Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Хронотоп и его место в организации лексического уровня художественного текста 11
1.1 Развитие представлений о хронотопе 11
1.1.1. Время как составляющая концептуальной картины мира и как содержательная универсалия художественного текста 15
1.1.2. Пространство как составляющая концептуальной картины мира и как содержательная универсалия художественного текста 21
1.2. Когнитивные аспекты описания идиостиля 26
Выводы 44
Глава 2. Время в структуре хронотопа М.А.Булгакова 47
2.1. Микрополе «Время vs. вечность» 55
2.2. Микрополе «Пора» 62
2.3. Микрополе «Единицы измерения времени» 65
2.3.1. Единицы, называющие длительные периоды времени 65
2.3.2. Единицы, называющие периоды, соотнесенные с какой-либо точкой отсчета и состоянием природы 74
2.4. Микрополе «Показатели кратковременности» 89
2.5. Микрополе «Периоды, соотносимые с текущим моментом» 96
Выводы 101
Глава 3. Пространство в структуре хронотопа ранней прозы М.А. Булгакова 104
3.1. Дом в структуре хронотопа ранней прозы М.А. Булгакова 104
3.1.1. Микрополе «Строение, предназначенное для жилья» 110
3.1.2. Микрополе «Квартира» 119
3.1.2.1. Дом Турбиных 123
3.1.2.2. Дом Юлии Рейсе 141
3.1.2.3. Дом Василисы 143
3.1.2.4. Предметы-символы 145
3.1.2.5. № 13. -Дом Элытт-Рабкоммуна 153
3.1.3. Микрополе «Эмоциональное пространство дома» 155
3.2. Город в структуре хронотопа ранней прозы М.А. Булгакова 159
3.2.1. Микрополе «Крупный населенный пункт» 165
3.2.1.1. Внутреннее пространство города 176
3.2.1.2. Городские реалии 180
3.2.2. Микрополе «Жители города» 190
Выводы 198
Заключение 202
Список использованной литературы 207
- Развитие представлений о хронотопе
- Микрополе «Время vs. вечность»
- Дом в структуре хронотопа ранней прозы М.А. Булгакова
Введение к работе
Поворот лингвистики к целостному тексту как объекту исследования, а также рассмотрение его с позиций антропоцентрического подхода и когнитологии поставили ученых перед необходимостью изучения концептуального смысла текста. Исследование семантического пространства текста (в совокупности его эксплицитных и имплицитных смыслов) обязательно включает универсалии «время» и «пространство». Как справедливо отмечает Е.С. Кубрякова, «пространство и время входят в число главных бытийных категорий, являя собой две важнейшие из познанных человеком формы существования материи, введенные им в язык как для того, чтобы говорить о важнейших тайнах вселенной, так и для того, чтобы постичь самые простые формы ориентации человека в конкретном месте и конкретном времени» [Кубрякова 1997: 5]. Человек осознает себя в мире и воспринимает все существующее вокруг него обязательно в координатах времени и пространства.
Для обозначения неразрывной связи времени и пространства, воплощенной в художественном тексте, используется термин «хронотоп». Впервые данная терминологическая единица была введена в научный обиход А.А. Ухтомским: «С точки зрения хронотопа, существуют уже не отвлеченные точки, но живые и неизгладимые из бытия события, те зависимости (функции), в которых мы выражаем законы бытия, уже не отвлеченные кривые линии в пространстве, а «мировые линии», которые связывают давно прошедшие события с событиями данного мгновения, а через них - с событиями исчезающего вдали будущего» [Ухтомский 1973: 398]. М.М. Бахтин отнес термин А.А. Ухтомского к художественному миру: «Существенную
взаимосвязь временных и пространственных отношений, художественно освоенных в литературе, мы будем называть хронотопом (что значит в дословном переводе «времяпространство»)» [Бахтин 1975: 234]. Специфика взаимоотношений категорий времени и пространства в художественном тексте связана с их производностью от мировоззрения и мировосприятия автора, то есть от третьей содержательной универсалии текста - человека. Автор творит в соответствии со своим замыслом воображаемый хронотоп, при этом он создает иллюзию реальности времени и места совершения и протекания событий. Условность литературного хронотопа приводит к тому, что «трехмерное пространство, воспринимаемое нашими органами чувств, становится многомерным: оно способно сжиматься и расширяться в связи с миром событий, описываемых с последовательностью (и непоследовательностью)» [Гальперин 1981:97].
