Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретико-методологические основания исследования системы социального действия 13
1.1. Генезис и эволюция теории социального действия в научных теориях и философских концепциях 13
1.2. Проблема определения элементов и структуры социального действия 37
1.3. Статичные, динамичные и модернизирующиеся общества в современных социально-философских концепциях 61
Глава 2. Сущность и специфика социального действия в модернизирующемся обществе 90
2.1. Модернизационные процессы и их значение для системы социального действия 90
2.2. Цели и средства в системе социального действия модернизирующегося общества 116
2.3. Социальные подсистемы в модернизирующемся обществе 137
Заключение 154
Список используемой литературы
- Проблема определения элементов и структуры социального действия
- Статичные, динамичные и модернизирующиеся общества в современных социально-философских концепциях
- Цели и средства в системе социального действия модернизирующегося общества
- Социальные подсистемы в модернизирующемся обществе
Введение к работе
Актуальность темы исследования определяется всем ходом развития социальной философии в последнее десятилетие, а также насущными потребностями общества, успешное управление которым напрямую зависит от способности ученых объяснять настоящее и прогнозировать будущее. В стремительно меняющемся мире система социального действия эволюционирует вместе с другими базовыми подсистемами общества, являясь неотъемлемой частью и ключевым элементом, обеспечивающим его функционирование. Качественные сдвиги в структуре и содержании социального бытия, связанные с рождением новых типов социальности, инициируют радикальную трансформацию системы социального действия, что по-новому ставит проблему философской ее экспликации и общенаучной операционализации. Особую актуальность в связи с вышесказанным приобретает задача определения изменений, произошедших в системно-структурных отношениях в рассматриваемой области социальной реальности, в собственно структуре, а также в отдельных ее элементах.
Не менее существенным аргументом при обосновании актуальности данной темы является необходимость применения к данной области общественного бытия новейших социально-философских трактовок социального действия в контексте различения статического и динамического аспектов, а также учета особого их сочетания при изучении модернизирующегося общества. Особый интерес вызывает здесь влияние модерна и порождаемых им социальных эффектов на систему социального действия и другие сферы, непосредственно с нею связанные. Исследование данного влияния позволит расширить и саму социально-философскую теорию модерна, а также базовые концепции социальной модернизации, включающие феномен социального действия в свой концептуальный каркас и методологический аппарат.
Модернизационные процессы оказывают трансформирующее воздействие на систему общественного целеполагания, что актуализирует систему соответствия коллективных целей и средств, применяемых для их достижения. Квинтэссенцией перемен в жизни человека и общества выступают структурные преобразования, изменяющие процессы генерирования смыслов. Вот почему при анализе того нового, что появилось в системе социального действия за последние десятилетия, так важно исследовать компоненты и подсистемы, обеспечивающие стабильность и функциональное многообразие социальных практик.
Степень разработанности проблемы. В области теории социального действия сегодня практически отсутствуют серьезные философские обобщения, хотя данные различных наук дают немало поводов для этого. Теория социального действия изучена и интерпретирована на уровне социально-практических и социально-технологических разработок такими исследователями, как М. Вебер, Х. Йоас, Т. Парсонс, Р. Рорти, Дж. Сёрль, Б. Ф. Скиннер, Ю. Хабермас, А. Шюц, С. Н. Березин, Г. И. Козырев, Е. И. Кравченко, Н. Н. Мельник, А. П. Мальцева, А. В. Назарчук, О. Е. Столярова, В. М. Розин, Н. И. Ропаков и др.
Необходимый анализ состояния и тенденций развития теории общества был сделан на основе исследований М. Вебера, Т. Парсонса, М. Фуко, В. И. Арнольда, И. Б. Архангельской, В. В. Аникеева, Д. В. Ефременко, В. Л. Иноземцева, Н. П. Огарева, Н. В. Романовского, Н. М. Смирновой, М.К. Мамардашвили и др. Многое в их работах было воплощено в жизнь на уровне управленческо-технологическом.
Составляющие модернизационных процессов и их системные аспекты проанализированы такими исследователями, как Д. Белл, Э. Гидденс, И. Валерстайн, Р. Инглегарт, К. Калхун, П. Козловски, И. Пригожин, И. Стенгерс, Эл. Тоффлер, А. Турен, В. Цапф, Ш. Эйзенштад, А. Р. Белоусов, В. В. Василькова, Л. Б. Волков, А. Г. Глинчикова, В. П. Гутник, Б. С. Ерасов, В. А. Зарин, Н. Н. Зарубина, З. В. Ивановский, Д. К. Иванов, Л. Г. Ионин, В. Л. Иноземцев, В. В. Козловский, В. В. Кочетков, Л. Н. Кочеткова, В. А. Красильщиков, Т. Д. Крупина, В. И. Кузнецов, Н. И. Лапин, Н. М. Мухамеджанова, И. В. Побережников, Н. Н. Плужникова, А. И. Уткин, В. Г. Федотова, В. Н. Фурс и др.
Глобализация, определяемая как основная тенденция мирового развития, рассматривается в трудах И. Валлерстайна, А. Дж. Тойнби, Д. Улкинсона, С. Хантингтона, К. Ясперса, А. П. Назаретяна, В. И. Пантина, Н. Н. Понариной и др. Это дает основание для широких обобщений и интерпретаций применительно к проблемам социальной модернизации.
