Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Самоопределение автономных структур социальной дискурсивности 12
1. Социальная категоризация в структуре коммуникативного поля 12
2. Докса как принцип организации пространства символического производства 35
Глава II. Конструирование социального в структурах текста средств массовой коммуникации 61
1. Различение неразличенного в коммуникативной реальности 61
2. Самоопределение смысла текста в структурах саморефлексивности 90
Заключение 119
Библиографический список 127
- Социальная категоризация в структуре коммуникативного поля
- Докса как принцип организации пространства символического производства
- Различение неразличенного в коммуникативной реальности
Введение к работе
Актуальность исследования. В настоящее время огромную роль в социальном взаимодействии играют средства массовой коммуникации, которые могут быть представлены как условие саморефлексии общества. Отождествление социальной и коммуникативной реальности приобретает большую актуальность - социальное пространство не может пониматься как объективированное поле социального, существующее в нерефлексированности, оно понимается как символическая дискурсивная сфера, что предполагает изменение статуса массмедиа. Поле средств массовой коммуникации традиционно рассматривается как самое гетерономное из полей. Однако это подразумевает, что коммуникативное пространство, в котором работают массмедиа, должно быть открытым для всех взглядов и мнений, т.е. гетерогенным. Возникает проблема возможной нетранзитивности многообразия коммуникативных позиций в поле социального. Нетранзитивность массмедиа никак не объясняется и заставляет задуматься о положении поля средств массовой коммуникации в символическом пространстве социума. Односторонность коммуникации приводит к элиминации смысла сообщения в поле социальной дискурсивности, влекущей за собой исчезновение целостности социального.
Поиск смысла средств массовой коммуникации затрагивает образование текста, который является главным продуктом массмедиа, поэтому при рассмотрении поля средств массовой коммуникации необходимым является герменевтический подход, обеспечивающий единство и целостность инфосферы. Самоопределение смысла коммуникативной реальности осуществляется в структурах текста средств массовой коммуникации, где изначально присутствуют тождество сообщения и средства сообщения, а текстом средств массовой коммуникации является текст сообщения. В этой связи представление самоопределение текста средств массовой коммуникации че-
рез самоопределение смысла текста сообщения в структуре социального пространства становится актуальной и необходимой задачей исследования.
Степень изученности проблемы. При исследовании феномена канонического текста в производстве средств массовой коммуникации рассматривался ряд работ, затрагивающих проблемы коммуникативной реальности, языка и субъективности, а также их взаимосвязи.
Во-первых, это работы, посвященные проблемам коммуникации и анализу дискурса. Символическую сферу как область идеологических конструкций и манипулятивных технологий рассматривали французские авторы Ж.-Ж. Куртин, М. Пеше, Э. Орланди, К. Фукс, П. Шампань. Подробный анализ дискурса как лингвистической составляющей проработан в трудах Т. А. Ван Дейка, Е. С. Кубряковой, К. Маккьюина, И. Мальковской. Подробный анализ журналистики как специфической области символического поля представлен в работах Ж. Бодрийяра, П. Бурдье, Н. Лумана, Г. Почепцова. Рассмотрение коммуникативной реальности через ее тождество с социальной реальностью в рамках онтологического и конструктивистского подходов было предложено М. Маклюэном, Д. Ваттимо, П. Вирилио, Н. Луманом.
Во-вторых, это - блок работ, посвященных конструированию социальной реальности. К. Левин впервые внес в рассмотрение социальной реальности полевые конструкты, которые в социологии разрабатывались в трудах Э. Дюркгейма. В современном варианте эта идея реализовалась через теорию полей в работах П. Бурдье. П. Бурдье, объясняя организацию социального пространства через поля с различной степенью автономии, отказывал социальным структурам в субъективности. Также структурам социальной реальности и способам их организации уделяли внимание Ф. Коркюф, Р. Ленуар, П. Шампань. Через понятие «тела» конструкты социального пространства рассматривались в работах М. Мерло-Понти, Ж.-Л. Нанси. Большое внимание повседневности как базовому конструкту социальной реальности уделяли П. Бергер, И. Гофман, Т. Луман, М. Полани, А. Щюц.
