Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Детство как структурный элемент социально-исторической памяти человека и общества 24 - 59
1.1. Культурно-историческая интерпретация детства 26 - 39
1.2. Психолого-педагогическая интерпретация детства 39 - 59
Глава 2. Мир детства в системе социального бытия общества 60 - 112
2.1. Трансформация социального статуса детства в обществе 62 - 77
2.2. Социально-онтологические функции детства в обществе 77 -112
Глава 3. Детство в современном обществе; проблема инобытия 113 -154
3.1. Технологизация мира детства в современном обществе 114 - 134
3.2. Современные общеобразовательные и этнокультурные программы реабилитации детства 134 - 154
Заключение 155-159
Литература 160 -177
- Культурно-историческая интерпретация детства
- Трансформация социального статуса детства в обществе
- Технологизация мира детства в современном обществе
Введение к работе
Актуальность исследования
Значение исследования связано с общим кризисом развития российского общества, которое «не знает но каким звёздам жить» (X. Ортега-и-Гассет) и это «незнание» передает новым поколениям. Особенно сильно от этого обстоятельства страдает духовная жизнь детей — то есть жизнь тон части общества, которая предопределяет будущее. Не менее актуальны и проблемы, связанные с факторами такого рода «предопределений», которые касаются контекстов «прошлое — настоящее» или «настоящее - будущее». Это классические проблемы философской онтологии и философии истории, которые разрабатывались в трудах Г. Гегеля, Ф. Ницше, А. Бергсона, М. Хайдегтера, С.Н. Трубецкого, Н.О. Лосского, JLIL Карсавина, П.А. Флоренского и других, которые приобретают совершенно новое звучание в связи с вопросами о социальном статусе, социальной функции детства в системе общества. «В современном постсоветском пространстве, - справедливо отмечает Ю,М. Романенко, - состояние исследований характеризуются неопределённостью статуса и содержательных рамок онтологии и метафизики» (Ю.МРоманенко,1999), Это обстоятельство подчёркивает актуальность уточнения самого понимания онтологической установки в социальной философии.
Фактическое бедственное положение системы образования и воспитания, бедственное положение большинства семей и, следовательно, в целом бедственное положение детской части населения нашего общества, выдвигает на первые позиции фундаментальную философскую проблематику непрерывности истории, непрерывности культурной традиции, связи социо-культурных поколений, или, иначе говоря - вопрос об исторической роли, которую играет в этих процессах детство,
Конечно, отношение к детству и качество жизни детей всегда провозглашалось стратегической задачей нашего общества, числилось в ряду показателей его духовного и социального здоровья- В качестве теоретического основания подобного провозглашения детства выступают современные социально-психологические теории социализации, в рамках которых детство осмыслено как особая субкультура и как одно из условий успешного развития общества. Можно отметить, что выживаемость всякого общества устойчиво связывается деятельностью институтов образования, функционирующих в том числе и на ранних возрастных ступенях- Однако, в этом контексте осмыслена социальная роль взрослой части общества, которая рассматривается в качестве субъекта образовательного процесса.
На педагогическом и социально-психологическом уровне за ребёнком также признаётся «субъектная» функция, но на уровне исследований макро-социальных (как принято говорить, социально-историчеких) процессов, детство «выпадает» из поля зрения, так что остаются только «народы», «государства», разного масштаба «субъекты» (личность в истории) и т.п. Ребёнок остаётся в этих контекстах «кандидатом в человеки» (Л.А.ЗеленовД991) и не более того. Поэтому актуальность исследования социально-онтологического статуса (роли) детства в обществе обусловлена необходимостью выявления его «субъектного», активного места в процессе социально-исторического наследования (себя-наследования) общества. Поскольку сециально-историческое наследование выступает неотъемлемым аспектом социального развития, постольку речь, идёт о выявлении активной функции детства в социальной истории, в социально-историческом процессе.
Актуальность названной темы обусловлена ещё и тем, что к концу XX века накопились обширные социально-психологические, педагогические, социологические эмпирические данные о положении, социальном функционировании мира детства. Развитие соответствующих эмпирических теорий отчасти сдерживается отсутствием социально-философской рефлексии в отношении упомянутых эмпирических данных. Речь идёт не о простом собирании и систематизации их в виде «выставки» или «гербария». Мы имеем в виду примерно такого же рода философскую рефлексию, которая была в начале XX века тіредпринята Э. Гуссерлем в связи с проблемой сознания. Если в отношении Э.Гуссерля принято говорить о «депсихологизации» сознания, то применительно к нашей проблеме мы бы сказали о необходимости депсихологизации представлений о социальном функционировании ребёнка и в целом детской части общества. Мы не имеем в виду, что в отношении проблемы ребёнка и детства необходимо в точности произвести все те же логические операции, которые Э.Гуссерлем были проделаны в отношении проблемы сознания. Необходимо «повторить» не столько логический процесс, «путь», сколько логический «результат» упомянутой депсихологизации. Иначе говоря, ребёнка и детство из социально-психологического субъекта необходимо переосмыслить в качестве субъекта социального бытия. В контексте постмодернистского вопрошания о бытяи это одна из актуальных проблем современной социальной философии,
В терминологическом отношении, в частности, проблема состоит в том, чтобы встроить термины «ребёнок» и «детство» в социально-философский, онтологический контекст, наделить их новым смыслом и, при этом, не «оборвать» связей этих терминов с изначальными социально-психологическими и педагогическими контекстами.
С социологической точки зрения проблемы детства не менее актуальны. Они фиксируются в процессах распада традиционных форм семьи, росте нуклеарных и бездетных семей, в увеличении числа разводов и неполных семей, в росте социального сиротства и беспризорности, в разрушении «вертикальных» связей между поколениями в целом. Всё" это ярко характеризует кризис детства, брошеннйстъ и одиночество ребенка в мире взрослых, его возрастную сегрегацию.
Наконец, актуальность нашей темы связана с тем, чтобы всё-таки известным образом систематизировать целый комплекс эмпирических знаний, но систематизировать не по их собственным основаниям. Необходима такая систематизация, которая обеспечит в будущем свободный информационный диалог соответствующих эмпирических наук с социально-философской онтологией. Для этого в основание систематизации должен быть положен социально-философский концепт, который может быть выработан только в русле социально-философского исследования.
