Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Категория субъекта в социально-философском дискурсе 14
1.1. Исторические трансформации понятия «субъект» 14
1.2 Основные тенденции деконструкции субъекта 24
1.3 Философия Ницше как важнейший источник антисубъективистской парадигмы в социальной философии 36
Глава 2. Социум в перспективе критики понятия «субъект» 64
2.1. Непроизводительная трата и растождествление субъекта 64
2.2. Структуралистское видение проблемы субъекта 89
2.3. Субъект как продукт отношений власти ПО
2.4. Социум как безличное производство желания 126
Заключение 141
Список использованной литературы 148
- Исторические трансформации понятия «субъект»
- Философия Ницше как важнейший источник антисубъективистской парадигмы в социальной философии
- Непроизводительная трата и растождествление субъекта
Введение к работе
Актуальность темы исследования. У многих современных мыслителей в том или ином виде можно отметить тенденцию к критическому осмыслению такого фундаментального для новоевропейского мышления понятия, как «субъект». Прежде всего, это относится к работам тех философов, чьи имена, как правило, объединяются в рамках течения, именуемого «постструктурализм». Несмотря на определенную условность такого объединения1, можно обнаружить некоторые общие им всем лейтмотивы, к числу коих, безусловно, принадлежит и критика классической интерпретации субъекта. Как справедливо отмечает И. П. Ильин, «основной пафос постструктуралистских выступлений был направлен против традиционного понимания субъекта как суверенного существа, сознательно, независимо и активно предопределяющего свою деятельность и свою жизненную позицию, •у "вольного в мыслях и делах"». Данная проблематика, впрочем, не является постструктуралистской новацией, поскольку тема «кризиса субъективизма» стала разрабатываться еще в рамках структуралистских теорий, а сама возможность постановки субъекта под вопрос были обозначена еще раньше (у Д. Юма, Ф. Ницше и др.).
Изначально философский термин «субъект» не имел непосредственного отношения к осмыслению и постижению такого вида сущего, как человек. Однако в результате окончательной кристаллизации теоретических постулатов философии Нового времени именно к человеку по преимуществу начинает применяться данное понятие, именно человек становится «исключительным» субъектом. Представляется, что именно этот сдвиг в понимании субъекта, именно это изменение фундаментальной философской установки явилось истоком утверждения в социальной философии специфического субъективизма1.
Неклассическая философия поставила вопрос о проблематизации понятия «субъект» в том виде, в каком он сформировался в классических доктринах, поскольку этот образ субъекта-человека уже не отвечал насущным потребностям анализа и не мог использоваться для описания многих социальных феноменов, возникших на рубеже ХГХ-ХХ в.в. В качестве гипотезы здесь можно выдвинуть следующий тезис: с того момента, когда субъект стал рассматриваться в качестве некоторой проблемы, начинается изменение наиболее общих социально-философских подходов и утверждение новой парадигмы социально-философских исследований. Естественно, пребывая внутри данного процесса парадигмального сдвига, мы не можем выйти за его пределы, однако мы можем наблюдать происходящие изменения и пытаться выявить в них основные, существенные линии трансформации. В диссертационном исследовании как раз и делается попытка выявить основные проявления вышеуказанных парадигмальных изменений.
Тема антисубъективистского подхода в современных социально-философских исследованиях является весьма актуальной и перспективной, поскольку речь идет об осмыслении принципиальной обусловленности человека социальными факторами, имеющими надличностный и принудительный характер, а кроме того, о дезавуировании целостности и самотождественности субъекта.
Необходимость обращения к критике понятия «субъект» обусловлена и тем, что в социальной философии продолжает сохраняется своего рода инерция мысли, центрирующая все рассуждения об обществе вокруг человека и его свободного выбора, вокруг специфичности человека как сущего. Помимо тенденции рассматривать человека через призму категории «субъект», развертывающейся в пределах собственно философии, следует также отметить присутствие в общественном сознании либеральных идеологем «человека, сделавшего самого себя» («self-made man (women)») и «конкуренции свободных и независимых субъектов», - идеологем, активно внедряемых на протяжении последнего десятилетия как в сфере государственно-политической, так и в сфере обыденного мышления.