Решение задач филологического анализа текста, одной из которых выступает проблема хронотопа, осуществляется за счет расширения областей исследования. Описать функционирование слова в художественном тексте с учетом всех его системных и ассоциативных связей, найти оптимальный метод подобного описания невозможно без обращения к методам когнитивной лингвистики, изучающей ментальные образы, хранящиеся в памяти человека. Когнитивный подход позволил включить в сферу филологического анализа знания о действительности (окружающем мире и человеке), а также историко-культурные сведения, входящие в концептуальную картину мира. Одной из базовых категорий когнитивной лингвистики является концепт.
Исследование концептов в настоящее время активно проводится преимущественно на внетекстовом лексико-фразеологическом материале (А.С. Вежбицкая, Ю.С. Степанов, Д.С. Лихачев, А.П. Бабушкин, P.M. Фрумкина, Е.С. Кубрякова и др.), тогда как не менее перспективным представляется изучение функционирования концептов в художественном
6 тексте: подобный подход позволяет глубже проникнуть в смысл текста, концептосферу автора, учесть и объяснить различные случаи изменения семантической структуры слов и выявить роль данных трансформаций в создании подтекста, сравнить авторский и этнокультурный концепты.
Актуальность диссертационной работы определяется ее включенностью в круг современных филологических исследований, связанных с системным рассмотрением смысла текста в его коммуникативном, когнитивном, культурологическом аспектах. Обращение к различным видам концептуального анализа актуально для разработки его методики: гештальтный анализ позволяет выявить образ, ставший основой для концептуализации той или иной области действительности; анализ когнитивных аналогов текста связан с выявлением различных содержательных форм концепта; лингвокультурологический анализ направлен на исследование содержания концепта в ментальном пространстве культуры. При этом значимо сопряжение особенностей функционирования концептосферы и хронотопа в художественных текстах М.А. Булгакова.
Актуальность исследования связана также с недостаточным вниманием ученых (особенно лингвистов) к прозе М. Булгакова 1920-х годов, что объясняется, с одной стороны, издательской судьбой ряда ранних произведений писателя, которые сравнительно недавно перешли из ряда запрещенных к печати в число общедоступных («Дьяволиада», «Роковые яйца»), с другой - тем, что после публикации в конце 1960-х годов романа «Мастер и Маргарита» все остальные (уже опубликованные к тому времени) произведения М. Булгакова, например, «Белая гвардия», оказались на периферии исследований, посвященных его прозе.
Научная новизна работы связана как с текстовым материалом, так и с центральным понятием обозначенной темы - «хронотоп». В рамках диссертации исследуются особенности существования хронотопа в
художественном произведении, в частности - место хронотопа в организации лексического уровня текста, отношение хронотопа к субъектному плану произведения.
Теоретическая значимость диссертации связана с вкладом в решение когнитивной проблемы языка пространства и времени, углубленной разработкой содержания термина хронотоп, исследованием текстообразующего потенциала когнитивных аналогов текста, а также опытом концептуального анализа произведений М. Булгакова с ориентацией на целостное представление художественной картины мира писателя. Теоретическая значимость заключается и в возможности использования приемов анализа, материалов и выводов диссертационного исследования при дальнейшей разработке проблемы хронотопа с точки зрения когнитивного подхода к языку.