Состояние исследования проблемы
В современном социальном знании понятие детства весьма актуально и активно используется. Сегодня в социуме, в условиях системного кризиса, назрела насущная необходимость по;щцисциплинарного изучения детства, основанного на диалоге наук. Эта задача была поставлена еще в XIX веке в США, а в начале XX века и в России перед новым научным направлением-педологией, претендовавшей на звание науки наук о ребенке. Установка на комплексное исследование детства привела Л.СВыготского, а также МЛ.Басова, ПЛ.Блонского и др. в область педологии. ЛСБыготский решительно не принимал многое из содержательного запаса педологов и технологии их работы - например, отвергал взгляд на детскую психику \ак продукт конвергенции наследственности и среды, считал ненадежным бездумное оперирование тестами Бине и Россолимо, Он работал над проектом преобразования детской психологии, стремясь превратить ее из учения о функциях в учение о личности, подчеркивал, что «-долько выход за пределы традиционной детской психологии и сможет привести нас к исследованию того высшего психологического синтеза, который с полным основанием может быть назван личностью ребенка. История культурного развития ребенка приводит нас к истории развития личности» (Выготский Л.С,:1996,С20).
Через несколько лет плодотворного развития отечественной педологии данная наука по указанию И.В.Сталина была объявлена вредной для практики и антимарксистской, ее представители были интернированы, а труды их изьяты из научного оборота, что и дало возможность МХ.Ярошевскому ввести в оборот термин «феномен репрессированной науки» (Ярошевский М.Г.:1996,С,23). Все произошедшее на весьма продолжительное время оторвало науку от междисциплинарного изучения детства.
В культурологических исследованиях детство стало самостоятельным объектом анализа под влиянием распространения психоаналитического подхода, в котором оно является одной из центральных тем изучения (З.Фрейд, К.Г.Юнг, Э.Эриксон, Ф.Дольто и др.)' Детство, в первую очередь раннее, в условиях различных культур исследовали такие ученые, как Р.Бенедикт, М.Мид, К.Дюбуа, Дж, и Б. Уайтинги. Особо здесь стоит выделить аспект межпоколенной трансмиссии культуры ( М.Мид, Л.Демоз).
В рамках культурно-исторического подхода, представленного Н.Я.Данилевским, К.Леонтьевым, О, Шпенглером, А.Тойнби, П.Сорокиным, Л,Н.Гумилевым, исследовались процессы зарождения, основные этапы развития культур народов мира. Особого внимания заслуживает развитое в их трудах понятие детства культуры.
Оригинальную концепцию социальной истории детства можно встретить в трудах Ф.Ариеса, а психологической истории детства- в работах Э.Эриксона и И.С.Кона.
Значительное влияние, в том числе и на межкультурное изучение детства, оказала культурно-историческая концепция детского развития, представители которой (Л. С,Выготский, А.Р.Лурия, А.Н.Леонтьев,
Д.Б.Эльконин), рассматривали культурное развитие как врастание речевых форм общения людей во внутренний план индивидуального сознания, то есть интериоризацию культуры.
В наше время активизировались исследования детства как особой субкультуры (М.Гудмен, В.Т.Кудрявцев, Т.Алиева, Н.Михайленко, Н.ЬСороткова, В.С.Мухина, Н.Я.Болыиунова, Е.Гаспарова, В.В.Савченко, Е.Ю.Копейкина и др.),
Интересен подход У.Бронфенбреннера, изучавшего процессы социализации детства в разных странах, сделавшего акцент на системности и активности (со стороны развивающейся личности) характера процесса социализации, предложившего подход «экологии человеческого развития», «экологии детства».
Существует также и обширная социологическая литература, посвященная проблемам семьи, где вопросу о положении ребёнка уделяется заметное место (Р. Зидер, С.Я. Вольфсон, A.M. Коллонтай, А.В, Луначарский, А.Г. Харчев, СИ. Голод, ИД. Шимин и др.).
В последние годы появляются монографические работы по проблемам детства междисциплинарного характера, что объясняется необходимостью разработки методологической основы построения образовательной стратегии для России (Д.И.Фельдштейн, А.Г.Асмолов, Б.Д.Элькоиин, В.Т.Кудрявцев, С.С.Шевелева. В.Я.Ляудис, Л.А.Зеленов, Л .В .Филиппова, КС.Морова и др.).
Социально-философская традиция имеет лишь слабые непосредственные приближения к проблематике детства. Среди отечественных исследователей необходимо назвать Э.В. Ильенкова, который занимался изучением и практикой социализации слепо-глухонемых детей, причём важно то, что в фундаменте его эмпирических исследований лежала оригинальная социально-философская концепция «идеального». Интересен и опыт создания школы «Диалога культур» В.Я. Гуревича. В евролейско-российской «линии» философии следует отметить в качестве такого приближения исследования сознания А. Бергсона, Э. Гуссерля, С.Н. Трубецкого, Н.О. Лосского С.Л. Франка и др., в которых мы, также как и в работах Э.В.Ильенкова, выделяем, прежде всего, методологическую сторону.
