Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Советизмы как тип лингвистических единиц 15
1.1. Советизмы в лексической системе современного русского языка 15
1.1.1. О понятии «советизм» 15
1.1.2. Разграничение понятий «советизм» и «идеологема» 21
1.2. Классификация идеологем в современном русском языке 33
1.3. Классификация советизмов в современном русском языке 37
1.4. Типы советизмов эмигрантской прозы .42
1.4.1. Концептуальные советизмы эмигрантской прозы .43
1.4.2. Денотативные советизмы эмигрантской прозы .52
1.5. Выводы 56
Глава. 2. Советизмы эмигрантской прозы в лингвокультурологическом аспекте .59
2.1. Советизмы как культурно-коннотированная лексика 59
2.2. Фоновые знания как основа лингвокультурологического потенциала советизмов эмигрантской прозы 69
2.3. Динамика фоновых знаний советизмов в эмигрантской прозе 77
2.4. Способы актуализации лингвокультурологического потенциала советизмов в тексте 96
2.4.1. Графический способ 97
2.4.2. Произвольная расшифровка аббревиатур 98
2.4.3. Эвфемизмы и парафразы 100
2.4.4. Активизация внутрисловных значений 103
2.4.5. Парономазия .108
2.4.6. Трансформация прецедентных текстов 110
2.5. Способы актуализации культурной коннотации советизмов в эмигрантской прозе .114
2.5.1. Употребление поясняющих или уточняющих конструкций 114
2.5.2. Обращение к оценочным словам с пейоративной коннотацией 119
2.5.3.Использование конструкций противопоставления .122
2.5.4. Использование конструкций сравнения .123 2.6. Выводы .125
Заключение .127
Список использованной литературы .130
Условные обозначения и аббревиатуры .161 ПРИЛОЖЕНИЕ 162
- Разграничение понятий «советизм» и «идеологема»
- Концептуальные советизмы эмигрантской прозы
- Фоновые знания как основа лингвокультурологического потенциала советизмов эмигрантской прозы
- Способы актуализации культурной коннотации советизмов в эмигрантской прозе
Введение к работе
Изменение политического строя, революционные события 1917 года не только повлекли за собой перестройку общественно-политической жизни страны, но и повлияли на культуру и язык советского народа.
Необходимость наименования новых реалий потребовала изменений в языке. Так постепенно сформировался язык советской эпохи, который в науке получил разные номинации: «ритуальный язык» (Кронгауз 1994 и др.); русский тоталитарный язык (Кронгауз 1994; Михеев 1991; Серио 1993 и др.); советский «новояз» (Басовская 1995, 2011; Васильев 2000, 2003; Горбаневский 1991; Земская 1996; Кириченко 2007; Купина 1995, 2000; Медведева 2006; Нерознак 1991; Седов 1993; Юрков 2007 и др.); советский язык (Вежбицкая 1996, 2001; Земцов 1985; Маркштайн 1995; Ро-маненко 2003, 2004; Фесенко 1955; Шанский 1987; Якубинский 1937 и др.); язык пропаганды (Чудинов 2011 и др.); язык революционной эпохи (Кожевникова 1998; Селищев 1928, 1968 и др.); язык Совдепии (Мокиенко 2005; Никитина 2005 и др.); язык советского времени (Ермакова 1997, 2011; Панов 1962 и др.); язык советской действительности (Червинский 2012 и др.); язык советской эпохи (Ожегов 1953, 1974; Протченко 1985; Супрун 1969 и др.); язык сталинской эпохи (Басовская 1995 и др.) и др.
В науке называется несколько факторов, оказавших влияние на язык советской эпохи: расширение социальной базы русского литературного языка; изменение путей передачи и распространение навыков литературной речи; расширение социальных функций литературного языка; убыстрение темпа общественной жизни; преодоление территориальной раздробленности, лоскутности старой России; энергичные перемещения людских масс в эпохи больших исторических переломов (Октябрьская революция и гражданская война, промышленное строительство на востоке страны, Великая Отечественная война); рост общей культуры населения [Панов 1962].
В советском языкознании выделяли две формы языка советской эпохи – официальную и неофициальную [Ворожбитова 2000].
Под официальной формой языка советского общества понимался язык, развитие которого целенаправленно определялось, направлялось и регулировалось правящей партией. Неофициальная форма языка представляла собой разговорный язык повседневности, который формировался стихийно и не подчинялся этому контролю.
Для наименования различных культурных и общественно-политических событий в языке создавались новые советские слова (сове-тизмы). Советизмы как явление советской культуры и как особый пласт лексики привлекали внимание многих специалистов.