В этой ситуации весьма значимой представляется попытка обобщить подходы, противоположные вышеуказанным, - подходы, рассматривающие Человека не в рамках картезианской установки или просветительской идеологии, а с учетом критического осмысления различных догм, мнений и мнимых очевидностей, касающихся понятия «субъект».
Степень разработанности темы. Тезис о «смерти субъекта» (в качестве синонима иногда используют выражение «смерть человека») стал доминирующим в социально-философской мысли 1960-х годов и, как представляется, вплоть до настоящего времени не утратил своей актуальности и аналитической ценности. Критический анализ категории «субъект» связан с целым комплексом работ тех философов, чьи исследования определили магистральное развитие постструктуралистской и постмодернистской мысли в последней четверти XX века. Здесь следует, в первую очередь, упомянуть М. Фуко, Ж. Деррида, Ж. Делбза и Ф. Гваттари, Р. Барта, Ю. Кристеву, М. Пешб и исследователей его круга, Р. Брайдотти, Дж. Батлер и др. Помимо этого, необходимо отметить, что сама проблема субъекта была поставлена гораздо раньше - еще в эпоху господства структурализма, и важную роль в этой постановке субъекта под вопрос сыграли Клод Леви-Стросс и Жак Лакан.
В классической новоевропейской философии полагается некое относительно самостоятельное образование (субъект, или самосознающее Я), являющееся источником спонтанной познавательной активности, творческой инстанцией, суверенным актором в самом широком смысле слова В работах французских структуралистов и постструктуралистов это традиционное осмысление человека как субъекта было подвергнуто критическому анализу. Упомянутый выше тезис о «смерти субъекта» восходит к известным словам
Мишеля Фуко из работы «Слова и вещи»: Человек, по мысли Фуко, есть относительно «недавнее изобретение» (он существует примерно два столетия), и, возможно, в скором времени он исчезнет. Фуко указывал, что раньше вовсе не вокруг Человека «ощупью рыскало познание», и это значит, что социальная философия в принципе может помыслить и иные модели социальной реальности - такие, в которых человек не являлся бы центром, не выступал бы, по слову Хайдеггера, «тем сущим, на которое опирается всё сущее». В такой предполагаемой модели, исходящей из «антисубъективистской установки», человек выступал бы всего лишь как функция, но не как ее основание. Таким образом, тезис о «смерти субъекта» представляет собой отрицание трактовки человека как исходного момента в истолковании социальной реальности. Эта последняя, конечно же, возникает в ходе человеческого взаимодействия, однако из этого не следует, что человек выступает по отношению к ней как Автор, скорее наоборот.
К работам Фуко («Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы», «Воля к знанию» и др.) восходит и ставшая впоследствии столь значимой тенденция рассматривать в теснейшей взаимосвязи проблемы власти и субъективности. Фуко продемонстрировал, что сам субъект в том виде, в каком это понятие является общеупотребительным, является коррелятом определенной конфигурации властных отношений. Именно власть конструирует субъект, который всегда выступает как эффект субординации. В дальнейшем эти идеи получили развитие в работах Джудит Батлер, Терезы де Лауретис и др.
Отчетливо выраженное стремление к критическому анализу категории субъекта характерно и для других мыслителей постструктуралистской ориентации. Так, Ж. Делёз и Ф. Гваттари в своем «Анти-Эдипе» (1 том работы «Капитализм и шизофрения») предложили принципиально асубъектную модель спекулятивного описания социальной реальности. Разработанный Делё-зом подход оказал существенное влияние на многих авторов, среди которых в первую очередь следует отметить Рози Брайдотти с ее концепцией «нома дической субъективности (работа «Номадические субъекты: Тело и сексуальное различие в современной феминистской теории»). Среди зарубежных исследователей, в чьих работах анализируется специфика постструктуралистских подходов к субъекту, следует упомянуть таких авторов, как М. Саруп, Р. Бреде, Д. Калуго, В. Лейч, X. Харрари, Дж. Каллер, Д. Райхман, М. Мориарти и др.
Особо стоит выделить книгу Юргена Хабермаса «Философский дискурс о модерне»1, в которую вошли его лекции, посвященные выяснению той роли, которую играло понятие субъекта в философии модерна. В указанной работе немецкий мыслитель подробно анализирует антисубъективизм Батая, Деррида, Фуко и др.