Прежде всего, мы опираємся на теоретические взгляды представителей русской религиозно-философской традиции, онтологизм которой неоднократно подчёркивался в качестве ведущего её признака исследователями (Романенко Ю.М.: 1999,С.З14-315.). Онтологический подход был связан с вопросом о принадлежности индивидуальной человеческой души к всеединству созданного Богом мира. В формулировке Л.П. Карсавина эта установка выражена следующим образом: «Истинное всеединство моей души есть сама она в полноте своей выраженности, в своей завершённости. Но завершённая душа противостоит себе завершающейся или становящейся и в себе самой, как ничто, как абсолютному небытию. Душа такова, какова она есть, если она и есть и не есть, если она свободно возникает (= творима) из ничего и становится всею собою. Мы уже видели, что это единство бытия-небъггия должно выражаться и в каждом моменте души: иначе она не всеединство» (Карсавин Л.П.: 1993,С52.) И чуть дальше: «В каждом своём моменте и во всеединстве их душа и возникаег из ничего, и становится завершённою, и восполняема. Мы не можем.отрицать этого, если вдумаемся в понятие абсолютного Бытия или Божества - Абсолютное Бытие есть и абсолютная Благость, к которой стремится приблизиться всё относительно благое и без которого оно существовать не может» (Там же, С. 54.) Вывод же относительно правильного понимания всеединства Л.П.Карсавин формулирует следующим образом: «Таким образом, необходимо различать следующие понятия: - І. Божество, как абсолютное совершенное всеединство; 2. усовершенное или обоженное (абсолютизированное) тварное всеединство, отличное от Бога тем, что когда оно есть, Бога нет, а само оно есть ставшее Богом ничто; 3. завершённое или стяженное тварное всеединство, стремящееся к усовершенности своей, как к идеалу или абсолютному заданию, и через него к слиянию с Богом: к становлению богом и гибели в Боге; 4. незавершённое тварное всеединство, становящееся совершенным через своё завершение или момент всеединства в его ограниченности» (Там же, С.55.)
Здесь мы выделяем для себя следующие методологические моменты: во-первых, что онтологическая установка в инструментальном плане опирается на категории «бытия» и. «небытия», во-вторых, она поворачивает мысль в сторону проблемы всеединства, взятого как нечто становящееся, длящееся, восходящее от чего-то к чему-то, в-третьих, это становление есть усовершенствование становящегося, приводящее к «гибели» в конечном пункте становления. Каждый из моментов философски проработан в трудах целого ряда мыслителей. Так тема «имени - бытия» и является одной из важнейших в трудах А.Ф. Лосева (Лосев А.Ф. Философия имени. М.: МГУ, 1990.). Особенность подхода А.Ф.Лосева в том, что в своей онтологии «имени» он даёт не только развёрнутую картину своего понимания бытия, связывая его тесными смысловыми узами с понятиями «эйдос» и «сущность», но предлагает также и развёрнутую инобытийную структуру «имени» (Дахин А.В,: 1995, СЗО-31,)
Всеединство-процесс получил проработку в трудах B.C. Соловьёва, П.А. Флоренского и др., где представлен как «традиция», благодаря которой дух первоапостольского жития донесён до современника. С этой темой перекликается понятие «родовой памяти» С.Н. Трубецкого. Как отмечает И,М. Чубаров, «... основной интерес Трубецкого сосредоточен всё же на проблематике реальности, действительности, направлен на выяснение её сущности, смысла, её идеи. Однако ставится он уже не чисто метафизически, а на фоне проблематики сознания, имея в виду предварительный дескриптивный его анализ. Всякий негативизм в отношении сознания Трубецкой решительно отвергает, «Отрицание логичестсих функций сознания противоречит основной и непоколебимой вере человека в реальность внешнего мира, в универсальность истины,» Вера здесь - не какая-то мистическая способность человека, а его своеобразная родовая память. Следы её, по Трубецкому, мы отрываем в реальном феноменологическом анализе индивидуального сознания, а не предлагаем как некий метафизический принцип (как какое-нибудь «универсальное родовое бессознательное начало» и т.п.) (Антология феноменологической философии в России: 1998, С.71-72.)-
В частности, задаваясь вопросом «что такое память и каково её назначение в сознании?», Трубецкой писал: «С одной стороны, память заключает в себе потенциально все элементы наших представлений. С другой — в природе нигде нет отвлечённой возможности, чистой потенции: существуют лишь более или менее сильные или слабые степени действия и напряженности, а следовательно, и память как совокупность возможных воспоминаний, состоит из множества слоев самой различной интенсивности, но всегда наделённых некоторою степенью жизни. Далее, невозможно без оговорок отождествлять память с сознанием, которое постоянно выходит за пределы настоящего и прошедшего. Можно поэтому сразу сказать* что сознание всегда возвышается над простой памятью, если даже она и является основой сознания. В каждый данный момент мы сознаём лишь ничтожную часть того, что помним; но в этом сознании запомненного, в этом воспоминании есть нечто большее, чем простая память. ...
Но вместе с тем ясно, что память не есть особый акт или вид сознания, отделимый от прочих. Ибо без памяти не только узнавание предметов, опыт и знание немыслимы, но нет никакого ощутимого перехода от одного состояния к другому. Если состояние не задерживается, не оставляет никакого психологического следа и сменяется рядом последовательных состояний, исчезающих столь же бесследно, то нет никакой непрерывности сознания времени и пространства, нет никакого определённого сознания вообще» (Трубецкой С.Н.: І994, С.567-568.) В этом размышлении важно подчеркнуть, что помимо памяти, которая «есть нечто большее, чем простая память» невозможны ни непрерывность социального пространства, ни непрерывность социального времени, ни социальное становление или развитие. Иначе говоря, тема памяти, если говорить о ней не в термітах психологии или даже педагогики, - это онтологическая тема, ибо с ней связан вопрос о существовании «сознания вообще».
В современной европейской философии тема памяти получила онтологическое звучание в работе А. Бергсона «Материя и память». Однако такого смыслового сближения темы «памяти» и темы «сознания», как мы находим это у С-Н.Трубецкого или у П.А.Флоренского, в западноевропейской философии кажется н^ было. Идеи А. Бергсона относительно свойства материи «помнить» стоят несколько особняком от феноменологических исследований сознании, принадлежность которых приписывается Э. Гуссерлю. Однако само присутствие имён ЭХуссерля и А.Бергсона в контекстах, связанных с современными исследованиями в области философской онтологии подтверждает мысль о том, что проблема памяти, памятования является важным аспектом онтологического дискурса.