Современное состояние общества как результат модернизационных процессов рассматривается в работах Ф. Капры, М. Кастельса, К. Касториадиса, К. Майнцера, В. Парето, Ф. А. Хайека, а также Т.Богомоловой, Ю. В. Ирхина, Г. В. Каменской, Е. А. Карцева, В. С. Кржевова, В. Л. Макарова, А. В. Родионова, И. Н. Сиземской, С. Саблиной, Л. И. Селезнева, П. А. Сорокина, А. Ю. Сунгурова, З. М. Оруджева, Ю.М.Осипова, В. Н. Паринова, В. Н. Переверзева, А. И. Пигалева, И. Н. Шургалиной, А. Д. Урсула, А. Цыгичко, В. Г. Федотовой, П. Шарана.
Трансформация социального действия и его подсистем и компонентов как результат модернизационных процессов анализируются в публикациях Д. Зиглера, Х. Йоаса, Н. Лумана, Т. Пиирайнена, С. Ралли, Г. Терборна, Л. Хьелла, Ю. М. Антоняна, М. Н. Вандышева, А. В. Горюнова, А. А. Гусейнова, В. П. Зинченко, М. М. Ковальзона, И. И. Мавринского, В. А. Мирзояна, Г. С. Киселева, М. Р. Пеньковой, А.В. Резаева, Н. Н. Слонова, Е. Турунцева, Г. Л. Тульчинского и др.
Новые достижения в области методологии представлены и проанализированы в работах И. И. Анисимовой, В. П. Бранского, М. М. Гордона, М.В. Гундарина, И. Т. Касавина, И. П. Кужелевой-Саган, Ю. К. Плетникова, Ю. М. Резника, О. Ф. Русаковой, Н. М. Смирновой, С. Ю. Трофимцевой, а также Э. Агации, Ар. Грунвальда, Д. Ритцера, М. Ричи и др.
Объектом исследования выступает социальное действие как системный элемент общества.
Предметом исследования является влияние модернизационных процессов на систему социального действия в современном обществе
Целью исследования является определение структурных и содержательных изменений в системе социального действия, возникающих в результате модернизационных процессов современности.
Достижение поставленной цели связано с решением следующих исследовательских задач:
- проанализировать генезис и эволюцию теории социального действия в научных теориях и философских концепциях;
- эксплицировать основные элементы и структуры социального действия в контексте последних изменений в области философской теории общества;
- определить фундаментальные различия в социальном бытии статичных, динамичных и модернизирующихся обществ, описать сущность и специфику последних;
- выявить влияние модернизационных процессов на систему социального действия и на подсистемы, функционально с нею связанные;
- определить изменения в системе коллективного целеполагания в контексте трансформации системы «цели – средства» под влиянием модернизирующегося общества;
- выявить и описать подсистемы социального действия модернизирующегося общества, установить механизмы их взаимной детерминации.
Теоретическую и методологическую основу исследования составляют труды М. Вебера, Т. Парсонса и Ю. Хабермаса, фундирующие и развивающие концепцию рационального действия в социально-философском измерении. В работе нашли отражение идеи и принципы структурного функционализма, социальной феноменологии, теории речевых актов, понимающей социологии, социально-философской теории аутопоэтических систем. Также были апробированы в предметном поле социальной философии концептуальные положения экспериментальной феноменологии и инструментального реализма Д. Айди.
При исследовании изменений в новейших социально-философских трактовках социального действия использовались методы сравнительного анализа, историко-генетической экспликации, дискурс-анализа. На стадии выдвижения гипотез активно применялись базовые принципы диалектики: принцип системности, принцип объективности, принцип всесторонности, принцип историзма, принцип восхождения от абстрактного к конкретному. В процессе подведения итогов были использованы методы интерпретативной социологии и социально-философской герменевтики.
Научная новизна диссертационного исследования заключается в следующем:
обоснована необходимость приведения в соответствие основных положений теории социального действия с изменениями базовых понятий и категорий социальной философии;
доказано, что эволюция социально-философских оснований теории рациональности приводит к изменению стратегии концептуализации социальных практик и задает новые условия определения элементов и структуры социального действия;
выявлены основные различия в статических и динамических моделях модернизирующегося социума и обоснована их зависимость от уровня межинституционального взаимодействия различных подсистем социальной жизни;
показано, что влияние модернизационных процессов на структуры социального действия определяется сменой господствующей модели социальной рациональности и может быть описано только в контексте дифференциации системного и динамического подходов;
установлено, что в процессе социальной модернизации система целеполагания находится в неустойчивом равновесии: соотношение целей и средств изменяется, детерминируя изменения в системе ценностей, а также задавая новые условия интерпретации социально значимых идеалов и норм поведения;
доказано, что в модернизирующемся обществе усложняется и переструктурируется вся система социального действия и что в современном обществе на субъекта возлагается личная ответственность за принятие решения относительно действия, несущего в себе риски; между тем индивидуальная восприимчивость к риску определяется коллективной оценкой возможных рисков.
Положения, выносимые на защиту.
