Содержание к диссертации
Введение
Глава I. От классического рационализма к коммуникативной парадигме рациональности 20
1.1. Генезис проблемы рациональности в классической философской традиции 20
1.2. Реконструкция парадигмы рациональности 30
Глава И. Основные черты коммуникативной модели рациональности .. 49
2.1. Коммуникативное действие как реализация предпосылок рациональности 49
2.2. Система и жизненный мир в теории коммуникативного действия 66
Глава III. Коммуникативная компетенция и социальная практика 79
3.1. Специфика социальной коммуникации в современном мире 79
3.2. Общественная рационализация в функционалистской традиции и теория коммуникативного действия 96
3.3. Просвещенная общественность как субъект рациональной коммуникации 103
Заключение 118
Список литературы 126
- Генезис проблемы рациональности в классической философской традиции
- Коммуникативное действие как реализация предпосылок рациональности
- Специфика социальной коммуникации в современном мире
- Просвещенная общественность как субъект рациональной коммуникации
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Развитие современного общества характеризуется усложнением и разнообразием системы социальной коммуникации. Бурное развитие средств массовой информации, гуманитарных технологий, паблик рилейшнз заставляют по-новому взглянуть на механизмы социального развития, сосредоточить внимание на специфике и логике развития коммуникативных процессов. Философское мышление не может оставить в стороне эти изменения. В этом свете актуальной представляется проблема: может ли современная социальная коммуникация быть релевантно описана философией, в том числе с рационалистических позиций.
Проблема рациональности претерпела значительную трансформацию в ходе становления и развития философского знания. В философской традиции она рассматривалась в онтологическом, гносеологическом, теоретико-методологическом, социально-философском контексте. В современном толковании понятие рациональности значительно выходит за пределы, установленные классическим рационализмом. Это не активность чистого разума, не мыслительная деятельность трансцендентального субъекта, направленная на изучение внешнего мира или априорных характеристик собственной мыслительной деятельности. Рациональность приобретает гораздо более широкий спектр оттенков, как-то: рациональность мнений и действий, рациональность в своем функционировании в сфере социализированных индивидов, рационализация общественной жизни и т.д. Проблема рациональности, таким образом, оказывается тесно связанной с проблемой самопонимания современного общества, его развитием и с "диагнозом современности". Вопрос состоит в том, какой статус приобретает разум в современной жизни и насколько пригодны для функционирования общества рациональные критерии, нормы и ценности.
Обращение к идеалам рациональности сегодня, в эпоху, за которой закрепился термин "постмодерн", не является нейтральным и мыслится как полемика представителей современного рационализма с идейно-
художественной позицией постмодернизма, в основе которой лежит убеждение, что более глубокое и адекватное постижение действительности доступно не рациональному знанию, не науке, опирающейся на систематический формализованный понятийный аппарат и стремящейся к универсализму, а интуитивному мышлению с его ассоциативностью, метафоричностью, неоднозначностью, когда безграничное самовыражение отвергает какие бы то ни было модели соотнесения различных точек зрения, приведения их к единому порядку.
Все усиливающийся напор информации, все множащиеся технические средства коммуникации не в состоянии сделать общественные процессы более объяснимыми. Надежды на то, что отдельный человек будет чувствовать себя освобожденным от многих организационных забот, поскольку государство и его институты возьмут на себя его проблемы, не оправдались, скорее наоборот. Сегодня человек еще более растерян перед жизнью, чем раньше, когда со всеми своими проблемами ему приходилось справляться самому. Представим лишь некоторые аспекты такого положения вещей.
К ним относится, прежде всего, изменение подхода к пространству и времени. Спутниковые, электронные системы коммуникации исключают временной фактор из социальных процессов, так или иначе связанных с информацией, изменяется взаимосвязь между глобальными и локальными процессами, что приводит к усилению плюрализма в действиях и мнениях людей. Под воздействием процесса глобализации преобразуются все сферы общества - сфера системного воспроизводства, социальной интеграции, структура жизненного мира, которые изменяются в связи с новыми тенденциями индивидуальной и институциональной рефлексивности, связанными с процессами детрадиционализации и разрушения основ конвенциональности.
Основные принципы модернистской ментальносте: универсальность, гомогенность, монотонность, точность, уже не позволяют объяснить современные социальные процессы. Духовная ориентация модерна связана с тенденциями обновления, линейно-поступательным восприятием времени,
что позволяет ей заявлять о "естественном праве настоящего перед прошлым" (Ролан Барт). Политический и этико-правовой проект модерна связан с надеждами на всеобщее утверждение царства разума, закона и справедливости.
Постмодернизм, символизируя кризис самоидентификации
современного общества, выражает культурно-историческую
неопределенность, постулирует состояние аномии в современном обществе. В этих условиях встает вопрос о возможности или невозможности заполнения возникшего ценностно-нормативного вакуума. Фиксируя ситуацию социокультурного кризиса, постмодернизм не видит позитивной ориентации, способной открыть новую перспективу.
Рассмотрим некоторые аспекты современной ситуации в социальных и, отчасти, в естественных науках, которые обуславливают обращение к новым моделям рациональности и пересмотр традиционных рационалистических ценностей.
Кризис рациональности в современном обществе во многом связан с реализацией ряда возможностей, заложенных в самой природе рационального познания. Это относится, в первую очередь, к науке, как основной и наиболее распространенной разновидности рационального познания. В науке реализуются такие особенности рационального познания как наличие концептуального аппарата, моделирование реальности в системе понятийных конструкций, в результате чего становится возможным отчуждение этого мира от других слоев реальности, его замыкание на самом себе, превращение в самодовлеющую структуру и, как крайняя форма, подавление этим миром личностно-уникальных, неотчуждаемых от живых индивидов способов освоения ими окружающей действительности.
Наиболее ярко эти возможности проявляются в развитии техники. Как указывает Ю. Хабермас в своей работе "Техника и наука как идеология", "техника сама по себе есть идеология, так что господство ее над природой и людьми "консубстанциально" самой ее концепции" [ПО, с.196]. А тот факт, что этому "техническому империализму" удалось беспрепятственно установить свое господство, объясняется присущей технике способностью к
самолегитимации. Ее господство, будучи реальным, перестает ощущаться общественным сознанием, поскольку укрощение природных сил и рост производства легитимируются обеспечением все более комфортабельных условий существования. Именно таким образом рациональность становится "продажной", теряет свою просветительскую функцию. Прежде демистифицирующая, рациональность образует новый миф, предназначенный легитимировать технократическое общество, основание и конечная цель которого - рост производительных сил и их адаптация к системе - оказывается вне критики, истолковывается идеологически. Идеология, выступая от имени науки, функционирует как официальный псевдосциентизм, и одно это принуждает ее прокламировать науку как высшую ценность.