Интересный аспект онтологического подхода, в той его части, что определена выше как «всеединство-процесс», поясняется в книге Пьера Т. де Шардена «Феномен человека». В рассуждении о начальном пункте становления человека, он писал: «Значит с Точки зрения науки, которая издали схватывает лишь целое, «первым человеком» является и может быть только множество людей, и его юность Засчитывает тысячи и тысячи лет» (П.Т. де Шарден: 1994, СЛ51). Кроме т0го, что Пьер Т. де Шарден использует возрастную характеристику общества - «юность» - что непосредственно относится к предмету нашего исследования, он подчёркивает структурный характер этой «юности», то, что это не один человек, а, как принято говорить в традиции отечественной философии 40-80-х гг. XX века, совокупность общественных отношений. Иначе говоря, онтологический подход требует рассмотрения объекта в качестве «соборного» (термин русской философии), «структурного» (термин западной философской традиции) или в качестве «ансамбля общественных отношений» (термин К.Маркса и отечественного марксизма),
Перекличка российской и европейской традиций философской онтологии отмечена в целом ряде работ, в частности у ИМ.Чубарова. (Антология феноменологической философии в России,1998), Это позволяет полагать, что отдельные элементы онтологического опыта, имея изначальную принадлежность к разным традициям, вполне могут быть совместимы на методологическом уровне- Мы со своей стороны хотим обратить внимание на такого рода смысловую перекличку, которая, как нам представляется, имеет место в работах А. Бергсона и Э. Ильенкова. Э.Ильенков стремился дать определение понятия «идеальное», А.Бергсон - понятий «длительность», «интеллект». Оба имени и оба направления поисков - знаковые для своего времени. Э.Ильенков - это попытка обновления забронзовевших категорий официальной философии советского периода с помощью утверждения тезиса об «объективности идеального», А.Бергсон - попытка преодоления западной раздробленности мышления с помощью понятия «длительность». И тот и другой высвечивают новые онтологические аспекты исторического процесса: А.Бергсон выявляет в нём некую внутреннюю постоянную, именуя её «длительность», с которой связывает способность человеческого индивида к интуитивному познанию, Э.Ильенков - рисует масштабную картину исторического процесса и космогенеза с участием «объективного сознания». В нашем исследовании это вызвало интерес постольку, поскольку и тот и другой формулируют онтологические концепты, которые могут быть использованы в нашем исследовании детства.
Наше внимание обратило то обстоятельство, что для пояснения своих концептов тот и другой использовали в качестве примера работу человеческой руки. «Когда мы поднимаем руку от А до Б, - читаем у Бергсона, - то изнутри это движение просто неделимый акт. Можно говорить о фиксированных положениях, которые сменила рука, можно о направленности или порядке. Но всё это проходит мимо самого неделимого акта движения, которое и есть сама реальность» (Бергсон А.: 1998, С. 114.) "... мы предполагали, что рука не встречает никакого препятствия. Представим себе, что рука, вместо того, чтобы двигаться в воздухе, проходит через железные опилки, которые оказывают сопротивление всё время, пока я двигаю рукой. В известный момент рука исчерпает своё усилие, и именно тогда опилкн улягутся и примут определённую форму - форму остановившейся руки" (Там же, СЛ15.) «Предположим теперь, что рука стала невидимой. Зрители будут искать смысл расположения опилок а них самих и во внутренних силах их массы. Они объяснят положение каждой частицы опилок действием на неё соседних, опилок: это будут механицисты. Другие захотят, чтобы эти элементарные действия подчинились общему плану: это будут сторонники телеологии. Но на самом деле был один простой и неделимый акт, действие руки, проходящей через опилки: беспрерывное движение отдельных частиц, равно как и порядок их конечного расположения, выражают так сказать, отрицательным образом это неделимое движение, являющееся целостной общей формой всего противодействия, а не синтезом положительных элементарных действий. Вот почему, если назвать «действием» расположение опилок, а «причиной» - движение руки, то можно ещё признать, что действие в целом объясняется причиной в целом; но частям причины нисколько не соответствуют части действия. .„В гипотезе, которую мы предлагаем, отношение видения к зрительному аппарату будет приблизительно тем же самым, что и отношение руки к железным опилкам, которые обрисовывают, направляют в определённое русло и ограничивают её движение» (Там же, С. 117-118.)
Вывод, который затем следует, особенно важен: «Чем значительнее усилие руки, тем дальше она проникает в глубь опилок. Но где бы она ни остановилась, опилки мгновенно и автоматически придут в равновесие, расположатся во взаимном порядке. То же самое относится к зрению и его органу. В зависимости от того, насколько прогрессирует неделимый акт видения, материальность органа складывается из большего или меньшего количества координированных между собою элементов, но порядок их всегда по необходимости полон и совершенен. Он не может быть частичным, ибо - повторим ещё раз - реальный процесс, порождающий его, не имеет частей» (Там же, С. 118.) Таким образом, А.Бергсон обосновывает своё утверждение о непрерывности длительности и, следовательно, о непрерывном наследовании предшествующего з процессе длительности. Рука человека в этом контексте является онтологическим объектом, так как через посредство её деятельности только и может осуществляться длительность и непрерывность бытия.
