессивность как специфическая категория языка представляет собой результат синтеза нескольких базовых коннотативных аспектов - оценочное, эмоциональности, образности, интенсивности и других, репрезентирующих субъективность содержания соответствующей вербальной единицы.
2. Важнейшими продуктивными средствами выражения экспрессивно
сти утверждения и отрицания в художественном тексте являются единицы
различных языковых уровней: междометия, лексические единицы различной семантики и эмоциональности, фразеологизмы, выступающие преимущественно в функциях метафоры, сравнения и иронии, что не всегда сохраняется в языке перевода. Экспрессивность утверждения и отрицания в языке оригинала и переводов достигается и с помощью повтора, а также в диалогической форме представления художественной информации.
Семантическая сущность оппозиция утверждения и отрицания в языке текстов художественных произведений и их переводов отражает не их противоположность как абсолютность, а их диалектическую взаимосвязь, что проявляется в возможности двусторонней замены утвердительных и отрицательных предложений. Это обусловлено тем, что в художественном тексте, как и в его переводе, отрицание актуализирует негативные связи между понятиями, а утверждение указывает на наличие определенной корреляции между ними.
Различия в степени экспрессивности и номенклатуры средств выражения утверждения и отрицания в языке подлинника и переводов романов Э.М. Ремарка отражают особенности национального менталитета, мировоззрения, способов концептуализации мира в целом - двух разных культур, что обусловливает специфику переводческой деятельности в плане учета социокультурных аспектов реципиентов текстов оригинала и его переводов.
В процессе перевода языка романов Э.М. Ремарка (особенно его метафорического фонда) наблюдаются некоторые несоответствия. Образные сравнения и метафоры языка оригинала эквивалентно воспроизведены на русском языке в семантическом, контекстуальном и структурном отношениях. Между тем, иногда встречаются и случаи как слишком вольного, так и буквального перевода отдельных фрагментов, что приводит часто к утрате эмоционального оттенка.
Методы исследования. Основным методом исследования является сопоставительно-типологический, который позволяет выявить общее и специфическое в экспрессивных средствах утверждения и отрицания в немецком и
русском языках, определить сходства и различия их функционирования. Использовались и другие методы научного анализа: наблюдения, сравнения, обобщения, контекстуальный, описательный. Рассмотрение функционально-стилистических особенностей экспрессивных средств утверждения и отрицания повлекло привлечение приемов функционально-стилистического анализа текста.
Апробация работы. Положения диссертационного исследования были обсуждены на заседаниях кафедры теоретической и прикладной лингвистики, изложены на ряде международных, всероссийских, региональных научных и научно-практических конференций: Современные направления в обучении иностранным языкам в неязыковом ВУЗе (Краснодар, 2003); Актуальные проблемы современного языкознания и литературоведения. (Краснодар, 2004); Актуальные проблемы современного языкознания и литературоведения (Краснодар, 2005); Современные направления в обучении иностранным языкам в неязыковом ВУЗе (Краснодар, 2005); Язык и дискурс в современном мире (Майкоп-Лондон, 2005); Университетская наука региону (Ставрополь, 2006).
По теме диссертации опубликовано 5 научных работ.
Структура диссертационной работы. Диссертация состоит из Введения, двух глав, Заключения и Библиографического списка.
Лексико-семантические основы сущности экспрессивности и формы ее реализации в романах Э.М. Ремарка
Художественное произведение, как известно, является результатом образного познания и отображения реальной действительности писателем. Изображая действительность, художник неизбежно отражает свое видение мира, свое к нему отношение, сочетает правду и вымысел, а затем реализует все это » в тексте художественного произведения (Домашнев, 1989). В области лингвистики текста современные исследователи усматривают различные его планы, в том числе прагматический, эмотивный и экспрессивный. Следует все же отметить, что многие из них, в том числе и экспрессивный, изучены еще довольно слабо.