В современной лингвистике советизмы изучались с разных точек зрения: исследовались языковой статус советизмов и особенности их функционирования (Жданова 1996; Зыкова 1997; Кочетков 1999; Ошеева
2004; Павлова 2011; Пихурова 2005; Пчелинцева 2012; Седакова 1995; Се-рио 1999; Скворцов 1987; Ткачева 2008; Шацкая 2004 и др.); специфика перевода советизмов (Бестолкова 2005; Влахов 1986; Гарачук 1986; Зиновьева 1988; Иванов 2006; Катцер 1964; Новикова 2006; Федоров 2002; Чернов 1958 и др.); структурно-семантические изменения советизмов (Виноград 1985; Клушина 1995; Кузьмина 1999; Лю Цзюнь Пин 2004 и др.); анализ концептов в составе советизмов и их национально-культурных особенностей (Выходцева 2006; Дудко 2010; Киселева 2008; Левин 1998; Пи-щальникова 2007; Соколовская 2002; Хан-Пира 1994; Яшин 2010 и др.).
Были опубликованы словари: Г.Ч. Гусейнов «Д.С.П. Материалы к Русскому Словарю общественно-политического языка конца ХХ века» (2003), О.П. Ермакова «Жизнь российского города в лексике 30-40-х годов ХХ века: Краткий толковый словарь ушедших и уходящих слов и значений» (2011), В.М. Мокиенко «Толковый словарь языка Совдепии» (2005), М.А. Хевеши «Толковый словарь идеологических и политических терминов советского периода» (2004).
При этом до сих пор не сформулированы критерии отбора советиз-мов в отдельную группу лексики, дискуссионными являются вопросы об определении временных рамок появления советизмов, происхождении термина, объеме лексики, включаемой в понятие «советизм», вербальном/невербальном характере советизмов, недостаточно исследованы особенности функционирования советизмов в художественной литературе, практически отсутствуют работы, посвященные анализу советизмов, употребленных в прозе эмигрантов.
Под прозой эмигрантов в настоящем исследовании понимается литература русского зарубежья, возникшая после Октябрьской революции 1917 г. и существующая как политическое противопоставление литературе «метрополии» [Литература и язык 2006]. Литература эмигрантов создавалась за рубежом вне установленных в СССР идеологических рамок, и в связи с этим в стране велась ожесточенная борьба против произведений эмигрантов. Проза эмигрантов представляет собой ценный лингвистический материал, насыщенный примерами, «иллюстрирующими неофициальную, «антисоветскую» точку зрения [Иванищева 2003],
Актуальность работы обусловлена тем, что исследование выполнено в рамках лингвокультурологии, обращение к которой видится в необходимости рассмотрения лингвокультурологического потенциала советизмов как культурных феноменов.
Цель данного исследования заключается в выявлении специфики советизмов эмигрантской прозы как лингвокультурного феномена.
Цель исследования обусловила решение конкретных задач:
уточнить определение понятия «советизм»;
разграничить понятия «советизм» и «идеологема»;
выявить типы советизмов эмигрантской прозы;
- исследовать специфику лингвокультурологического потенциала
советизмов в текстах эмигрантской прозы;
- проанализировать динамику фоновых знаний советизмов в эми
грантской прозе.
Объектом исследования являются советизмы в прозе писателей-эмигрантов.
Предмет исследования составляет лингвокультурологический потенциал советизмов эмигрантской прозы как культурно-коннотированной лексики.
Материалом исследования послужили 980 единиц, выявленных методом сплошной выборки из 49 произведений писателей третьей волны эмиграции: В. Аксенова, Ю. Алешковского, Г. Владимова, В. Войновича, А. Галича, А. Гладилина, Ф. Горенштейна, С. Довлатова, Э. Лимонова, В. Некрасова, Д. Рубиной, А. Солженицына, Б. Хазанова.
В настоящем исследовании в том числе использовались тексты из
электронной библиотеки современного литературного журнала
) и электронной информационно-справочной системы Национального корпуса русского языка Института русского языка имени В.В. Виноградова РАН ().
Выбор данного периода эмиграции обусловлен тем, что именно в третий период литература в большей степени была ориентирована на критику советской действительности, противопоставление советского и зарубежного образа жизни, развенчание идеалов марксизма-ленинизма.
Для достижения поставленной цели и решения задач в работе использован комплекс методов: общенаучные методы (метод анализа, классификация единиц по заданным основаниям) и частнонаучные методы (компонентный и контекстный анализ, анализ словарных дефиниций, лингвострановедческий анализ). В процессе сбора и обработки материала использовался метод сплошной выборки. В качестве основного применялся описательный метод, включающий наблюдение над языковыми фактами, их обобщение и систематизацию.
Теоретико-методологической основой исследования являются концепции, выработанные в рамках когнитивной лингвистики и лингво-культурологии.