Следует отметить, что в диссертационном исследовании антисубъективистская установка в социальной философии рассматривается как отличительная черта целого ряда различных теорий, которые образуют общее мыслительное поле, в связи с чем возникает необходимость обращения к работам не только современных авторов, но и таких «классиков неклассической мысли», как Ф. Ницше, К. Маркс, 3. Фрейд. Указанные мыслители - каждый по своему - вскрывали «неоднородности» и «прерывности» в понятии субъекта, которое представлялось доселе вполне целостным и гомогенным2.
Настоящее исследование не носит историко-философского характера, в силу чего в нем не ставилась цель подробно воспроизвести и проанализировать точки зрения всех более-менее крупных мыслителей, занимавшихся проблемой деконструкции субъекта. Вместе с тем возникла необходимость прибегнуть к диахроническому рассмотрению этого концепта, хотя главным здесь была ориентация не на его историю, а на всё большее его усложнение в пределах целостного поля «дискурса о субъекте», возникшего усилиями Ницше, Батая, Фуко, Лакана, Делёза, Батлер и др. Разновременность данных философов, их разнесенность по разным эпохам вполне компенсировалась
едино-мыслием (но отнюдь не единообразием мысли) в отношении субъекта, которое, собственно, и послужило условием возможности данного исследования.
Степень освещения рассматриваемого вопроса в отечественной научно-исследовательской литературе не может быть оценена однозначно. С одной стороны, в исследованиях отечественных авторов, относящихся к советскому периоду, накоплен достаточно большой материал, посвященный анализу понятий «субъект» и «объект», однако последние анализируются, по большей части, в гносеологическом аспекте (в рамках «базового познавательного отношения») и не подвергаются критическому осмыслению в интересующем нас аспекте. Здесь прежде всего необходимо назвать работы В. А. Лекторского1, К. Н. Любутина2, П. В. Копнина3, В. Ф. Кузьмина4, Ж. М. Абдильдина и
5 6 "
А. С. Балгимбаева , Н. И. Сычева и др. Некоторые из перечисленных авторов разрабатывали непосредственно проблему субъекта и объекта, иные же останавливались на этих категориях при обсуждении более широких вопросов материалистической диалектики, однако и у тех, и у других отсутствовал тот специфический угол зрения, который был обозначен выше, как отсутствовал у них и анализ постструктуралистских доктрин.
Вместе с тем можно отметить устойчивый интерес к концепциям французского структурализма и постструктурализма, который наличествовал в нашей стране и в 1970-е, и в 1980-е годы, а в 90-е приобрел характер «бума», что, видимо, было связано с заполнением существовавшего до этого информационного вакуума. Оставляя в стороне исследования специального характера (лингвистические, семиотические и проч.), укажем лишь на те, которые
освещали общие философские проблемы, связанные с творчеством Фуко, Лакана, Деррида, Делёза, Барта, Кристевой, а именно: книгу Н. С. Автономо-вой «Философские проблемы структурного анализа в гуманитарных науках»1, а также другие труды этого автора, работы М. Рыклина, Г. К. Косико-ва, И. П. Ильина2, Л. И. Филиппова3, Н. Б. Маньковской4, А. В. Гараджи5, В. П. Визгина и др.
В настоящее время число различных публикаций (как печатных, так и электронных), связанных с постструктурализмом, продолжает увеличиваться, и, естественно, многие из них затрагивают тему «смерти субъекта», но при этом некая обобщающая работа по данной теме отсутствует. Так или иначе ощущается необходимость в углубленном исследовании проблемы кризиса понятия «субъект» в сфере современного гуманитарного знания (и в сфере социальной философии, в частности). Данное исследование представляет собой попытку представить эту проблему в относительно систематизированном виде.
Поскольку в настоящем исследовании постструктурализм рассматривается всего лишь как эксплицирование тех антисубъективистских тенденций, которые уже достаточно давно существовали в западной философии, постольку мы обращались и к исследованиям, непосредственно не связанным со структурализмом и постструктурализмом. Здесь, прежде всего, следует назвать работы тех авторов, которыми рассматривалась проблема критики субъекта у Фридриха Ницше. Наличие в творчестве Ницше устойчивого интереса к этой теме отмечалось как русскими философами начала XX в. (Е. Н. Трубецкой, В. И. Иванов и др.), так и многими современными российскими исследователями (М. М. Маковский, Т. А. Кузьмина, А. А. Лаврова, А. Д. Попиашвили и др.)