В-третьих, - ряд произведений, касающихся исследования и употребления понятия «канон», используемого в диссертации. Это работы авторов, исследующих христианские тексты как базовые исторические и культурные конструкты, К. М. Гая, Э. Дика, Л. Уилкинсона, Гордона Д. Фи, а также исследователей ранней христианской культуры и ее ключевых понятий - С. Аверинцева, А. Ассман, Я. Ассмана, В. Бычкова, В. Живова. В работах К. М. Гая, Э. Дика, Л. Уилкинсона и Гордона Д. Фи герменевтический подход рассматривается в его раннем средневековом варианте, а понятие «канон» используется как христианский термин. А. Ассман, Я. Ассман, занимаясь анализом сохранности и важности некоторых текстов в исторической перспективе, понимают «канон» как институт попечения о смысле, главная задача которого сохранить суть прежних знаний без сильных искажений.
В-четвертых, это работы, посвященные самоопределению смысла социальной реальности в герменевтическом подходе, куда входят исследования О. Бушмакиной, В. Колчиной, А. Мерзлякова, М. Полищук, М. Рябова, А. Шадрин, Э. Рогозиной.
Объект и предмет исследования. Объектом исследования является дискурсивное пространство средств массовой коммуникации. В качестве предмета исследования рассматривается самоопределение смысла канонического текста в структурах средств массовой коммуникации.
Цель и задачи исследования. Цель диссертационной работы - выявить самоопределение смысла канонического текста средств массовой коммуникации в пространстве социальной реальности. Для достижения этой цели необходимо решение следующих задач:
определить условия социальной категоризации в структурах коммуникативного поля;
установить доксическое основание принципа организации пространства символического производства;
выявить пределы различения неразличенного в коммуникативной реальности;
- задать самоопределение смысла текста средств массовой коммуникации в структурах саморефлексивности.
Теоретико-методологической основой исследования является целостный онтологический подход, представленный в данной диссертационной работе герменевтическим аспектом смыслового единства социального бытия, языка и мышления, конкретизированном через метод субъект-объектного тождества.
Онтологический подход диссертационного исследования был заимствован из трудов М. Хайдеггера, Х.-Г. Гадамера, Ф. Шеллинга, работающих в направлении целостного подхода и использующих метод субъект-объектного тождества. Идея М. Хайдеггера об обязательности поиска оснований в любом исследовании использовалась в диссертации, получив реализацию в необходимости понимания социальной реальности в ее тождестве с коммуникативной реальностью как целым, репрезентирующим себя в структурах са-мояонимания семиотической реальности. Также уделялось внимание классическим трудам Ф. Шеллинга, разработавшего принцип самоконструирования философского знания, выраженного через субъект-объектное тождество.
Выбранным целостным подходом обусловливается использование принципа имманентности, получившего разработку в трудах Ж. Делеза, Ф. Гваттари, А. Т. Бикбова. В их трудах принцип имманентности противопоставляется трансцендентному подходу и задается через имплицитную социальной реальности исследовательскую позицию. Отказ от трансцендирова-ния субъекта за пределы социальной системы привел к использованию принципа аутопойезиса, который представляет коммуникацию как замкнутую автономную систему. Выбор данной концепции обосновывается в трудах Н. Лумана, применявшего этот принцип по отношению к социальным системам.
Для детального рассмотрения тождества социальной и коммуникативной реальностей использовались работы Ж. Бодрийяра, Н. Лумана, М. Мак-
люэна анализирующих символическую реальность в пределах социальной дискурсивности. Версия М. Маклюэна о совпадении средства сообщения и сообщения, адресата и адресанта использовалась в диссертации в качестве исходного тезиса. Автор предлагает рассматривать чистую коммуникацию как сообщение, которое человечество передает самому себе. Для анализа субъективных оснований социальной реальности в исследовании был задействован интерпретационный подход, разработанный X. Ленком, а также взгляды У. Чейфа, анализирующего работу сознания при восприятии информации.
В диссертации использовались современные работы по теории и анализу дискурса. Крупнейшим исследователем в этой области является Т. А. Ван Дейк, в трудах которого дискурс получил необходимое теоретическое осмысление как явление, неразрывно связанное с существование социума. Т. А. Ван Дейк рассматривал когнитивные механизмы обработки дискурса, считая последний важным элементом социокультурного взаимодействия, основанным на интересах, целях и стилях. Он считал, что дискурс выражает коллективные репрезентации действительности, и именно в нем осуществляется идеологическая социализация. Автор рассматривал дискурс как понятие с различных точек зрения: как комплексное коммуникативное событие, как текст, как тип разговора, как жанр и как социальную формацию. При анализе новостных текстов он выделял субъективные факторы. При пропозициона-лизации появляется структура, состоящая из события и предметов, которые говорящий выбрал для вербализации в качестве участников события. Подобная структура используется в средствах массовой коммуникации.