Материалом исследования послужила ранняя проза М.А. Булгакова (роман «Белая гвардия», повести «Дьяволиада», «Роковые яйца», рассказы «№ 13. -Дом Элышт-Рабкоммуна», «Китайская история», поэма «Похождения Чичикова»), Обращаясь к такому разножанровому материалу, мы опираемся на мнение А.П. Чудакова, отметившего, что «стоило бы вернуть в нашу науку почти исчезнувший из нее тип работ, где бы делались попытки установить доминанту художественных построений, главный конструктивный принцип, определить основные составляющие мира писателя» [Чудаков 1992: 106]. Таким образом, нас интересует такое наджанровое понятие, как идиостиль, являющее собой «картину нестандартных семантических связей, присущих не языку вообще, а только данному автору» [Гаспаров 1988: 14].
Объектом исследования выступает совокупность лексических единиц, участвующих в формировании хронотопа ранней прозы М.А. Булгакова.
Цель диссертационного исследования - выявление ментальных репрезентаций, формирующих хронотоп ранней прозы М. Булгакова, и способов их лексической объективации.
Поставленная цель предполагает решение следующих задач:
анализ общенаучных предпосылок и современных подходов к проблеме хронотопа как единицы картины мира писателя;
выявление языковых средств, эксплицирующих пространственную и временную семантику;
описание семантических и функциональных особенностей лексических единиц, репрезентирующих хронотоп;
4) определение внутритекстовых отношений лексических единиц,
представляющих пространственно-временной план текста;
5) исследование способов концептуализации хронотопа в произведениях
М. Булгакова 1920-х годов.
Методы исследования. В диссертации используются методы концептуального, структурного, контекстологического анализов и компонентного анализа словарных дефиниций.
Положения, выносимые на защиту:
Анализ вербализации временных и пространственных представлений, характерных для ранней прозы М. Булгакова, дает возможность установить основные закономерности, связанные с экспликацией наиболее значимых для нее концептов в их взаимосвязи.
Связь между культурным и художественным концептами осуществляется посредством лексического значения слова как редуцированного концепта, содержащего в сжатой, синтезированной форме историю концепта в качестве ведущей линии.
В исследуемых произведениях сосуществуют различные виды хронотопа: реальный (являющийся основой, на которой строится сюжетно-событийная канва произведений) и ирреальный, фантастический (участвующий в переформировании пространства). Граница между ними очень зыбкая, переходы из одного хронотопа в другой могут совершаться мгновенно.
Специфика ранней прозы М.А. Булгакова заключается в параллельном существовании нескольких пространственных моделей: Дом, Город, Москва.
Хронотоп ранней прозы М. Булгакова воплощает актуальное представление о действительности 1910-1920-х годов. Точка зрения автора на происходящие события обнаруживается преимущественно на уровне содержательно-подтекстовой информации и ее представления в хронотопе по данным лексической структуры текста.
Практическая значимость работы заключается в возможности использования разработанной методики анализа при исследовании других художественных текстов, при изучении приемов лексического анализа слова в тексте в курсе «Лексикология», в лекционных курсах и на практических занятиях по стилистике, когнитивной теории и филологическому анализу текста, а также в спецкурсах, посвященных изучению идиостиля М.А. Булгакова.
Апробация работы. Основные положения диссертации были представлены на Втором международном конгрессе студентов, молодых ученых и специалистов «Молодежь и наука - третье тысячелетие» (Москва, 2002), научной конференции «Слово. Семантика. Текст» (Санкт-Петербург, 2002), Всероссийской научной конференции «Слово. Словарь. Словесность: Экология языка» (Санкт-Петербург 2004), международной научно-
практической конференции «Лингвистический и методический аспекты оптимизации обучения русскому языку в вузе» (Санкт-Петербург, 2005), в докладах на заседаниях проблемной группы по функциональной лексикологии при кафедре русского языка РГПУ им. А.И. Герцена. Материалы и положения диссертации используются при проведении дисциплины по выбору «Семантическое пространство текста» для студентов филологического факультета РГПУ им. А.И. Герцена.
По теме диссертации опубликовано 5 работ (общий объем 1,5 п.л.).