-
Изменения, произошедшие в социально-философской теории общества благодаря целому ряду концептуальных инноваций последних десятилетий, актуализируют требование коррекции и обновления теории социального действия на основе нового понимания феномена социальной интеграции. Переопределенными оказались такие понятия как «субъективность», «интенциональность», «контекстуальность», «речевой акт» и др., что привело к реорганизации всего концептуального каркаса. При этом новый импульс получили идеи и принципы интегральной теории общества на основе синтеза идей немецкой классической философии и современной теории рациональности. Ключевую роль в построении новой теории могли бы сыграть постфеноменология Д. Айди и теория креативного действия Х. Йоаса.
-
Основным элементом анализа в модернизированной теории общества становятся социальные практики, позволяющие сочетать рассмотрение микроуровня и макроуровня социального действия. Программный и проектный подходы к человеческой деятельности позволяют соединить моральное и прагматическое измерения социального действия в единую систему целеполагания. В результате работы самопознания, постоянного доминирования определенных мотивов, в которых преобладает эмоциональная составляющая, а также в связи с четкой внутренней позицией относительно способа жизни, цель может возникнуть как некоторый замысел, проект, жизненный план - целостный, свернутый и потенциальный. В соответствующих ситуациях он обеспечивает мгновенное принятие решений. Такой механизм целенаправленности обеспечивает формирование и производство целостной, неповторимой личности.
-
Базовым различием между статичными и динамичными обществами является наличие стабильной системы ценностей в первом случае и отсутствие таковой во втором. В случае модернизирующегося общества система ценностей является не просто изменяющейся, но проходящей стадию глубинной трансформации, когда исходная и конечная структуры в общем и целом заданы. В социально-экономическом дискурсе глобализация и модернизация предстают как противонаправленные тенденции социодинамики. Имеющиеся концепции современного общества можно категоризировать в две группы: «теории зависимости», описывающие глобализацию как процесс формирования единой мировой капиталистической социоэкономической системы институтов, дифференцированной на «центр» и «периферию», связанные отношениями неравенства и зависимости, взаимной зависимостью и мультикультурным территориальным разделением труда, и «теории развития», оперирующие концептом модернизации, ключевая идея которых состоит в том, что дифференциация на центр и периферию не абсолютна и менее развитые общества имеют возможность быстро поднять уровень развития путем рецепции более рациональной и эффективной модели институциональной структуры. Согласно теориям развития, перспективу модернизации составляет конвергенция социально-экономических систем, тогда как «теории зависимости», ключевым концептом которых является глобализация, акцентируют аспекты дифференциации и фрагментации, зависимости и потенциальной конфликтогенности в глобальной системе.
-
Модернизационная парадигма продолжает развиваться, совершая при этом экспансию в новые для нее области теоретизирования и абсорбируя (и адаптируя) новые теоретико-методологические подходы. Классическая и современные версии модернизационного анализа существенно разнятся. Модификация теоретических основ модернизационного подхода способствовала превращению первоначально достаточно односторонней и абстрактной теоретической модели, не игравшей существенной роли в эмпирических исследованиях, в многомерную и эластичную по отношению к эмпирической реальности. В определенной степени модернизационная перспектива выживала за счет принесения в жертву фундаментальных посылок - в первую очередь, эволюционистских и функционалистских, входивших в состав ее теоретического ядра. Ориентированный первоначально преимущественно на анализ макросоциальных структур, модернизационный подход ныне стал применяться и при изучении микросоциальных процессов, деятельностных практик. Тем не менее, несмотря на то, что представителями модернизационных теорий достигнуты некоторые успехи в освоении деятельностного подхода, данное направление по-прежнему представляется в высшей степени перспективным для совершенствования парадигмы. Микро- и мезоуровень пока лишь в незначительной степени включены в теоретические проекты; именно здесь мы видим наибольшие возможности для развития модернизационного направления.
-
Говоря о динамической природе социальной реальности, отметим, что социальные феномены обладают вполне реальным существованием, но они подчинены своеобразной «имманентной телеологии» или «динамической перспективе», т.е. социальный феномен существует в развитии отношений. «Социальные отношения» и «социальная жизнь» обладают реальностью лишь в определенном перспективном пространстве. Но у социального, ставшего всеобъемлющим, больше не оказывается имени: оно обращается в анонимные массы – всемогущество инерции, поглощения и нейтрализации, превосходящее все силы, на массы воздействующие. Замена традиционных социальных общностей абстрактными мегаструктурами спровоцировала возникновение парадоксальной ситуации, которая состоит в том, что человек, начал воспринимать себя в качестве сложной и уникальной личности, испытал огромную потребность в личном участии, но оно уже невозможно в этих условиях. Оказалось, что конкретное многообразие человеческой жизни не может быть реализованным в неизбежно технологизированном и бюрократизированном (абстрактном) мире.
-
Подсистемы социального действия в условиях модернизирующегося общества взаимодействуют в «нештатном режиме». Их функциональность резко снижается, а дисфункции возрастают. Возникает угроза конфликта как на уровне системы, так и на уровне несистемного взаимовлияния. В это же время наблюдается функциональное замещение, позволяющее социальным сферам и подсистемам развиваться автономно по сравнению со статическими обществами. Наличие коммуникативных и креативных аспектов социального действия указывает на общий принцип соединения социальной системы и субъекта действия, а также на целевую установку этого соединения: действие становится необходимым элементом поддержания стабильности и равновесия социальной системы, а потенциал изменчивости заложен на индивидуальном уровне и реализуется в виде системы мотивации. Таким образом, классическая концепция социального действия изначально не предполагает возможности образования риска в качестве системной характеристики.