Несмотря на то, что проблема экспрессивности привлекает уже довольно продолжительное время пристальное внимание как отечественных, так и зарубежных лингвистов (Галкина-Федорук, 1958; Ахманова, 1958; Балли, 1961; Шмелев, 1964; Горбунов, 1966; Нехлина, 1968; Панасюк, 1973; Апресян, 1974; Арнольд, 1975; Гридин, 1976; Лукьянова, 1976; Гак, 1977; Чере-мисина, 1977; Вайгла, 1978; Виноградов, 1980; Цоллер, 1996; Волкотруб, 1999; Гиндлина, 1999; Гончарова, 1999; Важева, 2000; Самсонова, 2000; Ромашова, 2001; Шарова, 2003; Sieberer, 1957; Riesel, 1967, 1970; Biihler, 1982; Haftka, 1982; Lotscher, 1984; Fiehler, 1990; Welke, 1992; Dietrich, 1994; Hell-man, 1997; Zifonun, 1997 и др.), она все же, как отмечает В.Н. Телия, остается «одной из наиболее "размытых" областей исследования и распределяется в настоящее время между стилистикой, семантикой и прагматикой речи» (Телия, 1996), а многие ее вопросы требуют не только дальнейшего всестороннего освещения, но и инвентаризации состава экспрессивно-выразительного фонда.
Исследование феномена экспрессивности в языке, как известно, тесно связано с рассмотрением проблемы функции языка. Изучение языковых функций впервые было предпринято немецким языковедом К. Бюлером (Btih-ler, 1982). Его модель «язык в действии» с элементами - посылающий (адресант), сообщение и принимающий (адресат) - обладает тремя основными функциями: сообщение, выражение и обращение. Любая из них может доминировать в зависимости от цели высказывания. Однако К. Бюлер не смог провести детальный анализ как этих трех функций, так и сферы их реализации. Тем не менее, принципы, заложенные в теории Бюлера, оказались весьма плодотворными и легли в основу концепций других лингвистов.
Я. Муражковский также проявил большой интерес к изучению языковых функций, выделив еще одну - поэтическую, присущую лишь поэтическому языку, которую он присоединил к трем функциям Бюлера (Муражковский, 1967).
В работах Р. Якобсона выделено уже шесть функций языка: познавательная, коммуникативная, экспрессивно-эмоциональная, побудительная (ап-пелятивная), фатическая (непосредственно-контактная) и поэтическая. Все эти функции являются, по Якобсону, составляющими одной коммуникативной функции языка (Якобсон, 1985).
Следовательно, язык в своей коммуникативной функции служит человеку не только для выражения мысли, но и для выражения его субъективного отношения к высказыванию (чувства, воля, оценка и т.п.). Экспрессивная функция языка является наиболее широкой по содержанию и понимается как «способность выражать эмоциональное состояние говорящего, его субъективное отношение к обозначаемым предметам и явлениям действительности» (Александрова, 1984: 7).
Повышенный интерес к экспрессивной функции языка, по нашим наблюдениям, отмечается в последние годы и в зарубежной лингвистике. Например, 3. Ульман предлагает сократить количество функций до двух, выделив в языке функцию когниции (cognition) и эмоции (emotion). Функция эмоции, по его мнению, является зависимой (dependable), поскольку тесно связана с волевой (volition) и может рассматриваться как единое целое с последней (Ullmann, 1964).
Значительный интерес вызывают работы лингвиста X. Фриза. Исследуя экспрессивную функцию языка, он предлагает модель для описания экспрессивных высказываний, в которой различает два аспекта: усиление, с одной стороны, и положительный-отрицательный эффект - с другой (Fries, 1995).
Следует отметить, что трактовка экспрессивной функции языка в работах зарубежных лингвистов отличается от понимания ее отечественными лингвистами. Преобладающей является точка зрения, согласно которой экспрессивная функция языка связана только с передачей эмоций (Самсонова, 2000). Основоположник современных теории и методов исследования экспрессивных факторов речи Ш. Балли, рассматривая вопрос о том, что же мы собственно передаем при помощи речи, отмечал, что «речь выражает содержание мыслительных процессов, то есть мысли и чувства. А так как почти всегда в мышлении в различных пропорциях соединяются элементы рассудочные и элементы эмоциональные, то подобное же соединение наблюдается и в речи» (Балли, 1961 : 17).