Критика разума в его научном и идеологическом обличьях нередко приводит к его тотальному отрицанию. Французский философ Ж. Батай, являющийся одним из выразителей духовной позиции постмодернизма отмечает: "Во всех своих обличьях - философском, политическом, экономическом, тем более научном - разум есть редукция ... не только мысли, но самой возможности мысли, синоним эгоизма, поскольку подразумевает атомизацию общественного организма, каждая частичка которого мотивируется своим собственным интересом" [ПО, с.203]. Технократическому обществу удается, по Батаю, деполитизировать народные массы, купив их смирение материальным благополучием. Разум повинен, с его точки зрения, в общественной дезинтеграции, т.к. он изгоняет из жизни архаические силы, которые извечно были фундаментом общества. Осколки этих сил обнаружены психоанализом в сновидениях, этнологией в первобытном мышлении и т.д.
Тенденции современного научно-технического развития также способствуют пересмотру представлений об идеалах рациональности, ее возможностях и пределах, стандартах и критериях. Техническое развитие характеризуется все большим взаимопроникновением духа и материи. Микроэлектроника, искусственный интеллект и пр. высокоорганизованные технические системы "насыщают " духом материю, что приводит к
пристальному изучению континуума "машина-человек" как выражения дуализма информации и материи.
Важную роль в естествознании играет сегодня понятие нестабильности, непредсказуемости флуктуации [77], в отличие от господствующего с Нового времени детерминизма. Потеснив детерминизм, теория нестабильности позволила включить в поле зрения естествознания человеческую деятельность, дала возможность соотнести естественные и природные процессы. Положение современного человека также необъяснимо исключительно с позиций детерминизма, его бытие все более атомизируется, становится независимым и случайным, и самые незначительные социальные флуктуации могут направить его в ту или иную сторону. Таким образом, нестабильность, непредсказуемость и, в конечном счете, время как сущностная переменная, стали играть немаловажную роль в преодолении разобщенности, существовавшей между социальными исследованиями и науками о природе.
Наряду с понятием нестабильности значительную роль в современной науке играют также представления о конечности вселенной и энтропии, сопровождающей протекающие в ней процессы. В социальном контексте данные понятия приобрели свое значение после публикации в 1972 году исследования Д. Медоуза "Пределы роста" и последующих исследовательских проектов, осуществленных по инициативе Римского клуба. Согласно данному исследованию, запасы энергии и виды материи нельзя свободно конвертировать и умножать, т.к. из энергии нельзя извлекать полезную работу без последствий для окружающей среды. Таким образом, принцип закона сохранения и связанная с ним идеология экономического роста и прогресса оказались в кризисном положении. Самосохранение, сохранение своей структуры снова стало проблематичным, не само собой разумеющимся, как это было в эпоху Нового времени. Экологический вопрос, утверждая конечность и хрупкость природных структур, поставил под сомнение неограниченное господство человека над природой и развеял надежду на достижение этого господства.
Исчерпаемость физических запасов энергии привела к идее "исчерпаемости утопических энергий", являющейся одним из признаков того что началась эпоха постмодерна, сменившая Новейшее время. "Характерной особенностью нашего времени является конец утопий. Марксистская утопия не привлекает больше духовных и душевных сил, потому что утопия защищенности от нужды реализовалась в современном социальном государстве, но с ее воплощением в действительность наступило не царство вожделенной райской свободы и избытка, но тривиализация утопических надежд. Чувство отчужденности человека от общества, одиночества человека, являющегося одновременно и единичным и неповторимым существом, продолжает существовать и при реализованной утопии" [44, с.91]. Дискредитация утопических надежд в марксистском, либерально демократическом вариантах таит в себе опасность создания новой мифологии, могущей, впрочем, принять вид тотального плюрализма и деконструктивной произвольности. Постмодернистское мышление отрицает необходимость создания нового метанарратива, согласно Р. Рорти, его вполне может заменить "интеллектуальный аналог гражданских ценностей -терпимость, ирония и стремление дать возможность сферам культуры процветать, не слишком заботясь об их "общем обосновании", их унификации, "внутренних идеалах" [83, с.124].
В ситуации смены социокультурных ориентиров, смещения философских акцентов актуальной становится проблема поиска адекватных форм рациональности, релевантных современному социальному развитию, в рамках которых могут быть поняты, описаны и реализованы политические, экономические и социальные проекты. Без рационалистического истолкования специфики современной социальной коммуникации сложно говорить о сущности современного общества и перспективах его развития.
Нам представляется перспективным рассмотрение проблемы рациональности современного общества в перспективе теории коммуникативной рациональности, на сегодняшний день в наиболее полном виде сформулированной в работах германского философа, представителя третьего поколения Франкфуртской школы социальных исследований
Юргена Хабермаса, который считает, что теория рациональности в современных условиях возможна, именно она должна искать новые идентификационные пространства, в которых жизненные процессы протекали бы разумно, понятно и логично. Данная философская концепция может быть рассмотрена как оппозиция постмодернизму, для Хабермаса "отказ от если не трансцендентальной, то уж во всяком случае "универсалистской" точки зрения, кажется ... предательством по отношению к общественным надеждам, которые для либеральной политики являются основополагающими" [83, с.116]. Теория Хабермаса представляет собой один из вариантов современного понимания разума, она нацелена на выявление его возможностей в современных условиях и отличается стойким интересом к формированию и рациональному совершенствованию сферы человеческой коммуникации [61]. А сфера эта вовсе не изначально рациональна, в ней содержатся многочисленные возможности отклонения от рациональности, "в ней могут канализироваться, накапливаться, находить сложно-опосредствованное, превратное, в т.ч. и иррациональное выражение настроения недовольства, протеста, злобы, раздражения, которые рождены совсем другими (некоммуникационными ) явлениями и причинами" [61, с.161].
Говоря о степени научной разработанности проблемы, следует отметить, что это относится, прежде всего, к зарубежной литературе. Проблема рациональности коммуникативного общества рассматривается, преимущественно, в рамках историко-философского анализа теории коммуникативной рациональности Ю. Хабермаса. Исследованию его творчества посвящено огромное число работ западных исследователей. Среди авторов, исследующих теорию коммуникативной рациональности, следует отметить Э. Гидденса, Р. Бернстайна, М. Зееля, Г. Дукса, С. Уайта, Д. Хорстрера, А. Трайбель, У. Гмюндера, Д. Хэлда и др. Критика рационалистических позиций Хабермаса содержится в работах теоретиков постмодернизма Ж.Ф. Лиотара, Р. Рорти и др. Критики Хабермаса сомневается, что теории коммуникативной рациональности удастся сделать то, что не удалось трансцендентальной философии - обеспечить
универсалистские критерии. С точки зрения Ж.Ф. Лиотара, смешивать то, что относится к разряду идей разума (онтология), с тем, что относится к разряду концепций понимания (социология) - трансцендентальная иллюзия [48].