Теоретическая и практическая значимость исследования состоит в том, что результаты исследования и сделанные в работе выводы позволяют по-новому определить некоторые понятия и положения социальной философии, содержательно связанные с теорией социального действия. На этом пути может быть достигнуто новое понимание логики и технологии социальных изменений, а также механизмов взаимодействия социальных, политических, правовых и экономических институтов в быстро меняющемся социуме. Полученные в ходе работы новые знания имеют значение для дальнейшего развития теории социальной модернизации, а также для теории речевых актов и теории аутопоэтических систем.
Выводы исследования имеют практическое значение для разработки планов и программ модернизации структур, институтов и сфер социальной жизни. Они могут быть использованы как теоретический материал для социального моделирования и прогнозирования, а также для социального планирования и конструирования в общем контексте модернизации современного российского общества. Материалы диссертации будут полезны и в процессе преподавания социальной философии, философии, социологии и культурологи в вузе, а также при подготовке учебно-методических материалов и пособий, при разработке факультативных курсов и учебных программ для аспирантов по общественным и гуманитарным наукам.
Соответствие диссертации паспорту научной специальности. Отраженные в диссертации научные положения соответствуют области исследования специальности 09.00.11 – Социальная философия: пункту 8 «Социально-философская трактовка потребностей и интересов действующего субъекта», пункту 10 «Целепостановка и целереализация как операциональные подсистемы деятельности. Социально-философская интерпретация проблемы соотношения цели и средств деятельности», пункту 13 «Современные концепции «социального действия» в их философской интерпретации».
Апробация диссертации. Работа обсуждена на заседании кафедры истории и философии науки, состоявшейся 29 августа 2013 года в Северо-Кавказском федеральном университете.
Основные положения и выводы диссертационного исследования докладывались на международных, региональных и межвузовских, научных конференциях. Среди них 57-я научно-методическая конференця преподавателей и студентов СГУ «Университетская наука - региону» (Ставрополь, 2012 г.); региональная научно-практическая конференция, посвященная 20-летию кафедры политологии и социологии СГУ «Социально-политическая реальность начала ХХI века: проблемы и перспективы» (Ставрополь, 2012 г.), всероссийская научно-практическая конференция «Общество знаний и проблемы инновационного развития региона» (Ставрополь, 2012 г.); 1-ая научно-практическая конференция СКФУ «Университетская наука - региону» (Ставрополь, 2013 г.); международная научно-практическая конференция «II Северо-Кавказские социологические чтения» (Ставрополь, 2013).
По теме диссертации автором опубликованы 10 научных статей, общим объемом 2 п.л., в том числе в 3 статьях, опубликованных в ведущих рецензируемых журналах, определенных Высшей аттестационной комиссией.
Проблема определения элементов и структуры социального действия
Человек, преодолевший сложный и длительный путь эволюции, сумел отдалиться от мира животных, но остался навсегда специфичной биосоциальной особью в силу того, что по природе своей является общественным животным. По сути дела вся его жизнь наполнена особой деятельностью, на которую не способно ни одно из животных. Именно через эту деятельность человек подтверждает свою общественную, человеческую натуру. Как писал об этом Н.П. Огарев: «Все, что входит в человеческую деятельность, есть человеческое или общечеловеческое». Особенностью человеческой деятельности является «прохождение» каждого человеческого действия через сознание. Т.е. каждое действие, получающее характеристику «социальное», есть продукт сознания, или продукт, полученный при участии сознания1.
Но помимо осознанности, понятие и сущность смысловой цепочки «природа – человек – общество – деятельность» связаны еще одним глубоким всепроникающим понятием «коммуникация» (от лат. сommunicatio –сообщаю). Это добавление вполне адекватно, так как человек осуществляет предметную, технически-инструментальную деятельность по отношению к природе и организационно-коммуникативную, духовно-нравственную и воспитательную деятельность по отношению к обществу благодаря своей способности к общению. Чтобы воспроизводить имеющие у него знания в пространстве и времени, человек должен обладать особым мастерством и знать определенную систему кодирования. Только в этом случае, по мнению М. Мамардашвили, смысловая цепочка «природа – человек – общество – деятельность» продолжится как система связей с такими действиями и явлениями, как «научное знание (истина) – нравственность – культура»1.
Однозначно, что человеческие действия различаются структурно и в зависимости от области деяний человека. Его действия могут быть упорядочивающими, обрабатывающими и добывающими. В зависимости от сферы применения они могут быть материальными, материально-духовными или только духовными. Человек действует не просто и не только для поддержания и воспроизводства бытия. При этом, как правило, он стремится к истине, добру и красоте в этом бытии, в силу чего процесс коммуникации или коммуникативное действие не может оставаться просто техническим средством связи, существующим как физическая реальность.