В работах С. Л. Фокина, посвященных творчеству Жоржа Батая, среди прочего освещаются и те аспекты батаевской мысли, которые связаны с деконструкцией субъекта. Критическому анализу категории субъекта с позиций тендерной методологии (в различных аспектах) посвящены работы И. Же-ребкиной, С. Жеребкина, Е. Горошко, А. Усмановой, Е. Гаповой, О. Ворониной, Е. Горошко и др.
Объектом исследования в диссертационном исследовании является категория «субъекта» как социально-философское понятие. В качестве предмета исследования выступают различные варианты антисубъективистской модели социума.
Целью настоящего исследования является анализ критических подходов к проблеме субъекта в современной западной социальной философии. При этом мы стремились, во-первых, охарактеризовать то мыслительное поле, в котором получила свою кристаллизацию антисубъективистская тенденция, а во-вторых, — представить мысль о «распадающемся» субъекте в качестве значимого социально-философского концепта, который может быть успешно применен для описания социальных взаимодействий в современном обществе.
Достижение указанной цели предполагает решение следующих задач:
• рассмотрение истории понятия «субъект» и определение его современного значения;
• характеристика основных тенденций деконструкции субъекта;
• анализ философии Ницше в качестве одного из важнейших источников современного дискурса о субъекте;
• выявление основных направлений критики категории субъекта структуралистами и постструктуралистами и анализ влияния этой критики на построение современных моделей социума.
Методологическую основу исследования составляет комплекс подходов, выработанных постструктуралистской мыслью для глубинного анализа различных социальных феноменов, в которых вскрывается фиктивный характер их целостности и эксплицируется их неоднородность, многосостав-ность, сконструированность. Прежде всего необходимо отметить методологические установки Фуко, ориентировавшегося в социально-философских исследованиях на принципы прерывности и рассеивания, на отказ от принципа общности: «Во имя методологической строгости мы должны уяснить, что можем иметь дело только с общностью рассеянных событий»1. Следование принципу прерывности не позволяет рассматривать какие бы то ни было социальные объекты в качестве некоторой целостности, аналогичной понятию «произведения» или «книги».
Другое важное методологическое положение связано с пониманием социального актора (Автора-Субъекта в широком смысле, то есть производителя социальных «текстов») не как автономной творческой единицы, а как функции, возникающей в порядке дискурса. Согласно Фуко, можно попытаться представить (смоделировать) такую культуру, где дискурсы имели бы обращение без функции, именуемой «субъект»2.
Следует также указать на идею децентрации Ж. Деррида и концепцию «различия вне противоположности» Ж. Делёза Оба подхода акцентируют мысль об одновременном присутствии в любой целостности (в первую очередь - в той, что мы называем «субъектом») противоречащих и противоборствующих тенденций, мотивов, значений и т. п. Данная методологическая установка вводит в проблематику субъекта представления о господстве и подавлении.
Не менее значимой с точки зрения критического анализа социально-философского понятия «субъект» является идея формирования субъективности властью. Данный постулат, разработанный Фуко в 1970-е годы, впослед ствии стал предметом осмысления Джудит Батлер, чьи работы также послужили в качестве теоретико-методологической базы настоящего исследования.
Положения, выносимые на защиту:
1. Выявлена проблематичность понятия «субъект», широко используемого в социально-философских построениях, и проанализированы возможности создания асубъектных моделей социума.
2. Проанализированы две основополагающие стратегии деконструкции субъекта, условно обозначенные как «стратегия Языка» и «стратегия Тела».
3. Философия Ницше охарактеризована как один из исходных пунктов проблематизации субъекта в современной социальной философии.
4. Рассмотренные в диссертации варианты критики субъекта осмыслены как отдельные аспекты относительно единого антисубъективистского подхода. Постепенное утверждение данного подхода в современной социальной философии гипотетически рассматривается как ведущий признаков наметившейся смены социально-философской парадигмы.