Большинство исследователей подчеркивает, однако, что теоретические позиции Ю. Хабермаса имеют далеко идущую перспективу. Так Э. Гидденс, Р. Родерик считают, что теория Хабермаса взяла на себя функцию защиты идеалов Просвещения, отрицая при этом как релятивизм постмодернистских теорий, так и абсолютизм философской традиции. Хабермас, с их точки зрения, плывет против течения, предлагая общую концепцию рациональности в эпоху, когда стали модны релятивистские стили мышления, стремясь оправдать Просвещение и современность в то время, когда многие считают их дискредитированными [90].
По мнению С. Уайта, предшественники Хабермаса Хоркхаймер и Адорно дали такую оценку современности, которая не позволяет рассматривать ее как прогрессивное явление. Коммуникативная модель рациональности позволяет понять ее более полно, дает возможность выявить универсалистский, рационалистический потенциал современных структур сознания и, в то же время, указать на избирательное и одностороннее использование этого потенциала в условиях модернизации [90].
Теория коммуникативного действия Ю. Хабермаса является, с точки зрения М. Зееля, теорией форм рациональности, различение которых имеет значимость для коммуникативного разума. Такими формами являются теоретико-инструментальная, морально-практическая и эстетико-экспрессивная рациональность. Именно различие и единство форм рациональности и является отличительным признаком коммуникативного разума: "Необуженная рациональность коммуникации должна одновременно мыслиться как "коммуникация" аспектов рациональности, в свободной игре которых лишь и может продуктивно реализоваться потенциал многомерного разума" [90, с. 130].
В оценке коммуникативной теории рациональности Ю. Хабермаса нам наиболее близка позиция Стивена Уайта, который в своей работе "Творчество Ю. Хабермаса последнего времени" предлагает рассматривать
его теорию рациональности как "критическую исследовательскую программу" для социальных наук [90, с. 121]. Уайт имеет в виду концепцию исследовательской программы, сформулированную И. Лакатосом, проводящим различие между ядром программы, которое нельзя подвергнуть непосредственной эмпирической проверке, и теми интерпретациями и объяснениями, которые конституируются на основе ядра, его основных понятий. По мнению Уайта, "ядро" любой социально-научной исследовательской программы должно образовывать, по крайней мере частично, какое-либо объяснение природы человеческой субъективности, агентности. Уайт считает, что в концепции Хабермаса роль такой модели субъекта выполняет теория рациональности, связывающая воедино антропологические и социально-структурные моменты.
В отечественной литературе достаточно подробное исследование творчества Ю. Хабермаса содержится в монографии "Коммуникация и эмансипация: критика методологических основ социальной концепции Ю. Хабермаса" (авторы А.В. Гайда, В.Л. Шульц, СЕ. Вершинин), вышедшей в 1988 году. Данная работа дает довольно целостный анализ концепции философа, однако его работы последнего времени не рассматриваются авторами, что вполне объяснимо, учитывая год выпуска монографии. Творчество философа исследуется в ней с критических позиций в контексте марксистской парадигмы в том виде, в каком она сформировалась в советской науке.
В большинстве работ, вышедших в нашей стране до 90-х годов, основной акцент был сделан на проблеме методологии социального познания в концепции Хабермаса, теории социальной эволюции, механизмов общественного развития, либо творчество философа рассматривалось в контексте генезиса философских воззрений Франкфуртской школы (Ю.Н. Давыдов, Г.М. Тавризян).
Работы 90-х годов, посвященные анализу творчества философа, носят, по преимуществу, характер описания теории Хабермаса в целом, либо отдельных ее аспектов (Н.В. Мотрошилова, Ю.Н. Давыдов). При этом отмечается значение социально-философской концепции Хабермаса,
подчеркивается многоплановость, синкретичность его теории, но не указывается основание этого синтеза. Однако, по мере аутентичного освоения философского содержания текстов Хабермаса, отечественные исследователи осуществляют детальный анализ этой многоплановой концепции, основанием которой является теория коммуникативной рациональности.
Так, И.П. Фарман [94, 95] связывает изменение концепции рациональности с кризисом традиционной методологии научного познания: "... В противовес господствующей ныне технократической теории развития общества и концепциям научно-технической рациональности необходимо сосредоточить усилия на выявлении и адекватной интерпретации человеческих интересов и потребностей, разработке "проектов" и "моделей" новых человеческих отношений, иначе, - коммуникативной рациональности" [95, с.93]. В указанных выше работах автор анализирует общефилософские и социокультурные предпосылки реконструкции "проекта Просвещения".
В монографии В.Н. Фурса "Философия незавершенного модерна Юргена Хабермаса" (Минск, 2000) содержится анализ предпосылок создания коммуникативной модели рациональности и дается наиболее полный, на наш взгляд, анализ социально-философских воззрений философа, изложенных в его последних работах.
Следует отметить, что в настоящее время исследование творчества Ю. Хабермаса в целом и проблемы коммуникативной рациональности, в частности, поднялось на новый уровень. Об этом свидетельствует появление указанных монографий, а также диссертационных исследований СВ. Шачина (1996), А.В. Назарчука (1996), А.Я. Алхасова (1997).
Объектом исследования является философская проблема
рациональности.
Предметом исследования выступает рациональность
коммуникативного общества.
Целью диссертационного исследования является экспликация и анализ коммуникативной модели рациональности, оценка ее социально-теоретической релевантности.
Для реализации данной цели необходимо решение следующих задач:
дать анализ формирования основных понятий классического рационализма;
выявить основные направления реконструкции классического рационализма;
эксплицировать коммуникативную парадигму рациональности;
раскрыть понятие коммуникативного действия в контексте основных категорий функционализма и феноменологии - системы и жизненного мира;
дать оценку социально-теоретической релевантности теории коммуникативной рациональности;
раскрыть понятие коммуникативного общества;
дать сравнительный анализ проблемы общественной рационализации в функционализме и в теории коммуникативного действия;
определить субъект рациональной коммуникации.
Исследование творчества теории коммуникативной рациональности связано, на наш взгляд, с двумя особенностями. 1. Хабермас использует в своих работах настолько богатый материал, что нет возможности включить его в полной мере ни в плане традиционной разработки проблемы, ни в плане полемики вокруг нее в настоящее время. Как отмечает один из исследователей Хабермаса Р. Бернстайн, "нет ни одной сферы исследований, могущей иметь какое-либо значение для разработки социальной теории, которой бы ни овладел Хабермас" [90, с.103]. 2. Если в философии последнего времени достаточно устойчива тенденция к дифференциации направлений, то теория Хабермаса строится на пути синтеза не только философского, но и междисциплинароного. По мнению Э. Гидденса, Хабермас инкорпорирует в свою концепцию идеи, взятые из целого спектра подходов, кажущихся несовместимыми [90]. Наряду с использованием достижений классического и неклассического рационализма, широкого спектра современной философии (феноменология, герменевтика, структурно-
функциональный анализ, лингвистическая философия), Хабермас привлекает к своим исследованиям достижения социологии, психологии, лингвистики, политической экономии и т.д. Структура его текстов такова, что собственные воззрения он излагает отталкиваясь, ссылаясь, полемизируя с различными авторами и их позициями.