Сформулированные выше положения о значимости человеческого действия, всегда социального по своей сущности, подтверждают, насколько важно осмысление природы и форм такого действия, так как знание о нем есть не что иное, как знание о природе человека и человеческого сообщества. Поэтому для социальной философии тема социального действия сохраняет актуальность, вызывает не только научный интерес, но и серьезную, довольно острую по содержанию, научную полемику. Она ведется в рамках так называемой теории социального действия. И хотя парадигма, позволившая обозначить эту проблематику, сложилась лишь в ХХ веке, тем не менее, у нас есть основания говорить о том, что ее истоки можно проследить еще в трудах Иоанна Росцелина и Уильяма Оккама, которые давно признаны представителями номиналистического направления в философии.
В последующем предложенные ими идеи трактовки социального действия разделил и реализовал в рамках своего теоретико методологического подхода Макс Вебер. Уточним, что следование одному лишь номиналистическому направлению существенно сдерживало бы понимание полезности результатов человеческой деятельности, поэтому Вебер не оставил без внимания прагматизм Ч. Пирса, У. Джемса, Дж. Дьюи. А критическое переосмысление взглядов Г. Лебона и Г. Тарда позволили М. Веберу, во-первых, выявить теоретико-методологические различия между осознанным социальным действием и простым «заражением» в толпе;
во-вторых, доказать имманентность ориентации человеческого социального действия на другого, объяснив это осознанностью действия и его субъективным смыслом1.
Заслугой Макса Вебера стоит признать введение термина и понятия «социальное действие». Написав основательную и весьма значимую для развития науки статью «Основные социологические понятия», Вебер отвел этому понятию одно из центральных мест в научном понятийном аппарате. Судя по всему, для М. Вебера это понятие фундаментально, так как, ставя научной целью изучение общества, каждый из мыслителей должен исходить из того, что общество нельзя представлять в статике, его невозможно застать таковым, и его жизнедеятельность проявляется только в действии. Поэтому наука, говоря об обществе, истолковывает и представляет социальное действие2.
Несомненно, для Вебера важно было в первую очередь представить понятие «социальное действие» фундаментальным. Акцентируя внимание именно на этом качестве данного понятия, Вебер допускал разнообразие его интерпретаций и, конечно же, объяснял, что социальное действие, как и любое другое понятие, имеет в своей основе не только теоретическую составляющую, но и эмпирическую, «может быть по своему характеру либо рациональным (то есть логическим или математическим), либо — в качестве результата сопереживания и вчувствования — эмоционально и художественно рецептивным»1. Приобщение Вебера к концепции рациональности имело исключительное значение для совершенствования теории социального действия. На основе названной концепции Вебер стал воспринимать любую из формаций как идеальный исторический тип, каждый из которых сменяется последующим, еще более идеальным. Их смена была обусловлена реализацией идеи рациональности в рамках социального действия. При этом Вебер подчеркивал, что социальное действие следует воспринимать рациональным в разной мере, а не в равной, так как он дифференцировал таковое в зависимости от его участников. По его мнению, необходимо отделять действия толпы, которые производятся чисто эмоционально, реактивно, от действий отдельно взятого индивида, который может быть способен на действия, наделенные смыслом, ценностью. В последующем Вебер систематизировал виды социального действия, уточнив, что они могут быть «целерациональными, ценностно-рациональными», или «аффективными, традиционными».
Для Вебера целерациональное действие определялось критерием успеха, социальное действие, отнесенное к целерациональному, запрограммировано на успех. Тогда как ценностно-рациональное являло собой действие, осуществляемое не ради успеха, а ради самого действа, имеющего нравственную основу, причем, независимо от того, основано ли оно на этической, эстетической, религиозной или другой ценности. Два других вида, по мысли Вебера, не имеют рациональности и принимаются обществом в силу того, что один из этих видов происходит под воздействием актуальных аффектов и чувств (аффективное (эмоциональное действие), а другой осуществляется в силу традиции, привычки (традиционное действие)1.
Столь подробное разъяснение веберовской классификации видов социального действия подсказывает, что возможен еще один вариант своеобразного противопоставления существующих видов социального действия. Так, возможны такие оппозиции, возникающие как следствие противопоставления, «целерациональное – аффективное», «ценностно-рациональное – традиционное». Складывание таких оппозиций позволяет заявлять о том, что виды социальных действий выражают степень сознательности/осознанности или чувствования акторов. Как видим, только при условии настроенности на ценностно-рациональную информацию или же при ее восприятии социальное действие может быть целерациональным или ценностно-рациональным, выражаясь в соответствующих поступках и в поведении.
Вслед за М. Вебером проблемой социального действия занимались его современники, среди которых следует особо выделить В. Парето. Хотя он и рассматривал категорию «действие» с иных позиций, но можно отыскать общее, что объединяло его с Вебером в понимании и интерпретации понятия «социальное действие». Развивая теорию социального действия, В. Парето вновь акцентировал внимание на том, что действия людей можно подразделить на логические и нелогические. Однозначно, что такой подход очень напоминает веберовское деление на «целерациональное» и «аффективное».
Статичные, динамичные и модернизирующиеся общества в современных социально-философских концепциях
В ситуацию могут входить разнообразные объекты: 1) физические, 2) культурные - элементы культурной традиции или культурного наследства (в частности, идеи, законы, рецепты и проч.); 3) другие акторы, или просто «другие». Все это - социальные объекты, которые могут оказываться и часто оказываются наиболее важными объектами всей ситуации. Таким образом, мы имеем три типа ситуаций. Кроме того, необходимо учитывать еще ориентации, которые подразделяются на мотивационные и ценностные. В свою очередь, мотивационные ориентации тоже бывают трех видов.
