Содержание к диссертации
Введение
1. Принципы социокультурного институционального анализа 26
1.1. Методологические ограничения существующих подходов к осмыслению политики и права 26
1.2. Либеральный институционализм: синтез методов в правоведении как методологический прототип социокультурного институционального анализа 37
1.3. Базовые понятия и методологические принципы социокультурного анализа 47
2. Политико-правовое пространство в его наиболее «развернутых» формах 57
2.1. Генезис политико-правового пространства: значимость правовых институтов в реализации политических отношений 57
2.2. Состязательное правосудие как правовая форма институционального опосредования. Социально-организованное мышление 60
2.3. Правовые рамки свободы гражданского общества 72
2.4. Структура политико-правового пространства 76
2.5. Государственность и принцип самоограничения государства. Политическая демократия в рамках права 86
3. Проблемы становления политико-правового пространства 92
3.1. Парадокс институционализации власти 92
3.2. Принципы институционализации власти 98
3.3. Современное состояние российской политико-правовой культуры 103
3.4. "Сила формы" и "власть образца": проблема преодоления правового и эпистемологического натурализма ПО
3.5. Методологический поворот проблемы: от "чистого"разума к "практическому" 114
Заключение 123
Литература 132
Приложение 148
- Методологические ограничения существующих подходов к осмыслению политики и права
- Генезис политико-правового пространства: значимость правовых институтов в реализации политических отношений
- Парадокс институционализации власти
Введение к работе
Диссертация посвящена социокультурному институциональному анализу как междисциплинарной методологии исследования институциональных аспектов политико-правовых явлений, рассматриваемых в статике и в условиях общественных (социокультурных) изменений.
Под политико-правовыми явлениями (процессами, отношениями) понимается область общественных отношений, которая правоведением относится к предмету регулирования публичного права, а в политической науке связывается с проблемами правового оформления политической системы, регламентации ее действия («правила честной игры» в политике), а также изменения правовой системы политическими средствами. Теориям и концепциям по поводу политико-правовых явлений в учебных курсах отечественных университетов посвящена дисциплина, именуемая «историей политических и правовых учений». В содержание этой дисциплины входят концепции, которые с полным основанием можно назвать политико-правовыми: учение о праве войны и мира Г.Гроция, теории государства Т.Гоббса, разделения властей Ш.Монтескье, общественного договора Ж.Ж.Руссо, учение о праве И.Канта, философия права Г.В.Ф.Гегеля, учения о пределах государственной деятельности В.Гумбольдта, о «борьбе за право» Р.Иеринга, о социальном преобразовании права и государства Л.Дюги, о конституции и суверенитете государства К.Шмитта, институциональная теория публичного права М.Ориу и т.д. (подробнее см., например: [35; 2; 3]). С этой точки зрения можно сказать, что политико-правовые явления суть предмет (денотат) политико-правовых учений.
Автор выдвигает гипотезу о том, что изучение политико-правовых явлений - комплексная проблема, требующая междисциплинарного подхода и построения синтетического метода исследования, предлагается система базовых понятий и принципов такого метода. Значительное внимание уделяется социально-философскому осмыслению «проектного» характера результатов подобных исследований — т.е. способов, которыми они могут задавать рамки общественных изменений (преобразований), оказывая формирующее влияние на политико-правовые процессы.
Стоящие перед Россией и другими постсоветскими государствами проблемы социокультурных преобразований являются комплексными, поскольку их решение предполагает воздействие на сложную совокупность влияющих друг на друга социальных, культурных, экономических и политических процессов. Для случая «целенаправленных» социокультурных изменений это означает, что практики, разрабатывающие и реализующие социальные проекты во взаимодействующих сферах общественной жизни, должны преодолеть ведомственную автономию и действовать согласованно.
Даже в тех случаях, когда каждую из сфер общественной жизни успешно «обслуживает» соответствующая научная дисциплина, «межсферный» характер области социальных действий требует междисциплинарной организации «производства» соответствующих знаний и представлений. На практике несогласованность представлений разных действующих позиций (и научных дисциплин) об объемлющем их социокультурном целом и его аспектах, отсутствие связывающего эти представления системного описания объекта ведет и к невозможности координации между соответствующими действиями, направленными на осуществление общественных изменений, порождает невозможность реализации социальных проектов и т.п.
Необходимость комплексного подхода к проблемам общественных изменений требует междисциплинарной организации исследований, обеспечивающих соответствующую практику. Речь идет о разработке междисциплинарной методологии, под которой подразумевается создание методологических средств междисциплинарных исследований, выработка подхода к проблемам, вырастающим из «комплексных» областей деятельности и первоначально формулируемых языком практики, а не одной из кажущихся уместными научных дисциплин [86, С. 11]. Причем в контексте общественных изменений междисциплинарное исследование понимается не только как описание, но и как задание рамок возможных социокультурных преобразований, связанных с функционированием политических и правовых институтов, с формированием (в том числе и через цепочку «научное знание - система образования - практика») социокультурной и правовой политики.
В диссертации это показано на примере политико-правовых исследований. Политико-правовые явления испытывают воздействие самосознания общества (т.е. «духа»), которое активно заимствует философские и научные формы мыслимости общественных процессов, в результате чего понятия о праве и политике, вырабатываемые философией и общественными науками, становятся соопределяющими факторами общественной жизни, т.е. частью объекта исследования. Более того, объект, заимствуя философские и научные представления о себе, переосмысляет их и вырабатывает свои собственные, а также строит представления о позициях исследователей - то есть становится мыслящим и рефлексивным общественным образованием. «Объект» перестает быть объектом в смысле не только классической, но и неклассической эпистемологии: установка по отношению к нему из «чисто исследовательской» (наблюдательной, созерцательной) превращается в проектную1. Это соответствует переосмыслению позиции наблюдателя в
1 В интеллектуальной традиции Московского методологического кружка (ММК) о данном различии установок принято говорить как об оппозиции натуралистического и деятельностного подходов [144, С. 143-144]. В эпистемологическом плане данная оппозиция трактуется нами как различение двух идущих еще от Аристотеля линий истолкования знания: (1) как «точного» знания, независимого от объекта и проверяемого на достоверность («эпистеме») и (2) как «практического» знания, воздействующего на объект и обладающего «проектным» характером («фронезис», что римляне перевели как prudentia -«рассудительность» - откуда возник и термин jurisprudentia) [4, С. 174-190; 18, С. 371-375; 59, С. 8-Ю; 71; 76, С. 106-131].