Э. Ильенков использует «руку» для пояснения своей концепции идеального, которое выступает у него в качестве одного из фундаментальных онтологических понятий. «В природе самой по себе, -писал он, - в том числе и в природе человека как биологического существа, идеального нет. По отношению к естественно-природной организации человеческого тела оно имеет такой же внешний характер, как и по отношению к тому материалу, в котором реализуется, опредмечивается в виде чувственно воспринимаемой вещи. Так форма кувшин, возникающего под руками гончара, не заключалась заранее ни в куске глины, ни в прирождённой анатомо-физиологической организации тела индивида, действующего в качестве гончара. ... Идеальное само по с^бе -это общественно-определённая форма жизнедеятельности человека, соответствующая форме её предмета и продукта» (Ильенков Э.В,: 19S4,
С.170). Под рукой человека, которая действует в соответствии с «общественно-определенной формой жизнедеятельности», тело кувшина, «оставаясь самим собой, в то же время оказывается бытием другого тела и в качестве такового его «идеальным бытием», его значением, которое совершенно отлично от его непосредственно воспринимаемой ушами или глазами телесной формы» (Там же, С.173,) Через понятие «идеальное» Э.В.Ильенков утверждал идею онтологической фундированное деятельности человека: «идеальное, как форма человеческой деятельности, и существует только в деятельности, а не в её результатах, ибо деятельность и есть постоянное, длящееся отрицание наличных, чувственно воспринимаемых форм вещей, их изменение, их снятие в новых формах, протекающее по всеобщим закономерностям, выраженным в идеальных формах» (Там же, 0180.) Как видно, «идеальное» Э.Ильенкова имеет прямое смысловое соотнесение с длительностью («длящееся отрицание»), которая имеет внешнее выражение в деятельности руки человека. Наконец, последний важный оттенок рассуждения Э.Ильенкова связывает «идеальное» с темой исторического наследования: «Человек не может передать другому человеку идеальное как таковое, как чистую форму деятельности- ... Идеальное как форма субъективной деятельности усваивается лишь посредством активной же деятельности с предметом и продуктом этой деятельности, т.е. через форму её продукта, через объективную форму вещи, через её" деятельное распредмечивание» (Там же, С.183). В известной статье 1977 г. Э.В.Ильенков обосновывал тезис о том, что черты человеческой личности ке передаются генетическим путём, но определяются «социальными отношениями» и «деятельным распредмечванием», главным органом которого является рука. Эксперимент состоял в том, что вместе с группой психологов, принадлежавших к школе А.Н.Леонтьева (И.А. Соколянский, А.И, Мещеряков и др.), Э.Ильенков участвовал в разработке и реализации программы социализации группы слепоглухонемых детей. Здесь детство, хотя и в виде всего лишь «экспериментальной груипы» из четырёх человек впервые попало в онтологический социально философский контекст. Но это присутствие детства осталось вне философской рефлексии, которая базировалась у Э,Ильенко в а на понятиях «субъект», «человек», «деятельность» и т.п. Иначе говоря, детство фигурировало как «материал эксперимента», в котором проявляются «всеобщее», но не как самостоятельный фактор социального бытия.
В отличии от А. Бергсона, Э, Ильенков в качестве бытийной подосновы социального существования указывает «идеальное», с которым связана как структура личности, система общественных отношений, так и «длительность», непрерывность процесса деятельности и истории, причём акцент делается на взаимосвязи «идеального» с системой общественных отношений и с «общественно-определённой формой деятельности», которая есть нечто исторически сложившееся и унаследованное. А.Бергсон же, указывая в качестве онтологической подосновы социального существования на «сознание», связывает его с «длительностью» (Бергсон А, Опыт непосредственных данных сознания: 1992, С.82-110.) и «памятью» (Бергсон А. Материя и память:1992, С243-272,)- Оба автора, таким образом, связывают онтологический дискурс с представлениями о предшествующем, которое наследуется, удерживается структурами «здесь и теперь». Они по-разному интерпретируют эти структуры, - для Э.Ильенкова это «общественные отношения», а для А.Бергсона это сознание и память, - но основа интерпретации у них одна: предшествующее определённым образом сказывается в «здесь и теперь» и выражается в непрерывности движения человеческой руки.
Кроме того, необходимо отметить серию работ, где отражены социологические (И.С Болотин), гносеологичекие (А.И. Ракитов) и системные аспекты (А.И. Субетто) проблемы социально-исторического наследования.
Методологическая основа исследования
Методологическая основа настоящего исследования обусловлена широким кругом привлеченной литературы, а также многоаспектно стью самой проблемы. Поэтому в качестве инструмента активно используетсн системная методология, включая синергетические аспекты, представленные в работах Э.Г.Юдина, Л.А.Зеленова, В.П.Шалаева, А.В-Дахина и др. Автор исходит из концепции общества как сложноорганизованного целого, понимание которого невозможно без эффекта синергии (взаимовлияния и взаимодополнительности) заключенных в культуре и обществе элементов. Это обусловило широкое применение междисциплинарного интегративного подхода.
В качестве базовых концептуальных основ исследования автор опирается на традицию философской онтологии, интерпретации которой даны в работах А. Бергсона, Н.О. Лосского, НА. Флоренского, Э.В. Ильенкова, М. Хайдеггера и др. Эти идеи важны для нас в том отношении, что они дают образцы промысливания связи человеческого индивида (взрослого) и бытия. Феноменологическая традиция значима для нашего исследования лишь в той мере, в какой она связывает тему сознания с проблемой памяти, и, следовательно, наводит логический мостик к теме социально-исторического наследования. В частности, важно стремление создать «учение о сознании как внутреннем пространстве самопроявления онтологической реальности в себе и для себя», понятие С.Н. Трубецкого «родовая память» и ряд др. аспектов. (Антология феноменологической мысли в России:199&, С. 69,72.; С.Н. Трубецкой: 1994, С.567).
При этом ближайшей концептуально-методологической основой исследования является философская концепция социально-исторической памяти человеческих сообществ А.В. Дахина, в соответствии с которой онтологическое исследование объекта требует погружения его в понятийный контекст триады «небытие - бытие - инобытие», а также в контекст вопроса о структурах и функциях социально-исторической памяти общества (А.В.Дахин: 1995).
Кроме того, при анализе современных технологий в системе воспитания мы в теоретическом плане опирались на работы В.А. Кутырёва, В.А. Щурова, А.В- Дахина, JLB, Филипповой и др., посвященные проблемам технологизации гуманитарных форм культуры в современном обществе,
К ключевым методологическим понятиям проведенного исследования можно отнести понятия «социального бытия детства», «социально-исторической памяти общества», «социального возраста», а также понятия-отношения «детство общества - детство личности», «мир взрослых - мир детства» и др.
Объектом настоящего исследования является детство как явление социального бытия, а предметом - основные свойства, закономерности, механизмы социального функционирования детства в контексте социально-исторического наследования, взаимосвязи мира детства с миром взрослых, а также в связи с современными технологиями социализации. Важным аспектом обьекта и предмета исследования выступает специфика детства в полиэтнической социокультурной системе России,
Основные цели и задачи исследования
Главная цель работы - исследование детства в качестве одной из структур, одного из субъектов социального бытия, участвующих в процессах социально-исторического наследования (себя-наследования) общества, его социального функционирования, рассмотрение детства как интегративного социокультурного феномена с присущими ему общими и особенными свойствами, законами и механизмами развития в обществе. Достижению этой цели служит реализация следующих основных задач:
1. Систематизация эмпирических социально-психологических, педагогических данных о социальной роли ребенка и детства, систематизация соответствующего понятийного аппарата.