Для Балли дихотомия рационального и эмоционального существовала как сущность и прием исследования. Как сущность она соответствует противопоставлению интеллектуального, бесстрастного и эмоционального, окрашенного отображения действительности. Примеры второго - это все ненейтральные выражения, вызывающие эмоциональную реакцию, будь то междометные выражения или любые другие высказывания, которые выделяются из нейтрального ряда только интонационным рисунком. Эта дихотомия была соотнесена Ш. Балли с противопоставлением функции идентификации и функции экспрессивной. Идентификацию он относил к области лингвистической логики, а ее цель усматривал в «нахождении чисто рассудочного выражения идеи». Что же касается экспрессивной функции языка, то она не получила в его исследованиях завершенной формулировки.
В то же время он отмечал возможность множественности средств и способов выражения одного и того же эмоционально окрашенного содержания. Множественность экспрессивных средств Балли выводил из «ассоциаций, порожденных присутствием в памяти выражений, аналогичных данному, создающих своего рода бессознательную синонимию» (Балли, 1961:120). Множественность способов «размытого» по своей природе спектра чувств-отношений и сегодня составляет проблему экспрессивности. В настоящее время исследование этого вопроса распределяется между такими отраслями науки лингвистики, как стилистика, семантика и прагматика речи (Виноградов, 1977).
За последнее время в работах, посвященных как грамматическим проблемам, так и языку писателей, слова экспрессивность, экспрессия и экспрессивный нашли широкое употребление, причем каждый из ученых вкладывает в них свое содержание.
Экспрессивно-иронические аспекты в языке романов Э.М.Ремарка
Явление иронии, как разновидность импликации и средства ее реализации в немецком и русском языках, становились неоднократно объектом исследований в различных областях лингвистики. Наиболее емкое определение иронии, на наш взгляд, это - представление ее в виде одной из форм импликации, которая обычно рассматривается как отражение асимметрии между формой и содержанием или как случай неполного покрытия плана содержания планом выражения. Импликация получает лишь частичную словесную реализацию в тексте, которую практически можно развернуть, то есть эксплицировать, поскольку ее существование столь же реально, как и экспликация.
При помощи имплицирующей детали (Кухаренко, 1979) писателю удается донести до читателя скрытую, завуалированную оценку, характеристику явлению действительности или объекту повествования. Именно эта функция скрытой субъективной оценки, как правило, отрицательного характера, является основной функцией иронии в языке художественных произведений.
Многие исследователи отмечают, что как раз в условиях контекста происходит реализация иронически употребленного слова, именно в нем удается распознать и декодировать иронию, актуализирующуюся в рамках предложения, абзаца, целого текста.
И.Р. Гальперин рассматривает иронию в плане словоупотребления: «Ирония - это стилистический прием, посредством которого в каком-либо слове появляется взаимодействие двух типов лексических значений: предметно-логического и контекстуального, основанного на отношении противоположности/противоречивости» (Гальперин, 1977 : 133).
Данное определение, как нам кажется, достаточно глубоко раскрывает языковую природу иронии как стилистического приема, поскольку именно в контексте произведения актуализируется новое значение слова, которое, однако, не подавляет полностью его предметно-логическое словарное значение, а воспринимается читателем уже вместе с контекстуальным ироническим значением. Таким образом, в основе иронического употребления слова лежит двуплановость его значения. Ирония является контекстуально обусловленным явлением.
В работе Н.К. Салиховой также отмечается подобное видение данного вопроса. Общим для такого рода исследований является интерес к иронической трансформации слова. Ирония понимается, прежде всего, как тонкая скрытая насмешка, форма выражения мысли, когда слово или высказывание обретают в контексте речи значение, противоположное буквальному смыслу или отрицающее его (Салихова, 1976).
Ирония является содержательной концептуальной категорией художественного текста, позволяющей писателю имплицитно выразить свою мировоззренческую позицию, свое эмоционально-оценочное отношение к изображаемой действительности. Специфика языка дает возможность реализации иро нического смысла при взаимодействии элементов различных уровней, например:
Der Patron des Hotel Verdun war dick. Er hatte kein Haar mehr aufdem Schadel, daftir a-ber einen gefarbten schwarzen schnurrbart und schwarze, dichte augenbrauen. Er stand im Ein-gangsraum, hinter ihm ein Kellner, ein Zimmermadchen und eine Kassiererin ohne Busen. Es war kein Zweifel, dafi er bereits alles wufite. Er tobte auch sofort los, als er die Frau hereinkom-men sah. Sein Gesicht verfdrbte sich, er fuchtelte mit den fetten, kleinen Handen und strudelte Wut, Entrustung und, wie Ravic sah, Erleichterung hervor (Remarque, Arc de Triomphe).