«постнеклассической» эпистемологии [125].
В диссертации ставится проблема построения метода междисциплинарных исследований политико-правовых явлений, учитывающего к тому же рефлексивный характер этих явлений и «проектность» (практический, преобразующий характер) соответствующего знания.
Искомый метод именуется в работе социокультурным институциональным анализом , поскольку, во-первых, междисциплинарность политико-правовых исследований поддерживается им за счет введения системного представления политико-правовых явлений как области институционального взаимодействия права, государства и политики, открытой влиянию экономических и социокультурных факторов. Такая область названа в диссертации «политико-правовым пространством». Во-вторых, данный метод ориентирован на рассмотрение политико-правовых явлений и знаний о них в контексте социокультурных изменений. В-третьих, он придает значение такому фактору общественных изменений, как самосознание, благодаря которому часть научных знаний и представлений реализуют свою «проектность» по отношению к обществу, становясь культурными нормами. И, в-четвертых, базовым понятием, с помощью которого политико-правовые явления схватываются в указанных контекстах, является понятие «социокультурного института».
Построение социокультурного институционального анализа политико-правовых явлений, методологическое осмысление проблем их изучения в статике и в контексте общественных изменений является актуальной темой, во-первых, в силу отмеченного выше прикладного значения для интеллектуального обеспечения решения задач социокультурных преобразований, разработки социокультурной и правовой политики. И, во- вторых, исследовательское продвижение данной темы способствует как развитию методологических оснований ряда социально-гуманитарных наук (правоведения, государствоведения, политологии, экономики, культурологии, социологии), так и решению общеметодологических проблем социальной философии.
Степень разработанности проблемы
Если исходить из того, что наведение порядка начинается «в головах», то необходимо признать: согласованность практических действий и проектов подразумевает возможность состыковки обеспечивающих эти действия и проекты знаний и представлений. Проведение осмысленной стратегической линии (в частности, разработка социокультурной и правовой политики) по отношению к комплексу процессов, связанных с общественными изменениями, требует серьезного интеллектуального обеспечения, что подразумевает расширение рамок узкоэкономического (и любого другого узкодисциплинарного) взгляда на социокультурные проблемы.
Описанная проблемная ситуация отсутствия междисциплинарной методологии исследований политико-правовых явлений ярко проявляется в современной России. В тот момент, когда обществу больше всего нужны научно «просчитанные» реформы и «аккуратный» перенос на отечественную культурную почву некоторых западных экономических, политических и правовых институтов, наша страна оказалась в ситуации понятийной катастрофы [104, С. 34-36; 109, С. 24-30], когда отсутствуют адекватный язык и способы понимания того социокультурного целого, частью которого являются в том числе и научные сообщества социальных философов, культурологов и обществоведов. В условиях незавершенности формирования нового общественного строя системная картина общества, основанная на версий социокультурного подхода выходит за рамки данной работы.
марксистской методологии, была отодвинута в сторону, — но в то же время не произошло ее критического преодоления, поскольку взамен не было предложено никакого нового языка описания, претендующего на системное соотнесение как представлений, получаемых из разных позиций, так и исходящих из этих представлений действий по социокультурным преобразованиям.
Функционирование и изменения каждой из значимых сфер общественной жизни и соответствующих этим сферам типов институтов исторически закрепились как преимущественные предметы изучения различных социальных и гуманитарных наук: сферой политики и политическими институтами занимается политология, сферой права и правовыми институтами - правоведение, государством — государствоведение, хозяйственно-экономической сферой — экономика, сферой культуры -культурология. Однако в рамках каждой из этих наук уже давно ставятся и решаются междисциплинарные проблемы.
Для политико-правовых исследований, помимо методологических соображений, связанных с комплексным характером возникающих в данной области проблем, такая необходимость диктуется спецификой самого предмета изучения: довольно сложно выделить действительность «чистого права», «чистого государства» или «чистой политики» и оставаться внутри этих рамок. Хотя попытки построения самозамкнутых монотеорий и предпринимались (например, «чистая теория права» Г.Кельзена), в конечном счете приходилось признать, что право испытывает влияние государства и политических сил (и наоборот), а, кроме того, на все перечисленные предметы воздействуют силы, имеющие социально-экономическую или культурную природу.
Попытки избавиться от необходимости проводить междисциплинарные исследования и свести политико-правовые явления к какой-либо внеположенной им сущности (например, динамике экономических сил, как это делал К.Маркс), также впоследствии признавались непозволительным редукционизмом. По отношению к К.Марксу это показали австрийская школа политэкономии (К.Менгер, Э.Бем-Баверк и др.) и М.Вебер, выявившие обусловленность экономических отношений процессами, протекающими в сфере «духа». В результате к перечню дисциплин, претендующих на свой вклад в изучение политико-правовых явлений, добавились «науки о духе», а также социология, метод которой подвергся переосмыслению М.Вебером, Э.Дюркгеймом и другими учеными того времени.