Научно-практическая значимость исследования. Материалы диссертационного исследования могут быть использованы при подготовке соответствующих разделов учебных курсов по социальной философии, истории философии, а также при написании учебных и методических пособий. Кроме того, возможно использование данных материалов при разработке спецкурса, посвященного основным идеям постструктурализма.
Апробация работы. Материалы исследования были представлены на Ежегодной научно-практической конференции студентов и аспирантов (20-22 апреля 2003 г., Мурманск), на региональной научно-практической конференции «Классика и современность: актуальность, традиции, новаторство» (20-22 ноября 2003 г., Мурманск). Доклад по материалам исследования был включен в официальную программу выступлений на XXI Всемирном фило софском конгрессе (10-17 августа 2003 г., Стамбул). Ряд положений диссертационного исследования обсуждался на заседаниях Мурманского отделения Российского философского общества в течение 2002-2004 г.г.
Основные положения диссертационного исследования также нашли отражение в опубликованных автором статьях и тезисах докладов.
Диссертация обсуждалась на заседании кафедры философии и социологии Мурманского государственного педагогического университета 27 апреля 2004 года.
Структура диссертационного исследования включает в себя введение, две главы основной части (первая глава состоит из трех параграфов, вторая -из четырех), заключение и библиографический список.
Исторические трансформации понятия «субъект»
Понятие субъекта имеет длительную историю, причем следует отметить, что в разные эпохи этот термин употреблялся в самых разных значениях. Этимологически слово «субъект» восходит к латинскому subjectus - «лежащий внизу, простирающийся у ног, находящийся в основе» (от subjicio [sub + jacio, где sub — «под» и jacio - «бросаю, кладу в основание»]). Собственно слово subjectum в латинском языке обозначало подлежащее, грамматический субъект.1
А. Ф. Лосев в «Двенадцати тезисах об античной культуре» сформулировал разницу между новоевропейским и античным пониманием субъекта следующим образом: «Есть такой латинский термин: "субъектум". Но можно ли переводить его на русский язык как "субъект"? Никакого отношения к нашему слову "субъект" этот термин не имеет. Что значит "субъектум"? То, что "суб" - под, что подброшено, «Сложено под конкретное качество и свойство, которым обладает данная вещь, то есть это не только совокупность определенных свойств, но и носитель этих свойств. Так это же объект, а не субъект! Поэтому переводить латинское "субъектум" русским "субъект" безграмотно. Латинское "субъектум" соответствует русскому "объект". [...] "субъектум" -это вообще объект сам по себе, а "объектум" — это такой объект, который дан нашим чувствам».2
У Аристотеля (в латинских переводах его сочинений) понятием «субъект» (соответствующим греческому «гипокейменон») обозначалось и индивидуальное бытие, и материя (неоформленная субстанция). Средневековая схоластика понимала под субъектом нечто реальное, существующее в самих вещах («объект» в данном случае рассматривался как нечто, существующее лишь в интеллекте).
Как отмечал в данной связи А. М. Деборин, «выражения "субъект" и "объект" как определенные противоположности мы встречаем впервые у стоиков. Дальше, у Дунса Скотта, в средние века эти категории получают более ясное и определенное выражение, - но странным образом ... эти понятия имели прямо противоположный смысл, т. е. субъект означал объект, а объект -субъект».1
Подобное употребление этих терминов можно обнаружить, например, у У. Оккама. Рассуждая о природе универсалий, Оккам писал: «Я утверждаю, что универсалия не есть нечто реальное, имеющее в душе или вне ее субъектное бытие (esse subjectivum), а имеет в ней лишь объектное бытие (esse objectivum) и есть некий мысленный образ (fictum), существующий в объект- ном бытии, так же как внешняя вещь - в субъектном бытии» . Иными словами субъектное бытие - это бытие чего-либо в качестве субъекта, некой вещи, существующей в действительности, а объектное бытие есть бытие в качестве предмета мысли.
Как видим, в античной, а впоследствии и в средневековой философии субъект обозначал либо субстанцию, либо единичное оформленное бытие, а объект - мысленную конструкцию, существующую в сознании.