Данные особенности во многом определили методологическую основу исследования. В диссертационной работе использован метод анализа. В результате анализа теории коммуникативного действия выделено ее структурное ядро - теория коммуникативной рациональности. Учитывая тесную связь коммуникативной парадигмы рациональности с классическими и современными подходами к данной проблеме и невозможность охватить все спектры полемики вокруг нее в полном объеме, мы используем их в той мере, в какой этого требует логика данной работы, в рамках историко-феноменологического рассмотрения проблемы. При анализе понятия коммуникации в теории коммуникативной рациональности и в концепциях современного функционализма используется метод сравнения. Анализ понятий "система" и "жизненный мир" в указанных подходах предполагает использование функционального и феноменологического методов. В целом, диссертационное исследование выполнено в рамках критического подхода к проблеме рациональности, основы которого разработаны марксизмом и неомарксизмом, предполагающего выявление социальных предпосылок рационально-ориентированного дискурса.
Теоретическими источниками данной работы являются классические философские и социологические работы по проблемам рациональности (произведения представителей немецкой классической философии, марксизма, Франкфуртской школы социальных исследований, работы М. Вебера).
Исследуя коммуникативную парадигму рациональности, автор опирается на произведения Ю. Хабермаса, посвященные непосредственно проблеме рациональности коммуникации, т.е. по преимуществу исследует работы, вышедшие в последние годы, т.к. именно в них эта проблема содержится в наиболее разработанном виде. Теория Хабермаса претерпевала
значительные изменения на протяжении времени. В центре данного исследования находится творчество философа позднего периода и произведения, центрирующиеся вокруг проблемы рациональности, такие как "Теория коммуникативного действия" (1981), "Моральное сознание и коммуникативное действие" (1981), "Философский дискурс модерна" (1985), "Постметафизическое мышление" (1988), "Новая необозримость" (1985) и др., а также философско-публицистические работы.
В данном исследовании используются достижения современной социальной теории, прежде всего таких ее направлений как феноменология, постмодернизм (Ж.Ф. Лиотар, Ж. Батай), функционализм и неофункционализм (Н. Луман, Р. Мюнх, Дж. Александер).
Научная новизна исследования:
1. установлено, что основными направлениями реконструкции классического
рационализма является введение в теорию рациональности идеи
исторического субъекта, социокультурной опосредованности процессов
познания, перспективы межсубъективного взаимодействия;
2. определено предметное поле и основные понятия теории
коммуникативной рациональности: коммуникативное действие, дискурс,
теория аргументации, система, жизненный мир, которые могут служить
основой коммуникативной методологии социально-философского анализа.
Обоснована релевантность этой методологии, которая обусловлена
усложнением системы социальной коммуникации в современном мире и
разнообразием ее субъектов;
3. выявлено, что в основе коммуникативной парадигмы рациональности
лежит концепция субъекта, рассматриваемого в рамках взаимодействия с
другими субъектами; идентичность которого формируется в контексте
интерсубъективного признания. Таким образом, понятие рациональности
приобретает коммуникативный характер и может быть рассмотрено в
контексте взаимодействия индивидов. Рациональность является имманентно
присущей коммуникации и проявляется в речи и в действиях индивидов, она
подразумевает то, как разговаривающие и действующие субъекты добывают
и применяют знание;
установлено, что понятие коммуникативного действия приобретает амбивалентный характер в понятийной перспективе функционализма и феноменологии. Жизненный мир служит контекстом коммуникативного действия, представляет собой ресурс, создающий возможности взаимопонимания участников коммуникации, предпосылки координации и интеграции социального взаимодействия; он предстает как передаваемые через язык и культуру образцы толкования действительности. Коммуникативное действие координируется также через функциональные взаимосвязи социальной системы, которые выступают по отношению к участникам взаимодействия как внешняя реальность. В ходе модернизации общества императивы системы вторгаются в действия индивидов, что приводит к колонизации жизненного мира, его подчинению системе благодаря таким инструментам как деньги, власть, масс-медиа, которые позволяют системе взять на себя управление социальными интеракциями;
доказано, что в перспективе теории коммуникативной рациональности можно идентифицировать современное общество как коммуникативное. Его основными характеристиками являются разнообразие и усложнение системы социальных интеракций, увеличение роли массовой коммуникации, гуманитарных технологий, возможность доступа к большим массивам информации. Выявлено наличие антиномий коммуникативного общества: между стремлением к свободе мнений и манипуляцией общественным сознанием, широким доступом к информации и отсутствием системы информационной безопасности, глобализацией коммуникации и этническим, культурным, религиозным многообразием современного мира;
выявлено противоречие между априорным, универсалистским характером модели коммуникативной рациональности и идеей ее социально-исторической обусловленности. Предпосылки коммуникативного действия (симметричность взаимных притязаний на значимость, универсальное значение языковой компетенции, правил рациональной аргументации), которые приобретают в исследуемой модели трансцендентальный характер, сами сформировались в определенной социально-исторической ситуации - в западном обществе в эпоху модерна. Эти предпосылки сами, по существу,
историчны, а не априорны. Стратегия критической социальной рефлексии обусловлена контекстом ее собственного возникновения, она порождена западным индивидуалистическим обществом в качестве момента рефлексии собственного социального развития;
7. показано, что теория коммуникативной рациональности, являясь
продуктом эпохи модерна, отражает, прежде всего, реалии западного
общества. Это снижает ее продуктивность при анализе глобальных
социальных процессов в аспекте полиэтничности и мультикультурализма.
Для преодоления европоцентризма в современной философии необходима
практика межкультурного универсального дискурса в контексте
многообразия современного общества;
показано, что исходным пунктом функционализма является понятие общества, которое трактуется как система. Эта система мыслится в контексте парадигмы аутопойесиса, т.е. самостабилизации, самовоспроизводства общества. Именно в этом направлении развиваются и процессы рационализации. Это идет вразрез с теорией коммуникативного действия, согласно которой социальный порядок формируется сознательными усилиями индивидов, в основе которых лежит дискурсивно опосредованный опыт критической социальной рефлексии;
выявлено, что в рамках коммуникативной модели рациональности субъектом рациональной коммуникации является "просвещенная общественность", которая включает в себя как индивидов, которые выражают частные мнения и испытывают их в практике обсуждения, так и гражданские ассоциации, автономные объединения общественности, которые не произведены политической системой и не направлены на ее легитимацию, а возникают спонтанно в контексте повседневной практики, их значимость состоит в актуализации потенциала жизненного мира в противовес императивам системы;
10. установлено, что коммуникативная модель рациональности позволяет
сохранить идею разумного воздействия на социальную жизнь, идеалы
Просвещения, горизонты социального прогресса. Показано, что воплощение
форм коммуникативной рациональности в современном обществе не
является данностью, возникновение и успешное функционирование сферы "просвещенной публичности", укоренение рационального дискурса являются своего рода проектом, успешная реализация которого зависит от социальных наук, той роли, которую они будут играть в обществе и от деятельности интеллектуалов, лидеров мнений, которые смогут способствовать теоретическому и практическому распространению принципов рациональной коммуникации.