В процессе подобного критического рассмотрения возможностей политэкономии и социологии был выявлен методологический парадокс, резко отличающий исследование социокультурных явлений вообще и политико-правовых в частности от изучения явлений природы: «объект» исследования оказывается зависим от нашего к нему отношения, в том числе от позиции исследователя (для социальных пространств это убедительно показал П.Бурдье [13]). В ином контексте - связи познания с общественной практикой - эффект позиционного характера социального знания был обнаружен еще К.Марксом и превращен им в принцип отказа от созерцательного отношения к объекту в пользу установки на его преобразование.
Однако, как несколько позже показали неокантианцы и М.Вебер, для актуализации «позиционного» социального знания в качестве «проектного» совершенно необязательно создавать политическую партию, превращающую обоснованные этим знанием (и одновременно образующие контекст его
3 Выбор «позиции» есть форма субъективации деятельностного, практического отношения к объекту. У К. Маркса в «Тезисах о Фейербахе» акцент на деятельную сторону познания выражен так: «1. Главный недостаток всего предшествующего материализма - включая и фейербаховский - заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно... 2. Вопрос о том, обладает ли человеческое мышление предметной истинностью - это не вопрос теории, а практический вопрос» [152, С. 51]. Требование «субъективного», т.е. активно-деятельного отношения к объекту познания ведет к установке на практический, преобразующий характер мышления: «11. Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его» [152, С. 53]. Курсив в цитатах, кроме специально возникновения) социально-критические идеи в свои программные цели. Из анализа их работ, посвященных проблеме методологии «наук о духе», можно сделать вывод, что любой социальный исследователь вольно или невольно выступает как практик, осуществляющий социальное действие. Выражаясь современным языком, он действует как социальный проектировщик, социальный инженер или «социотехник». Благодаря такому фактору общественных изменений, как самосознание, часть научных знаний и представлений реализуют свою «проектность» по отношению к обществу, становясь культурными нормами. По отношению к политико-правовым явлениям этот фактор проявляется через их институциональный аспект.
Предпринятая в диссертации попытка построения социокультурного институционального анализа, пригодного для организации междисциплинарных политико-правовых исследований, опирается на предположение о том, что наиболее эффективной стратегией подобной организации и получения необходимых в данном случае системных представлений о социокультурном целом является синтез методов — в противовес состыковке научных предметов и/или соединению готовых знаний. Образец подобного синтеза дал в начале XX века французский правовед и социолог М.Ориу - основатель институционализма, который в книге «Основы публичного права» [96] сумел не только осуществить синтез формально-юридического и социологического методов, но и поместить свою социолого-правовую концепцию в русло традиции классической либеральной философии права, подчеркивавшей, что право есть форма социального бытия свободы.
Представлениям об институтах принадлежит особое место в истории политических и правовых учений. В течение полутора тысяч лет эти представления развивались в рамках юриспруденции, где им придавалась нормативная сила, обеспечивавшая трансляцию правовой культуры оговоренных случаев, везде наш. - В.М. следующему поколению и, соответственно, воспроизводство юридической профессии и деятельности, а через нее - во многом и воспроизводство существующего социального порядка. С появлением социологии понятие института было расширено с норм права на все социальные нормы. В понятие "социального института" были включены также и сами отношения, регулируемые этими нормами (институты президентских выборов, приватизационных конкурсов и т.п.), а иногда - и организации, в рамках которых эти отношения осуществляются (институты законодательной власти, образования и др.).
Отталкиваясь от понятия «юридического лица», М.Ориу показал, что можно не только построить синтетические представления об институтах, но и неявно соединить их с принципом рефлексивности общественных образований. Он предложил рассматривать институты-корпорации как «субъективные личности», которым можно приписать интеллектуальные функции, в частности мышление, следующее некоторой направляющей Идее ценностного характера: так, ученый следует Идее Познания Истины, школьный учитель - Идее Образования, а военнослужащий - Идее Защиты Отечества. Соответственно, институты-корпорации был признаны нормативно-процедурными формами реализации присущих им направляющих идей. В этом смысле М.Ориу унаследовал лучшие достижения немецкого идеализма (в частности, гегелевское представление об опредмечивании идей) и открыл перспективу понимания механизма рефлексивности социальных процессов: ведь общество может - за счет рефлексии и интерпретации - переосмыслять идеи, на которых основываются его институты. Таким образом - благодаря соединению юридических, социологических и философских представлений - был намечен поворот к синтетическому методу изучения политико-правовых явлений, к тому же неявно учитывающему рефлексивный характер этих явлений и соответствующего знания.
Во второй половине XX века институционализм не только стал методологической основой современного правоведения и государствоведения (особенно во Франции: Б.Бади [156], П.Бирнбаум [158], Ж.Бюрдо [159]), но и синтезировал методологические идеи Ориу в области публичного права с социологическим подходом Э.Дюркгейма [31]. В настоящее время это течение весьма влиятельно также во французской социологии и политической науке (М.Дюверже [30; 163; 164] и др.). Оно легло в основу взглядов некоторых ученых Италии, Мексики. Есть приверженцы такого подхода и в Германии (А.Геленц) [137, С. 25]. В этом смысле институционализм указал методологическую перспективу для других дисциплин (прежде всего - политологических), что говорит о возможности его успешного использования и в междисциплинарных исследованиях политико-правовых явлений.
После выхода в 1971 г. работы Дж.Ролза «Теория справедливости» [122] (по мнению Ролза, именно справедливые политические институты могут способствовать построению справедливого общества, а не наоборот) проблематика политических институтов заняла одно из важнейших мест в политической науке [102], ей посвящены работы Дж.Марча и Дж.Олсена [173], Д.Риччи [183], МЛеви [170], Е.Острома [178], Т.Моу [175], Р.Бейтса [157], Р.Гудина [165], Р.Графстейна [166], Р.Джепперсона [168], Т.Коулба [169], К.Шепсла [184], С.Стейнмоу и К.Телена [186] и других ученых.