Современное понимание термина «субъект» берет свое начало у Р. Декарта, что весьма показательно, ведь именно Декарт (наряду с Ф. Бэконом) стоял у истоков новоевропейской модели мышления - той модели, которая была связана с утверждением в познавательной сфере научных методов и со специфическими изменениями в сфере социальной (становление западной буржуазной цивилизации с характерными мировоззренческими установками). Стоит отметить, что авторы коллективной монографии под редакцией Б. Я. Пахомова, вышедшей в свое время в Воронеже и посвященной истории понятий «субъект» и «объект», начинают свое исследование именно с XVII века, тем самым демонстрируя сугубую принадлежность указанных категорий новоевропейскому типу мышления1.
В ходе обоснования достоверности знания Декарт за исходную точку принял противопоставление субъекта (мыслящего Я) как фундамента и источника познавательной; активности и объекта как внеположной субъекту действительности, на которую направлены познавательные усилия. Как известно, итогом методологического сомнения Декарта явился следующий вывод: «...заметив, что истина: я мыслю, следовательно, я существую, так тверда и верна, что самые сумасбродные предположения скептиков не могут ее поколебать, я заключил, что могу без опасений принять ее за первый принцип искомой мною философии» («Рассуждение о методе для хорошего направления разума и отыскания истины в науках», 1637 г.).2 Для обоснования реальности внешнего мира (т. е. «объекта») философ прибегал к идее Бога, который в силу своей «правдивости» «не способен обманывать человека в высших проявлениях человеческих познавательных сил».3
Для нашей работы важно акцентировать следующие два обстоятельства:
у Декарта, безусловно, имеет место разделение на мыслящий познающий субъект и на объект познания (это связано с общим дуалистическим характером его философии);
хотя индивидуальное Я (самосознающий субъект) нуждается, согласно Картезию, в Боге как в гарантии истинности своей познавательной активности, наличие у субъекта самой этой активности под сомнение не ставится. По словам П. П. Гайденко, аргумент Cogito ergo sum «предполагает [...] рожденное христианством сознание ценности субъективно-личного [выделено нами - А. С.]».
Философия Ницше как важнейший источник антисубъективистской парадигмы в социальной философии
Постановка субъекта под вопрос означает сомнение в том, что человек, трактуемый в качестве субъекта, может выступать основанием для истолкования социальной реальности. Фуко в «Словах и вещах» говорил об «антропологическом сне», в который погружено современное мышление и который настолько глубок, что принимается за бодрствование. Философия, погруженная в этот «сон», приобретает антропологическую конфигурацию: Человек становится тем полем возможного философствования, в котором должно обнаруживаться обоснование познания, его пределы и границы и т. п.
Как замечает Фуко, «первую попытку искоренения Антропологии, без которой, несомненно, не обойтись современной мысли, можно обнаружить в опыте Ницше: через филологическую критику, через биологизм особого рода Ницше достиг той точки, где человек и бог сопринадлежны друг другу, где смерть бога синонимична исчезновению человека и где грядущее пришествие сверхчеловека означает прежде всего неминуемость смерти человека»1.
Как уже было сказано, у Ницше мы находим один из наиболее ранних вариантов критики субъекта, где этот последний осмысляется как некий эффект, связанный со взаимодействием сил господства и подчинения. Предлагая в «По ту сторону добра и зла» совершить опасное плавание через «океан морали», Ницше увязывает воедино проблематику морали и воли: «...философ должен бы считать себя вправе рассматривать хотение само по себе уже под углом зрения морали, причем под моралью подразумевается именно учение об отношениях власти, при которых возникает феномен "жизнь"»2.
Данная исследовательская установка может, на наш взгляд, означать следующее. Во-первых, мораль в этой перспективе представляет собой некую квинтэссенцию социального, которое, в свою очередь, может быть определено как сфера взаимодействия властных сил. Во-вторых, человек, традиционно рассматриваемый как целостный субъект, обладающий рядом атрибутов, в числе коих - и «свобода воли» (т. е. свобода действовать согласно собственному волению), начинает рассматриваться у Ницше как нечто сложное. «Человек» для Ницше есть в первую очередь «человек болящий», «человек, который хочет». И если в его «хотении» не видеть участия многих элементов, не принимать во внимание многосоставность субъекта, тогда легко допустить, что принадлежащая этому субъекту воля производит некое действие, организует активность субъекта, что воля и действие представляют собой некое единство. Тем самым человеческое действие автоно-мизируется, объявляется самодостаточным, могущим развернуть и воплотить, исходя из самого себя (то есть собственного воления), некоторый план обустройства мира либо же план истолкования этого мира.