Теоретическую базу исследования составили труды ученых, в которых:
- рассматриваются вопросы взаимоотношения языка и культуры,
способы выражения культурной информации, изучаются языковые едини
цы в динамике (Ахманова 2004; Берков 1977, 2004; Вежбицкая 1996, 2001;
Верещагин 1980; Влахов 1986; Ворожбитова 2000, 2009, 2014; Жирмун
ский 1936; Игнатьева 2010; Иванищева 2003, 2005, 2007, 2008; Камалова
2006, 2010; Караулов 1995; 2010; Карцевский 1923, 2000; Ковалевская
1978; Костомаров 1971, 1977, 1980, 1987; Крысин 1967; Маслова
2001,2004; Мещерский 1967; Ржевский 1951; Симашко 1999, 2003; Телия
1996; 1999; Тер-Минасова 2007; Флорин 1986; Хан-Пира 1991; Шведова 1984 и др.);
заложены основы отечественного терминоведения, рассматриваются общие вопросы теории термина, разграничены сопряженные понятия (Агейкина 2010; Берков 1977; 2004; Быстров 2009; Верещагин 1980; Виноградов 1958; 1971; 1977; 1978; 2001; Винокур 1929, 2000; Грачева 1975; Гусейнов 2004; Журавлев 2004; Малышева 2009; Пихурова 2005; Пионтек 2012; Протченко 1985; Шанский 1987; Шмелев 1964; Фельдман 2006; Франк 2008 и др.);
анализируется эмигрантская проза (Агеносов 1998; Астащенко 2003; Буслакова 2003; Вахненко 2007, Гловинская 2001; Грановская 1993; Дадаян 2010; Есаулов 1992; Козлова 1999; Лау 2011; Михайлов 1995; Соколова, 1991; Спиридонова 1999; Струве 1996; Чудакова 2001; Johnston 1988; Pachmuss 1987; Raeff 1990 и др.).
Научная новизна работы заключается в следующем:
уточнено определение понятия «советизм» в соответствии с его структурными и временными характеристиками;
выявлены типы советизмов эмигрантской прозы, основанные на структурных особенностях и наличии/отсутствии идеологизированных сем в лексическом значении;
исследован лингвокультурологический потенциал фоновых знаний советизмов в эмигрантской прозе, заключающийся в представлении страноведческой информации и символической значимости советизма;
проанализирована динамика фоновых знаний советизмов, в основе которой лежит изменение оценки и стереотипов восприятия реалии.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Советизмы следует определять как слова, словосочетания и пред
ложения, характеризующие реалии, связанные с советской действительно
стью (после 1917 года).
2. Советизмы используются для обозначения реалий советского
прошлого и как знаки культуры обладают способностью транслировать
культурно значимую информацию.
-
В соответствии в наличием/отсутствием идеологизированных сем в структуре лексического значения советизмы эмигрантской прозы делятся на денотативные и концептуальные.
-
Основу лингвокультурологического потенциала советизмов эмигрантской прозы как культурно-коннотированной лексики составляют фоновые знания, представленные в их динамике, выраженной в изменениях оценки реалии и стереотипов восприятия описываемого явления.
Теоретическая значимость работы состоит в том, что проведенное исследование позволило уточнить специфику советизмов как знаков культуры, рассмотреть характерные особенности советизмов эмигрантской прозы и расширить представление о месте данных единиц в системе русского языка. Результаты работы вносят вклад в разработку способов опи-6
сания лингвокультурологических единиц и содействуют развитию общей теории лингвокультурологии.
Практическая ценность исследования заключается в возможности использования его результатов в вузовской практике преподавания русского языка, при разработке теоретических курсов по лексикологии, термино-ведению, специальных курсов по лексической семантике, при изучении русского языка как иностранного, в теории и практике перевода.
Результаты исследования могут послужить основой при составлении толковых, лингвокультурологических, лингвострановедческих и переводных словарей.
Апробация работы. Основные положения диссертационного исследования получили отражение в докладах на 15 международных, всероссийских, региональных и университетских научных конференциях, в том числе на Международной Славянской Конференции «Польские и восточнославянские языковые, литературные и культурные контакты» (Ольштын, 2014); Международной научной конференции «Приоритеты мировой науки: эксперимент и научная дискуссия» (Санкт-Петербург, 2014); Международной научно-практической конференции «Фундаментальные и прикладные исследования в современном мире» (Санкт-Петербург, 2013); Всероссийской научно-практической конференции студентов и аспирантов с международным участием «Трибуна молодого ученого» (Мурманск, 2011, 2012); Всероссийской научно-практической конференции студентов и аспирантов «Актуальные вопросы современной филологии и журналистики: Аспекты исследования» (Мурманск, 2013); Региональной научно-практической конференции с международным участием «Масловские чтения (Мурманск, 2011, 2012, 2013); Региональной научно-практической конференции аспирантов и магистрантов «Актуальные вопросы филологии» (Мурманск, 2012); Региональной научно-практической конференции ГАОУ МО СПО «Мурманского строительного колледжа им. Н.Е. Момота» «Золотые россыпи» (Мурманск, 2011, 2012, 2013); областном семинаре «Использование современных педагогических технологий обучения русскому языку и литературе как условие формирования общих и профессиональных компетенций обучающихся» (Апатиты, 2012), городском научно-методическом семинаре «Язык – основа государственности» (Мурманск, 2014).