Познавательные («когнитивные»), когда актор намечает какой-то объект и рассматривает его со всех сторон, решая, что можно с него получить в свою пользу. Катектические, то есть собственно потребностные, посредством которых актор устанавливает значимость данного объекта с точки зрения удовлетворения или неудовлетворения своих потребностей, – такая значимость называется аффективной. И, наконец, оценочные ориентации, с помощью которых актор дает общую оценку данной ситуации. Ценностные ориентации – это нормы, стандарты, критерии выбора, которые человек применяет, когда ему приходится выбирать. Здесь так же, как и в случае мотивационных ориентаций, есть познавательный аспект, но он совершается уже с применением определенных критериев и норм. Оценочный аспект совершается опять-таки с применением определенных критериев. В частности, принимается во внимание устойчивость катексиса: испортишь отношения с соседями и свою репутацию, потом тебя никто близко к дому не подпустит; или хозяин – знакомый матери, поэтому не стоит до такой степени напрягать отношения в собственной семье и т.д. Наконец, моральный аспект дается с точки зрения еще более широкого целого: если каждый будет по чужим садам лазить – до чего мы дойдем? Или еще проще: воровство есть воровство – хоть корову украдешь, хоть яблоко, все равно это аморально.
Итак, основными элементами структуры социального действия являются: а) сам актор – действующий и выбирающий, но, если так можно выразиться, далее неразложимый, как атом. Понятно, что в атоме есть составные элементы (электроны, позитроны и проч.), но нас они в данном случае не интересуют. Мы наблюдаем только, как он движется, прослеживаем его орбиты, а не внутреннее строение; б) ситуация – констелляция объектов, между которыми делается выбор; и в) ориентации – мотивационные (имеющие в основании диспозиции потребностей) и ценностные (в основании которых лежат ценностные эталоны).
Парсонс подчеркивает: «Наша теория занимается эксплицитным выбором альтернативных возможностей, а, следовательно, процессом оценивания и, в конечном счете, ценностными эталонами»1. Ценностные эталоны, с одной стороны, прививаются актору в процессе его социализации, и тогда они действуют изнутри, но они также существуют и в каждой ситуации как познаваемые актором части ситуации. И там, где недостаточным оказывается воздействие внутренних эталонов, воздействуют уже внешние – посредством санкций. Задача ценностных эталонов – ограничивать выбор: с точки зрения познавательного интереса, или катективного, или же с моральной точки зрения. В зависимости от преобладания тех или иных ориентаций можно выделить три типа действия: интеллектуальная деятельность (преобладание познавательного интереса); экспрессивное действие (поиск прямого удовлетворения) и ответственность, или моральное действие (интеграция данных действий в интересах более широкой системы действия). Особый подраздел – действия инструментальные, имеющие значение только в связи с другими действиями, для которых они являются подготовительными.
Описав таким образом структуру действия, Парсонс вводит свои знаменитые эталонные переменные, описывающие дилеммы ориентации. Ситуация приобретает для актора определенный смысл только после того, как он сделает несколько выборов, используя данные ему – в процессе социализации или же непосредственно в ситуации – ориентации, оформленные как культурные эталоны.
Парсонс считает, что можно аналитически выделить пять основных выборов и определить их дихотомически. Начать ли удовлетворение своих потребностей сразу, как только для этого появился подходящий объект, или провести оценку всех имеющихся в наличии обстоятельств, в результате которой, может быть, придется и отказаться от удовлетворения. В первом случае, когда актор действует импульсивно, он практически отбрасывает оценочную ориентацию. Это – аффективный выбор. Во втором случае он проявляет сдержанность и удерживает свои импульсы – это аффективно нейтральный выбор. Использовать ли при выборе эталоны только ближайшей подсистемы (себя самого или «своих») или эталоны более широкой системы (своего коллектива, организации или же общества в целом). Эта моральная ориентация в первом случае будет называться ориентацией на себя, а во втором – ориентацией на коллектив. Под коллективом может пониматься как угодно широкая группа, вплоть до общества в целом.
Цели и средства в системе социального действия модернизирующегося общества
Данная интерпретация подтверждает объективность таких отношений, что должно быть осознано субъектом во всей полноте. Этот вывод важен тем, что большая или меньшая ясность осознания данного положения субъектом влияет на результативность действия. Поэтому вполне корректно предположить, что в повседневности субъект будет вынужден действовать вопреки своим собственным интересам, вопреки своему реальному положению.
Потребности, интересы и ценностные ориентации выступают факторами мотивации действия, т.е. формирования его мотивов как непосредственных побуждений к действию. В.Л. Макаров считает: «Фундаментальная проблема людской мотивации имеет прямое отношение к коалиционной структуре общества. Следует отметить двойственную природу мотивации человека. С одной стороны, людская популяция чрезвычайно разнообразна, разнообразны цели, ценности, смыслы, устремления отдельного человека. С другой стороны, есть поражающее единообразие в мотивации действий, идущее от сравнения с положением и поведением соседей , соседей в широком смысле. Человек стремится быть первым или, по крайней мере, в первых рядах среди тех людей, мнение которых ему представляется существенным. Банальна истина, что люди чувствуют себя удовлетворенными тогда, когда они занимают достаточно высокое место в группе, мнение членов которой они ценят. “Лучше быть первым на деревне, чем последним в городе”. Поэтому первый вопрос: а кто соседи? Естественно понимать под соседями людей из той коалиции, к которой человек себя причисляет. При таком широком определении человек оказывается состоящим одновременно в большом количестве коалиций»1.