Важным материалом послужили работы французских лингвистов, занимающихся анализом дискурса (М. Пеше, К. Фукс, Э. Орланди, Ж.-Ж. Куртин). По их мнению, анализ дискурса, основным свойством которого является обнаружение исторических связей в тексте, вынужден рассматривать любой текст в конкретной исторической ситуации, так как и сам дискурс глубоко историчен: как продукт определенных условий, проецируемый в будущее,
и как создатель каких-то традиций, оказывающий влияние на происходящие события, поэтому дискурсивный анализ должен заниматься связью языка с идеологией и смыслом. Э. Орланди и Ж.-Ж. Куртин анализируют как важную деталь интерпретации молчание, которое делится на конститутивное (ограничение смысла принятыми и используемыми словами), локальное (сознательный запрет на определенные смыслы), а также основополагающее умолчание, не оставляющее потенциал несказанного в дискурсе за счет исключения возможности сказать вообще. М. Пеше и К. Фукс связывали дискурс с идеологией, рассматривая его как легитимацию интерпретации власти и воспринимая дискурс как часть идеологии.
В диссертации использовались идеи Д. Рашкоффа, отрицающего возможность манипулирования современных СМИ, в силу невозможности контроля над их распространением и их воздействием. Для обозначения средств массовой коммуникации, которые, по мнению автора, стали не менее «реальными», чем материальные объекты, Д. Рашкофф вводит понятие «инфосфера», являющееся ключевым и в данной работе. Проблемы развертывания текста и проявлений дискурсивности изучались по работам Р. Барта, Х.-Г. Гадамера, Ж. Деррида, У. Эко, А. Греймаса, М. Бахтина, Е. С. Кубряковой, Ю. М. Лотмана. Так как в данном исследовании поле коммуникации рассматривается как осмысленное образование, то возникла необходимость обращения к работам, связанным с самоопределением смысла текста, Ж. Деле-за, А. Греймаса, И. Мальковской. Подробно рассматривались понятия «ортодоксии» и «гетеро-доксии», как семантически близкие термину «докса», используемому в исследовании. Данные понятия фигурируют в работах П. Бурдье при исследовании им логики развития символического производства.
Наиболее значимые в, используемом в диссертации теоретическом инструментарии, являются понятия «модели», «схемы», «скрипта», «кода» и «формата» разработанные в трудах Н. Лумана, Ж. Бодрийяра, Т. А. Ван Дейка, Д. Элтейда.
Научная новизна основных результатов исследования заключается
в следующем:
установлено, что условием социальной категоризации коммуникативной реальности является рекурсивность коммуникации, автономизиющая поле коммуникативности и образующая инфосферу, самоорганизующуюся в массмедийных кодах, схемах дискурсивности, коммуникативных моделях сообщения, которые позволяют «сжимать» информацию в пространстве и во времени, в точке со-в-падения коммуникативности и социальности, средств сообщения и сообщения, адресата и адресанта;
определено, что доксическое основание социальной дискурсивности как пространства символического производства, обеспечивающее самообращение коммуникативных процессов в инфосфере через «возвратный принцип» шаблонизациии информации, самопредставляется в социальном пространстве между точками «ортодоксии» и «гетеродокси и»;
выявлено, что пределами неопределенности коммуникативной реальности в границах инфосферы являются точки саморазличения в рекурсивной цепи самокомментария дискурса новостей, как множественной самоиитер-претации со-общения;
задано самоопределение смысла текста средств массовой коммуникации в структурах саморефлексивности, актуализирующейся социальной субъективности, самоинтерпретирующейся, в точках со-бытия социального бытия как в знаках канонического текста.