Результаты исследования прошли апробирование в рамках преподавания курсов лексики и стилистики по русскому языку в ГАОУ МО СПО «Мурманский строительный колледж им. Н.Е. Момота» и ФГБОУ ВПО «Мурманский государственный гуманитарный университет».
Диссертация обсуждалась на заседании кафедры русской филологии ФГБОУ ВПО «Мурманский государственный гуманитарный университет» (январь, 2014) и на аспирантском семинаре при кафедре культурологии и межкультурных коммуникаций, теории языка и журналистики ФГБОУ ВПО «Мурманский государственный гуманитарный университет» (де-
кабрь, 2013). Результаты исследования отражены в 9 статьях, в том числе в 5 статьях в издании из списка, рекомендованного ВАК. Общий объем опубликованных работ составляет 3,5 п.л.
Диссертация выполнена в рамках реализации федеральной целевой программы «Научные и научно-педагогические кадры инновационной России» на 2009 – 2013 годы с выполнением научно-исследовательской работы (проекта) по теме «Феномены российской культуры: проблемы лингвистического описания и лексикографирования» (14.В 37.21.0272).
Структура работы. Диссертационное исследование состоит из введения, двух глав, заключения, списка используемой литературы и приложения.
Разграничение понятий «советизм» и «идеологема»
В лингвистической науке в 1960-е гг. впервые была поднята проблема о вариантах названия слов советской эпохи. Общеупотребительным стало слово «советизм», однако дискуссионными являлись вопросы о разграничении советизмов и идеологем, объеме лексики, включаемой в понятие «идеологема», вербальном или невербальном характере идеологем и др. Спорным также являлся вопрос о том, какое из анализируемых понятий шире – «советизм» или «идеологема».
В литературе не существует единого определения понятия «идеологема». В науке представлены разные точки зрения на сущность данного феномена. Понятие «идеологема» стало объектом многих наук: философии, культурологии, политологии, истории, социологии, лингвистики и др. Идеологема рассматривается в неразрывной связи с понятием идеологии. Интерес к данному феномену обусловлен, прежде всего, повышенным вниманием исследователей к языку тоталитарной эпохи и его специфическим чертам. В различных областях науки сформулированы следующие определения идеологии, под которой понимаются: - современный метаязыковой миф, коннотативная система, приписывающая объектам непрямые значения, и социализирующая их [Барт 1996: 98]; - совокупность идей, мифов, преданий, политических лозунгов, программных документов партий, философских концепций [НФС]; - получивший санкцию политического института … политический миф [Шестов 2005: 95]; - система взглядов и идей, в которых осознаются и оцениваются отношения людей к действительности и друг к другу, социальные проблемы и конфликты, а также содержатся цели (программы) социальной деятельности, направленной на закрепление или изменение (развитие) данных общественных отношений [БСЭ]; - идеалистическая концепция, согласно которой мир пред ставляет собой воплощение идей, мыслей, принципов [Маркс, Эн гельс 1985: 12] и др. В лингвистике идеологему как «способ репрезентации идеологии как какой-либо руководящей идеи» впервые проанализировал М.М. Бахтин [Бахтин 1975: 74]. Ученый, рассматривая идеологему, говорил о ее непосредственной взаимосвязи с общественно-политической жизнью и языком, считая ее «стержнем» идеологии. Аналогичной точки зрения придерживаются И.Н. Агейкина и Б.М. Пионтек, связывая понятие «идеологема» с какой-либо центральной идеей в науке. И.Н. Агейкина определяет идеологему как «часть идеологи ческой системы, элемент идеологии» [Агейкина 2010: 32], а Б.М. Пионтек к идеологемам предлагает относить «ключевые лек сические и коммуникативные единицы общественно политического дискурса и средства идеологического и политиче ского влияния на социокультурную деятельность общественности и сплочения социума вокруг категории общественного блага» [Пи онтек 2012: 17]. Термин «идеологема» применительно к советской лексике впервые был употреблен Н.А. Купиной, определившей лингвистический статус идеологем как «вербально закрепленного идеологического предписания», где важнейшей чертой называется предписывающий характер идеологем [Купина 1995: 13]. Анализируя идеологему как языковой феномен, ученый выделила ее ключевые черты: «Особенность идеологемы в том, что ее значение связано с денотатом (обозначаемым) политического характера. Идеологемы – это вербально выраженные политические или политизированные идеи» [Там же]. Кроме того, с точки зрения Н.А. Купиной, советизмы – более широкое понятие, включающее в себя идеологемы как невербальные и вербальные единицы. Позиции Н.А. Купиной придерживаются Г. Гусейнов и А.А. Пихурова. Так, Г. Гусейнов идеологемы определяет как «несловесные формы представления идеологии: традиционные символы (серп и молот, щит и меч) изобразительные и архитектурно-скульптурные комплексы (мавзолеи, памятники, плакаты, портреты, географические карты, карикатуры, татуировки), а также символы музыкальные (гимны, позывные). В рамках идеологии весь этот обширный материал подчинен слову» [ДСП]. В данном понимании идеологемы являются единицами концептуального характера, маркерами советской идеологии, в которых, по словам автора, отражены «элементы языка самой власти» (колхоз, город-герой) и «элементы так называемого языка самообороны» (большевизан, совок), восходящие к прецедентным текстам паремии подсоветского выживания [Там же]. Понятие идеологемы, по мнению ученого, необходимо рассматривать в тесной взаимосвязи с понятием концепта.