Критически анализируя человека водящего, Ницше обращает внимание на то, что «человек, который хочет, - приказывает чему-то в себе, что повинуется или о чем он думает, что оно повинуется. [...] в данном случае мы являемся одновременно приказывающими и повинующимися и, как повинующимся, нам знакомы чувства принуждения, напора, давления, сопротивления, побуждения, возникающие обыкновенно вслед за актом воли»1. Другими словами, Ницше вскрывает в субъекте некоторую разнородность (как минимум, двойственность), связанную с наличием противоречащих инстанций внутри этого, казалось бы, единого субъекта. «Мы привыкли, - пишет немецкий философ, - не обращать внимания на эту двойственность, обманчиво отвлекаться от нее при помощи синтетического понятия Я», однако это Я, обозначающее в данном случае целокупность субъекта, на поверку оказывается фиктивным, ибо «при всяком хотении дело идет непременно о повелевании и повиновении ... на почве общественного строя многих "душ"» . Субъект, таким образом, предстает перед нами как место, в котором сходятся и получают упорядочение эти «многие души», или, как говорит сам Ницше, «под-души», «под-воли», то есть составные части, стихии фальсифицированного «Я». Именно в силу этой гетерогенности субъекта и становится возможным говорить о морали в терминах власти: кто-то во мне приказывает кому-то во мне же делать нечто, предписанное некими правилами. Можно даже сказать, что субъект формируется данными процессами властвования, доминирования и подчинения.
Мораль представляет собой некое необходимое условие человеческой жизни, человек может существовать лишь в поле той или иной морали, поскольку тем самым упорядочивается сугубо внечеловеческое окружение -«мир», внешняя среда. Мораль, в принципе, может быть понята как некий набор схем, в рамках которых интерпретируется человек с его поступками и окружающий его мир. Любая мораль преследует некую цель, любая мораль имеет некую подоплеку, подоплека же всех моралей - интерпретация мира сообразно человеческой мерке. В одном из фрагментов, входящих в «Волю к власти»1, Ницше говорит: «Что ценность мира лежит в нашей интерпретации (что, может быть, возможны где-нибудь еще и другие интерпретации, кроме человеческих (выделено нами - А. С.)), что бывшие до сих пор в ходу интерпретации суть перспективные оценки, с помощью которых мы поддерживаем себя в жизни, т. е. в воле к власти, в росте власти [...] — эти мысли проходят через все мои сочинения»2. Люди очеловечивают мир, для того, чтобы «чувствовать себя в нем все более и более властелином».
Непроизводительная трата и растождествление субъекта
Один из наиболее своеобразных вариантов антисубъективистской модели социума был разработан Жоржем Батаем, который соединил исследования, связанные с формированием субъекта, с проблематикой Негативности и непроизводительной траты. Эта последняя представлялась Батаю наиболее адекватным проявлением человеческой Негативности. Как отмечает С. Л. Фокин, при всем тематическом разбросе мысль Батая (особенно в 1930-х г.г.) «вращается вокруг четко очерченного смыслового центра, который и определяет единство его мировоззрения: речь идет о принципе "непроизводительной траты"»1.
В начале, на наш взгляд, будет уместным сказать несколько слов о понимании Батаем Негативности, поскольку именно в свете этого понятия французский философ рассматривает основные социально-философские проблемы (и в первую очередь, проблему субъекта). Концептуальный базис проблематики Негативного в творчестве Батая может быть тезисно представлен следующим образом:
1. Процесс становления человека в его специфически человеческом качестве предполагает выделение из животно-природной имманентности посредством Деятельности, которая есть Труд2 (но также - и Мышление, Дискурс).
2. Эта деятельность может быть охарактеризована как Отрицание (Негация) природно-непосредственного и утверждение контр-природного мира, то есть Истории.
3. Однако человек сам является частью мира Природы, и значит, отрицая природный порядок бытия, он обращает негацию на самого себя - сам себя отрицает.