Положения, выносимые на защиту:
- устанавливаются условия социальной категоризации коммуникатив
ной реальности, в качестве которых выступает рекурсивность коммуника
ции, превращающая коммуникативное поле в автономную инфосферу и про
являющая себя в кодах, схемах дискурсивности, коммуникативных моделях
сообщения, ведущих к аккумуляции информации в точке со-в-падения
средств сообщения и сообщения, адресата и адресанта, а также коммуника
тивных и социальных структур;
определяется основание пространства символического производства, заключающееся в доксе, которая стереотипизирует знание, заставляя его ре-курсировать в социальном пространстве между точками «ортодоксии» и «ге-теродоксии»;
выявляются пределы неразличенности в инфосфере, которые ограничены точками саморазличения, возможного в процессе самокомментария дискурса новостей;
задается самоопределение смысла текста средств массовой коммуникации в структурах саморефлексивности через самоинтерпретацию социального бытия в знаках канонического текста.
Научно-практическая значимость диссертационного исследования.
Теоретическая значимость исследования состоит в определении смысла канонического текста в коммуникативной реальности, где последняя рассматривается как инфосфера. В диссертационном исследовании определяется принцип символического производства, заключающийся в рекурсивности операций коммуникативной реальности, воспроизводящейся через самоинтерпретацию в знаках канонического текста. Изучение данного принципа может быть использовано в междисциплинарном анализе коммуникативной реальности, в спецкурсах по проблемам социальной философии или в дальнейших философских и социологических исследованиях.
Апробация работы. Основные положения диссертации неоднократно обсуждались на аспирантских семинарах кафедры философии УдГУ, излагались в выступлениях на научно-техническом форуме с международным участием «Высокие технологии - 2004» (Ижевск, 2004), на VII Всероссийской научно-практической конференции «Файнбургские чтения» (Пермь, 2004), на международной научно-практической конференции «Зависимость, ответственность, доверие: в поисках субъектности» (Ижевск, 2004), на Российской научно-практической конференции «Коммуникативная природа человека (первые петраковские чтения)» (Ижевск, 2006). Некоторые идеи исследова-
ния излагались в спецкурсе «Политический дискурс» на факультете журналистики УдГу.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и библиографического списка.
Социальная категоризация в структуре коммуникативного поля
Теории массмедиа не существует, считает Ж. Бодрийяр, а «революция массмедиа», провозглашенная М. Маклюэном, кажется ему чересчур эмпиричной и мистической1. Ошибочность представлений всех западных интеллигентов в этой сфере он видит в том, что они, отталкиваясь от классического марксизма, не учитывают того, что Маркс свой диалектический материализм переносит и на область сугубо нематериальную. У Маркса анализ символического производства рассматривается по той же логике, что и производство материальное. Например, железные дороги он представляет только как часть материального базиса (единственного условия общественных отношений), как причину и следствие экономического роста, но не как средство связи.
В связи с этим заблуждением Ж. Бодрийяр выделяет .два пути преодоления ограниченности марксисткой теории. Первый заключается в том, чтобы «классический» анализ производительных сил перенести на сферу коммуникации. Однако это лишь наложит на массмедиа товарную форму, к тому же изначально теория Маркса относит всю символическую, область только к области «надстройки» над экономическими отношениями, с чем Ж. Бодрийяр не может согласиться. Второй путь состоит в том, чтобы радикально изменить взгляд на массмедиа и совсем отойти от марксисткой терминологии. Этим путем и следует Ж. Бодрийяр. Его не удовлетворяет марксисткий анализ общественных отношений, так как теория производства, созданная на критике противоречий, связанных с развитием производительных сил, основывается исключительно на материальном производстве и не может охватить того, что выходит за ее рамки, то, что Ж. Бодрийяр считает отдельным уровнем материального производства - символическую сферу.