А.А. Пихурова, анализируя идеологему в непосредственной связи с советской лексикой, считает советизм более широким понятием, чем идеологема: «Первый (советизм – М.Ш.) гораздо шире по своему значению, т.к. является знаком советской культуры, в котором не всегда отражается идеологический компонент» [Пих-урова 2005: 39]. Идеологемы, в понимании А.А. Пихуровой, могут реализовываться как в вербальной, так и невербальной формах.
Концептуальные советизмы эмигрантской прозы
К концептуальным советизмам эмигрантской прозы в настоящем исследовании отнесем единицы, характеризующие реалии как элементы идеологической политической системы и заключающие в себе стереотипные и мифологизированные представления о советской действительности (напр., советизмы-слова коммунизм, социализм, советизмы-словосочетания враг народа, светлое будущее, советская власть, прогрессивное человечество, агитационный листок, сплошная коллективизация, вождь мирового пролетариата).
В лексическом значении данного типа советизмов содержится идеологизированная сема, содержащая элемент пропагандирующего воздействия на носителей языка с целью создания идеологических установок в их сознании (напр., характеристика общественного строя , руководящее лицо , характеристика руководящего органа ). Иными словами, идеологизированная сема является особым компонентом значения, определяемым идеологическими установками официальной формы языка пропаганды. В науке представлены различные определения понятия «концепт». К анализу концепта в разное время обращались многие ученые: Аскольдов 1997; Залевская 2001; Иванищева 2005; Карасик 2001; Колесов 2006; Красных 2002; Кубрякова 1996; Лассан 1995; Лихачев 1993; Медникова 1986; Пименова 2004; Пищальникова 2007; Попова 2010; Слышкин 2001; Стернин 2010; Томахин 1988 и др. Впервые определение концепта было сформулировано исследователем С.А. Аскольдовым-Алексеевым, под которым ученый понимал «мысленное образование, которое замещает в процессе мысли неопределенное множество предметов, действий, мыслительных функций одного и того же рода» [Аскольдов 1997: 4]. Вслед за С.А. Аскольдовым-Алексеевым концепт как мыслительную категорию охарактеризовали Д.С. Лихачев, Е.С. Кубряко-ва, В.И. Карасик, А.А. Залевская, З.Д. Попова и И.А. Стернин. Согласно определению Д.С. Лихачева, концептом является «личностное осмысление, интерпретация объективного значения и понятия как содержательного минимума значения» [Лихачев 1993: 3 -9]. Ключевой характеристикой концептов ученый называл возможность выполнять заместительную функцию в языковом общении. Кроме того, основной задачей концепта является отражение личного, профессионального и социального опыта носителя языка. Е.С. Кубрякова под концептом понимает «оперативную единицу памяти, ментального лексикона, концептуальной системы и языка мозга, всей картины мира, квант знания» [Кубрякова 1996: 90 - 93]. Важнейшей характеристикой концептов исследователь считает возможность отражаться в языке, что позволяет им сохранить и транслировать информацию. В.И. Карасик описывал концепты как «ментальные образования, которые представляют собой хранящиеся в памяти человека значимые осознаваемые типизируемые фрагменты опыта» [Введение в когнитивную лингвистику 2004: 59]. Ученый полагал, что концепты содержат пережитую информацию и отражают жизненный опыт человека. Согласно позиции А.А. Залевской, концептами являются «объективно существующие в сознании человека перцептивно 45 когнитивно-аффективные образования динамического характера» [Залевская 2001: 39]. Лингвистом подчеркивается индивидуальная природа концепта, присущая отдельному индивиду. Кроме того, исследователь говорит о нейронной основе концепта, активизирующей работу памяти. З.Д. Попова и И.А. Стернин концепт представляют как «дискретное ментальное образование, являющееся базовой единицей мыслительного кода человека, обладающее относительно упорядоченной внутренней структурой, представляющее собой результат познавательной (когнитивной) деятельности личности и общества и несущее комплексную, энциклопедическую информацию об отражаемом предмете или явлении, об интерпретации данной информации общественным сознанием и отношении общественного сознания к данному явлению или предмету» [Попова, Стернин 2010: 34]. При анализе понятия лингвистами подчеркивается его дискретность и тесная связь с мыслительной деятельностью человека. Базовой информацией является то, что концепт – единица мышления или памяти, отражающая информацию о реалии. Следовательно, говоря о концепте как о мыслительной категории, лингвисты подробно рассматривали концепты как единицы мысли, отражающие индивидуальный опыт носителя языка. В лингвистической науке также существуют определения концепта, основанные на анализе их культурной специфики.