2- Анализ понятия «детство» в культурно-историческом контексте,
Определение и характеристика основных этапов и форм отношения к детству в истории культурного развития человека и общества.
Философский анализ современных процессов в системе «мир детства - мир взрослых».
5- Философский анализ технологических приёмов социализации личности в детстве.
Научная новизна исследования
Научная новизна исследования состоит прежде всего в том, что детство представлено в качестве одной из фундаментальных «структур» социально-исторического наследования, в качестве социального субъекта, играющего фундаментальную роль в функционировании структур социально-исторической памяти общества.
В ходе решения поставленных выше задач, за счёт использованной методологии и обобщения библиографического материала представляется возможным выделить . следующие основные положения, которые выносятся на защиту в качестве результатов исследования:
1, Философский анализ эмпирической социально-психологической литературы позволил выделить основные признаки детства и определить его через понятие социального возраста личности.
2. Осуществлен философский анализ детства в культурно- историческом контексте, сформулировано интегративное понятие детства, которым определяется социальный возраст, как человеческого индивида, так и человеческих сообществ.
Осмыслена идея единства фило- и онтогенеза, фиксирующаяся в элементах сравнительного анализа социального возраста человека и общества.
Дана экспликация основных этапов и форм отношения общества к детству, сформулировано и обосновано утверждение о том, что фундаментальным фактором, определяющим социальный возраст сообщества является отношение «мир взрослых - мир детства».
Сформулировано и обосновано утверждение о том, что совокупность отношений «мир детства — мир взрослых» является системообразующей для работы структур социально-исторической памяти общества.
Обоснован тезис о том, что в качестве элемента социально-исторической памяти мир детства является проявлением социального бытия; в этом контексте обоснован бытийный смысл факторов самоидентификации и самоутверждения личности в процессе социализации.
С позиций названных утверждений сделан анализ ряда современных педагогических технологий и сформулированы критерии прогресса в этой области.
Теоретическая и практическая значимость исследования
В теоретическом аспекте работа представляет собой шаг в направлении преодоления «психологизма» в теоретических исследованиях детства, шаг в осмыслении онтологического статуса понятия «детство». Значимость работы обусловлена тем, что мир детства представлен в качестве бытийной основы социально-исторического процесса (социально-исторического наследования), а также тем, что в ходе исследования предпринята попытка социально-философской рефлексии эмпирического восприятия детства.
Полученные результаты имеют существенное теоретическое значение для развития социально-философских, культурологических, психолого-педагогических, социологических, медицинских аспектов проблемы детства.
В практическом отношении выводы диссертационного исследования могут быть использованы в развитии современной концепции образования и воспитания в обществе, могут стать элементом теоретической основы образовательно-воспитательной политики государства.
Важным практическим приложением проведенного исследования и полученных выводов может стать их применение в разработке учебных курсов и программ по социальной философии, культурологии, социальной антропологии, социальной педагогике и психологии, социальной и педагогической экологии и т,д.
Материалы исследования могут стать теоретической основой для организации междисциплинарных спецсеминаров, творческих мастерских и круглых столов для студентов гуманитарных специальностей, а также курсов подготовки и переподготовки педагогических и научных кадров.
Апробация диссертационной работы
Концептуально содержание диссертации было представлено в следующих основных выступлениях автора: на ХХ11ДХУ, ХХУ1ІІ Международных Академических симпозиумах в г.Нижнем Новгороде (1994,1997,2000 гг.), на Первых Вавиловских чтениях «Диалог наук на рубеже ХХ-ХХ1 веков и глобальные проблемы современности» (І7-Ї8 декабря 1996 года, Йошкар-Ола), на Вторых Вавиловских чтениях «Диалог наук на рубеже ХХ-ХХ1 века и проблемы современного общественного развития» (16-18 декабря1997 года, Йошкар-Ола), на Третьих Вавиловскях чтениях «Социум в преддверии XXI века: итоги пройденного пути, проблемы настоящего и контурьі будущего» (3-5 февраля 1999 года, Йошкар-Ола), на Четвертых Вавиловских чтениях «Диалог науки и практики в поисках новой парадигмы общественного развития России в новом тысячелетии» (8-10 ноября 2000,Йошкар-Ола), на постоянно действующем семинаре «Современное гуманитарное знание и социальная практика в поисках новой парадигмы» (декабрь 1998 года, Йошкар-Ола), на Европейской региональной конференции «Европейское сотрудничество; проблемы и перспективы развития» (9-11 апреляЬ998 года, Йошкар-Ола), на Российско-американской конференции «Университеты и их роль в государственной образовательной стратегии» (9-11 декабря 1999 года, Йошкар-Ола),
Содержательно диссертация представлена 17 публикациями. Материалы исследования используются автором в преподавании курсов « Философия и история образования», «Дошкольная педагогика» и спецкурса « Охрана материнства и детства» на факультете педагогики и психологии детства МГТШ им, КК.Крупской г, Йошкар-Олы, а также в разработке нового междисциплинарного курса «Социальная и культурная антропология детства».
Структура диссертации
Диссертационное исследование состоит из введения, трех глав, каждая из которых включает по два параграфа, заключения и библиографии. Общий объем работы составляет 177 страниц машинописного текста, список литературы составляет 250 источников.
Культурно-историческая интерпретация детства
Проблема анализа детства как социокультурного феномена невозможна без осмысления эвристического потенциала культурно-исторических концепций описания социальной реальности. В идеях культурно-исторического прочтения законов и факторов развития человека и общества заложен значительный творческий потенциал исследования феномена детства, как неотъемлемого элемента мира человека. Фиксируются здесь и элементы сравнительного анализа социального возраста человека (личности) и общества, становящиеся для современной социально-философской, культурологической, социально-психологической и социально-педагогической научной мысли все более актуальными. Связано это с общим состоянием культурологических, социально-психологических, социально-педагогических наук, стоящих перед проблемой формирования новой объяснительно-регулирующей модели современных, социальных, культурных и педагогических процессов. Эта модель должна быть не просто технологична и способна выполнять социальный заказ общества, носить пропедевтический характер, но активно влиять на разработку такого социального заказа, таких технологий, такой пропедевтики, что в наибольшей степени отвечала бы реалиям неизменно усложняющегося в своих внутренних связях, все более динамичного и интегративного, по в то же время и все более потенциально кризисного общества.