Владелец отеля «Верден» - толстяк без единого волоска на голове, зато с крашеными черными усами и густыми черными бровями - стоял в вестибюле; за ним - кельнер, горничная и кассирша, плоская как доска.. Он, несомненно, уже все знал и, увидев женщину, тотчас набросился на нее. Его лицо побагровело, он размахивал маленькими пухлыми ручками и клокотал от бешенства и негодования; все же Рафик заметил, что их приход принес хозяину облегчение (Пер. Б. Кремнева и И. Шрайбера).
В приведенном примере Э.М. Ремарк, мастерски пользуясь лексико-се-мантическими средствами, сумел тонко представить свое ироническое отношение к владельцу отеля (толстяку без единого волоска на голове, зато с крашеными черными усами и густыми черными бровями). Писатель сумел подобрать яркое противопоставление: абсолютно лысая голова (густые волосы являются показателем хорошего здоровья, тогда как жидкие волосы или лысина - индикаторы слабого здоровья), но черные крашеные усы и густые брови. Уже эти первые штрихи автора вызывают у читателя внутреннее неприятие этого человека, поскольку брови и особенно их цвет свидетельствуют о личных качествах человека. Широкие брови, например, свидетельствуют чаще об отрицательных чертах: о нетерпимости, гневном характере и диктаторских замашках. Обладатели широких бровей нередко пускают в ход кулаки, остро реагируют на угрозы, словесные или физические. Они непременно стремятся быть победителями, лидировать в обществе или семье (Лин, 2000). Цвет же усов, в данном случае (крашеные черные усы) придает их обладателю определенную безликость. Представленная писателем характеристика хозяина отеля подтверждается его последующими поступками (увидев женщину, тотчас набросился на нее; его лицо побагровело, он размахивал маленькими пухлыми ручками и клокотал от бешенства и негодования). Имплицитно представив свое эмоционально-оценочное негативное отношение к хозяину отеля, Э.М. Ремарку удается и у читателя сформировать к нему подобное чувство и отношение.
Лексическая система языка располагает немногочисленными языковыми единицами, обладающими узуально закрепленным ироническим смыслом. Это слова, как правило, риторически возвышенные, обладающие высоким положительным эмоциональным зарядом, которые в своем исконном первоначальном значении вышли из употребления и выступают как средства иронической оценки.
Вследствие закрепленности в языке, узуального, привычного характера иронической маркированности таких слов, выразительность их весьма ограничена и они не могут быть эффективным источником выражения иронии в индивидуально-художественной речи.
В языке художественных произведений писателя ироническое звучание лексических единиц основано на сознательном нарушении функционирования универсального свойства словесного знака - его асимметрического дуализма (Щетинкин, 1979: 28-29). Двойственность словесного знака автор устраняет в речи с помощью контекста. В тексте с иронической направленностью Э.М. Ремарк нарушает эту закономерность, поскольку в большинстве случаев иронический эффект основан у него на создании и обыгрывании смысловой неоднозначности.
Специфические интерпретации теории перевода художественных текстов
В условиях взаимосвязи и взаимозависимости современного мира различные культуры находятся в постоянном контакте и взаимодействии. Перевод при этом выступает одним из источников получения информации, предоставляя доступ к текстам, содержащим сообщения, созданные в рамках иной культуры.
Если язык каждого народа способствует формированию чувства национального единства и идентичности этноса, то перевод, обеспечивая возникновение чувства более высокого единства - единства человечества, имеет еще и важную социально-созидающую роль (Чайковский, 1997).