М.В. Пименова, определяя концепт, говорит о том, что к ним относятся представления, «функционально значимые для определенной культуры» [Пименова 2004: 10]. Иными словами, концептами являются представления об объектах внутреннего и внешнего мира или его фрагментах. В представлении Т.В. Симашко концепт может являться частью языковой картины мира или концептосферы [Мир человека и мир языка 2003: 61]. В концепции В.В. Красных концептами считаются «единицы высокой степени абстракции, имеющие национально-культурную специфику» [Красных, 2003: 64]. Ученый говорит о том, что концепты – это абстрагированные идеи, характеризующие какой-либо «культурный предмет». Лингвистом подчеркиваются национально-культурная маркированность концептов и их возможность заключать в себе скрытый смысл о предмете или явлении.
Фоновые знания как основа лингвокультурологического потенциала советизмов эмигрантской прозы
Язык является отражением культуры своего народа, его мировоззрения, менталитета, в нем хранится накопленный культурный пласт языковых единиц, содержащих в себе определенные социальные знания. Напр., интерпретация значения большинства со-ветизмов невозможна без так называемых фоновых знаний о реалиях советской действительности.
В данном исследовании под фоновыми знаниями понимается «общий фонд, который позволяет говорящим на одном языке, т. е. пользующимся одними и теми же лексическими, грамматическими и стилистическими ресурсами, понимать друг друга; как обоюдное знание реалий говорящим и слушающим, которое является основой языкового общения» [Ахманова 2004: 108]. В настоящее время проблемы, связанные с феноменом фоновых знаний, активно разрабатываются в различных отраслях лингвистической науки. Многоаспектное понимание фоновых знаний ведёт к возникновению различных подходов к их изучению в рамках следующих наук: - лингвокультурологии (Владимирова 2003; Иванищева 2003, 2005, 2008; Карасик 2001; Караулов 2010 и др.); - лингвострановедения (Брагина 1989; Верещагин 1980; Игнатьева 2010; Костомаров 1980; Томахин 1988 и др.); - психолингвистики (Крюков 1988; Чернявская 2006 и др.); - лексикографии (Ахманова 2004; Влахов 1986; Иванищева 2005; Федоров 2002 и др.). В лингвокультурологии к фоновым знаниям относят «часть знаний из когнитивной системы коммуникантов, которая активизируется в процессе общения и необходима для взаимопонимания, однако не относится напрямую к условиям протекания процесса коммуникации» [Игнатьева 2010: 7 - 9]. Следовательно, для лингвокультурологии при определении фоновых знаний принципиальным становится тот набор знаний, который накоплен коммуникантами для совершения диалога. С точки зрения лингвострановедения, под фоновыми знаниями следует понимать «общие для участников коммуникативного акта знания» [Верещагин, Костомаров 1987: 86], «знания, которыми располагают коммуниканты к моменту общения» [Томахин 1988: 54]. Иными словами, в лингвострановедении фоновые знания ассоциируются с опытом, необходимым для совершения общения. Для психолингвистики при определении фоновых знаний ключевым фактором становится подразумеваемое знание информации о реалии: «знание реалий говорящим и слушающим, которые подразумеваются, но явно не проговариваются в диалоге и которые являются основой языковой коммуникации» [Крюков 1988: 19], «вид имплицитных смыслов, относящихся к области социокультурного и исторического наследия разных временных периодов, включая современность, и отличаются своей узуальной закрепленностью за языковыми выражениями в основной системе языка» [Владимирова 2003: 13]. С точки зрения лексикографии, фоновые знания следует относить к страноведческой информации: «социокультурные сведения, характерные лишь для определённой нации или национальности, освоенные массой их представителей и отражённые в языке данной национальной общности» [Федоров 2002: 6]. Определяя фоновые знания, О.Н. Иванищева говорит об особой их сущности, включающей когнитивную и коммуникативную составляющие, характеризующие фоновые знания как явления вне-языкового характера и необходимый для полноценного общения «коммуникативный минимум» [Иванищева 2005: 34]. В общем виде фоновые знания, с точки зрения исследователя, могут быть представлены с фактической стороны – это факты, информация о предмете (вид, свойства, функции, роль, назначение) и с эмоционально-оценочной стороны – стереотипы его восприятия (эмоции, оценка, символичность для данной культуры, ассоциации) [Иванищева 2008: 153]. Ключевой характеристикой фоновых знаний является возможность заключать в себе национально-специфическую информацию, которую В.С. Виноградов предлагает называть «фоновой». По мнению ученого, обращение к термину «фоновая информация» представляется целесообразным при анализе национальных тезаурусов, так как понятие фоновых знаний, по сравнению с фоновой информацией, является более широким [Виноградов 2001: 140 -145].