4. Отрицание себя в качестве природно данного, природно-имманентного существа означает, во-первых, индивидуацию, а во-вторых, осознание себя как исторического существа. А эта историчность с необходимостью подразумевает конечность.
5. Человек становится человеком, лишь достигнув осознания своей конечности, смертности. Животному же не дано знание о своем конце. Животное не знает смерти.
6. Отрицание человеком самого себя означает также следующее: человек в историческом, контр-природном порядке бытия способен к добровольному самоуничтожению. Он способен рискнуть своим бытием. Человек, таким образом, и есть Негация как таковая1.
7. Способность человека рискнуть собственным бытием есть проявление его Суверенности.
8. Труд и сознание смерти, таким образом, - это две специфически человеческие характеристики. Они взаимосвязаны, но вместе с тем являются в определенном смысле противоположными. Труд относится к «порядку нужды и пользы»; Суверенность же, связанная с сознанием смерти, относится к {(порядку свободы и траты». (Эти два понятия, обозначающие два принципиально различающихся плана человеческого бытия, имеют исключительную важность для Батая.)
9. В основе человеческого бытия лежит уничтожение этого бытия, как ни парадоксально. «Быть человеком» предполагает стремление к тому, чтобы не быть. Следовательно, человека нужно определять не как существо созидающее, а как существо разрушающее, уничтожающее.
10. Уничтожение, лежащее в основе Суверенности, находит воплощение в таких подобных смерти моментах, как смертельный риск («героизм»), эротический экстаз, мистическое исступление, потлач, поэзия, жертвоприношение и т. п.
11. Производительная деятельность (производительная экономика) не является единственно возможной и первичной формой жизнедеятельности человека. Первична трата, а не приобретение - естественно, не во временном смысле (ведь чтобы растратить, нужно сначала приобрести), а в сущностном: трата выражает негативную сущность человека1.
12. Социальность, которая зиждится на принципах упорядоченности, производительности и полезности, есть извращение подлинной человеческой сущности. Эта последняя проявляется в актах трансгрессии, то есть в выходе за пределы социальной нормативности, нарушении запретов и даже более того — в попытках преодоления пределов возможного как такового. Социальность, связанная с трудом и пользой, - это, по сути, общество развитого капитализма. Батай противопоставляет такому обществу коммуникацию (со-общение) «прямого типа», в которой могут проявиться безличные архаические силы. К числу таких коммуникаций можно отнести мистерию, жертвоприношение, оргию, карнавал, потлач и т.д.
Как видим, взгляды Батая имеют гегельянскую подоплеку, однако их специфической особенностью является устранение момента синтеза (на что в свое время обратил внимание Сартр в статье «Один новый мистик» ). Батай порывает с системой «снятия», Aufhebung, отрицания отрицания, поскольку в таком случае мы имели бы дело не с абстрактной негативностью, которая есть чистое Ничто, а с Негативностью, которая обеспечивает созидание. Или, иначе говоря, мы имели бы дело с работой Негативного, что привязывает Негацию к миру труда, пользы и смысла. Для Батая же ценен опыт полного рассеяния, без конечного синтеза, без образования смысла, без достижения пользы.
Понятие неуверенность» как раз и обозначает негацию вне принципа снятия: суверенность есть воля к преодолению ограниченности человеческого существования, причем эта воля не имеет характера индивидуального, личностного воления, скорее она представляет собой силу, противостоящую всему ставшему и упорядоченному, силу, выталкивающую человека за пределы его повседневной «человечности», где он, по мысли Батая, только и может обрести себя как Человека.
С. Л. Фокин пишет, что «"суверенность" ... есть не что иное, как "сила"; сила, что не уклоняется от встречи с другими силами, сколь бы сильными те ни казались. Сила вожделеет могущества, значит ... постоянно соизмеряет себя с другими силами [...] сила не может не тронуть, как не может остаться нетронутой»2.
Очевидно, что мы вновь сталкиваемся с тем образом «универсума борющихся сил», который был в деталях описан Ницше. Можно, на наш взгляд, утверждать, что подобное рассмотрение «мира» («социум» в данной перспективе предстает как одна из частей этого «мира»), как правило, коррелирует с интерпретацией субъекта как некоего производного образования, лишенного субстанциального бытия.