Несмотря на то, что массмедиа способствуют социализации общества, характерной чертой их является то, что они выступают в роли антипроводника, они нетранзитивны, антикоммуникативны. Коммуникация в данном случае рассматривается как обмен, пространство взаимосвязи слова и ответа. Но современные массмедиа не предполагают ответа масс на их сообщения, они безответны и безответственны. Это свойство Ж.Бодрийяр называет подлинной абстракцией массмедиа. На ней основывается их право осуществлять социальный контроль и власть. Сущность последней явно видна в примитивных сообществах, где власть - это право давать, на получая что-либо взамен. Если принимающий не может вернуть принятое, то он находится не на равных позициях с дающим. Невозможность вернуть разрывает процесс обмена и устанавливает монополию. Отсутствие этой антагонистической связи прослеживается и в системе массмедиа: они принципиально безответны, давая слово, они не могут принять его обратно. Они также не обладают какой-либо, моральной или психологической, ответственностью, а являются лишь личностной корреляцией сторон в процессе обмена. Последний представляет собой процесс передачи/приема информации в форме feed-back (обратной связи). Современные массмедиа являют собой то, что навсегда запрещает ответ. Подлинно революционным действием по отношению к масс-медиа Ж.Бодрийяр считает возможность восстановления символического обмена, которая заключается в ответе, «причем разрушить эту монополию надо не для того, чтобы дать это слово лично каждому, но так, чтобы это слово вступило в процесс обмена, обрело бы способность быть переданным и быть возвращенным, подобно взгляду, а порой и улыбке, и так, чтобы этот процесс никогда бы не смог быть остановлен, заморожен, скован и заново воссоздан в каком-либо ином месте социального процесса» . В современном же обществе статус потребителя приводит к позиции ссыльного, того, кто потребляет (не суть материальные ли блага, или информацию), не имея возможности дать что-либо взамен, ответить на свое потребление. Поэтому демократичность и эгалитарность масс-медиа не более чем видимость, само их существование в нынешнем виде отрицает возможность обмена, взаимных ставок, и делает позицию власти непоколебимой. И массовое обладание качественной техникой не приближает массы к властным отношениям, так как «функциональный предмет, как и любое содержание сообщений, которое масс-медиа делают функциональным, как и референдум, осуществляют, таким образом, контроль над разрывом, возникновением смысла, критикой»1.
Любые революционные действия, вовлеченные в процесс освещения массмедиа, теряют свою разрушительную силу, превращаются в забавную деталь игры, вместо отрицания игры. Однако, «в традиционном поле политики (правые или левые), там, где происходит обмен освященными моделями и каноническим словом, масс-медиа осуществляют передачу без искажения смысла. Они являются гомогенными этому самому слову, подобно тому, как они являются гомогенными обращению товара»2. Трансгрессия и разрушение, объективированные в знаковой форме, лишаются своего первоначального смысла. Не может быть модели разрушения, оно не серийно. Масс-медиа разрывают цепь разрушительных реакций путем их включения в собственную игру. «Акция разрыва превратилась со временем в бюрократическую модель - в этом суть работы масс-медиа»".
Включенность подрывных действий в заданные модели снова дает массмедиа право на безответное слово. Ведь модели легитимируются властью, а сами они укрепляют ее. «Символическое перешло из разряда самого производства смысла (политического или какого-то иного) в разряд своего воспроизводства, которое всегда есть воспроизводство власти. Символическое превращается в просто чисто символический коэффициент, а трансгрессия становится меновой стоимостью» . Слово массмедиа, институализиро-ванное с помощью средств воспроизведения и превращенное в зрелище, умирает.
С одной стороны, массмедиа деполитизируют любые действия (освещенные СМИ, они лишаются своей взрывной силы), с другой - все события приводятся в русло политической значимости. Огромную роль в этом играет категория происшествия, под которую подводятся все факты, даже факты политической жизни. Данная категория позволяет использовать мифологическую интерпретацию, свести многозначность явления к скупой однозначности модели. «В этом - суть развития масс-медиа. Это не просто совокупность технических средств для распространения содержания информации, это навязывание моделей» .
Любая критика массмедиа, как и смена, пусть весьма радикальная, их содержания, не меняют сути дела. Чтобы лишить массмедиа их современной власти, нужно лишить их роли медиума, автономной области в процессе сообщения, их роли средства, навязывающего модели по своему усмотрению, и не позволяющего появиться смыслу за границами этих моделей.