Фоновая информация - это социокультурные сведения, характерные лишь для определенной нации или национальности, освоенные массой их представителей и отраженные в языке данной национальной общности. Фоновая информация может включать в себя ассоциативные реалии, связанные с национальными историко-культурными явлениями. Эти реалии закрепляются в компоненте значения слова, его оттенках значения, эмоционально-экспрессивной оценке [Толковый переводоведческий словарь: enc-dic.com/translate/Fonovaja-informacija-850]. В большинстве случаев фоновая информация в художественном или публицистическом тексте бывает перефразирована, превращена в намек, аллюзию, иносказание, «т. е. как бы зашифрована» [Верещагин, Костомаров 1980: 41]. В настоящем исследовании анализ фоновых знаний при рассмотрении прозы писателей-эмигрантов предполагает учет страноведческой информации: «Человек, долго проживший в какой-нибудь стране и знающий ее не лучше и не хуже, чем любой ее житель, делается обладателем ценнейших знаний об этой стране, как только переезжает в другую страну» [Степанов 1971: 36]. Следовательно, национально-культурная ценность заключается именно в той информации, которая отражена в советизме. При этом для понимания значения большинства советизмов необходим определенный набор фоновых знаний.
Способы актуализации культурной коннотации советизмов в эмигрантской прозе
Поясняющие или уточняющие конструкции (слова, сочетания слов, предложения) содержат дополнительные сведения, замечания, уточнения, пояснения, поправки к основному высказыванию. Такие конструкции обычно вводятся в текст словами то есть, именно, а именно, иначе, или (в значении то есть) и др.
Особую группу поясняющих и уточняющих конструкций составляют предложения, в которых уточняющие слова могут быть связаны с уточняемыми при помощи следующих слов и сочетаний: особенно, даже, главным образом, в частности, в том числе, например, так называемые, как говорят, как принято выражаться и др., которые вносят в уточнение смысловые оттенки добавления, усиления, ограничения. Анализ материала показал, что поясняющие и уточняющие конструкции используются писателями-эмигрантами достаточно часто, чаще всего конструкции вводятся с помощью таких союзов и сочетаний слов, как то есть, как говорят, как выражаются, так называемый, как именуют, как называют, как говорят. Данные конструкции вводятся писателями в текст с целью уточнить высказываемую мысль, проиллюстрировать описываемое иной точкой зрения, сообщить читателю неизвестную информацию, скрываемую языком официальной пропаганды. Введение уточняющих и поясняющих конструкций, напр., вводных слов, вводных и вставных предложений, словосочетаний со значением уточнения, было характерно при описании политических реалий, профессий, должностей, учреждений. Напр.: (1) Разве вы не начинаете понимать, в какой стране Мур-лындии (так называет СССР мой лучший друг Федя, выйдя из каторжного лагеря) мы здесь живем, хотя вы не услышали еще стотысячной доли того, что знаю я и наблюдаю за всю свою жизнь и каждый день... [Алешковский «Карусель»]. (2) Вобла, скажем, довоенные бублики с маком, необычайная колбаса "собачья радость", ратиновые пальто, ситец, теннисные мячики, речная рыба, тресковое филе, кукурузное масло и так далее Федя, добавлю, считает, что вещи иногда, как и люди, не могут не чувствовать дьявольской природы советской власти и так называемого социализма [Алешковский «Карусель»]. (3) И так, Наум, изо дня в день, из недели в неделю, из месяца в месяц, из года в год ты приносишь свою плоть, свою любовь и радость в извращенную, уродливую жертву тому, что кто-то называет строительством коммунизма [Там же]. (4) Подались мы с папаней к дяде его на Алтай. Только обстроились там слегка, скотину завели, жить можно и все такое, как опять нагрянули к нам комиссары и давай раскулачивать, то есть грабить [Там же]. (5) И что нет ничего легче, чем разворовывать так называемую соцсобственность, якобы принадлежащую народу. Я вам, дорогие, напишу как-нибудь о железной круговой поруке