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав (в первой главе проводится анализ работ отечественных и зарубежных лингвистов и философов, занимавшихся проблемами хронотопа, времени и пространства, а также изучаются возможные ментальные репрезентации категорий человеческого сознания, вторая и третья главы представляют собой реконструкцию временной и пространственной составляющих хронотопа ранней прозы М.А. Булгакова); заключения. Завершают работу список использованной литературы и четыре приложения.
Развитие представлений о хронотопе
Представления о хронотопе как единстве времени и пространства, впервые терминологически оформленные А.А. Ухтомским и закрепленные в науке (точнее - в филологии) М.М. Бахтиным, имеют сложные естественнонаучные и культурологические истоки.
Пространство не противопоставлялось времени «как внешняя форма созерцания внутренней» [Топоров 1983: 231] в архаической модели мира: «В мифопоэтическом хронотопе время сгущается и становится формой пространства, его новым («четвертым») измерением. Пространство же, напротив, «заражается» внутренне-интенсивными свойствами времени (темпорализация пространства), втягивается в его движение» [Там же: 232]. Для архаического сознания принципиально неполным было определение статуса пространства без соотнесения его с некоторым отрезком времени; описание пространства предполагало две координаты: «здесь -теперь».
Следы архаической картины мира можно обнаружить в словаре Даля, который, как известно, являет собой «энциклопедию народной жизни» [Козырев, Черняк 2000: 32]. Лексема «время» толкуется в нем следующим образом: «время - длительность бытия; пространство в бытии (курсив наш -Н.Б.); последовательность существования ... ».
Восприятие времени и пространства как сосуществующих и взаимодополняющих форм ориентации в окружающей действительности характерно и для современного сознания. Связано это с тем, что логические категории мышления человека изначально организуются как пространственная структура, разворачивающаяся во времени: «процесс восприятия и познания окружающего мира заключается в упорядочении определенных когнитивных структур, порожденных чувственным опытом и неразрывно связанных между собой: пространственной структуры (представления пространства как совокупности сопряженных областей сущего) и временной структуры (представление пространства как последовательности сопряженных областей сущего)» [Кравченко 19966: 66]. Человек способен переживать ощущение времени только при наличии данных о происходящих в окружающем мире изменениях, и наоборот -любое движение в пространстве связывается с определенным (затраченным на это движение) отрезком времени.
Тесную взаимосвязь данных категорий в сознании современного носителя языка демонстрируют «Русский семантический словарь» [1982] («описывает логические связи между словами, представляя совокупности слов, объединенных той или иной идеей» [Козырев, Черняк 2000: 143]) и «Русский ассоциативный словарь» (являет «такую модель сознания, которая представляет собой набор правил оперирования знаниями (вербальными и невербальными значениями) о русской культуре, в результате которой у потребителя словаря формируется представление о фрагменте образа мира» [Караулов 1994: 7]). Согласно данным этих словарей, для обыденного языкового сознания и в конце XX века отправной точкой ориентации в мире является единство пространства и времени. По материалам РАС, самыми многочисленными ассоциациями к слову-стимулу «пространство» являются: пространство: и время 9; время 7 [РАС, кн. 3]. В Русском семантическом словаре вокруг дескриптора «пространство» объединяются 106 слов, структура лексического значения которых включает в той или иной комбинации некоторые из тринадцати базовых семантических множителей, но наиболее частотной так же, как и в ассоциативном словаре, оказывается лексема «время» (показатель частотности - 32). Параллелизм восприятия пространства и времени отражается и в построении языковых моделей времени по пространственной схеме: «во многих языках пространственные отношения выступают как первичные: способы выражения пространственных отношений, переосмысляясь, позволяют выражать другие отношения» [ТФГ 1996: 7]. Например, понимание времени как пространства, преодолеваемого в процессе движения, прослеживается в функционировании многих единиц так называемой «темпоральной семантики»: «Словно до Америки далеко! ... перелет два дня, из Лондона в Берлин день... Из Берлина до нас шесть часов . какое-то неописуемое безобразие ..» («Роковые яйца»: 115), «Рокк шел всю ночь, то и дело прячась в припадках смертного страха, в придорожную траву» (Там же: 111).