С давних времен перевод выступал уже объектом внимания психологов, этнографов, социологов, философов, литературоведов и лингвистов. Однако как самостоятельная отрасль знания теория перевода начала формироваться относительно недавно. Одним из препятствий в его становлении выступало утверждение о принципиальной абсурдности создания такой теории, поскольку бытовало мнение о невозможности достижения эквивалентного перевода. Рубеж XX-XXI веков отмечен появлением целого ряда теоретических исследований по проблемам перевода (В.Г. Гак, А.В. Федоров, И.И. Ревзин, А.Д. Швейцер, Г.М. Стрелковский, Я.И. Рецкер, Л.С. Бархударов, А.А. Черняховская, Р.К. Миньяр-Белоручев, B.C. Виноградов, Г.В. Чернов, А.Ф. Ширяев, Н.М. Любимов, Л.К. Латышев, В.Н. Комиссаров, И.А. Быкова и др.). В лингвистике для обозначения феномена «перевод» существует большое количество разнообразных терминов: вариант, версия, вольный перевод, дословный перевод, переложение и др. За всем этим многообразием кроется стремление более адекватно отразить суть явления, найти определение, наиболее однозначно и полно передающее особенности каждого отдельного вида перевода. В.В. Виноградов, например, определяет «перевод» как вызванный общественной необходимостью процесс и результат передачи информации (содержания), выраженный в письменном или устном тексте на одном языке, посредством эквивалентного (адекватного) текста на другом языке (Виноградов, 2001 : 11). Схожее определение мы находим и в словаре-справочнике лингвистических терминов Д.Э. Розенталя: «Перевод - передача содержания устного высказывания или письменного текста средствами другого языка» (Розенталь, 2000). А.В. Фёдоров, один из основателей отечественной лингвистической теории перевода, считает, что перевод означает умение «выразить верно и полно средствами одного языка то, что уже выражено ранее средствами другого языка» (Федоров, 2002 : 14-15). А.А. Черняховская, представитель структурных методов исследования, полагает, что перевод - это «преобразование структуры речевого произведения, в результате которого, при сохранении неизменным плана содержания, меняется план выражения, один язык заменяется другим» (Черняховская, 1976:3).
Г.П. Немец рассматривает понятие «перевод» как сопоставление двух или нескольких языков с целью отыскания семантических соответствий между их единицами, обычно двуязычной лексикографии, для сопоставления семантических исследований и т.п.; как передачу информации, содержащейся в данном произведении, средствами другого языка; как отыскание в другом языке таких средств выражения, которые обеспечивали бы не только передачу на нем разнообразной информации, содержащейся в данном речевом произведении, но и наиболее полное соответствие нового текста первоначальному по форме (внутренней и внешней), что необходимо в случае перевода художественного текста, а также понятии, не получивших в языке устойчивого выражения (Немец, 2004).
Следует отметить, что большое количество дефиниций термина «перевод» объясняется зачастую исследовательскими целями и взглядами того или иного ученого, его принадлежностью к определенной научной школе.
Перевод, как известно, предполагает не просто соответствие форм слов разных языков, а соотнесение внутренних форм слов. Переводчик должен донести до читателя истинную суть произведения. Результат во многом определяется степенью близости перевода к оригиналу.
При этом должны постоянно учитываться и такие факторы как социальные условия в которых создается произведение; идиоматика соответствующего языка; владение коннотационными значениями другого языка; оценочная характеристика единицы, степень эмоциональной насыщенности (переводчику необходимо определить, к какому слою лексики относится слово, и искать ему соответствия в языке на том же уровне); менталитет, историческая ситуация (произведения создаются в определенной исторической ситуации, поэтому при переводе должна быть отражена языковая ситуация того периода с целью воссоздания обстановки, соответствующей той или иной эпохе); языковая личность переводчика (переводчик вносит в текст свои убеждения, через переводчика происходит общение автора и читателя, обмен опытом в мире литературы, культуры) (Санарова, 2005).
Теория перевода, являясь направлением лингвистическим, имплицирует аспекты многих смежных с лингвистикой наук, изучающих разнообразные стороны человеческой деятельности. Это и послужило поводом для формирования таких теорий перевода как лингвистическая, психологическая, социологическая и литературоведческая.
Лингвистическая теория рассматривает денотативную (ситуативную), трансформационную, семантическую модели перевода, а также теорию уровней эквивалентности, макролингвистическую и микролингвистическую концепции перевода. Литературоведческая теория исследует реалистический перевод и постмодернистскую концепцию перевода.