Докса как принцип организации пространства символического производства
Понятию «докса» большое внимание уделял Пьер Бурдье, рассматривающий университетскую доксу при ее противопоставлении свободному творчеству. Социолог считает, что докса есть некоторая форма верования, «это отношение основополагающего согласия с социальным миром, выражающееся через нететические тезисы, которые даже не мыслятся как соответственно концептуальные тезисы»1. Или, короче говоря, «докса - это от-ношение непосредственного согласия с миром» . Отношение П. Бурдье к данной ментальной категории весьма негативное, потому что докса предполагает заранее данный отказ от критики, которую социолог считает важнейшим признаком рефлексирующего ума. Докса - слепая вера в незыблемость каких-либо оснований, вера в то, что университеты считают само собой разумеющимся, так как применяют мыслительные категории, ими же произведенные. Причем, критический подход в данном случае нейтрализуется неосознанностью доксических норм, ведь система образования основывается на неосознанном подчинении. П.Бурдье ссылается на Б.Спинозу, который ввел понятие obseguium - корпоративный образ бытия, совокупность диспозиций, в том числе и телесных, таких как манера держаться, набор жестов, походка. В одной из своих работ П.Бурдье также замечает эту «вклееность» в телесность ментальных категорий, анализируя социальную иерархию, а точнее, ее выражение в архитектуре, в занимаемом пространстве, и, также, в поведение людей3. Например, пределом социального дистанцирования выступает, зачастую бессознательное, проявление некоторых чувств агентов (застенчивость, высокомерие) по отношению к представителям других социальных слоев, и мелкая атрибутика их жизнедеятельности (марки машин, места выбора гардероба, предпочитаемые вина и так далее): Докса - это универсум скрытых допущений, принимаемых индивидами как членами данного сообщества. Помимо «общей», существует специфическая докса, которая является продуктом уже определенного (и только этого) поля, например, допущения и оппозиции, принятые только в поле социологии1.
Эта же социальная иерархия тесно включена в университетскую доксу. Минимально уступая желаниям доминируемых получить образование доминирующие приобретают признак демократичности, возможный благодаря тому, что низшие слои никогда не узнают, чего недополучили от системы, они лишены осознания своего лишения. Сама докса возникает благодаря лишению этого осознания, она - результат какой-либо символической революции, которая «может лишь тогда быть успешной, когда ей удастся устало-вить и навязать другой принцип легитимного конструирования» . К примеру, удивление наших современников из-за жесткости, с которой было встречено искусство Эдуарда Манэ Академией П. Бурдье объясняет тем, что структуры, которые Манэ противопоставлял академическим канонам, стали нашими ментальными структурами и мы уже не видим в его революционных действиях ничего революционного.
Огромную роль в массовом видении играют социальные и ментальные границы. Борьба за границы - есть борьба за рынок. Граница не только не впускает инородцев, но и не выпускает избранных, через культивацию у посвященных снобизма. Граница делает доксу недоступной вмешательству, да и само вмешательство ставится на услужение доксе. Настоящая критика (то есть критика основ, производящих явления, которыми недовольны критикующие) здесь не допускается, ведь чувствительность человека к критике его категорий мышления наиболее сильна. П. Бурдье, обращаясь в первую очередь к университетским интеллектуалам, выступает против доксических представлений в ученической среде, противопоставляя им творческий под- ход, реализацию которого он видит в переходе от заучивания чужих трудов к исследовательской педагогике, к обучению изобретать и думать самостоятельно.
Если в количественном измерении докса есть «мнение большинства» (в дословном переводе с греческого), представление, правдоподобное (но не обязательно истинное) предположение, то в качественном - она, ЮЛСачанова, есть нечто противоположное научному знанию1. Социологичн-ский опыт производится в непознавательном, доксическом контексте. Только потом на базе последнего строится рациональное знание. К сожалению, политическое поле базируется на доксических представлениях и потому Ю.Качанов противопоставляет социологии политику как научное доксиче-скому. «В контексте отношений между научным и политическим ПОЛЯМИ докса, то есть явление в смысле кажимости, «мнение» как обыденное пред-знание и здравый смысл, выступает субститутом политики» . Ю.Качанов критикует отсутствие понимания и объективированности предметов социальных наук, что приводит к порабощению социологии властью, носящей иррациональный характер. «Докса - это логически невозможное знание прежде знания: подчиняясь социальному принуждению, агент «знает» действительность, не зная, что он знает»3. Благодаря иррациональному характеру доксы, ее неосознаваемости большинством, политика использует доксу в своих целях. Никакая демократия не избавит от символического насилия (и от доксических представлений). Социология, как полагает Ю.Качанов, не может убрать дихотомию социальная наука/докса. Доксу нельзя извлечь из коммуникативной среды, не разрушая последнюю. Это роднит доксу с политикой, которую, по мнению Ю.Качанова, нельзя упразднить, можно лишь сменить режим.