торговой сети нашего города с горкомом партии, милицией, прокуратурой и КГБ [Там же]. (6) Человек, уклоняющийся от так называемого общественно-полезного труда, то есть от работы в колхозе, на заводе, в государственном учреждении, подлежит уголовному наказанию «с обязательным привлечением к труду» [Войнович «Антисоветский Советский Союз»]. (7) Оттепель, как любят выражаться эмигрантские журналисты, сменилась заморозками [Довлатов «Жизнь коротка»]. (8) Читайте «Архипелаг», дорогие. Читайте и пересказы вайте своим близким и знакомым. Может быть, они пошустрей засопротивляются всякой коммунистической, а точнее, фашист ской заразе. Может быть, вы точнее поймете, на каких костях строилось общество развитого, как приучают его именовать це кистские мошенники, социализма [Там же]. (9) Увязать необходимо, повторяю, борьбу за права человека, в Советском, читай: в навязанно-идейном, Союзе с борьбой за права людей, занимающих высокие посты: здесь мы все сейчас ра бы сатанинской идеи и ее силы и должны сочувствовать друг дру гу. Если не вожди нам, то мы им. Ибо нам легче: мы увидели свет [Алешковский «Рука»]. (10) А уж потом все происходящее: террор против так называемой ленинской гвардии, опухшие от непонимания смысла всего этого сталинского кровавого бардака мозги оставшихся временно на свободе, узурпация главных кормушек "победителями" и многое другое, то, что нынче принято фанатиками и снобами марксизма, именовать «перерождением ленинских идей», под твердило верность моего наития и определило выбор моей по зиции в схватке с сатанинскою Силой... Но это все было потом... [Там же]. (11) … и в разрастании нечеловеческой экономики (танки и ракеты в безумном числе как фантом сифилитического бреда), в неприятии любого инакомыслия и в навязывании всему народу идеологических штампов преустращающего характера, в экспансии всего того, что именуется сейчас «зрелым социализмом», то бишь духовного и социального прозябания... [Аксенов «Остров Крым»]. (12) Военные и интеллигенты переезжали в Центр, который уже отстроили после немецких разрушений, и в образовавшийся вакуум вселились шумные рабочие семьи - пролетариат, или «гегемон», как зовет его презрительно Кадик [Лимонов «Подросток Савенко»]. (13) В лагере имеется диктатура пролетариата (то есть -режим), народ (заключенные), милиция (охрана) [Довлатов «Зона»] (14) Я заплакал от счастья, что друг мой жив, что тянет он срок, несмотря на кашель и чудовищное похудание, и что жизнь наша, советская, будь она проклята, жизнь, непосильная временами для понимания и великодушной оценки, и вмещено в нее столько беспричинных тягостей, страданий, обид, унижений и смертей, что пухнут мозги и душа обливается кровью в бесполезных по пытках соотнести муки и жертвы народа с тем, что гнусная пресса называет «зримыми чертами коммунизма» [Там же].
Кроме того, введение уточняющих и поясняющих конструкций характерно при описании лиц. Напр.: (1) Он понимал, что просто напечатать повесть вряд ли удастся, это может произойти только с высочайшего соизволения, и искал случая передать рукопись не кому-нибудь, а лично, как принято было говорить, дорогому товарищу Хрущеву Никите Сергеевичу. И это было правильно. В советском государстве никто ниже самого главного начальника подобного разрешить не мог [Войнович «Портрет на фоне мифа»]. (2) В огромном баре с дюжиной пульсирующих экранов и ошеломляющей сверлящей музыкой я заметил среднего возраста персонажа с тяжелой советской, или, как теперь говорят, «совковой» внешностью [Аксенов «Остров Крым»]. (3) Любая, отличающаяся от массы ничтожеств, фигура, не говоря уже об интеллигенте, но и любая яркая народная фигура, матрос или анархист, единоличный ли крепкий хозяин, так называемый «кулак», становилась в этом искусстве объектом издевательства, насмешки и призывалась к растворению в бездарной массе или же обрекалась на уничтожение [Там же]. (4) А теперь я колхозник, «серяк», «красный лапоть», как говорят эти подонки [Аксенов «Звездный билет»].
Похожие диссертации на Советизмы в эмигрантской прозе