Научно-практическая значимость исследования. Анализ одной из наиболее влиятельных концепций современной западной социальной философии имеет теоретическую значимость, т.к. позволяет осмыслить новый исторический этап в развитии философии, проследить ее основные тенденции и направления смены парадигм. Немаловажным является и то, что переход российского общества к новым принципам социальной организации также требует разработки теоретических концепций развития, обладающих значительным объяснительным потенциалом, создание таких концепций является возможным только при условии критического усвоения и актуализации достижений современной социальной теории.
Результаты диссертационного исследования могут быть использованы:
для преподавания курсов "Социальная философия", "Современная западная философия", "Теория коммуникации";
как основа дальнейшего социально-философского исследования коммуникативных стратегий современного общества;
в социологических, культурологических исследованиях современного российского общества,
- в анализе теории и практики политического дискурса.
Апробация работы. Результаты исследования обсуждались на
теоретических семинарах кафедры социологии Красноярского государственного университета, кафедры философии и истории Красноярской государственной академии цветных металлов и золота. Ряд положений диссертации были опубликованы в сборниках научных статей "Проблемы развития российского общества" (Красноярск, 1998), "Социально-экономические проблемы реформирования России"
(Красноярск, 1998); представлены в выступлениях на конференциях "Индивидуализация обучения в системе непрерывного образования" (Красноярск, 1997), "Психолого-педагогическая наука и образование для современных гуманитарных технологий" (Красноярск, 2000), "Духовно-исторические чтения" (Красноярск, 2000).
Выводы диссертационного исследования были использованы автором в выступлении на встрече с руководителями пресс-служб и специалистами по связям с общественностью управлений и комитетов администрации Красноярского края в марте 2001 года.
Кроме того, выводы исследования апробированы в ходе разработки, чтения лекций и проведения семинаров по курсам "Философия", "Социология". Основные проблемы, рассматриваемые в работе, представлены в методических указаниях "Современная социология о природе социального порядка" (Красноярск, 2000).
Автором установлены контакты с немецкими профессорами, работающими в области теории коммуникативной рациональности, В. Кульманом (философский институт высшей технической школы, Аахен) и Р. Бубнером (философский семинар Гейдельбергского университета), от которых получены приглашения на стажировку.
Структура диссертации. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы.
Генезис проблемы рациональности в классической философской традиции
В данном параграфе ставится задача дать анализ формирования основных понятий классического рационализма.
Рассматривая генезис проблемы рационального в философской традиции, мы будем придерживаться историко-феноменологического подхода к проблеме, суть которого состоит в рассмотрении протекающего во времени процесса развертывания содержания проблемы рационального. Нам представляется весьма перспективным рассмотрение данной проблемы в контексте выделенных М.К. Мамардашвили типов классической и неклассической рациональности.
В философии проблема рационального охватывает толкование природы разума, его места и роли в познании, оценку действительности, человека, его отношения к окружающему миру с позиций разума или его отрицания. Сознавая широту темы, мы в своей работе ограничимся анализом рациональности социальной практики. Рассмотрение проблемы в данном контексте имеет свое право на существование. Так, по словам Т.И. Ойзермана, рациональное, как и вся познавательная и практическая деятельность людей исторически обусловлено, относительно, противоречиво. Формы рациональности, которые перестали соответствовать новым историческим условиям подвергаются отрицанию, т.е. преодолеваются продолжающимся развитием [63, с.11]. Думается, подобное понимание проблемы рациональности, разделяемое нами, делает очевидной необходимость введения историко-философского компонента исследования.
Нам представляется целесообразным использование моделей формулировки проблемы рациональности, выделенных М. А. Мамоновой: 1. Когнитивно-нормативный подход, согласно которому понятие рациональности предстает в жесткой связи с гносеологическими процедурами, с закономерностями научного познания. Основы этого подхода сформировались еще у пифагорейцев, были развиты Аристотелем. В эпоху Нового времени когнитивно-нормативный подход использовался в традиции рационализма. Исследование проблемы рациональности с позиций когнитивно-нормативного подхода было проведено постпозитивизмом в работах Т. Куна, П. Фейерабенда, И. Лакатоса, У. Бартли, в критическом рационализме К. Поппера, где был намечен переход от чистой гносеологии, логики научного исследования, к политическому мышлению, проблемам социального познания.
2. Социально-целевой подход состоит в том, что неявное понятие рациональности движется в контексте диалектики цели и средств, социальной структуры и соответствующего (или не соответствующего) ей государственного устройства. Данная трактовка понятия рациональности позволяет применить его к комплексному анализу социальной практики. Эта традиция восходит к социально-философским идеям Платона, Т. Гоббса, Ж.-Ж. Руссо, Кондорсе.
3. Эстетико-ценностный подход характеризуется тем, что рациональность осмысливается в контексте эстетических и аксиоматических категорий. Разумеется, понимание рационального в философской традиции несводимо лишь к этим подходам, ряд мыслителей, таких как Платон, И. Кант, Гегель, М. Вебер приближались к пониманию целостной природы рационального, включающей в себя все элементы вышеуказанных подходов [55].
Хотя эксплицитно проблема рациональности была сформулирована лишь в новейшее время, имплицитно она присутствовала в европейской философии на протяжении всей ее истории. Впервые в истории европейской мысли Сократ задается целью логически определить понятия, которыми оперировала философия, но которые не были теоретически осознаны и с которыми некорректно обращались софисты. Сократ ищет знание, имеющее равное значение для всех - общезначимое, всеобщее, безусловное, обоснованное, совершая, тем самым, переход от непосредственного к осознанному, опосредованному, логико-рефлексивному размышлению, к теоретическому анализу сознания индивида. Именно этот момент можно рассматривать как рождение «чистой рациональности», определившее развитие европейской рационалистической философии [63].
Платон, следуя Сократу, также ищет общезначимое, доказательное, обоснованное знание. Подобные поиски приводят к построению сложных онтологических и гносеологических конструкций, в основе которых лежат платоновские представления о различных уровнях бытия - вечном, самотождественном мире идей и чувственном, физическом, вечно меняющемся мире, о котором мы не можем иметь истинного знания, лишь мнения, которые не обладают достоверностью, т.к. лишены разумных доказательств. Мир идей в диалогах Платона - мир истинной рациональности, закон и порядок в мире идей - характеристики разума. Мы разделяем вывод Н.С. Мудрагей: «Эпоху Сократа и Платона следует считать эпохой возникновения критической рефлексии, эпохой сознательного использования разума как инструмента постижения мира и построения философии. Именно в эту эпоху происходит закрепление теоретической способности мыслить в категориально-понятийной, абстрактно-спекулятивной форме, отличной от предшествующей, интуитивно нерасчлененной, подчас еще мифологической» [63, с. 19].