«С какой бы ситуацией ни сталкивался специалист в области политической науки, она так или иначе будет связана с политическими институтами. Поэтому можно сказать, что основной проблемой политической науки являются специфические характеристики политических институтов в реальном мире во всем их многообразии, определяемом временем и местом», - полагает Б.Ротстайн [123, С. 151]. По его мнению, политика, «понимаемая как институциональная инженерия», во многом вернула себе то центральное положение в политологии, которое было ею утрачено в предшествующий период, когда господствовали поведенческий подход и теория групп. Обновленный взгляд на политические институты показал ограничения постмарксистских, поведенческих и групповых объяснительных моделей, в которых политические процессы были производными от действия социальных и экономических сил [123, С. 160]. Это обусловило интерес к институциональному анализу во многих дисциплинах, тесно связанных с политической наукой и государствоведением: экономической истории и экономике (Д.Норт [94; 176], Р.Томас [177], О.Уильямсон [188]), политэкономии (Д.Кэмпбелл [160]), социологии организаций (У.Пауэлл и П.Ди Маггио [180]), социальной антропологии (М.Дуглас [162]) и исследованиях производственных отношений (У.Стрик [187]).
Успехи применения институционального подхода в столь разных областях породили отклик в социальной философии — прежде всего в работах, посвященных осмыслению этико-правовых и этико-политических проблем, отношений государства и гражданского общества, вопросов самоопределения гражданина, национальной идентичности и т.д. (Р.Дарендорф [26], Дж.Рэз [182], Ю.Хабермас [133; 167; 29], О.Хеффе [135]). В 90-е годы новой областью междисциплинарных разработок стали институциональная транзитология (проблематика переноса институтов из одного общества в другое), определение институциональных ограничений, накладываемых на общественное развитие — в частности, на реформы в посткоммунистических государствах (Т.Спайбей [185]). По сути, в зарубежных социальных исследованиях понятие института давно уже играет роль общеметодологической категории, значимой для различных дисциплин. Статус и функции, придаваемые представлениям об институтах и институциональному анализу в работах западных ученых и философов, можно сравнить со статусом и функциями теории систем и системного анализа (Н.Луман [172; 171; 135, С. 107-109]).
В то же время в отечественной науке институциональный анализ (особенно его методологический аспект) не получил должного развития. После публикации в 1929 году перевода «Основ публичного права» М.Ориу с предисловием Е.Б.Пашуканиса из крупных работ институционализму до начала 1990-х годов была посвящена кандидатская диссертация Е.А.Воротилина о правовой теории Ориу [17], а также статьи О.И.Генисаретского [22; 20; 21; 23] и С.В.Попова [28; 75; 106; 105], на основе идей ММК - Московского методологического кружка (лидером которого был Г.П.Щедровицкий) предложивших варианты решения описанной проблемной ситуации с исследованием рефлексивных общественных образований.
Интерес к институциональному анализу в нашей стране возрос после присуждения в 1993 году нобелевской премии по экономике Д.Норту -автору работ по институциональной экономике и экономической истории. В 1996 году появилось исследование В.М.Быченкова, посвященное социально-философскому анализу феномена «институционального отчуждения» [14], а в 1997 году - перевод одной из книг Д.Норта [94]. В 2000 году вышла докторская монография А.А.Матюхина о применении институционального подхода к изучению права и государства в сфере права [76].
Ускорение общественных изменений в нашей стране, приходящееся на конец 80-х и 90-е годы XX века, приводит к возрастанию интереса к социокультурной теории и методологии, к их философским основаниям (отметим здесь прежде всего работы А.С.Ахиезера [7], Б.С.Ерасова [32], Л.Г.Ионина [36], И.И.Кравченко [47], Н.И.Лапина [48; 49], В.М.Межуева [83; 84], Э.А.Орловой [97], В.М.Розина [116; 115; 120; 117; 118], В.Г.Федотовой [131; 128; 129; 130], а также разработку В.А.Лекторским проблемы взаимосвязи социальной философии и эпистемологии [53]), к философии политики (Б.Г.Капустин [39; 40; 38], А.А.Кара-Мурза [41], И.М.Клямкин [44], А.С.Панарин [98], И.К.Пантин [99], Л.В.Поляков [103] и др.) и философии права (С.С.Алексеев [1], О.Э.Лейст [51], Г.В.Мальцев [57], А.А.Матюхин [76; 81; 82; 78; 80], М.Ю.Мизулин [85], В.С.Нерсесянц [89; 90], Э.Ю.Соловьев [124] и др.).
Однако до сих пор социокультурный анализ не рассматривался как институциональный, а институциональный анализ, в свою очередь, - не истолковывался как метод социокультурного исследования политико-правовых явлений, основанный на системных представлениях о социокультурном целом. Проблематика политико-правовых явлений не анализировалась как проекция этих представлений о целом на область взаимодействия права, государства и политики - политико-правовое пространство. Не исследовались возможности, открываемые этим методом для междисциплинарных политико-правовых исследований, а также для преодоления методологических затруднений общественных наук, связанных с использованием синтетического междисциплинарного языка системного описания политико-правовых явлений для практической координации деятельности по решению проблем общественных изменений, с рефлексивным характером объекта исследования.
Цели и задачи диссертационного исследования
Цели работы состоят, во-первых, в том, чтобы разработать систему методологических принципов социокультурного институционального анализа;
во-вторых, создать ряд структурных моделей области политико-правовых явлений, которые демонстрируют возможности данной методологии.
Для достижения этих целей автор решает следующие задачи:
выявления методологических ограничений существующих «монодисциплинарных» подходов к изучению политики и права;
модернизации институционализма М.Ориу в контексте современных культурологических идей;
интерпретации социокультурного анализа применительно к политико-правовым явлениям как социокультурного институционального анализа за счет введения синтетического понятия «социокультурного института»;
создания структурных моделей политико-правового пространства и отдельных политико-правовых институтов для статического случая и ситуации общественных изменений;
апробации работающей структурной модели методологически организованной общественной экспертизы.