Различение неразличенного в коммуникативной реальности
Одна из простейших форм политической власти, как пишет П. Бурдье, заключается в магической способности вызывать к существованию с помо-щью номинации . С ростом дифференциации социального мира и со становлением относительно автономных полей эта «магическая» функция стала специфическим продуктом профессиональных производителей объективированных представлений о социальном мире полей символического производства. Посредством данного категориального распределения социальный мир приходит к статусу символической системы, организованной по типу системы феноменов в соответствии с логикой различий различных расхождений, а также производящей значимые различения. Всякое потребление, осуществлялось ли оно в целях быть увиденным, обособиться, дистанцироваться или действовать, является различительным, оно обречено функционировать как различительный знак, как знак отличия. Подобные различения проектируются на ментальные структуры, приводя к разделениям внутри социального мира. Различение - это различие, вписанное в структуру социального пространства и воспринимаемое в соответствии с категориями этой структуры. Суть различения заключается в разнице символического капитала и базируется на продукте инкорпорации структур - на ментальных схемах, чья абсолютная легитимность заключается в кажущемся безукоризненном совпадении объективных и инкорпорированных структур (такими схемами может являться, например, дихотомия прилагательных, используемая для большинства социальных суждений).
Из всего этого следует, что символический капитал благоприятствует собственному росту, а реальная автономия поля символического производства не препятствует в своем функционировании принуждению, господствующему в мире социальном. Наиболее очевидными категориями перцепции являются те, что меняют видение и навязывают восприятие, меняя следующие категории перцепции1.
Основное различение коммуникативного поля - код - позволяет системе коммуникации быть действительной аутопойетической системой, отлаженное функционирование которой делает сам процесс коммуникации безостановочным. Однако налаживание коммуникативных связей - не единственная функция массмедиа, ее легитимной привилегией считается оповещение, открывание неизвестного, впрочем, сама коммуникативная связь в сфере массмедиа базируется на этом открывании. Но неизвестное (неразличен-ное) нельзя автоматически подвергнуть различению, избежав видимый парадокс: как в области неразличенного использовать код, который функционирует как различие уже имеющегося? Вся новостная информация претендует на право маркировки неразличенного, которая, если учитывать налаженную работу кодирования, кажется невозможной. Н. Луман пишет, что «информация проявляется в различиях, производящих различия. Следовательно, это понятие уже предполагает последовательность по меньшей мере двух событий с маркирующим эффектом. Но затем и то различие, которое производится как информация, в свою очередь, может быть различием, которое производит некоторое различие. В этом смысле информация непрерывно встроена в рекурсивную сеть, элементы которой вытекают друг из друга, однако в своих последовательностях могут упорядочиваться относительно более или менее невероятных результатов»2. Именно на использование подобного процесса информатизации строится система текстов новостей.
Тексты новостей средств массовой коммуникации Т. А. ван Дейк относит к особому виду дискурса, где наибольшее внимание уделяется экономическим, политическим, социальным и психологическим аспектам обработки текстов. Все тексты средств массовой коммуникации автор относит к текстам особенного языкового употребления, а также «относящихся к специфической социокультурной деятельности» .
Специфика текстов массовой коммуникации заключается в том, что анализ последних проводится только с точки зрения их собственной структурной организации, на основе присущей им формы, связности, характера языкового воплощения, что отличает данный анализ от структурной или порождающей лингвистики, где внимание фокусируется на описании фонологических, морфологических, синтаксических и семантических структур отдельных слов, словосочетаний или предложений. Заголовки, водки (leads) рассматриваются по отношению к тексту в целом. Такой подход позволяет сделать не только комплексное исследование текстов массовой коммуникации, но и выделить их специфические черты.
«Грамматический анализ синтаксиса газетных сообщений показал, что дело именно в этом: журналисты стараются использовать такие «понижающие» синтаксические структуры и имплицитные обороты, чтобы затушевать отрицательные роли правящей элиты» . Выбор слов во многом тоже не случаен: разница между «забастовкой» и «беспорядками» очевидна. Тоже происходит и с теленовостями: выбор кадра производится на основе заданной парадигмы сценария. Значения и значимость дискурса текстов массовой коммуникации обусловлены множеством обстоятельств, не последнюю роль в которых играют предыдущие знания. Сообщения дискурса падают не на tabula rasa, а на почву, хорошо удобренную информацией самых различных видов. Очевидно, что изменение этих сообщений будет зависеть от того, на какое поле они попали. «Как и в любом другом виде дискурса, средства массовой информации в значительной степени полагаются на общедоступные знания и суждения в связном и всем понятном изображении тех событий, которые требуют организации знаний в форме сценариев: сценариев о гражданской войне, о террористическом акте, о политическом митинге, о голосовании или о «революции»»1.