Развитие проблемы рационального трудно представить без достижений Аристотеля, среди наиболее значимых для нашего исследования можно отметить его классификацию наук, рационализацию познания, разработку категорий, которые стали в дальнейшем предметом тщательного анализа в философской традиции. Проблема категорий выступает у Аристотеля как проблема соотнесения содержания высказывания о некоторой сущности с самой этой сущностью. «Роды» и «виды» в человеческих высказываниях выражают общее, реально существующее в предмете. Познавательная активность человека состоит в соотнесении общих понятий (родов и видов) с единичными предметами.
Наш ретроспективный обзор не претендует на историко-философскую полноту освещения вопроса, в данном исследовании нет возможности подробно рассмотреть становление проблемы рационального в эпоху античности. Эта проблема весьма подробно рассматривается в работах П.П. Гайденко, Н.В. Мотрошиловой, Н.С. Мудрагей. Кроме того, существуют многочисленные исследования античной философии, прежде всего, это работы А.Ф. Лосева, А.А. Тахо-Годи, В.Ф. Асмуса, С.С. Аверинцева, А.С. Богомолова, А.Н. Чанышева, затрагивающие теоретико-познавательные и социально-философские проблемы рассматриваемого периода.
Проблема «общего», поставленная в античной философии, в Средние века трансформировалась в проблему универсалий, в решении которой также прослеживались платоновские и аристотелевские тенденции, нашедшие свое выражение в оппозиции номинализма и реализма. Вопрос о статусе человеческого разума, границах и возможностях познания актуализируется в проблеме веры и разума, активно дискутируемой в религиозной философии. Мир истинного сверхчувственного божественного бытия признавался либо полностью непроницаемым для сознания (Августин Блаженный, Бернар Клервосский, Петр Дамиани), либо отчасти постижимым при помощи рационального познания. Так, согласно взглядам П. Дамиани, «рациональное познание не только не полезно, но вредно, оно причина грехопадения, проникновения зла в мир» [37, с.297-298].
Коммуникативное действие как реализация предпосылок рациональности
В данном параграфе ставится задача дать анализ и эксплицировать коммуникативную парадигму рациональности, в основе которой лежит трактовка субъекта в антропологическом и социально-структурных аспектах.
Речь идет о концепции субъекта, который представляет себя другим сторонам; субъективность, с его точки зрения, имеет значимость в рамках интерсубъективного горизонта взаимодействия. Понятие индивидуальности не имеет дескриптивного смысла, оно предназначено для перформативного употребления. Самоосуществление субъекта в качестве уникальной личности происходит, в конечном счете, при обращении его к другим участникам взаимодействия: "В самоидентичости самосознание ясно выражает себя не как самоотнесенность познающего субъекта, но как этическое самоутверждение отвественной личности" [107, с.38].
Роль интерсубъективного признания в формировании собственной идентичности приводит к пониманию реальной значимости и автономии других участников взаимодействия. По Хабермасу, эта установка имеет нормативный статус в пределах интерсубъективно разделяемого жизненного мира. Каждый участник коммуникации ведет себя в соответствии с системой нормативных экспектаций. Перспективы первого и второго лица в коммуникативном процессе взаимозаменяемы, но первый участник может встать на позицию второго только в первом лице. Таким образом, самой структурой коммуникации ее участники побуждаются оставаться самими собой, даже в рамках нормативного поведения.
В процессе интеракции никто не может быть принудительно лишен возможности саморепрезентации и никто не может передать свою инициативу другому лицу. Действующий и говорящий субъект не может отбросить свою самость и совершить побег в анонимность третьего лица: «Индивидуальная личность проецирует себя в рамках интерсубъективного горизонта жизненного мира в качестве кого-то, кто ручается за более или менее четко намеченную непрерывность более или менее сознательно освоенной истории жизни» [107, с.201].
Индивидуальность, выражая себя как самоутверждение ответственной личности, имеет смысл гарантии того, что личность ручается за свою способность быть самой собой; в этическом понимании индивидуальность должна полагаться на признание себя со стороны адресата.
Важно отметить, что рациональность в теории коммуникативного действия становится «коллективным понятием». Мы не сможем объяснить, что такое рациональность, если не обратимся к интерсубъективности жизненных форм, воплощенных в интерсубъективности символического посредника - языка, благодаря которому эти жизненные формы приобретают законное бытие. Понятие рациональности в этом контексте может быть представлено как способ рассмотрения интерсубъективных общезначимых притязаний различного вида и в этом смысле рациональность проявляется в практике размышления, обсуждения, аргументации и критики. Рациональность имеет интерсубъективный характер и реализуется в процессе коммуникации индивидов.
В контексте коммуникативной парадигмы рациональности разум обретает статус базисной темы философии на путях исследования его проявлений в познании, речи, действии. Как субъект конституирует себя в репрезентации другим субъектам, так и значение тесно связано с его выражением в форме высказываний, имеет пропозициональную структуру. Рациональность того или иного высказывания связана с тем, можно ли подвергнуть его критике и способно ли оно получить обоснование. Отсюда важную роль в теории коммуникативной рациональности занимает рассмотрение критического потенциала философии как теории рациональности, а также условий, конституирующих ее критический статус.
Как отмечает Д. Хэлд, по мнению Хабермаса, на протяжении двух последних веков теория познания все более ограничивается вопросами методологии и упускает значимость роли познающего субъекта и его рефлексии относительно своей познавательной деятельности [111]. Это нашло свое выражение в распространении сциентизма в философии и в других сферах мышления. Сциентизм означает идентификацию знания с наукой, в то время как наука является лишь одной из возможных форм знания. Наука, таким образом, лишается рефлексии относительно своей собственной деятельности. Возникнув как критика идеологических установок (религии, спекулятивной метафизики и пр.), сциентизм сам превратился в ключевой аспект технократической идеологии. Рассмотрение Хабермасом этой проблемы связано с традицией критики инструментального разума Франкфурктской школы. Распространение сциентизма в философии (особенно в позитивизме) приводит к утрате философией своей критической функции, т.к. с признанием ее одной из сфер научного мышления становится невозможным указать источник знания, независимый по отношению к науке, с помощью которого можно было бы критиковать ее результаты. Таким образом, знание само становится иррациональным - во имя строго знания. Чтобы сохранить критический статус философии, необходимо исследовать познающего субъекта в аспекте рефлексии и самопонимания.