Теоретическая и методологическая база исследования
Теоретические и методологические основания, на которые опирается данная работа, образуются совокупностью социально-философских, философско-политических и философско-правовых идей и концепций, определяющих основания социокультурной теории и методологии, а также методологии институционального подхода. В качестве концептуальных источников и инструментов конструирования предложенного в данной работе метода социокультурного институционального анализа использовались методологические принципы системного подхода, деятельностного подхода, принципы анализа рефлексивных процессов. Для исследования идей и теоретических моделей других авторов, служивших содержательными источниками построения понятийного аппарата социокультурного институционального анализа, применялся метод исторической реконструкции.
Объект и предметы исследования
Объектом исследования выступают политико-правовые явления, сфера права и правовая культура, а предметами - метод их социокультурного познания и преобразования, а также ряд моделей, которые получаются при рассмотрении политико-правовых явлений в их институциональном аспекте посредством вышеупомянутого метода.
Научная новизна исследования
1. Впервые предложена система методологических принципов социокультурного институционального анализа как метода комплексного исследования политико-правовых явлений и введены базовые понятия, лежащие в основании этого метода, - понятия социокультурного института и социокультурного пространства, а также схема состава социокультурного института, позволяющая применять эти понятия к общественным явлениям.
2. Развернуты новые понятия и представления, конкретизирующие метод социокультурного институционального анализа для исследования областей права и политики: институционально-функциональная модель правовой культуры, представления о сфере права, политико-правовых институтах и правовой институциональной форме. Построены структурные модели института состязательного правосудия и политико-правового пространства, показано их структурное подобие и содержательно-генетическая связь, описаны лежащие в их основе механизм институционального опосредования и идея социально-организованного мышления.
3. В контексте анализа механизмов социокультурных изменений по- новому проанализирована роль власти и парадоксы ее институционализации, предложено новое понимание социокультурной политики как синтеза «принудительности власти» и «власти культурного образца», образующего «силу правовой формы». Предложенная трактовка социокультурных изменений основана на новом понимании активной роли знания и мышления в современном мире в контексте поворота последних «от чистого разума к практическому».
4. На основе осмысления опыта современного конституционного развития модернизировано попперовское понятие открытого общества, для которого дано новое социально-философское обоснование с позиции либерального институционализма, предполагающего компромисс либерального (Свобода) и социального (Общее Благо) аспектов государственности на основе идеи Справедливости, принимающей на себя в сложившемся "треугольнике" функцию меры. Дана новая интерпретация идей К.Поппера о критическом мышлении как базовом механизме существования открытого общества: мир объективного знания, к которому апеллирует критическое мышление, на основе представлений о социально-организованном мышлении истолковывается процессуально - как «мир осуществляющихся интеллектуальных функций». Показано, что такое истолкование ведет к переосмыслению попперовской теории трех миров.
5. Впервые рассмотрены политико-правовой и институционально-процессуальный аспекты методологически организованной общественной экспертизы.
Положения, выносимые на защиту
1. Построение системы методологических принципов социокультурного институционального анализа как метода комплексного междисциплинарного исследования политико-правовых явлений требует последовательной реализации социокультурной и рефлексивной точки зрения на подобные исследования, позволяющей придавать их результатам «проектный» характер, т.е. способность задавать рамки общественных изменений. В основании конструируемого метода лежат понятия социокультурного института и социокультурного пространства. Применять эти понятия к рефлексивным общественным образованиям позволяет схема состава социокультурного института.
2. Конкретизация искомого метода для исследования областей права и политики достигается путем разворачивания ряда дополнительных новых понятий и представлений: институционально-функциональной модели правовой культуры, представлений о сфере права, политико-правовых институтах и правовой институциональной форме. Общее поле для комплексных (социально-философских и междисциплинарных) исследований задает теоретическая конструкция политико-правового пространства. Предложенная в диссертации модель института состязательного правосудия обладает структурным подобием и содержательно-генетической связью с конструкцией политико-правового пространства. В основе обеих моделей лежат схема институционального опосредования и идея социально-организованного мышления.
3. Указанные представления задают подход к анализу механизмов социокультурных изменений, в которых важна роль власти и возможность разрешения парадоксов ее институционализации. Власть, институционализированная путем самоограничения, может воздействовать на общество посредством социокультурной политики как синтеза «принудительности власти» и «власти культурного образца», образующего «силу правовой формы». Данный подход к осуществлению социокультурных изменений предполагает новую постановку философских проблем гуманитарного знания, связанных с осмыслением активной роли знания и мышления в современном мире, их поворота «от чистого разума к практическому».
4. В контексте опыта современного конституционного развития попперовское понятие открытого общества необходимо модернизировать с позиций либерального институционализма. В этом случае идеи К.Поппера о критическом мышлении как базовом механизме существования открытого общества получают новую интерпретацию: мир объективного знания, к которому апеллирует критическое мышление, на основе представлений о социально-организованном мышлении истолковывается как мир осуществляющихся интеллектуальных функций. Соответственно, изменяется содержательное наполнение попперовской теории трех миров.
5. Технология методологически организованной общественной экспертизы, структурная модель которой предложена в диссертации, позволяет «экспериментировать» с искусственно создаваемым политико-правовым пространством, открывает возможность апробации (в том числе и на социокультурную приемлемость) проектов трансформации существующих политико-правовых институтов (или создания новых). Применительно к институциональному аспекту данной технологии можно говорить о создании своего рода «института общественных изменений».