Детство как самостоятельный аспект в изучении социума было выделено впервые в романтическо-просветительской литературе как особый мир, обладающий некоторой автономней и психологической целостностью. Весьма значительную роль в создании именно такой картины в восприятии детства сыграло, в частности, произведение Ж.Ж.Руссо «Эмиль, или О воспитании» (1762). В последствии, еще весьма долгое время в XIX веке детство оставалось предметом анализа именно в художественных произведениях классиков Литературы. Образы детства, часто автобиографические, но, вместе с тем, имевшие и историко-культурную ценность, создали JLK Толстой, Ч.Дикхенс, М.Твен.
В культуро-философских исследованиях детство стало самостоятельным объектом анализа под влиянием распространения психоаналитического подхода, в котором, оно является одной из центральных тем изучения. Следует Отметить, что в качестве общетеоретического принципа, лежащего в основе психоаналитической концепции культуры находится общеметодсцогический принцип единства фило-и онтогенеза, предложенный ЭГеккелем. В применении к анализу культур он означает, что в детстве (онтогенє индивидуальное развитие) человек в сокращенном виде проходит через е же стадии развития, что и в процессе происхождения культуры человечества (филогенез, родовое развитие)- Этот теоретический принцип был применен З.Фрейдом в построении теории культуры, когда он впервые попытался рассмотреть параллельно детство (вхождение в культуру) я становление культуры. Исследуя теорию бесознательного и сновидений, З.Фрейд подчеркивает: «Изучение сновидения позволяет добыть сведения о малоизвестных началах нашего интеллектуального развития. Доисторическое время, к которому нас возвращает работа сновидений двоякого рода: во-первых, это индивидуальное, доисторическое время, детство, с другой стороны, поскольку каждый индивид в своем детстве каким - то образом вкратце повторяет все развитие человеческого вида, т0 это доисторическое время также и филогенетическое» (Фрейд 3,:1989, С.125).
Сложный и многообразный мир детства был сведен З.Фрейдом лишь к развитию сексуальности и роли травматических ситуаций, но сам путь анализа культуры через познание детс гва последующим развитием науки был признан продуктивным. На основании этого же принципа З-Фрейд провел параллель между «психологией первобытных народов» и «невротиков». Появление фобий в детстве он рассматривает как повторение начала культурного процесса, как отзвук древних событий в генетической памяти (так боязнь по отношению к отцу (первоотцу) переносится на животное - отсюда возникают фобии детей к определенным видам животных» детская тоска по отцу пробуждает у большинства людей необходимость в Боге, власти государства и т,д.).
Положение об аналогии, близости поведения человека - невротика и индивида - участника ритуала Фрейд развивал в работах «Навязчивые действия и религиозные обряды» (1907) и «Будущность одной иллюзии» (1927). Обосновывая близость психологической структуры невроза и религиозного ритуала, Фрейд отмечал, что в обоих случаях присутствует внутреннее принуждение, интенсивный страх прн отступлении от религиозного или невротического церемониала. Таким образом, религия и невроз, согласно его точке зрения, - это защита против неуверенности и страха, порожденных подавленными влечениями. В соответствие с этим религия - универсальный невроз навязчивости, а невроз можно рассматривать в качестве личной религии индивида,
Трансформация социального статуса детства в обществе
Этапы детства человека - продукт истории, а потому продолжительность детства в первобытном обществе не равна продолжительности детства в эпоху Средневековья или в наши ДНИ. Поэтому нельзя изучать детство ребенка и законы его становления вне развития человеческого общества и законов, определяющих его развитие-Продолжительность детства находится в прямой зависимости от уровня материальной и духовной культуры общества.
Проблема истории детства достаточно трудная в современном наукознании, т.к. здесь нельзя использовать методы активного сбора информации, как наблюдение или эксперимент. Вопрос об историчности феномена детства был исследован в трудах Е.А.Аркина,1935; П.П.Блонского,1934; Н.Т\Богораз-Тан,1934; А.Т.Брайнант,1953; Н.Н.Миклухо-Маклая,1951; Л.ЯШтернберг,1933; ДЛВ.Эльконина, 1971, 1978. Ход психического развития, согласно Л .С. Выготскому, не подчиняется вечным законам природы, законам созревания организмов, Ход детского развития в классовом обществе, считал он, «имеет совершенно определенный классовый смысл» (Л.С .Выготский, 1984; С 249). Этим самым он подчеркивает, что нет вечно детского, а существует лишь исторически детское.
Исторически понятие детства связывается не с биологическим состоянием незрелости, а с определенным социальным статусом, с кругом прав и обязанностей, присущих этому периоду жизни, с набором доступных для него видов и форм деятельности. Много интересных фактов было собрано для подтверждения этой идеи французским демографом и историком Филиппом Ариесом. Благодаря его работам интерес к истории детства значительно возрос, а исследования самого Ф.Ариеса признаны классическими.
Стоило Ф.Ариесу обратиться к истории детства, как выяснилось, что и механизмы социализации, и символические представления о детстве были в средневековой Европе, совсем иными, чем в Новое время. Средневековой мысли было известно понятие «возрастов» или эпох жизни, но за ними не стояла идея развития личности. В средние века возраст начинает выделяться как уточняющая числовая характеристика для точного обозначения человека наряду с именем собственным, именем семьи и названием местожительства. Значение понятия возраста начало расти, прежде всего, в образованных слоях общества. Практическим подтверждением этой тенденции являются отражение возраста рассказчика в мемуарах ХУ1-ХУП столетий, указания возраста изображенного на портрете, обычай вырезать или писать краскою какую-либо дату на кроватях, сундуках, шкафах, гравировать ложки или парадное стекло.