В своей ранней работе «Знание и интересы» (1968) Хабермас пытается установить связь знания с самопониманием познающего субъекта посредством анализа связи знания и интересов. Знание должно отбросить иллюзию своей объективности, идею, что мир проявляется объективно как «Вселенная фактов», закономерные связи которых можно описать. Эта иллюзия скрывает процессы конституирования самих фактов.
Источником формирования знания являются, по Хабермасу, интересы, укорененные в жизненном мире субъектов. Знание формируется в результате наличия трех интересов: технического (включает получение информации, используемой для осуществления технического контроля); практического (состоит в выработке интерпретаций, позволяющих действовать в существующих нормативных рамках); эмансипационного (производит анализ, который освобождает сознание от давления неосознанных объективных сил). Интересы, конституирующие знание - это общие интересы, лежащие в основании способов, посредством которых раскрывается и функционирует реальность. Поскольку эти интересы идентифицируются и анализируются посредством рефлексии относительно логики исследования, то они могут претендовать на «трансцендентальный статус».
Познавательные стратегии человечества определяются условиями и проблемами, управляющими воспроизводством человеческого рода, т.е. социокультурной жизнью как таковой, а значит теория познания (как его критика) возможна только как социальная теория.
Истоки такой постановки проблемы обнаруживаются уже в немецкой классической философии. Гегелевский проект конституирования сознания раскрывает «размерность», в рамках которой формируется сами трансцендентальные детерминанты, т.е. процессы, в которых порождаются условия знания. Гегель преодолевает кантовскую концепцию внеисторического познающего субъекта и познавательного процесса, однако при этом он рассматривает эмпирические науки как одну из независимых ступеней абсолютного духа, что противоречит его пониманию философии как универсальной науки [111, с.83].
Марксизм демифологизирует гегелевскую позицию, проследив происхождение человеческого знания из опыта, который понимается как основа социокультурного воспроизводства человеческого рода. Такого рода опытом является трудовая деятельность. Субъект, таким образом, выступает не только в качестве познающего субъекта, но и в качестве субъекта социального изменения. Однако социокультурное взаимодействие сводится в марксистской теории к практике, в основе которой лежит трудовая деятельность. При этом значительным достижением является представление о том, что идентификация субъекта, процесс самопознания осуществляется в практике взаимодейсвтия индивидов в ходе исторического процесса.
Специфика социальной коммуникации в современном мире
Задача данного параграфа - показать, как коммуникативная теория рациональности может быть использована для самоидентификации современного общества, анализа конкретных социальных процессов.
Социально-философское осмысление коммуникативных процессов необходимо для понимания специфики современного общества, перспектив его развития. В условиях демократического общества человек выступает как активный участник коммуникации, который вырабатывает собственное мнение и делает выбор: как потребитель, избиратель, профессионал и т.д.
Теория коммуникации разрабатывалась преимущественно в рамках социологии, психологии, исследований средств массовой коммуникации, лингвистических моделей. На наш взгляд, именно социально-философское осмысление феномена коммуникации должно стать основой прикладных коммуникативных стратегий в различных областях современного общества - в бизнесе, политике, культуре - и внести свою лепту в решение наиболее значимых общественных проблем.
О возрастающей роли изучения коммуникации свидетельствует все увеличивающаяся современном обществе значимость таких областей, как паблик рилейшнз, реклама, массовая коммуникация. Эти факторы позволяют, на наш взгляд, сделать вывод о том, что современное общество вышло на новый уровень своего развития, его успешное функционирование должно обеспечиваться новыми механизмами координации социальных интеракций, которые должны быть направлены на выстраивание коммуникативных процессов.
В современной социальной философии, философии истории наиболее широко используются такие определения современного общества как цивилизация Третьей волны (О. Тоффлер), где информация воспринимается как сырье, за которое разворачивается борьба в современном мире; постиндустриальное общество (Д. Белл) - общество с эффективной экономикой и сильным государственным аппаратом, в котором решающую роль играет теоретическое знание. Постмодернистская концепция общества предполагает отказ от каких бы то ни было универсальных организационных принципов, релятивизм, свободу и непредсказуемость сочетания различных элементов социокультурного опыта.
Нам представляется релевантным определение современного общества как коммуникативного (термин Р. Мюнха), а современной эпохи - как эпохи «коммуникативной революции», эры «коммуникативной экспансии» [150].
Коммуникативное общество определяется, на наш взгляд, следующими признаками:
1. разнообразие субъектов коммуникации и усложнение системы социальной интеракции;
2. возникновение гуманитарных технологий;
3. увеличение роли массовой коммуникации в современном обществе и связанная с этим глобализация коммуникативных процессов;
4. увеличение возможности доступа к большим массивам информации.
В этом контексте весьма показательной является, на наш взгляд, концепция «глобальной деревни» М. Маклюэна [66], согласно которой глобализация современного общества обусловлена единством сети массовой коммуникации. Специфика исторической эпохи определяется, в свою очередь, спецификой доминирующего канала коммуникации, его формами и степенью воздействия на людей, которые определяют условия представления и передачи информации, в целом, специфику социальных интеракций.
Коммуникативное общество имеет собственную логику развития и впадает в собственные противоречия, среди которых можно отметить следующие:
1. асимметричная структура коммуникации, что выражается, в частности, в технологиях манипуляции общественным сознанием;
2. отсутствие системы коммуникативной и информационной безопасности; 3. противоречие между глобализацией коммуникации и этническим, религиозным, культурным многообразием современного мира;
4. «взрывчатый» характер коммуникативных процессов.
Последняя особенность проявляется, в частности, в «наплыве скандалов» в средствах массовой коммуникации (термин Р. Мюнха) [150]. Российским избирателям хорошо известны «грязные» избирательные технологии; потребителям - засилье рекламы, отвлекающей от реальных потребительских свойств товаров. В области морали можно говорить, с одной стороны, о разрушении традиционных социальных институтов, которые формулируют и транслируют моральные ценности (церковь); с другой стороны, о появлении новых субъектов моральной коммуникации, которые «приватизируют» функцию артикуляции и защиты ценностей (всевозможные благотворительные организации, фонды, экологические движения и т. д.).
Рассмотрение социальной практики в контексте рационалистического подхода к системе социальных взаимодействий является доминирующей тенденцией в современном обществознании. Думается, что эта тенденция тесно связана с закономерностями развития современного общества, которое «предполагает источник развития в увеличении, ускорении, уплотнении и глобализации коммуникации» [150, s.86]. Развитие современного общества все в большей степени определяется логикой развертывания дискурса в самых различных сферах: экономике, политике, образовании и т. д.