Теоретическая и практическая значимость исследования
Предложенный методологический подход и понятийный аппарат важны для анализа проблематики правового государства, конституционной власти, исследования политической и правовой культуры в России и странах СНГ. Возможно его распространение также на компаративные политологические, правоведческие и культурологические исследования;
Описанные в диссертации понятийный аппарат и модели необходимо учитывать при разработке и экспертизе законопроектов, оценке их конституционности, толковании правовых норм судами и органами конституционного надзора, решении проблем государственного строительства, разработке и консультационно-исследовательском сопровождении реализации программ институциональных изменений, реформирования политической и правовой системы;
Практическое использование описанной в диссертации модели общественной экспертизы позволяет «проигрывать» различные сценарии разворачивания общественных процессов (например, реализации значимых социальных проектов, реформ и т.п.), обеспечивая рациональное отношение к общественным изменениям: их осмысленную инициацию, продуманное проведение, взвешенную оценку последствий;
Методологические идеи, изложенные в диссертации, значимы для развития культурологического образования прикладной направленности, подготовки государственных и муниципальных управленцев, юристов.
Апробация результатов работы
Основные результаты диссертации докладывались и обсуждались на:
I Методологическом конгрессе (Москва, март 1994 г.);
Научно-практической конференции по подведению итогов исследований по программе мониторинга деятельности суда присяжных (Москва, октябрь 1994 г.);
Организационно-деятельностной игре «Судебная реформа и правовая журналистика: новые перспективы» (Москва, май 1995 г.);
Цикле научных семинаров по проблемам методологии права и юридического мышления под руководством Л.М.Карнозовой (Москва, июль и ноябрь 1996 г.);
III, V, VII и IX Чтениях памяти Г.П.Щедровицкого (Москва, февраль 1997 г., февраль 1999 г., февраль 2001 г. и февраль 2003 г. соответственно);
Круглом столе «Институциональные и культурно-исторические предпосылки формирования открытого общества в России» в рамках II Попперовских чтений (Москва, февраль 1998 г.);
Международном круглом столе «Современные проблемы правопонимания» (Алматы, май 1999 г.);
I, III и IV Международных симпозиумах «Рефлексивные процессы и управление» (Москва, октябрь 2000 г., октябрь 2001 г. и октябрь 2003 г. соответственно);
Международной научно-практической конференции «Судебная реформа и становление правового государства в Российской Федерации» (Москва, декабрь 2002 г.);
Международной научно-теоретической конференции «Право, государство, демократия в условиях общественных изменений» (Алматы, апрель 2003 г.).
Опыт автора, приобретенный в ходе работы над диссертацией, нашел отражение в учебном курсе «Социология культуры» для студентов специализации «Социокультурная политика» в Высшей школе культурологии Московского государственного университета культуры и искусств.
Структура и объем диссертации
Работа состоит из введения, трех глав, заключения, приложения (кейса) и списка литературы. Объем составляет 172 машинописные страницы, текст содержит 5 рисунков (схем). Список литературы включает 188 наименований.
Логика изложения содержания работы состоит в том, что вначале рассматриваются принципы социокультурного институционального анализа как метода междисциплинарных исследований политико-правовых явлений (первая глава), а затем возможности данного метода демонстрируются путем построения на его основе ряда системных описаний (схем, структурных моделей) отдельных политико-правовых институтов и области политико-правовых явлений в целом — «политико-правового пространства» (вторая и третья главы).
Во второй главе политико-правовое пространство рассматривается в генезисе и "ставших" формах, а в третьей обсуждаются проблемы становления политико-правового пространства (в отличие от генезиса как процесса становления уже завершенного и изучаемого post factum, отталкиваясь от известных «ставших» форм, собственно становление -длящийся процесс с неизвестным исходом).
Завершается изложение рассмотрением кейса (примера), посвященного методологической экспертизе проблем общественных изменений. Данный кейс (он приводится в Приложении) демонстрирует возможности метода социокультурного институционального анализа при проведении «экспериментальных» работ с политико-правовым пространством.
Автор выражает искреннюю благодарность научным руководителям Б.В.Сазонову и В.М.Розину за внимание и поддержку при выполнении работы. Я глубоко признателен А.А.Матюхину, в соавторстве с которым написан ряд ключевых работ по теме диссертации, за его вдохновляющее творческое влияние, а также помощь в преодолении трудностей работы с правоведческими аспектами проблемы. Я благодарен своим коллегам по семинару в Высшей школе культурологии С.И.Котельникову и В.И.Малкину, в плодотворных дискуссиях с которыми выкристаллизовывался мой подход к проблемам социокультурной политики, О.Б.Алексееву, В.Л.Даниловой, Л.М.Карнозовой, Г.Г.Копылову, Р.Р.Максудову, В.В.Никитаеву, Я.Ш.Паппе, М.В.Рацу, Д.В.Реуту, А.В.Савинову, В.Н.Садовскому, М.Г.Флямеру и А.Г.Шейкину, обсуждавшими со мной различные аспекты проблемы данного исследования и внесшими ряд ценных замечаний, а также М.Т.Баймаханову, О.Э.Лейсту, В.А.Малиновскому, З.А.Мукашеву, С.С.Ударцеву, П.Г.Щедровицкому и многим другим, кто рецензировал и комментировал мои предшествующие работы по данной теме. Особую благодарность хотелось бы выразить С.В.Попову, обратившему еще в 1990 году мое внимание на растущую актуальность проблем институционализации власти и взаимосвязи институциональных форм организации социальной жизни с мышлением и знанием, О.И.Генисаретскому за интерес и участие, проявленные к моему намерению актуализировать начатое им в 60-е годы обсуждение институтов в методологии, и А.Я.Флиеру, предложившему мне в 1997 году сконцентрировать внимание на феномене правовой культуры, что придало мощный творческий импульс работе над диссертацией.
Методологические ограничения существующих подходов к осмыслению политики и права
Изучение политико-правовых явлений — междисциплинарная проблема, разрешение которой под силу лишь комплексу дисциплин, которые мы далее будем именовать политико-правовыми. Междисциплинарное сотрудничество социальной и политической философии, философии права, политических наук, правоведения, государствоведения и смежных наук должно раскрыть нам сложные взаимоотношения политических, правовых и других аспектов общественной жизни4.