Самой распространенной теорией перевода является денотативная (А.Д. Швейцера). Она исходит из того, что содержание всех языковых знаков отражает, в конечном счете, какие-то предметы, явления, отношения реальной действительности, элементы которой, отражаемые в знаках языка, обычно называются денотатами. Денотативная теория перевода определяет перевод как процесс описания при помощи перевода денотатов, описанных на языке оригинала. Однако денотативная теория не решает проблем раскрытия основного механизма перехода от текста оригинала к тексту перевода и эквивалентности при переводе.
Трансформационная теория перевода (Ю. Найда, И.И. Ревзин, Р. Якобсон) основана на идеях лингвистического учения, известного под названием «трансформационной грамматики». Согласно этой теории, процесс перевода проходит в три этапа: 1) преобразование структуры оригинала в ядерные структуры исходного языка (трансформация в пределах ИЯ); 2) этап перевода - ядерные структуры ИЯ замещаются эквивалентными им ядерными структурами переводящего языка (ПЯ) (межъязыковая трансформация); 3) этап синтеза - ядерные структуры ПЯ развертываются в конечные структуры текста перевода.
Формально-грамматические выражения отрицания в языке подлинника и переводов Э.М. Ремарка
Они все еще писали письма и произносили речи, а мы уже видели лазареты и умирающих; они все еще твердили, что нет ничего выше, чем слуэюение государству, а мы уже знали, что страх смерти сильнее. От этого никто из нас не стал бунтовщиком, ни дезертиром, ни трусом (они ведь так легко бросались словами); мы любили родину не меньше, чем они, и ни разу не дрогнули, идя в атаку; но теперь мы кое-что поняли, мы словно вдруг прозрели. И мы увидели, что от их мира ничего не осталось. Мы неожиданно очутились в ужасающем одиночестве, и выход из этого одиночества нам предстояло найти самим (Пер. Ю. Афонькина).
Потрясающи по силе и точности описания будней войны, окопной жизни, атак, артобстрелов, немногих минут передышки. Для Ремарка эти описания не являются самоцелью. Как художник он лаконичен и сдержан. Страшные картины сражений, жестокие следы гибели людей нужны Ремарку затем, чтобы опровергнуть лживую романтизацию войны.
Русский перевод отличается от немецкого формой синтаксического построения. Переводчик, приемом неприметного на первый взгляд сопоставления двух социальных классов граждан, вызывает к ним в сознании читателя гамму положительных или отрицательных чувств и эмоций.
Война проложила роковую черту между теми, кто оказался на фронте, кто хлебнул фронтовой похлебки из солдатского котелка, и теми, кто остался в тылу. В самом начале романа Ремарк указал, сколь различно было отношение к войне людей разных классов.
Die Menschen hatten eben alle keine Ahnung von dem, was kam. Am vernunftigsten waren eigentglich die armen und einfachen Leute; sie hielten den Krieg gleich fur ein Ungluck, wahrend die bessergestellten vor Freude nicht aus noch ein wufiten, obschon gerade sie sich iiber die Folgen viel eher hatten klar werden konnen (Remarque, Im Westen nichts Neues).
Никто просто не представлял себе, какой оборот примет дело. В сущности, самыми умными оказались люди бедные и простые, - они с первого же дня приняли войну как несчастье, тогда как все, кто жил получше, совсем потеряли голову от радости, хотя они-то как раз и могли бы куда скорее разобраться, к чему все ото приведет (Пер. 10. Афонькина).
Длинные очереди домашних хозяек у дверей лавок, усталые лица рабочих, страшная бедность простых людей - вот что видит Пауль Боймер, попав на короткое время в тыл домой. И писатель, устами своего героя, как бы подводит окончательную черту-приговор, который Ю. Афонькин искусно эксплицирует в русском переводе: Германия проигрывала войну не только на фронтах, но и в тылу.