В силу того, что субъектом социального действия всегда является человек или человеческая общность, действиям и поведению которых
Осознанное человеком побуждение к действию есть мотив. Его возникновение предопределено потребностями актора и находится в прямой зависимости от них. Из этого следует, что, классифицировав потребности, мы можем классифицировать мотивы деятельности человека. У нас прямое основание считать, что, как и потребности, мотивы имеют связи с отдельными подсистемами общества. Конкретизировав подсистему, с которой связаны мотивы действия конкретного человека, можно получить информацию о мотивах призвания человека, так как действия человека будут направлены на то, чтобы занять достойное место в данной подсистеме человеческих отношений и оптимизировать для этого жизненный цикл.
Но, стремясь реализовать обозначенные мотивы, человек должен преодолеть неизменно возникающие ролевые конфликты и пережить состояние маргинальности до того момента, как он сможет интегрироваться в систему отношений данной подсистемы. Во многом ролевой конфликт обусловлен неизбежными динамичностью и иерархичностью мотивов, так как человек не может одинаково позитивно воспринимать и выполнять все разнообразные роли, порождаемые его потребностями. Разнообразие обусловлено тем, что внутри одного начавшегося процесса деятельности человек должен быть готов к гибкой смене и замене мотивов. И, что особенно трудно и важно, выбирать наиболее приоритетные на данный момент.
Анализируя позицию человека в процессе переосмысления мотивов, невозможно не заметить неизбежности множественности и иерархичности мотивов, их устойчивости. В целом же, человек справляется со всем многообразием мотивов, благодаря еще одному, промежуточному по своей сущности этапу – стимулам. Этот этап формируется и реализуется между потребностями и мотивами как дополнительное по структурной позиции, но важное по своей сущности звено между потребностью и мотивом.
Теперь обратимся к более детальному рассмотрению целеполагания и целеосуществления. Цель - это мотивированное, осознанное, выраженное в словах предвосхищение результата действия. Принятие решения о результате действия рационально, если в рамках наличной информации субъект способен к расчету целей, средств и результатов действия и стремится к их максимальной эффективности. Связь между объективными условиями, мотивацией и целями устанавливается таким образом, что из двух определенных состояний элементов, обычно условий и мотивов, субъект делает вывод о состоянии третьего, цели. Предполагается ее отчетливость и достижимость, а также наличие у субъекта иерархии целей, выстроенных в порядке предпочтения. Рациональный выбор объекта – это выбор с точки зрения его доступности и пригодности для достижения цели. Средства действия выбираются на основе оценки их эффективности для достижения цели. Они инструментально подчинены ей, но больше связаны с ситуацией.
Действия такого типа, целерациональные действия, наиболее легко прогнозируются и управляются. Эффективность таких действий имеет, однако, свою оборотную сторону. Прежде всего, целерациональность лишает смысла многие периоды жизни человека. Все, что рассматривается как средство, теряет самостоятельный смысл, существует лишь как приложение к главному, цели. Получается, что чем целеустремленнее человек, тем уже область смысла его жизни. Кроме того, огромная роль средств в достижении цели и техническое отношение к ним, оценка их только по эффективности, а не по содержанию, делает возможной подмену целей средствами, утрату изначальных целей, а затем и ценностей жизнедеятельности вообще.
Однако данный вид целеполагания не является ни универсальным, ни единственным. Существуют механизмы целеполагания, не связанные с расчетом эффективности, не предполагающие иерархии целей и расчленения целей, средств и результатов.
Таким образом, законом действия должна стать цель, которую актор формулирует на основе того, что он считает должным или в связи с высшими для него ценностями. Безотносительно ситуации, т.е обязательно во всех случаях, человек следует своему пониманию долга и любое его действие есть его выполнение. Несомненно, что это возможно только при условии волевого регулирования поступков и поведения человека, равно как и комплекса последовательных операций, необходимых для поддержания механизма реализации цели. В ситуации максимальной неопределенности человек должен ориентироваться в соответствии со своей стратегией поведения и действовать соответственно цели.
Социальные подсистемы в модернизирующемся обществе
При этом глобализация принесла определенную угрозу существования и сохранения государства как особого института власти, о чем пишет Э.А. Баграмов: «И в условиях глобализации национальные государства, располагая как экономическими, так и политическими рычагами с бльшим или меньшим успехом воздействуют на объективные процессы, минимизируя риски для своего населения Идеологи глобализма правы, заявляя, что страновые проблемы все труднее решать в национальных рамках. Но они упускают из виду, что проблему той или иной страны нельзя решить без нее самой, не приняв во внимание национальные интересы этой страны, нации, во взаимодействии, конечно, с интересами всех затронутых сторон. Так что государство и сегодня остается востребованным»1.