При этом наша позиция подразумевает, что, во-первых, в рамках европейской - а теперь и глобальной - цивилизации «политическое» может быть осознано не иначе, как в соизмерении с «правовым». И, во-вторых, в данном контексте «политическое» необходимо понимать в аристотелевском смысле - как синоним «общественного». Поэтому комплекс политико-правовых дисциплин претендует, по нашему мнению, на свою особую точку зрения на общество в целом (как история и социология, и как, по версии А.А.Богданова, «наука организации» [11]), а не только на его часть (как, например, экономика или социальная психология). Отдельные специальные дисциплины внутри комплекса должны соотноситься как дополняющие друг друга. Следовательно, сама постановка задачи подталкивает нас к синтезу знаний из разных дисциплин. Но на этом пути мы сталкиваемся с принципиальным эпистемологическим затруднением: дисциплинарные знания, которые мы хотим «синтезировать», принадлежат к системам разных научных предметов, а те, в свою очередь, построены на разных методологических основаниях.
Для преодоления описанной трудности мы должны выбрать одну из двух возможных здесь методологических позиций [144], первая из которых, получившая название натуралистической, исходит из гносеологического отношения «субъект-объект» и считает научный предмет («предмет познания») чем-то «объективно данным». К этому предмету (отождествляемому с объектом, существующим «на самом деле», т.е. «натурально») применяются «методы познания», которые в этом смысле всегда «субъективны», то есть являются принадлежностью (средством, орудием) познающего субъекта. Методологическая позиция натурализма основана на монистической онтологии природы. В эпистемологическом отношении это означает независимость объекта познания от познающего субъекта, а также способов и результатов его деятельности (методов и полученных знаний). Познавательная деятельность рассматривается как чистое созерцание, предмет науки - как более или менее близкое к истине отражение одной из сторон объекта. В пределе, выражаясь кантовским языком, объект всегда ноуменален, он есть «вещь в себе», феноменальным выражением которой является предмет науки.
Вторая из возможных здесь методологических позиций, получившая название деятельностной, исходит из признания в познавательной деятельности как созерцательного, так и преобразовательного компонентов. Первый соответствует естественным, второй - искусственным сторонам объекта. Тем самым признается, что объект, с которым имеет дело наука, отчасти является артефактом, некоторые из его сторон являются результатами преобразующего воздействия деятельности человека. Не отрицая познавательного значения онтологии природы, деятельностная методология в то же время не признает ее всеобщего статуса, допуская различные варианты дуалистических и плюралистических конструкций объекта, имеющего «естественно-искусственный» характер5. С точки зрения деятельностной методологической позиции необходимо четкое различение предмета и объекта (см. [148, С. 165-168], а также [143]). Если объект признается естественно-искусственным образованием, «кентавр-системой», то предмет в данном контексте есть чистый артефакт, результат конструктивной деятельности мышления, представляющий собой часть объекта, снятую методом. Разумеется, процедура снятия сохраняет и «естественные» характеристики объекта, но уже в иной, преобразованной мышлением форме идеального содержания.
И если целью синтеза знаний является восполнение содержательных пробелов одного знания за счет другого, то есть синтез содержания знаний, то синтез разнопредметных знаний возможен не иначе как путем их распредмечивания и приведения к общему знаменателю единых методологических оснований. Всякий иной способ есть или редукционизм, или эклектика. Распредмечивание есть возврат от предметной формы идеального содержания к форме метода, «породившего» данный предмет, а также к конструкции «самого объекта» (в отличие от предмета). Синтез знаний оборачивается синтезом методов при необходимости реконструкции «самого объекта». Согласно Гегелю, форма мышления, позволяющая «видеть» объект безотносительно к его опредмеченным воплощениям, есть форма понятия. Взятая под углом зрения своего «саморазворачивания», эта форма есть также форма метода. Системообразующим моментом для связывания понятий служила онтология, которая выступала также основанием мировоззрения.
Генезис политико-правового пространства: значимость правовых институтов в реализации политических отношений
Как же теперь в намеченных рамках социокультурной динамики представить политико-правовое пространство? С исторической точки зрения очевидно, что такое пространство присуще не всякому типу общества. По всей видимости, впервые в истории общественные отношения начинают трактоваться как собственно политические в греческом полисе.
Древние греки остро чувствовали дыхание общественных изменений. Смена правителей и даже форм правления иногда происходила неоднократно на протяжении жизни одного поколения. Именно там, в условиях первой древней демократии, противостоявшей то и дело возрождавшейся тирании, начинает формироваться личность свободного гражданина, за которым признается индивидуальная воля и право ее изъявления - право голоса.
Слово «политика», в этимологии которого присутствует корень «полис» (множественность), означает искусство управления обществом, государством, подразумевающее совместное принятие властных организационных и управленческих решений, механизм взаимодействия множества индивидуальных воль и их консолидации в общую волю или в набор общественно значимых точек зрения на «публичные вещи» .
Как видим, само существование политики предполагает плюрализм. Если политик остается один, то он уже не занимается «политикой» в исходном смысле этого слова39. Следовательно, и политическая позиция не может быть «единственно верной», а только одной из возможных. Но в чем же тогда особенность позиции политика как общественной в отличии от любой частной (пусть и очень культурной) деятельности? Такую особенность выделил еще Аристотель: «Хотя моряки на судне занимают неодинаковое положение... благополучное плавание - цель, к которой стремятся все моряки в совокупности и каждый из них в отдельности... То же самое и по отношению к гражданам: хотя они и не одинаковы, все же их задача заключается в спасении составляемого ими общения, а общением этим является государственный строй».