Но этого не понимают и не хотят понять представители зажиточных классов. Когда отпускник Боймер попадает в общество людей с достатком, он слышит иные речи и утверждения:
Sie disputieren daruber, was wir annektieren sollen. Der Direktor mit der eisernen Uhr-kette will am meisten haben: ganz Belgien, die Kohlengebiete Frankreichs und grofie Stticke von Rufiland. Er gibt genaue Grtinde an, weshalb wir das haben mussen, und ist unbeugsam, bis die andern schliefilich nachgeben. Dann beginnt er zu erlautern, wo in Frankreich der Durchbruch einsetzen musse, und wendet sich zwischendurch zu mir: «Nun macht mal ein bifichen vorwarst da draufien mit eurem ewigen Stellungskrieg. Schmeifit die Kerle raus, dann gibt es auch Frie-den» (Remarque, Im Westen nichts Neues).
Они начинают обсуждать вопрос о том, что нам падлеэюит аннексировать. Директор с часами па стальной цепочке хочет получить больше всех: всю Бельгию, угольные районы Франции и большие куски России. Он приводит веские доказательства того, что все это действительно необходимо, и непреклонно настаивает на своем, так что в конце концов все остальные соглашаются с ним. Затем он начинает объяснять, где надо подготовить прорыв во Франции, и попутно обращается ко мне:
- А вам, фронтовикам, надо бы наконец отказаться от вашей позиционной войны и хоть немножечко продвинуться вперед. Вышвырните этих фрапцузишек, тогда можно будет и мир заключить (Пер. Ю. Афонькина).
У немецких солдат, умиравших на фронте в защиту чужих кошельков, наконец, начинается прозрение. Постепенно они освобождаются от националистической ненависти к солдатам других армий, видят в них не врагов, а таких же несчастных людей. Показательна в этом отношении знаменитая сцена романа, в которой Э.М. Ремарк с напряженным драматизмом рассказал, а переводчик представил нам тонко в русском варианте, о том, как Пауль Боймер убил французского солдата. Лежа рядом с убитым им человеком в воронке от снаряда, Пауль впервые обращается к нему со словами братства:
«Kamerad, ich wollte dich nicht toten. Sprangst du noch einmal hier hinein, ich tate es nicht, wenn auch du verniinftig wdrest. Aber du warst mir vorher nur ein Gedanke, eine Kombi-nation, die in meinem Gehirn lebte und einen Entschlufi hervorrief; — diese Kombination habe ich erstochen. Jetzt sehe ich erst, dafi du ein Mensch bist wie ich. Ich habe gedacht an deine Hand-granaten, an dein Bajonett und deine Waffen; - jetzt sehe ich deine Frau und dein Gesicht und das Gemeinsame. Vergib mir Kamerad! Wir sehen es immer zu spat. Warum sagt man uns nicht immer wieder, dafi ihr ebenso arme Hunde seid wie wir, dafi eure Mutter sich ebenso angstigen wie unsere und dafi wir die gleiche Furcht vor dem Tode haben und das gleiche Sterben und den gleichen Schmerz - Vergibt mir, Kamerad, wie konntest du mein Feind sein» (Remarque, Im Westen nichts Neues).
Товарищ, я не хотел убивать тебя Если бы ты спрыгнул сюда еще раз, я не сделал бы того, что сделал, - конечно, если бы и ты вел себя благоразумно. Но раньше ты был для меня лишь отвлеченным понятием, комбинацией идей, жившей в моем мозгу и подсказавшей мне мое решение. Вот эту-то комбинацию я и убил. Теперь только я вижу, что ты такой же человек, как я. Я помнил только о том, что у тебя есть оружие: гранаты, штык; теперь же я смотрю на твое лицо, думаю о твоей жене и вижу то общее, что есть у нас обоих. Прости меня, товарищ! Мы всегда слишком поздно прозреваем. Ах, если б нам почаще говорили, что вы такие же несчастные маленькие люди, как и мы, что вашим матерям так же страшно за своих сыновей, как и нашим, и что мы с вами одинаково боимся смерти, одинаково страдаем от боли! Прости меня, товарищ: как мог ты быть моим врагом? (Пер. 10. Афонькина)
И когда Пауль видит русских военнопленных, заключенных в лагерь, ему приходят те же мысли: он не понимает, почему эти простые крестьяне должны быть его врагами, почему и во имя чего должен он ненавидеть этих, обреченных на смерть, испытывавших, как и он, боль и страдание людей.