Для характеристики возрастных периодов жизни в научных сочинениях ХУ1-ХУП веков использовалась терминология, которая до сих пор употребляется в научной и разговорной речи: детство, отрочество, юность, молодость, зрелость, старость, сенильностъ (глубокая старость). Но современное значение этих слов не соответствует их первоначальному смыслу. В области искусства представления о периодах человеческой жизни нашли отражение в росписи колонн Дворца Дожей в Венеции, во многих гравюрах ХУ1-Х1Х веков, в живописи и скульптуре. В большинстве этих произведений, подчеркивает ФАриес, возраст человека соответствует не столько биологическим стадиям, сколько социальным функциям людей, отраженным в своих существенных атрибутах. Так, например, в росписи капителей Дворца Дожей и на фреске церкви Эремитани в Падуе детство символизируют дети, скачущие на деревянных лошадках, играющие в кукол, с ветряной мельницей и с привязанными птицами; школьный возраст — мальчики учатся читать, несут книги и пеналы, девочки учатся прясть; юность, возраст любви и благородного спорта олицетворяется с кутежами, прогулками юношей и девушек, флиртом, свадьбами, майскими охотами; зрелость, возраст воина и рыцарства изображает воин (человек, стреляющий из ружья), преклонный возраст юристов, ученых, педагогов олицетворяет старый бородатый ученый, одетый по моде прошлого и сидящий за столом около камина.
Технологизация мира детства в современном обществе
Социокультурный статус детства в современном обществе характеризуется определенной двойственностью: с одной стороны, ребенок стакивается с необходимостью интенсивного овладения сложными достижениями цивилизации, которые сами по себе претерпевают непрерывное развитие. Но приобщение ребенка к достижениям современной цивилизации не может протекать прямо и непосредственно. Ему нужен посредник, интерпретатор культуры -взрослый, уже "состоявшийся" гражданин мира человеческой культуры, живой носитель его традиций, норм и законов. Однако, выполняя эту посредническую функцию, взрослый почти всегда занимает по отношению к детям весьма определенную позицию - ведущего, направляющего, организующего и, тем самым, практически относится к ребенку как к объекту воздействия, а не субъекту отношений. И особенно заметно это проявляется, когда речь идет о детстве в целом, когда взрослые отходят от конкретного ребенка, и занимают соответствующую позицию по отношению к детям, детству. В этом случае детство выступает объектом наблюдения, объектом преобразования, а усилия мира взрослых направляются на то, чтобы найти возможности, условия воздействия на детей. Принцип воздействия является господствующим в отношении взрослых к детям и детство в таком случае "воспринимается как своего рода "приемник" (Фельдщтейн Д.И.: 1998, с, 6). Даже провозглашая ли чностно-ориентиров а иное общение взрослого мира с детством с его субъект-субъектными отношениями, взрослые фактически относятся к ребенку как к объекту, на который направлены его воздействия. Личностно-ориентированное образование очень часто сводится просто к индивидуализации учебного процесса, где воздействие на группу детей заменяется воздействием на отдельного ребенка. В любом случае функции взрослого в модели отношений подобного рода гипертрофируются, а роль других социальных факторов, влияющих на развитие психики и становление личности ребенка, таких, например, как характер взаимодействий и отношений взрослого и ребенка, собственная активность ребенка, особенности его опыта, ценностных установок самосознания, остаются вне анализа и адекватной оценки.
В современном обществе наблюдается , по нашему мнению, ситуация технологизации детства (данный термин — производное от понятия, введенного А.В.Дахиным (1998), о гуманитарных и технологических формах бытия культурного слоя планеты, где технологическими называются формы и явления социокультурной жизни, которые могут быть стандартизированы, унифицированы, могут быть поставлены на «конвейерное» воспроизводство). Под технологизацией детства, таким образом, мы понимаем стандартизацию и унификацию детства, обусловленную нарушением стиля общения ребенка и взрослого и неадекватной организацией социокультурной среды, а результате чего гасится активность ребенка и нарушаются темпы его физического и психического развития.
Пожалуй, можно сказать, используя терм инологию синергетической парадигмы, что отношения в диаде «общество - детство», «взрослый — ребенок», находятся сегодня в состоянии бифуркации, т.е, в состоянии крайней неустойчивости, непредсказуемости отношений этих двух сторон, этих двух поколений.
За упрощенными моделями отношений "общество-детство", а также входящими в этот спектр модификациями: "большой-маленький11, "взрослый-ребенок11, "учитель-ученик", в конечном счете стоит "тот факт, что человеческое детство составляет наиболее фундаментальную основу человеческой эксплуатации" (Эриксон Э,: 1966, С Л 76). Э.Эриксон, критикуя односторонне детерминистическую взаимосвязь "общество-детство", фактически выделяет предоснову сохранения этого упрощения -тормозящую роль досознательных, донаучных стереотипов в отношениях "взрослый-ребенок11, а Ф.Дольто, подчеркивая неограниченную власть взрослых, с помощью которой они сужают цивилизацию ребенка, указывает на "бессознательный расизм взрослого по отношению к расе детей" (Дольто Ф,: 1997, С.4).
Изучая детство, его положение в обществе взрослых, Франсуаза Дольто отмечает феномен мифологизации детства: ребенок остается в плену всех символов, носителем которых является, взрослый проецирует на него все свои мечты и видит в детстве утраченный золотой век. Она категорически утверждает4, что взрослые не вправе говорить о культе ребенка в современном обществе: " Полезно сбросить с себя это современное самодовольство, выражающееся в словах: "Никогда прежде ради детей не делалось так много, как в наши дни, если в предыдущие века ребенок был жертвой обскурантизма, то теперь перед ним открывается прекрасная перспектива11 (Дольто Ф.: 19975 СЛ32). Данный автор ссылается на то, - что» каких бы успехов не добивалась система представлений о ребенке, - антагонизм между стариками и молодежью, зрелыми и незрелыми, Прошлым-настоящим и ближайшим будущим оказался таким же стойким, как спор между "древними" и "новыми": их интересы, как можно предположить, настолько противоречат друг другу, что ни одно общество ни в силах их примирить, И при всей очевидности для общества экономической выгоды от изменения своей позиции, организации себя по-другому и уделения большего внимания развитию ребенка и способам достижения этого, - все это, по мнению Ф. Дольто, совершенно не влияет на отношение взрослых к детям и причина этого не в экономических условиях.
Похожие диссертации на Социально-онтологический статус детства в системе общества