Постепенно данные представления, свойственные человеческому сознанию, обратили на себя внимание ученых. Еще в 1885 году В.И. Вернадский, описывая ноосферу, указал: «Бесспорно, что и время, и пространство отдельно в природе не встречаются, они неразделимы. Мы не знаем ни одного явления в природе, которое не занимало бы части пространства и части времени» [Вернадский 1966: 112]. Наконец, в начале XX века в теории относительности было открыто, что пространство и время взаимосвязаны, что реальный физический мир обладает четырехмерной пространственно-временной структурой.
Микрополе «Время vs. вечность»
Противопоставление времени и вечности, существующее в русской языковой картине мира, является следствием христианского миросозерцания, которое разделяет два эти понятия. Согласно богословской традиции, восходящей к трудам Бл. Аврелия Августина, время противопоставляется вечности как форма земного существования области Божественного Абсолюта: «длительное время делает длительным множество преходящих мгновений, которые не могут не сменять одно другое; в вечности ничто не преходит, но пребывает как настоящее во всей полноте» [Бл. Августин 1991: 290]. С этой точки зрения, время является мерой земного бытия, для него значима идея количества. К вечности идея измерения, а следовательно, и изменения не приложима. Противостояние временного (человеческого) и вечного (Божественного) предполагает оценочную оппозитивность: «ложность», «испорченность» времени и высоту, ценностный абсолют вечности. Подобную вечность, вслед за Е.С.Яковлевой [1994: 88], мы называем качественной. Количественное основание в противопоставлении времени и вечности опирается на естественнонаучную традицию, постулирующую существование мира без Бога. Вечность здесь понимается как «бесконечность времени существования материального мира, обусловленная неотворимостью и неуничтожимостью материи и ее атрибутов, материальным единством мира» [ФЭС]. Таким образом, в этом случае вечность - бесконечное умножение времени.
Эти два взгляда на противопоставление времени и вечности находят отражение и в толковых словарях. В.И. Даль определяет вечность следующим образом: «состояние или свойство вечного, будущая загробная, духовная жизнь наша» [Словарь Даля]. Современный словарь, напротив, указывает: вечность - «течение времени, не имеющее начала и конца» [MAC].
Роман М. Булгакова «Белая гвардия» отражает оба эти толкования, но преимущество в противостоянии качественной и количественной вечности явно на стороне последней.
Впервые вечность «входит» в роман практически в самом его начале. В рассуждениях о гетманской власти мы читаем: «Гетман воцарился - и прекрасно. Лишь бы только на рынках было масло и хлеб, а на улицах не было стрельбы, и чтобы, ради самого господа, не было большевиков, и чтобы простой народ не грабил. Ну что ж, все это более или менее осуществилось при гетмане ... "Дай бог, чтобы это продолжалось вечно". Но вот могло ли это продолжаться вечно, никто бы не мог сказать, и даже сам гетман»(47). Наречие «вечно» наделено здесь текстовым смыслом «бесконечно долго», выражающим надежду на постоянное существование гетманской Украины, которая еще хоть как-то поддерживает иллюзию существования прошлой, дореволюционной жизни. Количественная отнесенность лексемы подчеркивается ее словарным толкованием «в течение веков не прекращаясь; бесконечно», а также тем, что она соотнесена с явно земными приметами: «лишь бы только на рынках было мясо и хлеб».
С количественной вечностью соотносится и прилагательное «вечный»: «...и, главное, вечный маяк впереди - университет, значит, жизнь свободная, - понимаете ли вы, что значит университет? Закаты на Днепре, воля, деньги, сила, слава» (74). Как отмечает Е.С. Яковлева, условием «качественного» прочтения прилагательного «вечный» является принадлежность существительного к понятийной сфере вечности, например: «премудрость вечная» [Яковлева 1994: 92]. Ни университет, ни его атрибуты {«воля, деньги, сила, слава») не входят в эту понятийную сферу. Количественный признак прилагательного подчеркивается его значением (Вечный - 1. Бесконечный во времени. 2. Не перестающий существовать, никогда не прекращающийся).