Можно говорить о том, что сегодня социальные теории имеют тем большую объяснительную силу, чем в большей степени рассматривают социальное развитие с позиций логического конструирования, обоснования многообразных форм рациональности, присущих социальным интеракциям. Так, по мнению Р. Мюнха, коммуникативная рациональность давно уже вторглась в социальную систему и в настоящее время носит гораздо более выраженный характер, чем в эпоху модерна. Именно ее императивы являются доминирующими в развитии экономики, политики и других подсистем общества, в то время как тезис о решающей регулятивной роли денег и власти представляется устаревшим [150, s. 88-89].
Немаловажное значение имеет также рассмотрение рациональности социальной коммуникации как фактора социальной интеграции. Коммуникация относительно ценностных ориентации, норм, целей, содержания теоретического знания является важнейшим ресурсом общественной солидарности, наряду с денежной системой и институтами власти. Эти ресурсы несводимы друг к другу, но они также не имеют взаимоисключающего характера, главное, чтобы коммуникативное пространство как общественности, так и частной жизни не перекрывалось формами экономической и бюрократической рациональности.
Особую значимость приобретает речевая коммуникация, которая имеет как объяснительную, так и интегративную силу. Модель дискурса как первоначальной формы социальной интеграции активно рассматривается в современной социальной теории, в работах Ю. Хабермаса, Т. Лукмана, Дж.С. Александера, Р. Мюнха. Рациональное обсуждение когнитивных, нормативных, ценностных аспектов социальной жизни является важным элементом для поддержания целостности социального порядка. Показательна оценка германского исследователя Р. Мюнха: «Дискуссии выполняют функции объяснения сути действий, в которые мы втянуты ... Дискуссионный метод модернизационного процесса связывает коммуникации с культурными рефлексиями и допускает максимально возможное взвешивание последствий и побочных явлений отдельных мероприятий» [65, С.31].
Просвещенная общественность как субъект рациональной коммуникации
В данном параграфе ставится задача определить, кто будет являться субъектом рациональной коммуникации. В контексте коммуникативной теории рациональности речь идет о так называемой просвещенной общественности.
Разработка концепции просвещенной общественности осуществляется Ю. Хабермасом в одной из его ранних работ «Структурные изменения общественности». Гражданская общественность понимается им как литературно определяемая публика резонирующих частных лиц [134].
Категория общественность используется достаточно широко в юриспруденции, политологии, социологии, пересекаясь с понятиями «частная сфера», «общественное мнение» и т.д. Под общественным мы можем понимать общедоступное, всеобщее, публичное, репрезентативное. Публичность может быть понята в связи с «публикацией», информированием общественности. Публичное рассмотрение проблем может носить критический характер, но в наше время оно чаще всего оказывается связанным с манипуляцией общественным мнением со стороны средств массовой коммуникации, паблик рилейшнз. В данном аспекте публичная сфера может быть понята как противостоящая частной.
Становление общественности, публичной сферы связано с общественной жизнью Древней Греции, которая была отделена от домашней сферы. Она разыгрывалась на рыночной площади (агоре), в совместных беседах, в судах, в состязательных играх. Именно участие в общественной жизни полиса связывается с атрибутом свободы. Добродетели, этические нормы также оказываются значимы в контексте функционирования эллинистической общественности. Именно эта модель общественности стала нормативной, испытав на себе влияние римского права и Средневековья.
В Средние века общественность получает статусную репрезентацию, представляя власть, церковь, господское сословие. Затем эти элементы распадаются на еще более частные, т. к. в связи с Реформацией связь с божественным авторитетом (как каналом репрезентации) становится частным делом. Княжеская власть начинает сосуществовать с другими институтами публичной власти: судами, военными, бюрократией.
С развитием капиталистических отношений, торговли образуются новые элементы социального порядка, возникает сеть экономических зависимостей, "которые в принципе нельзя более подчинить базирующимся на формах закрытого домашнего хозяйства вертикальным отношениям зависимости господско-сословной системы" [5, с.22]; происходит высвобождение логики обращения товаров.
Аналогичные процессы происходят также в сфере обращения новостей. С развитием торговли в среде купеческого сословия растет потребность в частной информации о пространственно-отдаленных событиях. С 14 века конституируется система корреспонденции, которая становится доступной благодаря возможностям транспортировки.
Конституирование либеральной общественности происходит в 17 веке в Англии и в 18 веке, в эпоху Просвещения, во Франции. Именно в этот период получает наибольшее развитие литературно опосредованная репрезентация мнений. Литературно-философские дискуссии о естественных правах личности, теории общественного договора связаны с осмыслением задач дальнейшего развития общества. Однако, на определенной стадии Великой Французской революции литературная общественность, резонирующая публика из числа образованных сословий, уступает место так называемой плебейской общественности, деятельность которой не опосредуется литературно, дискуссионно. В ходе дальнейшего развития либеральная общественность подвергается все большей трансформации под влиянием государства, системы социального контроля.
В данном контексте следует рассматривать проблематику распада либеральной общественности. В качестве симптомов этого распада можно назвать возникновение так называемой "произведенной общественности", "необщественного мнения" [5, с.24]. Эти симптомы отчетливо проявляются в ситуации периодического "производства" общественности, например, в ходе избирательных компаний, когда поведение избирателей организуется по типу публичного.
В ситуации выборов от избирателей требуется заинтересованное участие в публичной дискуссии, осуществляемое в рациональной форме и направленное на всеобщий интерес, результатом чего могут стать адекватные политические действия. Практически же распространение политических мнений носит не дискуссионный горизонтальный характер, а осуществляется вертикально - от более высоких статусных групп (лидеров мнений) до более низких. Согласно данным эмпирических исследований, полученных еще в середине двадцатого века группой ученых под руководством П. Лазарсфельда, процесс политической коммуникации носит двухступенчатый, опосредованный лидерами мнения характер. Вырабатываемые таким образом мнения не могут быть подлинно общественными без реакции на них размышляющей публики. Политические дискуссии разворачиваются преимущественно в рамках ингрупп (семья, соседи и т.д.), которые имеют зачастую однородный характер и не могут обеспечить представление различных точек зрения.
Данная ситуация позволяет говорить и о распаде публики избирателей. В ситуации организованных выборов в ней выделяются группы, которые не заинтересованы в политических дискуссиях и рациональном формировании мнений. В качестве одной из таких групп можно выделить меньшинство политически активных, определившихся во мнениях граждан, которые, имея твердые позиции, фактически не восприимчивы к иным аргументам политической дискуссии. В основе этих позиций могут лежать групповые интересы, элементы историко-культурного опыта, поколенческие, конфессиональные, этнические установки и т. д., т. е. составляющие, не имеющие коммуникативных предпосылок и дискуссионного опосредования.
Можно говорить также и о группе неопределившихся избирателей, которые могут быть склонны к компромиссу, нейтральности или занимают амбивалентную позицию. Сюда же примыкают не голосующие и не имеющие предпочтений - целевая группа для менеджеров избирательных компаний, которые делают ставку не на программные цели, а на эффектный имидж политических лидеров и партий.