Итак, политические отношения с самого начала приобретают коммуникативный характер, который в демократическом обществе захватывает и государственность. Греки, обладая уже идеей правового равенства свободных граждан, изобрели публичное пространство общественного обсуждения и принятия решений по поводу государственных дел: «...и к высшему из всех благ стремится то общение, которое является наиболее важным из всех и обнимает собой все остальные общения. Это общение называется государством или общением политическим».
Позднее Рим к этому политическому пространству общественной коммуникации добавил еще правовую процессуальную форму, поддерживаемую особой профессиональной корпорацией юристов. Процесс публичного обсуждения общественно-значимых проблем постепенно оформлялся за счет процедуризации и юридического нормирования. Последнее, в свою очередь, после многолетних усилий по кодификации законодательства и систематизации мышления самих юристов, приобрело характер правовых институтов. «И пусть для истории науки и политической мысли Аристотель значит больше - есть нечто свежее, важное и неувядающее в общественных взглядах какого-нибудь Цицерона и, шесть веков спустя, в идеях юристов эпохи Юстиниана. Возможно, в названии одной из их работ и выражается суть того дара, который Рим вручил Западу: Institutiones, институты» [26, С. 179].
Логика рассмотрения генезиса политики как плюралистического общения популятивных субъектов приводит к утверждению значимости правовой действительности, проявляющейся через функционирование политико-правовых институтов в форме институционально-правовой организации публичного говорения, опосредующей реализацию политических отношений. В европейской культуре эта значимость обусловливается также и тем, что политическое отношение, чреватое разрывами и конфликтами, для своего устойчивого воспроизводства нуждается в «беспристрастном третьем», выведенном из политики, пусть даже этот третий актуально присутствует лишь в форме рамки42. В развитых политических демократиях подобная рамка «правил честной игры» поддерживается сложным механизмом, подразумевающим согласованную работу всех институтов сферы права, соответствующих основным функциональным компонентам ее структуры (см. п. 1.2).
Парадокс институционализации власти
Если описание генезиса и функционирования политико-правового пространства проводится на основе нормативных понятий (гражданское общество, государственность, правовые и политические институты, личные права, политическая демократия и т.д.), то, говоря о проблемах становления политико-правового пространства - в частности, об установлении институтов, которых еще нет в рамках данной культуры, - необходимо иметь в виду естественно-искусственный характер данного процесса72 и, в особенности, роль власти в формировании институциональных «правил честной игры» в политике [73, С. 26].
Рассмотренный ряд нормативных понятий фиксирует не то, как все есть "на самом деле" и не желательное положение вещей, а метод рассуждений о политико-правовом пространстве, которое связывается с вышеупомянутыми нормативными представлениями и истолковывается при помощи понятийной сетки "государство - политические институты - гражданское общество", структурируемой трехслойной схемой политико-правового пространства (п. 2.4).
Любой метод имеет границы применимости, налагает определенные ограничения на "натурализацию" используемых понятий: поэтому считать, что с их помощью описывается реальность "как она есть на самом деле", можно лишь в рамках предположений, составляющих условия адекватности понятийного описания реальности.
Возникает неизбежный в таких случаях вопрос "соответствия метода предмету": отвечает ли метод социокультурного институционального анализа, дающий (посредством вышеупомянутых терминов) ответы на вопросы типа "как мыслить...", чему-либо в реальности современного общества, его истории? Даже если предложенный метод является внутренне последовательным и непротиворечивым (т.е. разрешает поставленную в п. 1.1 проблему приведения разнопредметных знаний к общему знаменателю единых методологических оснований, преодоления эпистемологического редукционизма и эклектичности мыслительных средств), это не гарантирует его адекватности социокультурным реалиям — а, значит, и успешной применимости.
Имеет ли вообще смысл «прикладывать» понятийную сетку, связанную с гражданским обществом (представляющим собой идеальный тип западной городской цивилизации), к социокультурным условиям бывшего СССР? Ясно, что в России и других постсоветских государствах такая сетка почти ничего существующего не описывает - ни современного фона, ни естественноисторического. Не может она служить и веберовским идеальным типом, хотя и применявшимся как чисто конструктивный инструмент исторической социологии, но все же описывавшим нечто общее в существующих явлениях, на фоне чего более выпукло выделялось особенное.
Однако, по нашему мнению, если исходить из заявленной в п. 1.1 деятельностнои методологической позиции, опирающейся на категорию «естественное-искусственное», то понятийная сетка, связанная с гражданским обществом, может быть инструментом социокультурного анализа постсоветской реальности, поскольку схватывает поле ценностно значимых ориентации действующих субъектов, возможные формы (образцы) их мышления и деятельности по изменению существующего положения дел.
С точки зрения развиваемого подхода к рассмотрению социокультурной динамики существенно, что описанная структура политико-правового пространства, задающая соотношение социальных функций гражданского общества и государства, работает только "в классике", т.е. для стационарных ситуаций.
В случае радикальных общественных трансформаций имеется иное соотношение гражданского общества и государства: гражданское общество по-прежнему является более чувствительным к содержанию изменений источником социальной динамики, в то время как государство становится инстанцией, оформляющей эти содержательные сдвиги. Даже в случаях так называемых "революций сверху" роль государства - скорее в "опережающем оформлении", создании легитимных возможностей осуществления того, что уже назрело.
В частности, для России вполне возможен и такой вариант, когда в ситуации "революционных изменений", напротив, определенные структуры гражданского общества оказываются более "консервативными" носителями норм обычного права, вместилищем и хранителем традиций. Например, в условиях консерватизма сложившейся системы юридического мышления (речь идет, конечно же, об интеллектуально-общественном феномене, а не о мышлении отдельных продвинутых правоведов) логично предположить опережающую ("размыкающую") роль политико-правового пространства, оформляемого государством, по отношению к правовой системе, которая консервируется сейчас не столько государством, сколько профессиональным сообществом юристов.