Дом в структуре хронотопа ранней прозы М.А. Булгакова
Представления М. Булгакова о Доме как «основном камне жизни человеческой» [Булгаков 1981: 182] отражены на страницах романа «Белая гвардия» и рассказа «№ 13. - Дом Элышт-Рабкоммуна». В остальных произведениях пространственная модель Дом либо отсутствует («Китайская история», «Похождения Чичикова»), либо представлена формально, на уровне сообщения о наличии дома («Роковые яйца»), либо претерпевает изменения в новых бытовых условиях Советской России - коммунальная квартира («Дьяволиада»),
Прежде чем обратиться к художественному концепту «Дом» проведем анализ данного концепта в языковом сознании носителей русского языка (по данным лексикографических исследований). В рассмотренных нами толкованиях лексемы «дом» в словарях В.И. Даля, Д.Н. Ушакова, СИ. Ожегова (1986 года издания), MAC и БАС (см. Приложение 2) в составе изучаемой лексической единицы выделяется различное количество значений.
В словаре Даля, например, представлены только три значения ЛЕ «дом». Значительно богаче и разнообразнее толкование ЛЕ в словаре Ушакова.
В названных словарях совпадают третьи значения лексемы «дом» (смысловая соотнесенность третьего толкования словаря Ушакова с «владетельными и высокими особами» подчеркивается примером «Дом Романовых»).
Первое и второе значения словаря Ушакова появляются как уточнения первого значения словаря Даля: Ушаков различает «дом» как постройку и «дом» как малое пространство семьи (не выделяя при этом «семью, людей, живущих вместе, одним хозяйством» в отдельную дефиницию). Необходимо отметить, что подобное разделение «дома общего» и «дома личного» будет актуально практически для всех последующих словарей. Толкования, данные в словаре Ушакова, кажутся нам более удачными: они демонстрируют градацию, важную и для произведений М. Булгакова.
Четвертая и пятая дефиниции словаря Ушакова эксплицируют идею функциональности, предназначенности дома, указывая тем самым на целеориентированность представленного концепта.
Шестое значение уникально - не встречается больше ни в одном из словарей: оно соотносит концепт «Дом» с концептами «Детство» и «Игра».
В словаре Ожегова, как и в словаре Ушакова, наблюдается разделение ментальной сущности дома на два пространства: дом - «жилое здание» и дом - «квартира». Третье значение словаря Ожегова включает в себя четвертую и пятую дефиниции словаря Ушакова и указывает на функциональную составляющую исследуемого концепта (подобное объединение двух толкований кажется нам оправданным, поскольку значение «учреждение для обслуживания культурно-бытовых нужд трудящихся или отдельного круга лиц, помещающихся обычно в новом здании» вбирает в себя толкование «заведение, предприятие». Появление двух дефиниций в словаре Ушакова продиктовано политической ситуацией в стране и служит примером идеологического компонента в словарном толковании).
БАС при детальной проработке каждого лексико-семантического варианта выделяет всего четыре значения слова «дом». Прежде всего, следует отметить выделение в качестве отдельного значения «семья, люди, живущие вместе или в одном доме» (напомним, сходный подход к толкованию встречается и в словаре Даля). Подобное размежевание двух дефиниций указывает, что под один знак («дом») «подведены» два крупных концепта: «Дом» и «Семья». Третье значение БАС свободно от обязательной соотнесенности с высшим сословием (данная сема эксплицирована как дополнительный компонент значения).
Своеобразным итогом приведенным выше толкованиям служит статья из МАС. Нам кажется целесообразным, как и ранее в словаре Ушакова, объединить две дефиниции (пятую и шестую) в одну «учреждение, заведение, обслуживающее какие-нибудь общественные нужды» (тем более что устаревшее в конце XX века значение «заведение, предприятие» во время создания анализируемых произведений М. Булгакова было актуально).