Говоря о перспективах политической модернизации, следует не забывать о той роли, которую может сыграть отдельно взятый коллектив (партия, этнос, секта) или личность (пресловутая роль личности в истории). Никто не рискнет отрицать роли субъективности в развитии общественных процессов. Таким образом, на протяжении всей истории и тем более в современных условиях с их информационными возможностями и в условиях парциальной модернизации они обладают значительными возможностями влияния на политическую сферу. Наличие остро проявляющего интереса достаточно, чтобы повлиять на ситуацию, вызвав трансформацию или устранив ее.
Учитывая значимость таких факторов, как религия, политический мотив, внешняя среда, С. Хантингтон выдвинул новую концепцию зоны перехода (транзиции; или выбора). Можно заметить, что это не есть абсолютно новая трактовка, скорее еще один вариант интерпретации парциальной модели. Заслуга Хантингтона состоит в том, что он скрупулезно систематизировал все факторы, способные повлиять на складывание новых политических контуров. Хантингтон объясняет, как в условиях страны, уже вступившей, благодаря экономическому развитию, в зону перехода становится сложно обслуживать новые функциональные потребности при наличии старых традиционных политических институтов
По мнению С. Хантингтона, при этом невозможно избежать конфликта: «Межцивилизационный конфликт принимает две формы. На локальном (или микроуровне) возникают конфликты по линиям разлома: между соседними государствами, принадлежащими к различным цивилизациям, внутри одного государства между группами из разных цивилизаций и между группами, которые, как в бывшем Советском Союзе и Югославии, пытаются создать новые государства на обломках прежних. Конфликты по линиям разлома особенно часто возникают между мусульманами и немусульманами. На глобальном, или макроуровне, возникают конфликты между стержневыми государствами – между основными государствами, принадлежащими к различным цивилизациям. В этих конфликтах проявляются классические проблемы международной политики»1.
Хантингтон вполне доказательно представляет положение о том, что именно политические элиты делают политический выбор, определяя будущее страны уже без народа. При этом ни уровень экономического развития, ни другие обстоятельства уже не могут стать определяющими для выбора варианта модернизации. В целом, есть основания сравнить позицию Хантингтона и Мюллера, который инкорпорирует в теоретическую модель фактора исторической случайности. Наверное, самым убедительным в этот раз будет пример истории России, ее судьба в 1917 году. Этот пример убеждает, что действительно в подобных ситуациях следует делать акцент на пространственно-временнoм горизонте акторов. Именно их расположение во
времени и пространстве и становится фактором, выстраивающим новые линии развития. Так, позиция А.Керенского в отношении генерала Корнилова предопределила развитие российской ситуации в сторону 25 октября 1917 года. Если бы Керенский не отказался от своих намерений укрепить порядок в столице и разрешил военным формированиям войти в Петроград, события конца лета и осени 1917 года привели бы к иному завершению.
В целом, разработки Хантингтона, Тириакьяна и других подтвердили, что в условиях развития фрагментарной модернизации вполне корректно говорить о наличии особых сегментов в обществе. Это сегменты, связанные с формированием институтов, с институционализацией основ новых отношений и т.д. Этот вывод был усилен осознанием некорректности интерпретации модернизации как непрерывного процесса. Как считает У. Ростоу, даже если общество продемонстрировало свой модернизационный старт, это совсем не означает, что ничто не сможет приостановить, свернуть процесс преобразований в модернизационном ключе. Таким образом, следует признать цикличность модернизации как процесса.
Как пишет Э. Тириакьян, «существуют периоды расширенной деятельности по изменению или совершенствованию социальных структур или институционального устройства не только внутри, но и между обществами, и имеют место другие периоды, когда наступают удовлетворенность и усталость, сопровождаемые лишь слабыми попытками подъема и обновления». Комментируя высказывание Тириакьяна можно лишь добавить, что неактивность может быть лишь кажущейся, равно как и последующее движение может быть попятным, а не направленным вперед. Скорее всего, это период ментальной перестройки, когда нет внешних проявлений этого переосмысления обозначившегося вектора развития. И.В. Побережников считает: «В целом модернизационной парадигме присуще фокусирование исследовательского интереса на проблематику развития, факторов и механизмов перехода от традиционности к современности; проведение анализа преимущественно на страновом, национальном уровне; использование в качестве ключевых понятий традиция и современность, оперирование эндогенными переменными, такими как социальные институты и культурные ценности; положительная оценка самого процесса модернизации как прогрессивного и перспективного, существенно расширяющего потенциал человеческих возможностей. При этом модернизационная парадигма, сформировавшаяся в значительной степени под влиянием эволюционизма и функционализма, прошла длительный путь совершенствования. В рамках парадигмы модернизации было разработано множество теоретико-методологических и дисциплинарных подходов, призванных объяснять различные аспекты процессов развития»1.
Отказ от жесткого детерминизма любого толка (экономического, культурного, политического, когнитивного и т.д.), акцент на комплементарный, взаимодополняющий характер взаимосвязей между различными социальными факторами и системами – «если эти системы не будут поддерживать друг друга на взаимной основе, им грозит отмирание». 2
Сегодня модернизационный анализ серьезно расширен за счет признания многолинейной модели модернизации. Данная модель синтетична и не всеми признается как сложившаяся модель, но, все же, хотя бы условно мы можем говорить о ней как о целостной концепции.